Текст книги "Адмиралы России. Гордость Императорского флота"

Автор книги: Николай Скрицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц)

Поражение флота у Гогланда разрушило планы шведского короля. Морем овладеть не удалось. Известие о результатах сражения вызвало выступление оппозиционно настроенных офицеров в Финляндии и снятие осады крепости Фридрихсгам. Вступление в войну Дании заставило Густава III обратить внимание на запад и вывести войска из пределов России.

За победу при Гогланде Грейг был награжден орденом Святого Андрея Первозванного. По рапорту его от 14 июля 18 июля 1788 года Адмиралтейств-коллегия направила ему похвальный лист. Сам адмирал считал, что не заслужил награды, и отказывался надеть орден Святого Андрея Первозванного до полной победы. Он корил себя за потерю «Владислава» и 15 июля потребовал разбора Адмиралтейств-коллегией дел капитанов кораблей, оказавшихся вне боя (Баранова, Вальронта и Коковцева). Все трое были осуждены военным судом. Однако флагман не считал виновным командующего арьергардом М. П. Фондезина и даже выдал ему в том аттестат.

У Свеаборга и Гангута

Эскадра Грейга после Гогландского сражения продолжала держаться в море. Корабли «Всеслав», «Мечеслав», «Болеслав», «Изяслав» и трофейный «Принц Густав» адмирал отправил в Кронштадт на ремонт. 11 июля он писал графу И. Г. Чернышеву:

«По причине случившагося сегодня большаго от W ветра, я подошел с флотом к острову Сескар, где ожидать буду соединения со мною кораблей из Кронштадта и присылки всего того, что от меня требовано, и правду сказать, многие корабли по худости мачт, рей, стеньг и прочего не могут терпеть моря, но я всячески стараюсь исправиться здесь в море, не ходя в порт; я оставил два фрегата в Аспо и два катера в Фридрихсгаме, также послал один к Выборгу для проведывания о шведском вооружении и их движениях; я боюсь, чтоб они не высадили из Швибурга [Свеаборга. – Н. С.] десант в Ревель, и не покусились его атаковать, и для того я покорно прошу B.C. о скорейшем подкреплении меня из Кронштадта».

Императрица уже беспокоилась об усилении эскадры. 10 июля она дала указ Чернышеву:

«Подтверждаю вам вчерашнее мое повеление, чтоб корабли „Победослав“ и „Пантелеймон“ не теряя ни минуты к адмиралу Грейгу посланы были, а за тем также ни мало не отлагая и другие два „Святослав“ и „Константин“ в самой скорости как возможно отправилися. Починка поврежденных в сражении кораблей долженствует также производима быть с поспешностию, дабы адмирал Грейг нашелся в превосходстве сил перед неприятелем и мог вновь пуститься искать его».

14 июля Императрица предписала Чернышеву доставить Грейгу затребованные им замки к пушкам. Вице-президент коллегии оказался в затруднении, ибо адмирал забрал все наличные замки на эскадру, и он запрашивал, не остался ли экземпляр замка у Пущина в Кронштадте. Очевидно, Грейг пришел к выводу, что замки удобны в бою и необходимо поставить их на корабли, ранее ими не оснащенные (эскадра Фондезина).

Тем временем адмирал рассылал крейсеры, наблюдавшие за противником. 13 июля он писал Чернышеву о событиях вокруг Фридрихсгама. 14 июля Грейг сообщал о том, что дожидается лишь «Святослава», и «Константина», чтобы идти к Свеаборгу, и предупреждал:

«Считаю долгом сообщить B.C., что шведы получают самые точные сведения о том, что у нас происходит. Граф Вахтмейстер исчислил мне решительно все, что делалось в Кронштадте перед отправлением нашего флота, он знал и число рекрутов, поступивших на корабли, и имена всех капитанов и многие другие вещи, даже знал о том, что у меня был небольшой припадок подагры при самом моем отправлении».

18 июля Грейг всеподданнейше рапортовал от Сескара:

«Два корабля, остававшиеся при мне после сражения, благодаря поспешности присылки всего нужного от графа Чернышева, почти исправлены; „Победоносец“ и „Пантелеймон“ прибыли и каждоминутно ожидаю „Константина“ и „Святослава“. Как только они прибудут, иду искать неприятельскаго флота, покуда впечатление последнего сражения не прошло ни у нас ни у неприятеля.

Не посвященный в тайны дипломатических сношений, не могу понять, каким образом король шведский решился начать войну, которой последствия скорее всего могут быть ему гибельны.

Я опасаюсь только, чтобы, завязавши наше внимание со стороны Финляндии, он не решился сделать внезапную высадку в Ревеле, чтобы оружие свое перенести в Ливонию. Тогда он должен будет отважиться на второе морское сражение, без котораго нельзя ему надеяться на продолжительную безопасность его сухопутных войск. Я нетерпеливо ожидаю возможности идти к Ревелю и следить за его движениями. Команды наши горят желанием сразиться с ним снова. Надеюсь что наши капитаны будут искать случая отличиться. В эту минуту все они собрались ко мне на корабль, и я только что сказал им коротенькую речь, отдавши им последние мои приказания перед вступлением нашим под паруса».

Грейг во всеподданнейшем донесении 23 июля сообщал, что 18 июля, как только прибыли «Константин» и «Святослав», не дожидаясь, пока они станут на якоря, он приказал флоту сниматься и направился к западу. Непогода и пасмурность задержали эскадру. 20 июля удалось дойти лишь до острова Нерва. Так как некоторые суда разлучились с эскадрой, адмирал решил вернуться к Сескару и обнаружил «Константин», севший на мель у юго-западной оконечности острова, и катер «Летучий», лишившийся мачт. Катер он отправил в Кронштадт, а гребные суда с кораблей эскадры направил для спасения «Константина». 22 июля корабль был снят с мели без особых повреждений. Адмирал выражал свое нетерпение:

«Погода ныне несколько делается похожей на осеннюю, и крепкой вестовой ветер по сю пору продолжается, а если корабль „Константин“ будет готов до перемены ветра, то оный с нами пойдет; в случае же благополучного нам ветра, я не намерен его ожидать, ибо получил известие от разных мимо идущих купеческих судов, что шведский флот крейсерует между Ревеля и Свеаборга в 22 или 23-х военных судах».

Тем временем шведский флот уже рисковал выходить из базы. 26 июля русская эскадра подошла к Свеаборгу и обнаружила на якоре вне рейда четыре шведских корабля, которые поторопились сняться с якоря; один из них в спешке так ударился о камень, что мачта переломилась и упала за борт. Подошедший корабль Козлянинова заставил его несколькими выстрелами сдаться. Трофей оказался новым 66-пушечным кораблем «Густав Адольф» (в нижнем деке 36-фунтовые, в верхнем – 24-фунтовые пушки); именно его командир капитан 1-го ранга Аф Христиернин завладел «Владиславом» в Гогландском сражении. Так как корабль было невозможно спасти, Грейг приказал его уничтожить, сняв экипаж, который насчитывал 530 человек с несколькими офицерами и 27 июля был эвакуирован, после чего «Густав Адольф» подожгли.

В тот же день Грейг направил письмо герцогу Зюдерманландскому по поводу употребления шведами зажигательных снарядов-брандскугелей, что считали неприемлемым между флотами христианских держав: «Полковник Христиернин (пленный) говорил мне, что Ваше Имп. Высоч. писали мне об употреблении кораблями нашими „каркасов“ на последнем сражении.

Я думаю, напротив, что таковыя распоряжения последовали со стороны Вашего Корол. Выс. потому, что верхний парус бизань-мачты на моем корабле зажжен был горючими веществами; другой каркас, снятый с корабля контр-адмирала Фондезина, отправлен для показания B.K.B., и Фондезин сознает, что по погашении этого каркаса приказал он несколько каркасов бросить на флот В.К.В., всего числом 15.

Ваше Королевское Высочество ведаете, что флот наш был вооружен против турок, что и может оправдать запас сделанный такого жестокого оружия, которого не думали употреблять против какой-либо благоустроенной нации. Того же нельзя сказать про запасы, сделанные вашими кораблями.

Во всяком случае, благоволите меня обнадежить, что впредь не будет употреблено такого истребительнаго оружия шведским флотом, и даю мое честное слово, что оно не будет употреблено и подначальным мне русским флотом».

30 июля Грейг собрал основные силы флота у Наргена, тогда как отряженные им восемь кораблей и четыре фрегата крейсировали у Свеаборга под командованием Козлянинова; несмотря на явное превосходство, шведы не выходили. 1 августа флот Грейга снялся и 3 августа соединился с эскадрой Козлянинова севернее Наргена. Возможно, и Козлянинов служил родом приманки. 5 августа флот вернулся в Ревель; на посту оставались патрульные фрегаты. Герцог Зюдерманландский, не рискуя выводить флот, решил воспользоваться первой возможностью для разведки. 1 августа Грейг всеподданнейше писал:

«Герцог Зюдерманландский прислал ко мне судно под белым флагом с одним унтер-офицером, на котором было 7 человек российских крестьян и несколько женщин для обмена нескольких шведских крестьян, коим я дал свободу в Свеаборге; офицерам приехавшаго сюда судна поручено было от герцога вручить мне для стола разных прохладительных яств, в коих я в продолжении моего близь Свеаборга мог иметь нужду. Я приказал им принести Е.В. мою благодарность и донести ему, что, находясь столь близко от ревельского порта, не имею я нужды пользоваться его учтивостями. Они разсказывали, что флот их на будущую неделю готов будет к выходу, что их войска удалились от Фридрихсгама и что их корабли будут укомплектованы сухопутными войсками; я им ответствовал, что мне весьма будет приятно иметь дело с храбрыми людьми, что я не упущу дать им случай отличиться в войне.

Я получил много писем из Англии, в коих мне предлагают вооружить на собственном иждивении корсеров противу шведов; нужно их только вооружить в Остендском порте и снабдить патентами, тогда шведская коммерция неминуемо разрушится. Они имеют множество купеческих кораблей в Средиземном море, и я не сомневаюсь, чтобы наши арматоры, сведав об объявлении войны, оными не воспользовались. Мне кажется нужным иметь несколько военных кораблей и фрегатов в Копенгагене или Христианзанде в зимнее время, дабы овладеть их кораблями из Восточной Индии приходящими.

Я купил для всего флота разных прохладительных яств, а теперь хочу сняться с якоря, дабы присоединиться к эскадре Козляинова, который уже вблизи на парусах; время весьма хорошее, и я хочу флот заставить делать морския эволюции».

Из этого рапорта видно, что Грейг не только докладывал, что он сделал, но и вносил свои предложения, высказывал идеи, в частности о крейсерстве на путях шведских коммерческих судов. Со временем его мысли были осуществлены.

Не оставляли Грейга и мысли об экспедиции на Средиземное море. Вскоре после привода в Ревель адмирал писал Безбородко (очевидно, чтобы оценить общеполитическую обстановку):

«Я еще не знаю желаний Ея Имп. В-ва относительно нашей экспедиции в Архипелаг; должна ли она еще состояться после того как время для благоприятных действий прошло в Балтийском море; или найдут неосторожным отправить такую большую часть морских сил империи в отдаленные моря, пока шведский флот несколько не уменьшится. Двенадцать линейных кораблей, в том числе три стопушечных, находящиеся уже в Копенгагене, пять кораблей, идущих из Архангельска, и еще четырех, обшитых медью, из тех, которые я имею здесь, будет достаточно для Архипелага. И ранее будущей весны можно иметь флот в Кронштадте, состоящий из четырех стопушечных кораблей (один я строю теперь и три готовы к спуску в море) и 12-ти или 14-ти других судов 74-х и 66-пушечных, которых будет достаточно, чтобы держать в страхе шведский флот. В случае экспедиции в Архипелаг будет отмена, необходимо позаботиться о транспортных судах до конца осени; они должны быть препровождены сюда до начала зимы и не обременять нас более того срока, какой мы обязаны их держать, согласно контракту, т. е. верных шести месяцев. Мы можем, между прочим, употребить их в дело, пока они находятся на нашем жалованье. Восемь или десять из них могли бы отправиться в Копенгаген, чтобы перевезти провиант, сложенный там для Архипелагской экспедиции, ежели последняя не состоится. Самые большия суда можно употребить с громадною пользою против шведов на это время навигации, сажая на них солдат с плоскодонными лодками для производства десантов на финляндских берегах, в тылу шведской армии, для захвата складов и провиантских обозов. Я упоминаю об этом, как о своих идеях, направленных на приобретение выгоды для нас против новаго неприятеля, которого надо стараться извести по возможности до конца навигации. Если Господь будет покровительствовать флоту Ея И. В-ва, вверенному моей команде, и нам удастся уничтожить немного их силы на море, тогда их предприятия на суше не будут важны».

Адмирал пытался разбудить активность вице-адмирала В. П. Фондезина, которому следовало послужить примером для датчан. Ободряя Фондезина, Грейг писал:

«Шведский флот так разбит и поврежден в сражении, что хотя они во время дня и ночи работают, однако некоторые их корабли еще не в состоянии выйти из порта, в том числе и корабль „Густав III“, на коем сам шведский принц находился».

Очевидно, вид готовых к бою русских кораблей и твердое намерение Грейга сразиться с неприятелем не прибавили шведам энтузиазма. Кроме того, часть команд была ненадежна. Чернышев 28 июля писал, Что 2 финских полка разошлись, 200 офицеров потребовали отставки, а масса вербованных солдат на кораблях может взбунтоваться, ибо нанимались для службы на суше, а на флот их заманили обманом.

В течение августа шведский флот, завершавший ремонт, возобновил активность. Однако, не решаясь вступить в сражение с флотом русским, шведы постарались использовать гребные суда, чтобы шхерными фарватерами организовать снабжение войск в Финляндии и вывозить часть сил на запад, где появилась угроза территории самой Швеции со стороны Дании.

Нелегким плавание оказалось и для русского флота. На кораблях оказалось много непривычных к морской службе рекрутов, и постоянно нарастало число больных. Чтобы высадить на берег две тысячи заболевших, Грейг зашел 5 августа в Ревель.

В столице еще беспокоились о ее безопасности. 25 июля Чернышев докладывал Императрице о подготовке к обороне Котлина. Для защиты подступов к столице была создана эскадра вице-адмирала А. И. Круза, которому 26 июля была выдана секретная инструкция. Катастрофически не хватало легких судов, способных действовать на мелководье, и за ними обращались, как известно, даже в действующую эскадру. Однако в августе угрозу Кронштадту не видели. Теперь уже Чернышев писал 9 августа, чтобы Круз для организации блокады Свеаборга (со стороны шхер) выслал Грейгу фрегат «Святой Марк», «Проворный» и катер «Волхов».

10 августа Грейг вновь вышел с эскадрой. Зная от дозорных кораблей, что флот в Свеаборге стоит на месте, он направился к Гангуту и наблюдал шведскую гребную флотилию, идущую шхерами из Свеаборга на запад. Единственный крейсировавший здесь корабль был фрегат «Слава», второй фрегат – «Возмислав» – погиб на камнях. 13 августа адмирал оставил на посту у мыса корабль «Родислав» капитана 2-го ранга Д. Тревенена, фрегаты «Премислав» и «Святой Марк». Тревенену предстояло с кораблем и тремя фрегатами преградить путь шведам в шхерах. 15 августа Грейг послал к Гангуту еще и корабль «Память Евстафия». Затем он продолжил крейсерство и вернулся в Ревель 19 августа. Во всеподданнейшем донесении от 19 августа флагман сообщал, что шведская гребная флотилия усиленно передвигается, скорее всего вывозя шведские войска из Финляндии. Он писал:

«Не знаю, хорошо ли я сделал, занявши пост при Гангуте двумя кораблями и тремя фрегатами, которых, кажется, для этого будет достаточно. Не знаю точно, хорошо ли сделал я, преградивши путь бегущему неприятелю, который останется таким образом на руках наших в Финляндии, где в шхерах трудно будет сразиться с ним. Но мы можем выпустить всегда, когда нам занадобиться».

Считая, что шведский флот вряд ли вступит в бой, а скорее попытается прорваться в Карлскрону осенью, Грейг предложил план захвата Свеаборга десантом с моря. Замысел состоял в том, что после ухода королевских войск из Финляндии следовало посадить шесть-восемь тысяч регулярного войска на транспорты, уже подготовленные в Кронштадте (для Средиземноморской экспедиции), и высадить при поддержке флота десант с артиллерией на остров Бокгольм, который командовал другими островами при Свеаборге, но не был даже укреплен. Используя артиллерию кораблей и батареи, которые следовало установить на острове, можно было при небольших потерях истребить шведский флот. Грейг утверждал:

«Предприятие, сознаюсь, очень смело, потому что в момент высадки наших войск, с распространением тревоги, на нас будут обращены все орудия с фортов и кораблей, но если мы продержимся одну только ночь, то покончим и с флотом и с портом. Нет надобности говорить В.И.В., что дело требует соблюдения великой тайны и возможнаго удостоверения их, что экспедиция направляется на Стокгольм, Карлскрону или Готенбург. Если ж В.И.В. найдете, что войска не могут так скоро быть посажены на суда, чтоб не застала их глубокая осень, то можно будет обдумать подобную экспедицию в течение зимы на санях».

По иронии судьбы, в тот же день Екатерина II подписала Высочайший указ Грейгу, в котором предложила разорить или заблокировать затопленными судами Свеаборг. В ответ на донесение Грейга от 19 августа Императрица 23 августа одобрила его план, но сообщала, что не может выделить часть войск, необходимых для поддержки революции в Финляндии. Она считала, что уничтожение шведского флота не позволит его восстановить и за сто лет, и писала:

«Если вам удастся захватить короля, то все будет окончено, а если вы его не захватите, то скоро не останется у нас других врагов кроме него одного».

Захватить короля не удалось: он вернулся в Стокгольм. Однако ни доставить в Швецию верные Густаву III полки, ни обеспечить всем необходимым остающиеся в Финляндии войска и флот скрытно было невозможно.

Корабельный отряд расположился у Гангута таким образом, чтобы исключить прорыв шведов так, как русские галеры прорывались при Петре I. Суда были расположены у мыса в шахматном порядке, от последнего фрегата к берегу проложили бон, ночью между судами ходили вооруженные шлюпки, а в море служили крейсеры. Высадившиеся моряки установили батарею.

Шведы во второй половине августа постарались сами расчистить путь в шхерах. Подполковник Стедингк с гребными судами и десантным отрядом пытался овладеть русской позицией при Гангуте, но безуспешно, ибо вновь вмешался русский флот.

22 августа Грейг, узнав о выходе шведских кораблей, приказал рубить якорные канаты и спешно направился к Свеаборгу. Оказалось, что вышли два корабля и два фрегата, которые шхерами направлялись к западу. Флагман предположил, что они были предназначены для атаки Гангутского поста, и усилил Тревенена кораблем «Святой Пантелеймон» и фрегатом «Надежда благополучия», после чего возвратился к Ревелю. В донесении от 25 августа он писал:

«…статься может, что неприятельский весь флот принужден будет выйти из Свеаборга и отважиться на морское сражение единственно для овладения сим постом, который пресекает всю коммуникацию мелких судов между Финляндии и Стокгольма».

25 августа крейсеры захватили датское судно с провизией для эскадры Врангеля в Свеаборге. Грейг во всеподданнейшем донесении 26 августа высказал мысль о трудности положения шведских армии и флота в Финляндии, тогда как русский флот снабжался за счет трофеев, отпуская нейтральные суда.

Высочайший указ Грейгу от 29 августа предписывал сохранять пост Тревенена и продолжать блокаду Свеаборга, чтобы не дать шведскому флоту ускользнуть. И адмирал делал все от него возможное. Уже 30 августа он вновь по сигналу фрегатов от Свеаборга вышел в море и наблюдал, как четыре шведских корабля из Свеаборга пытались идти к западу, но после появления русских ретировались. 1 сентября эскадра вернулась к Ревелю.

К этому времени шведские два корабля и фрегат, вышедшие ранее, продолжали стоять в шхерах у Поркалаута[6]6
  Современное название – «Порккала-Удд»


[Закрыть]. Шведам пришлось, удерживая отряд при Тверминне и выставив фрегаты у Юссари, Барезунда и Поркалаута, обеспечить хотя бы частичную перевозку шхерами, транспортируя грузы мимо Гангута по суше.

2 сентября, когда поступило известие дозорного фрегата о выходе шведских кораблей из Свеаборга, Грейг послал шесть кораблей Т. Г. Козлянинова; 4 сентября выступил весь флот и 6 сентября соединился с Козляниновым. Последний сообщил, что вышли 4 корабля, в том числе адмиральский, и фрегат с целью соединиться с 2 кораблями и фрегатом, стоявшими в Поркалауте; попытка перехватить их оказалась безуспешна. При ближайшем рассмотрении оказалось, что шведы вывели 4 фрегата, а 13 линейных кораблей остались в Свеаборге – они не могли идти шхерами.

Прибывший с подкреплениями к Тверминне полковник Анкерсверд 6 сентября атаковал фрегат и шебеку (скорее всего, фрегат «Святой Марк»), стоявшие у Гангутского маяка. После перестрелки суда отошли к своему кораблю. Этим ограничились боевые действия в шхерах. Поздней осенью шведская гребная эскадра ушла на зимовку в Стокгольм, финская – в Свеаборг. Шведский корабельный флот стоял в Свеаборге, пока обстоятельства не позволили ему прорвать блокаду.

Итак, шведский корабельный флот и часть армейского были блокированы в Свеаборге флотом русским. Однако главнокомандующий В. П. Мусин-Пушкин не соглашался с предложением очистить от неприятеля всю Финляндию, пока шведы заняты войной против Дании и внутренними неурядицами. Флот не мог один, без поддержки армии, успешно завершить войну. Грейг просил у Императрицы те шесть тысяч войск, которые предназначались для Архипелагской экспедиции, но Военный Совет посчитал невозможным ослабить армию в Финляндии, численность которой возросла до 23 тысяч человек, даже при условии, что король стремился как можно быстрее вернуть свои лучшие войска в метрополию.

4 сентября Грейг в письме вице-адмиралу Фондезину писал о необходимости тесно блокировать русско-датскими силами Карлскрону и не допускать в нее суда. На случай, если бы шведский флот все же вышел бы из Свеаборга, адмирал успокаивал Фондезина тем, что сразу же направится за ним и не оставит копенгагенскую эскадру в одиночестве. Он рекомендовал посылать крейсеры к Данцигу и портам Померании, где было немало шведских судов, и поймать три шведских фрегата, для чего определить корабль, два фрегата и катер Кроуна, усилив этот отряд, возможно, датскими судами.

5 сентября в письме A. A. Безбородко Грейг развивал идею зимнего нападения на Карлскрону и Свеаборг и брался сам овладеть им. Он сообщал, что прибывший датский офицер усиленно интересовался состоянием шведского флота. Адмирал предоставил ему возможность посмотреть неприятельские корабли, блокированные на рейде Свеаборга.

Когда в 1788 году встал вопрос о высадке десантов с кораблей и транспортных судов, Грейг, как командующий эскадрой, произвел расчеты и пришел к выводу, что на небольшой переход флот может поднять значительные силы. Он полагал, что для короткого плавания можно посадить по одному человеку на тонну водоизмещения корабля, с запасом провизии и воды на два-два с половиной месяца.

За сентябрь эскадра не раз выходила в море по тревожным сообщениям дозорных фрегатов. 8 сентября моряки удостоверились, что у Поркалаута стоят четыре фрегата, а корабли остаются в Свеаборге. 9 сентября фрегат «Слава» доставил донесение Тревенена; тот писал, что шведы намеревались везти войска в Стокгольм на малых судах, а он не мог воспрепятствовать, ибо шхерных судов не имел. Вскоре стало ясно, что это были шведские войска, оставившие Гегфорс, последний пункт территории России, который они занимали до середины сентября; об этом 19 сентября Чернышев сообщал Грейгу.

Постоянные крейсерства не мешали адмиралу думать о продолжении активных действий. 21 сентября он писал во всеподданнейшем донесении:

«Главная причина, почему желаю я, чтобы война со Швецией была ведена энергическим образом, состоит в том, что лето здесь коротко, а я опасаюсь, чтобы другия державы не вмешались в дела наши до того времени, когда B.B. получите от шведского короля удовлетворение равное нанесенному Вам оскорблению.

Флот В.И.В.[7]7
  Сокращение обращения «Ваше Императорское Величество».


[Закрыть] не оставался, конечно, в бездействии со времени последнего сражения, но мне прискорбно думать, что последствия этого сражения не соответствовали вовсе моим ожиданиям. Болезненное состояние наших команд, недостаток сухопутных войск и гребнаго флота, недостаток лоцманов для узнания путей в этом лабиринте каменьев – вот что помешало совершить начатое нами дело. Теперь слава Богу болезни уменьшаются, команды веселее и привычнее к морю. Я буду очень счастлив, если успею блокировать шведский флот в Свеаборге до самой зимы и не выпущу из залива Финского ни одного корабля его, – по крайней мере под национальным флагом. Морской пост при Поркалауте сделался для нас почти на столько же необходим, как и при Гангуте. Если мы успеем занять этот пост, их флотилия будет заперта окончательно. Атаковать было бы опасно, потому что нам совершенно неизвестна эта местность. Я сделал, однако же, все распоряжения, чтобы окружить его со всех сторон и захватить со всеми возможными предосторожностями… и ожидаю только благоприятнаго ветра, чтобы сделать испытание».

К этому времени большая часть шведского гребного флота и пять фрегатов стояли у Тверминне, готовясь напасть на Гангутский пост или обойти его в штиль на веслах.

Итак, чтобы еще более стеснить движение неприятельских шхерных судов и обезопасить пост у Гангута, Грейг решил выбить шведов из поста у Поркалаута. Адмирал подготовил инструкцию, чтобы безопасно двигаться в незнакомых шхерах. Моряк писал:

«Для атаки шведских кораблей или фрегатов при Поркалауте, с W стороны, определяется вперед фрегат „Подражислав“, за ним корабль „Дерис“ и потом корабль „Победоносец“. С О стороны: фрегат „Слава“, за ним корабль „Виктор“, а за ним „Святослав“. Перед фрегатами должно послать три коттера рядом, в разстоянии один от друтаго в 1 кабельтов, и на каждом коттере иметь по три широких флюгера на шестах, то есть: белый, синий и красный, и если они найдут подводную мель, или камень, то, немедленно остановясь, должны поднять шест с красным флюгером и стрелять из ружей, а потом пробовать направо и налево, пока дойдут все три коттера до глубокой воды, и тогда поднять шест с белым флюгером, если фрегату идти в правую сторону, а с синим флюгером – если в левую. На каждом коттере иметь по 4 малой руки бочки закупоренные, которые оставлять на балластинах там, где окажутся мели. Фрегату идти за средним коттером в разстоянии 1½ или 2 кабельтовов, и как только увидит сигнал об опасности – красный флюгер, поворачивать или уменьшать ход, покуда не увидит следующий сигнал о направлении, которое ему принять следует. Корабли следуют в кильватере фрегату, который если станет на мель, то поднимает на корме английский флаг и палит из пушки. Причем корабли становятся на якорь и подают ему помощь. Таким образом приближаться к неприятелю на возможно ближайшее разстояние для вступления в бой. Если неприятель побежит, то следовать ему прямо в кильватер. Между тем бомбандирским кораблям быть готовым к действию, куда способнее будет, и для того ожидать повеления от адмирала. При бросании же якоря для боя должно иметь при оном готовый шпринг с обеих сторон, прикрепленным к якорному рыму».

Грейг не успел осуществить этот план, как и замысел овладеть Свеаборгом. Он опасно заболел и к началу октября лишился возможности управлять событиями. Принявший командование Т. Г. Козлянинов доносил 9 сентября, что будет выполнять все намеченное адмиралом, но поиск на Поркалаут посчитал невозможным за поздним временем и непрестанными бурями.

Шведы еще раз попробовали 3 октября, в безветрие, провести суда шхерами с запада мимо Гангута. Для обеспечения продвижения из Тверминне вышли восемь галер и канонерских лодок. Однако, когда гребной фрегат «Святой Марк» направился к транспортам, а другой снимался с якоря, шведские суда укрылись за камни. 5 октября шведы атаковали «Святой Марк» и завязали бой, под прикрытием которого хотели провести транспорты. Но шведскому отряду пришлось отступить, а вооруженные баркасы, обойдя неприятельские транспорты, заставили их бежать к берегу и четырнадцать из них уничтожили, сняв часть груза (провизия и рогатый скот).

Тем временем в столице решили, что пора отправлять суда на зимовку. 11 октября был послан соответствующий указ Грейгу, исполнять который было предписано Козлянинову. По иронии судьбы, этот последний указ не только завершал службу адмирала, но и разрушал тот план военных действий, который он проводил в жизнь. Козлянинов 10 октября, получив указ о вводе кораблей в гавани, сообщил, что вызывает Тревенена с поста, а сам будет крейсировать перед Ревелем. К Фондезину в Копенгаген он отправил судно с предупреждением, что балтийские суда идут в гавань. Этого вполне хватило вице-адмиралу, чтобы поторопиться увести суда на зимовку.

Болезнь Грейга огорчила Екатерину II. 4 октября она направила к адмиралу своего лейб-медика Дж. Рожерсона и предписала ввести в Ревельский порт «для лучшего спокойствия больнаго» флагманский корабль. 5 октября Чернышев всеподданнейше доносил, что обер-экипаж-мейстер Балле в Ревеле посетил Грейга на корабле, прибыл с ним на рейд и сообщает, что адмирал «очень болен, бредит и людей не узнает, горячкой с желчью».

Лечение личного врача Императрицы Дж. Рожерсона не помогало. 15 октября Козлянинов писал графу Безбородко:

«Об адмирале Грейге я ничего не могу донести B.C. за отделением моим от порта, кроме того что в ночи на 14 число имел честь видеть его в постели; но столь он слаб, что едва может с великим усиливанием произнесть одно слово. Рожерсон при нем безотлучно и попечительно-тью своею подает нам надежду не отчаиваться в его выздоровлении».

Однако надежды не оправдались. Грейг скончался от желчной горячки, и контр-адмирал писал 16 октября Безбородко:

«С. К. Грейг умер в ревельском порте на корабле „Ростислав“ 15 октября пополудни в 9 часу. Всепокорнейше прошу B.C. снабдить меня повелением, куда препроводить тело покойнаго».

Еще не зная о смерти адмирала, 15 октября Чернышев писал главному командиру Ревельского порта генерал-майору Воронову о повелении Императрицы подготовить достойные похороны. Узнав о смерти флотоводца, Императрица сказала: «Великая потеря – государственная потеря». Она повелела похоронить Грейга с пышностью, выделила восемь с половиной тысяч рублей из кабинета. Специально приехал, чтобы отдать последние почести покойному, адмирал В. Я. Чичагов. Он рассказал о ритуале сыну – П. В. Чичагову, ставшему впоследствии министром морских сил России, который сохранил описание для потомков.