Текст книги "Крутыми верстами"

Автор книги: Николай Сташек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

7

Пятого июля на два тридцать ночи в полку готовился ночной поиск. Время выхода уже приближалось, но когда командир полка намеревался уйти на специально оборудованный у самого переднего края наблюдательный пункт, раздался резкий телефонный звонок. Зная, что такие тревожные вызовы бывают, лишь когда кто-то срочно требуется комдиву, он остановился.

– Эх ты! Не уйдешь.

Без каких-либо вступлений командир дивизии генерал Булатов сказал:

– Сосед слева захватил «языка». Противник снимает минные заграждения. Значит, переход его в наступление возможен в самое ближайшее время. Приведите полк в боевую готовность. Личный состав следует укрыть, оставить только наблюдателей. Обо всем замеченном докладывайте немедленно.

На том разговор и закончился. В трубке было слышно, как телефонистка торопилась вызвать другой полк.

В блиндаж почти одновременно вбежали начальник штаба, замполит и командир полковой артгруппы майор Кобзев. По их лицам Дремов все понял.

– Пошли на НП, там и будем разбираться, – поторопил он, но начальник штаба все же успел доложить, что в батальоны сигнал тревоги уже передан.

Короткая июльская ночь бледнела. В пойме речушки сгущался туман. Земля, притихнув, насторожилась. И не успели офицеры занять свои места на НП, как в воздухе загудело, разноголосо заклокотало – над головами понеслись тысячи снарядов. Под ногами и все вокруг вздрогнуло. Вслед за вспыхнувшим в нашем тылу огненным заревом в стороне противника грохнул потрясающий взрыв. И все вокруг озарилось бурым пламенем. Разрывы слились в общий грохот. Ни Дремов, ни другие офицеры не поняли, что могло так мгновенно произойти. На какое-то время все оглушенно застыли. Лишь после повторного залпа майор Кобзев выкрикнул:

– Вот это силища!

Стало ясно, что началась наша артиллерийская контрподготовка. Дремов посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа двадцать минут. Так пятого июля сорок третьего, разорвав предрассветную тишину, на обширном участке фронта южнее Орла началась одна из решающих битв Отечественной войны.

Контрподготовка оборвалась так же внезапно, как и началась. Наступила гнетущая тревожная тишина, тянувшая за душу свыше двух часов. Наконец противник опомнился после нашего мощного удара, но начал он свою огневую подготовку недостаточно организованно и только в четыре часа тридцать минут. Спустя еще около получаса на НП полка послышалось резкое дребезжание телефона. Дремов поднял трубку и узнал голос командира второго батальона капитана Лаптева. Тот пытался доложить обстановку.

– Говоришь, танки выходят в исходное? Слышу! Шум двигателей доносится и из рощи севернее. – Понять комбата до конца Дремову не удалось: на правом фланге полка противник открыл такую сильную пальбу, что в трубке слышались лишь металлический лязг, грохот и треск. Дремов понял, что противник сосредоточивает главные усилия на правом фланге полка и будет вбивать клин в стык между ним и соседом справа. Прошло несколько минут, и появились танки.

– Смотри! – Дремов толкнул в бок Кобзева. Тот начал считать:

– Четыре, семь… Десятка полтора, но, по-моему, они на участке соседа.

– Пусть и так. Но мы тоже отвечаем за стык!

Пока Кобзев подавал команду на огневые позиции, из-за высоты появились вражеские самолеты. Одна их группа направилась к району позиций артгруппы, а вторая обрушила удар по району НП полка. Под ногами задрожала земля, а роща, вблизи которой находился наблюдательный пункт, заполыхала. В воздух взлетели раздробленные стволы деревьев, корневища, комья земли. Вскоре высотку затянуло едким дымом, пламя подступало и к НП. Несколько минут спустя вокруг установилась зловещая тишина. Только на дне тсода-сообщения надрывно зуммерил вывалившийся из ниши телефон.

Удержавшись на ногах, Дремов потянулся к телефону, но, шаря рукой в задымленном окопе, не мог найти трубку. Рядом появился начальник штаба майор Великий.

– Танки прорвались на стыке справа, – выкрикнул он.

Дремов направил бинокль в ту сторону.

– Как прорвались? Я вижу, что горят!

Впереди действительно горело несколько танков. Оглянувшись, Дремов встретился взглядом с радисткой.

– Заикин вас, – поспешно обратилась она.

По радио еще громче, чем по телефонной связи, раздавались помехи разразившегося боя. Из доклада комбата Дремов с трудом понял, что противник прорвался на участке соседнего полка и продвигается в глубину. Было Заикиным еще что-то сказано о пушках, но командир полка уже принимал решение, как предотвратить прорыв танков противника в тыл батальона. Его мускулистое лицо жестко напряглось, глаза покраснели от едкого дыма, туго сжимались кулаки. Отдав приказание майору Кобзеву усилить огонь на стыке, он велел вызвать комбата-два Лаптева, но не успел возвратить трубку радистке, как внезапно налетевший новый огненный вихрь швырнул девушку в конец траншеи. Над головой понеслись, сотрясая воздух, тяжелые снаряды. Дремов понял, что противник начал обстрел дальнобойной артиллерией. Вслед за разрывом он увидел, как на колючем кусте рядом повис окровавленный кусок чьей-то гимнастерки. Из колыхавшегося рукава торчала, кровоточа, раздробленная кисть руки. Не только роща, но и вся высота, продолжая вздрагивать, полыхала бурым пламенем.

Еще несколько снарядов разорвалось непосредственно у НП. Падая как подкошенный на дно траншеи, Дремов успел заметить, что тот ее угол, куда была отброшена радистка, сровняло с землей. Удушливый толовый дым, смешанный с пылью, сжал горло. А над районом обороны полка появилась новая группа вражеских бомбардировщиков. Пикируя с небольшой высоты, они бомбили район обороны первого батальона. Рядом_: слышались надрывные команды майора Кобзева, но грохнули очередные разрывы, и команды оборвались. Дремов вздрогнул, что-то больно обожгло его изнутри. Преодолевая наступившее оцепенение, он заставил себя посмотреть назад: Кобзев с окровавленной головой лежал на краю разрушенной траншеи.

Дремов вместе с подбежавшим артиллерийским разведчиком бережно опустили майора на дно траншеи. На груди Кобзева поблескивал орден Красного Знамени, который был ему вручен всего лишь несколько дней назад, после возвращения из госпиталя.

Чувствуя, как перехватило горло, Дремов хотел глотнуть из фляги воды, но подбежал сержант-радист.

– Вас комдив!

Доложив обстановку, Дремов не стал обращаться с просьбами, понимая, что положение на его участке не сложнее, чем перед фронтом других частей дивизии. Заканчивая разговор, комдив обрадовал сам:

– Сейчас на вашем стыке нанесут удар штурмовики, обозначьте ракетами передний край полка.

Через полчаса в небе действительно появились самолеты. Дремов внимательно за ними наблюдал. Он был уверен, что штурмовики вот-вот нанесут удар по танкам. Но пришел в недоумение, когда самолеты пошли дальше, в тыл противника. Однако досада сразу прошла, когда часть рощи, находившейся в ближайшем вражеском тылу, после потрясающих взрывов буквально подняло в воздух. «Ясно. Нанесли удар по складу боеприпасов», – рассудил Дремов, а штурмовики, развернувшись в сторону правого фланга полка, дружно накрыли атаковавшего противника.

Оторвавшись от рации, майор Великий развернул карту и стал докладывать Дремову:

– Противник обходит правый фланг. Предлагаю один дивизион вместе с подвижным отрядом заграждения выдвинуть на первый рубеж, но подкрепить его надо хотя бы одной ротой от третьего батальона.

– Давай сигнал артиллеристам, а с ротой воздержимся. В военном деле ничего не может быть вреднее, чем дробить силы. Расточительством заниматься не будем. Батальон Ефимова нам совсем скоро потребуется в полном составе для нанесения контратаки или прикрытия стыка с соседом.

Великий поспешил передать приказание артиллеристам и ПОЗу [3]3
  ПОЗ – подвижной отряд заграждения.


[Закрыть], а Дремов, продолжая наблюдать за передним краем, схватил трубку дребезжавшего полевого телефона. Он сразу узнал голос Заикина, но выслушать доклад комбата до конца опять не удалось, так как связь снова оборвалась. И хотя она вскоре была восстановлена, Заикина на НП уже не оказалось. Ответил телефонист:

– Товарищ комбат побежали на правый фланг. Там прорвался противник.

8

Швырнув со злостью умолкшую трубку, Заикин прокричал начальнику штаба:

– Рындин! Остаешься здесь! Да смотри за первой ротой. Ни шагу назад! Помнишь такой приказ? – Мотнул головой, позвал ординарца: – Кузьмич! Где ты там? За мной! – И, выпрыгнув из окопа, не пригибаясь, рванул прямиком во вторую роту, а встретив через несколько минут ротного, торопливо спросил: – Как тут у тебя?

– Напирает, но пока держусь. Вон там, – Супрун бросил взгляд в сторону, где была во втором эшелоне третья рота, – там дело хужее. Как бы не смял роту.

Комбат нервно передернулся.

– Оставь пару пулеметов на позиции, пусть вместе с Ладыгиным и первой ротой сдерживают противника с фронта, а роту сними и быстро за мной! – скомандовал он, торопясь на позицию третьей роты, где неистово кипел бой. Не отстал от комбата и ординарец. Быстро пошарив в противогазной сумке, Кузьмич протянул Заикину две «лимонки».

– Возьми. Пригодятся.

Добежав до северо-западных скатов плоской высотки, где начиналась позиция второго эшелона батальона, комбат увидел, что противник пытается прорваться на высоту. Были хорошо видны и его пехота, и танки, полосовавшие из пулеметов по окопам длинными очередями. Местность на всем участке атаки утопала в дыму, но на переднем крае роты кое-где вспыхивали слабые светлячки. Заикин понял, что по танкам били противотанковые ружья.

– Ух, твою… – выругался он. – Иметь бы здесь хотя бы пару орудий. Как раз шуганули бы по борту. А так…

Несколько танков, оставляя за собой черные хвосты дыма, отвернули от наших пэтээровцев, но следовавшая за ними пехота, забыв о своем открытом фланге, лезла очертя голову вперед и только вперед.

По наступившему спаду огня было видно, что третья рота понесла значительные потери и что ей одной эту атаку противника не отразить.

Укрываясь под свист длинной пулеметной очереди за первую попавшуюся кочку, комбат прокричал:

– Зови быстрее ротного! Сейчас мы рубанем во фланг гадам вон из-за того бугра.

Кузьмич бросился навстречу подходившей роте и тут же возвратился вместе с Супруном.

– Слушаю вас! – падая рядом с Заикиным, прокричал ротный.

– Смотри! Танки пошли за высотку, пехота продолжает атаковать в лоб. Будем бить порознь. Как раз подходящий момент. А то, что у него числом поболее, не страшись! Развертывай роту вон по той опушке кустарника и долбай по ним так, чтобы чертям жарко, стало. Понял?

– Понятно! – ответил Супрун, вскакивая. Комбат поспешил за ним.

Услышав гул моторов над головой, Заикин толкнул ротного.

– Смотри! – Он указал на штурмовики, наносившие удар по танкам. Маневрируя, танкисты пытались уйти из-под бомбежки, но через несколько минут на поле запылали четыре танка.

Воспользовавшись ударом штурмовиков, бойцы развернулись в цепь и двинулись противнику во фланг.

Как только рота по кустарнику приблизилась к противнику почти вплотную, комбат, взмахнув зажатым в руке автоматом, закричал «ура!». Рота подхватила.

Удар был для противника неожиданным и ошеломляющим. Некоторая часть его пехоты была уничтожена, а среди уцелевших солдат нашлось немало таких, которые, бросив оружие, подняли руки вверх.

Шумно выдохнув, комбат позвал радиста.

– Вызывай полк!

Бросив у ног еще дымивший автомат, радист поторопился связаться с полком. И хотя ему тут же удалось это сделать, Заикин не смог доложить обстановку: слева, со стороны потемневшего кустарника, показались новые цепи атакующего противника. Не открывая огня, вражеская пехота шла на сближение.

– Вот это петрушка! – невольно вырвалось у комбата. Окликнув Супруна, он кивнул в сторону двигавшейся цепи.

– Смотри, сколько их прет!

– Вижу! – отозвался ротный.

– Развертывай вправо, на скат! Занимай отсечную позицию! А ты, – посмотрел он на радиста, – вызывай минроту Грищенко.

Упав на колени, солдат стал выкрикивать:

– «Пихта»! «Пихта»! Я – «Ольха»! – Рота тут же ответила. Заикин прокричал в трубку:

– Грищенко! Слушай да отмечай на карте. Бери левый фланг третьей роты, дальше курган – ноль восемь. Бей из всех своих «самоваров». Живо!

Еще не успели минометчики открыть огонь, как на помощь вражеской пехоте поспешили несколько танков из числа уцелевших после удара наших штурмовиков. Они открыли огонь по роте Супруна. Два снаряда врезались глубоко в землю рядом с ячейкой комбата.

– Видал? Уже по нас! – выкрикнул ординарец.

– Скажи спасибо, что бьют болванками, а то не уцелеть бы нам здесь.

Из-за бугра появилось еще несколько танков. Сердце у комбата екнуло. Казалось, на этот раз фортуна целиком повернулась в сторону противника: у него танки, да и пехоты раза в полтора больше. А что осталось у комбата-один? Третья рота еле дышит, первую нельзя снять с позиции, поскольку и против нее могут последовать атаки в любую минуту. Остается один Супрун да еще Грищенко со своими минометами. Правда, были у комбата в резерве еще две сорокапятки, но их он держал на самый крайний случай. «При умелой игре и этот маленький козырек может принести взятку. Их лучше, пока не поздно, поставить в засаду, на фланг», – рассуждал Заикин.

Заикина больше всего беспокоили танки, но его обрадовало то, что они, несколько изменив направление атаки, пошли по скатам лощины, где полковые саперы по его указанию еще месяц тому назад поставили довольно большое минное поле. Томительно тянулись минуты, а танки все шли и шли. «Неужели мины сняты противником? – рвалась у. него душа. – Вот же идут. Еще немного, и выйдут на фланг. Вот…» И тут настала счастливая минута, раздались один за другим два мощных взрыва. Вскочив на ноги, Заикин закричал:

– Передавай Грищенко, огонь! Огонь по пехоте!

Еще один танк закружился волчком с подорванной гусеницей. Остальные начали пятиться назад. И когда уже можно было считать, что вражеская атака отражена, две самоходки, вынырнув неожиданно из-за бугра, повели за собой очумевшую под минометным огнем пехоту. Одна из самоходок шла настолько стремительно на неглубокий окопчик, в котором в самый последний момент укрылся комбат, что представлялось, вот-вот он будет раздавлен.

Но случилось неожиданное: находившийся в ячейке рядом ординарец рванулся вперед. Заикин увидел, как Кузьмич, выхватив из сумки противотанковую гранату, бросился к самоходке. Грохнул взрыв. В дыму и пламени затрещали, словно подожженная копна пересохшего камыша, патроны. Оглушенный взрывом, комбат все же поднял голову. Рядом продолжало бесноваться черное пламя. Не могло быть сомнения, что Кузьмич погиб, но тут он заметил тень человека, метнувшегося из пламени. Комбат поспешил на помощь. Свалившись в неглубокую воронку, солдат отхаркивался кровью.

– Ты что, сдурел? – обрадованно вырвалось у комбата.

– Ладно, обошлось… – отозвался ординарец.

Воспользовавшись тем, что пехота противника осталась без танков, Заикин решил расправиться с ней до конца и повел своих солдат в рукопашную схватку.

В пороховом дыму слышался нараставший топот, выкрики обезумевших людей, треск автоматов, взрывы гранат. Заикин на какие-то доли секунды потерял равновесие, качнулся, а выпрямившись, оказался с глазу на глаз с долговязым унтером. Подслеповато сощурившись, фашист весь напрягся, сделал выпад, норовя нанести длинный укол в живот. Отпрыгнув назад и мгновенно изловчившись, Заикин ударом автомата вышиб у фашиста винтовку и с такой силой двинул его прикладом под нижнюю челюсть, что тот свалился замертво. Продолжая исступленно колошматить всех подряд прикладом, комбат забыл об опасности. Услышав окрик за спиной, повернулся. Рядом стоял Кузьмич. Продолжая держать ствол автомата направленным в грудь валявшемуся на земле гитлеровскому офицеру, он только и смог проговорить:

– Кузьмич, ты?

Осмотревшись, комбат понял, что роту Супруна поддержала еще и третья рота. Поэтому-то и образовалось некоторое равновесие сил.

Противник, не выдержав рукопашной схватки, стал откатываться назад. И когда со всех сторон вновь прозвучало дружное «ура», Заикин увидел, как с автоматом в руках ведет свою роту в атаку Супрун.

А тем временем к танкам, атаку которых отразил первый батальон, присоединилось еще несколько «пантер», прорвавшихся на участке соседа. Не встречая серьезного сопротивления, они вскоре вышли в район огневых позиций артиллеристов. И хотя появление небольшой группы танков в глубине обороны полка не представляло большой угрозы, Дремов посчитал, что и с ней надо покончить как можно быстрее.

– Артиллерист! Разведчик! – позвал он.

С потеками грязи на перекошенном лице как из-под земли появился тот остроглазый паренек, который помог Дремову уложить на дно окопа Кобзева.

– Слушаю вас, товарищ полковник! – поднял он руку под козырек. Дремов привлек паренька к себе и, взмахнув рукой в ту сторону, откуда доносился приглушенный грохот танков, спросил:

– Слышишь?

– Так точно!

– Второй пушечный дивизион, на рубеж номер два!

– Понял!

Паренек убежал, а спустя несколько минут дивизион, перемахнув высотку, развернулся на противоположном рубеже и тут же открыл огонь по «пантерам».

Поручив Великому уточнить обстановку у соседей, Дремов поспешил встретить бежавшего со стороны переднего края полкового разведчика капитана Сорокина. Взмахивая руками в сторону правого фланга, разведчик выкрикивал:

– Танки! Танки! Развернулись сюда!

Дремов увидел, как несколько танков неслись с сумасшедшей скоростью в сторону его НП. Через несколько минут они оказались совсем рядом.

– Ложись! – крикнул он во всю мощь своего голоса, как бы стараясь заглушить нараставший грохот. И тут, когда один из танков приблизился вплотную к траншеям наблюдательного пункта, в ходе сообщения вдруг появился солдатик с широко раскрытыми обезумевшими глазами. Ничего не видя перед собой, он бежал длинными прыжками, а оказавшись в конце хода сообщения, бросился на высокую земляную стенку, подпрыгнул, и намертво ухватился за колючий куст. Его тело безжизненно повисло в воздухе.

– Ты куда! – закричал Иван Николаевич, дернув солдата за ремень. Тот, вытянувшись, очумело моргал глазами, а когда гусеницы танка блеснули ему в лицо, упал на дно траншеи.

Один танк прорвался через НП, другие промчались рядом. Тут же послышался пушечный огонь за рощей. По танкам били артиллеристы.

– Рацию! – выкрикнул Дремов, а когда оглянулся, то увидел над ячейкой начальника штаба глубокий след гусеницы. Великий рванулся к нему и тут же упал навзничь.

– Что с тобой? – наклонился к нему Дремов.

– Да так… Пройдет, – простонал Великий.

– Садись отдышись, – проговорил Дремов, помогая майору выпрямиться. Опустив на грудь отяжелевшую голову, Великий слабо постанывал.

К Дремову поспешил немолодой рыжеусый сержант – начальник дивизионной радиостанции.

– Рацию починил, товарищ командир. Прикажете вызывать комдива?

– Да, да. Вызывай!

* * *

Ставя Дремову задачу по обеспечению контратаки, Булатов предупредил:

– Имейте в виду: полки второго эшелона после контратаки будут отведены в тыл для выполнения других задач.

Возвращая трубку сержанту, Дремов спросил:

– Тот бегун твой?

– Так точно, мой! – без задержки ответил сержант, догадавшись, что речь идет о его помощнике, бежавшем от танка. – Больше не побежит.

– Это почему же? – посмотрел на него Дремов.

– Всыпал я ему по-солдатски, а заодно и по-отцовски.

Подул ветерок, он несколько развеял дым. Дремов увидел, что на том месте, где была роща, остались лишь отдельные, будто обглоданные пламенем, деревца. Догорал валежник, тлели пни.

– Как там запасной НП? – спросил Дремов у появившегося разведчика.

– Цел, и разрешение получено на перемещение, – ответил вместо Сорокина майор Великий.

Дремов почувствовал, как у него немного отлегло на душе. «Оклемался», – подумал он о начальнике штаба и распорядился:

– Если так, то надо побыстрее перемещаться.

Офицеры заспешили. Засуетился и майор Великий, но, поднимаясь, не удержался на ногах. Упал, закашлялся. Дремов оставил основной НП через полчаса, а оглянувшись, подходя к запасному, увидел, что район оставленного НП вновь покрылся разрывами. В дыму и участок обороны батальона Лаптева. В самом начале хода сообщения к нему подбежал радист.

– Вас замполит, Носков.

Находясь на НП второго батальона, Носков торопливо докладывал, что противник прорвал передний край батальона.

– Танки обходят НП с тыла. Прошу огонь по высотке, – настаивал замполит.

– Да ты что? Туда танки не пройдут. На флангах батальона сплошные минные поля. Пусть лезут, а вот пехоту от них сейчас отрубим.

Из всех огневых средств, имевшихся в полку, не вел в эти минуты огонь лишь гаубичный дивизион. И разумеется, не потому, что для него не хватало целей. В ожесточенном бою, продолжавшемся с раннего утра, самые сложные ситуации возникали внезапно, и трудно сказать, чем бы все закончилось, забудь Дремов истину, усвоенную еще в предвоенное время, что всякий командир способен справляться с управлением в бою только до той поры, пока он в состоянии влиять на его ход имеющимися в его распоряжении силами и средствами. Поэтому, пустив в ход свой последний «кулак», Дремов подосадовал, что без крайней нужды поддался настояниям замполита. К счастью, в эти минуты в воздухе появилось несколько звеньев наших штурмовиков. Они дружно обрушили бомбы на противника, прорвавшегося на стыке с соседом справа. Вслед за ударом штурмовиков открыла беглый огонь не только дивизионная, но и корпусная артиллерийская группа. Дремов понял, что началась огневая подготовка для контратаки. Через несколько минут с тыла к участку полка приблизилось несколько небольших танковых колонн. За ними тянулись длинные шлейфы пыли.

– Видал? Выдвигаются с пехотным десантом, – прокричал он медленно подошедшему начальнику штаба.

В воздухе вновь появились штурмовики. Вслед за их ударом выдвигавшиеся полки развернулись в боевой порядок и перешли в атаку. Справа их поддержали части соседней дивизии.

Неся значительные потери, противник начал отступать, но, разобравшись, что в составе контратаковавших его наших частей имеются американские «Шерманы» [4]4
  «Шерман» – американский танк устаревшей конструкции с бензиновым двигателем, поставляемый нам по ленд-лизу.


[Закрыть], как бы воспрял духом и стал зло огрызаться. Темп контратаки заметно снизился.

– Вот тебе и заморская техника, – тяжело выдохнул Дремов, глядя, как на поле боя то в одном, то в другом месте ярко запылали «Шерманы». Но тут послышались хлесткие, характерные для противотанкового орудия выстрелы; Иван Николаевич понял, что в контратакующем полку, кроме танков, есть еще и самоходные установки отечественного производства. «Видно, ввели в бой их из второго эшелона. Значит, дела наши поправимы», – заметил он, вспомнив, как первые самоходки уже зимой 1942/43 года успешно расправлялись не только со средними, но и с тяжелыми танками противника. Вооруженная 122-миллиметровой пушкой, САУ прожигала броню любой толщины. Не случайно немцы прозвали нашу самоходку «черной смертью».

Когда противник, прорвавшийся на стыке с соседом в тыл первого батальона, не выдержав ударов контратаковавших частей, начал отступать, батальон Заикина был вынужден развернуться и выставить против него большую часть своих сил. Для обороны с фронта оставались лишь первая рота, два пулемета, оставленные Супруном, да станковый пулемет Ладыгина, все еще занимавший позицию на правом фланге полка.

Поскольку натиск несколько потрепанного противника составлял все же для батальона серьезную угрозу, Дремов задействовал для успешного завершения боя на этом направлении всю полковую артиллерийскую группу и противотанковый резерв.

На землю опускались сумерки, но бой продолжался.