Текст книги "Хладомир, маг (СИ)"

Автор книги: Николай Бурланков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

   – Оказывается, не все так однозначно, как выглядело издалека, – поправил я его. – Не все то, что казалось хорошим, таковым является; не все то, чего душа не принимала, оказывается злым. Но я взялся за это дело, и теперь отступать не имею права.

   – Только прошу тебя, мой корабль не задень, – попросил Дахарт почти с суеверным ужасом.

   – Ступай, крепи концы, – отвечал я ему.

   На следующий день я стал готовить огромную чашу, по замыслу, долженствующую уловить силу света Солнца и направить ее в воздух. Хротары, отличающиеся завидными способностями в изготовлении любых вещей, с охотою взялись мне помогать.

   – Протестую! – громко говорил Сохранивший, что было на него очень не похоже. – Решительно протестую. Я понимаю, сейчас очень тонкий момент, дунь любой из вас в ту или в другую сторону – и все сложится так, как хочется одному из вас. Думаете, мне легко было удержаться от вмешательства, когда я видел эти колебания мага? Но я не вмешивался, так и вы не вмешивайтесь.

   – Ага, не вмешивался! А кто устроил так, что Хладомир попал на Ольгарт? – ехидно спросил Оспоривший.

   – Ты забыл, что люди еще и сами умеют думать, – ответствовал ему Сохранивший в том же тоне. – Я тут ни при чем.

   – Ну, да, конечно, он ни при чем! – возмутился Оспоривший. – И Кано Вер совершенно случайно напал на Йострем, и Дахарт совершенно случайно собрался плыть на Ольгарт!

   Сохранивший вдруг улыбнулся.

   – Помни, что маги связаны с силами, неподвластными нам. Мы сами не всегда знаем, чем кончится их колдовство. От чего зависит, сколько очков выпадет на игральной кости? И Хладомир действует полностью по своей воле.

   – Да это же произвол! – покачал головой Воплотивший.

   – Между прочим, все это ты сам придумал, – отозвался Оспоривший. Воплотивший внимательно на него посмотрел.

   – А неплохая мысль – насчет костей, – согласился он. – Давай бросим кости. Пусть они решают, кому из нас повезет.

   Они выбросили равное число: по три каждый.

   Я поднялся на башню, откуда, как на ладони, открывалось безбрежное море. Далеко на горизонте виднелся одинокий парус.

   В городе было объявлено грозовое предупреждение; да и не слыша тревожных ударов колокола, можно было наблюдать, как быстро темнеет небо и на глазах сгущаются тучи у южного входа в бухту. На камангарских кораблях тоже заметили эту перемену погоды: моряки спешно снимали мачты, крепили якоря. Только на мачте головного корабля гордо реяло алое полотнище флага.

   Вот оно затрепыхалось в первом порыве ветра – и замерло. А я меж тем как бы очутился прямо над тем кораблем – и притянул к себе несущиеся тучи. Свиваясь тугим смерчем, к морю стала опускаться огромная воронка.

   По воде заходили тяжелые валы, пригнанные из просторов Западного моря. И наконец ударил шквал.

   С треском вылетел якорный канат. Мачта на головном корабле сломалась в пальцах бури, как соломинка, и вихрь закружил беспомощное суденышко. Кормчий пытался удержать корабль, но кормовое весло вырвало из его рук, и тяжелым бревном ударило в борт соседнего корабля. С хрустом, слышимым издалека, корабли сцепились бортами – и оба тонули.

   Только безмолвно разинутые в неслышном крике рты виделись мне. А я затягивал и затягивал воздушные потоки: вниз, вниз, – пригибая гордые шеи высоких странников. Били молнии – в башни, в скалы, в корабли; заметался язычок пожара, тут же накрытый дождем. Грома не было слышно, только висел в ушах тяжкий давящий рокот, неразличимый разумом.

   В последний раз ударила молния – и вдруг все смолкло. Закончились отведенные мне силы, ветер, истощив свой гнев, рухнул в море брызгами дождя. И тогда, отпустив вожжи ветра, я стал осматривать, что же сотворил.

   Часть камангарского флота оказалась выброшена из пролива в открытое море. Другая часть налетела на скалы Мин-Ольгарта, и теперь их команды готовились отбиваться от дружины дана Хартага. Но тем, кого ветер занес вглубь бухты, особенно не повезло: едва утих ветер, как расчеты метательных машин появились на башнях и принялись посылать свои снаряды во вражеские корабли. То, что не сумели совершить силы природы, довершала человеческая изобретательность.

   Два судна оказались разнесены в щепки; люди барахтались, цепляясь за обломки. От крепостной стены к ним уже спешили корабли Ольгарта, торопясь взять обессиленные корабли на абордаж, спасти тонущих, но главное – несколько грузовых судов шли перевозить дружину дана Хартага обратно в город.

   Глава 6. Потревоженный прах

   Возвращающуюся дружину встречали как героев. Люди выходили на улицу, по которой воины шли от пристани к замку, бросали им под ноги цветы, приветственно размахивали факелами.

   Впереди отряда шагал сухопарый человек среднего роста, резко отличающийся и от хротаров, и от сьорлингов – основного населения островов. Круглый шлем свой он нес в левой руке, правую то и дело поднимая в приветствии. За спиной его стелился белый плащ, издалека заметный даже в сгустившихся сумерках.

   Дружина проследовала к замку, возвышающемуся над основанием Восточного хребта. Вослед им в замковые ворота поспешили войти члены Городского совета. Заметив меня подле ворот, Ольвин махнул мне рукой:

   – Идем! Дан Вогуром будет рад познакомиться со своим спасителем.

   Я медленно ступил на двор замка.

   Примерно до половины высоты стены были вырезаны прямо из скалы. Выше шла каменная кладка, очень искусно соедниенная со скалой в единое целое. Справа, над берегом бухты, высилась главная башня: квадратная, вознесенная вершиной своей до уровня гор дальнего хребта.

   Сделаю еще одно замечание. Иногда говорят, будто после чародейства маг бывает совершенно обессиленным. Это, однако, справедливо только в отношении весьма некачественного колдовства. Никогда маг не пользуется собственными силами (все равно их не хватит ни на какое деяние). Настоящее искусство заключается в том, чтобы найти подходящий источник силы где-то вне себя, в окружающей тебя природе, и использовать эту силу по своему разумению. Хорошо проведенное заклинание, напротив, наполняет тебя силой, словно остатки использованного тобою источника задерживаются в твоем теле. И вот, несмотря на день суматошной работы, я чувствовал себя даже посвежевшим.

   Магов, впрочем, предупреждали от чрезмерного опьянения этими силами: увлекшись, можно не заметить, как утратишь за ними контроль, а тогда та же сила разнесет тебя изнутри.

   Дан Хартаг выглядел куда более измученным, чем я. С неохотою он оглядел собравшийся Совет. Был дан Вогуром черноволос и кудряв (явно прослеживалась кровь токомуров), с легкими усами и бородкой. Возрастом он был, наверное, ровесник Оттару.

   – Итак, благодаря вашей помощи мне удалось вернуться, – произнес он устало. – Со мной прибыло пополнение: мин-ольгартийцы собрали ополчение и отправили его к нам. Мы совершенно истребили тех камангарцев, что высадились на их острове, а вскоре займемся и теми, что бродят по нашему.

   – Дан Вогуром, – выступил вперед глава Совета. – Мы рады твоему возвращению, но будущее нас тревожит. Запасов в городе осталось не более чем на месяц, и, даже если мы разобьем врагов, высадившихся на суше, собственными силами Ольгарт не продержится.

   – Что же вы предлагаете? – спросил дан Хартаг недовольно.

   – Как мы знаем, ты прибыл на нашу землю из Бросс Клагана. Неужели у тебя не осталось там друзей и знакомых, которые могли бы организовать помощь осажденному острову?

   Вогуром хмыкнул, задумавшись.

   – Бросс Клаган слишком далеко. Надо искать помощи ближе.

   Взор правителя медленно скользил от одного к другому, ни на кого не обращая внимания.

   Я обнаружил, что Ольвин несколько робеет перед Хартагом. Этот огромный парень, недавно еще доблестно бившийся у рудника, смущенно переминался с ноги на ногу, не смея поднять глаз на правителя. Впрочем, Ольвин слишком выделялся из толпы, чтобы взгляд Вогурома мог не остановиться на нем; а, заметив Ольвина, дан Хартаг увидел и меня.

   – Очень рад, – произнес он, подходя к нам. – Значит, это благодаря тебе камангарцам была преподана достойная наука? Я бы хотел побеседовать завтра с тобой; подходи после завтрака в замок, тебя пропустят.

   Я поклонился.

   – Почтенный дан, у меня для тебя письмо, возможно, оно покажется тебе важным, – я вытащил из-за пазухи послание Веронда и протянул Вогурому. Тот принял его несколько настороженно и еще раз обвел подозрительным взглядом членов Совета.

   – Если никто не желает ничего сказать, то все свободны.

   – Надеемся поутру увидеть тебя в нашем Доме, – поклонился глава Совета.

   – До завтра, господа, – кивнул дан Вогуром, настойчиво намекая, что он не очень расположен сейчас принимать гостей.

   Дома – я по-прежнему жил у Ольвина – нас ждала не очень радостная новость: Дахарт поспешил отплыть, пользуясь суматохой, вызванной штормом; в ней он надеялся уйти от камангарских кораблей.

   – Что ж, удачи ему, – развел руками Ольвин.

   Утром выяснилось, что Дахарт был совершенно прав, уходя наконуне. С любой стены теперь виднелись корабли Камангара – не входя в пролив, они курсировали у берегов, следя, чтобы от города не проскочило ни одно судно. Казалось, их вдвое увеличилось после вчерашнего, несмотря на понесенные потери; впрочем, может быть, так только выглядело из-за их большей рассредоточенности по морю.

   В замке меня действительно встречали: услышав, кто я, стражник в воротах сам повел меня к правителю, в ту залу, где я уже был вчера.

   Дан Вогуром ждал меня и, как мне показалось, с излишней поспешностью шагнул мне навстречу. Довольно любопытно выглядят люди, если смотреть на них взглядом мага, когда видишь бродящие в них намерения и устремления. Сейчас мне открылось, как в дане Вогуроме вспыхнула надежда, а еще – желание отомстить и – страх перед отмщением.

   – Мне рассказали уже, как ты много сделал для острова, – кивнул мне правитель.

   Я поклонился. Дан Вогуром подошел к раскрытому окну, поманил меня.

   – Видишь там, на горизонте, эти корабли? Они перекрывают вход в бухту, и никто не может ни войти в город – ни выйти из него. Ольгарт всегда жил за счет торговли и даров моря, и, если блокаду не удастся прорвать, город не сможет долго держаться. Мне надо от них избавиться. Для этого я не пожалею никаких запасов своих кладовых.

   – Дело тут не в запасах, – отвечал я. – Шторм вчера мне удалось вызвать, ибо враги были рядом со мной, и я, можно сказать, притянул ветер к себе. Эти же – слишком далеки, и вряд ли мои потуги их хоть как-то заденут.

   Интерес в Вогуроме разом свернулся и угас.

   – Совсем ничего не можешь сделать?

   – Сразу я не отвечу, – мне было неловко отказываться, не попытавшись, но и вселять ложную надежду не хотелось. – Может быть, и ты подскажешь, что, кроме шторма, тебя бы устроило?

   Вогуром задумчиво потер переносицу.

   – Для этого надо знать, чем ты владеешь! Я вот слышал, что вы умеете вызывать воинов – кто их называет Призрачными, кто Мертвыми, кто – Бессмертными, – словом, таких, кто умеет ходить и по горам, и по воде, ничего не страшась. Это правда?

   Меня тайно передернуло. Я знал истинную цену подобному колдовству.

   – Да, некоторые маги вызывали их. Но здесь они тебе не помогут: в море эти создания бессильны. Дело в том, что они могут ходить не по воде, а под водой. Так что их надо как-то сначала доставить на корабли камангарцев, а те потопят наши лодки еще на подходе.

   – Но ты можешь их вызвать? – продолжал настаивать Вогуром. Я долго отводил глаза, смотрел то в потолок, то по стенам – и, наконец, выдавил:

   – Могу, если будет очень надо. Но я бы предпочел обойтись без этого.

   – Прекрасно! Что тебе для этого необходимо?

   – Пока ничего, – отозвался я. – Но, повторяю, я бы не хотел прибегать к этому. Неизвестно, кому потом будет хуже.

   – Ладно, пока и нет нужды прибегать к этому колдовству. Сегодня мне предстоит разобраться с камангарцами, высадившимися на Ат-Ольгарте, а вот по возвращении мы поговорим. Ты, кстати, где остановился?

   – У Ольвина Румнала.

   – Он ведь член совета?

   – Да, и, насколько я знаю, глава отряда копейщиков.

   – Передай ему, чтобы зашел ко мне.

   Узнав, что правитель вызывает его, Ольвин весь засветился от счастья. Видно было, что Ольвин души не чает в дане Вогуроме, считая его настоящим воеводой и героем. Сравнивая их мысленно, я мог только огорчиться на несправедливость истории. Ведь даже Творцов почему-то больше волнуют поступки вождей и правителей, а не простых смертных; хотя душою эти последние могут куда превосходить своих повелителей. Так же и Ольвин – пусть немного наивный из-за своей молодости, но неглупый, честный и отважный, – в моих глазах был куда выше дана Вогурома, порядком запутавшегося в собственных интригах и сейчас не вполне понимающего, чего именно он у меня попросил.

   На следующий день дружина дана Хартага, усиленная отрядами из городского ополчения и подкреплениями с Мин-Ольгарта (Ольвин получил в свой отряд молодое пополнение, разбавившее ветеранов), выступила на борьбу с камангарцами, засевшими в горах. Ольгартийские острова довольно густо населены, сравнительно с другими землями. По большей части население обитает на побережье, занимаясь рыбной ловлей, или пасет овец в горах. Довольно многие работают на обеспечение город продуктами. Только в краткие периоды расцвета население переходило к городской жизни, к занятию торговлей или работе на рудниках (благодаря высоко развитому искусству рудокопства, у хротаров этот труд отнюдь не считается тяжелым, являясь скорее почетным, хотя и требующим большого количества обслуги и денежных вложений, а потому доступным не всем) и службе в городской страже. Но такие времена продолжались недолго, и через пару десятков лет опять люди на островах начинали жить своим трудом, кормясь от земли и от моря.

   Однако в любое время, даже когда торговля с материком кормила половину населения, вторая половина продолжала кормиться сама. Сейчас же, при полном запустении торговли, город жил только за счет тех товаров, что привозили из глубины острова его обитатели, и высадка отрядов Камангара было настоящим бедствием. Сразу, правда, благодаря обильным запасам, это не почувствовалось, но уже через четыре дня после битвы на руднике горожане стали задумчивыми, и кабаки опустели. Найти своего хротара – того, что рассказывал о северном маге , – я так и не сумел.

   Город словно сразу обезлюдел. Редкие горожане попадались на улицах, большинство предпочитало сидеть по домам и размышлять о будущем. У многих, наверное, появлялся вопрос: а зачем им нужна эта война? – и не у одного члена совета, должно быть, возникала мысль о сдаче города.

   По счастью, поход Вогурома продолжался недолго. Через несколько дней его вновь встречали как победителя, и радовались его возвращению вдвойне: он привел в город телеги с продовольствием, частью собранные у ольгартийцев, частью отнятые у камангарцев. В бухте, где высадились камангарцы в прошлый раз, Вогуром оставил небольшой отряд, поручив ему возвести береговые укрепления для предупреждения новых высадок.

   Но несмотря на одержанную победу, Вогуром вернулся весьма с грустным видом, и сразу послал за мной. Вечером того дня, когда они вернулись, у меня состоялся нелицеприятный разговор с правителем.

   – Ты пойми, – почти кричал он, – я ничего не могу противопоставить его кораблям! Да, на суше мы отбиваемся от его отрядов, но какой в этом прок, если они привозят новые и новые? Люди мои скоро будут голодать, мы окружены, и помощи ждать неоткуда! Твое искусство – это моя последняя надежда! Да что моя – надежда всех жителей Тар-Семура!

   Что толку было ему объяснять, что требуемая им помощь – одно из самых нелюбимых магами заклинаний, поскольку слишком сильно нарушает природный ход вещей, поскольку маг оказывается совершенно связанным своими созданиями, и поскольку на собственных, внутренних потоках мага данное заклинание отражается не лучшим образом. Я уже понял, что не смогу отказаться. Достаточно за минувшие дни я насмотрелся на тяготы осады и на страдания осажденных.

   Возле каждого города есть место скорби и покоя, где прячутся слезы многих поколений. Это – городское кладбище. Тут шумят деревья, растут цветы, и редкие тени родных виднеются порой возле могил.

   Но есть и другое место успокоения; впрочем, неверно его называть «успокоением». Повешенные разбойники, бродяги, умершие за стенами, изгои, самоубийцы и прочие, ушедшие из жизни в муках и не нашедшие погребения на кладбище, устилают своими костями окрестности города. Однажды я заглянул в такие останки – и едва не лишился чувств от той глубины отчаяния, что обрушилась на меня.

   В них живет, не находя покоя, стянутая в тугой узел сила, сила, связанная их мучениями. Сами хозяева тел далеко, но тела их не могут слиться с природой, не могут стать частью ветра, земли и волн. Тут, в этих телах, хранится тайник невыплеснутых страданий; и маги могут открыть его. Дополнив силами ветра и волн, огня и земли, они могут создать вокруг этих останков некое подобие призрачных тел и подчинять эти создания своей воле. В древние времена колдуны ильвов из Агларонда любили прибегать к подобным приемам в войнах со сьорлингами. Летописи Сирагунда говорят, что именно из-за подобного колдовства Гиблый кряж – в котором чуть не завершился путь Веронда – был назван Гиблым: некогда там бродили толпы подобной нечисти, порождений этого колдовства. Маги, прибегающие к нему, оправдывают себя тем, что дают успокоение метущимся душам: после того как повелитель оборвет стягивающие его творение незримые нити, эти силы сливаются, наконец, с природой. Но до тех пор, пока они бродят по земле, подчиняясь приказам своего повелителя, ужас в них и вокруг них лишь усиливается; и менее всего я хотел бы уподобиться тем, кого в просторечье величали некромантами.

   Ильвские колдуны любили придавать своим творениям устрашающие обличья – как правило, это были скелеты с пустыми впадинами глазниц (особого воображения не требовалось, чтобы это изобразить: останки лежали рядом). Я решил остановиться на облике смутном, просто тенях, в сердце которых будут биться неуспокоенные души.

   Все, кто погиб в недавних боях, кого поглотила морская пучина и укрыли молчаливые скалы, отдадут свои силы этим воинам. Я усмехнулся с некоторой мстительностью: когда работа будет закончена, первый, кому я покажу свои творения, будет дан Вогуром; посмотрим, что он скажет тогда.

   Обойдя ближайшие окрестности города, я набрал достаточно источников для своего колдовства. Теперь мне надлежало войти в силы ветра и волн, слиться с ними – и направить их на создание моих воинов.

   Быть может, я не видел их обычными глазами – но я чувствовал то же, что и они, я ощущал их, как ощущают свои руки, как продолжение тела. В ту пору мне пришлось пережить все, чем томились они, и я чувствовал, что прожил за одну ночь не один год; а, может быть, и не одну жизнь. Но вот, по одному они поднимались из песка, готовые следовать мановению моей руки. Я собирал их за отрогом западного хребта, в стороне от города и от дороги; и, когда набралось их уже несколько сотен, послал сказать дану Хартагу, что его приказание выполнено.

   – О, Боги! – услышал я восклицание дана Хартага. Сам я шел, точно слепой, ведомый рукою дана, не смея оторвать внутреннего взора от своих творений; мне был подвластен каждый их шаг, но далеко не каждый мой.

   – Что теперь прикажешь им сделать? – с трудом вымолвил я.

   Дан Хартаг ответил не сразу.

   – Сейчас я прикажу пригнать сюда лодки и корабли из гавани. Смогут твои воины с ними управиться, чтобы выйти в море?

   – Надеюсь, – отвечал я.

   Посадить воинов на корабли было делом непростым: многие норовили шагнуть через борта, благо, им самим было без разницы, идти по суше или по воде. Тут сказывалось отсутствие моей собственной привычки управляться с подобными созданиями; стоило дернуть не за ту невидимую связывающую нас нить – и создание начинало своеволить. Однако, все они, наконец, были посажены на что-нибудь плавучее, и дан Хартаг продолжил изложение своего плана.

   – Они должны доплыть до ближайших к нам судов Камангара и захватить их. А потом, уже на этих кораблях, плыть на остальной флот Камангара. Мне не важно, уцелеет ли хоть кто-то из твоих воинов; но если камангарцы получат такую трепку и на дальних подступах к острову, они надолго остерегутся плавать в наших водах.

   – Сделаю, что смогу, – тихо ответил я, не имея сил вступать в спор. Это Вогурому легко было рассуждать, как мои воины доплывут до камангарских кораблей, а мне предстояло их провести под вражескими снарядами, и я еще очень плохо представлял, как это сделать.

   Лодки со странным грузом (или пассажирами?) медленно сдвинулись в сторону выхода из пролива. Тотчас же – я скорее почувствовал это, чем увидел, а вернее, увидел ИХ глазами – наперерез им устремились дозорные корабли камангарцев, дежурившие возле острова. Внезапно страх и недоумение донеслись до меня: там не ждали таких врагов. Меж тем, на сближение пошел крупный корабль с какой-то метательной машиной на борту. Первые тяжелые снаряды ударили в воду возле лодок; те покачнулись, но продолжали плыть, весла ритмично вздымались – и опускались, и не было слышно ни песен, ни размеренного счета кормчего.

   Вдруг я ощутил, словно мне отрезало руку. Я утратил какую-то часть себя, боль проткнула сознание, и я на миг отвлекся, увидев происходящее как обычный человек.

   Видимо, дан Вогуром привел меня в главную башню замка. Я стоял на огражденной зубцами площадке на огромной высоте – и смотрел, как уплывают воины навстречу второй своей гибели, а вокруг них сгруживаются корабли Камангара, те самые, знаменитой постройки, которой, по преданию, их учил сам Воплотивший.

   Шквал стрел, бревен и камней, посылаемых камангарскими мореходами, обрушился на равнодушно плывущие лодки. Перевернутые лодки тонули, и с ними шли на дно мои творения – переломанные и исковерканные. Я чувствовал, будто мне один за одним отсекают пальцы на руке – медленно, по суставу. Но вот... Другая рука прорвалась к кораблям, и воины потекли на палубы. Лишь самые отважные решились им отвечать. Несколько стрел и клинков ударило в них; камангарские воины прыгали за борт, полные безотчетного ужаса. А победители, завладев кораблями, деловито ставили на них паруса и устремлялись в море, к тем судам, что стояли на дальних подступах.

   Но там уже были готовы к встрече. Кто-то, руководивший боем с той стороны, отдал беспощадный приказ: топить собственные суда, если они плывут от города. Я сделал последнее, что мог: мои воины подожгли корабль, на котором плыли, и сцепились с головным кораблем камангарской эскадры, те же, кто не доплыл, исчезали в морских волнах, обретая, наконец, успокоение.

   Оборвалась последняя связь, и я, вздрогнув, точно проснувшись, поднял голову и осмотрелся.

   Из моих воинов не уцелел никто, но и потери, понесенные камангарским флотом, были ужасны. Из первого эшелона, прикрывавшего ближние подступы к берегу, к своим вырвалось только два корабля. На дальнем заслоне еще два корабля были сожжены, на трех недоставало всей команды. Остальные корабли занимались тем, что вылавливали плывущих моряков, бросавшихся в море в поисках последнего спасения.

   Я упал на пол башни, привалившись спиной к ограждению, и устало рассмеялся. Дан Вогуром непонимающе на меня посмотрел.

   – Я творил их несколько дней, но это – ничто по сравнению с тем, сколько времени камангарцы создавали свои корабли. А сколько лет росли воины, совершенствуясь в боевом искусстве и в умении управляться с кораблем! И вот – все это, оказывается, только для того, чтобы взаимно уничтожиться здесь, у берега бесплодного острова? Им приходилось стрелять в собственные корабли... Интересно, дан Хартаг, а ты, случаем, не знаешь, что чувствует человек, когда ему отрезают руку?

   Вогуром, дернувшийся было потрепать меня ободряюще по плечу, при последних словах поспешно отдернул свою руку, точно испугавшись, что сейчас я дам ему это испытать.

   – Отдыхай, – сказал он, сложив руки на груди. – Ты устал за последние дни. Завтра ты подумаешь – и скажешь, как я смогу с тобой расплатиться.

   Все-таки, я кое-что понял. Ведь на это недолгое время я сам оказался творцом, хоть и с маленькой буквы. Я не смог дать своим созданиям независимого бытия, я сам должен был жить за них – но и они жили за меня. Я мог видеть и чувствовать через них. А, значит, где-то я прикоснулся к тайне, которую собирался раскрыть.

   Но слишком темны те силы, что используются в подобном колдовстве. А настоящему Творцу нет необходимости прибегать к чужим силам, темным или светлым: он сам порождает их.

   – Докатился! – презрительно произнес Оспоривший. – Стал некромантом! Все они, желающие научиться творить, идут по самому простому пути: начинают плодить этих зомби.

   – Он выполнил то, о чем его просили, – возразил Сохранивший.

   – Но ведь надо думать, на что соглашаешься! По-моему, он не сильно сопротивлялся.

   – Так или иначе, а он вмешался туда, куда ему вмешиваться не следовало, – покачал головой Воплотивший. – Боюсь, он кончит, как и все прочие маги, каким-нибудь придворным колдуном у одного из правителей, предпочтя существующие блага этого мира призрачным чудесам мира собственного.

   – Вы слышали, что он нам советовал? – спросил Сохранивший. – Не увлекаться одними правителями и больше обращать внимания на простых смертных.

   – С каких это пор ты стал слушать их советы? – удивился Оспоривший.

   – С тех самых пор, как нашел простого смертного умнее себя, – отозвался Сохранивший.

   Глава 7. Письма.

   "Письмо Оттару Кардракмару, властителю Камангарскому.

   Благородный Оттар Отанлинг!

   Твое долгое отсутствие очень удручает меня и всех твоих подданных. В столицу прибыли послы от Кано Вера, правителя Дивианы. По их словам, они хотят заключить союз с нами против Йострема; я ответил, что в данной ситуации мы рады их предложению, но не сможем сразу развернуть боевые действия в силу наличия в нашем тылу угрозы в виде Ольхарта. Тогда они заявили, что дождутся твоего возвращения, а также предложили свою помощь в вопросе Ольхарта. Все мы ждем твоего возвращения с нетерпением, хотя и остаемся в добром здравии.

   В войне же против Ольхарта перемен по-прежнему нет; только объявился там некий маг, и, по словам наших людей, вызвал небольшой шторм, потрепавший несколько наших кораблей. Однако, как доносят наши люди на Ольхарте, большой беды от него ждать не приходится, ибо он еще молод и неопытен, да и на крупное колдовство нужны большие средства, которых у Ольхарта нет.

   От человека, которого ты рекомендовал мне как самого надежного твоего посланника, вестей нет, хотя он должен давно уже быть на Ольхарте.

   На сем заканчиваю и посылаю тебе свое приветствие и наилучшие пожелания.

   Приветствие тебе посылает также моя матушка, твоя супруга Инда.

   Роннар Кардракмар, наследник Камангара."

   Видимо, камангарцы были действительно напуганы минувшим боем: в течение долгого времени никаких высадок на сушу они не предпринимали, и море на ближайших подступах оставалось свободным, только у самого горизонта иногда можно было различить силуэт камангарского корабля. Ольгартийцы, однако, не торопились выходить в море.

   – Чтобы торговаться, надо, чтобы нам было, что предложить, – говорил мне дан Хартаг. – Я дам тебе людей, сколько потребуется; главное – найди митронд. В горах должны оставаться еще не привезенные добытые слитки; если их не разграбили камангарцы, ты сможешь их найти. Вам потребуются рудокопы – для этого лучше взять хротаров, – и отряд прикрытия: для этой цели можешь взять Ольвина и его копейщиков.

   Я поклонился, готовый идти.

   – Я бы не обратился к тебе, – продолжал дан Хартаг, удержав меня жестом, – я помню, как ты много сделал и знаю, что тебе не помешал бы отдых, но Гругхан, глава Совета, сказал, что разыскать митронд сможет только маг.

   – Почему?

   – Уходившие с рудника передавали ему: они спрятали добычу, которую не успели вывезти, столь тщательно, что ни один простой смертный ее не найдет. Вы же, как говорите, каким-то особым образом чувствуете митронд.

   – Скорее, он – нас, – ответил я. – Что же, я понял, и завтра поутру мы выступим.

   Положившись в вопросе подбора людей на Ольвина, я не ошибся. К утру он сумел подобрать около двух десятков хротаров, жаждущих вернуться к привычному занятию, без которого они были вынуждены изнывать от скуки в стенах города. Меж охотников отправиться с нами я заметил и того хротара, которого искал раньше. Оказалось, его зовут Татра Ирим (вернее, так звучала сьорлингская версия его имени; как я успел заметить, собственные хротарские имена были почти непроизносимы), он из потомственных рудокопов и знает какие-то хитрости своего ремесла, неизвестные другим (впрочем, этим мог похвастаться любой хротар).

   Из своего отряда копейщиков Ольвин отобрал тоже два десятка ветеранов – слишком большой отряд был бы слишком неповоротливым, – а, главное, мы запаслись телегами и лошадьми, и, провожаемые немногочисленными родичами и знакомыми уходящих, выступили в сторону гор.

   Поначалу дорога идет по плодородной равнине, распаханной поколениями жителей Тар-Семура. Кое-где попадались уцелевшие одинокие дома и целые деревни, где еще жили люди. При нашем появлении они предпочитали скрываться, не зная, кто идет, друзья или враги. Сейчас трудно сказать, как возникали эти поля средь бескрайних гор. По одним преданиям, их насыпали предки нынешних хротаров, поколение за поколением таская почву. Согласно другим, земля, размытая в горах дождями, сносилась потоками сюда, где и оседала, заполняя неглубокую чашу, образованную отрогами прибрежных хребтов, и только потом здесь возник город и стали жить люди.

   Дан Хартаг и его дружина основательно постарались, вытесняя камангарцев с острова, и до самых гор мы продолжали путь, никем не тревожимые. Но, оказавшись в ущельях первых отрогов, я впал в некоторое уныние, ибо совершенно не представлял, куда идти дальше. Все шахты рудников были разрушены, и почти никаких следов, указывающих на то, что тут велась когда-то бурная деятельность, не сохранилось.

   Выручил Татра Ирим.

   – Я знаю, где был первый рудник, – заявил он. – Наша семья работала на нем еще с Четвертой эпохи, и у нас всегда рассказывали, как туда добраться.

   – Что же, веди, – согласился я, и, как ни странно, уже к вечеру того дня, когда мы вступили в горы, Татра нашел заросшие кустарником развалины шахты.