Текст книги "Горизонты и лабиринты моей жизни"

Автор книги: Николай Месяцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

В это самое время случилось то, что переполошило всю официальную Канберру… Из МИДа Австралии, от заместителя министра иностранных дел Уоллера раздается ко мне в посольство звонок. Тревожным голосом он спрашивает: «С какими целями всплыла недалеко от Барьерного рифа советская атомная подводная лодка?» – «Посол по этому факту не располагает никакой информацией. Успокойтесь и успокойте свое правительство». Срочно запросил Москву. Немедленно получил ответ, который и передал Уоллеру: «Лодка всплыла в связи с необходимостью непродолжительного ремонта. Советская сторона сожалеет о случившемся. Впредь в подобных ситуациях, когда будет к тому малейшая возможность, австралийские власти будут непременно ставиться в известность».

Австралийцы знали, что наши атомные подлодки совершают «кругосветки». Да и в мире это было широко известно, так же, как и о полетах советских космических аппаратов вокруг Земли. Мне показалось, что этот извинительный жест советской стороны сыграл положительную роль, усилив доверие к СССР. Воистину нет худа без добра…

Весьма полезным было посещение Австралии советской парламентской делегацией во главе с председателем Совета Национальностей Насретдиновой. Женщина, возглавляющая одну из палат высшего органа власти, – это производило впечатление. Я сопровождал Насретдинову по многим городам Австралии. Выступая в студенческих аудиториях, на собраниях профсоюзной общественности, она последовательно стремилась убедить слушателей в необходимости развития советско-австралийских отношений. В моменты, когда Насретдинова входила в раж, говоря что без Советского Союза Австралийский Союз просто-де может «пропасть», я аккуратно корректировал ее: может остаться второразрядной, не вполне самостоятельной страной.

Таким образом, и поездки Макюэна в Москву, и Насретдиновой в Канберру позволили на довольно высоком уровне обсудить весь комплекс вопросов взаимовыгодного сотрудничества и сделать к тому реальные шаги. Приносили свои плоды и многочисленные поездки по стране наших дипломатов, их встречи и выступления перед людьми, относящимися к различным слоям австралийского общества.

Я нанес официальные визиты властям почти всех австралийских штатов – губернаторам, премьерам их правительств, видным общественным деятелям. Посещал самые глубинки. Был гостем промышленников и фермеров, бывал у портовых грузчиков и у рабочих автомобильных заводов.

Немало состоялось и моих публичных выступлений. Запомнились: острая по своему содержанию встреча со студентами и профессурой университета в Сиднее; дружеская атмосфера, царившая на встрече в Мельбурне с членами и активом австралийского совета профсоюзов; обстановка непринужденности в ходе моего выступления и ответов на вопросы молодых лейбористов в штате Квинсленд; сдержанная и вместе с тем наполненная чутким вниманием реакция слушателей высшего военного колледжа Австралийских вооруженных сил – под Канберрой.

Выступления приносили мне большое удовлетворение. Я познавал страну своего пребывания, а слушатели открывали для себя советского человека – посла Советского Союза. Во время поездок иногда дело доходило до курьезов. В какой-то глубинке подходившие ко мне женщины «незаметно» оглаживали, ощупывали меня и говорили между собой, что я сделан из того же «теста», что и они. «Ничего себе, – думал я, – как глубоко внедрили в сознание людей исковерканный донельзя, до абсурда образ советского человека».

Перелистывая свои короткие австралийские дневниковые записи, я прослеживаю в них перемены, происходившие во мне по отношению к Австралии. Первое, что сидело во мне, после того как я ступил на ее землю, – было неприятие окружающего меня в этой стране. Затем неприятие сменилось погружением в дело, которое мне было поручено. А позже, по мере того как я наматывал на спидометр «мерседеса» или «чайки» тысячи километров, в памяти запечатлевались многочисленные встречи с жителями совсем маленьких городков, с семействами фермеров, и во мне нарастало доброе отношение к окружающему, а с ним и привязанности к раскрывающимся неповторимым красотам пятого континента.

На превосходной автостраде Канберра – Сидней я всегда останавливался на ее высшей точке: открывалась такая необъятная ширь. С далью лесов и пустынь, с синевой океана, сливающегося в далеком мареве с дрожащим от зноя воздухом. Эта великолепная панорама чем-то, наверное, своей неоглядностью, напоминала мне о родной Волге.

Мне нравился дневной ритм Сиднея своей деловитостью, даже тем, как девушки-служащие в обеденный перерыв высыпали на ступеньки своих офисов и уминали что-то лакомое. Потоки машин, зеркальные витрины шикарных магазинов в нижних этажах небоскребов, море огней ночного города, наполненного кафе, ресторанами, отелями, отражающееся в водах Сиднейского залива. Естественно, я знал, что центр города не для всех. Бывал и в том Сиднее – Рэдферне и Вулумулу, где обшарпанные дома, грязные улицы, бедный люд. Я хорошо знал природу этих контрастов и знал, что надо сделать, чтобы их изменить.

Мне была понятна внутренняя боль известного во всем мире, и в том числе в Советском Союзе, писателя Алана Маршалла, хорошо знавшего жизнь своих соотечественников. Встречи с ним (он был вице-президентом Общества дружбы Австралия – СССР) укрепили мою веру в нормализацию советско-австралийских отношений. Смотрел я в его умные, чуть усталые глаза под густыми бровями, на выделяющийся на продолговатом лице нос с горбинкой, на упрямый подбородок, и мне хотелось, чтобы долго-долго жил этот талантливый человек, понимающий не только боль людскую, но и, как поговаривали его друзья, язык птиц.

Большой интерес вызывали у меня посещения фермерских хозяйств в разных штатах, с разной сельскохозяйственной специализацией. Поражала меня не столько сама постановка дела на ферме, где трудолюбие фермера является решающим условием процветания или упадка хозяйства, а организация сельскохозяйственного производства в разных штатах страны. Надо заметить, что партия аграриев крепко держала в своих руках вожжи управления государством и собственно сельским хозяйством. 200 лет существования современной Австралии – это два века постоянного совершенствования фермерского сельскохозяйственного производства – от рождения ягненка, теленка или посадки в землю семян до желаемого продукта и его реализации.

Заместитель премьера в правительстве – Антони – красивый молодой мужчина со светлыми волосами, голубыми глазами, пухлыми губами, среднего роста, атлетического сложения, мог бы сыграть героя-любовника в американском вестерне (собственная кинопромышленность Австралии тогда делала еще первые шажочки и не могла предложить ему достойную роль). Про кино – это, конечно, шутка, однако, несмотря на молодость, дело свое Антони знал и пользовался немалым авторитетом в фермерских кругах. Насколько я мог понять, сельское хозяйство Австралии является частнокапиталистическим и фермерское хозяйство средней руки, и так называемые станции (в руках которых земли, по площади равные территории государства Люксембург), управляемые капиталистическим кооперативным механизмом с элементами планирования: фермер на свой страх и риск может произвести сельскохозяйственной продукции больше, чем ему запланировано. Нынешним правителям нашего государства надо не расколлективизировать сельское хозяйство страны, а создать механизм управления им и поучиться этому у австралийцев.

Машиностроительная, металлургическая, горная промышленность была поставлена в Австралии на современную основу и конкурентоспособна. Для примера скажу, что на сталелитейном заводе в Порт-Кембла в цехах было просторно, светло, чисто. Рабочие, с кем пришлось беседовать, были удовлетворены условиями работы, а в случае какой-либо нужды, говорили они, «наш профсоюз, наш Боб Хоук нам помогут». У нас в стране многие, кто был связан с международным рабочим движением, знали о силе профсоюзного движения в Австралии, а мне удалось убедиться воочию, как говорится, «увидеть и пощупать».

Помимо введения в практику частых поездок советских дипломатов по Австралии я увеличил количество различного рода дружеских приемов а-ля фуршет в посольстве. На них приглашали писателей, художников, профессуру, артистов, общественных деятелей, сотрудников различных государственных учреждений и, конечно, молодежь, в том числе армейскую. Приемы проходили живо, в интересных беседах и разговорах. Как правило, погода позволяла выносить приемы из стен резиденции посла на лужайку. Приемы также способствовали расширению и укреплению связей посла и сотрудников посольства с различными представляющими интерес для посольства людьми.

В Австралии получили широкий резонанс выступления нашей всемирно известной балерины Майи Плисецкой и также известного композитора Родиона Щедрина. Концерты прошли вскоре после моего приезда в Австралию. Сцена была буквально усыпана цветами. Балерину публика не отпускала в течение получаса. Я представил Майю Плисецкую и Родиона Щедрина губернатору и премьеру правительства штата Новый Южный Уэльс.

Было решено активизировать концертную деятельность советских артистов в Австралии, равно как и связи ученых академических и университетских центров, тем более что многих я знал лично.

Незаметно прошел год моей работы на пятом континенте. Собрав чемодан, я приехал на побывку на Родину. Доложил о делах своему министру – он остался доволен. Побывал в Центральном комитете партии, в ряде министерств и ведомств.

Посетил Алексея Николаевича Косыгина. Рассказал ему об Австралии, об отношении к нам, о деятельности советского посольства. Изложил свою идею, которую в принципе поддержал премьер-министр Австралии, о налаживании постоянно действующего торгового моста между восточными портами пятого континента и нашими дальневосточными портами. Австралийцы готовы поставлять на наш Дальний Восток в течение всего года говядину, баранину, свинину, птицу, овощи, фрукты – то, в чем испытывают нужду наш Дальний Восток, Крайний Север и отчасти Восточная Сибирь. Взамен мы поставляем им деловую древесину в обработанном и необработанном виде.

«Алексей Николаевич, – говорил я, – представляете себе, в лютый мороз ребятишки от Владивостока до Магадана и от Находки аж до самой Читы будут иметь круглый год арбузы, ананасы, яблоки, всякую снедь. Как это было бы здорово!» «Да, это действительно идея, заслуживающая реализации. Но мы не в состоянии ее осуществить. Наши дальневосточные порты имеют очень малую причальную линию, да к тому же не обладают необходимыми холодильниками и другими складскими помещениями. Вот сейчас расширяются торговые отношения с Японией, но и они сдерживаются именно неготовностью наших портов с размахом вести торговлю. Но Ваше предложение я запомню. Буду думать…»

В конце марта – начале апреля 1971 года в Москве состоялся XXIV съезд КПСС. Перед съездом я вместо вызова для участия в его работе получил из Москвы указание о том, что посольство обязано широко информировать Центр об откликах на работу съезда в различных общественных кругах Австралии. Причем в шифровке было подчеркнуто, что эту работу должен вести лично посол. Было очевидно, что я на съезд приглашен не буду. Да я и не рассчитывал. В кругу своих дипломатов я по поводу этого указания заметил, что в Австралии съезд не получит сколь-нибудь широкого резонанса. Так что послу, собственно, в этой связи и делать будет нечего; он в составе ЦК, и его место на съезде.

Через несколько дней получаю вдогонку первой телеграмме другую, но уже не на одной страничке, а на четырех, на которых расписано, что именно может интересовать Центр в связи со съездом и опять подчеркивается личная роль в этой работе посла. Стало ясно, что мое отношение к первой телеграмме было «донесено» до Москвы, и последовала другая, более оскорбительная по своему назидательному тону и изложению в ней прописных истин.

Будучи в Москве, я узнал, что примерно одна четвертая часть состава ЦК, избранного XXIII съездом партии на XXIV съезд приглашена не была, и прежде всего из «молодых», находящихся не только далеко от Москвы, но и в ней самой. По составу Центрального комитета, избранного XXIV съездом КПСС, было очевидно, что высшее руководство партии во главе с Брежневым окончательно перешагнуло через «молодых», укрепив свое положение за счет тех, кого устраивало существующее положение в партии и стране и кто, пренебрегая интересами Родины, пел осанну Брежневу.

В Москве друзья предупредили меня о том, что в разговорах, где бы я ни был, надо держать ухо востро, а язык не распускать – все берется на соответствующий учет…

Дома обстановка была не из легких, если не сказать просто тяжелой. Алла по-прежнему часто страдала гипертоническими приступами. Сыновья росли. Справляться ей особенно со старшим – Сашей было все труднее. Они становились неуправляемыми. Мои увещевания вряд ли могли долго сохранять воздействие на них. Нужна была постоянная мужская рука.

Где-то за неделю до окончания моего отпуска из Канберры была получена телеграмма о том, что кем-то из числа эмигрантов, бывших членов украинской националистической организации ОУН, была брошена в здание посольства бомба большой взрывной силы, причинившая значительный материальный ущерб. К счастью, жертв нет. Произошло это в воскресный день. В помещении посольства, кроме дежурного, никого не было. Сила взрывной волны была погашена зданием посольства, и потому она не коснулась отдыхающих на территории посольства членов семей сотрудников посольства. По договоренности с Громыко подготовили от имени МИД СССР протест австралийской стороне, потребовав принятия мер по недопущению впредь подобных вылазок против советского посольства и полного возмещения ущерба.

Конечно, надо быть наивными, говорил мне Громыко, чтобы не увидеть за действиями оуновцев влиятельные силы, которых не устраивает политико-дипломатическая активность посольства по развитию разносторонних отношений между Советским Союзом и Австралией и которые стремятся сорвать наметившуюся позитивную тенденцию. Такие силы были и внутри Австралии и ее правительства, и за ее пределами.

С Громыко было условлено, что я со своим отъездом в Канберру повременю, и пускай австралийцы подумают: почему не едет советский посол?!

…Шел я как-то из посольства в резиденцию. Вдруг слышу сзади нарастающий звук, рассекающий воздух, и чувствую цепкую скользящую хватку когтей по вороту сорочки. Я стащил «агрессора». Им оказалась птица-кукабарра, гигантский зимородок. Она села неподалеку на дерево и самым бесстыдным образом разглядывала меня. Я показал ей кулак…

В связи со взрывом посольства австралийским властям кулак не покажешь. «Работой посольства и посла мы здесь, в Москве, довольны», – большей похвалы от министра Громыко получить было невозможно. Его сдержанность в оценках мне была хорошо известна. Одобрил министр и дальнейшие планы посольства.

Накануне отъезда в Канберру я зашел к Андрею Андреевичу Громыко попрощаться и рассказать об обстановке, сложившейся в семье. «Потерпите», – посоветовал министр.

В Канберре мое прибытие было встречено со вздохом облегчения. Официальные власти были обеспокоены тем, что советская сторона на взрыв посольства могла отреагировать гораздо жестче. Министр иностранных дел при первой встрече выразил искреннее сожаление правительства Австралии и сообщил, что принято решение о возмещении понесенного материального ущерба и установления круглосуточной охраны здания советского посольства и резиденции посла, – меры для Канберры необычайной исключительности.

Здание посольства довольно быстро привели в надлежащий порядок. Надо заметить, что его внутреннюю отделку мы произвели собственными силами. Любо-дорого было смотреть, как по вечерам после работы дипломаты и технические работники, их жены, переодевшись в старенькие одежки, повязав головы цветными косынками, штукатурили и красили стены, мыли окна, скоблили и натирали до блеска полы. Так разохотились, приобретая навыки ремонтников, что обновили и резиденцию посла.

Работа в посольстве после взрыва вошла в нормальное русло. Да она, собственно, и не замирала. И постепенно отношение австралийцев к нашей стране – и властей, и широкой общественности – стало меняться. Как говорили между собой дипломаты, анализируя обстановку, она стала напоминать теплую австралийскую зиму. Замечали потепление не только мы, советские дипломаты, но и дипломатические, консульские и торговые представители других стран.

Естественно, не всем послам, аккредитованным при правительстве Австралии, равно как и многим из официальных и близко к ним стоящих кругов, была «по вкусу» теплая австралийская зима в отношениях между СССР и Австралией. Я уже достаточно точно мог «ткнуть пальцем» в подобную персону, но мой дипломатический ранг и этикет не позволяли. Теперь, задним числом, могу показать на послов Канады, Англии – и, как говорится на Руси, бог с ними!

Советский Союз был единственным из всех стран, входящих в Организацию Варшавского Договора, государством, представленным в Австралии посольством. Польша, Чехословакия, Болгария, Венгрия, а позже и ГДР имели свои консульства в Сиднее. Между нами установились не только прочные деловые связи, но и вошло в традицию вместе отмечать национальные праздники. Жили дружно. Дружба скрашивала нам чувство постоянной отдаленности от родных мест. Но главное состояло в том, что советское посольство всеми доступными ему средствами способствовало развитию отношений этих государств с Австралийским Союзом. Многое в этом плане пришлось наработать к тому, чтобы Германская Демократическая Республика установила дипломатические отношения с Австралией. Нам всем, представителям социалистических стран, входящих в Организацию Варшавского Договора, надо было всячески – в устных выступлениях и в печати, в пресс-релизах – развенчивать миф о военной угрозе – зловещий миф. К чести дипломатов всех братских социалистических стран, действовали они дружно, напористо, проявляя высокую культуру ведения дискуссий.

Шел второй год моего пребывания в Австралии, а я так и не обрел постоянного душевного спокойствия. Отчужденность от всего окружающего, что тревожила меня первое время, прошла. Я стал ощущать красоты австралийской земли и неба, ее лесов и пастбищ, вдыхать полной грудью холодные дуновения Антарктиды и теплые ветры тропиков. Но нередко меня навещала безысходная тоска… Тяжелая, пригибающая к земле – не разогнуться, не вздохнуть. Тоска по жене, детям, по близким, по друзьям – по всему тому, что называется Отчизной. Ведь я – русский.

В такие дни я, увлекая за собой товарищей из посольства, ехал к Великому – Тихому океану. Хотя бы на час, на мгновение. Он, океан, был единственным, с кем я был самим собой. Во мне все сливалось воедино – и разум, и дух, и тело. Тот, кто не был вместе с океаном, не может почувствовать его величие и мощь. Его свободу. Грохотом своих валов он рвал, казалось, цепи зависимости, рабского подчинения чьей-то неправедной силе. Шумящими накатами счищал неверие в осуществимость своей личной воли. Тихим спокойствием своих великих вод океан утешал.

А утешение мне было необходимо. Я чувствовал, как нарастает во мне снова возмущение против неестественности моего пребывания в Канберре. Посол без семьи, без жены. В течение всего прошедшего года я изворачивался при ответе на вопросы австралийцев, послов других государств, сотрудников посольства: когда приедет в Австралию ваша супруга? Надоело выкручиваться. Сказать, что она не приедет по состоянию здоровья, я не мог. Это означало бы признание в негуманном отношении ко мне как к человеку со стороны государства, которое дело служения человеку ставит превыше всего, в чем я, несмотря на декларативность этого постулата по отношению ко мне, был убежден и что проповедовал в своих устных выступлениях и в публикациях, в том числе и на австралийской земле.

Бывали дни, когда никакая большая загрузка по работе, которую я задавал себе без особой к тому необходимости, не сваливала меня от усталости в праведный сон. Наступал вечер, а за ним одиночество в пустом особняке, под охраной полисмена. И бессонница. Вязкая, липкая, с тягучими, изматывающими душу думами: «Ради чего я здесь, в одиночестве?»

Оно ничем не мотивировано и не оправдано. Мое нахождение в Канберре – прихоть нескольких человек, властей предержащих. Игроков в политические игры. Какое они имеют моральное право учинять насилие над человеком, распоряжаться его судьбой? Не приемлю! – кричал разум. А утром с тяжелой головой снова в работу.

Помимо советско-австралийских межгосударственных отношений, что, естественно, составляло главное направление моей посольской деятельности, много времени занимали проблемы, связанные с обстановкой в коммунистической партии Австралии. В ее рядах, а точнее, в ее Центральном комитете, сложилось два крыла, две фракции. Одна не разделяла решений и установок, изложенных в документах Международного совещания представителей коммунистических и рабочих партий, другая выступала за их реализацию в практической деятельности партийных организаций КПА. К сожалению, к этим принципиальным расхождениям во взглядах примешивались личные амбиции – занять лидирующее положение в составе ЦК, а стало быть, и во всей партии.

В этой обстановке надо было совершенно определенно стать на позиции тех, кто придерживался курса, выработанного большинством отрядов международного коммунистического и рабочего движения, солидаризировался с политикой КПСС, что я с согласия Центра и сделал. Участились мои контакты с ними, имевшие место, как правило, вне стен посольства или моей резиденции. Австралийские товарищи делились своими планами выхода из состава КПА и создания новой, марксистско-ленинской партии под названием Социалистическая партия Австралии (СПА).

Пройдет почти двадцать лет, и я узнаю из печати, что приверженцы идей социализма в знакомой мне Австралии снова сомкнут свои ряды в единой партии, чему я искренне обрадуюсь.

С юных лет я верил в силу организованного рабочего класса, трудящихся. В этом меня убеждало многое из прочитанного, услышанного, увиденного. Но что такое всеобщая забастовка трудящихся всей страны, я понял в Австралии. В дни всеобщей забастовки жизнь в стране замерла. Все притихло. И в этой тишине ощущалась настороженность. Как перед грозой – ничто не колышется. В дни забастовки у меня было приподнятое настроение, ушли думы о моем житье-бытье. Когда я рассказывал Бобу Хоуку – лидеру профсоюзного движения в Австралии – о своих впечатлениях о всеобщей забастовке, он сказал: «Да – это акция, с которой шутить нельзя. Нужен точный политический расчет многих ее составных».

С Бобом Хоуком, впоследствии премьер-министром Австралии, у меня сложились добрые отношения. Приезжая в Канберру, он непременно бывал у меня в резиденции, а я, посещая Мельбурн, у него в доме, стоящем на берегу океана, проводил долгие часы в беседах, приносивших мне большое удовлетворение от общения с умным, интеллигентным человеком, от познания австралийской действительности.

Меня, в частности, интересовал тогда вопрос о воздействии опыта социалистических стран на борьбу рабочего класса, трудящихся за свои социальные права. Благотворное воздействие имело место в различных сферах: система социального страхования, пенсионного обеспечения, организация детских садов и ясель и многое другое. Боб Хоук, другие деятели лейбористского, коммунистического, демократического движения подчеркивали важность опыта трудящихся Советского Союза не только в социальной сфере, но и в выборе политических ориентиров в повседневной практике. Конечно, этот опыт тщательно просеивался через решето собственных мировоззренческих позиций и сложившихся традиций рабочего движения Австралии.

Боб Хоук был в постоянных исканиях лучшего опыта рабочего движения. Он часто бывал в других странах, примеривая на австралийскую капиталистическую фигуру возможные социальные костюмы, их детали от западно-германской, еврейской, итальянской социал-демократии. Не обходил он стороной и собственный опыт. Его легко было узнать даже в многотысячной толпе: по рослой плотной фигуре, массивной голове с открытым большим лбом и курчавой шевелюрой, и по толстенному, вечно набитому до отказа портфелю. Я благодарен Бобу Хоуку за его дружеские уроки, за предоставление мне возможности выступать в профсоюзной среде, и в том числе на форумах Австралийского совета профсоюзов.

Надо заметить, что капиталистическая система создала превосходный механизм интеграции в свою среду, казалось бы, чуждых ей по самой природе явлений. Я имею в виду не только социальную практику, но и политическую борьбу трудящихся. В этой борьбе капитал в одном случае осуществляет жесткий прессинг в отношении последовательно революционных отрядов организованного рабочего движения, а в другом практикует превращение их в своих «союзников», используя различные методы, и прежде всего материальную заинтересованность. На современном этапе развития мирового капитализма он имеет довольно широкие возможности именно для такого рода манипуляций.

К величайшему сожалению, перевооружение социалистического общественного производства на основе достижений научно-технического прогресса в нашей стране в надлежащем масштабе организовано не было. Оно затронуло в основном оборонные отрасли промышленности. Остальные продолжали развиваться преимущественно на старой технике, устаревшей технологии. Было немало разговоров о необходимости коренного пересмотра в стране технической политики, намечались даже сроки проведения Пленума Центрального комитета партии по этому вопросу, но дальше слов дело не шло. Старые кадры верхнего эшелона власти были не способны на революционные меры в экономике СССР, которые диктовались ходом научно-технической революции.

Однако вернемся к деятельности посольства. Реализация намеченных направлений по развитию советско-австралийских отношений приносила свои положительные результаты. Мои встречи как посла с премьер-министром, министром иностранных дел и с другими членами австралийского кабинета стали регулярными. Стали более откровенными отношения с председателем Торговой палаты, объединяющей крупные промышленные корпорации, а также с председателем Аграрной партии. Связи в дипкорпусе были вполне удовлетворительными. Отношения с американским послом У. Райсом улучшились настолько, что он пригласил меня совершить с ним полет в Антарктиду на одну из расположенным там научных баз, от чего я вежливо отказался.

Надо заметить, что состав дипломатических представительств в Канберре был заметно слабее, нежели в Пекине. Да это и не требует особых пояснений: Китайская Народная Республика со своей самостоятельной внешней политикой и воздействием на всю гамму международных отношений требовала от дипломатов высокой выучки. Пожалуй, самой интересной для меня темой при общении с послами других государств было их мнение по поводу того, сумеют ли лейбористы в случае победы на выборах в парламент повести страну именно по пути определенной самостоятельности во внешнеполитической сфере.

Еще задолго до выборов в австралийский парламент посольство взяло «курс» на укрепление работы в рядах лейбористской партии и, естественно, в профсоюзах как ее опоре. Вряд ли найдется в Австралии штат или город, который в этом плане был бы обойден вниманием сотрудников советского посольства. Наш первый секретарь А. Якименко успешно контактировал с лейбористами-депутатами и втягивал их в добрые отношения с посольством.

С тех далеких времен прошло почти четверть века. Изменились условия бытия отдельных людей, и целых народов, и всего человечества. Стал в чем-то другим и я, и мое отношение к негаданно разгаданной Австралии. Она часто мне снится. Ни в одном из снов не было мотивов отчужденности. Отчего так? Годы стерли ностальгию. Оставили в сердце прелесть познания неизвестной земли, радость общения с ее людьми, чувство удовлетворения от личного посильного вклада в добрые отношения СССР и Австралийского Союза и их народов. Я был бы рад пройти знакомыми тропами по пятому континенту и, конечно, счастлив встретиться с теми, кто пересекал мой путь на этих тропах.

Прости, Австралия, если что-то было не так.

Э. Уитлэм сформировал правительство после моего отъезда из Канберры. В своих программных заявлениях в ходе выборов Уитлэм призывал к проведению Австралией разумной самостоятельной политики, подкрепленной реальной мощью страны. Высказывался в пользу отдельных мер в области разоружения. Наряду с этим, хотя и с весьма неопределенными оговорками, выступал за военное присутствие Австралии за рубежом.

Э. Уитлэм говорил также об улучшении отношений с Советским Союзом и с другими социалистическими странами. Усилия посольства не пропали даром. Тенденция к самостоятельности Австралии во внешней политике набирала силу, что позитивно сказывалось на советско-австралийских отношениях.

Работа, естественно, продолжалась. Активно трудились сотрудники посольства: В. Смирнов, советник посольства, анализировал деятельность кабинета министров, М. Виленчик, торговый советник, – состояние торговых отношений между двумя странами, А. Якименко, первый секретарь, – работу парламента, А. Горев, первый секретарь, – деятельность общественных организаций, М. Алексеев, консул, – состояние и меры защиты советских граждан, проживающих в Австралии. Каждый проявлял трудолюбие и инициативу.

Многое из наработанного коллективом посольства по согласованию с Центром ставилось на практическую основу переговоров и принятия соответствующих решений.

Был налажен обмен политической информацией по взаимоинтересующим проблемам международных и двусторонних отношений, и в том числе по Юго-Восточной Азии. Проведены крупные закупки сельскохозяйственной продукции. Осуществлены продажа австралийским промышленным корпорациям шахтного оборудования и конкурсы на участие советских предприятий в строительстве гидростанций на австралийском континенте.

По договоренности с местными властями и при поддержке Патриарха Московского и всея Руси было решено соорудить для верующих православную церковь. Советское посольство обсуждало с австралийской стороной вопрос об увеличении численности дипломатических работников в Канберре на паритетных началах, о придании нашему торговому советнику статуса торгпреда с местопребыванием его в г. Сиднее, крупнейшем торгово-финансовом центре Австралии. Интерес представляло также заключение соглашения о рыболовстве и соглашения об обмене в области науки и культуры.