Текст книги "Старая Земля"

Автор книги: Ник Кайм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 7
ДРУГОЙ
ИНОЙ

Над полем битвы вился подгоняемый ветром дымок, насыщенный запахом смерти. Застава была основательно разграблена. Под ногами воина затрещали обломки ящика, и он нагнулся, чтобы их осмотреть. Обоймы с болт–снарядами, серповидные магазины – всё исчезло.

– Не всё, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы подобрать заряд, пропущенный грабителями в очевидной спешке. – Это вы забыли забрать.

Он сунул трофей в поясную сумку и зашагал дальше. – Кизен, зачитай мне снова список, – произнёс воин. – Одного раза было недостаточно? – спросил Кизен Сцибал, всё же снимая с пояса инфопланшет.

– Сделай одолжение, – попросил воин, останавливаясь перед зияющим проломом ворот Первого гарнизона.

– Ладно.

Они вместе прошли сквозь пролом, сопровождаемые почётной стражей, безмолвной, если не считать негромкого гудения боевых доспехов.

Брешь ещё догорала, хотя пламя уже не пожирало обломки, а мягко льнуло к ним.

– Похоже на подрывной заряд, – сказал воин, проводя рукой в латной перчатке по зазубренным краям отверстия. – Даже несколько зарядов, – добавил он с безрадостной усмешкой.

Сцибал, сержант в запылённых доспехах цвета морской волны, начал читать:

– Сентис, заправочная станция, слабо защищённая. Кароббен Шесть, выносной авгур в глубоком космосе, присутствие Легионес Астартес минимальное. Вартак, производство боеприпасов, охраняемое порабощёнными илотами Механикума. Линии снабжения к Ардунааку и Вениске. Склады на астероидах Аугмент и Умулент… – Он замолчал и поднял голову. В инфопланшете оставалось ещё множество пунктов. – Дальше читать?

– Да, Кизен, – ответил воин. – Продолжай.

Сержант подчинился, и нескончаемый перечень партизанских атак, диверсий, проникновений агентов, ложных манёвров, нападений с быстрым отходом и тщательно спланированных засад превратился в фоновый шум, сопровождавший небольшой отряд в ходе осмотра руин.

«Целый гарнизон – почти целый гарнизон, – напомнил себе воин, – лишили оружия, боеприпасов и прочего снаряжения. Отсюда забрали даже большую часть бронемашин. А то, что грабители не смогли вывезти, они вывели из строя». Останки машин, обгоревших до самого остова, ещё кое–где дымились.

Трупы тоже остались, но, как отметил воин, не имели других повреждений, кроме смертельных ран. А в последнее время участились случаи осквернения в знак убогой мести или вследствие неудержимых приступов гнева.

«Значит, он ещё сохранил честь».

Однако выживших не было.

«Но он беспощаден».

Эта мысль вызвала улыбку на его лице, малоприспособленном для выражения радости, – лице коротко стриженного борца или бандита.

– …и Хамарт Тфи, – закончил Сцибал, сердито пыхтя сквозь сжатые зубы.

– Может, теперь мне прочесть наизусть собрание сочинений драматургов Древней Альбии? Марло или Шекспира?

Воин рассмеялся низким горловым смехом, выдающим опасного уроженца Хтонии. Их говор, изначально грубый, с веками стал звучать угрожающе.

– Потери, – напомнил воин, пресекая сомнительные остроты Сцибала. – Мне нужен полный список.

Сержант открыл следующий раздел в инфопланшете и продолжил перечисление, а небольшая группа медленно направилась к центру «Прим».

Список человеческих и материальных утрат ещё продолжался, когда они вошли в частично укреплённое здание муниципалитета. Во время беспощадного штурма противник сокрушил и разметал многие баррикады.

Воин поднял взгляд к пробоине в потолке, откуда проливался тусклый дневной свет вместе с первыми каплями начинающегося дождя.

Дождь разошёлся, когда они добрались до тела Карброна Велкса. Непрерывный звон капель по металлическим доспехам сливался в почти мелодичную последовательность. Дождь смыл грязь, прилипшую к броне воина, открыв смертельную рану. Зеленоватый цвет брони от времени местами потускнел до серого. По стилизованному глазу, нанесённому в центре нагрудника, стекали ручейки воды. Но с вмятинами и пробоинами в доспехах дождь ничего не мог поделать.

– Похоже, они добрались до Велкса, – равнодушно заметил воин.

– Как ты догадался?

Он представил, как Сцибал, отвечая, приподнял бровь.

Воин повернулся лицом к сержанту:

– Ты сегодня не в меру шутлив, Кизен. Как ты думаешь, почему они отсекают наши головы, брат? Что это – какой–то жалкий жест возмездия?

– Мне больше интересно, зачем мы здесь, капитан, – ответил Сцибал.

– А, понятно, – Капитан жестом подозвал одного из своих почётных гвардейцев, огромного чемпиона роты, крепко сжимавшего смертельно опасный погребальный меч. – Цион… если тебе не трудно…

Воин указал взглядом на сейф, наполовину утопленный в пол полуразрушенного здания.

Цион Азедин коротко кивнул, обнажил меч и рассёк крышку сейфа пополам.

– Пусто, капитан, – раздался его резкий голос, ещё более скрипучий из–за шлема.

– Ты ухмыляешься, Марр, – заметил Сцибал. – Почему? Этот мерзавец Медузон все отсюда забрал.

Тибальт Марр кивнул. Он оглянулся, и один из молчаливых стражей тотчас протянул шлем.

– Верно, – сказал Марр, надевая шлем с гордо стоявшим поперечным гребнем на макушке. – И в самом деле, забрал.

Больше группа нигде не задерживалась. Небольшой военный отряд, всего лишь горстка Сынов Хоруса, оставил Хамарт III догорать. «Грозовая птица» опустилась, чтобы их забрать, и горячие струи двигателей всколыхнули атмосферу, насыщенную запахами медленного гниения, установившуюся вокруг разгромленного лагеря. Их ждал «Последователь Луперкаля».

Во время перелёта Тибальт Марр не переставал усмехаться.

«Да, – повторял он про себя, – Медузон забрал всё».

— Мы должны выбрать одно из двух, – решительно заявил Кернаг.

Его слова отозвались эхом в надгробном зале, одном из многих подобных помещений старого Нерроворна. Часовня, построенная в память о погибших в местных войнах, по странной иронии пережила всеобщее истребление. Впрочем, какой смысл убивать тех, кто уже мёртв? Ряды захоронений тянулись вдоль стен один над другим, вплоть до самого сводчатого потолка. Там когда–то сияли искусно выполненные созвездия, теперь потускневшие от времени и забвения. Ухаживать за памятником больше было некому, и со временем ему предстояло угаснуть, как и всему Нерроворну, хотя здание и не получило повреждений.

В центре мрачного зала возвышалась статуя, втрое превосходящая высотой железного отца, а широкий круг каменных плит образовывал нечто вроде площади. Было уже невозможно определить, воздвигли её в честь генерала, политика или артиста; человеческая жизнь, увековеченная в тёмном мраморе, уже не имела значения, как и гибель породившей её цивилизации. Война стёрла её, как и многое иное в Галактике.

– Мы должны выбрать одно из двух, – повторил Кернаг, сверкнув глазами, горящими целеустремлённостью.

Вместе со своими сторонниками он стоял в тени статуи на краю площади. Их голоса уносились вверх и во все стороны по всей часовне, единственному зданию на удалённом спутнике с достаточно плотной атмосферой, чтобы поддерживать жизнь. Слишком маленький для любых других целей, он был целиком превращён в мавзолей.

– Или мы поддерживаем тщеславие Медузона, или посвящаем себя делу сохранения легиона, – поддержал его Норссон, и в его голосе прозвучал оттенок неутихающего холодного гнева. – Этот кузнец Шадрак не имеет права говорить от имени всей Медузы.

Рааск Аркборн кивнул, подтверждая своё согласие громким скрипом имплантатов, вживлённых в шею. При этом он смог унять механическую вибрацию в повреждённой бионической руке, но усилие проявилось на лице, изрезанном боевыми шрамами.

– Как может терранин определять будущее нашего легиона? – воскликнул он. – Его дерзость грозит опасностью.

– Его эмоции и устремления заслоняют здравый смысл, – добавил Равт, скрестив на груди могучие руки. – Плоть слаба, братья.

Участники тайного собрания, чьи корабли ждали возвращения посланных за лидерами эскортов, единодушно кивнули. Небольшая задержка не вызовет никаких подозрений.

– Плоть слаба, – монотонно повторили они хором.

– Так что же мы можем сделать? – раздался ещё один голос, и Джебез Ayг наклонился, подставляя лицо к свету. Его облик мерцал из–за несовершенства изображения – природные условия данного региона вызывали помехи гололитической связи. – Я разделяю ваше беспокойство, братья. Шадрак Медузон никогда не хотел взваливать на себя эту ношу. Она обрушилась на него, и я отчасти несу за это ответственность. Он чувствует себя так, словно оказался в незнакомых водах.

– Он ещё недостаточно свободен от плоти, – сказал Аркборн, хотя его собственные неотрегулированные бионические элементы едва ли могли служить веским аргументом в пользу механизации, – Если бы это удалось исправить…

– Я сомневаюсь, что он без веской причины согласится на дальнейшую аугментацию, – возразил Норссон, сжимая кулаки.

– Он не согласится, – подтвердил Ayг. – А если бы и пошёл на это, сейчас он слишком перевозбуждён.

– На что же ты, надеешься, брат? – спросил Кернаг.

Лицо Ауга – настоящее, не на гололите – осталось абсолютно неподвижным.

– На то, что мы выйдем из войны. Но для этого необходимо сместить Шадрака Медузона с поста военачальника. Это единственный логичный курс на выживание легиона.

Он повернулся и посмотрел на неясный облик фигуры, значительно превышающей ростом каждого из них, сидящей в тени на краю площади, рядом с могилами. Фигура не двигалась, но её доспехи и заключённая в ней бионика издавали негромкое гудение. Позади, тоже скрытое в тени, почётным караулом стояло отделение Бессмертных.

– Медузон должен встать на путь машины, – заявил Равт, – или покинуть свой пост. Для блага Железной Десятки. Такова ли воля Горгона?

– Воля Горгона – это мы, – сказал Ayг. – Его культ, его машинный культ. Узы плоти сильнее, если укреплены металлом.

Бессмертные ударили о землю прорывными щитами, наполнив воздух нестройным звоном.

Кернаг, Норссон, Равт и Аркборн повернулись, но вопрос монарху, сидящему на престоле среди них, задал Ayг.

– Такова ли твоя воля? – спросил он. – Такова ли воля Горгона?

Правая рука фигуры слегка поднялась. На ней не хватало одного пальца.

Фратеры приняли это за знак подтверждения и поклонились.

Глава 8
СУДЬБЫ
ПОКА ЕЩЁ СКРЫТЫ

Бартуза Нарек в одиночестве стоял среди развалин города. Он не мог вспомнить, как сюда попал, и не узнавал местность. Он лишь знал, что это не Ноктюрн.

Он решил, что умер и оказался в каком–то бледном и невыразительном подобии чистилища, чего, как сам признавал, давно заслуживал.

Бесконечные руины простирались во все стороны. Разбитые жилые комплексы осели бесформенными грудами обломков и мусора, верхние этажи полностью погребли под собой нижние. В разоренных торговых кварталах едва можно было угадать разрушенные торговые дома и деловые конторы. Улицы и проспекты вели к глубоким каньонам или тупикам. Парки выгорели, статуи опрокинуты, фонтаны засорены. Культура, здравомыслие и процветание – все обратилось в прах. Следы старой жизни еще сохранились в оболочках и внешних атрибутах, как тени, не желающие исчезать в лучах восходящего солнца.

Нарек нагнулся и провел пальцем по пыли, покрывающей все вокруг. Палец стал белым; лизнув его, воин понял_, что это пепел. Человеческие останки, сгоревшие в пламени жертвенных костров.

«Останки старой жизни», – напомнил он себе.

А вот стиль нанесенных разрушений он узнал. Такой урон могло нанести только оружие Легионес Астартес. Полное и всеобщее уничтожение. Сокрушительный удар с высокой орбиты, подобный рождению нового солнца. Всем оставалось только смотреть на него в полном отчаянии, пока свет не сменится вечной слепотой.

Нарек зашагал, не зная, куда идет и зачем, сознавая только, что настоящий воин, попавший в незнакомую местность, обязательно проведет разведку. Территория оказалась пустынной. Он хотел отыскать какую–нибудь господствующую высоту, откуда можно было бы осмотреться, но город буквально сровняли с землей.

Он вышел на широкую эспланаду, идущую вдоль грязной реки, и заметил фрагменты арки – возможно, триумфальных ворот. Сооружение когда–то было искусно украшено яркими красками и золотом, на вершинах мраморных колонн стояли высокие статуи с распростертыми крыльями и благочестивыми ликами…

– Ангелы? – пробормотал Нарек, чуть не испугавшись глухого и безжизненного звука собственного голоса.

На глаза ему попались оперенные крылья из мрамора. При внимательном осмотре Нарек отметил странный, словно полинявший оттенок камня и решил, что скульптор просто выбрал такой тусклый материал. Затем он посмотрел за реку и обнаружил, что и там поблекли все краски. Да и его доспехи как будто побледнели.

Он поднял руку в перчатке навстречу бледному солнцу и не на шутку встревожился, заметив просачивающийся сквозь нее слабый свет. Металл, плоть и кости казались прозрачными. Весь город окутывало призрачное сияние.

На горизонте стояли столбы дыма. Самого пламени Нарек на таком расстоянии не видел, зато по запаху мог представить себе груды горящих в нем трупов.

Однако в завитках стелющегося дыма показалось живое существо.

Нарек потянулся к мечу, но обнаружил, что меча при нем нет. Как и болтера. Неважно. С этим проходимцем он в случае необходимости справится и без оружия.

В дыму и пыли стал виден одетый в лохмотья старик с сучковатым посохом. Нарек узнал его и нахмурился еще сильнее.

– Старый мерзавец! – окликнул его Нарек, шагнув навстречу. – Это ты меня сюда перенес? Ты колдун? Как ты это сделал? – засыпал он вопросами старика. Затем, немного тише, спросил: – Или ты из Нерожденных тварей?

При этой мысли его самоуверенность несколько уменьшилась.

– Я ни тот, ни другой, Носитель Слова, – ответил старик, хотя его губы не шевельнулись.

– Значит, ты колдун, – заявил Нарек, все же пожалев, что при нем нет меча. – Или я мертв. Так или иначе, учти, что я рассердился.

– Ты не умер, хотя не миновал бы смерти, если бы остался на Ноктюрне.

– Так я твой должник, да?

– Возможно…

Нарек оглянулся вокруг, потом снова посмотрел на свою руку и просачивающийся сквозь нее свет.

– Что ж, это очень неприятно.

Старик улыбнулся, словно взрослый, ободряющий ребенка.

– Я никогда прежде не попадал в видения псайкера, – сказал Нарек, недоверчиво поглядывая на старика. – Картина не слишком убедительная, слишком уж… бестелесная. Нет даже запаха смерти.

– Это не мое видение, Бартуза, – возразил внезапно оказавшийся рядом старик. – Оно твое.

Нарек едва удержался от безотчетной реакции. Вместо этого он опустил взгляд.

Старик протягивал ему винтовку.

– Это тоже твое. Модель «Бронто».

Нарек осторожно взял оружие и нашел сделанные им самим отметины. Он узнал каждый изгиб, каждую деталь. Скользящий затвор для заряжания спецбоеприпасов, многослойное дуло, потертый приклад, мушка, высокоточный прицел, укороченный магазин и колоссальная убойная сила.

Оружие снайпера. Его оружие.

Или хотя бы воспоминание о нем.

– Это невозможно…

– На самом деле, – сказал старик, – получить это было сравнительно легко.

– И нереально.

Нарек ударил винтовку о колено, оружие разломилось пополам, а потом рассыпалось такой же пылью, какая покрывала все поверхности в разрушенном городе.

– Легко по сравнению с чем? – спросил он.

Старик снова улыбнулся, впрочем, не проявляя ни доброты, ни веселья.

– Ты – грубое орудие, Бартуза.

– А ты надменно улыбаешься. Это раздражает. – Нарек с угрожающим видом шагнул вперед. – Ты дважды назвал меня по имени, а я так и не услышал твоего. Видение здесь или нет, предупреждаю: я этого не потерплю.

Старик невозмутимо кивнул:

– Как скажешь. Ты нужен мне, Носитель Слова, – сказал он и протянул вперед руку.

На его ладони лежал маленький серебристый камешек, испускающий слабое сияние, которое приковало взгляд Нарека.

Голос ему изменил.

– Как ты это достал? – хрипло спросил он.

– С большими усилиями, чем твою винтовку. Нарек поднял голову. На него смотрела пара непознаваемых глаз.

– Кто ты? Что это за место?

– Это квартал Квоми, Тофет, и это Галшия.

Глаза Нарека превратились в две узкие щелки.

– Идеальный город… Но как?..

– Вы называли его Монархия.

– Никогда здесь не бывал, – пренебрежительно бросил Нарек.

– Так почему же это зрелище остается в твоем разуме? Ты видел, что сотворили здесь твои сородичи? Все обращено в пепел. Любопытно, что ты предпочел лишь частично воспроизвести картину.

Несущий Слово безразлично ухмыльнулся:

– Так ты утверждаешь, я несу опустошение, а цель, о которой ты говорил на горе, поможет восстановить этот город и даже меня самого? Знаешь, я не любитель метафор. Мог бы уже заметить, что меня больше тянет к убийствам, а не к поэзии. – Нарек разжал руки. – Мне не требуется оружие, чтобы тебя убить. Если это и впрямь мое видение, мог бы вообразить, каково тебе придется, когда я решу, что ты в нем – помеха. Говори, кто ты.

– Склонность к убийствам – как раз то, что мне от тебя требуется, – сказал старик, отступая на шаг назад.

Нарек фыркнул:

– Ты сейчас же сбросишь свой таинственный покров…

Удар в висок заставил его упасть на одно колено. У Нарека потемнело в глазах и вырвался крик боли и удивления недюжинной силой старика. Он тотчас вскочил, намереваясь отомстить, несмотря на болезненную пульсацию и головокружение, но обнаружил, что в горло упирается кончик меча. Лезвие мерцало рунами не человеческими, но наверняка придающими силу клинку.

Нарек отшатнулся, ощутив каплю крови в том месте, где меч касался кожи. Уняв гнев, он взглянул в истинное лицо обидчика и громко рассмеялся:

– Я так и знал. Глаза тебя выдали… эльдар.

Эльдрад Ультран смотрел на зверя, которому некогда помог, и понимал, что скоро придется спустить его с цепи.

Откинув полу одеяния, эльдар обнажил ведьмин клинок. Демонстрация этого оружия имела чисто театральный эффект, что более соответствовало привычкам арлекинов, сыновей и дочерей Смеющегося бога.

В этом месте, где мнимая реальность покорялась его воле, ему не было необходимости обнажать меч. Тем не менее цели он достиг.

– Я ясновидец, – сказал Ультран, обращаясь к Нареку через маску призрачного шлема.

– Броня, которую ты носишь под облачением, указывает на иное занятие, – возразил Нарек, потирая висок, куда угодил удар Эльдрада, – Полагаю, я сейчас мучаюсь ненастоящей болью.

– О, она настоящая. Это боль пострадавшего разума.

– Ты поразил мой ум? Это низко, даже для ксеноса.

– Мне не нравится это слово.

– В таком случае я буду пользоваться им почаще. Ты так и не сказал мне, кто ты.

– Я ясновидец, житель Ультве. Меня зовут Эльдрад. Эльдрад Нуираша Ультран.

– Это должно что–то значить для меня? Мне это ни о чем не говорит, колдун. И что могло понадобиться ясновидцу от такого, как я? Отступника, фанатика. Несущего Слово.

–А чье Слово ты несешь, Бартуза Нарек?

Взгляд Нарека снова переместился к осколку фульгурита, лежащему на открытой ладони Эльдрада.

На горизонте вставало второе солнце, более яркое и живое, чем его бледная копия, висевшая в мнимом небе.

– Я тебя уже предупреждал об этом.

– Но теперь тебе известно мое имя. Знакомство должно быть взаимным…

– В таком случае я солгал, обещая им не пользоваться. Ты всегда такой раздражительный, Бартуза, или только из–за того, что отец тоже звал тебя по имени?

– Я не испытываю любви ни к нему, ни к тебе, – ответил Нарек, и Эльдрад убедился в своей правоте.

– А вот это другое дело, не так ли? – сказал он, поднимая осколок фульгурита двумя пальцами. – Ты ведь ощущаешь его силу и бессмертную сущность?

Поднимающееся солнце коснулось доспехов Нарека золотистыми копьями.

Усилием воли Нарек заставил себя отвести взгляд от камня, и Эльдрад закрыл ладонь, пряча осколок, словно фокусник, заставляющий исчезать монету.

– Я не пешка, – заявил Нарек.

– Мне и не нужна пешка. Мне нужен ассасин.

– И ты думаешь, что я буду тебе верен? Потому что обязан жизнью?

– Нет, я думаю, ты сделаешь это из любви к убийствам, а еще потому, что я дам тебе то, что ты хочешь.

– И что же это?

– Способ добраться до него.

На скуле Нарека напрягся нерв, видимый под покрытой шрамами кожей.

– Разве у эльдаров нет наемных убийц, или вы не способны отнять жизнь по умыслу? Вы недостаточно хладнокровны для этого, ксеносы?

– Я просил тебя не употреблять это слово, – предостерег его Эльдрад, но не принял никаких мер. – Да, у нас есть ассасины. Много потрясающих профессионалов. Увы, у меня есть только ты. Нынешняя война не касается эльдаров. Это война людей. Большинство представителей моей расы не желают в ней участвовать, но есть и такие, кто участвует чересчур активно. Я хочу, чтобы человечество выжило, другие – нет. В их глазах вы грубые, примитивные существа, едва преодолевшие первобытный строй и обреченные раз за разом повторять ошибки истории.

Нарек криво усмехнулся:

– У эльдаров это называется комплиментом? – Он наклонился к чужаку с заговорщицким видом. – Боюсь, он не достиг цели. Эта война меня не интересует.

Эльдрад прищурился, слегка повернув голову навстречу быстро поднимающемуся солнцу.

– Я сомневаюсь, что ты сам в это веришь. У тебя есть личный интерес. Судьба, Бартуза Нарек, тебя, как мне кажется, сильно огорчила. Твоя собственная судьба, судьба твоих братьев, твоего отца.

Вздрогнувшее веко выдало Нарека.

– Да, я уверен в этом, – произнес все замечающий чужак. – Судьба замыкается на мне. Важно, чтобы ты понял это абсурдное заявление. Я не просто провидец, а ясновидец: могу видеть нити судьбы так же ясно, как шрамы на твоем жестоком лице. Это литания страданий, Бартуза Нарек. Карта твоей боли. – Эльдрад покачал головой, почти удивляясь союзу, который пытался заключить. – Ты и в самом деле жуткий зверь.

Нарек взвесил его слова и, судя по выражению лица, признал их правоту.

– Теперь ближе к делу, ксенос.

Эльдрад, радуясь, что шлем скрывает его гневную гримасу, продолжил:

– Твой примитивный разум не способен постичь безграничность сплетений нитей судьбы, так что представь, что это бесчисленные узоры паутины, пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга. Такой разум, как мой, способен влиять на эти сплетения, перерезая одни нити и оберегая другие. Группа существ, Кабал, куда входят и мои сородичи, и… более древние создания, ищет способы манипулировать судьбой. Больше того, в некоторых случаях им это удавалось. Я же хочу восстановить равновесие.

У них есть агенты, выдающиеся личности, способные обмануть судьбу. Своего рода бессмертные. Неубиваемые. Стойкие. Каждая нить судьбы, прикрепленная к таким существам, вибрирует. Ее колебания происходят настолько быстро, что даже для такого искушенного разума, как мой, нить становится неясной. Судьба буквально размывается. Я должен воспрепятствовать этой вибрации. Только так я могу восстановить истинный путь. А ты, Бартуза Нарек, – именно тот, кто мне нужен, чтобы успокоить нити судьбы, успокоить паутину.

– Убить этих бессмертных? – переспросил Нарек. – Как? Если они таковы, как ты говоришь, как может кто–либо, даже столь искушенный в убийствах, как я, прикончить их?

Он казался расстроенным и даже слегка растерянным.

Свет вспыхнул. От доспехов Нарека потянулись тонкие струйки дыма.

– Что за… – начал он.

Вдалеке, в сиянии золотого солнца, появилась фигура с пылающим мечом и в короне из лавровых листьев.

Эльдрад улыбнулся, как улыбается хозяин своей гончей:

– Ты меня приятно удивляешь, Бартуза Нарек.

– Подожди, пока мы сойдемся лицом к лицу. Мне и раньше приходилось убивать колдунов – твоих сородичей и других. Никакой разницы. Кто–то воспользуется фульгуритом: или ты, или я.

Свет докатился до них, но не только свет, огонь тоже – вихрь пламени, поднятый солнцем.

– Ты – поразительное существо, Бартуза Нарек, – спокойно произнес Эльдрад. – Может, и так, только он подчиняется не каждому.

– Это доказывает божественность Императора!

Нареку приходилось кричать, чтобы быть услышанным в реве огненной бури. Кожу защипало. Немногие волосы, сохранившиеся на его голове, начали дымиться.

– И поэтому фульгурит обладает божественной силой, – спокойно ответил Эльдрад, словно не замечая опаляющего пламени. – Его силой, – добавил он. И будто только сейчас заметил приближающийся к ним вал огня. – Но вместе с тем тебе известно, что даже боги – или те, кто считает себя богом, – могут умереть.

– И что, по–твоему, убедит меня помочь тебе? – прокричал Нарек, стараясь отвернуться от слепящего света.

Эльдрад понимал, что Нарек едва слышит в реве бури собственный голос, что жар пламени иссушает его горло и обжигает легкие…

Неуязвимый для пламени, чужак снова улыбнулся:

– Судьба.

И огонь поглотил их вместе с руинами идеального города.

Далеко от этого места, в безопасном уединении, фермер обрабатывал свое поле.

Он занимался этим каждый день с тех самых пор, как пришел на ферму. Он наслаждался теплыми лучами низкого солнца, он глубоко дышал свежим утренним воздухом. Он прислушивался к голосам природы и с благодарностью принимал усталость и боль в мышцах в конце каждого дня.

Но, подойдя к широкой полосе, готовой к сбору пшеницы, лучшей, какую только можно было найти на Иаксе, он внезапно остановился и посмотрел вверх.

Он что–то почувствовал. Переменился ветер, возможно предвещающий непогоду. Или в пшенице притаился хищник в поисках добычи, поскольку на ферме имелись и стада животных.

Нет, не хищник.

Взгляд фермера привлек человек, сидящий на ступеньках его амбара. Из его полуоткрытых губ поднялась тонкая струйка серо–голубого дымка. Человек посмотрел на хозяина и пренебрежительно махнул рукой:

«Всё в порядке. Продолжай».

Ощущение перемен почти рассеялось. Фермер вернулся к своему урожаю.