Текст книги "Эшафот для любви (СИ)"
Автор книги: Николай Сухомозский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
другую тему. – Поэтому загонять машину в гараж не стану.
– Конечно, конечно! – выходя из автомобиля и оглядываясь на всякий случай по
сторонам, согласилась Эльдази.
Бывшая хозяйка открыла дверь, жестом пригласила гостью внутрь.
– Вы не поверите, но после того рокового дня я здесь не была. Поставила в
известность брата Клода о том, что отказываюсь от наследства в его пользу – и точка.
Отец перевез мои вещи и закрыл дом, попросив одного из соседей за ним приглядывать. К
несчастью, уже нет в живых и папы.
– Умер?!
– В следующем после Клода месяце.
128
– Неизлечимая болезнь?
– Тоже несчастный случай.
И, не ожидая вполне понятного следующего вопроса, уточнила:
– Вертолет, на котором он летел, потерпел катастрофу.
– Уму непостижимо!
– Да. Представьте, каково мне. По сути, в одночасье лишиться ребенка, мужа и
отца.
– Еще раз примите мои соболезнования. Нет слов. Право, по сравнению с тем, что
пережили вы, мое горе кажется луковым.
– Ну, ладно, не будем об этом. А то сейчас расплачусь. И так лишь недавно смогла
немного взять себя в руки. А то ревела белугой с утра до вечера. И с вечера до утра.
– Держитесь!
– Стараюсь. В противном случае уже бы сошла с ума. А теперь давайте посмотрим, что бы вам такое выбрать на память? Кстати, не возьмете рассказы Клода? Здесь есть и
оконченные, и неоконченные, и просто брошенные, – Ирена бережно положила на стол
разбухшую от содержимого кожаную папку.
– С удовольствием. И огромное спасибо!
В этот момент динамик, передающий музыку, затих. В комнате повисла
напряженная тишина, свидетельствующая о том, что женщинам, несмотря на все усилия, случайная встреча дается непросто. Обе неожиданно пришли в замешательство. Выручило
все то же радио. Прокашлявшись, диктор произнес:
– Внимание, внимание! Передаем экстренное сообщение. В аэропорту Нджили
неизвестные обстреляли кортеж, перевозивший опасного преступника. По информации
соответствующих служб, злоумышленники намеревались освободить своего лидера.
Некоторые факты свидетельствуют о том, что нападение долго и тщательно готовилось.
Прокуратура не исключает утечки информации из правоохранительных органов. Атака
успешно отбита. Однако в течение ближайших трех-четырех часов будет осуществляться
тщательный досмотр как территории аэропорта, так и граждан, там находящихся. В связи
с чрезвычайным происшествием последующие рейсы задерживаются вплоть до особого
распоряжения.
Эльдази охнула.
– Что такое? – спросила Ирена.
– Мой самолет! Он должен вылететь через четыре часа с небольшим. Что же будет?
– Перезвоните в аэропорт, узнайте подробности. Вон там, в углу, на стенке
телефон. А я пока заварю по чашечке «Робусты». Бутербродов не предлагаю – их здесь
просто не из чего приготовить.
– Не беспокойтесь! Меня куда больше волнует вылет самолета.
Эльдази подошла к телефону. Начала набирать номер. Задумалась на мгновенье,
как будто ее осенила важная мысль, и крикнула в сторону кухни, куда удалилась Ирена:
– Вы не будете против, если я перенесу аппарат поближе к дивану?! Что-то устала.
– Делайте, как считаете нужным! – ответила Ирена и включила кофемолку.
Гостья двинулась к дивану. Уселась поудобнее, положила локти на журнальный
столик и вскоре в трубке раздался охрипший голос диспетчера Нджили.
– Я только что услышала сообщение по радио. Хотела бы узнать, когда теперь
отправляется рейс на… – Эльдази, оглянувшись на двери кухни, название города
произнесла едва не шепотом. – Да, билет есть! Я у знакомых. Добираться недолго, с
полчаса. Лучше еще раз перезвонить? Хорошо.
– Вы знаете, – появилась в комнате Ирена, – нашла в баре недопитую бутылку
вина. Наверное, по этой причине отец ее и не забрал. Не станете возражать, если налью по
полфужера? Помянем Клода.
Разлив напиток, хозяйка сказала:
– За тех, кто ушел недолюбленным!
129
Выпили. Ирена спросила:
– Я не поинтересовалась, что там с вашим рейсом? Если он задерживается надолго, предлагаю отправиться в дом отца, где я теперь обитаю.
– Благодарю за вашу доброту! Однако с вылетом все нормально. Через четыре часа, надеюсь, уже буду в воздухе.
– Четыре часа? Но это же много! Давайте поедем ко мне.
– Еще раз спасибо! Увы, нужно заглянуть в пару-тройку магазинов. Знаете,
женские тряпки, без которых трудно обойтись. А там, где я сейчас прозябаю, с
европейскими шмотками напряженка.
– Ну, что же, тогда присядем перед дальней дорогой по доброму христианскому
обычаю на минутку-другую.
– Конечно! И, знаете, мне в голову пришла не совсем тактичная в данной ситуации
мысль.
– Готова выслушать!
– Вы так хорошо сказали только что о Клоде. Я бы тоже хотела внести ничтожную
лепту в память о нем. Прошу только, не посчитайте меня наглой особой. Сейчас, если не
возражаете, напишу пару фраз. Какой мне видится эпитафия на его могиле. Вы вольны
текст выбросить. А можете, если он понравится, высечь на памятнике. Идет?
Ирена растерялась: что за странное желание? Потом кивнула:
– Пишите!
Эльдази вырвала листок из лежащего на столике блокнота и быстро что-то на нем
черкнула. Аккуратно свернула и протянула хозяйке:
– Возьмите! И еще раз – извините. До свидания! Вряд ли мы когда-нибудь
свидимся.
– Я вас провожу.
– Вы очень добры!
У калитки женщины окончательно распрощались. Ирена вернулась в дом.
Посмотрела на себя в зеркало, висящее в прихожей. Даже следа от безобразной лиловой
грозди на лице не осталось. После пережитого тройного шока ненавистная болезнь не
только перестала прогрессировать, но и куда-то испарилась.
Нос... да, он у нее, чего греха таить, длинноватый. Впрочем, аналогичный
недостаток не помешал французу Сирано де Бержераку стать знаменитым.
Ирена взяла телефон, чтобы повесить его назад на стену. Под аппаратом забелела
какая-то бумажка. Даже не беря ее в руки, Ирена узнала чек. Так вот, оказывается, почему
гостья звонила с дивана. Вовсе она не устала. Аппарат понадобился, как примитивный
тайник.
Что теперь делать? Везти чек в аэропорт? Но она не знает даже в каком
направлении улетает Эльдази. И, вообще, на самолете ли она покинет Киншасу? Почему
бы не предположить, что, желая во что бы то ни стало оставить деньги, она не выдумала
историю с билетом на лайнер, а сама уже едет автобусом или поездом?
Ах, Эльдази, Эльдази! Разве можно быть такой щепетильной?
Ладно, деваться некуда. Пусть чек остается. Со временем она решит, на какие
благотворительные цели направить средства.
А это что еще за мусор? Ирена наклонилась и подняла с пола белый
прямоугольник. Развернула. С обратной стороны было что-то написано. Поднесла
находку ближе к окну. Как она смогла забыть?! Это же текст эпитафии на могилу Клода, который сочинила гостья. Пробежала единственное предложение глазами. Через секунду-
другую снова прочла, уже вполголоса. Одобрительно кивнула головой. Аккуратно
сложила листик вчетверо и бережно положила в сумочку. Выключив свет, двинулась к
выходу. На пороге оглянулась, окинула помещение взглядом.
Прощай кров, под которым она пережила счастливейшие мгновения в жизни!
Скоро ты будешь принадлежать чужим.
130
Глава 79
– Два месяца назад изполнилозь зорок дней, как не зтало вашего брата, – Патиссон
смотрел на Долка с плохо скрываемым осуждением. – Мы в офизе его поминали.
Позылали приглашение и вам. Однако явитьзя вы не зоизволили.
– И не собирался! Еще чего! Братец заслужил то, что за-слу-жил. И так ему
слишком долго везло в жизни. Как говорится, попользовался – пора и честь знать!
– Не по-божезки это!
– Плевать! У меня в кармане билет на самолет! Улетаю, – с нотками видимого
превосходства подчеркнул Долк. – Не куда-нибудь, в Штаты – в Лас-Вегас.
– Это, конечно, целиком Ваше дело. Как и то, что вы продали бизнез безвременно
ушедшего в мир иной брата. Однако почтить его память, извините, что вмешиваюзь, –
хризтианзкий долг.
– Я господу, как и Клоду, ровным счетом ничего не должен! Так что – пусть не
взыщут.
– Ну, что же, в таком злучае, прощайте и вы! И пузть господь наз раззудит. К злову, новый владелец «Фетиша» увольняет взех до единого прежних зотрудников. Мне-то
ничего – есть пензия. А вот озтальные по вашей милозти озтализь без работы. А кое-кто –
и без кузка хлеба.
– Я не служба социальной помощи, чтобы каждого обеспечивать бесплатной
миской похлебки! Что же касается рекламно-консалтингового бизнеса, то какой смысл
заниматься тем, в чем не разбираешься? Дабы с шумом вылететь в трубу?! Нет уж, увольте, я не настолько глуп. А поэтому с первого дня гибели Клода решил: заниматься
«Фетишем» не стану. Окончательно же укрепился в мудрой мысли, когда после
аудиторской проверки узнал, что оборотных средств у фирмы – кот наплакал.
– Я же вам зитуацию неоднократно объязнял, – в голосе Патиссона прозвучала
обида за фирму, которой он отдал столько лет. – «Фетиш» – везьма узпешное
предприятие. А отзутзтвие каких-либо зерьезных зредзтв на зчету – результат одной-
единзтвенной малопонятной операции покойного хозяина. Более того, зейчаз я вам зкажу
даже то, о чем раньше умолчал: небольшая группа наиболее преданных Клоду людей из
чизла перзонала пришла к выводу, что его шантажировал какой-то мерзавец. Именно на
выплату ему и ушли деньги. Безузловно, это грубое нарушение, но, по взей видимозти, иного выхода у вашего брата не озтавалозь.
– Как же, шантаж! Не смешите.
– И не думал! – обиженно поджал губы Патиссон.
– Вот вам вся правда о непонятном поступке покойного братца! – Долк достал из
кармана пиджака два конверта. Один – совсем тонюсенький, второй – потолще.
Протянул их собеседнику со словами:
– Первое лежало в папке «Важное» в доме у Клода. Там находились и другие
бумаги, но они не представляют ни малейшего интереса ни для вас, ни для меня. Поэтому
я сию макулатуру выбросил. А письмо сохранил. Специально для вас.
Второе, более пространное послание на ту же тему, я обнаружил в ворохе не
разобранной корреспонденции в углу прихожей. Видимо, последние деньки у братца-
акробатца по какой-то причине были чересчур горячими и руки просто не дошли до
чтения почты.
– Назколько я в курзе, озобняк вы уже продали?
– Да. Так что – прощайте! Надеюсь, никогда больше не вернусь в Заир.
Патиссон промолчал. За Долком закрылась дверь. Кряхтя, старик опустился в
кресло. Вытянул из первого конверта лист и начал читать.
«Милый Клод! Ты вправе выбросить письмо после первой же фразы, не читая
дальше. Но все же прошу – не делай этого! То, что мы расстались, – непоправимая ошибка
моей жизни. Прощения не вымаливаю, ибо понимаю, что его не заслуживаю. И, тем не
131
менее, вынуждена обратиться к тебе за поддержкой (какая, однако, наглость с моей
стороны!). Причем не моральной, а материальной.
Поверь, если бы не безвыходность положения, в котором очутилась, я бы никогда
не рискнула отважиться на такой беспрецедентный шаг. Не стану вдаваться в подробности
– это ровным счетом ничего не изменит. Скажу лишь: если ты не выручишь деньгами, я
погибла.
Почему осмеливаюсь обратиться к тебе, тому, кто, пожалуй, должен больше других
меня ненавидеть? По двум простым причинам. Первая заключается в том, что обратиться
больше не к кому. Отец, по сути, на мели. А больше состоятельных родственников или
знакомых, да еще готовых пойти на подобную жертву, нет. И вторая – я доведена до такой
степени отчаяния, что, право, уже ровным счетом ничего не стыжусь.
PS. К тебе скоро явится человек и поинтересуется, готова ли передача для
островитянки? Ты должен ответить. Каким будет решение, я не знаю. Но, как последняя
дура, надеюсь на благоприятный исход задуманной авантюры.
Прощай! Эльдази».
Патиссон бросил прочитанное на стол. Взял второй конверт. Выудил из него целых
три листа. И буквально впился в них глазами.
«Добрый день, милый Клод! Долго думала, писать тебе еще раз или нет. Потом
решилась. Чтобы, так сказать, не чувствовать себя неблагодарной тварью. Миллион тебе
самых искренних и добрых слов за проявленное благородство: я очутилась на свободе.
Правда, относительной. Ибо меня преследуют – муж никак не может смириться со столь
откровенным демаршем. И я вынуждена прятаться. Но это уже – дело десятое.
Села за письмо не только потому, что хотела тебя отблагодарить. Намерена,
наконец, объясниться. Если есть время и желание, выслушай.
Мой отец, скопив кое-какой капитал за время работы в «Пемарзе», начал
собственный бизнес. Однако оказался не очень к нему готовым и вскоре задолжал
крупную сумму одной заирской фирме. В установленный срок вернуть кредит не смог. И
тут оказалось, что контрольный пакет акций контрагента перекупили арабы. Оформить
рассрочку на возвращение денег они отказались. Более того, начали угрожать физической
расправой. Верх цинизма: не только ему, но и членам семьи. Кстати, обо всем этом я
узнала значительно позже – отец свои неприятности от нас с мамой (она тогда еще была
жива) скрывал до последнего.
И вдруг он узнает, что новый владелец приезжает в Киншасу. И намеревается
любыми путями попасть к нему, дабы решить проблему цивилизованно.
Вожделенный визит состоялся. Меня отец взял в качестве переводчицы – высокий
гость изъяснялся только на английском, а французского не знал.
Шейх принял нас весьма радушно. Пообещал уже на следующий день разобраться
в ситуации и, если отец окажется прав, обещал приструнить своих чересчур ретивых
служащих. И все ел глазами меня. Не скажу, что сей факт сильно расстроил. Какой
женщине не приятно мужское внимание? Напоследок шейх заявил, что переводчица у
отца – просто блестящая. Ясно, что комплимент адресовался персонально мне.
Назавтра в квартире родителей раздался звонок из гостиничного номера араба.
Секретарь пригласил отца на новую встречу со своим повелителем. Естественно, отправились туда опять вдвоем. Шейх заявил, что долг можно будет выплатить частями.
– Будем считать, что финансовая сторона вопроса закрыта, – подытожил он.
– А какая – открыта? – удивился отец.
– Вашей дочери, – ответил хозяин шикарного номера.
– В каком смысле? – растерялся вконец сбитый с толку папа, хотя я прекрасно
поняла, о чем речь.
– В том, что я влюбился в нее если не с первого, то со второго взгляда, – не стал
ходит вокруг да около шейх. – Что вы на это скажете?
132
– А что я могу сказать? – беспомощно развел руками слабохарактерный от
рождения папаша.
Тут же последовало… предложение руки и сердца. Отец растерялся окончательно.
Что касается меня, то «Любовь в темпе престо»* просто шокировала. Извинившись, под
благовидным предлогом я апартаменты покинула.
Нет, гостиничного постояльца на место не поставила. Ибо отчетливо осознавала, насколько крепко тот держит на крючке нашу семью. Внизу, в баре, просидела около часа.
Наконец, появился буквально взмыленный отец. Рубашка была мокрой от пота не только
под мышками, но и на спине. Руки его дрожали.
– Что случилось? – спросила я, хотя примерный ответ уже представляла.
– Он настаивает на своем предложении. В противном случае… – отец замялся,
униженно-умоляюще взглянув на меня, – грозится не только пустить по миру, но и отдать
на растерзание своим холуям.
– И что ты ответил?
– Обещал подумать.
– Как?! Ты считаешь подобный вариант приемлемым?
– Я – нет.
– Почему, в таком случае, сразу не отверг предложение?
– Вспомнил о твоей матери, своей жене...
Милый Клод, понимаю, это похоже на плохой индийский фильм. Однако все
происходило именно так. Что оставалось делать после того, как родной отец применил
столь недозволенный прием? Ты знаешь, насколько больной была моя мать. Вне всякого
сомнения, известие о банкротстве моментально свело бы ее в могилу. И лишь от меня
зависело, останется ли она жить. Последнему подонку не пожелаешь такого выбора. Не
знаю, осуждаешь ты меня или нет, но я не смогла собственноручно укоротить век
человеку, произведшему меня на свет. Иными словами, согласилась выйти замуж за
шейха.
Лучше бы я этого не делала! Уже не возмущаюсь даже тем, что в итоге оказалась
пятой (всего нас насчитывалось двенадцать!) женой в гареме. Так и в этой незавидной
роли муж терпел меня совсем недолго – ровно три месяца. А потом, извини, но буду
говорить правду, отправил… в гарем для гостей. Существуют и такие. Ты не
заблуждаешься, это, действительно, восточная разновидность общеизвестного борделя. С
той лишь разницей, что ни за какие деньги нанять проститу… точнее, экс-жену, нельзя.
Ею вправе распоряжаться только благоверный, даруя подневольные прелести любому, кого посчитает достойным подобной чести.
Не знаю, сколько бы я выдержала пятой женой. Однако быть подстилкой, пусть и
во имя умирающей матери, не могла. Поэтому приняла решение бежать.
К несчастью, остров, где расположена резиденция шейха, очень хорошо
охраняется. На мое счастье, обслуга у шейхов – уже не та, что раньше. Большие деньги
развратили всех. Короче, я вычислила визиря, согласившегося помочь. Естественно, не за
так. За энную сумму наличных и, не стану скрывать, за то, что с ним пересплю (бедняга
отчего-то не вошел в список тех, кого шейх одаривал благосклонностью жен в отставке).
Честно говоря, я очутилась в таком положении, что ради свободы согласна была отдаться, извини, даже орангутангу. К тому же, как ни цинично это звучит, разве не целомудреннее
переспать с одним, чем всю жизнь ублажать многих?
Нет, собственной головой мой потенциальный помощник не рисковал. По плану
все обставлялось так, будто я утонула во время общего купания. Должны были найтись и
свидетели – совершенно искренние в своем заблуждении.
Лично визирь, не дожидаясь реакции шейха, намеревался проявить служебное
рвение и, не откладывая топор справедливости в долгий ящик, наказать «виновных». Но я
к сему печальному моменту должна была находиться уже очень далеко.
133
Традиционное купание гарема №2 осуществлялось под контролем двух
престарелых евнухов. Причем «контроль» – слишком громко сказано. Ибо с момента
прихода на пляж... им запрещалось смотреть в нашу сторону. Так всегда и сидели
истуканами спиной к морю. Нами же в период относительного обнажения командовала
первая жена – невероятная злюка из Восточной Европы. Кажется, из Польши.
Как и было условлено, наивернейший слуга визиря прятался в лодке за ближайшей
к купальне скалой. В нужный момент, надев легкий гидрокостюм (шейх увлекается
дайвингом, поэтому этих приспособлений у него – тьма), помощник нырнул и, заплыв в
залив, схватил за ногу одну из ничего не подозревавших женщин. Можешь себе
представить, какой крик она подняла. Особенно если учесть, что несчастную ко всему еще
и дважды легонько ткнул ножом в бедро – дабы создать видимость нападения морского
животного. Гвалт стоял неимоверный. Естественно, все, включая ошалевших от вида
полуголых женских тел евнухов, бросились на помощь пострадавшей.
Я из моря специально не выходила. Посланец визиря, не выныривая, натянул мне
на ступни ласты и подал маску с крохотным дыхательным устройством (как оно
функционирует, я уже знала). Через минуту, погрузившись в воды залива, я уже плыла
под водой за ним.
Забравшись в лодку, мы, не теряя ни секунды, отправились восвояси. Сначала – на
веслах (греб конечно, он), а дальше спаситель включил двигатель. Меньше чем за полчаса
добрались до соседнего острова, частной собственностью не являвшегося. Кстати, в лодке
я переоделась в заранее приготовленную мужскую одежду. Сошла на берег в районе
причала, откуда небольшие суда совершали регулярные рейсы по всему архипелагу.
Немного денег, как я понимаю из той суммы, что передал ты, предусмотрительно
положенных визирем в карман моих джинсов, хватило, чтобы не только уплыть подальше
от владений шейха, но и добраться до Заира.
В Киншасу не вернулась. Вдруг меня случайно опознает кто-нибудь из нукеров
шейха? Казалось, все сложилось более-менее удачно. Я сменила фамилию, благо особых
усилий, в отличие от других стран, прилагать не пришлось. Под ней и зарегистрировалась
на бирже. Стала получать пособие по безработице, а через месяц – уже имела работу. И
вдруг – опять-таки в газете (что бы нынешний человек делал без СМИ?) – увидела… свое
фото. Текст гласил: дескать, бесследно исчезла женщина; если кто-либо может сообщить
любую информацию, пусть свяжется с… – и указывались координаты. Заключительная
фраза «Сумма вознаграждения вас приятно удивит» свидетельствовала не только о том, что у разыскивающего имеются деньги, но также и о том, что желающих заработать, увы, найдется немало.
Кто меня мог разыскивать? Отец? Но я даже не знала, в курсе ли он, что его дочь
«утонула». Зять мог этого и не сообщить. Если же в курсе, то мертвую разыскивать не
станет. А если бы и стал, откуда у бедного такие деньги на вознаграждение? Куда ни
поверни, выходило: тайна тщательно разработанного побега непостижимым образом
раскрыта. И меня жаждет вернуть в гарем ненавистный супруг. Подтверждал данную
версию еще один факт, уже из разряда черного юмора: объявление с фото было
размещено в разделе… о пропавших животных.
И я, действительно, на какой-то момент почувствовала себя белкой. Загнанной в
чертово колесо. Запаниковала. Потом взяла себя в руки. Нужно было предпринять хоть
какие-то шаги – возвращаться на остров в мои планы не входило. Лучше, как говорится, в
омут головой. Уняв нервную дрожь, усмотрела в плохом – хорошее. Да, именно в
объявлении. Шейх ошибся, дав его, предполагаю в добрую сотню изданий. Ведь этим он
меня… предупредил. Сдав в руки, пусть и маленький, но козырь. Видимо, в гневе плохо
соображал, а к мнению даже ближайшего окружения в таких ситуациях он не
прислушивается. Да и боятся ему что-нибудь советовать. Итак, я могла, пока меня не
обнаружили, побеспокоиться о повторном спасении. Что и не преминула немедленно
сделать.
134
В очередной раз сменила не только место жительства, но и цвет столь любимых
тобой когда-то волос. Стала ярко выраженной и коротко подстриженной брюнеткой.
К этому времени я уже вступила в права наследования оставленного отцом и
посему особых финансовых проблем не испытывала. Обошлось без биржи и срочных
поисков работы. Но не давала покоя мысль, что же произошло, как удалось вычислить
затею с мнимым утоплением. Кто мог нас со слугой визиря видеть? Что с ними обоими
случилось? Откуда у шейха такая уверенность, что я жива?
Сколько ни размышляла, виновником «предательства» виделся или кто-то из
гарема, или один из двух приставленных в тот день к купальщицам евнухов. Но ведь все
бросились к раненой женщине. В последний момент я еще, помнится, специально
оглянулась. Если бы кто-то смотрел в мою сторону и увидел маску или дыхательный
аппарат, я бы сделала вид, что только что нашла непонятные штуковины на дне. А
попытку побега пришлось бы отложить до следующего благоприятного момента. Однако
у меня сложилось впечатление, что никто ничего не заметил. Да и потом, почему, если
попытка к бегству была обнаружена, не подняли тревогу сразу? Чем дольше ломала
голову над всем этим, тем больше убеждалась: нет, прокола на пляже случиться не могло.
Снедаемая нехорошими предчувствиями и проклиная женское любопытство, я
решилась на отчаянный, в общем, поступок: позвонила на мобильный телефон
единственной китаянке в гареме №2. Почему выбор пал на нее? Чисто случайно. Во-
первых, запомнила номер – он у нее состоял, представь себе, из семи семерок. Мы еще
часто шутили: мол, счастья Хао Ли (так звали женщину) вскоре подвалит немеренно –
цифры-то – многообещающие. Не знаю, в шутку или всерьез она говорила, что в Китае
«счастливыми считаются совсем другие знаки». Во-вторых, мне она казалась, не смейся, порядочным человеком. И я рискнула.
Хао Ли на звонок ответила. В этот момент она находилась, извини, в туалете, а
потому могла, не навлекая на себя лишних подозрений, позволить разговор
длительностью в две-три минуты.
От нее я узнала, что наш общий муж еще до моего появления на острове заказал
себе, любимому, дорогостоящую игрушку – спутник. И незадолго до побега его вывели в
Космос. Если я правильно поняла, на геостационарную орбиту. И эта чертова штуковина
сфотографировала несанкционированный выход в море некой лодки. После того, как
снимки попали в руки шейха, оставаться тайной побег уже не мог.
Расспрашивать дольше было рискованно, в первую очередь, для Хао Ли. Поэтому, поблагодарив, я прекратила и так несколько затянувшуюся беседу.
Поразмышляв часа два я, ты не поверишь, позвонила китаянке еще раз. Хотела
спросить, что слышно о визире, установлена ли его пособническая роль? Прекрасно знала: женщинам интересоваться не то что мужчинами, а просто мужскими делами на острове не
принято. Так что вряд ли Хао Ли могла сказать что-либо конкретное. И все же… набрала
ее легко запоминающийся номер. Увы, голос автомата ответил: телефон временно не
обслуживается. Означать сие могло только одно – наш разговор каким-то образом (уж не с
помощью того же спутника?) отследили. Гнала от себя мысль о том, чем подобное
«нарушение режима» закончилось для китаянки. А потом испугалась сама. Не шибко
разбираясь в технике, пришла к выводу, что подручные шейха могли засечь город, из
которого я звонила. Так что, не исключено, кое-кто сюда уже на всех парах мчится. Да, я
изменила внешность, да, живу под другой фамилией. Да, но…
И дальше я повела себя, как истеричка. Разбила и выбросила в ближайший
мусорный бак свой мобильный телефон. А к вечеру, рассчитавшись с хозяйкой, уехала в
другой город. Теперь в нем живу. Если состояние хронического стресса можно назвать
жизнью. Еще не решила, однако, скорее всего, покину Заир. Поищу покоя где-нибудь в
другом месте – планета все-таки большая.
Не осуждай за те неприятности, которые тебе причинила. Будь, по возможности, счастлив! Хоть изредка вспоминай «огненную девушку».
135
PS. Не думаю, что смогу тебе написать еще раз. Прощай навсегда! Эльдази».
Патиссон, тяжело вздыхая, просидел в кресле никак не менее получаса. Потом
вышел в приемную, попросил у удивленной секретарши зажигалку. Вернулся. Поднес
огонек к конвертам.
И, пока те не сгорели дотла, не сводил с огня неожиданно заслезившихся глаз.
Глава 80
Шумный газетный ажиотаж вокруг столкновения двух автомобилей в центре
Киншасы, от лицезрения снимков которого даже у крепких мужиков кровь стыла в жилах, а более слабые в этом отношении дамы – теряли сознание, отодвинул на задний план еще
одну трагедию, случившуюся примерно тремя неделями позже: катастрофу вертолета. Так
вот, об этом чрезвычайном происшествии сообщили лишь три наиболее популярных
столичных издания – «Миото», «Салонго» и «Эломбе». И то – в нескольких строках. А о
том, что в данном случае жертвы были и на земле, вообще написала только местная газета
«Бако бутембе». Да и разве могла существенно поднять рейтинг центральной прессы
новость о кончине нескольких недоумков – пациентов провинциальной
психоневрологической клиники (падая, винтокрылая машина, начавшаяся разрушаться
еще в воздухе, накрыла горящими обломками группу больных, в сопровождении
медицинской сестры совершавших послеобеденную прогулку)?
Полиция Верхнего Заира по данному факту провела расследование. Выяснилось,
что на земле заживо сгорели восемь человек – трое мужчин и пять женщин.
Представительница персонала, получив травмы средней степени тяжести, осталась жива.
Из ее показаний, ставших достоянием журналистов «Бако бутембе», следовало: жертв
инцидента на земле могло быть меньше. Если бы прогуливались здоровые люди. А
больные не убегали от падающих частей вертолета. Наоборот, восприняв происходящее, как забавную игру, старались оные… поймать.
Непосредственно начала катастрофы медсестра, к сожалению, не видела.
Буквально за минуту до трагедии она обратила внимание подопечных на удивительной
формы тучку. Потом к ней обратился больной:
– Вы не посчитаете меня недостаточно воспитанным, если я задам неудобный
вопрос?
– Нет, конечно! Мы ведь – одна семья и не должны иметь никаких секретов друг от
друга.
И тогда мужчина смущенно осведомился:
– А когда ангелы какают, куда падают «отходы производства»?
Вообще, в этот день больных отличала невиданная энергия – может, сказывалась
повышенная солнечная активность. Только пять минут назад медсестра еле разубедила
одну из пациенток, яростно утверждавшую, что «змеи – это глисты титанов».
Откровенно буйных среди больных не было. Все – со средней тяжестью
заболевания. За исключением Олды, которая относилась к числу тихонь. О таких медики
между собой говорят: «Ушла в себя и не вернулась».
Долго искать выхода из щекотливой ситуации, связанной с какающими ангелами,
медсестре не пришлось. Высоко вверху, над их головами, прозвучал резкий хлопок. И
сразу же, вслед за ним, раздались взволнованные голоса пациентов:
– Лопнуло солнце!
– Нет, оно просто обкакалось!
– Ловите осколки лучей!
– Божья колесница подорвалась на бомбе!
Медсестра подняла глаза к небу. На фоне высоко расположенных туч под косыми
лучами дневного светила к земле устремился невиданный фейерверк, все время
увеличиваясь в размерах и бесконечно меняя форму. Сначала она не осознала, что
происходит. Но когда в одном из компонентов, как раз вылетевшем из огненного облака, 136
узнала лопасть вертолета, поняла: случилось непоправимое. И бросилась спасать
пациентов, предпринимавших наивные попытки поймать в ладони «солнечные зайчики» –
смертельно опасные пылающие клубы горящего керосина. Увы, получив удар обломком
винтокрылой машины по голове, она потеряла сознание.
У сострадательной периферийной публики все эти малоинтересные для
пресыщенного столичного читателя детали стали главной темой обсуждения не на одну
неделю. Особое внимание, в первую очередь женщин, привлекли дневники
вышеупомянутой «тихони» Олды У. Оказалось, она все полтора десятилетия,
проведенные в скорбном приюте, доверяла свои мысли и переживания бумаге.
Иллюстрируя записи собственными рисунками. Судя из текстов несчастной, ее психика
оставалась достаточно устойчивой. Хотя, если верить комментариям врачей, у
страдающих вялотекущей шизофренией, подобное случается часто. Их зачастую
практически невозможно отличить от здоровых.
Редакция «Бако бутембе» сочла возможным опубликовать наиболее сенсационные
выдержки из двух толстенных тетрадей, сопроводив их ремаркой о том, что, будь Олда У.
жива, редакция ни за что бы на такой шаг не отважилась. Материал, над которым
впоследствии обливалась слезами не одна читательница, озаглавили с откровенно
провинциальной выспренностью – «Африканская Джульетта, или Злой рок над роковой
красавицей».
«12 февраля 1977 года.
Сегодня снова приходил Клод Вилкау. Явился в роли посыльного от имени одного
из моих поклонников. Внимательно выслушав ходока, поинтересовалась:
– Неужели тебя устраивает амплуа устроителя чужих дел?
