Текст книги "Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне"

Автор книги: Николай Майоров

БОРИС БОГАТКОВ

Борис Андреевич Богатков родился в сентябре 1922 года в Ачинске (Красноярский край). Отец и мать его – учителя. Мать умерла, когда Борису исполнилось десять лет, и он воспитывался у тетки. Богатков учился в Ачинске, Красноярске, Новосибирске. С детских лет увлекался поэзией и рисованием. Хорошо знал стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Багрицкого, Асеева. В 1938 году за поэму «Дума о Красном флаге» получил грамоту на Всесоюзном смотре детского литературного творчества. В 1940 году Богатков приехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и учился на вечернем отделении Литературного института им. Горького.

С начала Великой Отечественной войны Богатков в армии. При налете фашистской авиации был тяжело контужен и демобилизован по состоянию здоровья. В 1942 году вернулся в Новосибирск. Здесь писал сатирические стихи для окон ТАСС, печатался в местных газетах. И упорно добивался возвращения в армию. После длительных хлопот Богаткова зачисляют в Сибирскую добровольческую дивизию. На фронте командир взвода автоматчиков старший сержант Богатков продолжает писать стихи, сочиняет гимн дивизии.

11 августа 1943 года в бою за Гнездиловскую высоту (в районе Смоленск – Ельня) Богатков поднимает в атаку автоматчиков и во главе их врывается во вражеские окопы. В этом бою Борис Богатков пал смертью храбрых[15]15
  В некоторых изданиях, в том числе в антологии «Поэзия Сибири», Новосибирск, 1957, указывается, что Богаткову было присвоено звание Героя Советского Союза. Как установлено, эти сведения ошибочны. Борис Богатков был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени.


[Закрыть]. Его имя навечно занесено в списки дивизии, его автомат передавался лучшим стрелкам взвода.

 
С завистью большой и затаенной
На отца смотрел я потому,
Что наган тяжелый, вороненый
Партия доверила ему.
Вечерами зимними, при лампе,
Он рассказывал,
                            как их отряд
Атакующей кулацкой банде
Указал штыками путь назад;
Как в сугробы падали бандиты,
Черной кровью прожигая снег;
Как взвивался пулями пробитый
Красный флаг над сотней человек;
Как партийцы шли вперед бесстрашно,
Шли,
           а ветер заглушал «ура-а»,
Как скрестили в схватке рукопашной
Взгляд со взглядом,
                                   штык с штыком врага…
 
 
Наизусть я знал рассказ подробный.
Каждый вечер всё же мне опять
Вдруг казались неправдоподобны
Стулья,
              шкаф,
                       и лампа,
                                       и кровать.
Все они куда-то исчезали,
Стены расступались,
                                      и тогда
Предо мной бесшумно проплывали
Тучи дыма,
                  флаги и снега…
 
 
Вспоминаю с гордостью теперь я
Про рассказы своего отца.
Самому мне Родина доверит
Славное оружие бойца.
Охватило страны пламя злое
Новых разрушительных боев,
Вовремя пришло ты, боевое
Совершеннолетие мое.
Встану я, решительный и зоркий,
На родном советском рубеже
С кимовским значком на гимнастерке,
С легкою винтовкою в руке.
И откуда б враг ни появился —
С суши,
           с моря
                       или с вышины, —
Будут счастья нашего границы
От него везде защищены.
Наши танки
                   ринутся рядами,
Эскадрильи
                   небо истемнят,
Грозными спокойными штыками
Мы врагу
                   укажем путь назад.
 

1939?

 
Густые толпы дружного народа,
Серьезный вид родителей моих
И лица застывающих у входа
Безмолвных и суровых часовых.
Мы подходили тихими шагами,
Ступая в такт смолкающим сердцам.
Какими мне стихами и словами
То описать,
                    что я увидел там?
Закрыв глаза полоской светлых век,
Лежал,
            на грудь
                        как будто подняв руку,
Недвижный,
                 бледный человек.
Казалось,
                 он
                         прислушивался к звуку,
К шагам людей, идущих чередой.
И слышал,
                   точно клятву,
                                        как поруку:
«За дело Ленина
                                 мы все готовы в бой!»
 

<1940>

 
Мелькнули молнии несколько раз,
Всё настойчивей грома удары
Повторяют прохожим приказ:
«Освободить тротуары».
 
 
Старушечка, опуская веки,
Походкой дрожащей
Через улицу спешит к аптеке.
Вошел гражданин в магазин ближайший.
 
 
И вот, пробитый каплями первыми,
Красный флаг, что спокойно висел,
Вдруг, как что-то живое, с нервами,
Весь рванулся навстречу грозе.
 
 
С шумом на город притихший, серый,
Дробясь об асфальт, уходя в песок,
Дождевые, прозрачные стрелы
Густо льются наискосок.
 
 
В футболке, к телу прильнувшей компрессом,
В брюках блестящих, потяжелевших
Шагаю ливню наперерез я,
Смелой мыслью себя утешив:
 
 
Лучше так вот шагать всю жизнь,
Чем, грозу переждя,
Вслед за теми послушно плестись,
Кто прошел сквозь стрелы дождя
 
 
И не видит душою праздною,
Как во всей красоте и силе
Сверкает и свищет полотнище красное,
Омытое ливнем от будничной пыли.
 

1940

 
Хоть становлюсь я угрюмым, упорным,
Меня иногда, как прежде, влекут
В дымное небо кричащие горны,
Знамена, стреляющие на ветру…
 
 
Но это случается реже, реже.
И, видимо, скоро в последний раз
Почудится мне оружия скрежет,
Каменных стен огромные брусья…
Крепость в дыму, крепость в огне.
И, возглавляя отряды, мчусь я
На безупречно белом коне.
 
 
Что там на башне: не флаг ли белый,
Или вспорхнул от выстрелов дым?
Проломы в стене – не ловушка смелым,
Они – триумфальные арки им!
 
 
Мой скакун пролетает над бездной.
Рвы за спиною. Вперед! Вперед!
Всё ближе, ближе топот железный,
Вдруг распахнулись ворота! И вот,
 
 
Качнув головой, улыбаюсь устало:
Борис, Борис, довольно сражаться.
Ведь тебе ни много ни мало —
Уже почти девятнадцать.
 

1940?

 
Новый чемодан длиной в полметра,
Кружка, ложка, ножик, котелок…
Я заранее припас всё это,
Чтоб явиться по повестке в срок.
 
 
Как я ждал ее! И наконец-то,
Вот она, желанная, в руках!..
…Пролетело, отшумело детство
В школах, в пионерских лагерях.
 
 
Молодость девичьими руками
Обнимала и ласкала нас,
Молодость холодными штыками
Засверкала на фронтах сейчас.
 
 
Молодость за всё родное биться
Повела ребят в огонь и дым,
И спешу я присоединиться
К возмужавшим сверстникам моим!
 

1941

 
Всё с утра идет чредой обычной.
Будничный, осенний день столичный —
Славный день упорного труда.
Мчат троллейбусы, гремят трамваи,
Зов гудков доносится с окраин,
Торопливы толпы, как всегда.
 
 
Но сегодня и прохожим в лица,
И на здания родной столицы
С чувствами особыми гляжу,
А бойцов дарю улыбкой братской —
Я последний раз в одежде штатской
Под военным небом прохожу!..
 

1941 Москва

 
Метров двести – совсем немного —
Отделяют от нас лесок.
Кажется, велика ль дорога?
Лишь один небольшой бросок.
 
 
Только знает наша охрана:
Дорога не так близка.
Перед нами – «ничья» поляна,
А враги – у того леска.
 
 
В нем таятся фашистские дзоты,
Жестким снегом их занесло.
Вороненые пулеметы
В нашу сторону смотрят зло.
 
 
Магазины свинцом набиты,
Часовой не смыкает глаз.
Страх тая, стерегут бандиты
Степь, захваченную у нас.
 
 
За врагами я, парень русский,
Наблюдаю, гневно дыша.
Палец твердо лежит на спуске
Безотказного ППШа.
 
 
Впереди – города пустые,
Нераспаханные поля.
Тяжко знать, что моя Россия
От того леска – не моя…
 
 
Посмотрю на друзей-гвардейцев:
Брови сдвинули, помрачнев,—
Как и мне, им сжимает сердце
Справедливый, священный гнев.
 
 
Поклялись мы, что встанем снова
На родимые рубежи!
И в минуты битвы суровой
Нас, гвардейцев, не устрашит
Ливень пуль, сносящий пилотки,
И оживший немецкий дзот…
Только бы прозвучал короткий,
Долгожданный приказ: «Вперед!»
 

1942

 
Два шага от стены к окну,
Немного больше в длину —
Ставшая привычной уже
Комнатка на втором этаже.
В нее ты совсем недавно вошел,
Поставил в угол костыль,
Походный мешок опустил на стол,
Смахнул с подоконника пыль
И присел, растворив окно.
Открылся тебе забытый давно
Мир:
Вверху – голубой простор,
Ниже – зеленый двор,
Поодаль, где огород,
Черемухи куст цветет…
 
 
И вспомнил ты вид из другого жилья:
Разбитые блиндажи,
Задымленные поля
Срезанной пулями ржи.
Плохую погоду – солнечный день,
Когда, бросая густую тень,
Хищный «юнкерс» кружил:
Черный крест на белом кресте,
Свастика на хвосте.
«Юнкерс» камнем стремился вниз
И выходил в пике.
Авиабомб пронзительный визг,
Грохот невдалеке;
Вспомнил ты ощутимый щекой
Холод земли сырой,
Соседа, закрывшего голой рукой
Голову в каске стальной,
Пота и пороха крепкий запах…
Вспомнил ты, как, небо закрыв,
Бесформенным зверем на огненных лапах
Вздыбился с ревом взрыв.
 
 
…Хорошо познав на войне,
Как срок разлуки тяжел,
Ты из госпиталя к жене
Всё-таки не пришел.
И вот ожидаешь ты встречи с ней
В комнатке на этаже втором,
О судьбе и беде своей
Честно сказав письмом.
Ты так поступил, хоть уверен в том,
Что ваша любовь сильна,
Что в комнатку на этаже втором
С улыбкой войдет жена
И руки, исполненные теплом,
Протянет к тебе она.
 

1942

 
У эшелона обнимемся.
Искренняя и большая,
Солнечные глаза твои
Вдруг затуманит грусть,
До ноготков любимые,
Знакомые руки сжимая,
Повторю на прощанье:
«Милая, я вернусь».
Я должен вернуться, но если…
Если случится такое,
Что не видать мне больше
Суровой родной страны,—
Одна к тебе просьба, подруга:
Сердце свое простое
Отдай ты честному парню,
Вернувшемуся с войны.
 

Декабрь 1942

 
Проходит поезд через лес,
Колесами стучит.
По крепким шпалам льются рельс
Тяжелые ручьи.
 
 
И, к небесам стремясь пустым,
Средь сосен и берез,
Летит такой же русый дым,
Как прядь твоих волос,
 
 
Да пляшет, утомляя взгляд,
Деревьев хоровод:
Всё ближние бегут назад,
А дальние – вперед.
 

1942

 
Не жизнью – патронами дорожа,
Гибли защитники рубежа
От пуль, от осколков мин.
Смолкли винтовки… И наконец
В бою остались: один боец
И пулемет один.
В атаку поднялся очередной
Рассвет. Сразился с ночною мглой,
И отступила мгла.
Тишина грозовая. Вдруг
Матрос услышал негромкий стук.
Недвижны тела,
Но застыла над грудою тел
Рука. Не пот на коже блестел —
Мерцали капли росы.
Мичмана, бравого моряка,
Мертвая скрюченная рука,
На ней живые часы.
Мичман часа четыре назад
На светящийся циферблат
Глянул в последний раз
И прохрипел, пересилив боль:
«Ребята, до девяти ноль-ноль
Держаться. Таков приказ».
Ребята молчат. Ребята лежат.
Они не оставили рубежа…
Дисков достаточно. С ревом идет,
Блеск штыков выставляя вперед,
Атакующий вал.
Глянул матрос на часы: восьмой,
И пылающею щекой
К автомату припал.
Еще атаку матрос отбил.
Незаметно пробравшись в тыл,
Ползет фашистский солдат:
В щучьих глазах – злоба и страх.
Гранаты в руках, гранаты в зубах,
За поясом пара гранат…
Матрос с гранаты сорвал кольцо,
Дерзко крикнул врагу в лицо:
«Ну, Фриц! Взлетим, что ль,
За компанию до облаков?»
От взрыва застыли стрелки часов
На девяти ноль-ноль.
 

1943

ДМИТРИЙ ВАКАРОВ

Дмитрий Онуфриевич Вакаров родился в 1920 году в селе Иза (Закарпатье). Его отец, крестьянин-бедняк, в надежде разбогатеть трижды ездил в Америку. Но вернулся таким же нищим, каким уехал, и впридачу – больным. С детства Дмитрий познал голод и несправедливость. Однако нужда, лишения не сломили рано возмужавшего юношу. В 1938 году, еще учась в хустской гимназии, Дмитрий Вакаров начал писать смелые революционные стихи. Однажды на стенах гимназии появились лозунги «Да здравствует СССР». Директор вызвал сотрудников пограничной разведки. Дмитрий Вакаров и его друзья были арестованы и подвергнуты семидневному допросу. Но жандармы так и не узнали имени того, кто писал лозунги. Товарищи не выдали Дмитрия. А сам он уже умел мужественно держаться перед следователями. Гимназисты были выпущены на свободу под негласный надзор полиции. Еще дважды Вакаров подвергался арестам и пыткам у себя на родине. Но никогда не могли добиться от него ни слова.

Весной 1939 года хортиевская Венгрия оккупировала Закарпатье и установила здесь режим фашистского террора. В обстановке арестов и расстрелов Вакаров продолжал вести коммунистическую пропаганду, продолжал писать призывные стихи. Он с надеждой следил за освободительным походом Советской Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию и посвятил ему взволнованные строки.

Осенью 1941 года Вакаров поступил на филологический факультет Будапештского университета. Зарабатывал на жизнь, преподавая русский язык в школе иностранных языков. В Будапеште молодой поэт установил связь с антифашистским подпольем. В марте 1944 года Дмитрий Вакаров был схвачен венгерской контрразведкой и «за измену родине» приговорен военным трибуналом к пожизненной каторге. Венгерские сподручные Гитлера в предвидении своего надвигающегося краха передали политических заключенных гестапо. В ноябре 1944 года Вакарова отправили в гитлеровский лагерь смерти в Дахау, лишили имени и фамилии, дав арестантский номер 125 530. В конце декабря он был переведен в концлагерь Нацвейлер, где царили порядки еще более чудовищные, чем в Дахау. В начале 1945 года сюда стали прибывать палачи из Освенцима. В марте 1945 года, когда американская авиация разбомбила заводы и сооружения вокруг Нацвейлера, Вакарова вместе с другими заключенными перевели в концентрационный лагерь Даутмерген. Здесь фашистские изуверы решили направить истощенного Вакарова на «лечение», т. е. на смерть в специальных камерах. Поэт не пожелал «лечиться», оказал сопротивление и был убит гитлеровцами.

Имя и поэзия Дмитрия Вакарова приобрели известность после Великой Отечественной войны, в 50-е годы, когда его стихи стали публиковаться в журналах и газетах. До нас дошла сравнительно небольшая часть стихотворений Д. Вакарова, относящихся преимущественно к раннему периоду. Произведения последних лет жизни поэта были конфискованы венгерской полицией в 1944 году и, очевидно, погибли.

В 1955 году в Ужгороде издан сборник «Избранные стихи» Дмитрия Вакарова.

 
Детство без ласки,
жизнь без любви…
сердце, мужайся —
мы бунтари!
 
 
Ждем мы с востока
волю и свет.
Братьям далеким
шлем мы привет.
 
 
Хватит молитвы;
юность, гори!
Жизнь наша – битва,
мы – бунтари!
 

 
Отец, ты скитался по свету,
Ты счастье искал.
Но не было счастья и нету,
Ты горе лишь знал.
 
 
Ты верил: поможет молитва
В неравной борьбе.
Я ж верю: поможет лишь битва
И мне и тебе.
 
 
Ты дай мне великую силу,
Мне силу внуши,
Чтоб сделать ту силу мерилом
Мятежной души.
 
 
Ты дай мне великое сердце,
Без края, без дна,
Чтоб в сердце горела, как солнце,
Любовь лишь одна.
 
 
В том сердце, грустя и ликуя,
В том сердце сердец
С сыновней любовью вмещу я
Тебя, мой отец.
 
 
Тем сердцем согрею в дороге
Бессильных людей,
И песен спою я им много
О силе людей.
 

 
Вышли с ношей на дорогу
Лесорубы-батраки.
Груз несут, заводят песню,
Поднимая кулаки.
 
 
Что несете, лесорубы?
«Горе старое несем».
Что поете, лесорубы?
«Песню новую поем».
 
 
Вы кому несете горе,
Угрожая кулаком?
«Мы магнатам и буржуям
Наше горе отнесем».
 
 
Вы о чем поете песни
У подножья синих гор?
«О свободе тут поем мы
Наши песни с давних пор».
 

 
Кто любит молот,
Кто любит плуг —
Тот мой товарищ,
Мой брат и друг.
 
 
Кто ценит волю,
Кто ценит труд —
Мои призывы
Того найдут.
 
 
Кто проклял рабство,
Кто проклял гнет —
Тот путь к свободе
Со мной найдет.
 

 
Не помогут нам стоны,
Нас не выручит плач, —
Их не знают законы,
Их не слышит палач.
 
 
Не помогут молитвы,
О, поверь мне, бедняк!
Ты готовься для битвы,
Крепче стисни кулак!
 
 
Без борьбы нет победы,
Нет иного пути, —
За отцов и за дедов
Отплати, отомсти!
 
 
Без борьбы нет свободы,
Нет иного пути, —
За все кривды народа
Отплати, отомсти!
 

 
Ни врача нет, ни больницы,
Косит жизнь туберкулез.
У детей тускнеют лица
От горячих слез.
 
 
Нет ни радости, ни хлеба.
Горечь горькая в груди,
Ни от папы, ни от неба
Милости не жди!
 
 
Раз всему конец бывает, —
И обидам есть конец…
И тебя я проклинаю,
Оккупант-подлец!
 
 
Ты не жди от нас пощады,
Мы пощады не даем.
Мы сломаем все преграды,
Нечисть всю сметем!
 

 
Из трущоб выходит масса —
Тысячи людей.
Это вышла ярость класса
С фабрик и полей.
 
 
Масса хлынула, как море,
Двинулась вперед.
Это голод, это горе
На протест идет.
 
 
Дышат местью и угрозой
Взгляды батраков.
Это детский плач и слезы
В бой ведут отцов.
 
 
Ветер вдаль и вширь разносит
Песни бедняков:
Это массы хлеба просят
Для голодных ртов.
 
 
Над колонной знамя вьется,
Вьется красный флаг.
Гулким эхом отдается
Пролетарский шаг.
 
 
Этот шаг панов тревожит
В виллах и дворцах.
Этот звук им совесть гложет,
Нагоняя страх.
 

 
Отдает уже гнилью могильною
Разложившийся каторжный строй…
С жизнью пошлой, горбатой, бессильною
Мы выходим на бой.
 
 
Как вода с водопада искристого,
Как над бездной гремящие льды,—
На акул мы нагрянем неистово,
Что других пожирают труды.
 
 
Разгромив угнетателей начисто,
Мы – рабочих-товарищей класс —
Песню жизни так грянем размашисто,
Чтоб и звезды услышали нас!
 

 
Ввел магнат свои порядки,
Всюду вывески сменил.
За подачки да за взятки
Ренегатов он купил.
 
 
Одному дал грядку пашни,
А другому – громкий чин.
И, сменив костюм вчерашний,
Тут продался не один.
 
 
Для неопытных – ловушку,
Для доверчивых – дурман,
Для пропившихся – пирушку
Расставляет интриган.
 
 
И магнаты, сея споры,
«Равновесье» берегут:
Где нет хода для раздоров,
Поднимают кнут.
 

 
Слезы бессильные,
Слезы обильные
Льются в глуши.
С ними стекает,
С ними слетает
Горечь с души.
 
 
Слезы народные,
Слезы горячие
Льются-текут.
Слезы отчизны
К мести-расплате
Всех нас зовут.
 
 
Злоба святая
В сердце моем.
Я призываю
Ночью и днем:
Бей чем попало,
Бей топором!
 

 
Строят тюрьмы и казармы,
Держат в страхе край родной.
На село по два жандарма,
А читальни – ни одной.
 
 
Вместо школы – в селах церковь
С позолоченным крестом.
Стерегут, как псы, неволю
Староста с попом.
 
 
Вольно дышат в Закарпатье
Лишь епископ и магнат.
Чадом смерти и проклятьем
Веет от Карпат.
 
 
Всё добро магнат съедает,
Всё съедает с давних пор…
Лесоруб, кулак сжимая,
Точит свой топор!
 

 
Ты пьешь вино,
Я воду пью.
Ты пьешь коньяк,
Я горечь пью.
 
 
Что хвалишь ты,
То я браню,
Ты продал честь,
Я честь храню.
 
 
Ты любишь чин,
Я труд люблю.
Ты любишь грош,
Я жизнь люблю.
 
 
Ты любишь кнут,
Ты бьешь кнутом.
Я правдой бью,
Я бью пером.
 
 
Я на тебя
Недаром злюсь.
Однажды я
С тобой столкнусь!
 

 
Отчизна родная,
От края
            до края
Тебя
        облетаю.
Всё вижу,
               всё знаю:
Есть голод,
                   есть горе.
Нет хлеба,
                нет воли.
Отчизна родная,
От края
              до края
Всё вижу,
               всё знаю.
Ношусь
               и летаю,
Прошу
           и взываю:
Восстаньте, рабы!
Не бойтесь судьбы!
От края
                  до края
Лечу, залетаю,
Кричу,
          заклинаю:
Вставай, мой народ,
За вольность – вперед!
 

 
Мы этот час так долго ждали,
Так много, много лет…
И он идет в броне и стали, —
Привет тебе, привет!
 
 
Пишу я новую страницу,
И на душе легко, —
Приходят братья на границу,
Они недалеко.
 
 
Я верю: скоро день настанет,
Исчезнут рубежи,
И между братьями не станет
На севере межи.
 

1939?

 
Алмаз мне нравится —
          Он очень тверд;
Орел мне нравится —
          Он смел и горд;
Мне лев бесстрашный нравится
          Он полон сил;
Мне взор подруги нравится —
          Он ласков, мил.
Люблю я звезды беспокойные,
          Что ярче всех;
Люблю мелодии я стройные —
          В них стон и смех;
Люблю я сердце непокорное —
          Свободный дух;
Люблю я счастье непритворное
          Влюбленных двух.
Люблю я всё, что гармоничное,
          Что – как она,
Всё, что простое,
          Вечное,
Чем жизнь полна.
 

9 января 1941 с. Иза, Закарпатье

 
Как чайка, которую ранил стрелок,
О солнце вздыхает, вся кровью залитая,
Так ты, моя Родина, горем убитая,
С надеждой глядишь на багряный восток.
 
 
Чудесные горы, долины, леса,
Озера, потоки и реки прекрасные, —
И рядом невежество, бедность ужасная,
И слезы невольно туманят глаза.
 
 
Тираны, тираны, конец недалек,
Погибнет, провалится власть ненасытная;
Восстанем на вас мы семьей однолитною,
Дадим вам последний смертельный урок!..
 
 
Рабочий, студент, бокораш, селянин,
Как братья восстанем все общею силою,
И сразу над вражьей всеобщей могилою
Родится свободной страны гражданин.
 

26–29 сентября 1942 Будапешт

 
Немного лет пройдет,
          и люди дружно, смело
Оковы сокрушат
          и сбросят царство тьмы.
О, как бы мне
          дожить до этого хотелось,
Чтобы не знать ни гнета,
          ни тюрьмы!
 

1942 Будапешт

ЛЕОНИД ВИЛКОМИР

Леонид Вульфович Вилкомир родился в 1912 году в Старой Бухаре в семье служащего.

Леонид окончил в Москве среднюю школу и пошел рабочим на завод «Борец». Здесь вступил в литературный кружок «Штурм» и в литкружковском сборнике опубликовал свои первые поэтические опыты. В 1931 году Вилкомир с группой товарищей поехал в Нижний Тагил и стал сотрудником местной газеты. Так в его творчество вошла тема Урала, которому посвящены многие его очерки и стихотворения.

В 1934 году Вилкомир поступил учиться в Литературный институт им. Горького. В 1938 году был призван в армию, просился на Дальний Восток, но получил направление в редакцию «Красной звезды». За десять предвоенных лет Вилкомир немало путешествовал. В его дорожных блокнотах упоминается более пятидесяти городов. С начала Великой Отечественной войны Леонид Вилкомир – на фронте. «Красная звезда» публикует его очерк, написанный после полета на штурмовике, громившем вражеские объекты. Вилкомир летает на боевых самолетах, входит в состав танковых экипажей.

19 июля 1942 года в районе Новочеркасска был сбит наш штурмовик, на котором Леонид Вилкомир выполнял обязанности стрелка-радиста. В официальном сообщении командования части о гибели Л. Вилкомира говорится: «19 июля 1942 г. на аэродром, где дислоцируется 103 ШАП[16]16
  ШАП – штурмовой авиационный полк.


[Закрыть], прибыл корреспондент „Красной звезды“ старший политрук т. Вилкомир за получением информации о боевых действиях летчиков. Узнав о предстоящем вылете группы самолетов на боевое задание, тов. Вилкомир стал проситься взять его в полет. Командир и военком части отказали ему в просьбе. Тогда тов. Вилкомир обратился к находящемуся в то время на аэродроме командиру 216 ИАД[17]17
  ИАД – истребительная авиационная дивизия.


[Закрыть] генерал-майору авиации тов. Шевченко. Генерал вначале отказал в просьбе, но потом вследствие настойчивой просьбы тов. Вилкомира он дал свое согласие. Тов. Вилкомир полетел на ведущем самолете, который пилотировал лейтенант тов. Маслов. При выполнении боевого задания самолет был подбит с танковой пушки противника на высоте 400 метров и упал на землю в районе станции Ермаковская – территория занята противником. Летчик лейтенант тов. Маслов и корреспондент тов. Вилкомир в часть не возвратились».