Текст книги "Старая Земля"

Автор книги: Ник Кайм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Ты выглядишь усталым, военачальник, – раздался голос откуда–то сверху.

Медузон поднял взгляд к широкому помосту и фигуре, которую не заметил, войдя в помещение. Он подавил беспокойство, вызванное удивительным выбором времени для этого замечания, и приветствовал старого друга:

– Избранная Длань. Джебез. Мой брат.

– Я рад, что ты так обо мне думаешь, – сказал Ауг, полускрытый разделявшей их сетчатой оградой помоста. – Присоединяйся ко мне, Шадрак.

Медузон прошел к металлической лесенке, ведущей на верхний уровень, где находилась настоящая мастерская Ауга. Поднявшись и увидев, во что превратился его брат, он широко раскрыл глаза:

– Кровь Медузы…

Он не мог удержаться от возгласа. После Оквета Медузон еще ни разу не видел Ауга без доспехов.

Тело почти сплошь покрывали шрамы. По крайней мере, там, где еще осталась плоть. Металла стало больше, чем кожи. Была заменена изрядная часть торса, и внутренние синтетические и аугментические органы просвечивали сквозь закаленную прозрачную пласталь. Правая нога и правая рука присоединялись к телу сервоузлами. Трубки и провода направляли электрические импульсы и искусственную машинную кровь через сосуды и нервную систему, в которой давно не было настоящих нервов.

– Горгонсон говорил мне, что адептам Марса пришлось тебя основательно отремонтировать, но я не ожидал таких масштабных операций, – признался Медузон.

Джебез сжал свою бионическую руку, и ее механизмы загудели мощно и послушно.

– Как я и рассказывал, после возвращения на борт «Даннанга» меня пришлось основательно переделать. Если честно, я стал сильнее, чем когда–либо.

– Меня это… немного смущает.

– Выглядит ужасно, согласен, – сказал Ayг и накинул одеяние, скрывшее большую часть тела, составленного из множества деталей. – Что еще говорил тебе Горгонсон?

– Что я должен больше спать.

Медузон осмотрел несколько предметов, над которыми корпел Ayг. На рабочем столе лежал отлично сделанный болтер, разобранный на части, рядом отключенный топор, два мономолекулярных клинка на одной рукояти и несколько бронебойных гранат.

Ayг прикоснулся бионической рукой к шее Медузона, и тот вздрогнул, почувствовав под кожей тонкий механодендрит.

– Прошу прощения, я должен был сначала попросить разрешения, – сказал Ayг. – Порой совсем забываю об этом. Имплантаты подавляют социальные барьеры.

Медузон потер шею. Боль была незначительной, но сам поступок его удивил.

– Это было бы кстати.

– Как кстати было бы последовать совету Горана. Я обнаружил повышенный уровень норэпинэфрина, серотонина и гистамина. Вкупе с постоянным для тебя недостатком сна это может свидетельствовать о временном спаде когнитивного функционирования, замедлении исполнительных и автономных функций и давлении на таламус и префронтальный мозг.

– И все это ты узнал сейчас?

Ауг кивнул:

– Сильнее стало не только мое тело, Шадрак. Мой разум – тоже.

– И, как я полагаю, это помогает тебе в твоих занятиях? – Медузон указал на разложенные на столе предметы

Ауг взял в руки болтер, словно оценивая его.

– Несколько модификаций, чтобы увеличить разрушающую силу, дальность и точность стрельбы.

– А как насчет другого твоего занятия?

Ayг обернулся и прищурил глаза.

Медузон решил объясниться:

– Того, которому помешал Вулкан. Что ты хотел улучшить в этом случае?

Лицо Ауга помрачнело:

– Честно говоря, я и сам не знаю. На Льяксе ко мне подошел Кернаг. Он рассказал мне о культе.

Железный отец произнес это слово, не задумываясь об его истинном значении, и Медузон сжал челюсти.

– Он сказал, что может вернуть нашего отца из царства мертвых.

– Подобные занятия запрещены, Ayг. Не говоря уж о невозможности этого действа по отношению к Горгону.

Ауг подавленно кивнул:

– Я знаю. Сначала я отверг идею Кернага, не поверил его речам и подозрительным слухам, дошедшим до меня от некоторых железных отцов.

– О так называемых Ключах Хель?

Aуг опять кивнул:

– Возможно, проводимые на Льяксе процедуры притупили мои инстинкты. Но мне стало любопытно. Кернаг показал серебряную руку, и тогда во мне что–то изменилось. Это трудно описать. В ней ощущалась психическая сила, какое–то влияние.

– Ты хочешь сказать, что она была живой?

– В какой–то мере. В ней тлела жизненная искра.

– Но тебе следовало понимать, что это не может быть наш отец. То, что сделал Кернаг, – даже не просто кощунство.

– Увы, когда мы создали тело, опровергнуть ложь стало труднее.

– Если бы я отказался преклонить колени перед обновленным Железным Советом и признать созданного вами голема, что тогда?

Ayг опустил голову:

– Я надеялся, что до этого не дойдет. Я надеялся, что ты поймешь смысл этого действа.

– Смысл победил только благодаря молоту Вулкана. Если бы не он, вы бы убили меня, Ayг. После всего этого я не отступлюсь.

Железный отец поднял голову, и Медузон смог встретить его взгляд.

– Ты пришел, чтобы убить меня, Шадрак? По старой дружбе?

Медузон медленно выдохнул, словно принимая решение, хотя сделал это еще несколько недель назад в полуразрушенном зале.

– Нет, ничего подобного. Ты поклялся быть верным – поклялся на моем мече. Я хотел быть уверенным. На самом деле я желал бы во всем разобраться.

– С появлением руки что–то вернулось, – сказал Ayг. – Это все, что я могу сказать. Нечто выше моего понимания. Я думал, что в ней заключена сущность Горгона, каким–то образом переплавившаяся в металл. Но теперь я знаю, что это было что–то другое.

– Я не буду притворяться, что мне известны все тайны Галактики, – признал Медузон. – Я простой солдат. До Никеи я нечасто заглядывал в библиариум, а теперь и того реже. Хотя я знавал нескольких псайкероа и верю в сверхъестественные явления. После резни, после нашего сокрушительного поражения, намного позже, я встретил ветерана, побывавшего на Истваане. Звали его Эразмус Рууман, Железнокованный. Он рассказывал, что творится на той проклятой земле, о тотемах из черепов, о распятиях и мольбах древним богам на языкax, недоступных человеческим губам. Более того, сказал он, боги отвечали.

Я видел ужасы, сулящие проклятие человечеству. Я чувствовал их, Джебез. Я не сражался на Истваане, моя нога никогда не ступала на пропитанный кровью песок, но сейчас там творятся жуткие дела. И даже когда все воины погибли, а в крепостях гуляет эхо, как в пустой могиле, призраки остаются. Вот и в серебряную руку нашего отца могло вселиться какое–то зло. Мы так мало знаем о происхождении этого металла. Он может оказаться проводником неизвестной материи, но призвать такое – значит попытаться обуздать безумие здравым смыслом, а это не удается.

Нашу судьбу предсказать нетрудно. Мы выстоим все вместе или погибнем, как погибли многие. Легион должен выжить, брат. Вот и все.

Медузон протянул руку:

– Ты хочешь сражаться, и ты будешь сражаться. Я был неправ, удерживая тебя на расстоянии вытянутой руки. Думаю, я не доверял изменениям, произведенным в тебе техножрецами. Я словно переключился на другой режим, в котором тебе не было места. Я ошибался. Теперь я это понимаю.

Ауг кивнул и крепко сжал предплечье Медузона, ощущая такое же крепкое ответное пожатие. Он твердо посмотрел в глаза старому другу:

– Легион должен жить.

Медузон тепло улыбнулся:

– Значит, пора нести бурю.

Глава 19
ПЕСНЬ ВОЙНЫ
ПЕРВЫЙ КУПЛЕТ

Сплошной строй боевых кораблей, тёмных, угрожающих, заполнил весь смотровой экран.

В древние времена, когда люди еще не освоили пустоту и странствовали по океанам, а не между звездами, большие корабли на веслах и парусах блокировали вход и выход из портов, закрывая путь к бегству и возможность получения подкрепления. Решиться на прорыв блокады мог только сильный духом или безумный капитан.

Или отчаянный.

Медузон, стоя на мостике «Железного сердца», гадал, к какому типу теперь можно отнести его самого. В задней части рубки, в тени, не говоря ни слова, сидел примарх. Но при виде мятежников его глаза ярко загорелись. Медузону не требовались советы Вулкана, ему было необходимо просто его присутствие. Если эта победа хоть что–нибудь значит, она должна быть добыта военачальником, и никем другим.

Под командованием Медузона собралась огромная армада кораблей, полных воинов, готовых ради него сражаться и умирать.

Погибнут многие. Об этом позаботятся вражеские корабли, почти вдвое превышающие по численности флотилию Медузона. Он прищурил глаза, словно стараясь отыскать один определенный корабль.

«Последователь Луперкаля». Корабль Тибальта Марра.

Он даже не замечал, что постоянно сжимает и разжимает железный кулак.

Вдали медленно поворачивались небесные тела, в предсмертных муках горели звезды, туманности тянулась в темноте, словно переливающиеся радугой облака или потеки пролитых светящихся чернил. Чуть ближе мир пересекала линия терминатора, но поверхность планеты скрывал болезненно–желтый туман. Красивый на свой лад и равнодушный к грядущей битве.

– Ты когда–нибудь видел так много кораблей в едином строю? – негромко спросил Мехоза.

Он стоял рядом с Медузоном. Эти два воина Железных Рук были единственными членами экипажа на главном помосте, откуда на смотровом экране «Железного сердца» открывался непревзойденный вид.

С расстояния в несколько тысяч километров корабли блокады казались стеной металла цвета морской волны, угрожающе выступающей из пустоты. Око Хоруса, начертанное черной краской, сверкало на бортах, прошедших множество битв. Лэнс–орудия торчали подобно иглам, пронизывая темное пространство, оружейные порты ощетинились стволами орудий, скрытое пламя реакторов отбрасывало слабый фосфоресцирующий ореол.

– Это военный флот, Мехоза, собранный ради единственной цели. Убить нас, – сказал Медузон. – Всех нас. Они больше не гоняются за нами.

Несмотря на совет Горана, он так и не сумел отдохнуть. Вместо сна его укрепит ярость сражения.

Лицо Мехозы, полускрытое пальцами темноты, тянущимися по всей рубке, сердито нахмурилось:

– Как это характерно для Шестнадцатого – идти в открытую против нас. Хорусовы головорезы всегда были не прочь подраться.

– Боюсь, дело не только в этом, – ответил Медузон, намекая на мастерство и тактическую хватку легиона.

С уменьшением дистанции между флотилиями, приближающейся к максимальной дальности стрельбы, Медузон заметил просветы между отдельными кораблями.

– Им хватит места для маневра, – сказал Ayг, стоящий позади них, за другим пультом, и наблюдающий за диспозицией обеих флотилий через тактический гололит «Железного сердца». – Смогут развернуться и дать залп из бортовых орудий. Я вижу лазерные батареи, электромагнитные катапульты и макропушки.

– Не сомневаюсь, они доставят нам массу проблем, – заметил Медузон. – Насколько мы сблизились?

– Осталось меньше пяти тысяч километров.

Медузон кивнул, не отрывая взгляда от экрана.

Вскоре он переключится на гололит и присоединится к Аугу, но пока предпочитал наблюдать за развертыванием сил своими глазами.

– Замедлить ход. Всем кораблям, – сказал он, и приказ быстро разошелся по цепи командования.

Двигатели взвыли, и корпус «Железного сердца», преодолевающего инерцию, завибрировал от напряжения.

На капитанском мостике несколько минут царило молчание, потом Медузон снова заговорил:

– Сколько осталось?

– Меньше трех тысяч километров.

– Всем кораблям прекратить движение, но машинариумы оставить в состоянии полной готовности.

И снова приказ разошелся по цепочкам, вызвав из командных узлов хор ответов: «Есть, военачальник!»

И снова застонали двигатели и задрожал корпус. По палубам пронесся гулкий басовый перезвон. Низкочастотный гул обманчивого бездействия «Железного сердца» отдавался дрожью, одинаково ощущаемой как сквозь подошвы сабатонов, так и босыми ногами.

Заряжающие на обширных орудийных палубах застыли на своих местах; загрузочные ленты поскрипывали под тяжестью боеприпасов; вспотевшие рабочие замерли в удушающей жаре машинного отделения; пилоты (как обычные люди, так и легионеры) ждали у своих истребителей, держа наготове шлемы; техники высунулись из ремонтных ям. На всех палубах экипаж замер вместе со своим кораблем и ждал, не сводя глаз с вокс-репродукторов.

Две флотилии, растянувшиеся на тысячи километров, сошлись лицом к лицу в безвоздушной и безликой пустоте.

– Он здесь? – почти шепотом спросил Медузон.

Ayг услышал и покачал головой. Медузон презрительно усмехнулся:

– Жаль. Но это не имеет значения. Я разобью его флот, а потом найду и его самого. Корабли готовы?

– Ждут твоего приказа, военачальник, – ответил Мехоза.

Медузон все спланировал: он тщательно разработал тактику столкновения с превосходящими силами противника. У него имелись варианты для всех возможных сценариев, от его внимания не ускользнули мельчайшие детали. И все же теперь, когда пришел решающий момент, он ощущал колоссальную тяжесть принятого решения.

«Легион должен выжить…»

– Подать первый сигнал, – скомандовал он. ^ мак, отправь нашим мятежным родичам тёплое приветствие.

В рубке затрещал вокс, и между «Железным сердцем» и «Волей Горгона» на короткое время протянулся канал связи.

– Если это означает «убить их», то с радостью, – пришёл типичный воинственный отклик от капитана Аверниев.

Медузон рассмеялся. Кое–кто из людей в рубке тоже улыбнулся. Легкомысленное веселье сейчас даже кстати – пусть рассеет страхи смертных.

Из задней части рубки от массивной фигуры, сидящей там, смеха не было слышно.

– Именно это я и имел в виду, брат–капитан.

– Все понял, военачальник.

«Воля Горгона» пошла на сближение с противником, и связь оборвалась.

Смех затих, на смену ему пришла мрачная решимость.

– Теперь пути назад нет, – пробормотал Мехоза.

– Они погибнут, или погибнем мы, – произнес Медузон.

Ayг, следящий за изображением гололита, не заметил легкого подергивания мускула под его глазом. Любой, кто бы это увидел, объяснил бы этот импульс изъяном плоти.

Корабль загудел от топота воинов Железной Десятки, устремившихся к десантным катерам. Сильно побитые, но закаленные в боях транспорты, абордажные машины и штурмовые тараны стояли наготове на своих причалах под присмотром старательных, но угрюмых рабочих.

В пусковых отсеках вспыхнули неяркие мигающие огни беззвучной тревоги; окрасившие переборки в багровый цвет. Свет рассеивался в облаках тумана охлаждающих жидкостей и испарении разгерметизирующихся люков.

Железные Руки черным клином рассекли серое человеческое море. Мужчины и женщины в грубых комбинезонах поспешно разбегались перед воинами–властителями во главе с капитаном, повидавшим больше битв, чем иной человек проживает лет.

Суровое лицо Лумака из клана Аверний напоминало обветренную скалу. Шагая по коридору, он держал под мышкой боевой шлем, испещренный вмятинами и царапинами. Рукоять медузийского двуручника угрожающе покачивалась над его правым плечом, а свободная рука покоилась на старинном болт–пистолете с серповидным магазином. И то и другое – почтенное оружие, но не настолько, как его владелец.

Вслед за Лумаком шли не только воины Десятого. За долгие и мрачные годы после Истваана они приобрели надежных союзников. Совместные сражения и смертельный риск способствовали укреплению прочных связей.

Красноглазые дьяволы в изумрудных доспехах и чешуйчатых плащах были хорошо известны команде «Воли Горгона». Они владели зубчатыми топорами, клыкастыми пиками, молотами с шипами на оголовье и великолепно украшенными болтерами. Позолоченные корпуса огнеметов, ржаво–красные в свете огней, чередовались с плазменными ружьями, увенчанными головами драконов. Их владельцы, в отличие от своих железных собратьев в погребально–черной броне, на ходу улыбались и кивали палубным рабочим.

Их отец вернулся, примарх, которого долго считали мертвым, участвует в последней единственной битве вместе е ними. Один из Змиев затянул песню и, хотя ни медузийцы, ни Железные Руки с Терры не знали его языка, они безошибочно почувствовали в ней непреклонную волю. Саламандры сопровождали ее собственной музыкой – ударами рукояток по боевым щитам и нагрудникам, выстукивая древний ноктюрнский припев, рожденный огнем. Их было немного, но энергия и мощь компенсировали малочисленность.

Ритмичный перестук становился все громче и громче, пока не перерос в оглушительное крещендо. Затем установилась тишина. Их звала война, а соперничать с ее песнью не мог никто.

Протяжно заскрипели шарниры опускающихся аппарелей, но лишь некоторые пришлось подгонять мощными рывками или ударом молота. Расторопные рабочие свернули и унесли топливные шланги. Туман подготовительной работы рассеялся, открыв поцарапанные борта штурмкатеров, ждущих посадки.

Легионеры разделились на абордажные отряды и разошлись по заранее определенным кораблям. На борту «Воли Горгона» было не так много Змиев, чтобы полностью занять отдельный транспорт, так что им приходилось лететь с другими воинами.

– Любите вы вопить, ноктюрнцы, – сказал Лумак. – О чем вы пели?

Он остановился поговорить со своим давним спарринг–партнером – как в тренировочных клетках, так и вне их.

Нурос сделал знак своим воинам продолжать посадку и с гордостью произнес:

–Я пел о непреклонной смелости наших медузийских братьев. И о том, как крепко они сжимают железные посохи между полушариями своих… Уж не вытащишь!

Лумак замолчал. На несколько секунд его лицо превратилось в суровую маску. Потом маска треснула, и капитан Аверкиев взорвался смехом. Он так хохотал, что схватился руками за бока, а на глазах выступили слезы. Кое–кто из палубных рабочих беспокойно оглядывался на неожиданный шум.

Целая минута потребовалась Лумаку, чтобы овладеть своими чувствами, а потом он энергично хлопнул Нуроса по руке и крепко сжал предплечье. Его глаза, опять напоминающие кремень, встретили огненный взгляд Саламандра.

– Странное время ты выбрал для веселья, брат, – сказал Нурос.

– Вполне подходящее, – ответил Лумак, и маска на его лице снова треснула, приоткрыв улыбку. – И я рад, что наша неприязнь осталась позади.

Тень, пробежавшая по лицу Нуроса, мгновенно рассеялась.

– Свой гнев я берегу для наших врагов, железный брат. Я не должен был сомневаться в тебе или Медузоне. – Он взглянул вверх, на поджидавший «Громовой ястреб» – сильно потрепанный, с зазубринами на носовой части, изношенной до серебристого блеска. – Уродливая лодочка. Она хотя бы не даст течь на полпути?

Лумак окинул взглядом транспорт:

– Это маловероятно. Я не думаю, что он стремится к столь легкой гибели, если это тебя успокоит.

– Упрямый, – кивнув, сказал Нурос.

– Им придется уничтожать его по частям.

– Да, они так и сделают, железный брат, – сказал Нурос, отвернувшись от корабля, чтобы взглянуть на своего друга.

Лумак отпустил его руку.

– Надеюсь, все пройдет славно.

Hypoc усмехнулся, и на его черном лице блеснул полумесяц жемчужно–белых зубов.

– Возможно, мы удостоимся песни.

Вокруг них почти закончилась посадка штурмовых отрядов. Легионер в угольно–черных доспехах по пути к «Цесту» передал капитану прорывной щит.

Нурос посмотрел поверх плеча Лумака.

– А что, твой меч до сих пор обходится без имени? – спросил он.

Лумак нахмурился:

– Опять ты начинаешь… Я готов даже умереть, – сказал он, отворачиваясь к трапу, – если это поможет прекратить твое бесконечное поддразнивание.

Нурос последовал за ним. Войдя в тесный отсек, он опустил на плечи и грудь гравиремни. Как только двигатели завибрировали, издавая тихий гул перед тем, как зареветь, набрав полную мощность, он слегка повернул голову, ровно настолько, чтобы Лумак разглядел множество почетных шрамов, выжженных на его щеке.

– Как насчет «Ярости»? «Ярость» – отличное имя.

В этот момент «Громовой ястреб» дернулся, и вой предупредительной сирены заглушил цветистый ответ Лумака.

В пустоте на полном ходу неслась вперед небольшая флотилия кораблей. Они вышли с самого края левого фланга строя Железной Десятки и держались вслед за крейсером «Воля Горгона», ветераном бесчисленных сражений. Участник боев над Иствааном был покрыт шрамами, но сохранил воинственный дух и жаждал мести.

Бесшумные лэнс–выстрелы протянулись от кораблей Сынов Хоруса сразу, как только «Воля Горгона» оказалась в пределах досягаемости орудий. Залп сконцентрированных лазерных лучей вызвал яркие вспышки на поверхности щитов. Огненная буря охватила всю переднюю дугу звездолёта Железных Рук и идущие сбоку от него корабли. Каждый сверкающий удар сопровождался короткими вспышками рассеиваемой энергии.

«Воля Горгона» шла на острие атаки, её нос, будто наконечник копья, нацелился вперед, словно намереваясь испытать прочность блокады. Корабль медленно отрывался от остальных звездолетов, расходуя энергию на двигатели и защиту и ничего не оставляя орудиям. «Заврод», а также «Сэр Барнабу» и «Реннард Максимал» – две громоздкие развалюхи, собранные из обломков кораблей, – шли точно за «Волей Горгона», дрожа от напряжения двигателей и держась только благодаря силе воли и толщине металла, защищающего их борта.

Два других крейсера, «Неувядаемая слава» и «Несгибаемое железо», такие же древние, как и сопровождаемый ими корабль, шли с левого борта от «Воли Горгона». За ними следовали фрегаты «Воинственный» и «Карааши». Суда выстроились в наклонную линию, открыв один фланг противнику, но малая дистанция между ними позволяла защитным полям перекрываться между собой, образуя общий барьер.

По мере продвижения флотилии мощность вражеского обстрела удвоилась.

Беспощадная стая торпед пронеслась в ночной темноте пустоты, жаждая ослабить упорное сопротивление «Воли Горгона». Второй залп торпед, пронзающих пустоту, оставляющих за собой светящиеся струи газов, последовал сразу за первым. И спустя всего несколько секунд за «разрушителями щитов» понеслись «убийцы кораблей».

Зенитные орудия «Воли Горгона», разворачиваясь по команде системы автоприцеливания, ответили точными залпами, прочертив светящуюся дугу между кораблем и несущимися ему навстречу боезарядами. Серия взрывов подтвердила успех артиллеристов. Огненный смерч вспыхнул на несколько мгновений, но, лишенный кислорода» быстро угас.

«Воля Горгона» и сопровождающие корабли произвели залп ракетами с плазменными зарядами, которые могли скорее раздразнить противника, чем серьезно ему навредить. Мгновенные вспышки дали возможность увидеть секции энергетических заслонов, но никакого урона не нанесли.

Несколько кораблей Сынов Хоруса, разъяренные нежеланием противника послушно погибнуть, начали менять курс, готовясь к повороту, чтобы пустить в ход многочисленные и более мощные бортовые батареи. Мерцание лазерных батарей свидетельствовало об оптимальном заряде, а из оружейных портов уже выдвигались макропушки. Поспешная реакция говорила об отчаянии на звездолетах противника, поскольку Железные Руки стойко принимали удары, однако продолжали идти вперед. Медленно, но неизбежно надвигался абордаж.

Медузон, подобный статуе, окутанной тенью, в полной тишине рубки «Железного сердца» наблюдал за ситуацией на смотровом экране. Мехоза вернулся к своему пульту управления, Ayг передавал информацию, получаемую с тактического гололита.

– Щиты «Воли Горгона» быстро теряют мощность, – доложил он.

– Они выдержат, – ответил Медузон.

– При таком уровне полный коллапс наступит меньше чем через пять минут.

– Они выдержат.

«Воля Горгона» продолжала прокладывать путь под непрерывным обстрелом, но взгляд Медузона обратил к остальной части блокады. По его сигналу изображение максимально увеличилось, и он заметил бледное зарево запускаемых двигателей.

– Я наблюдаю активность двигателей в удаленной части строя противника, – доложил Ayг.

Медузон кивнул. Его лицо застыло маской холодной решимости.

– Запустить плазменные ускорители, но дать самый малый ход.

Отдельная флотилия все больше удалялась от основных сил Железных Рук, и ближайшие корабли, которые были все еще слишком далеко, чтобы нанести удар по центральному скоплению, решили вмешаться и наказать дерзкий авангард. Шесть кораблей Сынов Хоруса во главе с «Властителем» оторвались от основной массы мятежников и устремились к косой линии крейсеров я фрегатов, прикрывавших своими щитами потрепанный броненосец и два корабля–развалюхи, которые сопровождали его.

Первыми ударили жгучие лэнс–лучи. Комплексы щитов далеких «Воинственного» и «Карааши» замерцали, но выдержали, заставив шестерку Сынов Хоруса сбиться в стаю преследователей, чтобы подойти ближе и увеличить мощность залпов носовых орудий. С противоположной от авангарда Железных Рук стороны корабли блокады запустили двигатели на полную мощность, ускоряя поворот, словно в медлительном танце. Их носовые орудия молчали, но бортовые батареи были готовы к стрельбе.

«Воля Горгона», достигнув дистанции для атаки, открыла огонь из носовых макроорудий по бортам корабля под названием «Отпрыск Луны». Непрерывный обстрел из тяжелых пушек быстро вывел из строя щиты «Отпрыска», и обломки брони, вращаясь, полетели в темноту. Лазеры бортовых батарей поспешили ответить, но больше половины выстрелов прошли мимо цели. Щиты «Воли Горгона» сдержали и этот удар, а под прикрытием их вспышек открылись пусковые отсеки. Штурмовые корабли понеслись в пустоту с целью атаковать «Отпрыска Луны» снизу, а «Воля Горгона» резко снизила мощность плазменных двигателей и всю энергию направила на носовые щиты.

«Неувядаемая слава» и «Несгибаемое железо» рванулись вперед, прикрывая «Волю Горгона», и выпустили залпы кассетных бомб в «Мстителя», «Торжествующего Хоруса» и «Победоносное копье», выстроившиеся сбоку от «Отпрыска Луны».

Бортовые батареи трех кораблей изрыгнули огонь единого залпа лазеров и макроорудий, одновременно уничтожавшего кассетные бомбы и поражающего «Волю Горгона». Пустоту осветили бесшумные взрывы. Перегруженные щиты «Воли Горгона» дрогнули, а затем окончательно обрушились, сверкнув напоследок ослепительной вспышкой.

В то же время «Воинственный» и «Карааши» с предельным ускорением рванулись вперед, освободив место для двух джонок.

«Властитель» и остальные корабли Сынов Хоруса помчались в темноту за «Воинственным» и «Карааши», словно гончие псы, почуявшие запах крови. На невооруженные развалюхи они не обратили внимания.

Вспышка рухнувших щитов рассеялась, и стало видно, что «Воля Горгона» жива, хотя и сильно повреждена Броня на передней части корабля почернела и местами вздулась, в пробоинах еще мерцали энергетические разряды, освещавшие уродливые, но в основном поверхностные раны.

«Воля Горгона» отошла назад, чтобы перезарядить щиты, и её место заняли «Неувядаемая слава» и «Несгибаемое железо». Сдвоенными лэнс–лучами они наносили удар за ударом по уже поврежденному «Отпрыску Луны», вынудив его прекратить ответный огонь. Решающий удар пришелся по средней части корабля. Его и без того ослабевшие щиты в ответ на жестокий обстрел Железных Рук только и смогли, что слабо замерцать. Мощный, хотя и кратковременный вихрь пламени вырвался из одного оружейного порта. Затем последовала цепочка вторичных взрывов, охватившая весь правый борт корабля и оставившая в его броне зияющую прореху.

Закончил дело второй карающий залп с «Неувядаемой славы», пробивший «Отпрыска Луны», что привело к перегрузке реактора и взрыву, уничтожившему еще и «Мстителя».

Восход ядерного солнца застал «Властителя» и его спутников в погоне за «Воинственным» и «Карааши». Боевые корабли, пренебрегая развалюхами, обстреливали «Карааши» торпедами, что привело к обрушению Щитов и повреждению одного из главных двигателей. Едва двигающийся «Карааши» стал быстро отставать от «Воинственного».

«Торжествующий Хорус», отброшенный катастрофическим взрывом «Отпрыска Луны», еще перезаряжал свои щиты, когда в его машинариум ворвалась абордажная группа.

В борту «Торжествующего Хоруса» зияла рваная дыра, откуда вылетали воздух и тела злополучных смертных из числа команды. Бушующее пламя понемногу утихало. Бессильно завывали оглушительные сирены. Члены экипажа мгновенно замерзали, не успев даже вскрикнуть, когда их легкие вместо воздуха заполняла охлаждающая жидкость из разорвавшихся труб. Tрупы быстро твердели, превращаясь в заинденевшие глыбы.

Лумак уделял им не больше внимания, чем обломкам, парившим вокруг его брони в холодной пустоте внутри пробоины. Он взял оружие на изготовку и дал приказ двигаться вперед.

Прекращение подачи энергии в пробитую секцию привело к полной темноте. Лучи включенных фонарей шлемов заплясали по обширному помещению. Тела с неизменно мирным выражением замерзших лиц спокойно парили, сталкиваясь друг с другом. Неподвижно висели цепи подъемных кранов, превратившиеся в сосульки с металлическим стержнем. На своих местах остались только пристегнутые или привинченные к палубе грузы. Все остальное вылетело в пробоину.

Лумак подошел к первой преграде, усиленной взрывостойкой двери толщиной полметра, и подозвал двух воинов с плазменными резаками. Вспыхнул холодный огонь, только сгустивший окружающую темноту.

Другие воины Железных Рук выстроились стеной щитов напротив дыры в корпусе.

– Не думаю, что они атакуют с той стороны, – сказал по воксу Нурос.

Его Змии смотрели на взрывозащитный заслон, и их зубастые боевые шлемы сердито скалились.

– Я слишком часто получал удар в спину, чтобы полагаться на предположения, – ответил Лумак.

Нурос кивнул: в невесомости движение головы получилось замедленным.

– Против этого трудно что–либо возразить, железный брат. Хотя я боюсь, что мы умрем от старости прежде, чем клинок мятежников нас настигнет.

Нурос показал на одного из своих воинов, который ударил себя кулаком по закопченному нагруднику и воздел великолепное копье, выкованное из темно-красного металла.

– Пусть твои люди отойдут в сторону, железный брат, – попросил командир Саламандр.

Лумак повернулся, отблеск едва справляющихся плазменных резаков осветил его лицевой щиток.

– Позволь Уменди продемонстрировать силу ноктюрнской стали.

Лумак жестом приказал двум своим воинам отойти от двери.

Уменди активировал копье, и наконечник вдруг окутался слабым красноватым сиянием расщепляющего поля. Первый же удар прошел насквозь, проколов металл, словно плоть. Уменди, не вытаскивая клинок, сначала провел диагональ вверх и вправо, затем вниз. После этого он извлек копье и отступил назад. На двери остался раскаленный треугольник.

– И?.. – спросил Лумак.

Нурос слегка склонил голову набок:

– Не могу же я все делать сам, железный брат.

Лумак покачал головой.

– Велиг, Карнокс!

Двое воинов Железных Рук приблизились к двери и, будто таранами, ударили прорывными щитами в то место, где Уменди сделал разрез.

После трех ударов обширная секция двери провалилась внутрь, открыв проход внутрь корабля.

– Пойдете в авангарде, – скомандовал Лумак, и Велиг с Карноксом исчезли в проломе.