Текст книги "Крутыми верстами"

Автор книги: Николай Сташек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Если говорить правду, то лучше, пока темнота, отойти к берегу. Там и окопаться, а когда наши подойдут и помогут огнем, тогда и пойдем вперед. А пока… зачем пыжиться? У него танки, а тут голые руки. Сомнет ведь, смешает с…

– Если так рассуждать, то лучше не к берегу, а сразу на тот берег, – вскипел замполит. – В таком случае шансов больше остаться целым, а то, что при отсутствии плацдарма подходящие части вынуждены будут форсировать реку под губительным огнем, что оборвется жизнь многих сотен солдат и офицеров, вас не беспокоит?! О какой правде идет речь? Оставить завоеванный плацдарм, не выполнить боевую задачу?

– Там-то шкуру спасешь наверняка! – выкрикнул Корж.

Дремов понял, что пора внести ясность. Сделав несколько шагов к середине поляны, начал неторопливо:

– На каком рубеже обороняться, решение принято, и вы его знаете. Подразделения выведены на этот рубеж. Его мы должны отстоять во что бы то ни стало. И сюда, на короткое совещание, собрали актив полка, где каждому предоставлялась возможность высказать свое мнение, как мобилизовать личный состав, что надо сделать, чтобы выполнить боевую задачу в той сложной обстановке, в которой мы с вами, вполне вероятно, окажемся всего через несколько часов. Нет никакого сомнения, что противник обнаружил подход наших главных сил и с утра перейдет в решительное наступление. Не исключается, что нас поддержат артиллерией и авиацией, но рассчитывать больше следует все же на себя. Убежден, что оказанное доверие мы, коммунисты, оправдаем.

После совещания Дремов поспешил на НП. Недалеко от наблюдательного пункта ему преградила путь неожиданно появившаяся Ядвига.

– Зачем в такую темень? – спросил он вполголоса. Ядвига молчала, а когда Дремов подошел ближе, проговорила тихо, сдавленным от волнения голосом:

– Тревожно стало, вот и пошла, чтобы…

Рядом на тропке метнулся пучок света и тут же скользнул вперед. Дремов догадался, что там шмыгнул в кусты задержавшийся по своим саперным делам капитан Бойченко. Ядвига также заметила свет фонарика. Умолкнув, затаилась, а после того, как лучик скользнул по кустам, но уже далеко, приблизилась к Дремову и, прикоснувшись к его щеке губами, прошептала:

– Боязно за тебя!

Дремов почувствовал, как учащенно забилось ее сердце, а когда Ядвига легонько отстранилась от его груди, постарался ее успокоить:

– Ничего опасного нет. А то, что медпункт подтянули ближе к батальонам, так это для того, чтобы дорогому доктору не было страшно и тревожно.

Ядвига что-то нежно прошептала в ответ, стараясь даже в темноте заглянуть ему в глаза и прочитать в них ответ на те вопросы, которые так и не переставали тревожить ее. Затаив дыхание она все еще была во власти тайных надежд, но услышала ровный, спокойный голос:

– Сейчас Павлик тебя проводит. Дай слово, что будешь умницей.

Ядвига отшатнулась и, сделав шаг в сторону, ответила дрогнувшим голосом:

– Буду, буду.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и в тот же миг исчезла в глубокой темноте, а Дремов, горько вздохнув, еле слышно произнес: «Бедная, бедная Ядвига».

Переборов гнетущее состояние после ухода Ядвиги, Дремов пришел на НП и погрузился в работу.

Перед наступлением рассвета моросивший всю ночь дождь прекратился, но приднепровская пойма утонула в густом тумане. «Плохо», – подумал Дремов, понимая, как невыносимо трудно чувствовали себя в эти часы в сырых окопах насквозь промокшие, изнуренные бессонницей его бойцы, хотя был уверен, что большинство из них держатся молодцами, так же, как матрос Юхим Корж.

14

Возвратившись в батальон, Юхим еще раз доложил свое решение комбату, а затем, растолкав прикорнувшего в обнимку с автоматом в неглубоком окопе брательника Ивана, поспешно распорядился:

– Бери патроны да не отставай. Пошли!

Взвалив на плечо покрытое мелкими каплями противотанковое ружье, петляя по слабо заметной тропинке, стремительно убегавшей к реке, матрос поспешно зашагал к тому бугорку у дороги, на котором намеревался занять позицию.

Остановившись, Юхим взглянул на брата.

– Треба побыстрее вырыть окоп.

Иван, положив у ног оружие и боеприпасы, часто дыша, вытащил из чехла выпрошенную у старшины малую саперную лопату. Вначале ежась, неуклюже, а когда размялся – все быстрее и быстрее работал руками, поглядывая на Юхима, успевшего углубиться в землю значительно больше его.

Юхим, отрыв окоп по своему росту, наносил из лощинки сырой дернины для маскировки позиции и выпрямился лишь после того, когда убедился, что она ничем не отличается от окружающей местности.

– Отсюда ни шагу! – тихо сказал Ивану…

Устанавливая ружье на позиции, Юхим все присматривался, как бы и его получше замаскировать, а мельком взглянув на брата, облизывавшего обветренные губы, вспомнил о матери, на которую Иван был похож и внешностью, и мягким характером.

– Ложись, чуток вздремни, – накинул он Ивану на плечи свою плащ-палатку. Иван ответил коротким кивком.

Спустя полчаса со стороны леса донесся шум моторов. И хотя он вскоре прекратился, Юхим безошибочно определил, что там началось выдвижение танков на исходные позиции.

Оборона полка также зашевелилась, все пришло в движение. В эти минуты, как говорят, снаряд был дослан в казенник, а предохранитель снят со спускового крючка.

Юхим глядел в оба, настороженно прислушивался. Вскочил на ноги и Иван.

– Что, началось?

– Пока нет, но, видать, скоро, – по-хозяйски раскладывая патроны рядом с казенником противотанкового ружья, ответил Юхим, а затем, еще раз проверяя, прочно ли установлено ружье, как бы между прочим спросил у Ивана: – Патроны к своему фрицу припас?

Иван понял, что речь идет о его трофейном автомате, добытом еще в партизанах.

– Хватает. Вон сколько, – зевнув спросонок, похлопал Иван рукой по вещевому мешку. – Хватит…

– Тоже добре, – зевнул Юхим и, не сводя глаз с опушки леса, потянулся за кисетом, чтобы набить давно остывшую трубку. Но не удалось моряку ее раскурить. Над лесом взвились разноцветные ракеты, а спустя не более минуты все вокруг закипело, заклокотало, словно в адском котле, – противник начал огневую подготовку. Снаряды с ревом и визгом проносились над головой и, разрываясь, нещадно секли тугой воздух раскаленными осколками. От находившегося рядом поросшего камышом болота во все стороны разлетались комья, фонтаны жижи. Юхим заметил, что не только перед фронтом второго батальона, но и всего полка пойма реки утонула в смрадном дыму. Было видно и то, что противник, не разведав нового расположения подразделений, выбрасывал немалую часть снарядов на те позиции рот, которые по приказу командира полка были ночью бесшумно оставлены.

Юхим старался быть спокойным, подбадривал Ивана, подшучивал над ним, хотя и тревожился, как он поведет себя в бою. «Мальчишка еще». Когда же из леса появились, растянутые в линию, несколько танков, а за ними следом двинулась пехотная цепь, Юхим спокойно проговорил, не отрываясь от ружья:

– Наводи по пехоте, но без моей команды не пулям. Пусть подходят.

Следя за пехотой, Иван стал плотнее прижимать к щеке приклад автомата, но в то же время не мог не думать и о танках. Вероятная встреча с ними была для него первой. «Неужели простой человек, каким является мой брат Юхим, может со своим противотанковым ружьем устоять против такой броневой махины? Чудно все это получается», – болезненно усмехнулся он.

Когда танки открыли перед своим фронтом пулеметный огонь, Иван не дрогнул. Прицеливаясь автоматом то по одной, то по другой группе пехотинцев и поглядывая на Юхима, он ждал команды. Ее не было, хотя Юхим и видел, что брательник готов в любой миг нажать на спусковой крючок.

– Ну, давай, давай, шкура! Не тяни! – вырвалось у матроса.

Юхим понимал, что медленная вражеская атака связана с плохой видимостью, а раз так, то и решил подпустить танки как можно ближе, чтобы бить наверняка. «Только бы пошли сюда», – думал он. Но танки, преодолев позицию батальона и не обращая внимания на огонь стрелкового оружия, пошли левее. Они, как показалось Юхиму, выходили на тот участок обороны, где располагалось всего лишь слабое прикрытие, видимо, намереваясь после этого ударом вдоль фронта выйти кратчайшим путем к реке.

Негодуя, Юхим высунулся из окопа, как бы стараясь привлечь к себе внимание вражеских танкистов, но те шли прежним курсом. Лишь подойдя к болоту, три танка, в том числе один «тигр», изменив курс, пошли в его сторону. Спустя несколько мгновений Юхим уже целился по тому из танков, который, увеличив обороты, оказался недалеко от его позиции.

Нажав на спусковой крючок, Корж увидел, как от борта танка посыпались искры. Подумалось, что танк сейчас же вспыхнет, но он даже не остановился. Газанув на предельных оборотах, хлестнул из пулемета.

– Шкура! – выругался моряк, прижимаясь к прикладу плечом.

После второго выстрела перед глазами мелькнула ярко-синяя вспышка. Из танка хлынул огненный столб.

Рядом бил автомат. Юхим взглянул на брата. Иван, переводя автомат из стороны в сторону, строчил по подступающей вражеской пехоте. Но когда солдаты залегли, из зарослей, фыркая во все стороны грязью, вырвался еще один танк. Сделав два выстрела осколочными по кустам у дороги, танк, очевидно не видя позиции пэтээровцев, пошел в ее направлении, а перевалив через дорогу, остановился. Рыская пушкой по сторонам, стал отыскивать цель.

– Ну-ну, давай, сволочь! – прорычал Юхим в сторону танка.

Еще один снаряд, провизжав над головой, врезался в бугор рядом. Второй не долетел. В окоп посыпалась земля, над головой завизжали осколки. Выстрелив еще раз по танку, Юхим почувствовал, как кто-то с силой потянул его книзу за полу бушлата. Взглянув под ноги, он увидел на дне окопа заливавшегося кровью Ивана, а когда вновь ухватился за ружье, стрелять уже было поздно. Перед глазами сверкнули отшлифованные гусеницы, а еще через какой-то миг в лицо пахнуло горячим, отработанным газом.

Под напором гусениц стенка окопа стала наплывать на Юхима и повалила его навзничь, но когда танк оказался в нескольких шагах за окопом, Юхим вскочил. Лихорадочно выхватив из ниши связку гранат, он выдернул чеку. Прозвучали один за другим взрывы. Юхима обдало огнем, обожгло лицо.

Очнулся Юхим, когда санитары, поднимая Ивана со дна окопа, приговаривали, как бы вторя друг другу: «Вот так, милок, давай, милок. Маленько продышался».

Поднявшись на бруствер, Юхим увидел забинтованную голову брата. Иван пытался подняться, но санитары удержали его. Рядом, все еще дымя, догорал танк. На его закопченном борту проступал поблекший белый крест. Длинный ствол, уткнувшись в обожженный песок, испускал слабую струйку черной копоти. Где-то у реки слышались частые артиллерийские разрывы. Вся пойма утопала в удушливом рыжем дыму. Над головой проносились наши штурмовики, повыше метались истребители.

Юхим с трудом выбрался из окопа. Бой шел уже где-то впереди – перед фронтом полка, там, где оборонялся батальон Заикина. Вскинув ружье на плечо и покачиваясь, Юхим зашагал в сторону батальонного НП.

15

Как только на плацдарм переправились главные силы дивизии, Дремова срочно вызвал генерал Булатов.

– Вот что, товарищ Дремов. Не исключено, что противник с целью срыва форсирования попытается нанести фланговый удар из района Погорелое на Хмелевку. Смотрите сюда, – генерал наклонился к карте. – Чтобы предотвратить его прорыв в тылы дивизии и других соединений армии, вам надлежит занять оборону фронтом на северо-запад вот на этом рубеже, – генерал медленно провел карандашом по карте. – Знаю, что задача трудная, поэтому и поручаю ее вам. Полк усилим истребительно-противотанковым полком, а если будет совсем туго – поможем штурмовиками. Сегодня-завтра к вам примкнет полк соседней армии.

– Задачу понял.

– Вот и хорошо. Тогда не буду задерживать. Да, минуточку. Где-то здесь был истребитель. Ему бы сразу и поставить задачу, куда выходить – Спустя несколько минут постучали в дверь. – Вот он. Знакомьтесь.

Дремов оглянулся.

– А мы знакомы, товарищ генерал. Здравствуй, Кущ. Тебя надо и поздравить. Подполковник, – похлопал он Куща по погону. – Ты иди, я сейчас догоню.

– Вы что же, вместе воевали? – спросил Булатов, когда подполковник закрыл дверь.

– Да как же! На дуге, а ближе познакомились потом, при обстоятельствах еще более трудных. Будет свободная минута – расскажу.

… – Так что, вновь свела нас судьба? – спросил Дремов, подходя к поджидавшему его подполковнику.

– И должен вам сказать, я безгранично рад, что нам пришлось встретиться. Очень хотелось вас видеть, чтобы сказать от всей души спасибо за то, что тогда поддержали. Не случись этого, я мог бы все понять превратно. Тяжело было перенести, но лучше горькая правда, чем сладкая кривда.

– Мои заслуги тут невелики, но рад, что ты смог дать случившемуся правильную оценку и взять себя в руки. Война проверяет каждого из нас на прочность, особенно моральную, душевную. – Дремов помолчал, а потом тихо проговорил: – Еще бы вырвать ребят…

– Так знаете, что получилось?! – воскликнул Кущ. – Сестра-то ее оказалась совсем другой – партизанкой! Ее «работа» в полиции была нужна партизанам.

– Что ты?! – с радостным удивлением посмотрел на него Дремов. – Значит, молодец дивчина.

– О! Сколько поездов они там пустили под откос. И часто именно она узнавала о движении составов от своего папани. Теперь осталась детям вместо матери.

– Очень рад. Возвратишься, устроишь жизнь… Давай карту, – Кущ наклонился с планшетом. – Выводи своих гвардейцев вот в этот район. – Дремов указал на карте. – Пока будешь в моем резерве.

Возвратившись в полк, Дремов позвал начальника штаба.

– Что нового в стане врага? – устало спросил он.

– Пока ничего особенного. Вон там, в лесах, – подполковник взмахнул карандашом в угол карты, – что-то шебуршит, но это далеко.

Дремов посмотрел на Великого.

– Не так-то и далеко. Давай прикинем. – Выхватив из сумки циркуль, он стал бросать его раствором расстояние до противника. – Видал? Каких-то три десятка километров. Вероятнее всего, у него там танки. Комдив строго предупредил. Если связь с разведчиками установили, спроси, возможно, у них уже есть что-нибудь новое.

Великий ушел к радиостанции, а Дремов, выбрав посуше местечко под низкорослой корявой осинкой, трепетавшей багряной листвой, лег животом на мягкий мох. Развернув карту, хотел еще раз продумать свое решение, но по тропинке мимо НП неожиданно проскочил мотоцикл. Укрывшись где-то рядом в кустах, заглох.

– Кто там? Позови, – приказал Дремов ординарцу.

С той стороны появился с большим синим подтеком под глазом разгоряченный старший лейтенант Левадный. Вслед за ним два разведчика, не соблюдая особой учтивости, вели сгорбившегося немецкого офицера. «Вот это кстати», – прикинул Дремов.

– Где получил блямбу? – спросил он у лейтенанта.

– Да вот эта зараза, – коротко боднул тот головой в сторону пленного. Немец понял, что говорят о нем, заюлив глазами, выпрямился.

– Этого гуся где схватил?

– Вон там, в лесочке. Сам, гад, припожаловал. Так что оставалось лишь протянуть руку. Подкрадывался к переднему краю. Когда его броневичок подожгли, драпанул через болотце, чтобы в лес… Ух ты, кур… – Левадный зло сунул немцу под нос увесистый, как гиря, кулак.

Подошел начальник штаба.

– Как допустил, чтобы вот так тебя разукрасили? Так, чего доброго, и без глаза останешься.

– Это уже потом. Недоглядел во время рукопожатия, – Левадный слабо улыбнулся, сжимая и разжимая кулаки. – Как-никак сродни по профессии, – косо посмотрел он на немца.

– Видно, лез целоваться? – усмехнулся Великий.

– Ну да. Из четвертой танковой он. Стягивается она вот сюда, в леса, – разведчик поднес Дремову свою испещренную разными значками карту. – Вот сюда она…

Взглянув на карту, Дремов спросил:

– Ты откуда взял, что там танковая, да еще и четвертая?

– Так вот же он сообщил… По секрету, – пошутил офицер.

– Как и предполагалось, – посмотрел Дремов на Великого.

Думая о сосредоточении танковой дивизии в тридцати километрах от переднего края полка, Дремов старался разгадать, когда, в каком направлении и какими силами она сможет начать активные боевые действия.

Возникли у него эти вопросы вполне закономерно. Дело в том, что совсем недалеко от района сосредоточения противника уже вторые сутки вели бои наши соединения, прорвавшиеся не только к Припяти, но и захватившие некоторыми своими частями плацдармы на ее западном берегу. «И все же надо предвидеть и худшее, а именно, что противник нанесет удар в направлении обороны полка. Для этого есть все основания. Удар с этой стороны выводит его части на армейские коммуникации и тылы дивизий. Разве игра не стоит свеч?!» – спросил у себя Дремов и посмотрел на Великого.

– А ты говоришь, ерунда.

– Садись, допросим герра [11]11
  Господина.


[Закрыть] разведчика, – предложил Дремов.

Пленный понял, что с ним нянчиться не будут. Начал сам. Нещадно выругав Гитлера, Геббельса, а заодно и всех своих ближайших начальников, выболтал все до мельчайших подробностей не только о своей танковой дивизии, но и о других соединениях.

Дремов, внимательно слушая показания пленного, задавал дополнительные вопросы, о нужном делал пометки на карте, в целом считая, что добытые сведения весьма полезны как для него, так и для дивизии. Особенно ценными были показания о предстоящем применении четвертой танковой дивизии. Немец многократно повторил, что дивизии приказано, не ожидая полного сосредоточения, частью сил перейти в наступление уже сегодня. Удар намечался по открытому флангу. Он, как разведчик, получил задачу отыскать этот фланг.

– Ну и как, отыскал? – усмехаясь, спросил Дремов.

Немец, услышав перевод, вначале пожал плечами, а поняв иронию, торопливо залепетал:

– О, найн! О, найн! Нихт флянга!

– Его, видите ли, интересует фланг, – блеснул зубами подполковник Великий.

Тот день оказался для дремовского полка весьма тяжелым. Когда солнце приблизилось к закату и когда беды этого дня, казалось, должны были бы миновать, противник вдруг обрушился своими бомбардировщиками на переправы в тылу полка. И вслед за тем начал огневую подготовку по его передовой позиции. Удар артиллерии был сосредоточен на узком участке, в основном по опорному пункту первого батальона в районе железнодорожной станции и деревни Подсухи.

Прижавшись к стенке окопа на своем НП, Заикин не отрывал взгляда от переднего края. Вскоре он увидел, как под прикрытием массированного огня из леса выползли танки, а вслед за ними стала выдвигаться пехота. Чем ближе танки подходили к переднему краю, тем их огонь становился интенсивнее. Но наша оборона, будучи искусно замаскированной, не была противником сразу обнаружена, и поэтому большинство его снарядов не попадало в цель. Оборонявшиеся подразделения, несмотря на приближение вражеских танков к их позициям, огня не открывали. Они подпускали противника на близкие дистанции, чтобы бить наверняка.

Заикин слышал выкрики минометчиков, уточнявших установки прицелов для открытия огня по пехоте, накапливавшейся в кустарнике перед броском в атаку. И как только пехота сосредоточилась, ее расположение взбурлило от разрывов мин.

Вслед за огневым налетом минометчиков звонко хлестнули выстрелы истребительной артиллерии. Батарейцы били по танкам подкалиберными, бронебойными снарядами, а еще через несколько минут на противника обрушила один за другим несколько залпов дивизионная артиллерийская группа.

Удар был настолько мощным, что под ногами вздрогнула земля. В расположении противника в небо поднялись столбы дыма и пыли. Готовившаяся атака врага была сорвана. Наступила пауза, но она продолжалась немногим более получаса. Вскоре противник возобновил наступление, имея в первом эшелоне танков гораздо больше, чем их было при первой атаке.

Наиболее сильный удар противник наносил в направлении первой истребительно-противотанковой батареи, занимавшей позицию на высотке недалеко от НП комбата. Но батарейцы заставили противника отказаться от атаки вдоль дороги, и, лишь когда их позиция подверглась новому массированному артиллерийскому удару, огонь батареи резко ослаб.

Заикин понял, что из четырех орудий батареи продолжали стрелять, и то редко, лишь те два, огневые позиции которых находились несколько ниже – у подножия высотки.

Выхватив из ниши противотанковую гранату и выпрыгнув из окопа, он бросился наперерез танку, все еще продолжавшему вести огонь по нашим орудиям. И когда до танка, успевшего после выстрела нырнуть в задымленные кусты, оставалось сделать последний рывок, кто-то цепко схватил его за плечо, прокричав чуть ли не в самое ухо:

– Ша! Комбат! Нельзя! Эту «пантеру» мы сами пришпорим!

Заикин оглянулся. Рядом, зажав тяжелую гранату в жилистой руке, сверкнул глазами тот самый одессит, который тогда ночью на Днепре «просвещал» «частный капитал». Через миг голос солдата послышался уже откуда-то из кустов:

– Мы эту «пантеру»…

Тут же раздался взрыв, танк охватило черным дымом. Заикин понял, что танк уничтожен, и бросился к умолкшим орудиям. У искореженных станин первого из них лежал командир орудия. Его окровавленные губы что-то шептали. Заикин понял, что сержант просит бить по танкам.

Подхватив с земли снаряд, Заикин смахнул рукавом застывшую на нем кровь и, с силой дослав его в казенник, торопливо прицелился в борт еще одного появившегося перед батареей вражеского танка. Но в тот миг буквально за спиной рвануло землю. Заикин почувствовал, как его обожгло раскаленным металлом. Падая головой к колесу рядом с командиром орудия, он только и успел, что обратить взгляд в сторону полыхнувшего танка.

Когда санитары уносили на батальонный медпункт истекавшего кровью комбата, тот услышал, как на его НП кто-то из офицеров, надрываясь, чтобы перекричать гул наших подходивших штурмовиков, докладывал Дремову, что атака противника отражена.