Текст книги "Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне"

Автор книги: Николай Майоров

 
С разбитых дорог
             на привалах ночных
Прокатятся песни
             в просторах степных.
 
 
А тело как будто
             в горячих тисках!
Оттиснутый след
             от подошв на песках…
 
 
А солнце, и небо,
             и лес вековой
Закрыты завесой,
             густой, дымовой.
 
 
И даже прохлада,
             как пот, солона,
И в легких как будто
             иприта волна.
 
 
Идут батальоны,
             шагают во мгле
По влажной, родящей,
             прекрасной земле.
 
 
Несут снаряженье,
             и всё на подбор! —
Винтовка, лопатка,
             а то и топор…
 
 
Солдатская фляга,
             противогаз,
Пояс широк —
             для подсумка как раз.
 
 
Шинельная скатка —
             тугой полосой,
Затянутый тренчик
             чернеет косой.
 
 
По форме одеты бойцы,
             хорошо:
К шнурочку – шнурочек,
             конец в ремешок.
 
 
За парою пара
             равненье берет,
И песня с колонной
             уходит в поход.
 
 
Дороги похода
             длинны, нелегки.
Идут батареи,
             шагают полки.
 
 
Над степью безмолвной
             не молкнут в ушах
И кованый голос
             и кованый шаг.
 
 
Приказ отдает
             командир молодой:
«С ноги не сбиваться!
             Выравнивать строй!»
 
 
Готовы солдаты
             к отважным делам
И страшным ударом
             ответят врагам.
 
 
Не все наши хлопцы
             вернутся домой,
Но силой нальется
             страна грозовой!..
 
 
Дороги похода
             длинны, нелегки.
Идут батареи,
             шагают полки!
 

1932

 
За руку сына,
На руки дочку,
Пойдешь, сестрица,
Лугом-лужочком.
 
 
Пойдешь, Катруся,
Вдаль берегами,
Где расцветает
День над лугами,
 
 
Где над рекою
Травы и вишни
Ветер зеленый
Тихо колышет.
 
 
День пламенеет,
Луг золотится…
Как же, Катруся,
В жизнь не влюбиться!
 
 
К речке сбежишь ты
Вниз по пригорку.
Радуга нежно
Спустит ведерки.
 
 
Склонятся ветви
Ив над водою…
Счастья дорога
Перед тобою.
 
 
Гей, по колхозам
Хлеб колосится —
Усики остры
Спелой пшеницы.
 
 
Тучка несется
Вдаль над полями.
Тополи тучку
Ловят ветвями.
 
 
Стало над нами
Счастье лучиться…
Как не любить нам
Жизни, сестрица!
 

1938

 
В дождь березка обронила
На дорогу под откос
Голубые капли слез.
 
 
Я проехал, оглянулся:
Всё стоит она одна,
И безмолвна и грустна.
 
 
И осталась, будто детство,
В дальней-дальней стороне.
Показалось это мне.
 

1939

 
Играет ветер зеленями,
Поля окутывает мгла…
Идем тропинкою. За нами —
Всё тише – песня из села.
Густеют сумерки. Алеет
Зеленый край земли. В ветвях
Грачи притихли. На лугах
Запахло травами. Белеет
За далью станция в полях.
 
 
Идем на поезд. Верно, встретим
Друзей. Над рельсами дымок,
Как лебедей, уносит ветер.
Вечерний легкий холодок
Нас не тревожит. Как чудесно —
Весна в степи, в полях окрестных
И в каждом сердце!
 

<1940> с. Липки

 
Аэропланы над селом,
Аэропланы над селом,
И паутинки в листопаде.
Срок метить землю серебром,
Мои каштановые пряди…
 
 
Но в далях – радость и тепло,
И в сердце – радость и тепло.
Иду я, солнцем весь облитый.
Путь золотой, где так светло,
Бежит в степи, дождем умытой.
 

<1940>

 
По вишням радужно-крылатый
Скользнул последний луч заката
И отцветать на листья лег.
По их прозрачным жилкам сок
Бежал, деревья наливая
Могучей силой. У сарая
Застыл над колесом-гнездом
Надменный аист, – за селом
Он наблюдал. То плач ребенка
Вдруг слышался издалека,
И женский крик, и стук валька,
То песни звук, девичьей, звонкой,
И дружный смех – за ней вдогонку.
То смех в ночи, как соловей,
Разгонит чуткий сон степей.
Шло стадо с пастбища домой.
Село, окончив день, гудело,
Как вспугнутый пчелиный рой.
С полей, от жара порыжелых,
С широких травяных лугов
Несла ватага пастушков
Шумливость дня, пыля бичами.
Собаки злились. Над домами
Высоко ласточки вились,
Срывались молниями вниз,
Взлетая снова над садами,
За мошкарой кидались вдруг,
Крылом вычерчивая круг.
Пылали тучки над полями.
Подсолнечник, смотря, как день,
За рощу скатываясь, дремлет,
Венком клонился на плетень,
Чтоб не упасть во сне на землю.
 
 
Гремели ведра, и вода,
Как будто впрямь из-подо льда,
Зачерпнутая из колодца,
Что в жаркий день так жадно пьется,
Лилась на землю, то и знай
Расплескиваясь через край,
И, где свалялась пыль комками,
Змеясь, сочилась ручейками.
Склонясь над ведрами, везде
Коровы пили. По воде
От их дыханья разбегалась
Рябь, и на гаснущей заре
Округлость их голов в ведре
Волшебным дивом отражалась.
 

<1940>

 
Девчата, девчата,
Родные вы наши,
Вы чистого золота
Лучше и краше.
 
 
Гляжу я на вас,
Гляжу и страдаю,
Судьбу вашу тяжкую
Я проклинаю.
 
 
Ой, доля! Ой, доля!
Не сдержишь рыданья —
Теперь погибать вам
В лишеньях, в страданьях,
 
 
На панщине жить,
И в неволе сгибаться,
И старою песней
В тоске изливаться.
 
 
Зеленая дудка
Из ветки калины,
Сыграй ты нам, дудка,
Про долю дивчины.
 
 
Лишь ты заиграешь,
Сердца надрываешь.
Зачем же ты, дудка,
Печаль навеваешь?
 
 
Девчата, девчата,
В печали безбрежней
Ну кто же, ну кто же
Полюбит вас нежно?
 
 
Девчата в ответ:
«Еще хлопцы проучат
Панов-лиходеев,
Зловещих, как туча.
 
 
Мы с хлопцами вместе
Боролись за волю,
За волю, за волю —
За красную долю.
 
 
И крепко мы верим,
И твердо мы знаем,
Что волю добудем
Родимому краю!»
 

25 октября 1941 Киев

 
Подымайся в бой суровый!
Сбросим рабские оковы,
Уничтожим тяжкий гнет!
За оружие, народ!
 
 
Как нам не любить свободу!
Существуют ли народы,
Что не шли бы к ней из тьмы,
Из неволи, из тюрьмы?
 
 
Всех влечет! Свободы зори
На широком кругозоре
Блещут каждый день и час
И объединяют нас.
 
 
Без нее нет жизни людям.
Нам сердца свобода будит,
Словно землю луч весны,
И сердца надежд полны.
 
 
Воля и страна родная
Нам всего дороже, знаю.
Все их любим – как один.
Мать свою так любит сын.
 
 
Мучиться, храня терпенье,
Милости и одобренья
От фашиста ждать – судьба
Только жалкого раба.
 
 
Нас фашисты бьют кнутами,
Издеваются над нами…
Лучше умереть в бою,
Защищая честь свою!
 
 
За свободу! За свободу!
Нет, не сломят нас невзгоды, —
Гордые, с мечом в руках,
В бой пойдем врагам на страх!
 
 
Ты вставай, народ родной,
На победный правый бой!
 

31 января 1942 с. Липки

 
Через кладбище к тебе я шел,
Только не заметил, не нашел…
Ты жила здесь на краю села.
На гору меня тропа вела.
Жизнь твоя была тропой крутой,
Жизни путь навек оборван твой.
Шел я, а шиповник на снежок
Ветки уронил у самых ног.
Сын был у тебя, да где ж родной —
Сын единственный любимый твой?
Сын пошел с фашистом воевать,
Он послал меня проведать мать.
Хата сожжена твоя врагом,
Чтобы трепетали все кругом.
А тебя за то, что сын Иван —
Красный знаменитый партизан,
Положили в землю, в белый снег,
Под шиповником, где двух дорог разбег.
Мимо них тропа на край села
Через кладбище меня вела.
 

11 февраля 1942 с. Липки

 
Да здравствует великий праздник
Труда и дружбы всех народов!
Во тьме лучом, как солнце, ясным
Он светит вестникам свободы.
 
 
Привет вам, труженики пашен,
Вам, обездоленным неволей,
Что на земле плененной нашей
Пахать сегодня вышли в поле.
 
 
Как тяжко горе вновь изведать,
В своем же доме быть рабами,
Но вера в близкую победу
Всегда, я твердо знаю, с вами.
 
 
Не хлеб, а яд растите в поле
И в сабли перекуйте косы.
Так возвратить сумеем волю,
Ярмо врагов скорее сбросим.
 
 
Да здравствует великий праздник
Труда и дружбы всех народов!
Нет, солнце правды не погаснет
Для тех, кто бьется за свободу.
 

30 апреля 1942

 
Пробираясь лесом в непогоду,
Ты в отряд пришла, мечтая об одном:
Стать бойцом, сражаться за свободу
До победы полной над врагом.
Мы тобой в тяжелый день гордились.
Ты отважная, как все у нас, была…
Раз в отряд друзья не возвратились,
Ты друзьям на выручку пошла.
Где же ты, подруга боевая?
Мы искали, ждали, а тебя всё нет.
Сердце плачет, к мести призывая,
Требует фашистам дать ответ.
Глаз твоих, родная, не забудем.
Как такую можно разлюбить?
Мы, пока живем на свете, будем
Думать о тебе и говорить.
Дорогая, как могло случиться,
Что попала в руки к палачам своим?
Как ты муки вынесла, сестрица?
Казнь с лицом ты встретила каким?
По густому лесу в непогоду
К нам в отряд ты шла, мечтая об одном:
Стать бойцом, сражаться за свободу
До победы полной над врагом.
 

24 мая 1942

 
Ты так хотела сына,
Чтоб вылитый был – я,
Родная моя Зина,
Любимая моя!
 
 
Хотела и боялась
Неведомо чего…
И не сбылось, не сталось —
Нет у тебя его!
 
 
А то бы рос, пригожий,
Повадкой и лицом
На удивленье схожий
Со мной – своим отцом.
 
 
Носил бы мое имя,
Мои бы песни пел —
Те самые, какими
Я славить жизнь умел.
 
 
Я в братской буду, Зина,
Лежать среди осин…
Ты так хотела сына,
Чтобы в меня был сын!
 

1942

НЕИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ ИЗ ЛАГЕРЯ ЗАКСЕНХАУЗЕН

В 1958 году при раскопке территории бывшего фашистского концлагеря Заксенхаузен (20 километров к северу от Берлина) бригадир строителей Вильгельм Герман в развалинах барака, служившего кухней «зондерлагеря», обнаружил блокнот, на обложке которого стояли слова: «Незабываемое. Стихи в плену». Вильгельм Герман передал находку советскому офицеру старшему лейтенанту Молоткову. 31 декабря о блокноте из Заксенхаузена сообщила газета группы советских войск в Германии «Советская Армия», напечатавшая также несколько стихотворений. В январе 1959 года информация о блокноте вместе с частью стихотворений была помещена в газете «Красная звезда». 14 января 1959 года – публикация в «Комсомольской правде». Редакция «Комсомольской правды» предприняла широкие поиски автора лагерных стихотворений. В поисках участвовали бывшие узники Заксенхаузена, их друзья и родные, а также сотрудники советских посольств и советские корреспонденты за границей. Несмотря на все усилия, имя автора стихов до сих пор установить не удалось.

Существует предположение, что в блокнот занесены стихи, принадлежащие разным авторам. Это предположение базируется в основном на двух обстоятельствах: во-первых, стихи в блокноте записаны ровным твердым почерком и без помарок, во-вторых, многие стихи были известны не только узникам Заксенхаузена, но и Равенсбрюка, Бухенвальда и других лагерей смерти. Возможными авторами стихотворений бывшие заключенные называют Петра из Харьковской области, Виктора из Донецка, Николая, Ивана Колюжного и др. Французский коммунист Сальвадор Шали – ему в блокноте посвящено стихотворение «Дружба» – рассказывает, что в лагере он дружил с русским военнопленным Юрием Столяровым, который читал ему свои стихи. В блокноте имеются два акростиха, содержащие имена Пархоменко Антона и Ивана Колюжного. Это могут быть и авторы стихотворений и друзья поэта.

Блокнот сшит из клетчатой бумаги. В нем четким мелким почерком записаны пятьдесят стихотворений. Последнее датировано 27 января 1945 года.

 
Когда душу обнимет тоска
И кручинушка сердце загложет,
Вдруг откуда-то издалека
Навернется слеза, быть может.
 
 
Жизнь покажется пошлой и гадкой,
Безотрадны, безрадостны дни,
И захочется с этой тетрадкой
Распрощаться, из жизни уйти…
 
 
И тогда, будто призрак суровый,
Будто властный учитель, отец,
Мне представится большеголовый
Человек – грозных песен творец.
 
 
Над моею больной головою
Громко, грозно слова прозвучат,
Что нетрудно покончить с собою,
Что трудней жизнь построить, мой брат!
 
 
Посмеюсь я тогда над собою,
Над судьбой и натурой таковской.
Встану снова, готовый к бою,
Как вставал
                       всегда
                                    Маяковский.
 

 
Я гляжу, и становится стыдно
Оттого, что забыл ты своих.
Ой, до слез таки больно, обидно,
Что ты служишь делу чужих.
 
 
Что винтовку свою против брата
Повернул, чтоб его расстрелять.
Неужели забыл, что когда-то
Клялся грудью страну защищать?
 
 
Клялся стойко и смело сражаться,
Не жалея ни жизни, ни сил.
Так зачем же врагу продаваться?
Отчего ты присягу забыл?
 
 
Или Родина стала постылая,
Или мама не мила тебе,
Или девушка, прежде любимая,
Не с тобой выходила к реке?
 
 
Или, может, ты был чем обиженный,
Иль учиться не мог, иль бесправным ты был?
Иль в народе своем был униженный?
Почему ты стране изменил?
 
 
Может, думал, немецким солдатом
Будет легче, отраднее жить…
Отчего ж убиваешь ты брата
И зачем хочешь маму убить?
 
 
Эх, напрасно ты стал на колени,
Нет, предательств не спишет война.
И сегодня в тяжелой измене
Обвиняет тебя вся страна.
 
 
Даже мать не зовет тебя сыном,
И невеста, что перед войной
Всей душой молодою любила,
Не захочет встречаться с тобой.
 
 
Обречен ты, как всё то гнилое,
За которое кровь свою льешь.
Ты воюешь за счастье чужое,
Но ты счастья себе не найдешь!
 
 
Образумься, брось грязное дело,
И винтовку свою поверни,
И, сражаясь с фашистами смело,
Хоть частицу души сохрани.
 

 
Подвесил он бомбы, в кабину он сел,
Проверил свои пулеметы.
Взревели моторы, и вот улетел
В закрытые мглою высоты.
 
 
Глядит: под машиной фашистский Берлин,
И штурман склонился к прицелу,
Но вдруг пулеметы хлестнули по ним,
От взрывов вокруг загудело.
 
 
Удар – и машина объята огнем,
И летчик с сиденья свалился,
Но крепкое сердце работает в нем,
Он встал, за штурвал ухватился.
 
 
Сидеть невозможно, и хватит ли сил,
Глаза возмущенно горели.
Он штурмана тихо о чем-то спросил,
И бомбы на цель полетели.
 
 
С трудом повернулся на друга взглянуть,
На друга, сидящего рядом.
Взглянуть, чтоб навеки спокойно уснуть.
И с другом он встретился взглядом.
 
 
Прыжок невозможен. Об этом он знал.
Сознанье ему подсказало:
Он молча рукой на состав показал,
Стоявший на главном вокзале.
 
 
Бандиты-фашисты и все, кто успел,
Бежали со страхом звериным.
Смотрели, как призрак горящий летел
На поезд, груженный бензином.
 
 
Взорвались цистерны, и море огня
Фашистский Берлин осветило…
Мы помним о вас, дорогие друзья,
За вас в эту ночь отомстили.
 
 
Не зная о нем, дома девушка спит,
С мечтою о встрече проснется…
Но кто-то ей скажет, что летчик был сбит
И больше уж к ней не вернется.
 
 
Лишь мать будет помнить о сыне своем,
Никто не заменит ей сына.
Как горькая, скорбная память о нем,
На волосы лягут седины.
 
 
Напрасно старушка ждет сына домой,
И девушка поздно рыдает —
Он честно сражался и пал как герой
И больше волнений не знает.
 

 
Гладь дороги прямой разве узкая?
Так зачем же идти стороной!
Отчего же ты, девушка русская,
Хочешь стать непременно иной?
 
 
Ты пришла из России заснеженной,
Так зачем же любить чужака?
Хоть ласкает тебя очень нежно,
Но ему всё же ты не близка.
 
 
Так зачем же ты лезешь из кожи,
Чтоб накрыться чужой скорлупой?
Хочешь стать на себя не похожей,
А становишься просто смешной!
 
 
Всё свое, всё хорошее вынуто
Из души, и с душою пустой
Среди них как своя ты не принята
И для нас стала тоже чужой.
 

 
Губы мои до сих пор горячи
От твоего поцелуя.
Вечера майского мне не забыть,
И тебя позабыть не могу я.
 
 
Прощальный и нежный твой поцелуй
Я навсегда сохраню.
Где бы я ни был – ты не тоскуй,
Потому что тебя я люблю.
 

 
Она смотрит задумчивым взглядом куда-то,
Где друг милый, любимый страдает,
Где в концлагере диком тяжелой лопатой
Беспрерывно он землю бросает.
 
 
А давно ли во Франции, счастья полна,
Ты с любимым по саду ходила.
Но грозой пронеслась над Европой война,
И судьба вас тогда разлучила.
 

 
Я помню те отрадные минуты.
Когда с тобою вместе был, мой сын,
Теперь же, в цепи рабские замкнутый,
Влачу уныло жизнь один.
 
 
Один в стране чужой, далекой,
Где нет родных, любимых васильков.
В концлагере уныло, одиноко.
Режим тюремный страшен и суров.
 
 
Но никакие строгости, родимый,
Не в силах вырвать память о тебе.
Я весь с тобой и с Родиной любимой —
В страданиях совместных и борьбе.
 

 
Если придется расстаться мне с жизнью
В стране нелюбимой, проклятой, чужой,
В концлагере диком с порядком звериным,
Если в неволе умру молодой,
 
 
И труп мой жестокие немцы подхватят,
Чтоб сжечь и развеять мой прах,
И вы, дорогие, родные ребята,
К моим не коснетесь устам.
 
 
Тогда подымайтесь и грозно и смело,
Ни жизни, ни сил не щадя,
И песню запойте про правое дело,
В бой грозный, последний идя.
 
 
Разрушьте затворы, разбейте все стены,
Что мрачно сегодня стоят.
И красное знамя, знамя победы,
Должны вы высоко поднять.
 
 
Под красное знамя пойдут миллионы,
И будет их поступь сильна,
Падут под ударом врагов легионы,
Моя возродится страна.
 
 
Ребята, тогда подведите итоги
Страданий и наших побед,
К безвестным героям не будьте так строги, —
Ведь многим пришлось умереть.
 
 
Вы память святую о них сохраните,
Запомните их имена
И в песне погибших борцов вспомяните,
Когда запоет вся страна.
 

 
Ну с кем поделиться сосущей тоской,
Излить и невзгоды и радость,
Развеять волнений навязчивый рой,
Изведать и горе и сладость?
 
 
Мой друг, лишь в мечтах у меня ты живешь,
Делюсь сокровенным с тобою.
Ты ночью ко мне на свиданье идешь,
Когда пробуждаюсь порою.
 
 
С тобой говорю я один на один
И знаю – никто нас не слышит,
Лишь ветер холодный за блоком гудит
И хефтлинги[35]35
  Арестант, заключенный (нем.). – Ред.


[Закрыть] спящие дышат.
 
 
С тобою одним только искренен я,
Тебе лишь поведаю тайны.
Я знаю, продать ты не сможешь меня,
Нас враг не услышит случайно.
 
 
Но только жалею, мой друг, об одном —
Что ты лишь в мечтаньях со мною,
И всё, что храню в моем сердце больном,
Тебе одному лишь открою.
 

6 января 1945

 
Я вернусь еще к тебе, Россия,
Чтоб услышать шум твоих лесов,
Чтоб увидеть реки голубые,
Чтоб идти тропой моих отцов.
 
 
Не был я давно в густых дубравах
И не плыл по глади русских рек,
Не сидел под дубом величавым
С синеокой – другом юных лет.
 
 
Но я каждый день и миг с тобою,
И лишь дрема веки мне смежит,
Я иду с подругой дорогою
Тропкой, что у озера лежит…
 
 
Я как сын люблю тебя, Россия,
Я люблю тебя еще сильней, —
Милые просторы голубые
И безбрежность всех твоих морей!
 
 
Я вернусь еще к тебе, Россия,
Чтоб услышать шум твоих лесов,
Чтоб увидеть реки голубые,
Чтоб идти тропой моих отцов.
 

 
Их было восемь – русских, молодых,
Здоровых, полных сил и жизни.
Их было восемь – смелых, дорогих
Друзей, погибших за Отчизну.
Когда их враг с родной земли увез
В Германию, на рабский труд и муки,
Они из глаз не выронили слез,
Лишь в кулаки сильнее сжались руки.
«Нет! Не для них работать мы должны!» —
Они решили с доблестью орлиной.
Отвагой, мужеством и силою полны,
Жилье нашли в разрушенном Берлине.
И русские на вражеской земле
Своей стране всей силой помогали,
Врагу вредили всюду и везде —
Как воины Отчизны воевали.
Но вот однажды… То был страшный день,
Он плыл в лохмотьях серого тумана,
Их выследила подленькая чернь,
В ловушке оказались партизаны.
Бой был неравен. Враг сильнее был.
Хоть русские отчаянно сражались,
Фашисты взяли верх. Их снова враг пленил,
Героев юных в цепи заковали.
Когда вели их в лагерь убивать,
То русские и здесь не растерялись.
«Эхма! Коль нам придется помирать,
То с музыкой», – тогда друзья сказали.
Палач накинул тесную петлю,
Но взмах ножа – и порвана веревка.
На изверга набросились они,
И началась лихая потасовка.
Бежать! Скорей отсюда, за стену.
Но видно, смерть для них была судьбиной:
Они бежали быстро по плацу —
Враги их расстреляли подло, в спину.
Они погибли. Восемь молодых,
Здоровых, полных сил и жизни.
Но будем помнить мы о дорогих
Друзьях, погибших за Отчизну!
 

 
Еще не верится, что нет его в живых —
Товарища, борца, вождя и друга.
Он был всегда примером для других,
Он был опасен им. Убили душегубы.
 
 
Мне помнится, как весь народ шагал,
Шли демонстранты – сотни, миллионы,—
И каждый с болью лозунг подымал.
«Жизнь Тельману!» – алело на знаменах.
 
 
Тогда боялись подлые враги
Убить вождя. В неволю заключили.
И здесь теперь среди камней глухих
В предсмертной ярости его убили.
 
 
Какую блажь ни сеяли они
О Тельмане —
Мы ничему не верим!
Он верил, что придут иные дни.
Его убили втихомолку, звери…
 
 
Нет Тельмана – товарища, вождя.
Не надо слез! Тесней ряды сомкните.
Тропою, им проторенной, идя,
За друга, воина, фашистам отомстите.
 

 
Пройдут года. Мы станем стариками,
Падет на лоб волос седая прядь,
Но будем мы дрожащими руками
Страницы жизни прожитой листать.
Не раз огнем жестоким загорятся
Глаза бойца, и судорога сведет
Ладонь в кулак, ему уж не разжаться,
Когда вдруг злая ненависть придет.
Открой страницу в сердце изболевшем
И сразу вспомнишь горькую аппель[36]36
  Перекличка (нем.) – Ред.


[Закрыть].
Стоишь в строю, дрожащий, посиневший,
Одетый в полосатую шинель.
Кто позабудет жуткую картину
 
 
Повешенья у лагерных ворот,
Когда палач веревкою змеиной
Несчастной жертве шею обовьет?
А крематорий… Говорить нет силы.
Кто только сможет, право, подсчитать
Всех тех, кому здесь выдернули жилы
И скольким здесь пришлося жизнь кончать!
Хлысты, резина, палки – что хотите,
Везде побои, слезы, смерть и кровь.
Вы в памяти всё это сохраните,
Как сохранили первую любовь.
 

СТИХИ ВОЕННОПЛЕННОГО А. А. МЕРКУЛОВА

А. А. Меркулов, попав в руки к гитлеровцам, содержался в одиночке гестаповского застенка в городе Крустпилс (Латвийская ССР). Ожидая казни, А. А. Меркулов на досках тюремной койки нарисовал календарь на июнь 1944 года, где зачеркивал каждый прожитый день. Последним был зачеркнут вторник 20 июня 1944 года. После стихов следовала надпись:

«Товарищи! Как тяжело, когда твердо знаешь, что скоро ты будешь убит рукой палача-немца. Они вырвали меня из советской семьи, приговорили к смерти. Но всех нас они не убьют. Настанет день, когда немцам отомстят за нас. Тяжело в каземате. Ничто тебя здесь не веселит и никто не приласкает. Солнце и то не может проникнуть, пригреть своими лучами через эти стены тюрьмы. Проклятые немцы. Как ненавижу я их!..»

Стихи и надпись сделаны карандашом.