Текст книги "Колесо превращений. Книга 3: Где ты, реликтовый ухоноид?.. (СИ)"

Автор книги: Николай Петри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глянув в ту сторону, Милав ничего не увидел. Брызги, камни, пыль, взявшаяся неизвестно откуда, окутали грот непроницаемым облаком. Довлевший над всем этим невероятный грохот только дополнял картину катастрофы. В какой-то момент Милав порадовался, что они остались по эту сторону светопреставления. Неизвестно, куда занесёт разбушевавшаяся стихия едва держащийся на плаву корабль! Но кузнец тут же вспомнил о Жезле и испытал настоящее отчаяние. Выбраться из каменного мешка они, конечно, смогут (не век же будут рушиться горы?), а вот как вновь обрести Жезл, который в эту самую минуту может опускаться на дно вместе с разбившимся кораблём?..

"Глупец! – корил себя Милав. – Как мог ты довериться пройдохе и лицемеру Бальбаду? Тебе нет прощения!"

Кальконис, не до конца понимавший причину отчаяния Милава, решил успокоить товарища:

– Посмотрите, вода успокаивается. Да и скалы больше не дрожат...

Милав огляделся по сторонам. Действительно, горы перестали трястись, словно на них накинулась падучая болезнь. Воздух с каждой минутой становился прозрачнее, потому что пыльная взвесь гигантской змеёй вытягивалась в строну пролома. Скоро до слуха Милава и Калькониса долетели первые живые звуки – радостные крики розовых чаек. Росомон чуть-чуть оттаял, услышав в этом крике призыв к жизни. А потом ему показалось, будто кто-то просит о помощи. Кузнец посмотрел на Калькониса.

– Что?.. – насторожился сэр Лионель.

– Вы ничего не слышите?

Кальконис смешно выставил ухо в сторону пролома.

– Может, мне вода в уши попала?.. – сконфузился Кальконис, так ничего и не услышав.

Милав отвернулся, продолжая настораживать слух. Минуту ничего не происходило, а потом...

– ...ги-и-и-те-е-е... – явственно донеслось со стороны почти успокоившейся водной глади.

Теперь и сэр Лионель услышал далёкий крик.

– Кто это может быть? – удивился он.

– Кто-то из тех, кому посчастливилось спастись, – предположил росомон. – Или же...

– Что?

– Новые козни собирательницы душ!

Кальконис передёрнул плечами.

– Нет! Пусть лучше будет кто-нибудь с "Морского удальца"...

В этот миг они вновь услышали крик:

– По-мо-ги-те-е-е!..

– Этот противный голос я уже где-то слышал, – ухмыльнулся кузнец.

– Естественно, – согласился сэр Лионель, – ведь это Бальбад!

Имя коварного кока прозвучало для росомона, словно музыка небесных сфер.

"Ну, держись, пройдоха!" – подумал Милав.

Ладони, опиравшиеся на камни прибрежной отмели, сжали несколько гранитных осколков и через минуту тонкой струйкой высыпали их в виде мелкой крошки. Кальконис с испугом посмотрел на товарища и попросил:

– Вы уж помягче с ним...

– Не волнуйтесь, сэр Лионель, юный наглёныш сильно не пострадает...

Воздух прояснился настолько, что стало возможным разглядеть в нескольких десятках саженей от берега странное зрелище. Там, где каменный мешок ещё сохранял видимость монолитной целостности, в огромной трещине висел плот с "Морского удальца". Плот выглядел изрядно потрёпанным. Заклинившись одним краем в раздробленном камне, он почти вертикально висел в десяти саженях от воды, а наверху, уцепившись руками за мокрые доски, болталась вожделенная добыча росомона – предатель Бальбад. Кок уже не кричал, он лишь сипел словно змея, время от времени сбрасывая ногой мелкие камни в успокоившуюся воду.

Милав, оценив положение плота, решил действовать. Он взял конец каната и направился в воду.

– А я? – спросил Кальконис.

– Вы же не умеете плавать! – удивился Милав.

– Кто вам такое сказал? – обиделся сэр Лионель. – Я плаваю как рыба!

– Рыба мне пригодится...

Подмигнув Кальконису, росомон протянул ему второй конец каната. Доплыли быстро и замерли на воде, плавно покачивая ногами. Бальбад, увидев людей, разразился счастливыми криками.

– Ты чего вопишь? – недовольным голосом спросил Милав. – Прыгай! Здесь невысоко.

– Не могу-у-у... – прохныкал молодой матрос. – У меня левую руку плотом зажало!

– А правую куда дел? – с ехидством поинтересовался кузнец.

– В правой я свёрток держу. Вы же присматривать за ним велели!

Милав не поверил ушам.

– А ты не врёшь?

– Как можно!

Посоветовавшись с Кальконисом, Милав решил забросить на плот канат и по нему добраться до Бальбада. К сожалению, рядом не оказалось никакой опоры, кроме отсвечивающего в прозрачной воде обломка скалы. Пришлось устраивать акробатический номер: Кальконис нырял, упирался ногами в камень, Милав быстро забирался ему на плечи и бросал канат вверх. После пятой или шестой попытки, когда Милав своими пятками отдавил сэру Лионелю не только плечи, но и растоптал оба уха, канат повис на плоту. Милав собрался тут же взобраться по нему, но Кальконис его удержал.

– Вам нельзя туда. При вашем весе плот непременно рухнет! Полезу я.

Кузнец спорить не стал. Придерживая верёвку, он следил за тем, как сэр Лионель добрался до Бальбада и освободил его. Молодой матрос камнем рухнул вниз. Заветный свёрток он из рук так и не выпустил!

Милав помог коку добраться до берега, после чего вернулся к сэру Лионелю, успевшему закрепить канат на выступающей части плота. Потом Кальконис спрыгнул в воду. Через минуту они совместными усилиями обрушили плот вниз.

Когда подтянули плот к берегу, Бальбад уже оправился от пережитого им ужаса и скромно сидел на камне, баюкая пострадавшую руку. Свёрток с Потерянным Жезлом лежал у его ног. Милав мог поклясться, что матрос его даже не разворачивал! Желание свить из молодого хитреца особенно прочную верёвку прошло само собой.

Бальбад дрожал, затравленно озираясь по сторонам.

– Куртку жалко... – вдруг сказал он.

– Какую куртку? – не понял Милав.

– Ту самую, кожаную, которую мне подарил второй кок перед тем, как его Нимврод за воровство с корабля выгнал.

Милав начал кое-что понимать.

– А как звали второго кока? – спросил он.

– Из-за его имени нас все почему-то считали братьями.

– Его имя Баль? – с трудом проговорил Милав.

– А вы откуда знаете! – подскочил молодой матрос. – Вы же пришли на корабль поле его ухода?

Милав решил воздержаться от объяснений.

Некоторое время они потратили, собирая оставленные на берегу и выброшенные морем вещи: пару бочонков питьевой воды, бочонок солонины, доски, тряпки, остатки бамбукового лежака. Особенно обрадовались большому куску парусины. Собрав всё в центре плота, задумались над тем, куда плыть.

Бальбад, показав на свёрток, спросил:

– А что там? Когда вы его мне передавали, то такими глазами смотрели, словно демон Гремучего Водопада. Поэтому я не сразу решился канат перерубить. Это уже потом, когда корабль в воронку засасывать стало, я пересилил свой страх... Так что там?

Заметив тот же вопрос в глазах Калькониса, Милав рассказал всё от начала до конца.

– Невероятно! – после долгого молчания произнёс сэр Лионель. – Вы нашли Жезл Исчезающей Силы. Я не могу в это поверить!

– А правда, что он любое желание может исполнить? – задыхаясь от волнения, спросил Бальбад.

– Так сказала Эливагара-сноуправительница, – ответил Милав. – Не верить ей после всего случившегося я не могу.

– Тогда чего мы ждём? – заволновался молодой матрос. – Давайте пожелаем как можно быстрее покинуть этот остров и вернуться в славный порт Датхэм!

Милав покачал головой.

– Ты не всё о нас знаешь, – сказал он. – У нас с сэром Лионелем другое пожелание к Потерянному Жезлу. К тебе оно не имеет никакого отношения.

– Я и не настаиваю... – сразу скис Бальбад.

Прошло много времени, прежде чем хитрый кок вновь заговорил:

– Меня это, конечно, не касается, но на вашем месте я бы проверил, действует ли ещё Жезл? Ведь прошло так много времени...

Милав и Кальконис переглянулись.

– Он дело говорит, – произнёс сэр Лионель. – В своих грёзах вы, уважаемый Милав, не видели настоящей формы Жезла. Ведь так?

– Но Фаллах...

– Казначей мог заблуждаться... – сказал Кальконис.

Милав встал, подошёл к свёртку, медленно достал массивный кристалл.

– А как он действует? – Бальбад с опаской подошёл к росомону.

Милав смутился.

– Про это старуха Эливагара ничего не говорила...

– Вот тебе и Жезл Исчезающей Силы, – усмехнулся матрос. – Его сила исчезла как мыльный пузырь!

Кузнец сверкнул на него злыми глазами.

– Смотри! – предупредил он. – Дошутишься у меня!..

– А я чего? – сразу уменьшился в размерах молодой матрос. – Я только хотел узнать...

Милав вертел в руках кристалл и никак не мог понять, как достать из него Жезл? Разбивать нельзя – вдруг он каким-то образом связан с самим Жезлом? Тогда как?..

Вращая кристалл, Милав непроизвольно коснулся пальцами торцевой части, в которой толщина кристалла оказалась наименьшей. Прикосновение вызвало боль и жжение в пальцах, заставивших кузнеца...

ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:

ОЛЧИГОТ, Хранитель Знаний Ка-Нехта

"...– Неизъяснимый, я слышал твой зов и пришёл на него.

– Печаль моя безгранична, потому что люди обезумели...

Олчигот никого вокруг себя не видел, но не допускал мысли, что запретные для всех покои могут быть пусты. Здесь повсюду витала сущность Невыразимого, и смертный человек должен был воспринимать её только так – пределом собственного сознания.

– Отторгнутые не послушались моего совета и создали Жезл?

– Да... Об этом уже знает весь Ка-Нехт.

– Что сделал конклав демиургов, чтобы покарать ослушников?

– Никто и никогда не сможет отыскать места обители Отторгнутых...

– А Жезл Исчезающей Силы?

– Демиурги не сумели разрушить Жезл. Если только ты сам попробуешь...

– Я не могу вмешиваться в дела живых, когда передо мной открыты врата Чистой Нирваны!

– Тогда люди обречены...

Что-то изменилось в покоях Неизъяснимого. Потрясённый Олчигот увидел уплотнение в центре и отшатнулся.

– Люди не обречены, пока о них забочусь я!

Уплотнение раздробилось на сотни небольших вихрей и пошло гулять по огромным покоям.

– Где Жезл?

– Он со мной...

– Покажи.

Олчигот распахнул мантию и положил на пол запретное творение Отторгнутых.

– Отойди.

Ноги не двинулись с места, но Хранитель Знаний Ка-Нехта непостижимым образом оказался у самой стены.

Вихри приблизились к Жезлу, окутали его непроницаемой пеленой. Когда пелена развеялась, Олчигот увидел Жезл Исчезающей Силы разделённым на три равные части.

– Отныне будет так: Монада Силы стала Триадой Жезла! Навершие – Гугбас – это Жезл, Золотая Середина – Тегбез – это Мудрость, Пята – Соддис – это Сила. Здесь и сейчас твои глаза – Олчигот, Хранитель Знаний Ка-Нехта – последний раз видят Жезл, как единое целое. Пройдёт ничтожный миг, и Жезл Исчезающей Силы станет Потерянным Жезлом, части которого я спрячу так, что минуют эоны лет, прежде чем самый пытливый сумеет собрать их воедино. И когда он соберёт их вместе, случится то, что должно случиться. И это будет..."

...Милав едва не выронил из рук кристалл. Подскочившему Кальконису пришлось подхватить кузнеца под руки, иначе росомон рухнул бы на берег.

– Что ты видел?.. – Огромные глаза сэра Лионеля приблизились к лицу кузнеца.

– Я видел Потерянный Жезл...

– Так это он?!

– Да. Только...

– Что?

– Мы нашли лишь одну часть из трёх!

ГЛАВА 2: Ночное сражение

С большим трудом Милав смог пересказать увиденное. Казалось, чего проще – поведать слушателям о диалоге, происходившем в гигантских покоях Неизречённого так давно, что разум отказывался воспринимать подобную бездну времени. Но когда при помощи слов Милав попытался передать атмосферу невозможно далёкого события, то понял: он не сможет рассказать и сотой доли того, что смог почувствовать сам, находясь в теле Олчигота.

В конце долгой речи Кальконис выглядел обескураженным, Бальбад – удрученным.

– Получается, мы нашли только одну часть из трёх? – спросил сэр Лионель.

– Именно так... – вздохнул кузнец.

– А какая это часть? – спросил Бальбад. В отличие от Калькониса, молодой матрос уже пришёл в себя, и обычное любопытство не давало ему покоя.

– Это первая часть Триады Жезла – Навершие, названное Неизречённым – Гугбас.

– Гугбас... Гугбас... Гугбас... – несколько раз повторил Бальбад, будто пробуя слово на вкус. – Нет, такого слова я не знаю.

– Ладно, – выпрямился Милав, – о Жезле мы ещё успеем поговорить. Давайте подумаем над тем, как выбраться с острова.

– Пешком мы уйти не можем, – сказал Кальконис, – значит, у нас один путь – по воде. Не мешало бы осмотреть берег по обе стороны от грота. Может быть, туда выбросило кого-нибудь с корабля?

Вёсел у плота не было, поэтому пришлось использовать подходящие доски. Выбрались из пролома без происшествий. Долго курсировали вдоль скалистого берега. Людей не нашли. Всякий хлам, в изобилии разбросанный по камням, собирать не стали. Правда, глазастый Бальбад приметил тюк на одном из плоских камней и показал на него Кальконису. Сэр Лионель несказанно обрадовался, потому что в тюке находились его с Милавом вещи. Пришлось причалить к берегу и забрать ценную находку. Здесь же нашли изорванную одежду Цовинара.

– Бедняга, – пробормотал Милав, – я же предлагал остаться на берегу...

Бальбад тяжело вздохнул, Кальконис промолчал. Дальше плыли молча, держась недалеко от берега. Милав пытался разглядеть щели-трещины из сна-яви, но, сколько не вглядывался в неприступную каменную стену, кроме неглубоких ниш ничего не увидел.

"Видно мерзкий Лепрехун мне пригрезился", – с радостью подумал Милав.

Солнце собиралось на покой, когда путешественникам повезло – неожиданно открылась большая бухта, словно специально предназначенная для стоянки морских кораблей.

Бальбад неожиданную находку без комментария не оставил:

– Как пить дать Олгой Лилар сюда свозит по ночам души умерших...

Причалили к берегу, но покидать плот долго не решались. Милав, оглядывая окрестности, испытывал странное чувство. На многие сотни шагов вокруг никого не было видно, однако росомон, почему-то, был уверен – в бухте они не одни. За ними кто-то наблюдает, и этот "кто-то" может находиться где угодно.

Оставив Калькониса и Бальбада на плоту, Милав осторожно шагнул в неглубокую воду и медленно побрёл к берегу. Прочная верёвка тянулась следом. Оказавшись на берегу, росомон остановился. Долго втягивал трепетными ноздрями морской воздух, внимательно прислушиваясь к новым звукам. Всё выглядело мирно. Милав обратил внимание на удивительно белый песок, широкой полосой уходящий вглубь леса. Он напоминал дорожку, отсыпанную местными жителями для встречи особо важных гостей. (Или гостьи?)

Кузнец решил рассмотреть странный песок поближе. Внимательно наблюдавший за ним Кальконис отмотал несколько саженей каната, и Милав направился в сторону заинтересовавшей его дорожки. Приблизился. Огляделся. Песок как песок, вот только странный он какой-то. Не могут морские песчинки иметь такую изумительно-одинаковую форму! Милав нагнулся, зачерпнул полную горсть песка.

"Что-то не так...", – подумал кузнец.

Песок тонкой струйкой просыпался вниз. Росомон наклонился...

ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:

МОХИН, галерный абордажник.

"...– Рубите снасти левого борта!

От дикого крика Сонмуса заложило уши. Мохин сиганул вперёд на овальный пандус и оказался лицом к лицу с верзилой-аззитом. Заросший чёрной бородой гигант ощерился беззубым ртом и так ухнул молотом по пандусу рядом с Мохином, что пробил все три слоя палубы. Мохин качнулся, но на ногах устоял. Улучив момент, прыгнул вперёд и, пока аззит пытался освободить молот, успел нанести ему несколько ударов топором. Панцирь аззита выдержал, и Мохин понял: от дикой ярости рассвирепевшего гиганта ему не уйти.

Поискав глазами Сонмуса, он нашёл его распластавшимся на разбитых бочках. В воздухе запахло дымом – кто-то успел поджечь галеру. Всё это вихрем пронеслось в голове Мохина, пока он со скоростью ветра взбирался по верёвочной лестнице. Аззит безнадёжно отстал.

Оглядев сверху панораму битвы, Мохин заметил пенные буруны рядом с их кораблём. Удивившись тому, что осторожных китов не испугал шум боя, он почувствовал сильнейший удар по корпусу. Руки не удержали тело, и Мохин полетел вниз.

Он думал, что разобьётся о палубу, на которой почти затихла рукопашная схватка. Но его встретили не скользкие от разлитого греческого масла доски, а громадная пасть пожирателя кораблей – тоглофуна. Мохин успел почувствовать ужасающий смрад, поднимающийся из разверстой пасти, а затем на него набросилась тьма..."

...Милав с отвращением смахнул прилипшие песчинки и кинулся в сторону плота. Кальконис с Бальбадом, не понявшие в чём дело, вооружились, кто чем мог. Сэр Лионель взял в руки найденный в гроте топор, а молодой моряк занёс над головой бочонок солонины. Кузнец, делая прыжки невероятной длины, никак не мог избавиться от безумного предположения, что каждая отдельная песчинка может оказаться крохотным черепом жившего когда-то человека!..

Прыгнув на плот, Милав принялся так яростно грести в сторону моря, что скоро они оказались за пределами бухты. Только здесь Милав смог перевести дух и рассказать об увиденном. Кальконис сказанному не поверил, а Бальбад принялся яростно бить себя в обнажённую грудь:

– Я же говорил! Этот песок – знаменитая Дорога Скорби собирательницы душ! Когда эта Дорога пересечёт остров Хаммыц от одного берега до другого, наступит конец обитаемого мира!

– Если ты сию минуту не замолчишь, – набросился на кока Милав, – то не миру, а тебе придёт конец! И случится это много быстрее, чем ты думаешь!

Бальбад оказался понятливым. Доска-весло с такой частотой замелькала в его руках, что плот развил скорость хорошего гоночного парусника. Милаву пришлось несколько поумерить пыл моряка, иначе они могли налететь на гряду острых камней, поднимающихся со дна недалеко от берега.

Миновав опасные камни, все трое задумались. Возвращаться в бухту никто не хотел, но и в море оставаться было нельзя. Плот и на спокойной воде выглядит мечтой утопленника, а что с ним будет, когда поднимется волна? Решили плыть, пока светло. Думать о том, что с ними будет после захода солнца, никому не хотелось.

Преодолев несколько преград в виде натыканных над водой острых останцев, они увидели небольшую лагуну. Здесь ничто не напоминало о страшной гавани с жутким песком, поэтому на ночлег решили обосноваться на широкой отмели, плавно переходящей в густой лес.

Втащили на берег плот, привязали его к ближайшему дереву на случай неожиданного прилива и быстро соорудили костёр. Намокшее огниво капризничало, но Милав был настырен, и костёр запылал, стеной тепла отгородив путешественников от надвинувшегося мрака. Сидели, тесно прижавшись друг к другу. О сне никто не мечтал.

Так продолжалось до тех пор, пока Милав не представил их компанию со стороны. Вышло что-то жалкое и обидное для самолюбия росомона: сидят три нахохлившиеся фигуры у догорающего костра и боятся оторвать глаза от пламени, чтобы – не дай Бог! – не встретиться взглядом с чем-то, насмешливо взирающим на них из темноты.

Едва подобная унизительная картина встала перед мысленным взором Милава, он решил действовать. Скосив взгляд на сэра Лионеля, загипнотизированным кроликом уставившегося в огонь, он легонько толкнул его локтём в бок и задорно подмигнул. Кальконис удивлённо посмотрел на кузнеца, который нарочито громким голосом сказал:

– Пойдёмте, сэр Лионель, дров поищем.

Кальконис неуверенно поднялся, шагнул вслед кузнецу. Отойдя шагов на двадцать от костра, Милав поведал сэру Лионелю о своей задумке. Кальконис попытался отговорить росомона, посчитав затею слишком жестокой, но Милав был неумолим. Они углубились в лес на десяток шагов и приступили к выполнению задуманного.

...Бальбад, спокойно сидящий у костра, вдруг услышал страшный рёв, донёсшийся с той стороны, куда недавно ушли его друзья. В ужасе вскочив на ноги и едва не влетев в костёр, матрос стал озираться по сторонам, не понимая, что за неведомый зверь подал голос.

И тут началось!

– Держитесь, сэр Лионель! – орал Милав во всю силу своих лёгких.

Выворотив узловатую лесину, он принялся с её помощью выкашивать густой подлесок. Кальконис занимался тем, что в меру своих сил и способностей изображал рык неведомой твари. Делал он это довольно профессионально, потому что дрожащий от страха Бальбад слышал в этом рыке и боль, и ярость умирающего зверя.

– Рубите его топором, сэр Лионель! – ревел Милав. – О! Да он здесь не один!

(Бальбад в страхе присел, едва не подпалив короткие штаны.)

– Вот ещё одна тварь! – откликнулся Кальконис своим естественным голосом. – Похоже, она направляется в сторону нашего костра!

(Бальбад сглотнул ком в горле, прячась за жидковатую кучку хвороста.)

– Получай! Получай! – Росомон в азарте свалил два или три дерева, которые при падении произвели невероятный грохот. – А-а-а!.. Так вас здесь целый выводок! Сэр Лионель, оторвите голову самому маленькому, позже мы её изжарим на костре и с удовольствием полакомимся!

(Бальбада, представившего на миг вероятное жаркое из ночного демона, едва не стошнило.)

– Вон ещё парочка поползла на свет костра! – распалялся кузнец. – Нет-нет, сэр Лионель, не трогайте их! Наш юный капитан в два счёта справится с этими острозубыми щенками!

(Бальбад от страха не мог взять в толк, кого подразумевал росомон под "юным капитаном", а когда понял, то попытался забраться голыми ногами в раскалённую золу...)

– Сэр Лионель, молодняк не добивайте, – безмятежным голосом произнёс Милав, – мы их полионам продадим.

– А на чём повезём?

– Да на плоту. Наш кок будет за ними приглядывать!

Скоро до Бальбада долетел хруст веток. Причиной хруста с одинаковым успехом могли быть как его возвращающиеся после битвы друзья, так и те две неведомые твари, поспешающие на свет костра! Молодой матрос напряжённо размышлял. Если это чужестранцы, Бальбад скажет, что занимался созданием из хвороста круговой обороны. А если это страшные демоны, то...

Бальбад попытался глубже втиснуться в горячую землю. При этом он так брыкался тощими ногами, что, в конце концов, залез ими в костёр. Штаны, неоднократно политые разными соусами, жирами, винами и прочими кулинарными "изысками", вспыхнули мгновенно. Бальбад подскочил как ужаленный и, сбивая на бегу пламя, кинулся, куда глаза глядят. К сожалению, глаза его никуда не глядели, поэтому управляемый случаем он нёсся навстречу Милаву и Кальконису. Поражённый подобной прытью, кузнец едва успел перехватить молодого матроса в его беге-полёте.

С отеческой теплотой в голосе пожурил:

– Похвально ваше рвение помочь нам. Жаль, что все враги уже повержены. Осталось только это... – Милав бросил к ногам кока что-то кроваво-бесформенное. (Это "что-то" Милав нашёл, когда менял один измочаленный "битвой" ствол на новый. Судя по размерам тела, это мог быть козёл, ставший добычей ночных хищников.)

Туша упала к ногам кока. Росомон довольным голосом произнёс:

– Освежуй его, Бальбад. Сегодня у нас будет жаркое!

После ночной "битвы" настроение в лагере изменилось. Милав, вволю "наработавшись" стволом вывороченного дерева, почувствовал приятную ломоту во всём теле. Кальконис взбодрился, и его мрачные мысли сами собой улетучились. Хуже всех пришлось молодому матросу. Мало того, что он натерпелся страху до судорог в обожжённых ногах, так ещё стал свидетелем невероятной ярости двух чужеземцев, вдвоём одолевших неизвестное число ночных демонов! С такими спутниками нужно держать ухо востро. Как бы они его самого на костре не изжарили...

Свежевать останки неизвестно-чего-непонятно-откуда Бальбад не стал, сославшись на возможную несъедобность жертвы росомоновской ярости. Милав не настаивал, доверившись коку в вопросе снабжения их едой. Перекусив тем, что было, все почувствовали необоримую тягу ко сну. Однако заснуть никому не удалось, потому что лагерь неожиданно оказался атакован устрашающего вида муравьями. По всей видимости, в запале "битвы" кому-то "посчастливилось" разрушить муравейник. Муравьи вели себя агрессивно, забираясь не только в кружки и миски, но и хозяйничая по всему телу. Пришлось срочно возвращаться на плот.

Предположив, что муравьи плавать не умеют, путешественники столкнули плот в воду, отвели его шагов на двадцать на мелководье и там заякорили, воткнув по шесту с каждой стороны. Милаву подобных мер безопасности показалось мало. Он вернулся на берег и канатом привязал плот к огромному топляку, полупогребённому под слоем песка. Убедившись, что ствол надёжен, как скала, удовлетворённый Милав вернулся к друзьям и сразу же заснул, попросив Бальбада первым покараулить их сон. Засыпая, Милав хотел верить, что юный матрос по части исполнения поручений отличается от Ухони, который почти все просьбы выполнял с точностью до наоборот...

ГЛАВА 3: Одни...

Новое утро принесло новые проблемы.

Милав проснулся от чувства лёгкости и свободы. Удивившись непривычному состоянию, росомон открыл глаз. Так и есть! Бальбад, сам того не ведая, перенял все плохие привычки ухоноида. Мало того, что кок всегда лезет туда, куда его не просят, так он ещё и наплевательски относится к своим обязанностям! Его же нормальным языком просили подежурить первым, а потом по очереди разбудить кузнеца и сэра Лионеля! А что сделал хитроватый морячок? Он уснул!

Глядя в чистое небо, Милав с удовольствием потянулся, хрустнул суставами, улыбнулся безоблачной сини и сел. На Бальбада он больше не смотрел, потому что увидел нечто такое, отчего мгновенно позабыл про кока-ослушника: вокруг, куда только доставал взгляд росомона, простиралась вода – настоящая, необозримая, неоглядная Великая Водная Гладь...

Некоторое время кузнец не мог прийти в себя.

Кальконис и Бальбад проснулись одновременно. Сэр Лионель с одного взгляда понял, что произошло, а беспечно-восторженный Бальбад долго пялился на спокойную морскую гладь, будучи абсолютно уверенным, что за его спиной находится остров собирательницы душ. Милав, едва сдерживая рвущийся наружу гнев, не мешал ему в последний раз насладиться видом солнечного дня.

Счастливая физиономия матроса повернулась в сторону предполагаемого берега и мгновенно претерпела ряд изменений: детская мечтательная радость растворилась в гримасе страха, медленно перетекая в оскал смертельного ужаса.

Кузнец поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, хрустнул мышцами спины и решительно двинулся на Бальбада. Несчастный кок, парализованный видом приближающегося к нему стихийного бедствия, не вымолвил ни звука, не сделал ни одного движения. Зачем? На плоту, размером с телегу Громпака-торгаша, далеко не убежишь!

Милав нагнулся над матросом и вежливо поинтересовался:

– А где тот славный малый, что должен был караулить наш плот?

– Я...

– А где тот милый мальчуган, что первым нёс вахту?

– Я...

– А где тот мерзавец, подлец и негодяй, который ничего этого не сделал?

– Я...

Милав выпрямился, с интересом оглядел бескрайнюю гладь воды и обратился к Кальконису:

– Скажите, сэр Лионель, на сколько дней хватит провизии и воды, если на плоту останутся двое?

– Мы проживём на одну треть дольше. – Быстро подсчитал Кальконис.

– Думаю, этого времени нам хватит, чтобы достойно оплакать безвременного утопшего юного матроса по имени Бальбад.

– Я...

Ужас перед росомоном настолько сковал кока, что он никак не мог продвинуться дальше глубокомысленного "Я...". Однако вид чудовищных кулаков-молотов разъярённого кузнеца смог привести матроса в чувство.

– Я не хотел засыпать! – неожиданно завопил Бальбад. – Во всём виноваты муравьи!

– Муравьи?.. – опешил Милав.

– Муравьи! – продолжал хныкать матрос. – Они по привязанному канату стали переползать на плот. Я как мог с ними боролся, но их становилось всё больше. Тогда я отвязал канат...

– Что-о-о?! – Милав готов был растерзать Бальбада. – А куда подевались шесты вокруг плота?

Матрос забегал хитрыми глазками и нагло выпалил:

– Это всё проделки Олгой Лилар! Она убрала шесты, и она же намеренно усыпила меня!

– Да нужен ты ей... – пробурчал кузнец.

Злость неожиданно прошла. Удовольствия от предстоящей расправы Милав уже не испытывал. Вернувшись на место, он сверкнул на Бальбада злобным взглядом:

– Если приблизишься ко мне ближе, чем на десять шагов, я тебя утоплю!

– Но здесь не будет десяти шагов! – дрожащим голосом проговорил Бальбад.

– Делай выводы, – пробурчал кузнец и потерял к молодому матросу всякий интерес.

...Два дня они провели в сонном оцепенении, почти не разговаривая друг с другом. Воды и провизии у них было достаточно. Единственное, чего им не хватало – уверенности. Уверенности в том, что плот сможет продержаться на плаву до случайной встречи с каким-нибудь кораблём или до возвращения на остров Хаммыц. Не стоило забывать и о том, что в каменный мешок таинственного грота они попали не по собственной воле...

Третью ночь коротали без сна, прислушиваясь к жалобному скрипу досок и пустых бочек. На четвёртый день волна усилилась. Чтобы отвлечься от печальных дум, Милав принялся мастерить чехол для Навершия Потерянного Жезла – Гугбаса. Из обрывков куртки Цовинара (спи спокойно, старый ворчун!) кузнец изладил приличный чехол. Повесив его на пояс рядом с Поющим, он стал похож на воинственного обра, собирающегося в поход против росомонов.

Кальконис по этому поводу не удержался от язвительного замечания:

– Как вы будете выглядеть, когда найдёте вторую и третью части Потерянного Жезла?

Вопрос был безобидным, но предполагал у возможных слушателей наличие чувства юмора. Милав не забыл, что среди них есть один тип, который готов зубоскалить по любому поводу. Поэтому, едва Кальконис задал свой вопрос, Милав хищно зыркнул на молодого матроса. Увиденным оказался доволен. Бальбад сидел на самом краю плота с видом бедного родственника, изо всех сил показывая, что прислушивается исключительно к звуку усиливающегося ветра.

Милав тоже обратил внимание на изменение ветра и с содроганием понял – идёт шторм. Однако более опытный в морском деле Бальбад встревоженным не выглядел. Кузнеца это заинтересовало, и он решил через Калькониса выяснить причину подозрительного спокойствия кока.

На вопрос сэра Лионеля, будет ли шторм, юный моряк с охотой ответил:

– Шторма не будет.

– Откуда такая уверенность? – поинтересовался Кальконис.

– Небо на горизонте розовое, это говорит о том, что души погибших моряков не успели оросить его своими слезами и выбелить до прозрачной голубизны. Всё просто – Олгой Лилар не успела собрать урожай прошлого шторма, значит, нового не будет!

Милав скептически отнёсся к "прогнозу" кока (знаем мы его тягу к пустой болтовне!). Но Бальбад оказался прав. Ветер, так и не разыгравшись до силы урагана, сник. Солнце плавно скатилось за аквамариновый край моря, позволив трём путешественникам любоваться невероятной красотой тихого заката. Когда последние лучики светила стали гаснуть один за другим, сэр Лионель заметил парус. Кальконис так неожиданно подскочил, что едва не свалился в воду. Через минуту и Милав убедился, что со зрением у сэра Лионеля всё в порядке. На горизонте, действительно, показался парус!