Текст книги "Наше дело правое"
Автор книги: Ник Перумов
Соавторы: Элеонора Раткевич,Вера Камша,Сергей Раткевич,Дмитрий Дзыговбродский,Владимир Березин,Кира Непочатова,Алексей Гридин,Вук Задунайский,Дмитрий Жуков,Николай Коломиец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 40 страниц)
– Не отчаивайся. Ты кое-что еще можешь сделать. – Голос Миломеи подрагивал и с каждым словом ослабевал. – Вот, возьми этот медальон и отдай его моему отцу… Здесь локон моей матери – все, что у него осталось от нее и меня… И прошу именем Динхадара, именем твоего рода, ради жизни и правды, если уж нет сил больше держать боевой топор, обещай мне хотя бы спасти жизнь Алессио.
Ветер шуршал в соломе и убаюкивал уснувшую вечным сном дочь вождя боргов. Саорм, слушая перестук копыт мулов и скрип старого дерева, немо раскачивался и сжимал в широких ладонях холодеющую руку и медальон Миломеи. В сердце по-прежнему было пусто. Но затем, когда в сарай ворвался свежий, пахнущий морозом порыв ветра, что-то в душе неуловимо изменилось, заставило мастера, еще не осознающего, что он делает, подняться и выйти из конюшни.
Крепчал ветер. И Саорму чудилось, что далеко над лесом гудит гром, словно молот Динхадара гневно бьет о небесную наковальню и взывает к спящей душе воина.
Когда гном вошел в дом, ставший за один день ненавистным, вся отрешенность Саорма исчезла.
Баронские солдаты спали. Только место десятника было пусто, а наверху, на чердаке, бухали в потолок неуверенные шаги.
В несколько мгновений мастер вскарабкался по лестнице. Десятник уже склонился под начинающим просыпаться ребенком. На ходу выхватив из-за голенища сапога острый длиннолезвийный кинжал, гном нагнал человека и ударил его в бок. Кольчуга хрустнула и поддалась стали и сильному удару. Бешено сипя, десятник развернулся, попытался найти у пояса клинок, но вместо этого получил удар снизу вверх под ребра и следующий в горло. После чего баронский солдат, хрипя, повалился навзничь и скоро затих.
Время неуверенности и слабости прошло. Пока в роду есть хотя бы один живой гном, жив и род, а значит, жива и честь рода.
Саорм в своей старой кольчуге, с дедовским топором за поясом, крепко обнимая агукающего младенца, с минуту смотрел с противоположного берега реки на тугие жгуты пламени, рвущиеся тысячами искр в звездное небо над его домом. Там горели мародеры, там сгорало тело несгибаемой Миломеи, там превращалась в пепел его прошлая жизнь и рождалась новая. Теперь у Саорма вновь были цель и вера в будущее.
– Ну что, маленький князь, будем догонять твоих ратников? – Не понимающий, о чем с ним говорит гном, малыш пытался ухватить его за бороду. – Пусть только попробуют отказаться от слова, данного князьям Дэ-Симмо. Их князь жив, и живо княжество. Оно ждет своих защитников. Скоро, очень скоро клич «Мечи Симмо» принесут твоему народу победу и свободу.
Мастер Саорм повернул в ночь и исчез в ней. Только похрапывание идущих вслед за ним мулов, удивленно вдыхавших морозный воздух, разносилось над засыпающей до весны землей.
Елена Белильщикова
ЕСТЬ ТОЛЬКО МИГ…
Призрачно все в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь…
Л. Дербенев
Февраль – кривые дороги. В этот хмурый месяц так легко сбиться с пути, заблудиться в одинаковых серых городах, заплутать в черных перелесках, сойти в метель с проезжего тракта в поля, укрытые снегом. Чуть оступись – и коварные сугробы похоронят навсегда. Чуть оступись…
Это утро выдалось промозглым. Шел мелкий снег, превращающийся на щеках в дождь. Непогода окрасила пустырь за аэропортом и взлетную площадку во все оттенки серого. Пара голых деревьев ежились вдалеке, а мокрый асфальт был покрыт коркой тающего льда. И только один элемент дерзко выбивался из общей, цельной картины. Девушка в ярко-красном пуховике стояла, наверняка уже не один час, в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. Ее озябшие тонкие пальцы крепко сжимали букет желтых тюльпанов, слегка припорошенных снегом…
* * *
Паутина на стекле и стенах напоминает старинное кружево. Пыль. Она везде, кажется, даже на лунных бликах, что проникают сквозь большие резные окна, рисуя причудливые узоры. Луна – единственный источник света в этой большой комнате, где, кажется, остановилось время. Время… Большие часы с маятником давно молчат, и теперь пыль лежит на стрелках и циферблате. Печатью вечности отмечены и два бледных лика, особенно огромные глаза, в которых застыли осколки пустоты. Сила и слабость. Белое и черное. Нежность и ненависть. Как они похожи, вечность уравнивает все, закрывая сердца и души в тесную клетку безысходности. Безнадежность, кручина, тоска… Это самые страшные слова. Когда сердце бьется в агонии любви или ненависти, оно живет. Но когда ему становится все равно, что было вчера или будет завтра, бесконечность два раза поворачивает ключ в маленьком замочке.
Палец медленно скользит по стеклу, разрывая невесомую решетку паутины и пыли. Лунный луч резким, неприятным светом бьет прямо в глаза черноволосой девушке, но она не жмурится и не отворачивается. По агату зрачков скользит свет. Девушка будто бы впитывает его каждой клеточкой измученного ожиданием тела.
– Не нужно, Элиза, – раздается тихий голос, разрушая тишину.
Светловолосый юноша поднимает голову, чтобы взглянуть девушке в глаза. Золотые кудри рассыпаются по плечам в беспорядке. Девушка отвлекается от своего занятия и оборачивается. Черное скрещивается с серебром, но взгляды сияют холодом льда, в них нет, как прежде, пламени любви.
– Почему, Ральф? – тихо спрашивает Элиза, не отводя глаз. Ральф с раздражением сжимает губы.
– Ты не изменилась, Элиза. Задаешь такие вопросы, на которые невозможно ответить. Это уже не любопытство.
– Я могу ответить на свой вопрос, – вздыхает она, – но ты не хочешь слышать ни ответов, ни моего голоса. Ты не желаешь чувствовать на коже моих прикосновений, ты боишься лунных бликов, что теперь беспрепятственно гуляют по комнате. Ты страшишься поверить мне…
Снова воцаряется тишина. Холодная и ломкая, словно снежинки, что они так любили когда-то ловить на язык и, смеясь, сцеловывать со щек.
– Я боюсь этого оттого, что не знаю, к кому сегодня прикоснется Элиза. – Ральф словно подхватывает ускользающую нить разговора, столь важного для обоих.
– Ты – это ты. Просто ты не хочешь выпустить своих демонов на волю.
Ральф хрипло смеется.
– Малыш, от меня уже давно сбежали все демоны. Потому что нет меня. Я потерялся, заблудился в лабиринтах чужих душ и теперь блуждаю в поисках своей. От меня осталась одна лишь оболочка.
– А как же твое сердце?
Элиза видит, как Ральф вздыхает и качает головой.
– Мое сердце превратилось в кусочек льда. Так же, как и твое, А после смерти сердца исчезла и душа. Точно так же, как и у тебя.
– Нет! Я все еще живая! – вскидывается Элиза, а Ральф лишь горько улыбается:
– Не ты ли говорила, что мы живы, пока любим? Где живет любовь, Элиза? На что ты променяла свою сказку? На призрачные мечты? Счастье ушло, потому что мы сами упустили его. Мы пытались запереть его в золотую клетку, словно птицу, и думали, что оно будет жить там вечно. Вечность – это слишком долго.
Лицо Элизы словно застывает. Взор вновь устремляется куда-то вдаль, за горизонт, пытаясь поймать ускользающий лунный лучик.
– Ты прав, – с трудом говорит она, – но ведь мы можем еще все изменить! Я возьму тебя за руку, и мы вместе пойдем искать твою душу, мы снова будем любить друг друга, как раньше…
– Слишком поздно, – снова вздыхает Ральф. – Мы уже умерли, как ты не понимаешь? Мы молчим, мы стали чужими, а это смерть. Мы больше не видим света, не радуемся пустякам. Помнишь, как мы любили ловить бабочек в поле цветущих ромашек? А потом вместе отпускали их в небо, потому что тебе было их жалко. Теперь мы можем любоваться лишь на коллекции засушенных насекомых, что свалены в беспорядке в углу. Они кричат и стонут, но мы уже не слышим их криков. Мы ослепли и оглохли, глядя смерти в глаза.
Элиза грустно кивает.
– Нашу комнату наполняют лишь вздохи, а я бы хотела наполнить ее смехом и радостью. Я так хотела этого… Это моя вина. Во всем виновата я. Я, как эгоистка, закрылась в собственной скорлупе и переживала все молча, одна. Я раздувала проблемы и не пыталась их решать, отмахиваясь от них. Раньше, в начале, я была настоящей, и то счастье, что искрилось в моих глазах, тоже было настоящим. Сейчас это очередная маска. И что она мне дала? Она только отняла любовь, а вместе с нею жизнь. Я чужая сама себе, а другим тем более. Подделка, фальшивка!
– Я тебя не обвиняю. – Ральф отворачивается. Теперь и он сморит в окно. Холодные, голубоватые глаза словно что-то ищут в туманной дали. Элиза делает шаг к нему, нежно обнимает.
– Я все исправлю, честное слово. Я не покину тебя.
– Я никого не принуждаю, – Ральф разрывает объятия и отходит в угол, с силой бьет кулаком в стену. На сером камне кровь от разбитых костяшек пальцев. – Как ты не можешь понять, что мы не в силах вернуть то, что было? Повернуть время вспять? Да и нужно ли это? Я уже ничего не хочу. Ведь ты предала меня и наше общее дело…
– Мы в плену, – тихо шепчет Элиза, – в плену собственных иллюзий и искаженного восприятия мира. – Она встает на середину комнаты, как раз в пятно лунного света. Он заливает ее лицо, жестоко подчеркивая недостатки, играет на коротких черных волосах. Невидимой кошкой в комнату вновь прокрадывается тишина. Но на сей раз она длится намного дольше, сковывая цепями безнадежности двух людей, что так близко и одновременно далеко друг от друга. По разные стороны безжалостного мира. – Мне так жаль…
Знакомая холодная улыбка чуть трогает побледневшие губы Ральфа.
– О чем ты думаешь? – осторожно спрашивает он и сам изумляется. Они давно не интересовались мыслями друг друга, очень давно. Кажется, или прошла уже целая вечность? Но Элиза рада этому вопросу. Красивая, хрупкая девушка, она соткана из противоречий. Ральф вспоминает, как в самом начале они нашли друг друга. Он прозвал Элизу ангелом за ее нежный характер. А сам Ральф – ее противоположность. Дьяволенок. Воспоминания набегают, словно волны, и уходят, оставив после себя лишь морскую пену легкой грусти. Уже тогда их дружба и любовь была даром Небес. Не каждому дано найти действительно свою половинку. Но когда имеешь, не ценишь, а потеряешь – плачешь. Их души сливались в одну и танцевали на неправдоподобно голубом небе, а солнце целовало их макушки. Элиза все время смеялась, что солнце промахивается и попадает поцелуем в волосы Ральфа, поэтому он такой золотоволосый. Земля плакала от зависти проливными дождями, но как хорошо было целоваться под упругими струями, захлебываясь от страсти и смеха. Элиза любила солнце, а Ральф любил ночь. Он собирал звезды и нанизывал из них ожерелья для Элизы, чтобы его ангелочек был самым красивым на всей планете. А Элиза любила плести венки из ромашек и дарить их Ральфу. Они любили ловить бабочек и чувствовать, как крылышки щекочут ладони. Они любили гладить птиц по их мягким перьям и кормить их с рук. Любили, любили, любили…
– Я думаю о кругах нашего личного ада, – тихо отвечает Элиза, и Ральф вздрагивает, пробудившись от воспоминаний.
– Итак, наши мысли снова совпали, – заявляет он с улыбкой, но Элиза одним взмахом руки останавливает его.
– Дай мне закончить. Знаешь, я думаю, просто мы привыкли к счастью. Воспринимали все как должное. И хотели большего. Еще дружбы, еще любви, и как можно больше. Это наркотик. И мы не могли остановиться, летели по направлению к бездне. Мы начали скрывать друг от друга. Сначала различные мелочи и по разным причинам – думали, они ничего не значат, могли причинить боль одному из нас… Мы оберегали друг друга, по капле убивая доверие. Потом эти расстояния… Они действительно способны убить любовь. Наши вечные путешествия. Разлука, к которой мы начали привыкать. Льстецы, готовые на все. Они тоже сделали свое черное дело. Весь мир был у наших ног. Позже наступило пресыщение и усталость. Неуемная жажда удовольствий. Они убили в нас детей, тех, что радовались песне жаворонка и с нетерпением ждали, когда зацветет сирень. Но мы держались друг за друга в страхе потерять свое. Внутри у нас появилось зеркало. Сначала оно было одно, потом все больше и больше, пока не замкнулся круг. Ты знаешь, что такое зеркальная комната? Это когда ты видишь только себя и свои проблемы, но не знаешь, что находится за ней. Особенно когда зеркала кривые, появляется искаженное восприятие, что-то уменьшается, а что-то увеличивается, то, что было прекрасным, становится уродливым, и наоборот. Наша любовь уменьшалась и уменьшалась. А убила ее я.
– Ты плачешь, – говорит Ральф. – Наверное, так легче. А у меня нет слез. И ты права. Права во всем. Мы и сейчас одиноки. Это больно…
Элиза снова стоит лицом к окну и водит пальцем по холодному стеклу.
– Какое толстое и ледяное. А у меня сейчас хватило бы сил жить.
– Ты не ангел, слышишь, малыш, – горько улыбается Ральф. – А я больше не твой дьяволенок.
Элиза вздрагивает, но не оборачивается.
– Я не могу существовать за такими толстыми стеклами. Мне нужен воздух, я хочу на свободу… Может, если бы мы смогли разбить наши зеркала, то любовь не умерла бы?
– Фантазии. Хотя… – Ральф пытается набрать больше воздуха в легкие, но ничего не выходит. Его лицо сереет. – Я… Я задыхаюсь. Помоги мне, Элиза, пожалуйста, помоги!
Два главных завета ангелов: «Спаси и сохрани». Пускай она уже не ангел, но она любит Ральфа, а любовь всесильна, правда?
Кровь прилила к щекам, Элиза тряхнула волосами и сжала кулаки. Надо сосредоточиться и ничего не бояться. Будет больно. Но никакая боль не сравнится с потерей любимого. Элиза закусывает губу и наносит первый удар по толстому стеклу. Потом еще, еще… Кровь течет по истерзанным пальцам, но она продолжает рушить темницу. На пол летят, звеня и искрясь, осколки зеркал… Ральф делает вдох полной грудью, его глаза расширяются от удивления. Что? Неужели? Этого не может быть! Пол усеяли зеркала. В них весело переливается солнце. Его горячие, золотые лучи, словно лазеры, проникают в комнату, убивая жестокость и ложь, сжигая паутину и пыль. Господи… А его израненная возлюбленная все продолжает сражаться с чуть не погубившим их настоящим. И истекает кровью…
Когда Элиза открыла глаза, огромная комната уже не выглядела пугающе. Простой чердак, заваленный хламом. На деревянном полу – осколки зеркал, в них отражаются солнечные лучи, заставляя жмуриться и отворачиваться. Элиза боялась посмотреть на свои руки, но боли, которую она должна была бы испытывать, не было, и взгляд против воли упал вниз.
– Господи, – только и смогла прошептать девушка. Вместо изуродованных пальцев на ярком, солнечном сиянии дрожали и трепетали крылья. Снежно-белые, окровавленные, но крылья!
– Ральф! Ра-альф… – позвала она любимого, но тот помотал головой, не открывая глаз.
Элиза рассмеялась, тогда он осмелился взглянуть.
– Элиза! Это не бред! Ты жива, Элиза! Ты вправду стала ангелом! – Он ловил каждый взгляд лучащихся счастьем глаз и улыбался в ответ.
– Иди ко мне, Ральф! Любимый, мы улетим отсюда! К новому счастью…
– Нет.
– Что? – Элиза часто заморгала.
– Я. Не. Полечу. С. Тобой.
– Почему? – Казалось, солнце ушло из этого дня, а искорки счастья потухли в глазах Элизы.
Ральф не мог сказать почему, но причина была. Он боялся. Боялся, что все повторится и они закончат там, где начинали. Стоит ли тогда оттягивать мучительную развязку? Лучше сразу оборвать все.
– А жизнь не звук, чтоб обрывать… – тихо проговорила Элиза и взглянула в глаза Ральфу. Он мысленно чертыхнулся: у них снова настало единение душ и мыслей. Черт, он не хочет любви, он лишь хочет уберечь обоих от продолжения кошмара!
– Ты боишься, – с горькой улыбкой сказала Элиза. – Я чувствую. Но пойми, то, что нас постигло, это предупреждение. Любовь жива, иначе ничего бы не изменилось. Неужели ты хочешь своими руками разрушить ее? Я искупила свои грехи кровью, теперь твоя очередь. Брось все, оставь, что имеешь, и иди ко мне.
– Помоги мне, – жалобно начал Ральф, – сделай хоть шаг, протяни навстречу руку, и я приду к тебе.
– Нет, – раздался твердый ответ. – Когда-то я совершила подобную ошибку и не собираюсь помогать тебе создавать новый зеркальный мир. Решение за тобой. Четыре шага, Ральф. И мы будем вместе. – Снова наступила тишина. Странная, звенящая от напряжения. Ральф прикусил губу и сделал свой первый шаг. Неловкий, неуверенный, а его ангел лишь наклонил голову и загадочно улыбнулся. Второй, третий, четвертый… С каждым шагом росла уверенность и любовь. Миг, и Ральф оказался в крепких объятиях.
– А как я полечу? Ведь у меня нет крыльев, – огорчился Ральф.
– Ничего, любимый, – прошептала Элиза, – мы полетим вместе. Обнявшись…
– Я люблю тебя. – Господи, как долго она ждала этих слов.
– Я люблю тебя.
Эхо еще повторяло эти загадочные три слова в пустой комнате, когда двое влюбленных взлетели в небо на окровавленных белоснежных крыльях…
* * *
Он обещал быть ясным, этот мокрый день. Небо роняло серебряные капли. А еще бриллианты, рубины, изумруды. Так причудливо играл последними дождинками рассвет, хлынувший на высокие, прозрачные окна здания НИИ магических исследований. В этот ранний час проходило одно из важнейших чрезвычайных совещаний руководства и ведущих сотрудников. Но никто не радовался утру, ни одной улыбки не было на строгих, сосредоточенных лицах сидевших в комнате людей. Слишком уж серьезной оказалась проблема, для обсуждения которой они и собрались вместе, за этим длинным столом. Представитель президента Патрик О’Нил уже переговорил с директором института и теперь выступал перед его подчиненными.
– …Угроза захвата власти на всей планете и поголовного зомбирования населения. Создано магически управляемое Поле Страха… Управление производится с помощью цепи заклинаний. Эта цепь записана Служителями в их личной Книге Зла. Только они имеют к ней доступ. Военные и спецслужбы бессильны. Срок ультиматума истекает… Вам поручено… В случае неудачи президент и правительство готовы к немедленной эвакуации с Земли и установлению планетарной блокады силами Космофлота.
Присутствующие зашумели, обсуждая услышанное.
– Приступим к делу! – Директор НИИ постучал ручкой по столешнице. – Проблема требует тщательной проработки…
– Да, сэр, конечно… – прошел по залу негромкий шепоток, и все затихли.
– Не думаю, что в данный момент мы можем предложить президенту реальный способ борьбы с террористами. Поле Страха – слишком серьезный аргумент…
Молодой маг отбросил золотую прядь, упавшую ему на глаза, и откашлялся.
– Разрешите? Думаю, что сдаваться, как призывают некоторые, даже не попробовав выступить против, – малодушно и подло.
Напряжение в комнате достигло предела.
Каждый из присутствующих понимал, что директор, равно как и остальные, не знает, что делать, боится свалившейся на него ответственности и поэтому будет рад, если кто-то вызовет огонь на себя. И Лукас подставился как нельзя более кстати. Крупный специалист в области заклинаний и боевой магии, он обладал еще несколькими талантами: прямодушием, нетерпимостью и связанной с ними способностью нарываться на неприятности. Всем хотелось поглядеть, как он выпутается на этот раз. Что греха таить, даже в такой ситуации многие не могли простить ему успех, быстрое продвижение по службе и любовь одной из самых способных колдуний, первой красавицы института, которая и сейчас сидела с ним рядом, переживая за любимого.
Кэтрин нахмурилась и дернула Лукаса за рукав. Он только улыбнулся ей ободряюще.
– Есть сведения о том, где находится сей отряд Служителей Зла, создавших Поле Страха? – спросил он. – Только когда ситуация предельно ясна, можно разрабатывать план действий. Но если вопрос на вопросе и все ходят вокруг да около, не называя вещи своими именами… Любой план заранее обречен на провал.
– В Диссет-тауне. Их всего лишь пять человек.
– Откуда это известно? Правительство уже ведет с ними переговоры? – подала голос Кэтрин.
– Да. – Директор окинул девушку жестким взглядом, нехотя выплевывая это слово. – Служители Зла обещают неприкосновенность тем, кто примет их условия без борьбы.
– Но это же бред! – подскочил Лукас, его глаза засияли чистым, стальным светом. – Добровольно захочет подчиняться кучке самозванцев, возомнивших о себе невесть что, только полный…
– Замолчите! – прошипел директор. – Довольно! – Лукас никогда не питал по отношению к директору особо теплых чувств, а сейчас он испытывал только презрение.
– По-моему, некоторым не нужно Поле, чтобы струсить, – медленно проговорил маг.
– Любимый, хватит, – шепнула Кэтрин, успокаивающе поглаживая его по руке. – Ты переступаешь опасную грань…
– А мне наплевать! Вокруг все думают только о том, чтобы спасти свою шкуру! – взвился Лукас, вскакивая и отбрасывая стул на добрые полметра. – А кто подумает про обычных людей? Взгляните в окно. Вон на зеленом газоне резвится девочка-подросток, играя со щенком. Заливисто смеется малыш на руках у счастливой матери. В темном переулке целуются юноша и девушка. Держатся за руки, медленно и величаво ступая по аллеям парка, двое стариков. Но посмотрите, какой любовью горят у всех этих людей глаза! В их мире нет места страху и боли… На что их обрекут эти Служители Зла?
– Хорошо, Лукас, – бросил директор, вставая. – Как я понимаю, вы готовы возглавить этот крестовый поход. Возражений нет? – Он оглядел присутствующих. – Принятие решения откладывается до вечера. Если за это время вы не предложите четкого плана по спасению мира, то я порекомендую президенту передать власть Служителям Зла добровольно, тем самым сохранив, как вы изволили выразиться, наши шкуры в целости. А также жизни живущих на Земле миллионов людей. – Он снова опустился в кресло.
Лукас, ничего не сказав, первым вышел из кабинета, со всей силы хлопнув дверью. Кэтрин вздрогнула и перевела свой грустный взор на директора. Их глаза – ее спокойные и решительные и его испуганные и жесткие – встретились. Участники совещания по очереди выходили в коридор, а Кэтрин не трогалась с места. Наконец в комнате остались только директор и она. Кэтрин встала и заперла дверь. Брови директора поползли вверх, она же только хмыкнула. Наступила мрачная, наполненная тягостными предчувствиями тишина.
– А теперь расскажи мне правду, – начала Кэтрин, усевшись на край стола директора. Тот лишь вздохнул и прикрыл глаза.
– Все гораздо серьезней, чем вы все себе представляете. Эти Служители угрожают подвергнуть воздействию своего Поля каждого, кто пойдет против них. Они хотят превратить людей в покорных рабов, в стадо бессловесных животных. Они – безумцы, и я не знаю, как остановить их.
– Поэтому ты подставил Лукаса? Ведь то задание, которое ты дал ему, – невыполнимое?
– Да, – просто ответил директор. – И поэтому тоже. К тому же у меня появилась возможность раз и навсегда избавить тебя от него. Однако если есть хоть какая-то надежда, во что я мало верю, то она связана именно с Лукасом, как бы я к нему ни относился.
Кэтрин застонала, откинувшись назад, и почувствовала себя в жарком кольце его рук.
– Пообещай…
– Смелость города берет. – Его ехидство било по натянутым, как струна, нервам.
– Замолчи. Я люблю Лукаса и готова на все, лишь бы спасти его жизнь.
– На все?
Она вздрогнула и отстранилась.
– Что ты имеешь в виду?! – выдохнула она, не веря своим ушам, но разум осознал это скорее, чем сердце. Лицо затянула меловая бледность, и только глаза, как два черных уголька, пылали отчаянием.
– Ты знаешь, о чем я. – Его спокойствие было убийственным.
Она прикусила губу и отступила.
– Нет. Я не оставлю Лукаса. Никогда. – Холодная решимость в ее голосе никак не подействовала на высокого мужчину за столом, чьи волосы были посеребрены сединой.
– Значит, он оставит тебя, когда уйдет на небеса.
– Пожалуйста, не надо… – Впервые за все это тяжелое утро из груди Кэтрин вырвалось хриплое рыдание.
– Подумай, Кэтрин. Просто поступи так, как подскажет сердце. Или разум… – Жестокая улыбка разрывала ее душу на мелкие клочья. – Возможность эвакуироваться есть не только у членов правительства. Пока еще есть…
– Да… Папа.
– У нас осталось меньше часа, чтобы принять решение. – О’Нил съежился, с ужасом представляя реакцию вновь собравшихся специалистов НИИ на его сообщение. – Служители сами связались с правительством и сказали, что это – последнее предупреждение.
– Господи! – Директор без сил откинулся на спинку кожаного кресла.
– Возможно, они просто блефуют, – поспешно выпалил О’Нил, но его заставил замолчать блеск стальных глаз Лукаса.
– Сумасшедшие не блефуют. Мы ходим по острию ножа.
– Итак, ваш план, Лукас? – холодно улыбнулся директор.
Лукас ответил прямым взглядом и выложил на стол мобильный телефон.
– Это ваши заметки? – удивленно заметил кто-то из сидевших за длинным столом.
Маг усмехнулся.
– Что вы. В наше время никому нельзя доверять. План у меня в голове. А телефон – средство достижения цели…
– А нельзя ближе к делу?
Лукас поморщился – ему не понравилось, что директор так грубо перебил его.
– Конечно. У меня даже два плана – на выбор. Первый – это захват цитадели Служителей, Книги Зла и с ее помощью проведение ритуала уничтожения Поля Страха, описанного в этой Книге.
Директор выругался, а Кэтрин побледнела как полотно.
– Вы думаете, что вы умнее спецслужб, и они не рассматривали этот вариант?
– Лукас, это самоубийство! – Кэтрин опустила голову на руки.
Лицо Лукаса не изменилось.
– Некоторое время назад была создана спецгруппа из магов, обученных боевым искусствам и разведдеятельности. Мой друг ею командует. Я уже созвонился с ним, он подобрал команду и теперь ждет моего сигнала. У нас есть неплохие шансы плюс эффект внезапности.
Директор не знал, кого больше встревожила эта идея – его или дочь.
– А какой второй план? – с усилием выдавил он.
Лукас едва заметно пожал плечами.
– Мною лично было создано заклинание, которое в состоянии обезвредить Поле Страха. Это заклинание открывает Портал, который подпитывается кровью человека, ведущего ритуал. В момент действия Портала исчезает вся магия Зла в мире. Это очень рискованное и непроверенное заклинание, кроме того, нельзя предсказать и просчитать, сколько крови человека потребуется для подпитки Портала, хватит ли ее вообще. Это может быть смертельно для того, кто открывает Портал.
– Нет… – прошептала Кэтрин и снова бессильно опустила голову на руки.
Директор обвел взглядом присутствующих.
– Время на исходе. Кто за первый план – поднимите правую руку. А кто за второй – левую.
Тишина счала пугающей, напряжение сгустилось в воздухе. Один за другим люди поднимали руки – почти все правую, но нашлись некоторые, кто поднял и левую. Директор медленно кивнул и тоже поднял правую. Но оставался один человек, который вообще не поднял руки. Это была Кэтрин. Ее душу рвали и терзали сомнения, не было сил даже открыть глаза. Вокруг зазвучали голоса – злые и надоедливые, но она отмахнулась от них, как от жужжащих ос. Только одному голосу под силу было пробиться сквозь стену боли, которая выросла вокруг нее за считаные секунды.
– Любимая, что с тобой?
– Я просто не хочу тебя терять! – Ее голос прозвучал во внезапной тишине особенно звонко. Сидевшие за столом опустили головы, пряча глаза. Кэтрин обвела их взглядом, молча встала и выбежала из зала заседаний. За поворотом длинного институтского коридора, захлебываясь рыданиями, она бессильно сползла по стене на пол. Неужели это конец?..
…Длинные гудки наполняли своим механическим гулом кабинет.
– Алло, Джеймс? Я позвонил сказать… Что они согласны. Готовь ребят.
Вот и все. Точки расставлены, назад дороги нет. Только всем наплевать на то, что этот звонок разбивает больше двадцати сердец. Мужчинам легче, они сейчас налегке отправятся жертвовать собой и в очередной раз спасать мир от неминуемой гибели. А что прикажете делать женам, невестам, подругам? Сестрам, матерям и дочерям? Ведь у каждого из этих двадцати крепких, смелых юношей наверняка есть семья, любовь… Но они готовы бросить все ради призрачной надежды. Они улетают, а мы остаемся… Молиться и ждать. Кто сказал, что страх самая большая пытка? Мучительней всего ожидание…
У него было меньше часа. Это время отведено на перемещение, на скупые улыбки друзей, тех, кого он неминуемо потеряет в этой невидимой людскому глазу войне. Нужно собраться, но… Что-то останавливает его, словно слепого странника перед пропастью. Большие черные глаза, в которых – печаль и страдание. Кэтрин. Та, ради которой он и идет на этот подвиг. Он готов отдать жизнь, чтобы их дети росли в мире, не зная страха и боли.
Лукас опустился на колени перед Кэтрин, которая свернулась в клубочек и спрятала лицо в ладони, зажала уши, не желая больше видеть и слышать, как ее любимого отправляют на смерть.
– Кэтрин, милая, посмотри на меня. – Лукас силой оторвал ее руки от лица и прижал ее хрупкое тело к своему, не дыша, закрывая глаза, он чувствовал, как бьется ее сердце – словно пойманная птица. Ее глаза стали для него пыткой – они были полны тоски.
– Ох, птица ты моя, синица. Как же я тебя оставлю-то? – вопрошал он, зарываясь лицом в ее длинные черные волосы, пахнущие свободой и дождем, а еще – луговыми травами.
– Не покидай меня, – тихо, проникновенно попросила она, вырываясь из объятий. – Я… У меня тоже есть план!
– Какой? Ты не поедешь, и не думай. – Она сникла, но ненадолго.
– Да, я понимаю и не протестую. Но выслушай меня! – Он грел в своих больших ладонях ее тонкие ледяные пальцы и поражался горячности Кэтрин. Она никогда не была такой – пылкой и прекрасной, словно пламя свечи.
– Давай… Сбежим.
– Куда? Зачем? – Он сначала не услышал, не понял, погруженный в собственные мысли, но постепенно смысл ее слов проник в разум, дошел до самого сердца. Он похолодел при мысли, что совершенно не знает свою любимую.
– Мы улетим с Земли, нас никто не будет искать. Мы улетим и начнем новую жизнь… Все будет хорошо! – Боли больше не было. Только холод в душе, и сердце начало медленно покрываться инеем. Она не шутит. Она предлагает сбежать и бросить все. Двумя словами она разрушила все, что они с таким трудом построили. Два слова… И жизнь, как карточный домик рассыпается от дуновения ветра.
– Нет. – Одно слово в ответ… Словно кинжал вонзается в беззащитное сердце. – Я никогда не стану предателем.
И только холодное, враждебное молчание. Тишина, словно погибель, окутывает этих двоих, теперь практически чужих людей.
– Хорошо. А если тебе придется выбирать? – Хочешь строить из себя героя, милый? Значит, я буду играть по твоим правилам.
– Что ты имеешь в виду?
– Неужели не догадываешься? – Ироничная улыбка бьет, словно плеть. – Я или мир? Того и другого тебе не получить. Выбор за тобой, любимый.
Лукас резко выдохнул воздух. Запрещенный прием!
– Ты хоть понимаешь, что творишь? – негромко спросил он.
