Текст книги "Проигравшему - смерть (авторский сборник)"

Автор книги: Ник Кварри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 39 страниц)

Глава 10

Ист-Хэмптон удален от Манхэттена на полтораста километров и лежит на южном побережье Лонг-Айленда. Его называют «Золотоплавильней», или «Золотым тиглем».

В больших виллах и на просторных пляжах проводят здесь лето самые разные типы людей: богачи давние и богачи новые, представители богемы. Цены на землю здесь головокружительные.

Уже смеркалось, когда я свернул к прибрежной вилле Сэма Бэккета, тестя Элли Овермана. Не один я опаздывал к празднику: перед огромным домом только что остановился красный «феррари». Из дома выбежал Оверман.

– Ну, наконец-то вы приехали, – закричал он радостно. – Быстро сбрасывайте вашу потную одежду, и в бассейн! Боже мой, Мардж, ты становишься все ослепительней! Тебя просто нельзя отпустить одну на улицу. Прими мои поздравления, Чак!

Женщина хихикнула, и лицо ее расплылось от удовольствия. Оверман поцеловал ее в губы. Спутник женщины сказал:

– Поэтому я и завидую вам, людям театра. Можете, если захотите, целовать любую женщину. От вас ничего другого и не ожидают. Попробовал бы я...

– Так есть же выход, Чак! – перебил его Оверман. – Вложи свои неправедно нажитые деньги в «Небоскреб из шелка» и дело в шляпе. Ты становишься театральным деятелем... Тебе откроется мир новых радостей!

– Кажется, наконец ты меня убедил, – ухмыльнулся мужчина.

Женщина взяла его под руку.

– Пойдемте в дом, – сказала она. – А то Элли со своими герлз окончательно заманит тебя в новый мир.

Все еще улыбаясь, Элли подошел к моей машине, ожидая встретить нового гостя. Увидев меня, он сразу перестал улыбаться.

– Вас пригласила Ингрид? – спросил он тихо.

– Нет. И вы неправильно истолковали то, что видели вчера в ее гардеробной. Там не было никаких личных чувств. Просто она была напугана и взволнована. Я – частный детектив. Она уговаривала меня поступить к ней на службу. Телохранителем...

Его лицо сначала прояснилось, но потом снова нахмурилось.

– А для чего ей понадобился телохранитель?

– Чтобы защитить ее от бывшего мужа, – сказал я, наблюдая за ним.

– От Шона? – Его лицо потемнело от гнева. – Опять он ей досаждает?

– Она сказала, что он звонил ей и обещал расправиться, если она не вернется к нему.

– Этого типа давно пора посадить в сумасшедший дом. Стоит ему выпить немного лишнего, как сразу же начинает приставать к ней. – Оверман покачал головой. – Но чтобы так серьезно – это впервые. – Он нахмурился, словно что-то вспомнил. – Но почему она мне об этом ничего не сказала? Я и сам способен о ней позаботиться. Пока я рядом, ей не нужен никакой телохранитель. Так вы, значит, охраняете ее на случай появления Шона?

– Нет, я отклонил ее предложение.

Он удивился.

– Почему же вы...

– Я занимаюсь расследованием убийства Лоудера.

– Но ведь его дело, кажется, уже закончено. Его ведь убил пианист, который раньше служил в его кабаре.

– Жена пианиста придерживается другого мнения.

– Его жена? Расскажите-ка поподробнее.

Я рассказал.

– Послушайте, ведь из этого можно сделать отличнейший фильм! Э... как вас зовут?

– Джейк Барроу.

– Вы здесь, очевидно, для того, чтобы выяснить, кто убил Лоудера? Не я ли?

– Все может быть.

– Нет, не может! Никто, имеющий отношение к «Небоскребу из шелка», не сделал бы этого! Лоудер собирался один финансировать ревю. Теперь нам приходится отчаянно выкручиваться, чтобы заманить меценатов, иначе зимой нам не видать подмостков.

– Но могут быть мотивы более сильные, чем эти соображения. Если я не ошибаюсь, Лоудер был бабником. Он мог связаться с какой-нибудь женщиной, а ее муж узнать об этом. И тому это могло очень не понравиться.

Он и глазом не моргнул.

– У Лоудера была прекрасная внешность. Женщины так и липли к нему. Но если у него и была связь с кем-нибудь из моего ревю, то мне об этом неизвестно.

– Вы не возражаете, если я поброжу немного среди ваших гостей? Я постараюсь быть как можно незаметнее.

– Вот этого не надо. Частный детектив, расследующий дело об убийстве – это только придаст компании остроту. Люди обожают сенсации, которые непосредственно их не касаются. Если бы было иначе – не существовало бы театра.

– А кто из присутствующих гостей имел дело с Лоудером в отношении ревю?

– Я, Ингрид, Карл Даноу... Это исполнитель главной роли и главная приманка для зрителей. Жена Карла – Оливия, она – его импресарио. Чертовски практична и упряма, когда дело касается денег. Пожалуй, больше никто. Авторов текста и музыки сейчас здесь нет.

Свою жену Рут он не упомянул.

Я подумал о Карле Даноу. Мне приходилось читать в газетах о его стремительном взлете. За несколько лет безвестный ресторанный певец превратился в звезду с мировым именем.

Я спросил:

– Разве Карл Даноу не в Европе?

– Был, но только что вернулся, буквально вчера.

Оверман провел меня в дом. Когда мы вошли в вестибюль, по изогнутой лестнице поднимались два пожилых безупречно одетых джентльмена. Один был низенький и худой, другой – высокий и толстый. Толстый, с чеканным выражением лица и гривой вьющихся седых волос, имел очень внушительный вид. Он показался мне знакомым. Маленький, со сморщенным лицом, был совершенно лыс.

– Хэлло, Элли, – сказал высокий глубоким приятным голосом. – Боюсь, ваша компания немного шумновата для нас.

Оверман ответил ему улыбкой.

– Что вы, Джудж, они еще не разошлись. Вы еще вообще ничего не успели увидеть!

Маленький, со сморщенным лицом, сказал язвительно:

– Если они поднимут еще больший шум, Элли, то я не поручусь, что еще хоть раз потерплю все это в своем доме.

Высокий положил ему руку на плечо и сказал миролюбиво:

– Мы стареем, Сэм. Давай-ка лучше спрячемся в твои четыре стены и предоставим молодежи развлекаться.

Когда они поднялись по лестнице, Оверман пробормотал, проводив их взглядом:

– До чего очаровательный тип мой тесть!

– Тот, что поменьше!

– Да. Сэм Бэккет собственной персоной.

– А кто второй?

– Джудж Киприано, судья.

Я вспомнил, что видел его портреты в газетах. Киприано был один из самых уважаемых и неумолимых судей Нью-Йорка. Он играл большую роль в кругах, поставивших себе цель искоренить организованную преступность в Штатах.

– Что он здесь делает?

– Он отец Оливии Даноу, – ответил Оверман. – Очень милый человек, поэтому я его и приглашаю. Мой дорогой тестюшка держится за него как за потерянного, а потом вновь обретенного брата. Видите ли, Киприано собирается баллотироваться в городской муниципалитет и Бэккет считает, что для его дел будет полезно иметь такого человека в своих друзьях.

Он бросил взгляд на входную дверь.

– Новые гости... Пожалуйста, чувствуйте себя свободно, а мне придется вас покинуть.

Я прошел в вестибюль, туда, откуда доносился шум. Открытая двустворчатая дверь вела в патио – внутренний дворик с овальным бассейном посредине. В патио было полно народу. Одни пили, другие плескались в бассейне, третьи танцевали под оркестр из трех человек.

Танцоры и танцовщицы из ревю в мокрых купальных костюмах, выгодно подчеркивавших их фигуры, развлекали богатых гостей, приглашенных Элли Оверманом на роль будущих меценатов. Большинство возможных благодетелей выглядело весьма невыгодно по сравнению с артистами, но это их ничуть не смущало. Танцуя с мускулистыми парнями и стройными красотками они чувствовали себя хозяевами положения, в то время, как артисты из кожи вон лезли, чтобы произвести хорошее впечатление и как-то обеспечить ангажемент на зиму. Лакеи разносили на подносах напитки. Я тоже выудил стаканчик, чтобы как-то приспособиться к всеобщему возбужденному состоянию.

У края бассейна два упитанных белотелых джентльмена раскачивали за ноги и за руки девицу в бикини. Они швырнули ее в воду, подняв столб брызг, и тотчас же прыгнули вниз, вслед за нею – естественно, чтобы спасать.

На пляже гибкий танцовщик крутил сальто перед восхищенной публикой, состоящей из нескольких грузных матрон. Его энтузиазм заразил высокую блондинку в плотно облегающем серебристом купальнике. Она взвизгнула и прошлась на руках по берегу. Какой-то лысый коротышка семенил рядом и подбадривал ее.

Ингрид Вэнс стояла на лужайке и излагала содержание «Небоскреба из шелка» группе слушателей мужского пола. Было очевидно, что публику гораздо больше интересует сама рассказчица, нежели ревю в ее изложении.

– Это фантастическая роль, – говорила она с возбуждением. – Я стала бы играть ее даже бесплатно. Элли говорит, что уже при первом чтении он сразу подумал обо мне. Видите ли, там надо и танцевать, и петь, и...

Она увидела меня и замолчала. Но сразу же овладела собой.

– Извините меня, пожалуйста, – сказала она, нежно улыбаясь слушателям. – Я неожиданно обнаружила старого друга.

Она поспешила ко мне, провожаемая удивленными взглядами.

– Что вы здесь делаете? – спросила она шепотом.

– Вам же требовался телохранитель, разве вы забыли?

– Значит, вы принимаете мое предложение? Но сюда вам незачем было приезжать. Шон не знает, что я здесь.

– Оставьте этот спектакль. Я вам нужен совсем не затем, чтобы охранять вас от кого бы то ни было. Мы оба прекрасно знаем, что вам надо было просто-напросто отвлечь меня от дела Смита.

Она нахмурила лоб и нервно оглянулась.

– Пойдемте, – сказала она и направилась к выходу из патио.

Я последовал за ней в сторону пляжа. Солнце уже зашло, постепенно темнело. Мы шли вдоль пляжа. Когда дом и толпа исчезли из виду, она повернулась ко мне и спросила:

– Что все это означает?

– Именно то, что я сказал. Зачем вам понадобилось, чтобы я бросил дело Смита?

– Я не понимаю, о чем вы говорите! И вообще, что это за дело?

– Дело Харриса Смита, – ответил я. – Пианиста, который, как считают, убил Лоудера. Но он этого не делал, и его жена хочет, чтобы я это доказал.

– А какое это имеет отношение ко мне?

– Вот это я и хотел бы выяснить. Вы сочинили историю о своем экс-супруге, чтобы помешать мне найти подлинного убийцу Стюарта Лоудера. Зачем?

– Это неправда! Зачем мне это надо?

Я посмотрел в ее глаза и сказал наудачу:

– Лоудер был донжуаном. Ваши отношения с ним выходили за пределы деловых.

Она выдержала мой взгляд и сжала губы.

– Это подлая ложь! У меня с Лоудером ничего не было. Кто вам сказал такую ерунду?

– Тот, кому это известно.

– Кто бы это ни был, он не может ничего знать. Потому что это неправда. Теперь можете уходить!

Я покачал головой.

– Нет, мне надо поговорить еще с несколькими людьми. Возможно, мне удастся выяснить, зачем вы прикрываете настоящего убийцу.

– Убирайтесь к черту! – закричала она. – Я не имею никакого отношения к убийству Лоудера! Я...

– Надеюсь, мы с вами поймем друг друга, – сказал я дружелюбно и решил избрать другую тактику. – Мне бы не хотелось ссориться с вами, миссис Вэнс. Я еще мальчиком смотрел все фильмы с вашим участием и даже некоторое время был в вас влюблен. Мне страшно подумать о том, чем вы рискуете, ввязываясь в уголовное преступление.

– Я же сказала вам, – ответила она устало, – что не имею ни малейшего понятия о том, кто убил Стю.

– Я говорю о другом убийстве. Убийство, которое случилось после того, как не удалась ваша попытка моего обольщения, и я не согласился тратить только на вас все свое время. Я говорю о бомбе, которая была заложена в мотор моей машины. Но вместо меня за рулем погиб сторож моего дома – безобидный, несчастный старик. Он взлетел на воздух, потому что меня не удалось устранить от дела другим способом.

Испуг, появившийся в ее взгляде, был совсем ненаигранным.

– Я... я... об этом... вообще ничего... клянусь вам!

– Но кто-то знает больше. Этот-то «кто-то» и велел вам заманить меня. Кто это? Назовите его имя, и я постараюсь избавить вас от печальных последствий.

Была минута, когда мне казалось, что сейчас она все скажет, но она все-таки овладела собой.

– Вы заблуждаетесь, и мне нечего вам больше сказать. – Она подняла голову, и глаза ее сверкали. – А если вы и дальше будете преследовать меня, я обращусь в полицию.

С этими словами она повернулась и пошла в сторону дома. Я выругался и побрел следом. Опускалась ночь, с каждой минутой становилось все темнее. Над патио загорелись гирлянды разноцветных лампочек. Шум, производимый компанией, достиг, казалось, наивысшей точки.

На краю бассейна я заметил человека, внешность которого была знакома не только мне, но и каждому, кто читает газеты и смотрит телевидение. Остро вырезанное лицо, высокая сухая фигура и неожиданно низкий звучный голос. На нем был застегнут широкий ковбойский пояс, на каждое бедро спускалась кобура с массивным шестизарядным кольтом. Вокруг теснилась толпа почитателей. Карл Даноу обращался с публикой с галантностью человека, привыкшего быть в центре внимания.

– ...это меня и подкупило, – говорил он, когда я подошел. – Здесь дело не в куске хлеба. У меня есть десяток возможностей заработать больше. Но в «Небоскребе» я должен играть ковбоя, приезжающего в большой город в поисках своей юношеской любви. А я с детства мечтал стать ковбоем. Эту роль я сыграю по-настоящему. Я даже специально тренируюсь, чтобы молниеносно выхватывать револьвер. Вот, ребята, смотрите!

Он огляделся в поисках цели и увидел девушку, приготовившуюся прыгнуть в бассейн. Он улыбнулся улыбкой зловредного мальчишки. Выхватить револьвер, прицелиться и спустить курок – на все это ушло так мало времени, что глаз не успел различить отдельные фазы его движений. Только что пистолет лежал в кобуре – и вот уже раздался выстрел.

Девушка у бассейна подскочила с криком раненого животного. Восковая пуля попала ей чуть пониже спины. Карл разразился оглушительным хохотом, толпа вторила ему.

Когда девушка заметила у него в руке револьвер, то побледнела и стала испуганно ощупывать пораженное место.

– Не волнуйся, куколка, – закричал Даноу со смехом. – У тебя все на месте! Пуля была из воска!

– Ах ты, подлая собака! – взорвалась девушка. – Я уже много плохого слышала о тебе, Даноу, теперь вижу, что все это правда!

– Ну что за народ! Не понимает шуток! – проговорил Даноу.

Толпа продолжала улыбаться, но теперь менее уверенно. Из дома вышел Элли Оверман с довольно высокой шатенкой лет 25 с невзрачным лицом, но красивой фигурой.

– Карл, – пожаловался он, подходя. – Твоя жена отравляет мне жизнь!

Даноу посмотрел на жену с влюбленной улыбкой.

– Правда, Оливия? Ну и молодец! Продолжай защищать мои интересы! – Теперь он обращался к аудитории. – Оливия – лучше всех! Большинство жен в наши дни и знать не хотят, как обирают их мужей.

Оверман нахмурился.

– Ты всерьез думаешь. Карл, что я тебя обираю?

– Успокойся, Элли, – похлопал его по плечу Даноу. – Я не тебя имел ввиду.

Оливия Даноу сказала:

– Элли, я хочу, чтобы ты немного развил роль Карла. Ведь он, в конце концов, главная звезда ревю!

– Одна из звезд, – поправил Оверман. – Их две. Выражение лица Оливии стало жестким и упрямым.

– Мы все понимаем, что ты хочешь сделать для Ингрид. Но кассу наполняет не она, а Карл, и ты это прекрасно знаешь!

Оверман нервно оглядел присутствующих. Тех, кто должен дать деньги. В голосе его проскользнуло раздражение, но он пытался говорить весело и непринужденно:

– Тогда слушай, моя дорогая! Вы с Карлом читали текст пьесы перед тем, как подписать договор. С тех пор я не изменил ни слова.

– Я была против того, чтобы он подписывал, – раздраженно возразила Оливия. – Но Карл не послушался моего совета. Я думаю, что он еще пожалеет.

Оверман выдавил улыбку, обращенную к окружающим.

– Вот это темперамент! Настоящие люди театра! Мы все одинаковы – готовы в любой момент взорваться, как бомбы. Мы и обязаны быть такими, иначе у нас не хватило бы энергии создавать что-нибудь на сцене. И учтите, что настоящему актеру нельзя обращаться к психиатру. Он войдет к нему как сумасшедший, но гениальный артист, а выйдет как нормальный человек, но бездарность с точки зрения искусства.

Карл Даноу понял попытку Овермана сгладить острые углы. Он обнял Оливию за плечи.

– Дорогая, ты сердишься только потому, что я подписал контракт за твоей спиной и укатил в Европу. А тебе здесь пришлось заниматься скучной деловой прозой. Клянусь, любимая, в следующий раз мы поедем вместе. Честное слово!

– Почему же? – в запальчивости возразила она. – Тебе незачем брать меня с собой. Всегда найдется достаточно холуев, чтобы зашнуровывать твои ботинки и смеяться над твоими плоскими остротами!

Но Карл Даноу был упорен, в этом ему надо было отдать должное. Он ласково улыбнулся жене и заискивающе сказал:

– На что они человеку, который тоскует от любви?

Он снова притянул жену к себе. Ее твердость начала плавиться, как масло на горячем камне, а лицо приобрело беззащитное выражение. Но она выпрямилась, уперлась рукой в грудь мужа и оттолкнула его.

– Брось, – прошептала она. – Не надо играть на публике сцен, которые ты не в состоянии довести до конца наедине!

Она выскочила из круга любопытных и помчалась к морю. Карл Даноу был бледен. Оверман и другие делали вид, что ничего не поняли.

Я неторопливо пошел вслед за Оливией. Однако она исчезла. Вместо нее из моря появилась стройная женская фигура в черном купальнике. Мы остановились и при свете луны узнали друг друга. Мы с ней уже встречались и в телеателье, и в «Пинк Пэде». Это была жена Овермана – Рут.

– Видимо, судьба, – сказала она, улыбаясь. – Мы все время встречаемся. Должна же быть какая-то причина, вы не находите?

Она шла впереди, оставляя мокрые следы на песке.

– Причина есть. – У меня было такое чувство, что с Рут Оверман лучше всего говорить напрямик. – Я занимаюсь расследованием убийства Стюарта Лоудера.

– Действительно? – Она посмотрела на меня прямо-таки с хищным интересом. – Вы из полиции?

– Частный детектив.

– Тогда это еще интереснее... Но разве убийца не пойман?

– Пойман, да не тот.

– Поэтому вы и пришли сюда? Вы считаете, что убийца – кто-то из присутствующих? – Эта мысль привела ее в восторг.

– Я надеюсь, что вы поможете мне отыскать убийцу.

– Нет, вы серьезно? – Она бросила на меня взгляд: вызывающий и игривый одновременно. – Давайте попробуем, может быть, это будет забавно.

– Вы хорошо знали Лоудера?

– Очень хорошо.

– Знаете вы кого-нибудь, кто мешал бы ему или кому он мешал?

Она задумчиво сморщила губы.

– Гм... Над этим надо подумать... Я не уверена...

– Не уверены в чем? Надо ли это говорить?

Она улыбнулась, показав полукруг ровных зубов.

– Держу пари, что вы размышляете сейчас, как бы заставить меня разоткровенничаться. Попробуйте – вы ловкач. А я люблю ловких мужчин...

– Как Лоудер?

Она обхватила себя руками за мокрые плечи.

– Пойдемте, мне надо переодеться во что-нибудь сухое.

Я помедлил и оглянулся в направлении, в котором скрылась Оливия Даноу. Рут сказала раздраженно:

– Что вы стоите? Вы же хотели поговорить о Лоудере? Тогда пошли.

Мы направились не к дому, а в противоположную сторону. Выложенная каменными плитками дорожка привела нас к небольшому павильону. Войдя, Рут включила свет и посмотрела на меня взглядом фермера, приценивающегося на ярмарке к племенному бычку. Мне стало не по себе.

Середину помещения, в котором мы находились, занимал огромный круглый камин. Вдоль стен стояли две кожаные кушетки, в углу находился бар. На полу у камина были разбросаны большие кожаные подушки.

– Устраивайтесь поудобнее. – Она кивнула на бар. – Мне тоже налейте немного виски.

Я налил ей и себе. Она вышла в боковую дверь и закрыла ее за собой. Вскоре она вернулась. На ней было прекрасное, почти до пят, платье, застегнутое спереди на множество маленьких пуговок. На ногах – черные домашние туфли с помпонами.

– В полумраке лучше, – сказала она и выключила почти все лампы. – Почему бы вам не снять пиджак? Здесь не холодно. Нравится вам мое платье? Большинству мужчин нравится... Такая мягкая ткань... Потрогайте...

– Я хочу дать вам один совет, – сказал я. – Не надо переигрывать. Сдержанные женщины нравятся мне гораздо больше.

– Боже мой! Вы говорите точно так же, как Стю!

Я спросил осторожно:

– Я вам его напоминаю?

– Ах, знаете, его тоже интересовали только те женщины, до которых трудно добраться... Например, такой айсберг, как Оливия Даноу. Хотя он мог бы прекрасно проводить время и со мной! – Она нахмурилась. – Стойте! Мне показалось, что вы шли за Оливией?

– Значит, Лоудер за ней ухаживал?

– Назвать это ухаживанием нельзя, но попытки к сближению делал. – Рут захихикала. – Даже представить смешно, пытаться сблизиться с Оливией! Она настолько без ума от Карла, что других мужчин совершенно не замечает. Самое смешное, что Карл постоянно так накачивается героином, что ни на что не способен.

– Вы хотите сказать, что Карл – наркоман?

– Еще бы! Это сплошной комок нервов, только героином и держится. Я думала, все это знают. Да он и сам не делает из этого секрета.

Вот уже третий наркоман в этом деле. Смит, Пауэрс, Даноу... Мои подозрения, что дело Смита связано с «Опиумным кольцом», начали перерастать в уверенность.

– Для меня это новость.

– Карл даже острил на эту тему. Но бедной Оливии не до шуток. Поэтому-то она так не весела. Покойному Стю не удалось ничего добиться от нее... Не удастся и вам!

– Я и не собирался!

– Нет? Тогда попробуйте со мной!

Прежде, чем я успел запротестовать, она уселась ко мне на колени и крепко обняла меня за шею. В этот момент открылась дверь.

Рут Оверман подняла голову и ледяным взором посмотрела на мужа, не пытаясь снять рук с моей шеи. Я сидел с идиотским видом и старался смотреть в пространство. Второй раз уже Оверман застает меня в такой ситуации... Но теперь уже со своей женой. Вряд ли он поверит, что и это – недоразумение. Но на его лице не появилось ни тени гнева, ни даже удивления. Он только пробормотал:

– Извините... Я не знал... – Потом повторил: – Извините, – и исчез.

Женщина, сидящая на моих коленях, волновала меня, как 50 килограммов глины. Я снова обрел голос:

– Ну, теперь он пошел за охотничьим ружьем!

– Он? – презрительно произнесла Рут. – Кого он интересует? – И снова предприняла попытку атаковать мои губы.

Я вырвался, встал и осторожно поставил ее на ноги.

– Что ты испугался? Брось, дурачок! Сейчас я исправлю твое настроение, – сказала она, еще теснее прижимаясь ко мне.

– Нет, уж лучше я пропущу это блюдо. У меня для этого слишком слабый желудок.

Она залепила мне такую пощечину, что у меня загорелась щека.

– С Лоудером вы так же обращались, когда он дал вам отставку?

– Это не играет никакой роли!

– Кто его убил?

Ее лицо приняло отсутствующее выражение.

– Пожалуйста, когда будете выходить, не хлопайте очень дверью.

Я вышел из павильона и добрел до полосы прибоя. Несколько минут я стоял и с наслаждением вдыхал чистую прохладу морского воздуха. Оливии Даноу нигде не было видно. Я вернулся в патио. Большинство публики сидело на подушках в кружке, в центре которого Ингрид Вэнс и Карл Даноу в сопровождении музыкантов пели отрывки из будущего ревю. Они пели так слаженно, словно репетировали всю жизнь. Элли Оверман сидел между своим тестем и Джуджем Киприано, Оливии Даноу не было.

Я вошел в дом, отыскал телефон и позвонил в бар Джука. Сэнди подошла, и я назвал ей номер телефона, по которому я нахожусь. Повесив трубку, я стал ждать. Минут через десять Сэнди позвонила из телефона-автомата.

– Мне надо скорее назад в бар, – сказала она. – Сегодня пропасть народу.

– Ничего нового про Кенни Шеда?

– Новости есть, но неприятные. Он уехал на несколько недель и временно передал свои дела другому.

– Но может быть Парк обратится к этому другому? Надо же ему где-то пополнять запасы зелья!

– Необязательно. Один знакомый, приехавший из Атлантик-Сити, рассказал, что с месяц назад у него был разговор с Парком. Пауэрс будто бы серьезно говорил, что так дальше продолжаться не может. Он собирался лечь в больницу и попытаться вылечиться. Кто-то порекомендовал ему одно нелегальное заведение, где этим занимаются.

Я повесил трубку. В моем мозгу словно складывалась детская мозаика. Парк Пауэрс оставил свой отель в тот самый день, когда был убит Лоудер. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Пауэрс сказал Лоретте Смит, что в момент убийства Лоудера вместе со Смитом находился совершенно в другом месте. Если Пауэрс проходит курс лечения от наркомании, то вряд ли в это время читает газеты. Этим и объясняется то, что он позвонил Лоретте Смит только через несколько дней. Он ничего не знал о происшествии. В больнице наркоману в первые дни ни до чего нет дела, кроме собственных страданий.

Оставалось выяснить, где же он находится. И тут я вспомнил, что Харрис Смит тоже пытался пройти курс лечения, правда, безуспешно. Если в день убийства они были где-то вместе...

Я снял трубку и набрал номер телефона подруги Лоретты, у которой та теперь жила. Мне повезло: Лоретта помнила адрес частной больницы, где ее муж безуспешно пытался избавиться от своего порока. Больница была нелегальной и находилась в Нью-Джерси. Она спросила с надеждой в голосе:

– Вы нашли что-нибудь? Неужели Смита...

– Думаю, что нет. Пока все указывает на то, что убийство на него свалили. Но это еще придется доказать.

– Если бы вы только сумели это сделать! – проговорила она с чувством. – Мой сын... С ним все хуже и хуже. Я говорила с ним по телефону: тетя сказала, что он почти ничего не ест. Он худеет катастрофически, и местный врач не знает, чем помочь ему. Прошу вас, попытайтесь...

– Я попытаюсь.

Когда я выходил из дома, меня окликнула Оливия Даноу.

– Простите, вы идете в город?

Я кивнул.

– Вас не затруднит захватить меня и моего отца? Люди, которые привезли нас, пробудут здесь еще несколько часов. А отцу надо завтра рано утром быть в конторе. Ему пора возвращаться.

– Буду рад.

Оливия поспешила в дом и скоро вернулась вместе с отцом. Я представился. Киприано одарил меня улыбкой.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал он, грузно усаживаясь на заднее сидение.

Я взял Оливию под руку, чтобы помочь ей сесть в машину. К моему удивлению, она резко отшатнулась. И тотчас же извинилась:

– Я совершенно не переношу, когда люди ко мне прикасаются. Простите, пожалуйста.

Я подождал, пока она усядется рядом с отцом, хлопнул за ней дверь и уселся за руль. Когда мы тронулись, Оливия обратилась ко мне:

– Судя по тому, как вы рано уезжаете, вы решили не вкладывать деньги в ревю.

– Даже если бы и хотел, то не мог бы.

Я объяснил, кто я такой и зачем приехал. Помолчав, она спросила:

– Кто же тогда убил Лоудера, если пианист ни при чем? И почему?

– Если я правильно осведомлен, Лоудер был большим любителем женского пола...

– Это верно, – ответила она. – Он был самого высокого мнения о своей наружности. Это был самый настоящий сатир. И весьма неразборчивый. – Она запнулась и добавила: – Он и мне делал авансы, когда Карл находился в турне. Это лишний раз доказывает его неспособность разбираться в женщинах.

– Но Оливия, – сказал ее отец с мягким упреком. – Зачем ты постоянно себя принижаешь? Ты прекрасно знаешь, что очаровательна...

– Вы не находите, судья, что такой человек был готовым кандидатом в покойники? – спросил я.

– Сладострастие часто связано с насилием. У меня богатый опыт наблюдений в этой области.

– Но с другой стороны, это могло быть гангстерским убийством. Лоудер был связан с преступным миром. Вы слышали об этом?

– Нет, – ответил Киприано. – Я лично никогда с Лоудером не встречался. Но если это гангстерское убийство, то мало шансов, чтобы преступник был пойман. Вот почему я являюсь противником смертной казни. Случайные убийцы, совершающие преступления под влиянием сильного душевного потрясения, как правило, попадаются и бывают осуждены. В отличие от профессиональных убийц.

– Я знавал некоторых, которые в конце концов получали по заслугам.

– Некоторые – да, – согласился он. – Но, к сожалению, далеко не все.

Шоссе было темным и, если не считать моей машины и еще одной, ехавшей позади, совершенно пустынным.

Неожиданно я заметил в зеркало, что расстояние между нами и второй машиной начало сокращаться, хотя я ехал со скоростью больше ста. Видимо, тот, другой, очень торопился. Это был черный «бьюик». Когда он выехал на левую сторону шоссе, я немного сбавил скорость, чтобы пропустить его. Мы поравнялись, и я посмотрел в его сторону. В «бьюике» сидело трое мужчин: двое спереди и один сзади. Когда мы проезжали под фонарем, я узнал всех троих.

На заднем сидении сидел денди с револьвером в руке. Автомобилем управлял Тедди – молодой боксер с разбитым лицом, рядом с ним сидел верзила по кличке Лошадиная морда.