Текст книги "Адмиралы России. Гордость Императорского флота"

Автор книги: Николай Скрицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 47 страниц)

«Имею честь донести, что пароходы всегда состоят в готовности к действиям на рейде, а потому артиллерийских офицеров не предстоит возможности с них откомандировать на бастионы».

31 декабря Меншиков представил Нахимова к ордену Белого Орла; резолюция о награждении орденом была дана 13 января 1855 года. В Севастополе награждение восприняли как оскорбление и никто не решился поздравить вице-адмирала. Все считали, что он достоин более высокой награды.

В сложной ситуации, когда только 2 корабля имели полную артиллерию, на 3 она сохранялась частично, а непогода все более разрушала заграждения, Нахимов предложил Меншикову программу охраны входа в Севастопольскую бухту, сочетавшую корабли – плавучие батареи и батареи на суше; он указал, сколько человек требуется для действия артиллерией. 3 февраля вице-адмирал в докладной записке убеждал Меншикова:

«Громадные усилия союзников, употребленные противу Севастополя, безусловно могли быть удерживаемы до сих пор только при содействии средств, разрушивших Черноморский флот; первый период бомбардирования кончается, – средства наши наполовину уже истощились. Тяжкий удар, нанесенный в таком положении, что не можем быть страшны на море, по крайней мере, в продолжение нескольких лет. Приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Черном море. Итак, нам остается одно будущее, которое может существовать только в Севастополе; враги наши знают цену этому пункту и употребят все усилия, чтобы завладеть им».

Вице-адмирал полагал, что союзники вряд ли решатся отбросить армию с путей, связывающих Севастополь и всю Россию. Он более опасался второй атаки с моря, которой могли противостоять только 3 корабля с неполной артиллерией и малообученными командами, и предлагал обсудить на совете положение с морской обороной города.

Возможно, в ответ на первую записку Меншиков наконец и назначил Нахимова формально помощником начальника Севастопольского гарнизона. Видимо, князь хотел привлечь активность моряка к суше. 7 февраля о назначении было объявлено Д. Е. Остен-Сакеном по гарнизону. Однако Нахимов оставался и командующим эскадрой. 6 февраля он отдал приказ для обновления заграждения затопить корабли «Ростислав» и «Двенадцать апостолов». 13 февраля по устному указанию Меншикова эти корабли, а также фрегаты «Кагул» и «Месемврия» легли на дно между Николаевской и Михайловской батареями, а фрегат «Мидия» готовили к затоплению. 19 февраля был затоплен и он.

Вице-адмирал так объяснял необходимость затопления:

«Если неприятельские корабли утвердятся на рейде, то, кроме того что мы потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды в будущем; имея Севастополь, мы будем иметь и флот; однажды же отданный отнять без содействия флота невозможно, а без Севастополя нельзя иметь флота на Черном море; аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским судам на рейд и тем спасти Севастополь».

Оставшиеся корабли Нахимов поставил в качестве плавучих батарей для поддержки береговой артиллерии. Два корабля у Килен-бухты и верховьев Южной бухты могли обстреливать фланговым огнем подступы к главной оборонительной позиции, а три остальных прикрывали вход на рейд.

Особое внимание вице-адмирал направил на организацию наблюдения за противником и передачу сообщений различными видами связи, вплоть до электрического телеграфа – тогда новинки. Информация стекалась в штаб начальника гарнизона, откуда исходили приказы начальникам дистанций.

Тем временем Меншиков оставил Севастополь, и до приезда сменившего его М. Д. Горчакова командующим войсками в Крыму стал Остен-Сакен, который 18 февраля назначил Нахимова исполняющим должность начальника гарнизона; 21 февраля вице-адмирал приказом по гарнизону объявил о назначении.

Чем теснее сжималось кольцо блокады, тем более сближались функции морских и сухопутных войск. При обстреле конгревовыми ракетами с берега страдали корабли. Выдвинутая к Черной речке неприятельская батарея обстреливала пароход «Херсонес». Нахимов в конце февраля принял решение отвести корабли в более безопасное место. В восточной части бухты для поддержки сухопутных войск у Килен-балки стоял дежурный пароход; в конце февраля была подготовлена инструкция, которая предписывала пароходам препятствовать движению неприятельских колонн по Килен-балке и прикрывать редуты. Неоднократно пароходы способствовали отражению атак неприятеля на укрепления Севастополя. В частности, будущий адмирал Г. И. Бутаков применял для увеличения дальности стрельбы крен парохода, а для уменьшения уязвимости судов – блиндирование машин, стрельбу на ходу и с закрытых позиций по указаниям наблюдателя. Новаторству Бутакова и других моряков способствовал уже известный читателю подход Нахимова, требовавшего от офицеров инициативы и самостоятельности. Соответственно Нахимов отмечал успешную деятельность пароходов, обрушивавших на неприятельские позиции и атакующие колонны сотни снарядов. В частности, 12 марта 1855 года он в специальном приказе отмечал: «Бывши вчерашнего числа на редутах и удостоверившись лично, что действием артиллерии дежурного парохода „Крым“ нанесен значительный вред неприятельской батарее, я считаю долгом высказать командиру парохода мою искреннюю благодарность».

Изданная в сентябре 1854 года инструкция для дежурного парохода, предназначенного для осмотра гребных судов противника, предусматривала полную боевую готовность судна, выделение им гребного судна для дежурства у бона, тщательный осмотр проходящих гребных судов. В случае атаки неприятельских гребных судов дежурный пароход должен был оповестить фальшфейером береговые батареи, а сам всеми средствами (картечь, гребные колеса) топить их. Для исключения столкновения пароходы несли отличительные огни. Развитием тактики пароходов явилась инструкция дежурному пароходу, разработанная в феврале 1855 года Г. И. Бутаковым по инициативе Нахимова. Эти документы со временем наряду с боевым опытом легли в основу тактики парового флота, разработанной Бутаковым.

В день второго общего штурма 26 мая 1855 года Нахимов, оказавшийся в разгар атаки на передовом Камчатском люнете, несмотря на контузию, организовал прорыв и вывел остатки защитников к своим позициям, поставив преследующих французов под огонь артиллерии. В результате атака неприятеля была отбита с большими для него потерями.

Готовясь к общему штурму, Нахимов предложил построить мост на бочках через Южную бухту взамен поврежденного при обстреле; это позволяло объединять усилия всего оборонительного фронта. Шесть пароходов, поставленных к Килен-балке, позволяли с фланга простреливать подступы к 1-му и 2-му бастионам. Все это способствовало отражению штурма 6 июня. Сам Нахимов находился на Малаховом кургане и организовал контратаку, позволившую отбросить атаковавших. В результате взаимодействия армии и флота противник был отражен с большими потерями.

Значительное внимание Нахимов уделял снабжению и медицинскому обслуживанию войск. Один из современников вспоминал: «По званию главы Черноморского флота он был истинный хозяин Севастополя. Постоянно на укреплениях, вникая во все подробности их нужд и недостатков, он всегда устранял последние, а своим прямодушным вмешательством в ссоры генералов он настойчиво прекращал их».

Лишь 25 февраля Нахимов официально был назначен командиром Севастопольского порта и военным губернатором Севастополя. Наконец, права Нахимова стали соответствовать обязанностям. В тот же день Остен-Сакен отправил генерал-адмиралу, Великому князю Константину Николаевичу рапорт с ходатайством о производстве Нахимова в адмиралы. Он писал:

«Вице-адмирал Нахимов во все время 165-дневной осады Севастополя сначала не принадлежа к ее обороне, потом с 28 ноября в качестве помощника и замещения меня в случае смерти или раны, чрезвычайно способствовал успешной обороне Севастополя: блистательною неустрашимостью, влиянием на войска, приобретенною любовию и уважением, неусыпною деятельностью, доходящею до того, что непрестанным осмотром бастионов, редутов, батарей и траншей ему известно направление орудий в каждой амбразуре.

Вице-адмирал Нахимов имеет неисчислимые заслуги».

27 марта 1855 года П. С. Нахимова произвели в адмиралы за отличие при обороне Севастополя. Производство не изменило характера деятельности флотоводца. В приказе от 12 апреля П. С. Нахимов отмечал, что его успех – следствие героизма адмиралов, офицеров и матросов. Он также продолжал открыто ходить по укреплениям под пулями. За преданность, бесстрашие и отвагу и любили его подчиненные, особенно моряки.

9 марта контр-адмирал В. И. Истомин пал на Камчатском люнете. Нахимов уступил ему место, которое оставлял для себя в гробнице Владимирского собора рядом с Лазаревым и Корниловым.

12 марта Нахимов обратился к М. Д. Горчакову, командующему Южной армией и морскими и сухопутными силами в Крыму, с просьбой освободить его от командования эскадрой. 15 марта Горчаков разрешил Нахимову передать эскадру контр-адмиралу П. М. Юхарину, и 16 марта адмирал спустил свой флаг. Он сосредоточил основное внимание на сухопутной обороне, хотя не забывал и о флоте.

В приказе от 2 марта по Севастопольскому гарнизону Нахимов обратил внимание начальников на сбережение личного состава при обстрелах. В ходе второй бомбардировки, с 28 марта по 8 апреля 1855 года, потери от обстрела противника оказались меньше, чем при первой, благодаря траверсам и блиндажам. Сам же адмирал продолжал в сюртуке с хорошо заметными эполетами, известными всему городу, регулярно объезжать позиции, появляясь в самых опасных местах.

Обязанности требовали от Нахимова заниматься снабжением войск и вывозом раненых, артиллерией и судьбой семей погибших, госпиталями и сооружением укреплений, награждением достойных и порицанием неисправных. Записная книжка адмирала за 1854–1855 годы полна записей по самым разным вопросам, которые ему приходилось разрешать. Стараясь до минимума сократить бюрократическую переписку, Нахимов стремился самостоятельно и быстро решать вопросы. Он редко задумывался о том, как будет отчитываться в расходах после войны. В беседе с одним из защитников Севастополя адмирал шутил, что уже предоставил все свое имущество на съедение различных комиссий и бухгалтерий. Немало усилий отнимали бумажные дела, с которыми моряк справлялся хуже, чем с управлением парусами и делами обороны.

Болезнь не давала покоя. Адмирал страдал различными припадками. Боли в желудке, рвота, головокружение вплоть до обморока мучили его. Сказывались и застарелая болезнь, и тяготы службы. Однако моряк не показывал вида, продолжая ежедневные объезды позиций и занимаясь десятками различных дел.

С началом весны пришла опасность эпидемии. Потому Нахимов беспокоился о скорейшем вывозе раненых из осажденного города в Николаев. Не отходил Нахимов и от интересов флота, следил за его действиями. 7 апреля он в приказе сообщал о методе тушения зажигательных ракет, разработанном Г. И. Бутаковым, и рекомендовал использовать его на судах эскадры.

Не забывал адмирал за заслуги представлять к наградам офицеров и матросов. Но достойных было слишком много. Чиновник для особых поручений Морского министерства Б. П. Мансуров рапортовал генерал-адмиралу, Великому князю Константину Николаевичу:

«…Нахимов олицетворяет в себе стойкий и непоколебимый гений Севастополя. История знает уже, что все чины Черноморского флота следовали и следуют этому примеру, и здесь слово „все“ имеет действительно то обширное значение, которое исключений не допускает; как я не доискивался и допрашивался особенных примеров мужества, самоотвержения и хладнокровия, я всегда приходил и прихожу к тому результату, что честь, достоинство и подвиги везде одни и те же, разница в том, что сегодня отличится один, а завтра другой. Как ни строг Павел Степанович в своих оценках, он всегда готов прочитать список всех ныне остающихся на бастионах, когда его спрашивают об особенных отличиях».

Однако при необходимости Нахимов отмечал и недостатки. Он делал замечание за несвоевременную и неточную передачу сообщений телеграфа, выговаривал капитан-лейтенанту Н. И. Викорсту за плохое наблюдение за его командой, немедленно направил встреченного на улице штабс-капитана А. Н. Зубкова к его команде и угрожал отдать под суд в случае дальнейшего уклонения от службы.

Приходилось адмиралу участвовать и в боях на суше. При освобождении Камчатского люнета Нахимов получил контузию, уже не первую. Тот же Мансуров замечал, что моряк с трудом сидел на стуле. Но стоило ему услышать, что союзники накапливают силы у Малахова кургана, и адмирал через две минуты оказался в седле.

Несмотря на новый чин, положение адмирала оставалось сложным. Над ним оставался командующий 4-м корпусом Остен-Сакен, который отдавал приказы по Севастопольскому гарнизону. Потому 19 апреля Нахимов просил пересылать в его канцелярию военного губернатора копии всех приказов Остен-Сакена для сведения.

Главнокомандующий Южной армией и сухопутными и морскими силами в Крыму князь М. Д. Горчаков не верил в возможность удержать Севастополь. Он согласился с предложением генерал-лейтенанта Бухмейстера соорудить мост через Севастопольскую бухту. В записке от 27 мая адмирал посчитал невыгодным сооружение моста. Он понимал, что мост – средство не столько для переброски подкреплений, сколько для эвакуации. В то же время сам он был инициатором сооружения пешеходного моста на бочках через Южную бухту; мост этот связал позиции обороняющихся.

В Севастополе катастрофически не хватало продовольствия, оружия, боеприпасов, строительных материалов. Нахимову приходилось самому разрешать многие вопросы. Он определял, как избежать сверхнормативных требований продовольствия, и решал, как обеспечить выпечку хлеба. На свой страх и риск адмирал использовал для постройки укреплений запасы флота (парусину, тросы, корабельный лес), получая разрешения задним числом; однако он старался избежать излишнего расхода ценных кораблестроительных материалов.

Нахимов, желая избежать лишних жертв, после начала третьей бомбардировки отдал 28 мая приказ об эвакуации женщин из Севастополя. Матросских жен, живших на северной стороне, он определил на морское довольствие.

Себя адмирал не щадил. Он нередко оказывался в опасных местах, несмотря на усталость, болезни и несколько контузий. В июне к прочим недугам прибавилось заболевание «холериной». Окружающим он казался бессмертным. Но это было не так.

28 июня, как обычно, с утра Павел Степанович объезжал позиции. Он посетил 3-й бастион. Когда в нескольких шагах взорвалась бомба, адмирал, сидевший у блиндажа, даже не шелохнулся. Потом он поехал на Малахов курган. Когда Нахимов с кургана наблюдал за противником, высунувшись из-за укрытия, он был смертельно ранен в голову пулей. Это произошло около 18.30. Скорее всего, адмирал, не снимавший заметного мундира с эполетами, стал жертвой неприятельского снайпера.

Врачи пытались помочь, но тщетно. 30 июня Нахимов скончался. 1 июля состоялось торжественное погребение, в котором участвовали все, кто мог оставить позиции.

Смерть Нахимова поставила последнюю точку в обороне Севастополя, ибо Горчаков был готов в случае необходимости оставить город. Когда союзникам в результате очередного штурма удалось ворваться на Малахов курган, было принято решение эвакуировать войска по мосту через бухту. Русские полки оставили южную сторону, взорвав склады, укрепления и уничтожив последние корабли.

Гибель В. А. Корнилова, П. С. Нахимова, других моряков лазаревской школы наряду с условиями Парижского мира 1856 года явились гораздо большей причиной упадка Черноморского флота на ближайшие десятилетия, чем фактическая гибель устаревших деревянных парусников.

* * *

Вся жизнь Нахимова была связана с морем, в котором он провел около ста пятидесяти месяцев и заслужил ряд наград; не считая лечения за границей, на отпуска у него приходилось всего десять месяцев. За эти годы он так и не приобрел недвижимого имущества, свои средства расходуя на флот, который был для него семьей.

Нахимов говорил: «Неужели вы не видите между офицерами и матросами тысячу различных оттенков в характерах и темпераментах?» Он выступал против страха как основного средства воспитания: «Страх подчас хорошее дело, да согласитесь, что не натуральная вещь несколько лет работать напропалую ради страха. Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу, тогда с нашим лихим народом можно такое делать, что просто чудо». Считая, что необходимо учить подчиненных своим примером, моряк говорил: «Не учите их, как попугаев. Пожалуйста, не мучьте их и не пугайте; не слова, а мысли им передавайте».

Несмотря на то что Нахимов не давал спуску нарушителям дисциплины и требовал образцового порядка на борту, моряки уважали и любили его. Севастополец слышал весной 1854 года, как один из матросов говорил другому, что на эскадре Нахимова больше работы, но и больше веселья. Он рассказывал, что адмирал приказал оборудовать на берегу качели, палатки для встреч с женами, сам принимал участие в праздновании Пасхи и христосовался со всеми знакомыми встречными. При таких условиях экипажи примирялись с тем, что флагман для сохранения боеготовности не отпускал матросов в город.

Для офицеров адмирал служил примером не только бывалого моряка, но и человека культурного, знакомого с новинками морской литературы и усиленно пропагандировавшего чтение среди молодежи.

Прошло много лет, однако имя П. С. Нахимова не забыто. Оно отражено в книгах, кинофильмах, названиях судов и географических пунктов. В 2002 году было торжественно отмечено двухсотлетие со дня рождения героя-флотоводца. В этом – знак понимания важности сохранения традиций отечественного флота.

Заключение

Существуют три основные причины, по которым российские моряки второй половины XVIII столетия прославили отчизну открытиями и победами, ранее невиданными. Во-первых, свою роль сыграло улучшение образования офицеров; во-вторых, они могли воспользоваться опытом и знаниями уже не столько иноземных, сколько отечественных мореходов первого поколения, начинавших службу еще при Петре I; наконец, атмосфера екатерининского флота не мешала проявлять инициативу, и каждый моряк знал, что за успехи его наградят, а за упущения, если они не преступны – наконец-то, по крайней мере, не снимут голову.

Воспитанные в таких условиях флагманы и составили славу Российского флота.

Не все они известны современному читателю.

Автор надеется, что данной книгой удастся в какой-то степени исправить историческую несправедливость по отношению к людям, прославившим Россию.

Так как биографии перекрывают морскую историю России за длительный срок, изучение этих жизнеописаний позволяет сделать некоторые выводы, важные и для нашего времени.

Во-первых, совершенно очевидно, что именно в те периоды, когда государство проводило активную политику при поддержке флота, и выдвигались флотоводцы. При Петре I и Екатерине II, а также Николае I, которые высоко ценили флот как орудие для осуществления политических целей и много внимания обращали на его развитие, развернулись способности адмиралов, биографии которых рассмотрены выше.

Во-вторых, практика показала, что совершенно не обязательно проливать моря крови, чтобы добиваться политических целей. Вооруженный нейтралитет, провозглашенный и поддержанный силой флота, принес России не меньше авторитета, чем победы в сражениях. Осторожная политика на Черном море при твердой и последовательной деятельности морского и сухопутного командования позволила в конце 70-х – начале 80-х годов XVIII столетия не только избежать столкновения с Турцией, но и присоединить Крым, создать Черноморский флот и его главную базу, что позволило встретить турецкий флот в следующую войну 1787–1791 годов во всеоружии. Не только военные, но и коммерческие, и исследовательские плавания XVIII и особенно XIX веков способствовали расширению территории, экономической мощи России, упрочению ее положения в мире как великой державы. Однако для того, чтобы мирными путями добиваться успехов, страна должна была поддерживать на высоком уровне свою морскую мощь и не жалеть расходов как на постройку современных кораблей, так и на подготовку моряков.

В-третьих, Российская империя стала местом, притягивающим своими возможностями талантливых моряков разных стран, часть из которых составила славу России. Они не только нашли убежище от религиозных и политических гонений и дискриминации, которые не позволяли занять на родине посты, достойные их способностей. Многие только здесь встретили тот размах политических деяний, который позволил им проявить себя полностью. Особым фактором явились русские люди, без самоотверженности и способностей которых оказались бы неосуществимыми самые дерзкие и хорошо продуманные планы де Рибаса, Нассау-Зигена и Грейгов.

В-четвертых, начатое еще при Петре I морское образование со временем все больше и больше давало преимуществ Российскому флоту перед другими, где в основу клали морскую практику с обучением непосредственно на кораблях. Это образование наряду с возможностью практиковаться в разных областях деятельности (навигации, гидрографии, кораблестроении, администрации, дипломатии и т. п.) создавало основу для развития отечественных морских деятелей.

В-пятых, флот, как политическая сила, способствовал приобретению важных для России территорий, а эти территории (базы на них), в свою очередь, способствовали развитию морской силы.

Уже Петр Великий стал определять морскую мощь России не только числом боевых кораблей, но и возможностями торгового судоходства, тогда еще в массе осуществляемого на иноземных судах. Вторая волна внимания к развитию отечественного торгового мореходства и использования флота для политических целей поднялась при Екатерине II. Вскоре после начала ее правления фрегаты с российскими товарами были посланы на Средиземное море. Были организованы экспедиции для поиска кратчайшего пути из Архангельска через полярные моря в Тихий океан, где российские первопроходцы открыли богатые пушным зверем Алеутские острова. Лишь позднее, когда вспыхнула русско-турецкая война 1768–1774 годов, на Средиземное море пошли боевые эскадры, которые разгромили турецкий флот. Так как турки потерпели поражение и на суше, и на Черном море от Азовской флотилии, подписанный ими Кючук-Кайнарджийский мир открывал путь русским торговым судам через Босфор и Дарданеллы в Европу и обратно, а приобретенные земли Новороссии предоставили зерно – основной товар, который Россия этим путем вывозила.

В войнах с Турцией (1787–1791) и Швецией (1788–1790) российские армия и флот доказали способность выстоять даже в борьбе с двумя противниками одновременно. Успехи флота позволили России закрепиться в Причерноморье и Крыму, а поражение флота Густава III на Балтике лишило шведов надежды вернуть потерянные ранее земли.

При Екатерине II флот обрел свое назначение как орудие политики энергичной государыни. Во главе его оказались преимущественно отечественные флотоводцы; хотя Императрица и приглашала иностранных специалистов, она добивалась, чтобы они чувствовали себя в России как дома. От моряков требовали дела и не стесняли инициативу. В результате славных побед первой Архипелагской экспедиции, войн против Турции и Швеции к 1796 году Россия вернула многие потерянные в прежние века земли и располагала на Балтийском и Черном морях морской силой, одно движение которой заставляло даже гордых британцев отказываться от своих планов.

Во времена Петра I и Екатерины II при помощи флота были решены основные стоявшие со Средневековья политические задачи страны, позволившие ей стать великой державой: выход к Черному и Балтийскому морям, возвращение потерянных русских земель и нейтрализация Польши – орудия антироссийских сил в Европе. Однако так и не был создан торговый флот, способный конкурировать с иностранными.

Свыше полувека после Екатерины Великой лишь отдельные государственные деятели добивались внимания к развитию отечественного торгового судоходства и его защиты, но в общем не ощущали общегосударственной поддержки. Морскую торговлю считали делом частным, а флот военный создавали не столько с определенными практическими целями, сколько для престижа.

Павел I, вступая на трон, оставил за собой и пост генерал-адмирала. Он решительно взялся за борьбу с злоупотреблениями екатерининского времени, однако одновременно уничтожал дух инициативы и самостоятельности. В итоге все старания улучшить флот приводили к обратному результату. Вставший при Александре I во главе Министерства морских сил России П. В. Чичагов попытался навести в отечественном флоте порядок по британскому образцу, но с сохранением лучших отечественных традиций. Он опирался на либерализм Императора. Но Александру I, избегавшему войн, флот не требовался, и к концу его правления он был в упадке.

Николай I нуждался в средствах для проведения в жизнь своих планов, и он обратил внимание на флот. К 50-м годам XIX века русские парусные флоты мирного времени по численности были чуть ли не крупнейшими в мире и по подготовке не уступали европейским. Но страна отставала от Европы в области промышленности. Император недооценивал важность пароходов, и боевые паровые корабли начали строить лишь незадолго до Крымской войны. Господствовавший на Черном море в 1853 году флот уже в следующие два года был блокирован и погиб с падением Севастополя. Невосполнимой утратой стала гибель многих моряков лазаревской школы.

Парижский мир 1856 года на долгие годы оставил Россию без Черноморского флота.

Ну а дальнейшая история отечественного броненосного флота так и не успела выдвинуть флотоводцев, способных побеждать, командуя эскадрами технически совершенных судов. Такие флотоводцы уже появлялись (С. О. Макаров, A. B. Колчак, Н. О. Эссен), но безвременно уходили в мир иной.

История России вновь делала крутой вираж…