Текст книги "Психофильм русской революции"

Автор книги: Николай Краинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

Весь свет кричит о храбрости плененных и не говорит о гнилости их корпусов, как делал по отношению к войскам Самсонова. Самсонов, верный традициям воинской чести, предпочел позору плена смерть. Два французских командующих армиями сдались противнику, забыв изречение, что только «мертвые срама не имут».

Не есть ли Фландрия реабилитация Мазурских озер? Нет русских корпусов, и нет «чуда на Марне».

И когда мы, участники боев на Мазурских озерах, читаем отчаянные призывы французской власти и слышим туманные обещания в ответ или гробовое молчание, то мы можем с долей гордости и самоудовлетворения сказать: нет больше благородного русского Царя, верившего вам, нет славных русских корпусов, и нет несправедливо охаянного доблестного генерала Самсонова, своей смертью искупившего неудачу кровавого подвига, на который он был послан русским Царем.

Забвение... Но только ли забвение русских подвигов? Припомним немного хронологию.

1914 год – чудо на Марне.

1916-1917 годы. Чуть только прозвучит с запада призыв, достаточно было намекнуть о помощи, – и русские корпуса бросались то на озеро

Нарочь, то в Брусиловский прорыв; и ставили кровавые пиявки на русские спины для отвлечения опасности от Вердена.

1917 год – трагический русский год свержения императорской власти. Где в эти дни и с кем душевно был посол Франции? Что делал приезжавший еще в императорскую Россию французский социалист Тома?

1918-1919 годы – жуткая драма адмирала Колчака, выданного французским командованием вместе с чехами большевикам. Далее – повторение в меньшем масштабе севастопольской трагедии, где в тесном симбиозе с французами работает сын Максима Горького, майор французской службы Пешков. Затем следует длиннейший фильм на те же темы. Французские концентрационные лагери у Константинополя, где чернокожие зуавы лупят палками русских офицеров. Полуголодное существование беженцев с полупринудительными работами.

Немощное бессилие или нежелание справиться с похитителями генералов Кутепова и Миллера. Далее яркими блестками на черной ленте русского несчастья вспыхивают Бриан, Эрио и красочная фигура Леона Блюма. Воздается горячая благодарность за чудо на Марне, но не по адресу: чтится полубог демократической Европы, фальшивомонетчик императорской России Литвинов.

И, наконец, апофеоз выражается в принудительной отсылке на фронт рядовыми бывших русских офицеров, командовавших частями, спасавшими Париж, с отдачей под команду французских капралов. В то же положение попали в начале войны и призванные православные русские священники.

Русские забыли о том, что значит благодарность. Но плутократия имеет понятие о плате. Америка ведь не отказывается от платы за обещаемое оружие! Это вам не русский Царь, который, когда союзники спросили, кто оплатит содержание на Корфу сербской армии, ответил: «Платить буду я из личных средств».

Россия давала союзникам все лучшее. На французский фронт была послана русская часть под командой генерала Лохвицкого. Это были образцовые войска, сражавшиеся в рядах французов. Правда, после революции они разложились. Но разве не разложились в Одессе французские войска и разве не бежали они трусливо от большевистских банд Григорьева? И генерал Лохвицкий получил причитающуюся плату за русскую кровь. Он окончил свою жизнь во Франции, долгие годы прозябая в мансарде третьеразрядной гостиницы, зарабатывая себе пропитание работой ночного шофера.

Вожди «народного фронта» широко использовали закон забвения, но они забыли о законе возмездия.

Версальским договором союзники поделили Россию и отрезали от нее лимитрофы, закрыв России путь Великого Петра. Мы, эмигранты, противники большевиков. Но когда видим, как Молотов теперь забирает ограбленное назад, мы, монархисты, готовы ему аплодировать, видя в его действиях возмездие за преступления против России.

Верные рыцарским заветам, мы посочувствуем горемычной судьбе большой державы, приведенной в бездну вождями народного фронта. Возмездие, на долю французского народа выпавшее, является карой Божьей, показывающей, что не все деяния проходят безнаказанно. Настал действительно день, когда отсутствие русской помощи стало роковым для народа, который в своей истории когда-то был великим. Но, охваченный еще революционным безумием 1789 года, он не сумел учесть действительности и сам погубил себя, на протяжении четверти века губя бывший ему союзным русский народ.

Ныне эта держава получила возмездие, и кажется, что только теперь наступил конец революции 1789 года.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Всякий фильм зависит от съемочного аппарата и от оператора, им руководящего. В данном случае аппарат – это я, а роль оператора играет моя личность, дающая психологическую обработку фильма.

Хотя эта личность и проходит частично в этом фильме, но несколько добавочных черточек кажутся мне не лишними.

Книга эта вызовет резко отрицательное отношение всего левонастроенного русского общества, и автор ее, как личность и общественный деятель, едва ли получит лестную оценку, ибо дерзает говорить то, о чем принято молчать. Он по своему беспокойному нраву не хочет и не умеет приспосабливаться к условиям времени и любит идти против течения. Но для того чтобы понять многое в этой книге, касающееся созерцаемого фильма – ибо созерцает его все-таки человек, – я дам несколько характерных черточек личности автора, как ее очертил мой горячо в течение всей жизни чтимый и любимый учитель профессор П. И. Ковалевский, не только давший основу моим научным знаниям, но и вложивший в мою психику многие черты характера того неисправимого борца, которым меня сделала жизнь. Образ моего учителя был путеводной звездой во всех деяниях, которые мне удалось выполнить на пользу ближних. Он же дал и направление всей моей ученой деятельности.

Профессор П. И. Ковалевский скончался в эмиграции в Бельгии и уже в изгнании поддерживал со мной переписку. Вот его в некоторых черточках довольно строгая характеристика, данная учителем любимому ученику, – очерк учителя и друга автора, знаменитого русского психиатра профессора П. И. Ковалевского, напечатанный в «Новом времени» в день 35-летнего юбилея автора.

Профессор Н. В. КРАИНСКИИ

24/11 декабря исполняется 35 лет ученой и общественной деятельности известного, достойного и полезного ученого и общественного деятеля России Н. В. Краинского. Да позволено будет мне, как бывшему его учителю, сказать о нем несколько слов.

Н. В. Краинский вышел из семьи интеллигентной и состоятельной, но стремившейся не к растрате имущества, а к созиданию, тем более что и семья эта была немалая: много сыновей и дочь. Я редко бывал в гостях, но у Краинских изредка бывал, и меня всегда поражал в их доме ужасный шум и гам: в одной комнате раздавалась виолончель, в другой скрипки, в третьей фортепиано, пение и проч. Н. В. был еще студентом первых курсов. Как декан факультета, я знал, что студент Краинский – «особенный»: он весьма усердно и тщательно изучает и гистологию, и химию, и физиологию, и общую патологию, и пр. – и не только теоретически, а и экспериментально. При этом он являлся не покорным исполнителем велений профессора и ассистентов, а часто вмешивался в пререкания и споры, причем нередко выходил правым. Это не был лакействующий искатель, а самостоятельный работник. Спина его была очень крепка и неспособна была изгибаться. Я в это время имел летом (с мая по август) грандиозную практику на кавказских минеральных водах и брал с собою 2-3 ассистентов, массажиста и студента-химика. Когда Н. В прошел 4-й курс, я взял его с собой в Пятигорск в качестве химика для анализов. Его вся моя компания горячо полюбила. Это был юноша чистый, честный, обходительный, откровенный и до невозможности прямой в обращении со всеми, и вместе с тем в житейских делах наивный, как ребенок. В июне – июле на Кавказе явилась холера. В станице Солдатской продолжался бунт против медицины. Врача убили. Вызовы врачей на это место безрезультатны. Никто не хотел ехать. Вдруг Краинский вечером является ко мне и заявляет, что он едет в Солдатскую на холеру. Грешный человек, я его отговаривал, но наутро Краинский уже укатил. Через полтора месяца он вернулся с адресом от жителей Солдатской и иконою – благословением от станицы за спасение.

Возвратившийся студент Краинский пишет сочинение на заданную мною тему по невропатологии и получает золотую медаль от университета, оканчивает курс на медицинском факультете cum eximia laude¹¹, немедленно держит и выдерживает экзамен на доктора медицины и пишет диссертацию по физиологической химии. Ему кафедра улыбается, но, по прямоте своего характера, Краинский сорвался. В своей диссертации он так отработал своего учителя-химика, что факультет возопил: «Краинский прав, но все же...» Кафедра перестала улыбаться.

Краинский – директор Харьковского дома умалишенных (Сабурова дача). Составляет штат молодых врачей. Работа идет идеально. Реформа идет на славу. Но... Краинский требует от врачей непосильной работы, а от земских деятелей – прекращения воровства. Первые поднимают интриги, гадости, клевету, вторые защищают свой карман. Краинский летит. Без места, без средств. Но он имеет уже имя серьезного психиатра, и этого «мальчишку» назначают директором Винницкой окружной лечебницы для душевнобольных на несколько тысяч человек.

Краинский проводит дни и ночи на постройке лечебницы. Лечебница выходит на славу и идет блестяще. Но Краинский разоблачает воровство многих тысяч и уличает в нем не только подрядчика, но и директора департамента с его помощником, причем в своей книге требует суда над собою. Суду он не был предан, а получил орден на шею и отставку.

Краинский возвращает орден обратно, заявив, что, если он уволен, то недостоин награды, а если прав, то не должен быть уволенным. Дело кончилось тем, что Краинский улетел на борьбу с чумой в Персию, в необъятные пустые степи. Но и чума его не взяла.

Краинский на Японском фронте. По пути, в одном из восточных городов России, не будучи ни юдофилом, ни юдофобом, он во время еврейского погрома, рискуя своей жизнью, спасает избиваемого еврейчика и попадает в каталажку.

Краинский имеет прекрасную практику в Вильно. Устраивает свою лабораторию. Работает. Получает за свою работу по химии премии от Бельгийской академии наук, из Америки, выпускает целый ряд ученых работ, держит экзамены в Петербургском университете по физикоматематическому факультету и с честью оканчивает его. Он весьма остроумно и оригинально применяет математические познания к отвлеченным наукам. Открывает свою лечебницу близ Киева и ведет дело образцово. Что с ним сталось в революционное время, не знаю. Будучи сам два раза под расстрелом и накануне посадки в Петропавловскую крепость, я был глубоко убежден, что Краинский погиб у стенки. Но Бог хранил его. Это человек великого ума, широчайших знаний, строгой эрудиции, удивительной, редчайшей честности, детски-наивной прямоты и откровенности, безграничной любви к человечеству и всегдашней готовности к самопожертвованию. Да хранит тебя Господь, мой друг, ученик и товарищ на долгие, долгие годы.

Проф. П. И. Ковалевский.

Психика и техника как факторы войны

Одна из современных тем военной науки есть соотношение психических и технических сил в военном деле, причем преобладают два крайних мнения. Одни, опираясь на авторитет Суворова и Наполеона, придают главное значение духу армии, то есть психическому фактору; другие, отмечая колоссальное развитие техники, думают, что в будущей войне она будет иметь решающее значение.

Два других необходимых для войны фактора – суть материальная возможность вести войну, то есть деньги, и количественный состав действующей армии.

Психика людей и войска стара как мир. В ней не констатируется новых форм и эволюции в смысле усложнения. Техника, наоборот, бешено прогрессирует и непрерывно принимает новые формы. Что бы ни изобрел человеческий гений, все находит прежде всего применение в военном деле с целью уничтожения врага и самозащиты государства. С усовершенствованием аэронавтики и применением газов открываются новые перспективы военных операций, и необузданная фантазия обывателя, подогреваемая заявлениями специалистов, сулит в будущей войне ужасы всеуничтожения мирного населения и гибель богатств народов. С этой точки зрения будущая ближайшая война рисуется в страшных красках.

Война на уничтожение не только неприятельской армии, но и мирного населения не представляет собою ничего нового: это форма войны древности, когда мирное население вырезалось и угонялось в рабство. Эта форма войны может возобновиться в согласии с псевдодемократической идеологией, которой совершенно чужда военная мораль, честь и доблесть. Но осуществление такого всеуничтожения даже при наличии доведенной до полной высоты техники не так легко.

Физическая сила армии зависит от количества бойцов и техники, а техника зависит от денег. Физическая сила суммируется простым сложением и подчинена тройному правилу; вдвое более многочисленное войско может быть физически вдвое сильнее. Высота техники уже не поддается учету тройным правилом: сила технически снабженной части может расти в геометрической прогрессии по отношению к количеству бойцов. Главную роль здесь играет качество технической машины.

Теоретически возможно изобрести машину для уничтожения человечества и укрепленных сооружений в любом масштабе действия. Артиллерийская стрельба по площадям уже забрасывала огромные пространства, теоретически уничтожая на них все живое. Но по переходе в наступление атакующий встречал вылезавших из своих нор защитников и бывал отбит. Газы и лучи в теории могут охватить громадные участки земной поверхности. Но практически всему этому всеуничтожающему действию имеется предел, основа которому лежит в трех главных факторах. На первом плане стоит дороговизна всякой машины и технической операции, то есть фактор материальный и экономический. Машинное уничтожение людей, как показал опыт последних войн, стоит дорого и не окупает затрат.

Второй фактор – техническая организация. Чем действительнее машина, тем она сложнее, тем больше вспомогательных средств и материалов она требует. Ни одна машина не работает самостоятельно. Нужны запасные части, смазочные и другие питательные материалы, и потому она всецело зависит от организации сообщения и снабжения, то есть от функции весьма сложных и дорогих аппаратов тыла, которые должны работать без перебоев.

Милитаризация тыла, которая явится необходимой в будущей войне, помимо своей сложности может дать результаты только при полном политическом и социальном равновесии и порядке в стране. Революционные перебои ее подрывают и обессиливают.

Третий и самый важный фактор – психический: индивидуальный и коллективный. Машиной управляет психика человека, а эта психика в бою совершенно иная, чем в нормальном состоянии. Но и психика всего организованного коллектива армии и тыла имеет решающее влияние на функцию технического аппарата на фронте. Малейшая дезорганизация, беспорядок и психическая смута в тылу выводят машину из строя непоправимо.

Эти главные и множество второстепенных факторов определяют коэффициент полезного действия технической машины на поле боя. Его исследование и измерение и составляют одну из главных задач военной психологии.

Машиной управляет психика бойца. Всякая техника подчинена психике и от нее зависит. В зависимости от переживаний бойца коэффициент полезного действия не только сложных боевых машин, но и самого простого оружия низводится до минимума и может быть аннулирован полностью. Психика индивидуального бойца всегда связана с психикой организованного коллектива боевой части и всей армии, а следовательно, боевая машина может функционировать с максимальным коэффициентом полезного действия лишь в идеальных условиях порядка, организации и здорового духа армии, которые на практике никогда полностью не осуществляются.

Как бы ни была совершенна боевая машина, коэффициент ее полезного действия на поле сражения ничтожен, а психические влияния могут полностью опрокинуть все теоретические расчеты.

Эволюция боевой техники идет не только параллельно с ее дороговизной, но последняя растет в геометрической прогрессии по отношению к технической сложности машины. Ни одно государство не обладает полностью всем материалом и частями боевых машин. Часто приходится пользоваться приборами, изготовленными врагом, против которого сражаются.

При прочих равных условиях технический перевес, конечно, является решающим фактором, игнорировать который в пользу психики совершенно невозможно. Но этот перевес может быть аннулирован воздействием психических факторов в форме деморализации и разложения врага, к чему и прибегали обе стороны во время последних войн.

В военном деле мы будем встречать взаимодействие четырех главных факторов: численного состава войск, их психического состояния, высоты техники и экономической мощи. Военачальники должны владеть управлением не только организованными войсками, но и бездушными машинами через посредство психики бойцов.

***

Основной проблемой военной психологии является изучение духа армии, исследование его создания, способов поддержания и механизма его разложения. Эти задачи еще далеки от своего разрешения.

Психическая сила армии, ее боевой дух складываются по совершенно иным законам, чем сила физическая. Психика не подчинена тройному правилу. Душевные способности, как ум, талант, военный гений, храбрость, доблесть, честь и честолюбие, не суммируются арифметически, даже не усиливают друг друга.

Действующая армия есть организованный коллектив, всецело подчиненный личности командующих в иерархическом порядке. Он подчинен законам коллективной психологии, но он одухотворяется личной психикой командира. Поскольку дело касается строя, маневра и боевых операций, психика индивидуального бойца ограничена в своих проявлениях и действиях дисциплиной до крайности и всецело подчинена начальнику. Но поскольку речь идет о «духе» боевой части, или «духе армии», а особенно современной народной, или милиционной, армии, мы сталкиваемся со многими факторами и влияниями, стоящими вне армии и простирающими на нее свои воздействия из психики народа, составляющего воюющее государство. В армии отражаются все веяния общественного мнения, верований и чаяний народных масс, и особенно культурных слоев общества.

Опыт военной истории показывает, что при достаточном числе бойцов и при высоком техническом снабжении воинская часть может полностью потерять свою боеспособность только под влиянием утраты своего боевого духа. Военачальники из опыта знают, что иногда легко его восстановить, выведя, например, переутомленную часть из сферы огня и дав ей отдых.

Факторы и психические элементы, составляющие дух армии, весьма многочисленны, сложны и не полностью изучены. Опытный военачальник практически и бессознательно лучше взвешивает дух своей части, чем это может сделать объективно научно образованный военный психолог.

Суть воинской дисциплины в строю сводится к полному торможению личных волевых действий, к выполнению однообразных приказываемых поступков, которые точно зарегистрированы воинским уставом. В бою требуется полное подавление личных защитительных реакций, типа отрицательного такта, то есть влечения назад из сферы опасности, всегда свойственного психике. По команде боец должен выйти из прикрытия и идти в атаку, несмотря на угрозу верной смерти. Инстинкт самосохранения может быть преоборен только абсолютной необходимостью, а не добровольным подчинением. Поэтому военные законы всех народов и всех времен противопоставляют возможности смерти верную смерть сзади, определяемую смертной казнью.

Вопрос о сознательности и интеллигентности бойца усиленно дебатировался в русском обществе во время японской войны. Утверждали, что боевой успех зависит от этих качеств бойца. Опыт военной истории, однако, показывает, что индивидуальная культурность для рядового бойца не имеет ценности и что дикие народы дают превосходных бойцов. Интеллигентность бойца получает значение с введением техники, но здесь «сознательность» часто связывается с крайней склонностью к критицизму и политической неустойчивости, почему технические войска легко поддаются разложению и труднее подчиняются дисциплине.

Государство и власть должны быть достаточно сильны для осуществления принуждения. От бойца не требуется добровольного согласия на выполнение долга.

Если бы бойцам было предоставлено путем голосования решать вопрос о необходимости сражаться за поставленную цель, война стала бы невозможной, что и показал опыт армии времен Керенского.

Основной закон войны не требует от бойца согласия на участие в войне и ее одобрения: он должен идти в бой и умирать по требованию государства. Фактически никто из бойцов не знает мотивов войны, они бывают очень сложны и спорны. В древние и средние века об этом не рассуждали. Но в последних войнах обоснование войны выдвигается не только в общественном мнении, но и прививается самим бойцам. Оно формулируется в коротких формулах и лозунгах и определяет «популярность или непопулярность» войны. Даже организованным массам недоступны рассуждения, а потому им даются лишь короткие лозунги, которые воспринимаются не мышлением, а верованием, и прививаются путем внушения. Такие лозунги имеет каждая армия и каждая война. они должны быть кратки и конкретны, выразительны и не касаться подробно мотивов войны, ясно формулируя идеологию: «За Веру, Царя и Отечество», «За свободу», «Смерть буржуям», «Грабь награбленное». Обсуждение в рядах армии обоснованности войны ведет к разложению ее духа. На полях действий армия об этом рассуждать не может и не должна, ибо все слабое духом, трусливое отзывается на критику, порицание и пацифизм.

Военная психология показывает, что трусость легко воспринимает либеральное, оппозиционное и пацифистское резонерство, заражающее массы и ослабляющее их боеспособность. Армия должна принять войну как факт. Она должна удовлетворяться своими лозунгами и слепо подчиняться дисциплине.

В формировании духа современных мобилизованных армий идеология данной войны и общественное мнение страны, обычно искусственно создаваемое, играют большую роль. Этим путем создается тот подъем и экстаз, который нормально сопровождает объявление войны, и выносится приговор о ее популярности. Это общее мнение прививается путем внушения и психической заразы, а не свободного обсуждения и суммирования индивидуальных умозаключений. На него влияют политические течения и борьба партий. Приговор может быть справедлив и ошибочен. Всякое правительство в момент объявления войны старается оправдать и обосновать ее неизбежность, не может поднести народу точную ее мотивировку.

Каждый солдат приносит с собою свою идеологию обоснования войны. Огромное большинство идет на войну принудительно и инстинктивно и бессознательно противится войне. Объективно это выражается в колоссальных размерах уклонения и дезертирства в современных армиях.

Идеология данной войны имеет свои корни вне армии, в общественном мнении страны. Она разжигается политическими партиями и прессой. Одобрение или неодобрение внешним образом выражается в патриотических манифестациях, призыве добровольцев, пожертвованиях, попечении о раненых.

Общее настроение, особенно экстаз подъема первых дней войны, торжественные проводы создают настроение действующей армии, которая вдохновляется общественным мнением страны и лозунгами войны.

Дух армии, таким образом, тесно связан и определяется идеологией и настроением общества. Он остается неразрывно связан с настроениями на родине, ибо современная армия не изолирована от общества и связана с ним прессой, корреспонденцией и непрерывным обменом эвакуированных и вновь возвращающихся в армию раненых и отпускных.

Военачальник должен хорошо знать, как формируется и распространяется общее мнение в армии, чтобы вовремя бороться с пропагандой и деморализацией. Помимо цензуры прессы практикуется цензура писем, вообще мало достигающая цели. Существует психический телеграф, с удивительной быстротой распространяющий слухи, легенды, сплетни, критику и клевету. Особенно чувствительны к этому интеллигентные слои армии. В беседах на биваках, и чем дальше в тыл, тем больше, идет растлевающая воинский дух критика, порицание и ругань начальников, внушая недовольство.

Как правило, чем трусливее человек, тем больше он критикует, тем либеральнее его речи. Он становится антимилитаристом, пацифистом, и когда наступит деморализация общества и армии – пораженцем. Искусственно подрывается дух армии пропагандой.

В создании духа армии играют громадную роль традиции офицерства, их воинское воспитание, военная история, культ военной доблести, славы, подвига и военного долга. Он поддерживается декоративностью, физиогномикой и символикой армии, дисциплиной и строем.

Политика для армии – яд, быстро убивающий ее дух и уничтожающий ее боеспособность. Но аполитичность армии касается здорового государства, живущего нормальной жизнью, и не касается главной идеологии армии – защиты государства от внешнего врага и защиты существующего строя. Если это называть политикой, то, конечно, никакая армия не может быть аполитичной. Только наемные ландскнехты служат тому, кто платит, независимо ни от каких идеологий.

Политикой я называю вмешательство обывателя в вопросы государственного строя и управления. С переменой государственного строя распускается старая армия и формируется новая, с иной идеологией.

Таким образом, психика армии, ее боевой дух, мысли, настроения и воля к победе зависят от господствующих течений мыслей и настроений в Отечестве. Поэтому, изучая дух армии, психолог должен исходить из духа самой страны, выделяющей из себя армию.

Патриотизм, любовь к отечеству, народная гордость являются основными свойствами здорового государства. Псевдодемократические, интернациональные течения выдвигают обратные лозунги – «Ubi bene ibi patria»¹² и в корне подрывают патриотизм. Патриотическое воспитание для военного обязательно, и всякое войско имеет отечество своим лозунгом.

Дух армии есть свойство коллектива, обеспечивающее его боеспособность. Потерявшая свой дух армия утрачивает свою боеспособность, организацию и становится толпой солдат, легко превращающихся в бандитов.

Вот почему в настоящее время, когда осознано значение психики армии, с нею борются не только оружием и техникой, но и психическими методами, стараясь разложить противника, и не только его армию и тыл, но и самое общество. В последнее время выдвигается пораженчество – этот страшный яд, разъедающий государства и повсюду наблюдавшийся в Великую войну.

Л Л Л

Методика разложения противника сводится к двум главным приемам; во-первых, к нанесению паники в ближайшем тылу или на фронте и, во-вторых, к растлению психики неприятельских армии и общества революционной или бунтарской пропагандой.

Первый прием знаком военачальникам. Они им часто пользуются. Второй метод применяется военно-политическими организациями, контрразведкой и отчасти дипломатией. Но одновременно действуют на общество и армию и свои революционные элементы, техника которых хорошо известна политической полиции и почти полностью ускользает от военачальников. Лейтмотивы этой пропаганды – пацифизм и пораженчество.

Пацифизм в основе своей ложен, ибо когда на смену настоящей войне выступит гражданская, инициаторы ее становятся ярыми милитаристами.

Пораженчество – сравнительно новое учение. Оно сформировалось в подполье русской революции и цинично было провозглашено в начале русско-японской войны в зарубежном органе русской революционной интеллигенции «Освобождение», где впервые открыто было заявлено пожелание провала войны, чтобы ценой его купить конституцию. Пораженчество встретило отзвук у русской либеральной интеллигенции и было формулировано в лозунге «Чем хуже, тем лучше».

Как к пацифистской, так и к пораженческой пропаганде очень чувствительна интеллигенция страны, но лучше всего ее воспринимает полуинтеллигенция.

Это важно для военной психологии потому, что технические войска в роли исполнителей, управляющих боевыми машинами, имеют полуинтеллигентов – механиков, радиотехников, матросов подводных лодок и проч.

Настоящие интеллигенты – инженеры – являются только руководителями. В политическом отношении полуинтеллигенция крайне неустойчива, а фактически технический аппарат в исполнительной части находится в ее руках.

На этом основаны надежды коммунистов, что в будущей войне они будут иметь союзников в неприятельских армиях и что даже война не может состояться, ибо распропагандированные рабочие не пожелают сражаться.

Чем сложнее машина, тем интеллигентнее должен быть человек, ею управляющий. Но полуинтеллигент не может переварить мировых вопросов, а потому в душе всегда недоволен, ибо потребности и запросы его растут, а удовлетворение их ограниченно. В течение тысячелетий война выработала свою мораль, военную доблесть, честь и славу. Рядом с убийством и поражением неприятеля применяется великодушие к побежденному и рыцарские приемы боя. Все это отрицается современной демократией: всякие действия, наносящие вред неприятелю, считаются дозволенными. На поле сражения все еще царит доблесть, и не считается согласным с воинской честью пользование подлыми приемами. Есть, однако, одна область военного дела, где героизм сплетается с величайшей подлостью, подкупами, изменой и прочими пороками, – это военный шпионаж.

Современные контрразведки не могут руководствоваться военной моралью и поддерживают любые действия, приносящие вред врагу, не считаясь с их чистоплотностью. Сплошь аморальна борьба по разложению противника. Здесь все подло, продажно, бесстыдно и грязно. Нет ни тени героизма. А потому руководство разложением противника по существу нечестно, а методы преступны. Тем не менее военная психология должна их изучать, а военачальники вынуждены их применять в полной мере.

Разложение бывает разное. Во-первых, классовое. Оно вызывается классовой борьбой и проявляется в саботаже, вредительстве и в игре на поражение со стороны рабочего коммунистического элемента. В нормальном строе каждый класс должен подчиниться государству, и его можно заставить это сделать. Другой вид разложения – стихийный, неорганизованный, вызывается заболеванием общественного мнения. Такое заболевание является следствием пропаганды. Бредовые идеи, формулированные в кратких лозунгах, охватывают массы и распространяются путем психической заразы. Пускаются в ход легенды, слухи, клевета, подготовляется выход из повиновения как отдельных лиц, так и целых организаций. На деморализацию противника тратятся огромные деньги, как это делал во время японской войны банкир Шифф, и посылаются агитаторы-растлители в запломбированных вагонах. Во время Великой войны все державы работали в этом направлении. Широко культивировалась измена. Распропагандировались пленные...