Текст книги "Сборник "Похитители душ""

Автор книги: Ник Перумов

Соавторы: Полина Каминская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 70 страниц)

В ТОЧКУ, АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ! ПОЗДРАВЛЯЮ С ПЕРВЫМ УСПЕХОМ!

– Так. Подождите, ребята. Мне, кажется, нужно немножко подумать. – Саша сел на стул и обхватил руками голову. Света заняла свое любимое место – на подоконнике. Ваза на всякий случай отодвинулась от края стола.

Только, если можно, пожалуйста, не отвлекайте меня и не лезьте в мои мысли! Дайте хоть немного побыть наедине с собой! Саша внимательно прислушался. Тишина. Кажется, послушались. Давай, давай, парень, шевели извилиной! Соображай, что здесь к чему. Так. Начнем сначала. Где мы находимся? Совершенно очевидно, что в некоем новом мире, представляющем собой коллективное творение. Мое, Светы и Юрия Адольфовича. А может быть, даже – боюсь признаться, но, похоже, во всем этом поучаствовали и наши друзья – инопланетяне, иначе откуда бы здесь взяться пресловутому карлику? Хорошо. Очень хорошо. Молодец, Саша. Можете занести в протокол наш первый вывод. Ваза на столе слегка покашляла.

– В чем дело, Юрий Адольфович? – сердито поднял голову Саша. – Я же просил: не мешать.

– Извините, пожалуйста, но я хотел только спросить: ваше замечание насчет внесения в протокол – это призыв к действию или просто оборот речи?

– Если вы впредь обещаете не перебивать меня, можете конспектировать все, что вам понравится в моих рассуждениях, – с нажимом произнес Саша.

– Благодарю вас.

– Ваши соображения я выслушаю потом.

– И за это спасибо.

Света, стараясь казаться равнодушной, прислушивалась к пикировке мужчин. Затем подняла руку с видом примерной ученицы.

– Что, Свет?

– Раз уж все взялись тебя отвлекать, я, пожалуй, тоже встряну. Не забудь, пожалуйста, в своих размышлениях уделить внимание утреннему звонку генерала Степницкого.

– А что, он разве звонил? – Нет, мужики. Инопланетяне, конечно, инопланетянами, но пока я живу в ЭТОМ мире, звонки начальства нельзя оставлять без внимания. – И что сказал?

– Он очень удивился, что подошла к телефону я. Обещал подыскать мне место в общежитии Управления, а в отношении тебя поставить вопрос ребром.

– Каким таким ребром?

– О недопустимости проживания подчиненного в доме у начальства. Особенно если подчиненный и начальник – разнополые! – выпалила Света, соскакивая с подоконника и вытягиваясь в струнку.

– О черт! – Саша подскочил к телефону. Секунду помедлил, вспоминая номер. – Лэйма, ты? Салют! Самойлов беспокоит. Выручай, старушка, на меня тут Степницкий наезжает… А? Ну, конечно, из-за Светки. Выручишь? Спасибо, друг. Мы прямо сейчас вещи и перенесем. Жму лапу!

– Что ты придумал?

– Переедешь к Лэйме. Формально. Ну, там, чтоб зубная щетка, халат, всякие ваши девчонские причиндалы, тапочки – все лежало у Лэймы. Чтоб Степницкий не придирался. А постоянное присутствие у меня объясним производственной необходимостью.

– Сашенька, – Света растерянно стояла посреди комнаты, – но у меня нет никакого халата… И что ты понимаешь под причиндалами?

– Сотрудник Жукова! – Саша вовремя вспомнил, что он как-никак Светин начальник. – Вы временно поступаете в распоряжение сотрудника Лэймы Садик Атиф для построения легенды. Деньги на приобретение причиндалов можете взять из моего личного кармана куртки. Вопросы есть? Приступайте. Квартира Лэймы – пятьдесят четыре, двумя этажами выше.

– Подумаешь, какой важный… – пробормотала Света, выходя. – У меня и свои деньги есть.

– Разговорчики! – гаркнул Саша. Света обернулась, сделала страшные глаза, но промолчала.

– Сигареты оставь! – крикнул он вслед.

Чего-то я тут, ребята, действительно немного напортачил в смысле отношений с подчиненными. Искренне надеюсь, что в своей фантазии я вложил своим ребятам достаточно здравого смысла. А генералу Степницкому – лояльности.

Все, все, все. Еще раз: сосредоточились. Пора брать инициативу в свои руки. Говорящие букеты и любимые женщины это, конечно, все здорово. Но дело – прежде всего. Для начала хорошо бы послать подальше Алексея Ивановича с его заданиями…

Я БЫ НЕ СОВЕТОВАЛ ВАМ, УВАЖАЕМЫЙ АЛЕКСАНДР ЮРЬЕВИЧ…

– МОЛЧА-АТЬ!!! – мысленно гаркнул Саша. Я не желаю больше слышать этот гнусный голос в своем мозгу! Вон отсюда! ВОН!!! Саша закрыл глаза, чувствуя, как от напряжения заломило в висках. Юрий Адольфовичэ приложите и вы свои сверхъестественные способности! Пора гнать этого гада, чтоб не лез в наши мысли. Теперь Саша попытался вызвать в сознании наиболее подходящую образную картинку этого самого изгнания. Ему привиделась комната. Пустая, огромная, с каменным полом и бегающей крысой. Шипя и огрызаясь, она пятилась в угол, скаля острые желтые зубы. Брысь, мерзкая! Саша видел и себя с тяжелым ведром и шваброй в руках. Обыкновенной грязной шваброй. Но тем позорней выглядело изгнание крысы. Загнанная в угол, она с трудом протиснулась в узкую дыру и исчезла. Вот так-то лучше, подумал Саша, заделывая дыру аппетитной смесью цемента и битого стекла. И хватит забивать себе голову пустыми спорами: есть душа, нет души, нужна – не нужна… Я для себя все давно решил. Буду спасать родное человечество. И точка. Букет на столе зааплодировал цветами.

Для начала, не суетясь, оглядимся по сторонам. Наш удобный мир непременно подсунет какую-нибудь подсказочку. Саша и вправду огляделся. И, конечно же, сразу нашел. На письменном столе лежала его папка. "Рабочие документы" – было вытиснено на ней. Золото потускнело и местами вытерлось, что лишний раз доказывало: документы действительно «рабочие». И приблизительно не представляя, что там сейчас обнаружит, Саша открыл папку. И тут же разулыбался до ушей. Нет, не тому, что увидел, а скорее своему мгновенно пришедшему озарению.

Я все понял. Вперед, друзья! Победа будет за нами!

Первым документом, лежащим в рабочей папке, оказался протокол осмотра места происшествия. Лобовое столкновение автомашин «Волга» и «Опель-вектра» на семнадцатом километре московской Кольцевой автодороги. Так, так, так, список погибших… Сашина рука автоматически потянулась к телефону.

– Гриша? Привет! Да, да, виделись… Ты проверял список погибших?

– Яэ – ничуть не удивляясь вопросу и даже не уточняя, о каких именно погибших идет речь, ответил Серебряков.

– И что?

– Ничего особенного. Семь трупов, все опознаны. Копии протоколов опознания тоже у тебя.

– Гриша, ты что-то не договариваешь, – догадался Саша. Серебряков до сих пор считает себя незаслуженно обиженным приемной комиссией театрального института. Но актерские свои способности лелеет и всячески развивает, упражняясь на коллегах.

– Я съездил на квартиру к этим Кашиным, ну, которые на «Опеле», расспросил домработницу…

Сашино сознание мгновенно зафиксировало логическую неувязку: в магазине колбаса по два девяносто, а у какого-то Кашина – "Опель-вектра".

– Стой, стой, Гриша, какая домработница? Ты о чем? Кто вообще этот Кашин? Откуда у него такая тачка? Ты выяснял?

В трубке молчали. Молчал и Саша, с ужасом и надеждой ожидая, как ЭТОТ мир справится с вдруг возникшим противоречием. Ежу понятно, что в своем прежнем образе Юра-контрабандист не мог здесь существовать.

– Са-аш, – по Тришкиной интонации легко было представить, как он сейчас откинулся в кресле, устало прикрыв глаза, – ты меня удивляешь. Ты б хоть газеты иногда читал… Небось "Красную звезду" прямо из почтового ящика в макулатуру складываешь?

– Хватит меня воспитывать, – буркнул Саша. – Можешь по-человечески объяснить?

– Вся страна, – монотонным голосом, явно кому-то подражая, начал Серебряков, – гордится подвигом советских космонавтов Кашина и Пашина, побивших рекорд пребывания человека в космосе. А вы, товарищ Самойлов, проявляете грубую политическую неграмотность и, я бы сказал, близорукость…

– Ладно, ладно, понял. – Саша зажал трубку рукой, чтобы не заржать в голос.

Вот это да! Вот это всем сюрпризам – сюрприз! Деревянный Юра – советский космонавт! Ого-го!

У Саши тут же родилась шальная мысль – каким-то образом постараться отыскать ЗДЕСЬ Шестакова, чтобы поделиться неожиданным превращением жжаргского прихвостня. Но… Как родилась, так и померла.

Некогда, мужики, некогда. Вот вернусь, тогда и… "А когда я вернусь?" – спрашивал незабвенный тезка Галич. Очень я его вопрос понимаю, хотя и причины, и отъезд у него были совершенно иные.

– Ты закончил на том, что поехал на квартиру к Кашиным.

– Ну да, поехал, поговорил с домработницей. Хорошая девушка, перепугалась, конечно, в слезах вся…

– Серебряков, не отвлекайся. Я ни секунды не сомневаюсь, что тебе удалось утешить хорошую девушку. Мне сейчас интересно другое. Зачем ты вообще туда поперся?

– Ну уж и поперся, – обиделся Гришка. – Съездил в целях проверки обстоятельств. Не каждый день у нас, слава Богу, космонавты в авариях погибают. Надо было все выяснить.

– Выяснил?

– Так точно. – Помолчали несколько секунд.

– Ну и что ты на это скажешь? – Гришка у нас очень любит в загадки с начальством поиграть. Ну что ж, составим ему компанию. Блеснем осведомленностью. – Куда, по-твоему, делся ребенок Кашиных?

Звук был такой, как будто Серебряков ударился зубами о телефонную трубку.

– Ты… Откуда ты знаешь?

– У меня свои каналы информации, – уклончиво ответил Саша. – Что еще удалось выяснить?

– Ничего.

– Домработница точно знает, что ребенок поехал с Кашиными?

– Мамой клянется, что стояла рядом, когда они грузились в машину. А с другой стороны, Саш, на черта им с собой в Москву няню везти, если без ребенка?

– Значит, третий труп в «Опеле» – это няня?

– Да. Кольцова Татьяна Игоревна, 27 лет, сотрудник Второго хозяйственного управления при Министерстве Космонавтики.

– А эта, вторая, домработница… Тоже – сотрудница?

– Конечно!

Ну, правильно, если бы они здесь были тривиальными кагэбэшницами, это было бы просто пошло. А так – сотрудницы хозяйственного управления. Не с улицы же няню к космонавтному ребенку брать.

– Так. – Саша зажал трубку плечом, подтянул к себе сигареты. – Что у нас на месте происшествия? Видеозапись есть?

– Она у меня. Привезти?

– Обязательно. Удивлен, что ты еще не в пути.

Ну, запись. Да, запись. Чудо современной техники. Саша так внимательно вглядывался в экран, что заболели глаза.

– Почему так хреново видно?

– Так ночь же. Они и так, как могли, светили.

– Ну и что?

– Никаких следов ребенка.

– Угу, угу. – Саша походил немного по комнате, строго взглянул на вазу с цветами: только пикни! Повернулся к Серебрякову:

– А сам ты машину смотрел?

– Смотрел. Только это уже не машина, а куча дерьма. Ее ведь еще и разрезали, пока этих… доставали.

– Насколько я знаю, – Саша наморщил лоб, – в таких крутых тачках предусмотрено детское сиденье. Сиденье нашли?

– Н-нет, – неуверенно произнес Гриша.

– «Н-нет» или нет?

– Не помню.

– А где этот разрезанный "Опель"?

– Где, где… У нас, в боксе. Сегодня утром привезли.

– Значит, так. – Саша подошел к окну, несколько минут сосредоточенно думал, потом начал говорить четко и сжато:

– Позвони Грыммам, пусть еще раз съездят, поищут детское сиденье. Сам живо дуй домой, собирайся. Через… – он взглянул на часы, – через час выезжаем в Москву. Сбор здесь. Захвати свитер, на завтра обещали похолодание. – Не дожидаясь Тришкиной реакции, Саша снял трубку, набрал номер Лэймы. – Это снова я. Света вернулась? Давай ее. Света? Одевайся по-походному, возьми у Лэймы термос, настрогайте побольше бутербродов, через полчаса сбор у меня. Что? В Москву едем. – Он подумал еще немного и точно в таком же сжатом стиле вызвал для поездки Гешку Козлодоева. Четверо – оптимальное количество. И в машине не тесно, и для дела полезней. Самый жаркий спор возник по совершенно идиотскому (для стороннего наблюдателя) поводу: брать ли с собой вазу с цветами? Букет непременно хотел ехать. Саша отбрыкивался ногами и руками.

– Да поймите же, милый вы мой Юрий Адольфович! Как я вас возьму? Молчать всю дорогу для вас равносильно самоубийству. А посвящать в наши дела Гришку и Козлодоева я не хочу!

– Я буду молчать. – Букет с готовностью шел на любые жертвы.

– Не верю! – рычал Саша, бегая по квартире.

– Меня нельзя здесь оставлять, я полезный! – умолял Юрий Адольфович.

– Ну как? Как это будет выглядеть?! Капитан Самойлов едет на задание с букетом цветов!

– А вы дайте меня в руки Светлане. Пусть это выглядит так, будто вы хотите положить цветы на место аварии…

– А потом? Что ж вас, оставлять там?

– На месте разберемся, – залихватски ответил букет.

Короче говоря, именно такая развеселая компания и погрузилась в Сашину «Тойоту» примерно через час. Примерно, потому что атмосфера на рабочую ничуть не походила. Мужики считали, что шеф просто устраивает легкую увеселительную поездку в сторону Москвы, прикрываясь "делом космонавта" (так с легкой Тришкиной руки стали называть трагедию на Кольцевой дороге). А Свете в суете сборов ничего объяснить не удалось. Саша даже не успел выяснить, знакома ли она в этом мире с женой Юрия Петровича Кашина. Перед самым выходом позвонили Грыммам, убедились, что ни клочка от детского сиденья на месте аварии не обнаружилось. Света разговора не слышала, поэтому, ничего не подозревая, сидела на заднем сиденье, прижимая к себе Юрия Адольфовича (по-прежнему в виде вазы).

Саша был задумчив и не разделял веселья сотрудников. Еще спускаясь по лестнице, он вдруг остановился, наморщив лоб, словно пытаясь вспомнить что-то важное.

– Подожди-ка, Гриша, – остановил он Серебрякова, когда тот красиво вырулил со двора, спугнув стайку старушек, – ты куда собираешься поворачивать?

– Знамо дело – куда. Налево, и там по Наличной, – ответил Гришка тоном лихача-извозчика.

– Нет, друг, давай лучше направо. И по Малому.

Гриша послушно повернул на Беринга. Лицо его автоматически скроилось в солдафонское: "вы начальник, вам виднее".

– Прекратите кривляться, товарищ Серебряков, – спокойно сказал Саша, не поворачивая головы. – Я этого не люблю.

Позади хмыкнул Гешка, слегка двинул Гришу в спину. Ничего, ничего, обыкновенная разминка перед выездом на задание.

– На Малом шибко не разгоняйся, остановимся ненадолго. – Теперь уже Серебряков не гримасничал и вообще не выразил никаких эмоций по поводу того, что шефу вдруг заблагорассудилось остановиться около кладбища. Гриша – надежный сотрудник и давно уже научился чутко улавливать Сашины интонации.

Я не могу сейчас докопаться, откуда взялась эта уверенность. Но я точно не смогу уехать, не поговорив…

Отец Евгений стоял за оградой, немного поодаль, одной рукой опершись о березу. Казалось, он не заметил подходящего Сашу. Глаза его были широко раскрыты, губы беззвучно шевелились.

– Здравствуйте, отец Евгений, – вполголоса сказал Саша.

Господи, что ж дальше-то говорить? Да услышит ли он? Судя по глазам, он не спал несколько суток. Что? Что? Что я хотел у него спросить? Но я точно знаю, что не будет мне дороги без… без чего? Благословения? Не то, не то… Оперативникам не нужно благословение. Мне факты нужны…

– Отец Евгений, – неуверенно начал Саша, – мне кажется, мы нашли его…

Словно ветер шевельнул листья березы… нет, это заговорил отец Евгений. Вначале тихо, еле слышно, но с каждым словом голос его крепчал:

– "Горе непокорным сынам, говорит Господь, которые делают совещания, но без Меня, и заключают союзы, но не по духу Моему, чтобы прилагать грех ко греху…"!1

Он сердится, что ли?

– Мы знаем, кто он… – Саша сделал еще одну попытку, чувствуя одновременно и неловкость от этого странного монолога, и в то же время странную торжественность. – Я хочу найти его, но… – Я не знаю, как.

– "И уши твои будут слышать слово, говорящее позади тебя: "вот путь, идите по нему", если бы вы уклонились направо и если бы вы уклонились налево". – Отец Евгений произносил слова монотонно, чуть прикрыв глаза, словно читая их где-то в себе. – "И будет там большая дорога, и путь по ней назовется святым; нечистый не будет ходить по нему; но он будет для них одних; идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся".

Саша молчал, понимая, что вопросы здесь ни к чему, просто нужно слушать и стараться понять и запомнить каждое слово. Он уже почти пожалел, что выскочил из машины один. Надо было Свету с собой взять, она тоньше эти вещи понимает… Господи, ну и глаза у него… У Саши мелькнула шальная мысль: отец Евгений мог бы нам очень пригодиться, но тут же исчезла, прогоняемая словами:

– "Будешь искать их и не найдешь их, враждующих против тебя; борющиеся с тобой будут как ничто, совершенно ничто; ибо я – Господь Бог твой; держу тебя за правую руку твою и говорю тебе: "не бойся, я помогаю тебе"2.

Здорово, все это ты здорово говоришь, старина Евгений, да проку мне от этого? Мне бы что попроще, поконкретней. Понимаю я, понимаю, что Господь на нашей стороне, и путь нам, говоришь, укажет, и верным словом подбодрит. Спасибо, конечно. Но главное не это. Главное, что я хотел-то спросить: что мне делать с этим чертовым ребенком, когда я найду его, Господи, с твоей помощью, сам ли… Даже если предположить – а моя вера, Господи, не так уж сильна, – что пойму я твой знак и буду УВЕРЕН, что именно его, дьявольское отродье держу в руках – что дальше?

Откуда-то из глубин памяти, налезая и перегоняя друг друга, полезли картинки – все виденные когда-либо дети: маленькие и большие, вредные и трогательные, улыбающиеся и орущие навзрыд… Промелькнула где-то младенческая фотография сестры Ирки – хитрющие глаза, нос в варенье и до невозможности трогательные ямочки на щеках… Видно, нужно быть настоящим, упертым, несгибаемым фанатиком, чтобы поднять руку на ребенка. Да не смогу я, Господи! Даже если весь мир станет вокруг меня и в одну глотку станет кричать: убей!

И дальше снова картинки: почему-то воспоминания о детских драках, потасовка в мексиканском порту, пьяный Вась-Вась, шатающийся по коридору общаги с бутылочной «розочкой» в руке… и тут же, вперемешку, – странные, незнакомо-узнаваемые, несомненно его собственные. Саша успел поразиться, понимая, что да, собственные, и в дело пошла, заработала память ЕГО МИРА! Раненый Славка, мертвой хваткой вцепившийся в ногу бандита, Боцман, держащий пистолет у Лешкиного виска, и маньяк Данилов, захвативший на Ленинском проспекте в заложники целую семью… Тупой халявщик и явный непрофессионал, он срывающимся голосом орал из окна свои условия, что-то там про вертолет на крышу и сто тысяч рублей, когда капитан Самойлов снес ему полбашки, стреляя с чердака противоположного дома… Ну и что? Ты тогда долго раздумывал? Сомневался? Обращался к Богу за разрешением уничтожить эту мразь? Не смеши людей. К этому моменту ты уже услышал по рации, что ублюдок, дабы поторопить нас, начал лить кипяток на голову связанной женщине… Не то, не то. К чему все эти копания и примеры? Ведь ТАМ все было очевидно: я прав, я действую. Но как быть, когда НЕ УВЕРЕН?

Отец Евгений молчал. Саша стоял перед ним, ожидая слова, знака, хоть какой-нибудь крошечной реальной подсказки. Спиной он уже чувствовал нарастающее нетерпение ребят в машине: чего это шеф там застрял? Саша глубоко вздохнул.

– Прощайте, отец Евгений, – решительно сказал капитан Самойлов, поворачиваясь, чтобы уйти.

Ну что ж, не получилось у нас поговорить. Ладно, пусть так.

– Знак – змея, – вдруг глухо донеслось ему вслед. Саша резко обернулся.

Отец Евгений уходил прочь, и деревья поднимали ветки, пропуская его.

– Ну? Едем уже? – перекрикивая музыку приемника, проорал Серебряков.

– Едем, – кивнул Саша. С Богом. "И будет там большая дорога и путь по ней назовется святым…". "Знак – змея". Затылком чувствовал вопрошающий взгляд Светы, но не оборачивался, твердя про себя, заучивая последние слова отца Евгения.

Когда выехали на Московский проспект, Гришка, который весь уже изъерзался за рулем, наконец взмолился:

– Товарищ начальник! Может, все-таки поедим чего-нибудь на дорожку?

– Отставить, – голосом мудрого старшины ответил Саша. – Лучше передай-ка мне руль, а то ты так активно провожаешь взглядами каждую чебуречную, что мы обязательно в кого-нибудь впилимся.

– Пожалуйста, – обиделся Серебряков. – Но предупреждаю: мне от такой перемены мест меньше есть не захочется.

– Не страдай. Полюбопытствуй в багажнике. В «аэрофлотовской» сумке должны быть бутерброды.

– Много? – У Гришки загорелись глаза.

– Штук двести, – серьезно ответил Саша. – Лэйма делала. А она у нас, сам знаешь, натура широкая.

Бутерброды кончились уже при подъезде к Тосно. Но хорошее настроение не покидало ни Гришу, ни Гешку. Сашу немного удивляла эта беспечность подчиненных. К тому же, если учесть, что жертвой аварии был национальный герой, их веселье казалось немного неуместным. Наконец, Саша решил, что сам невольно запрограммировал такое отношение к Юрию Петровичу Кашину, и на этом успокоился.

Ночевать решили в Торжке. Аккуратная, но тесная местная гостиница смогла предложить четверым сотрудникам Управления городской безопасности из Ленинграда три места в восьмиместных апартаментах и одно – в одноместном люксе, больше похожем на шкаф, чем на комнату. Сердобольная дежурная по этажу, поглядев в голодные глаза Серебрякова, сбегала на кухню и принесла пять холодных котлет. Хлеб, сахар, кипяток и заварка тоже нашлись без труда.

– Королевский ужин! – провозгласил Козлодоев, набив рот котлетой. – А у нас в комнате, между прочим, выпивают! Я забегал туда и все видел! Человек восемь мужиков, и все – животноводы.

– С чего ты решил, что именно животноводы? – удивился Гришка.

– А у них тут сейчас симпозиум проходит. Внизу объявление висит. "Привет участникам симпозиума животноводов РСФСР!" Причем первая половина лозунга изготовлена значительно раньше второй.

– Правильно, – кивнул Саша, прихлебывая чай. – Они вывешивают "привет участникам", а чего именно – пишут по мере надобности.

– Боюсь, с этим самым симпозиумом выспаться нам сегодня не удастся, – сокрушенно сказал Козлодоев, провожая взглядом последний кусок котлеты, исчезавший у Гришки во рту. Геша Козлодоев – всем известный спун и жрун.

– А ты напихай в уши ваты и одеялом накройся, – посоветовал Саша. – Я, например, именно так и собираюсь поступить.

– А можно и компанию составить. Животноводам, – предложил, в свою очередь, Гришка, но тут же споткнулся о суровый взгляд начальника.

– Отставить компанию. – Саша поставил стакан на табуретку, служившую столом. – Сейчас проведем коротенькое совещание, и спать. Завтра подъем в шесть ноль-ноль.

Нет, не пикнули. Сразу чувствуют, когда командир к делу переходит и пора шутки бросать. Света, весь вечер молчавшая, настороженно взглянула на Сашу. Добрым ведьминским взглядом.

– Значит, так, товарищи, – начал Саша, открывая рабочую папку. – Цель нашей поездки вовсе не Москва, как ошибочно полагают некоторые любители поразвлекаться, а… – С подоконника с жутким грохотом свалилась ваза. Слава Богу не разбилась, но разлившейся водой залило весь пол и к тому же сильно забрызгало Гришу.

– Вот черт! – закричал, вскакивая, Серебряков. – Что у них тут – землетрясения по вечерам?

– Я сейчас все уберу, – Света быстро наклонилась, поднимая цветы. – Геша, вы не принесете воды? – Она протянула Козлодоеву литровую банку, в которой только что заваривали чай. По Гешиному лицу смело можно было заключить, что ради Светы он готов принести воды из любого, наугад выбранного водоема земли. Он принял банку, словно хрустальный сосуд, и вылетел из комнаты. Серебряков неуклюже пытался отряхнуть мокрую спину. – Гришенька, – ласково обратилась Света, – иди-ка ты переоденься, а то простудишься. – Вот таким ловким образом из комнаты за три минуты были удалены непосвященные. Саша во всю эту суету не вмешивался, стоя у стены и напряженно размышляя, что бы это значило.

– Вы соображаете, что делаете?! – злым шепотом заговорил букет, как только за Гришей закрылась дверь. – Вы что, собираетесь сейчас обсуждать с этими молодыми людьми вопрос о ребенке?

– Это не просто молодые люди, – почему-то оправдываясь, сказал Саша, – это мои сотрудники.

– Оч-чень мило, – прошипел букет. Судя по всему, отсутствие воды не повлияло на силу его сарказма. – К сожалению, у нас мало времени, поэтому соображайте живей.

– Что соображать?

– Какую липовую легенду вы им сейчас сочините. А Светлану при всем этом я настоятельно прошу немедленно поставить вам эмоциональный блок. Во избежание утечки информации.

– Что поставить? – Света недоуменно смотрела на букет

– Блок, блок! – раздраженно повторил тот. – Вы же ведьма, в конце концов! Заморочьте всем голову! Пускай все настоящие Сашины мысли будут недоступны для внешних наблюдателей! Торопитесь!

– Вошедший с банкой воды Козлодоев застал Сашу со Светой стоящими около окна с неловко-смущенными лицами. Гешка расценил это по-мужски однозначно: люди только что целовались.

– Ты знаешь, Геша, я тут решил, что совещаньице мы перенесем на утро. Ты иди спать, – глупым голосом сказал Саша, чувствуя, как пылают щеки. – Я сейчас приду.

Козлодоев кивнул, поставил банку на табуретку и повернулся, чтобы выйти. На мгновение замешкался у двери, соображая, желать ли спокойной ночи в такой деликатной ситуации и если да, то кому? Решил промолчать, чтобы не нарываться, и, еще раз кивнув, вышел.

– Что ты делаешь? – теперь уже зашипела Света. – Ты же авторитет свой роняешь!

– Да подожди, Светило, не до авторитета сейчас! Давайте быстро соображать, что нам делать? Ты поняла, о каком блоке говорит Юрий Адольфович?

– Конечно. – Света пожала плечами. – Мы это еще на первом курсе проходили. Я его уже поставила. И тебе, и себе.

– А ему? – Саша кивнул в сторону букета.

– Ему не нужно. Он в данном случае проходит по классу нежитей, – ответила Света голосом примерной ученицы. – Сам справится.

– Справлюсь, справлюсь, – буркнул букет, обидевшись, что его обозвали нежитью, – вот только дождусь, когда кто-нибудь вспомнит обо мне и нальет, наконец, в вазу воды. Я тут жизнью рискую, а всем наплевать…

– Извините, Юрий Адольфович! – Света бросилась к банке.

– Благодарю вас, – вздохнул букет.

– Ладно, хватит расшаркиваться. Давайте о деле. У кого какие соображения?

– Я так понимаю, у тебя никаких соображений нет? – вскинула бровь Света.

– Ну-у… Вообще-то есть…

– Не верю, – мерзким голосом сообщил букет. – Я прекрасно вижу все ваши мысли. И, надо сказать, не нахожу в них ничего конструктивного.

– Вот как? – Саша стал в дверях. – В таком случае, я с удовольствием послушаю ваши предложения.

– Мое первое предложение, то есть даже не предложение, а настойчивая просьба, – быстро сказал Юрий Адольфович, – удалить ваших многоуважаемых сотрудников из их комнаты.

– Почему?

– Потому что часть информации о наших намерениях уже просочилась на враждебную сторону и нам теперь будут стараться помешать.

– Вот как? – снова повторил Саша. – И зачем я их должен удалить? И главное – куда?

– Это ваша забота. Но если вы этого не сделаете в течение ближайшего часа, могут возникнуть большие неприятности.

– А вы это откуда знаете?

– У меня, Саша, несколько иные отношения с временем и пространством, нежели у вас. Выражаясь общепринятым языком, я могу видеть будущее. Не слишком отдаленное, конечно, но на час-два заглянуть, в случае необходимости, могу.

– И вы, это… заглянули? – Саша не мог еще разобраться, сердиться ему, радоваться или срочно бежать вызволять Гришу и Гешку.

– Заглянул, – небрежно сказал букет. – И могу вам сообщить, что в данный момент, пренебрегая вашим запретом, сотрудник по фамилии, если я не ошибаюсь, Серебряков, уже выпивает с животноводами первую рюмку "за знакомство". Примерно через двадцать минут в результате внезапно возникшей неприязни завяжется ссора, довольно быстро перерастающая в драку. Сильно пострадают трое участников симпозиума и ваш сотрудник Григорий Серебряков…

– Ах ты черт! – только и успел сказать Саша, выбегая из комнаты.

Атмосфера в восьмиместном номере царила самая теплая. Раздетый по пояс Козлодоев сидел, накинув на плечи гостиничное полотенце, Гришка уже приятельски похлопывал по спине какого-то крупного дядечку. Дядечка, в свою очередь, тоже похлопывал Серебрякова рукой, издали сильно смахивающей на лопату.

– Добрый вечер, товарищи, – громко сказал Саша, входя. – Извините, пожалуйста, но мне нужно срочно поговорить со своими сотрудниками. – Сделав страшные глаза, мотнул головой: живо на выход! И уже в коридоре скомандовал стальным голосом:

– Сейчас соберете свои манатки и отправляетесь спать в машину! Даю на все сборы две минуты. Лейтенант Серебряков, по прибытии в Ленинград получите взыскание. Живо выполняйте.

– Есть – выполнять, – тихо ответили проштрафившиеся подчиненные и поплелись за вещами.

– Я сказал: живо. – Сашу колотило от злости.

На хрена их только взял? Приходится признать, что моих командирских – или педагогических? – способностей оказалось недостаточно, чтобы набрать в команду достойных людей. Нет, Шестакова с Дрягиным здесь явно не хватает…

Саша лично проводил Серебрякова с Козлодоевым до машины, проследил, как оба улеглись, и только тогда вернулся к Свете в номер. Ему было уже абсолютно наплевать, что подумают об этом мужики.

В номере он застал раскрасневшуюся Свету, которая стояла, уперев руки в бока, перед вазой с цветами и сердито выговаривала:

– …невысокой квалификации, говорите? Ну-ну. Чья бы корова мычала! Таскаемся с ним как с писаной торбой, потому что он обратно в человека превратиться не может!

– Да, не могу! – огрызался букет. – И в этом моей вины нет! А если вы претендуете на ту квалификацию, которой постоянно тычете мне в глаза, может, попробуете сами превратить меня в человека?

– Вот еще! – отвернулась Света. – Не мое это дело – чей-то заговор снимать.

– Ага, ага! – вскричал букет, но тут же осекся, видимо заметив стоящего в дверях Сашу.

– В чем дело, господа-товарищи? – Капитан Самойлов прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Рабочий момент? Дискуссия о теории колдовства? – После чего сел на табуретку и тяжело вздохнул:

– Вот работнички достались… Лучше б я в колонию для трудных подростков пошел работать. Там хоть дисциплина… А здесь – у всех свои заморочки, да еще и у каждого – хара-актер! – Не спрашивая разрешения, Саша достал сигареты, закурил и повернулся к букету:

– Ну, а вы, гербарий с мозгами, почему вы раньше мне не сказали, что можете будущее видеть?

– Потому что раньше в этом не было никакой необходимости. То есть смысла… то есть… я считал, что мои паранормальные способности могут служить лишь в какой-то мере вспомогательным орудием для достижения общей глобальной цели…

– Юрий Адольфович, – терпеливо сказал Саша, – ч, в общем-то, и сам не вчера от сохи, тоже кое-что кое-чем скумекать могу, но у меня от ваших фраз головокружение начинается.

– Он считает себя самым крутым экспертом по чудесам, – вставила Света.

– И вовсе нет! – Букет негодующе замахал цветами. – Я такого никогда не говорил!