Текст книги "Военные приключения. Выпуск 3"

Автор книги: Николай Стариков

Соавторы: Алексей Шишов,Юрий Лубченков,Юрий Маслов,Виктор Пшеничников,Валерий Федосеев,Виктор Геманов,Оксана Могила
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

В принципе он мало чем рисковал. Заранее позаботясь о тыловом отходе, выбрав специально место, где улица просматривалась в обе стороны и делилась на два рукава, Джеймс держался настороже, так что при осложнении у мужика вряд ли хватило бы резвости догнать подрядчика и задержать. Да и назначенная за «выход на рыбалку» сумма была слишком фантастичной, чтобы кто-нибудь, случись при этом свидетели, воспринял ее всерьез.

«Сколько?» – выдохнул Рыжий.

«Штука. – Видя, что его не понимают, Джеймс пояснил: – Тысяча вас устроит?»

Должно быть, оглушенный неслыханной цифрой, тем, что странный богач вернул ему и взятую в долг тридцатку, Рыжий не торговался. Джеймс предложил ему самому, хорошо знакомому с правилами проживания в пограничной зоне, обдумать подходящий план. На том и расстались.

Эта их встреча в кафе была третьей, решающей.

Кажется, Рыжий, к этому времени покончив с едой, почувствовал, что богатый чужак размышляет о нем, но истолковал это по-своему, опасаясь, как бы его не надули в самом начале.

– Мне нужны деньги. Задаток, – сказал он твердо.

– Деньги при мне. Я привык держать слово.

– Хозяин, – начал Рыжий, уводя глаза в сторону, – я тут прикинул кое-что и решил: одной за такое дело мало. Надо немного изменить договор. Пришлось издержаться на плот, на бензин, с начальством договориться. Сейчас все не так просто…

– Короче! – оборвал Джеймс его угрюмое длинноречие. – Твое условие?

– Еще одну.

– Ну ты и жук, дядя! – в искреннем восхищении присвистнул Джеймс. – Две штуки за какую-то паршивую морскую прогулку! Смеешься?

Впрочем, такой вариант он предвидел, был готов, что жадный островитянин, поразмышляв на досуге, как бы не упустить верный куш, сдерет с нечаянного клиента семь шкур. Такой оборот тоже входил в расчет Джеймса, но вот немного осадить, попридержать нахала следовало, а то, чего доброго, примется набавлять за сложность, за точность и дальность, за погодные и климатические условия, будто Джеймс печет сотенные, как эти блины.

– Послушай, а что если я шепну о тебе кому следует?

Рыжий не повел и бровью, только засопел, склонясь ближе к столу:

– Ты эти штучки брось! Не тобой пуганный. В случае чего я из тебя вот этими выжму все масло до капли. – Он тряхнул руками, едва не свалив пузатенькую керамическую вазу с салфетками.

– Ну хорошо, хорошо, не будем. Я пошутил. Твой аванс – десять сотенных – в книге. – Джеймс кивнул на угол стола, где лежал обложкой кверху «Остров сокровищ» Стивенсона на плохой, чуть ли не макулатурного издания, пего-пестрой бумаге, делавшей неряшливым книжный обрез. – Потом возьмешь, когда будешь уходить. Кстати, о доверии… – Джеймс небрежно откинулся на спинку стула. – Я привык полагаться на людей, с которыми имею дело, и не хочу, чтобы в будущем между нами возникали недоразумения или какие-то трудности. Мне нравится, что ты так серьезно относишься ко всему, и мне кажется, на тебя можно положиться. Но ты боишься, что с тобой обойдутся нечестно, что тебя обманут…

Рыжий с беспокойством следил за приглушенной речью напарника, пытаясь уяснить, куда он клонит.

– Так вот, мое доверие к тебе абсолютно. Если ты решишь, что я нарушаю договор, пытаюсь надуть с твоей долей, можешь разделаться со мной, и это будет справедливо. Я решил отдать тебе пистолет, с которым никогда не расставался. Он там же, в вырезе книги. Не волнуйся, не выпадет, страницы подклеены, дома подрежешь. Можешь носить его при себе, можешь спрятать подальше. Дело твое. Будь осторожен. Случайно не выстрели, в нем полная обойма. Я хочу, чтобы в отношении ко мне у тебя ни в чем не оставалось и тени сомнений и чтобы ты понял: мы делаем одно общее дело, выгодное обоим.

Судя по недоверчивому, смятенному выражению лица, Рыжий не совсем понял, на кой ляд ему еще и пистолет, но то, что  д а в а л и, а не  о т н и м а л и, ему явно понравилось, ибо упускать, что само плыло в руки, Рыжий не привык. На этом и строил Джеймс нехитрый расчет.

– Значит, договорились?

– Идет.

Теперь, после завершения разговора, можно было и расслабиться, со скучающим видом оглядывая зал. Аккуратные старушка с внуком, завершив трапезу, чинно покинули столик, потянулись на выход. Джеймс с умилением проследил за этой парой, которую совершенно необъяснимо объединяло чудовищное, по сути, противоречие: у одной было уже все позади, в прошлом, а у другого, наоборот, впереди, у самого горизонта, и пропасть между ними лежала гигантская… Занавеска на входной двери колыхнулась еще раз. Вошел парень в добротном кожаном пиджачке и кепке с пуговкой, крутнулся на пороге и, не заходя в зал, тут же исчез. Ничего необычного не было в таком поведении, мало ли, перепутал человек заведения или передумал, решил перекусить позднее, но это не понравилось Джеймсу.

– Вот что, – сказал он Рыжему, – сейчас уходи через кухню. Так надо. В случае чего – мы из санэпидемстанции, проверяем, как утилизируют отходы производства. – Он с сомнением еще раз оглядел нескладную фигуру Рыжего. – Тебе лучше помалкивать, я сам все улажу.

По случайности, никто не встретился им в кухонном заповедном царстве и двери подсобок, за которыми ощущалось движение людей, тоже были прикрыты. Они благополучно миновали коридор и вышли во внутренний дворик, заставленный проволочной тарой из-под молочных бутылок. Почти вплотную ко входу был подогнан «Москвич» с надписью на фургоне «Продукты». Шофера нигде поблизости не обнаружилось, должно быть, оформлял накладные на привезенный товар, но ключ зазывно торчал в замке, и блестящий брелок из нержавейки в виде кукиша еще покачивался на кольце, будто его только что трогали.

– Садись на правое сиденье! – приказал Джеймс.

– Зачем? – удивился Рыжий.

– Потом объясню. Садись, – повторил Джеймс, и потрепанный продуктовый фургон, в бешеном вращении с места черня колесами асфальт, устремился к овальной арке, которую уже на выезде пересекала косая солнечная полоса.

V

– Что случилось, Круминьш? Докладывай.

– Крот ушел. В кафе его нет.

Эфир затаенно молчал.

– Так… – вскоре вновь раздалось знакомое. – Янис с тобой?

– Рядом. Рыжий тоже исчез.

– Запасной выход проверили?

– Пусто. Никто ничего не видел. Внутренний дворик глухой, посторонних там не бывает. Официантка утверждает, будто бы недавно у входа стоял продуктовый фургон, зеленый «Москвич». Номеров, конечно, она не помнит.

– А шофер?

– Пока не объявился. У него где-то неподалеку отсюда живет подружка. Видимо, решил к ней заскочить.

– Ладно, с ГАИ я свяжусь, оповещение будет. Хотя вряд ли «Москвич» угнали надолго. Наверняка бросят за несколько кварталов. Сейчас надо отыскать шофера и установить Рыжего. Крот теперь в гостиницу вряд ли вернется. Ясно? Действуйте. И держите меня в курсе.

Динамик умолк, и голос руководителя как отрезало.

VI

– Эй, помоги мне! За что-то зацепился.

В сарае было адски темно, но зажигать фонарь, не привлечь бы внимание, не решились.

– Ты даже не спросишь, как меня зовут! – В темени Джеймс не видел собственной руки, но ощущал близкое дыхание Рыжего.

– Зачем мне знать твое имя? Ты был и уйдешь. А мне оставаться. Нащупал?

Джеймс освободил крученый фал от державшего его крюка в деревянной стойке сарая, подхватил груз снизу.

– Пошли!

В дверном проеме сарая свежим воздухом обозначилась ночь – необозримая в темноте, необъятная, будто сама вселенная.

– Заходи справа: тут лаги. – Теперь Рыжий отдавал команды, безраздельно властвуя в родной стихии, и Джеймс ему безропотно подчинялся. – Выше поднимай, черт побери! К самому борту.

Кое-как, в несколько приемов, они взгромоздили тяжеленный плот в деревянной обрешетке для крепления мотора на борт грузовика, на сей раз ночевавшего не на стоянке гаража, а во дворе, под домом Рыжего.

Оба дышали с натугой. В горле Рыжего что-то булькало, срываясь на хрип. Джеймса так и подмывало сказать ему, чтобы он закрыл рот и не будил округу.

Но вокруг и без того было тихо: хутор Рыжего стоял на отшибе, защищенный с трех сторон густым ольховым колком, и лишние звуки сквозь него не проникали, увязали в ветвях. Ощущать себя и дальше затерянным в этой пустыне ночи для Джеймса было выше сил.

– Ну что, пора?

Рыжий подтянул выше рыбацкие сапоги с отворотами – резина под его руками противно скрипнула.

– Часа три, наверно. Сейчас двинем. Народ дрыхнет.

– А пограничники?

– Они вон где… – Рыжий невидимо махнул рукой. – У них свои дела, не до нас. Похоже, будет ветер, а там, глядишь, и туман.

Он громыхнул ключами от машины, ступил ближе.

– Если застукают на берегу, выкручивайся сам как можешь. А уж в море я о тебе позабочусь, – добавил Рыжий, и Джеймс угадал в его словах второе, скрытое значение.

Не говоря больше ни слова, Рыжий полез в кабину. Но Джеймс не поспешил следом за ним. У него были собственные соображения на этот счет, когда он сказал Рыжему, что останется в кузове.

– Твое дело. Мерзни.

Грузовик с потушенными фарами тронулся со двора, потом, когда дорога сразу за хутором пошла под уклон и Джеймс почувствовал, как его потянуло вперед, Рыжий и вовсе выключил мотор, старательно лавируя между редкими стволами вдоль обочин.

Глаза привыкли к темени и уже различали серое полотно петляющей прихотливо дороги, нагромождения валунов, зыбкую кромку стыка земли и неба.

Уклон кончился, и Рыжий легко, без надрыва, запустил двигатель, по-прежнему держа одному ему ведомое направление к морю.

Море угадалось издалека. Оно источало резкий йодистый запах влаги и гниющих растительных и животных выбросов. Джеймс представил, как, должно быть, отвратительно скрипят под ногами раздавленные ракушки, вынесенные на берег волной… В такие обостренные минуты внимания и тревоги ему еще доставало сил думать о постороннем, и эта раздвоенность, как Джеймс догадывался, вряд ли сулила хорошее.

Однако прибыли благополучно. Рыжий приткнул машину в лесопосадках, на довольно высоком месте береговой отмели.

– Ближе нельзя: увязнет, – объяснил он продрогшему в кузове пассажиру, хотя все было ясно без слов.

От постороннего взгляда грузовик защищали густые заросли, так что можно было спокойно, без суеты, сгружать плот и тащить его к спуску. Две деревянные сходни, предусмотрительно заброшенные Рыжим в кузов грузовика, помогли смайнать немалый груз на землю, а дальше его предстояло тащить волоком.

– Взяли! – скомандовал Рыжий, нимало не заботясь, в отличие от Джеймса, о маскировке. Не первый раз выходивший по разрешению в море, Рыжий и здесь действовал, как на обычной рыбалке, тогда как Джеймс напоследок чутко прослушивал и оглядывал молчаливое пространство. Глаза то и дело подергивались слезой – сказывались предутренний холод с тонко секущим, хотя и не сильным, ветерком и проведенная в сарае у Рыжего беспокойная, почти без сна, ночь.

– Что ты копаешься? Тащи!

Волоком они потянули надутый плот на деревянной раме по замусорившей землю листве ольхи и черемухи. Потом под днищем, сопротивляясь, зашуршал песок, и тут уж обоим пришлось попотеть, упираясь каблуками в рыхлую, податливую почву, все время норовившую уйти из-под ног.

– Черт! – вдруг выругался Рыжий. – Кажется, где-то травит воздух. – Он бросил фал, принялся ощупывать плот. – Так и есть: борт обмяк. Хорошо, догадался захватить с собой клей. Но придется повозиться. – Он со свистом втянул в себя острый, будто нашатырь, запах моря. – Ох, не нравится мне все это! Похоже, будет шторм…

«Дубина! – выругался в душе Джеймс, беспокойно оглядывая пустынное побережье залива. – Еще и здесь будет ломать комедию, цену набивать».

– Ты что же, приятель, до рассвета метеорологией заниматься будешь? Прилаживай мотор!

Рыжий сплюнул в нахлынувшую волну.

– Прыткий какой, мне еще жить хочется. А потонуть я всегда успею.

VII

В наглухо запечатанном кабинете, хозяин которого недавно перенес грипп и оттого всячески избегал сквозняков, было душно. Оперативка в неурочный час на сей раз проходила хотя и коротко, но вяло, без огонька: сказывался допущенный днем прокол.

– Сейчас не время разбираться, почему Круминьш и Янис упустили подопечных. – Полковник Рязанов намеренно назвал Яниса по имени: Круминьш был старше, опытнее, и на нем, таким образом, лежала основная ответственность. С Яниса тоже не снималась вина, но его участие в этом деле как бы относилось на второй план, и это чувствительно задевало оперативника, работавшего в органах первый год. – Сейчас важно снова выйти на след Крота, чтобы нейтрализовать его деятельность и исключить возможность ухода за рубеж.

Рязанов машинально кутал горло шейным платком, выглядевшим на фоне строгого цивильного костюма посторонней легкомысленной деталью, надетой по рассеянности.

– Одно можно сказать наверняка: мы имеем дело не с дилетантом. Попытки выявить его связи результатов не дали. Горьковские товарищи тоже таких связей Крота не зафиксировали. Из этого следует вывод, что Крот – агент-одиночка, а значит, опасен вдвойне. Контакт с Рыжим… – Рязанов вновь коротко, бегло взглянул на Яниса. – Ну, здесь все ясно: он носит случайный, эпизодический характер. Скорее всего, Рыжий предоставил Кроту убежище, крышу. Или же выполняет какие-нибудь мелкие его поручения. Круминьш, что удалось выяснить?

Коренастый, сосредоточенный Круминьш пригладил жесткий ежик волос, округлявший его и без того не худенькое лицо.

– Ни в каких других гостиницах города, включая и для приезжих при рынках, Крот не объявлялся. В общественных местах или учреждениях тоже замечен не был. Транспортников мы предупредили: пока вестей от них нет. Рыжий устанавливается. Скорее всего, это житель пригорода, что значительно осложняет поиск. Завтра разошлем фотографии обоих.

– Все?

Круминьш прокашлялся:

– Из разговора с продавцом хозмага выяснилось, что Рыжий приобрел мотоблок.

– Выходит, хуторянин?

– Вполне возможно.

– Что же, неплохая зацепка. Поторопитесь с фотографиями. По всему, Крот решил сняться, и времени нельзя терять ни минуты. Если мы его уже не потеряли безвозвратно, – сказал Рязанов с особым нажимом. – Свяжитесь с товарищами на местах, подключите милицию, пусть помогут профильтровать пригород. Установим Рыжего, выйдем и на Крота. Круминьш, сегодня же оповестите пограничников, дайте им подробную ориентировку. Вопросы будут? Ну, тогда все. За дело.

Настенные электрические часы, отчетливо щелкавшие в паузах во время разговора, показывали начало третьего. Город, видимый из окна, светил огнями скупо, будто при маскировке. Начинался ветер, и оголенные ветви деревьев, отбрасывая ломаные пересекающиеся тени, мотались неприкаянно.

VIII

Щелчок прицельной планки Калинин различил явственно. Удар гальки о гальку звучал бы совсем иначе, глухо, но с переливом, как пуля при рикошете; металл издавал звук тугой, резкий, ни на что не похожий… Сержант остановился, усиленно щурясь в темень и пытаясь понять, о чем мог предупреждать напарника младший наряда.

Спустя малый промежуток щелчок повторился, а это уже означало не просто внимание – призыв. Сержант по привычке зафиксировал собственное местонахождение или, по-военному, сориентировался на местности, чтобы после выяснения причин сигнала вернуться сюда же, и ходко поспешил на вызов напарника.

Младший наряда поджидал его, низко пригнувшись на корточках к песчаной отмели. Оловянное море, чуть серея у него за спиной, шипело и выметывало волны, добегавшие до ног напарника, похоже, не замечавшего близкой воды. «Молится, что ли?»

– Ты что, Мустафа? – позвал Калинин напарника ласковым словом.

Мустафин поднял на старшего наряда глаза.

– Тут странное что-то, товарищ сержант. – Руками он чуть ли не оглаживал песок. – След интересный, вот…

След и впрямь оказался интересным – две длинные ровные полосы, как по линейке тянущиеся перпендикулярно к морю. Калинин такие видел – зимой, у себя в деревне, когда санный полоз, убегая вдаль, прочерчивал свежую порошу.

– Волок? Что-то тащили?

Он проследил, куда уходили глубокие вмятины – до того места, где только что на возвышении нес службу; расстояние оказалось порядочным, дойти еще не успел.

– Подсвети-ка фонарем!

След был недавним, края не успели заветриться и оплыть, завалиться вовнутрь. Сбоку шла оторочка – вмятины от косо вдавленных каблуков, как бывает, когда человек, упираясь в землю, пятится, чтобы легче было сволакивать тяжесть.

– Хорошенько осмотри местность, Мустафин, приказал Калинин младшему наряда. – А я займусь обратной проработкой следа.

Не успел он сделать и десяти шагов, Мустафин снова позвал его. В голосе напарника сквозила радость первооткрывателя, обнаружившего бог весть какую удачную находку.

Мустафин вложил в широкую ладонь старшего наряда обшарпанный пластиковый пенал, дал свет.

– «Резиновый клей», – прочел Калинин едва сохранившуюся полузатертую надпись на тубе.

– Там же нашел, у кромки.

Калинин свинтил колпачок, принюхался: пластиковый контейнер с остатками содержимого струил свежий запах химии, еще недавно бывшей в употреблении.

– Больше ничего не нашел? – на всякий случай спросил Калинин, хотя для начала и тубы было достаточно.

Мустафин покачал головой и предусмотрительно, не дожидаясь команды, выдернул из чехла радиостанцию, брякнул гарнитурой.

– Сообщай по обстановке, – одобрил действия напарника старший наряда.

А ветер уже тянул с напором, и море, ворча, отзывалось на его порывы тугими накатами, громыхало поднятой со дна галькой и пеной завивалось у ног полностью экипированных для службы людей. Уходя от береговой кромки, куда доставала вода, Калинин потянулся по наклонной отмели к месту, в направлении которого вели следы волока, и встречный злой северный ветер, по-морскому норд-ост, выбивал слезу, сек его по щекам, выдувал из-под одежды тепло.

Нет, не напрасно Калинин стремился проработать обратный след, не зря так упорно, увязая в песке, тащился сквозь норд к гребню плоских дюн, обозначенных в серой предутренней кисее только что начавшегося буса плотной грядой кустарников.

– Иди сюда! – едва достигнув верха, позвал он напарника. – Смотри…

В быстро намокавших от дождя лесопосадках, будто доисторическое ископаемое, мрачно высился грузовик, видавшая виды бортовушка. Калинин пощупал решетку мотора: радиатор еще хранил слабое, едва ощутимое тепло.

«Полчаса, максимум час, как здесь были люди», – на глазок определил Калинин. Осторожно, дав знак напарнику и взяв оружие на изготовку, он приблизился к двери. Кабина оказалась пуста, и никакие предметы не могли навести пограничников на мысль, что же здесь недавно происходило. Заглянули для очистки совести и в кузов – кроме щепы и двух добротных лаг, там ничего не оказалось. Больше тут делать было нечего, и наряд, вторично выйдя на связь и сообщив дополнительные результаты осмотра, спустился к побережью, чтобы встретить выехавшую на место происшествия  т р е в о ж н у ю  группу.

Море из оловянного, тусклого, делалось жестяным, потом проблескивать ртутью на всем видимом протяжении вскипавшей белесыми гребнями волн.

– Наверняка движется шторм, – обронил Калинин, вовремя вспомнивший предупреждение начальника заставы, и оба они посмотрели на беснующийся залив, не сговариваясь, попытались представить тех, кого понесло за неведомой надобностью в дождь и непогоду в открытое море.

Обсудить предположение пограничники не успели – издалека, колебля фарами сумрак, прытко мчался к наряду «уазик», уже одним своим появлением вселяя в их души облегчение и обещая скорую развязку таинственному приключению ночи.

IX

– Эй, чужак, ты бы лишний раз не высовывался. – Рыжий плавно переложил руль, глянул насмешливо, с превосходством. – Еще смоет ненароком. Видал, идет шторм? А то привязался бы на всякий случай. Мало ли…

Джеймс захлопнул футляр компаса, по которому, часто выбираясь из-под купола надувного плота, определял по месту. Муторно было вылезать из укрытия к близко клокотавшей воде, но еще муторней оказывалось сидеть в неведении и темноте, даже отдаленно не намекавшей на появление долгожданных корабельных огней.

– Ты ведь не за мою жизнь беспокоишься, верно? Тебя больше интересует мой карман. – Пассажир натужно расхохотался и достал из внутреннего кармана пиджака пачку банкнот достоинством по десятке. – Ты заполучишь содержимое моих карманов, когда сделаешь дело, или же все это уйдет на дно. – Держа пачку за уголок, Джеймс опасно покачал двумя пальцами деньги над самой водой.

Рыжий облизнул губы, но удержался, чтобы не встать.

– Дернуло меня связаться с тобой, ненормальным, – только и сказал он.

Твердо решенная мысль поскорее избавиться от пассажира глубоко тлела в его душе, постепенно, исподволь дозревая на углях расчета и корысти, чтобы в какую-то подходящую минуту выплеснуться наружу жарким огнем и действием.

– Еще минут сорок ходу – и мы у цели, а? Как думаешь? – Джеймс бодрился, прогоняя таким образом собственный страх и нехорошие предчувствия.

– Посмотрим, – нехотя отозвался рулевой, не оборачиваясь больше в его сторону. – Однако с берега прожектором нас уже не взять: далеко.

Снизу по днищу хлопнуло, проскрежетало, будто напоролись на скальный выступ, и плот с маху сначала вздыбило, потом обвально швырнуло вниз. Мотор даже не чихнул – смолк, как оборвался.

Оглушенные, не до конца поняв, что случилось, пассажиры с минуту сидели не двигаясь.

– Кажется, хана. – Рыжий включил маленький карманный фонарик, пощупал мотор. – Закидало. Теперь сносить будет ветром.

– Куда сносить? Зачем сносить? – Джеймс подскочил к нему вплотную.

Рыжий легко стряхнул его со своего плеча.

– Обыкновенно куда. В море. Будем мотаться, как это самое в проруби… Не трепыхайся! Сядь и сиди, пока нас не опрокинуло. А то храбрый больно, размахался деньгами…

X

Белесым рассветом мазнуло по линии горизонта, когда пограничный сторожевой корабль, получив задачу, снялся с линии дозора и взял курс на указанный квадрат, где предполагалось в данный момент нахождение неопознанного плавсредства.

Одновременно с этим в небо поднялся со стоянки поисковый вертолет, ушел для осмотра акватории бухты, отчаянно меся лопастями тяжелый сырой воздух, который чем выше, тем плотнее обжимал со всех сторон пляшущую в одиночестве машину.

– Борт, что наблюдаете? – запрашивали с земли.

«Синее море и белый пароход», – буркнул себе под нос командир вертолета, не отвечая дерзко вслух лишь потому, что знал, какая сейчас внизу, на земле, идет работа, какой повсюду стоит начальственный телефонный трезвон и как ширится, вовлекая в себя все новых и новых людей, начавшийся пограничный поиск.

– Штурман, сколько идем?

– Тридцать, – едва метнув взгляд на часы, отрапортовал на запрос штурман.

По блистеру, по всему остеклению кабины, лишая видимости, ползла влага, будто разливалась вазелиновая мазь; тенями промахивали и уносились назад клоки облаков. А надо было вырваться из этой проклятой каши, в которую увязли по самые уши, и надо было, черт побери, прозреть, чтобы не жечь напрасно горючку и не морочить пустым облетом так много ждущих от тебя людей на земле.

– Потолок, командир. – Борт-техник с треском расстегнул и застегнул «молнию» на куртке. – Выше «сотки» не поднимемся, обложило.

– Не психуйте, ребятки. Прорвемся. Ведь что главное в машине? – Это была старая шутка, которую прекрасно знали и на которую всегда реагировали одинаково, и тем не менее командир докончил: – А главное в машине не портить воздух, а то задохнемся, не долетим…

Он отдал книзу ручку циклического шага, и вертолет, охнув, как бы присев, выдрался из пены, враз очистился, и тотчас, едва немного развиднелось, машина легла на галс, выпевая винтами мелодию надежно работающей небесной «бетономешалки», дающей сейчас людям в этой сатанинской круговерти приют и тепло.

А день тем временем попер, как на свежих дрожжах, выправился, замешав из света и влаги – взамен канувшей тьме – высокий плотный туман.

– Уходим под облачность, – объявил экипажу командир.

На миг высвободился от хмари и мороси, проглянул снизу порядочный кусок моря, в котором игрушечно, точно уменьшенной копией, обрисовывался красивыми строгими обводами и резал вспененную форштевнем воду пограничный сторожевик.

Однако и новый вираж, явив на миг впечатляющую картину мощного хода корабля, оказался холостым, не принес желанного результата, наоборот, лишь гасил в душах экипажа не покидавшую их прежде искру надежды. А уровень топлива неуклонно стремился к нулю, и экипаж старательно отводил от прибора глаза, из суеверия не допуская в подкорку столь очевидную и грустную информацию.

– Борт! – в самый подходящий момент прорезалась с земли команда. – Вам возвращаться. Дальше работает «ласточка».

«Спасибо, понятненько, – облегченно вздохнул командир. – Дело, похоже, оборачивается нешуточно».

Он положил машину на разворот, к берегу.

«В принципе верно, что штаб округа решил задействовать Ан. Видимо, придется утюжить не только бухту, но и морское пространство, а покрыть быстро такое расстояние нам одним не под силу…»

Ан-24, поднятый с далекого аэродрома, уже  п и л и л  навстречу, скоро должен быть на подходе, и получалось, что два экипажа как бы обменивались в воздухе рукопожатием, как бы передавали друг другу границу и все, что на ней было, из рук в руки.

Только и время не стояло на месте, летело с катастрофической быстротой. Перевалило за полдень, и взявшийся было обманно разгуливаться день снова скис, пожух, как пожухает тронутая морозом листва. Унылая и однообразная, снова придавливала землю кропящая водяная ерунда и выволакивались незаметно, будто из-за угла, новые сумерки и новая ночь, уже почти не оставлявшая шансов на успех.

Везение или нет, но «ласточке» посчастливилось больше, чем экипажу вертолета. Когда машина попала в болтанку, словно ее катили по стиральной доске, под ее брюхом мелькнуло нечто, сразу зацепившееся за внимательный взгляд.

– Похоже, цель, командир! – с порога внезапно распахнувшейся двери в салон объявил борт-техник Лопухов.

– Конкретней, что именно: бочка, бревно, буй?

Назвать конкретней – значило не оставить себе права на ошибку, на тот же простой оптический обман, которыми изобилует море и постоянно висящая над ним влага. И Лопухов угасшим голосом протянул:

– Затрудняюсь. Цвет будто мелькнул оранжевый. Чуть бы спуститься…

В такой ситуации не грешно было и примерещиться: экипаж работал предыдущие сутки, только-только вернулся с планового облета границы, не успел разбрестись по домам: «Воздух!» И снова небо, и снова перепады высот – далеко ли до галлюцинаций, до оранжево-красных кругов?..

Но существовало железное правило границы: не оставлять непроверенным ничего, что заслуживало внимания. И «ласточка», метя прямо в оловянно-жестяно-ртутную стынь, круто пошла вниз. На вираже, в выгодном для экипажа ракурсе, летчики почти одновременно различили дрейфующее плавсредство – обыкновенный спасательный плот, каким комплектуются все корабли на случай бедствия. А уж обозначить его для перехода было делом чистой техники.

«Ах, Лопушок, ну, глазастый…» – причмокнул с особым удовольствием командир, чуя сердцем близкий конец и поиску, и выпавшей на его долю гигантской нервотрепке, и скорое возвращение людей на материк, отгороженный от здешних переменчивых мест не столько географией, сколько невыгодными условиями базирования.

– Радист, сообщите на корабль: цель наблюдаем. И пусть поторопятся, скоро стемнеет. Координаты…

XI

Неуправляемый плот перекатывало с волны на волку, но чаще швыряло зло, с размаху, будто море наказывало за легкомыслие и небрежное к себе отношение беспечных людей.

– Проклятье! – стонал Джеймс, закусывая губы. – Делай же что-нибудь с мотором! Нас же пронесет мимо корабля! Ты что, дьявол, оглох?

У Рыжего сил отвечать не хватало. Привычный к морю и качке, он сломался, на удивление, раньше сухопутного пассажира и сейчас лениво, как бы нехотя отбивался от запасной канистры с бензином, все наезжавшей и наезжавшей на него немалой тяжестью, царапавшей ногу грубой самодельной заглушкой.

Сквозь чередующиеся удары воды, уже ко всему равнодушный, он уловил посторонний шум, который заставил его встрепенуться, но не покинуть нагретое спиной место у борта. Он повернул серое от невыносимой качки лицо к овальной бреши тента, прислушался.

– Кажись, по нашу душу, – произнес он мрачно, скорее для себя.

– Что по нашу душу? Где? – Джеймс подгреб на коленях, оттолкнул в сторону Рыжего, намереваясь первым обнаружить судно – грезившийся ему и в забытьи океанский лайнер.

– Там… – Рыжий выставил указательный палец в потолок и был в эту минуту похож на пророка. – Не слышишь? Летают…

И тут сквозь пустоту в сознании, сквозь безразличие и отрешенность до него дошло, что ищут не просто заблудившихся, не просто попавших в беду людей, а нарушителей. Пограничный корабль рано или поздно выйдет на цель, каковой для него сейчас был плот, и когда на борту обнаружится посторонний, неведомо как проникший на остров, всплывет и все остальное, и тогда вряд ли поздоровится взявшему чужака в море владельцу плота. Второй на этой посудине лишний, оформилось в его затуманенном мозгу, и от второго, чтобы уцелеть самому, надо избавиться как можно скорей.

Хищно глядя на узкую спину пассажира, он понял, что пришла долгожданная минута, которую он с самого начала лелеял и старательно оберегал, чтобы не обнаружить ее раньше времени. И Рыжий начал медленно подниматься с колен, чтобы наверняка, одним ударом расправиться со свидетелем.

Оглохший от ударов волн, но вовсе не потерявший рассудок, Джеймс чутьем уловил неладное, понял, что сейчас произойдет. Он стремительно обернулся, и момент был упущен. Рыжий покачивался на полусогнутых ногах, и поза его со стороны выглядела нелепой, а несуразные руки как бы сами собой шарили по днищу в поисках опоры, не сообразуясь с движениями тела и выдавая намерения Рыжего с головой.

– Сволочь! – со свистом прошипел Джеймс, отодвигаясь от проема под надежную защиту тента на выгнутых полусферой дугах. – Чистеньким захотел остаться, мразь! И ты думаешь, тебе удастся выкрутиться? Наверно, ты забыл, что на песке остались не только твои, но и мои следы?

Рыжий смотрел озадаченно, размышляя. Это была правда, и этого он не учел. Но ярость уже клокотала в нем, выплеснулась наружу, и погасить ее уже было не так-то просто. Самоуверенный чужак действовал ему на нервы, как бы подсказывал, сам звал, чтобы с ним расправились, и Рыжий вовремя вспомнил о пистолете, прихваченном на всякий случай, потянул из кармана удобную рифленую рукоять.

Совсем рядом, над головой, пугая грохотом моторов, пронесся невидимый из-за купола самолет, и это одновременно и испугало, и подхлестнуло Рыжего, дало решительный толчок.

– За борт! – прорычал он чужому, налегая на «р». – Прыгай, собака! Считаю до трех…