Текст книги "Хрупкое сердце (ЛП)"

Автор книги: Николь Жаклин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Я просто рад, что туда еду я, а не мама, – произнес я. – Если мать не позволит нам познакомиться с ребенком…

– Ага, – тихо согласилась Анита.

– Вы где? – позвал голос Брама со стороны входной двери, а потом заходя внутрь.

– На кухне! – прокричала Ани, улыбаясь.

– Можешь зайти, – сухо пригласил я, когда Брам вошел в комнату. – Чувствуй себя как дома.

– Все время так делаю, – ответил Брам, наклоняясь, чтобы поцеловать Ани и снять с ее колен Ариэль. Он посмотрел на мою тарелку и поморщился, переводя взгляд обратно на Ани. – Пожалуйста, скажи мне, что ничего из этого не ела.

– Не волнуйся, не ела, – рассмеялась она.

– На вкус ничего так, – возразил я, откусывая кусочек. – Нужно просто добавить побольше специй, и станет совсем неплохо.

– Ты добавил кукурузу в овощи? – спросил он, отодвигая стул. Я только пожал плечами. Поскольку израсходовал все свои скоропортящиеся продукты, так что считал это победой.

– Уезжаешь утром? – спросил Брам.

Я посмотрел на Ани, а та закатила глаза.

– Да, – повторил ответ я. – Я думал, что ты сегодня работаешь допоздна.

– Нет, – возразил он, целуя маленькие ручки, хватающие его за бороду. – Ты столько всего переделал на этой неделе, что мне почти нечего было делать.

– Ой, да заткнитесь вы, – пробормотала Анита, когда я посмотрел на нее. – Мы хотели навестить тебя перед отъездом.

– Могли просто сказать об этом.

– Нет, не могли. Ты бы сказал, что устал или что-то в этом роде, чтобы мы не приходили сюда.

– Ну, я чувствую себя довольно разбитым.

– Лжец.

– Вы действительно так переживаете за меня?

– Мы просто не хотим, чтобы ты отправился туда и наткнулся на кучу дерьма, – серьезно произнес Брам. – Ты должен взять с собой одного из нас.

– Вполне уверен, что справлюсь, – сказал я, запихивая еду в рот. Чем сильнее та остывала, тем хуже становилась на вкус. Мне нужно было доесть ее, пока она не стала совершенно отвратительной.

– Мне это не нравится, – сказала Ани, наклонившись вперед и поставив локти на стол. – А что, если она окажется настоящей стервой?

– Тогда я с этим разберусь. Господи, вы двое ведете себя так, будто я собираюсь драться с кракеном.

– По крайней мере, Кейт тоже там, – пробормотала Ани.

– Я еще не говорил ей, что приеду.

– Возможно, я проговорился, – сказал Брам так тихо, что я с трудом расслышал его.

– Серьезно? – раздраженно спросил я, отталкивая тарелку с едой перед собой. – Ребята, вы самые назойливые люди, которых я когда-либо встречал.

– В зеркало лучше посмотри, – парировала Ани.

– Я не вмешиваюсь. Это вы ко мне пришли, – заметил я, вставая, чтобы выбросить еду в мусорное ведро. – Я дал тебе разобраться со своим дерьмом самостоятельно.

– Он прав, – сказал Брам.

– Ох, бу-бу-бу, Тревор, – огрызнулась Ани. – В том городе, куда ты едешь, у тебя есть семья, и они, вероятно, захотят с тобой увидеться. Бедный малыш.

– Я сказал родителям, что останусь там, но планировал снять чертов номер в отеле. Ты же знаешь, что та захочет быть в центре всего этого, – сказал я, имея в виду Кейт. – Она умеет решать проблемы, и то, что я попросил ее держаться подальше от этой цыпочки Морган, сводит ее с ума.

– Так ее зовут Морган? – с любопытством спросила Анита.

– Да.

– А как зовут девочку?

– Понятия не имею, – коротко ответил я. Затем повернулся к раковине и быстро вымыл посуду, а на кухне стало тихо, не считая агуканья Ариэль.

– Пошли, детка, – наконец, произнес Брам, пока я домывал последнюю чашу. – Треву сегодня, наверное, еще кучу дел нужно переделать.

Я не обернулся, когда те встали из-за стола, но замер, когда Ани подошла сзади и обняла меня за талию.

– Я люблю тебя, – сказала она, прижавшись головой к моей спине. – Дай нам знать, когда приедешь завтра в отель, хорошо?

– Конечно, – ответил я, похлопывая ее мокрыми руками.

– Держи нас в курсе, – приказал Брам, когда Анита отпустила меня. – Нам всем хочется знать, что происходит.

Я вздохнул и повернулся.

– Я знаю это. Я дам вам знать, что она скажет.

– Я просто надеюсь, что она позволит нам познакомиться с ними поближе, – сказала Ани, пожимая плечами. – Нам необязательно становиться лучшими подругами, но не могу представить себе, что где-то есть маленькая дочка Генри, а я не знаю, как она себя чувствует.

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал я, следуя за ними, пока они шли к входной двери.

Ответственность, которую я взвалил на себя, когда настоял на том, чтобы самому поговорить с матерью ребенка Генри, давила мне на плечи. У меня никогда не было проблем с людьми. Обычно я довольно быстро располагал их к себе во время разговора, и хотя мне необязательно были по душе эти люди, но большинству из них я нравился. Я вообще был симпатичным парнем.

Но встреча с этой женщиной будет совсем другой. Ведь я был братом Генри, который явно не хотел иметь ничего общего со своим собственным ребенком и сбежал еще до того, как женщина родила. И не знал, платил ли Генри алименты на ребенка или нет, но действительно надеялся, что он делал хотя бы это.

Была большая вероятность, что Морган Райли не захочет иметь ничего общего ни со мной, ни с нашей семьей. К сожалению, если бы так и случилось, то я не смог бы действительно винить ее за это. Генри поимел ее по-крупному, и если бы я был на ее месте, то тоже не знал бы, захочу ли иметь что-то общее с семьей, которая вырастила такого мужчину.

Я запер входную дверь и, походу выключая свет, направился в свою комнату. Мне по-прежнему нужно было упаковать свою сумку и хотелось хорошенько выспаться.

Моя комната была чертовски унылой, как и весь остальной дом. В центре комнаты стояла милая двуспальная кровать, на которую я разорился, но остальная моя мебель была простой и разномастной, которая досталась мне от разных членов моей семьи. Я потратил много денег на строительство своего дома, сделав его именно таким, как мне хотелось, но никогда не заботился о том, чтобы украсить его. Потому что всегда считал, что, когда я женюсь, моя жена оформит дом, как ей нравится.

Но теперь, когда мне перевалило за тридцать, начал сомневаться, что вся эта история с женой когда-нибудь случится. Конечно, я встречался со многими женщинами, но не встретил ни одной, с которой хотел бы провести больше нескольких месяцев. Поначалу все выглядело многообещающе, но неизбежно я начинал сомневаться, была ли она той самой, кого бы мне хотелось видеть каждый день до конца своей жизни, и ответ всегда был отрицательным. Потом обычно обрывал все связи, когда осознавал это. Четыре месяца, по-видимому, были заколдованными для меня.

Вытащив из шкафа сумку, я мельком взглянул на коробку с вещами Генри, которую мне передали родители. Некоторые из них были памятными вещицами из нашего детства, а остальные – вещи, которые морские пехотинцы прислали домой из его казармы. Я еще не успел ее открыть, и уж точно не собирался делать это сегодня вечером.

Боже, как же мне не хватало моего брата. Генри был той еще занозой в заднице – эгоистичный, себялюбивый и уверенный в себе как никто другой, но он также был самым милым и забавным ребенком, которого я когда-либо встречал. До сих пор помню, когда тот появился у нас. Он был самым маленьким, которого когда-либо воспитывали мои родители. Мои мама и папа всегда выбирали самые тяжелые случаи, а старшие дети никому не нужны, но по какой-то причине они согласились взять Генри, хотя он полностью перевернул их жизнь, к чему они не привыкли. Забота о двухлетнем ребенке сильно отличалась от заботы о более взрослом, но они быстро это приняли.

Поначалу я с недоверием относился к крохотному белокурому пареньку. Все боялся, что споткнусь об него, или случайно оставлю свой новый перочинный ножик где-нибудь, где тот сможет его найти, или он подавится чем-нибудь и умрет, пока я должен буду присматривать за ним. Однако не смог долго сохранять дистанцию. Просто тот был таким чертовски милым. Его стрижка была какой-то нелепой формой маллета (прим. пер.: Маллет – вид стрижки 80-х – прическа с длинными волосами сзади и заметно короче спереди и по бокам), и у него отсутствовал один из передних зубов, потому что кто-то выбил его, но у паренька была самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел, и он тараторил со скоростью света на языке, которого никто не понимал. Долгое время я думал, что тот говорит по-русски или каком-то подобном языке, но когда стал постарше, мама рассмеялась и заверила меня, что все, что он говорил в первые месяцы своего пребывания у нас, было полной тарабарщиной.

Прошло меньше двух лет перед тем, как Генри стал постоянным членом нашей семьи. И к тому времени, как тот пошел в детский сад, его фамилия стала Харрис, как и моя. И, как и у меня, у него был рюкзак с изображением Железного Человека и пара высоких кроссовок, которые мои родители едва могли себе позволить, и по бокам его шикарных светлых волос были выбриты такие же линии. Не имело значения, насколько мы отличались друг от друга; но мой младший братишка хотел быть мини-версией меня в течение первых нескольких лет начальной школы.

Я стиснул зубы и покачал головой, стараясь не обращать внимания на воспоминания, из-за которых нестерпимо хотелось лечь на кровать и тупо пялиться в потолок. Но я и так уже достаточно натворил. Первые несколько недель после смерти Генри я почти не чувствовал себя способным действовать. Мой брат уже много лет служил в морской пехоте, но, по крайней мере, я знал, что тот где-то в этом мире смеется и использует дрянные способы подката, правда которые всегда срабатывали, потому что этот осел был чертовски хорош собой. Знал, что он просто на расстоянии телефонного звонка или полета на самолете. Как только тот ушел, внутри меня словно открылась гигантская дыра, и она высасывала воздух из моих легких до тех пор, пока я уже не мог дышать без боли. Потеря Генри вызвала физическую боль в моей груди, которая была настолько сильной, что я пошел к врачу, чтобы проверить ее.

Я не мог снова провалиться в это дерьмо. Ночи, когда я пил до потери сознания, и дни похмелья в довершение всех моих страданий остались давно позади. Как и должно было быть. Потому что был взрослым человеком с ответственностью и родителями, которые уже потеряли одного сына. И не мог позволить себе роскошь упиваться собственным горем, хотя иногда мне этого безумно хотелось. Черт возьми, я почти каждый день подумывал о том, чтобы сказаться больным и начать день с бутылки виски, но не стал этого делать.

Я считал потерю брата худшей вещью, которая когда-либо случалась со мной. Хотя, в отличие от Генри, помнил свою биологическую мать и многочисленные паршивые приемные семьи, в которые меня помещали до того, как родители забрали меня. А еще очень хорошо помнил, как в восемь лет меня забрали у Харрисов на целый месяц из-за какой-то бюрократической ерунды. Тот момент, когда социальный работник вывел меня за дверь, был одним из самых страшных и худших моментов в моей жизни. Но все это бледнело по сравнению с потерей моего младшего брата. Я прошел бы через все, пережил бы все, если бы мог быть избавлен от этой потери.

Глава 2

Морган

Я не собиралась лгать – у меня были проблемы. Честно говоря, среди моих знакомых одиноких мам было мало тех, у которых не было бы проблем хоть на каком-то уровне. Даже те, у кого было много денег, чтобы тратить их, и хорошо ведущие себя дети, которые никогда не писали на стенах, как та, из-за которой мне сейчас пришлось убираться перед работой, боролись с ними. Это был простой жизненный факт. Вырастить ребенка в одиночку было непростой задачей. А когда к этому добавлялись финансовые трудности в обеспечении другого человека, который еще даже не может самостоятельно подтирать свою собственную попку и должен быть под наблюдением двадцать четыре часа в сутки, борьба становится очень реальной.

Я вовсе не жаловалась. Правда. Жизнь – это то, что ты из нее делаешь. Я выучила этот урок еще в молодости. Но иногда мне просто хотелось сесть на задницу и не беспокоиться о следующем счете, который нужно оплатить. Или, в данном случае, о том, как собиралась оттереть карандашный рисунок со стен квартиры, в которой снимала комнату, за малую толику того, что, как я знала, она на самом деле стоила. С тех пор как мы переехали сюда, я изо всех сил старалась ничего не испортить, что было почти невозможно с таким активным двухлетним ребенком. Я знала, что мой друг Макс делал нам огромное одолжение, позволяя жить с ним и присматривать за квартирой, пока тот ездит на работу, и мне не хотелось, чтобы он пожалел об этом. Честно говоря, если бы он передумал, мы бы уже были по уши в дерьме.

Теперь у меня была работа, за которую мне платили больше, чем в салоне, в котором приходилось трудиться в Сан-Диего, да и график работы – лучше, но все равно та не приносила больших денег. А жизнь в Южной Калифорнии была до не приличия дорогой. До сих пор мне удавалось держать нас на плаву, но не была уверена, как долго еще смогу справляться со всем, не прося помощи.

А я ненавидела просить о помощи.

Конечно же, у меня была поддержка моих близких. Я знала это. Мы с моей девочкой никогда не останемся голодными или бездомными. Мой отец никогда бы этого не допустил, как и моя сестра Миранда. Они предлагали мне свою помощь каждый раз, когда я разговаривала с ними по телефону. Но они жили далеко, а я еще не дошла до того состояния отчаяния, когда соглашусь переехать домой, чтобы избавиться от проблем. Кроме того, моя сестра сейчас училась в колледже в Орегоне, и мы не могли переехать в ее комнату в общежитии.

Мне просто нужно было засучить рукава и всерьез взяться за дело. Отыскать способ заработать еще немного деньжат, чтобы не жить от зарплаты до зарплаты. И, в конце концов, найти жилье, которое было бы только нашим, чтобы не беспокоиться постоянно о том, что наш сосед по квартире решит, что мы доставляем слишком много хлопот.

– Мама, – позвала Этта, хлопая в ладоши, чтобы привлечь мое внимание. – Уэйнерот.

– Понятия не имею, о чем ты мне говоришь, – ответила я непринужденно. – Но мы не рисуем на стенах.

– Я рисовать.

– Мы рисуем только на бумаге, – повторила я, наверное, уже в четырнадцатый раз за последние несколько минут.

– Я рисовать.

– Правильно. Но только на бумаге, – повторила я.

Я была почти уверена, что она слышала только то, что ей хотелось слышать. А именно, что в какой-то момент та снова начнет рисовать. Если и было что-то, что моя дочь унаследовала от своего отца помимо своей внешности, так это то, что у нее был избирательный слух. И малышка выбирала то, что хотела услышать. Я могла сказать ей, что в этот день у нас не будет мороженого, и единственное слово, на котором она сосредоточилась бы, было бы «мороженое», а потом продолжала бы спрашивать об этом весь день.

В своей жизни я мало общалась с детьми. Так что не была уверена, что ее избирательный слух был нормой, но мне это казалось чертой ее личности. И у меня было предчувствие, что это еще вызовет немало споров, когда та станет старше. Это сводило с ума, но какая-то часть меня не могла не найти ее необычный фокус немного милым – вероятно, потому, что была моим собственным ребенком, а не чьим-то еще.

– На сегодня хватит и этого, – сказала я, поднимаясь на ноги и глядя на еле заметный рисунок на стене. – Мне нужно идти на работу, а тебе – к Кармен.

– Ну, пока, да, – пожав плечами, сказала Этта. Пришлось прикусить щеку, чтобы не рассмеяться. Я не могла позволить ей увидеть, какой забавной она была, иначе та продолжит и дальше так себя вести.

– Ты готова идти к Кармен? – спросила я, поднимая ее и бросая мокрую тряпку, которую использовала, в раковину.

– Кармен, – нараспев произнесла она, слегка кивнув.

Я была так рада, что ей нравилась ее няня. Когда мы переехали из Сан-Диего в Анахайм (прим. пер.: Анахайм – американский город в штате Калифорния), мне пришлось отправить ее в новый детский сад, который мы обе возненавидели. К счастью, всего через неделю я познакомилась с Кармен, когда та пришла в тату-салон, где я работала на ее парня. Она была домохозяйкой с новорожденным ребенком, которая потратила чертовски много времени, но так и не найдя няню. К тому же та кое-как справлялась без дохода, который обычно получала, работая горничной в местном отеле. Ее бойфренд, Рэй, был татуировщиком и неплохо зарабатывал, но им все равно с трудом хватало на жизнь.

Слава богу, когда мы разговорились, оказалось, что она была бы так счастлива подзаработать немного лишних денег, приглядывая за Эттой. И даже не попросила много. Потому что мы обе прекрасно знали, как трудно растить ребенка на доходы, которые едва покрывали арендную плату. Поэтому платила ей столько, сколько могла. Она никогда не просила больше, потому что верила, что я никогда не буду платить меньше, чем могу себе позволить. Некоторые недели были хорошими, и я платила ей больше. Некоторые были так себе – и я платила ей меньше. Но я всегда была честной, а Кармен всегда была рада деньгам, которые позволяли ей оставаться дома с сыном. Честно говоря, не знала, как бы справлялась без нее.

Самое замечательное во всей этой ситуации было то, что Этта полюбила Кармен и малыша Сэма. Они ходили в парк, играли на заднем дворе и смотрели мультики. Это была некая детская версия ежедневных каникул. Чувство вины за то, что я оставляла свою дочь, чтобы работать шесть дней в неделю, было чуточку меньше, потому что знала, что та отлично проводит время. Вина не исчезла полностью, нет, конечно. Особенно сильно это ощущалось, когда Этта делала что-то новое, что я пропускала, или падала, а меня не было рядом, чтобы поцеловать ее ранку, но это было терпимо.

Жонглируя своей сумочкой и сумкой для подгузников, я вынесла Этту наружу в теплое утро. Мне нравилась погода в Южной Калифорнии. Вечное солнце, от которого хотелось подпрыгивать в такт шагам. Словно сама природа говорила мне, чтобы я хорошо провела день. И это всегда улучшало мое настроение, по крайней мере, чуть-чуть.

Я вынула почту из нашего почтового ящика перед тем, как отправиться в путь, и бросила ее на пассажирское сиденье своего старого потрепанного «фокуса», а потом мы поехали через весь город. Там была тонна конвертов, в основном для Макса. Так что я даже не потрудилась их просмотреть. Для меня никогда не приходило ничего, кроме счетов. И я не ждала новых просроченных уведомлений. Потому что старалась оплачивать все, но в некоторые месяцы это было просто невозможно. Это было как игра в рулетку, решающая, какие из счетов оплатить сейчас, а какие мне просто пришлось оставить до следующей зарплаты. Я ненавидела это.

Выбор счетов для оплаты напомнил мне о том времени, когда я сама была ребенком, и мне приходилось просматривать почту, сложенную на нашем кухонном столе, в поисках счетов от коммунальных компаний. И я всегда уговаривала маму заплатить за них в первую очередь, потому что мы могли жить с уведомлением о выселении на нашей двери, но не могли жить без электричества во время орегонской зимы. Моя мать не была плохой, но и хорошей тоже не была. Большую часть времени она отсутствовала, а когда появлялась, то так себе была родителем. Я редко вспоминала о ней теперь, когда стала взрослой. У нее была склонность к выбору дерьмовых мужчин, бесперспективной работы и пристрастие к тяжелым наркотикам. В конце концов, наркотики ее и убили, из-за чего мы с моей сестрой попали в систему. К счастью, это в конечном итоге привело нас к нашему отцу.

Я уже давно смирилась с недостатками моей матери как родителя и с тем, как она умерла. И достаточно хорошо знала себя, чтобы понять, что я использовала ее наследие как руководство к тому, как мне не хотелось жить или воспитывать свою дочь. Этте никогда не придется беспокоиться о том, что у нее будет достаточно еды на ужин, или, что ее мама не вернется домой, потому что она была в запое или наркотическом дурмане.

* * *

После того как высадила Этту и отправилась на работу, я вздохнула с облегчением. Расставание с ней хотя бы на несколько часов всегда вызывало во мне беспокойство, но как только она оказывалась в безопасности там, где должна была быть, мне становилось легче.

Салон, в котором я работала, находился недалеко от дома Кармен. Так что впервые за все то время, что там работала, я приехала рано. Поэтому откинулась на спинку сиденья, взглянув на часы на приборной панели и выключив двигатель. У меня было целых десять минут для себя – это было похоже на чертово чудо.

Схватив почту с пассажирского сиденья, я начала неторопливо просматривать конверты. Большинство из них были для Макса, как я и ожидала. Было только два счета – слава богу – для меня, и я переместила их в самый конец пачки, даже не посмотрев на них, и запихнула все в бардачок. Но для меня также пришло кое-что еще, чего я не узнавала, но это выглядело официально. Мгновение повертела письмо в руках. Основываясь на своем опыте, новые уведомления никогда не были хорошей вещью, и мне безумно хотелось проигнорировать его, как я сделала с другими счетами, но знала, что если не увижу, что это такое, то это будет сводить меня с ума весь день, как бомба, тикающая в моей машине.

Мой желудок сжался, когда я вскрыла письмо.

Сначала я не совсем поняла, что там написано. Весь этот язык звучал очень по-юридически, так что почти невозможно было расшифровать.

А потом вдруг то, на что я смотрела, стало чертовски кристально ясно.

Документы по страхованию жизни.

Документы по страхованию жизни отца моего ребенка.

И если я получила документы по страхованию жизни, это означало только одно.

– Черт тебя побери, Генри, – прошептала я, уронив голову на руль и чувствуя, как слезы наворачиваются на мои глаза.