Текст книги "Ковальский в тылу врага (СИ)"
Автор книги: Неуловимый Джо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава 23. Эльфийская магия
На следующее утро двое охранников вели меня по коридору. Опрятные бетонные стены и старательно выкрашенные железные двери тянулись нескончаемой чередой. Казалось, что в здании и не три этажа вовсе, а с десяток. Но вскоре меня привели под украшенную деревом дверь с позолоченным глазком и звонком.
Войдя внутрь, я увидел вполне себе уютную квартиру. С одной стороны, она явно была жилой, а с другой – несколько не менее уютно обставленных кабинетов, очевидно принадлежавших начальнику. Меня усадили на винтажную рояльную табуретку прямо перед старинным лакированным столом начальника тюрьмы.
– Мы привели вам колдуна, Николай Викторович.
– А колдовать он умеет?
– Не могу знать, Николай Викторович. – ответил один из охранников, и начальник опустил уголки своих седых усов.
Я осторожно оглядел кабинет и вдруг почувствовал нечто до боли знакомое. Стены были увешаны невероятной мешаниной из разнообразных икон, языческих и индуистских божеств. Повсюду стояли дешёвые религиозные сувениры из разных экзотических стран, а на стареньком рояле – полочка с благовониями, выполненная в виде двух слонов из чёрного дерева и мрамора. Я не сразу вспомнил, почему эзотерическая мишура была мне так знакома, но позднее догадался. Вишневский любил всё это трансцендентное великолепие. Правда, его хобби было скорее ироничным, а вот Николай Викторович явно относился ко всему этому бреду серьёзно.
– Четвёртое июля две тысячи пятьдесят третьего года, – сказал он, открыв папку с моими документами. – Художник, наверное?
– Ветеринар.
– Очень странно. Угу-угу… солнце в Рыбах, Меркурий в десятом доме. С натягом, но подходишь. – сказал начальник и закрыл мою папку. – Среди осуждённых ходят слухи, что ты владеешь магией.
– Никак нет, гражданин начальник.
Начальник покосился на охранников, и один из них очень больно ударил меня дубинкой по спине. Мне пришлось соображать быстро.
– Оккультизм не моя специальность, но я много общался со специалистами в этой области.
– И какая же специальность у тебя?
– Магия плоти. Манипуляции с плодородием, немного разбираюсь в травничестве, – импровизировал я. – Привороты на красоту и долголетие.
– Хм. Долголетия мне только не хватало. – рассмеялся начальник. – Астральный маяк поставить сможешь?
– Смотря какой.
– Приворот на женихов.
– Вы хотите найти своего "суженого"? – спросил я и приготовился получить дубинкой ещё раз.
Но начальник посмотрел на меня строго и сосредоточенно. Затем, не отрывая глаз от меня, сказал охранникам:
– Варечку приведите.
Один охранник вышел за дверь и вскоре привёл сногсшибательную красотку, буквально палитру стереотипов о русских красавицах. Если бы я не слышал её имени, то однозначно подумал бы, что её зовут Наташа. Она была одета в дорогие одежды, буквально кричащие о её красоте. Но лицо у неё было очень грустным. А под толстым слоем яркого макияжа отчётливо прослеживались мешки под глазами. Не первой свежести юбка, помятый полушубок из драгоценных мехов и сильный запах бензодиазепинов и дисульфирама явно намекали на заметную стадию алкоголизма.
Охранник шлёпнул мне на колени папку с астрологическими записями и разнообразными сертификатами о прохождении курсов экстрасенсорных процедур. Не успел я даже половины пролистать, как охранники притащили винтажный стул, усадили Варвару на него и подкатили мне огромную тележку с разнообразными ритуальными сосудами, благовониями и талисманами. Я хотел было попытаться что-то выторговать, но начальник подошёл ко мне и на ухо процедил:
– Если ты не сделаешь так, что моя дочка выйдет замуж, я превращу твою жизнь в ад.
Мне ничего не оставалось, как попытаться войти в роль и впопыхах придумать какой-нибудь убедительный ритуал. Но меня вовремя посетила одна идея. Я вспомнил, как наглость покойного Кшиштовского сработала на русских, и решил попытаться применить его опыт. Я захлопнул папку, деловито взглянул в глаза начальника и сказал:
– Ладно. Но мои ритуалы намного мощнее всех этих дилетантов. Если вы помешаете провести ритуал как следует, это может стоить вам о-о-о-очень дорого.
– У тебя есть полчаса. – строго сказал начальник, а один из охранников активировал электрический шокер на дубинке.
Я встал, взял стул Варвары Николаевны и бесцеремонно подвинул его вместе с ней точно на пересечение диагоналей на полу. Я взял явно дорогие благовония и стал выводить на полу химические формулы летучих веществ из состава человеческих и животных феромонов. Но потом посмотрел на камеры наблюдения в кабинете и решил беспорядочно, но эстетично дописать разные алхимические символы из младенческого периода естественной наукографии. Не успел я закончить, как решил всё же осмотреть женщину, и заметил на её шее порезы от бритвы, явно сделанные рукой самой Варвары. Но лишь только я стал проникаться к трагедии этой сорокалетней женщины, как она вызверилась на меня:
– Лампадку Афонскую возьми, бестолочь! Все мужики одинаковые! Ни черта никто не может!
У меня было восемь дочерей и весьма резкая жена. Может, я и не разбирался в психологии, но кое-что умел.
– Что же ты сама с ними всеми не разобралась, а? Умница-красавица? От тебя такой перегар, что его ни один астральный маяк не пробьёт! Сиди тихо и не ёрзай, раз сама свои проблемы решить не можешь.
– Ты мне тут поумничай! – сказала она, надменно скривившись.
– Да ладно. Не хнычь. Сейчас всё сделаем. – сказал я добродушным тоном и постарался представить свою дочь на её месте.
Ритуал начался. Я потанцевал вокруг, спел определение правила Клапейрона-Менделеева на латыни, поводил вокруг неё бамбуковыми палочками и стал неуклюже пытаться зажечь масляный ритуальный светильник. Для пущего запаха добавил в лампаду немного льняного и розового масла с экстрактом полыни.
– Обращаюсь к эгрегору эволюции, симулякру отбора и святого выживания, да будет самка эта обласкана Гауссовым распределением, да попадёт она в священный центральный предел. Взываю к несметным духам чисел Мандельброта и Гильберта, Алеф Нуль, Алеф Нуль, Алеф Нуль!
– А теперь закрой глаза ладонями на перекрёст, и представь своего суженого.
– Не нужен мне никакой суженый! Никто мне не нужен!
– Он тебе нет, а ты ему нужна. Он ждёт тебя, нуждается в тебе, пока ты тут в потёмках бродишь. – сказал я и проникновенно добавил: – Он тоскует по тебе, дура! Ну, не артачься, закрывай глазки.
Пока она считала от сорока трёх до нуля, я быстренько нарисовал на полу треугольник Паскаля и поставил её ногами в вершину.
Начальник тюрьмы внимательно наблюдал за мной. Вероятно, он учуял, что я вошёл в роль. На миг я и сам поверил, что смогу ей помочь. Я трогал её за плечи, шею и голову, но прикасался я к ней явно не так, как алчные похотливые шарлатаны, попадавшиеся ему ранее. Я чуть ли не искренне переживал за эту несчастную, неоднократно оступавшуюся женщину. Я посмотрел в глаза начальнику, и он с одного взгляда понял, что у меня тоже есть дочери, несмотря на то, что о них в моих документах к счастью ничего не было.
– Открой глаза и слушай. Это мистический символ случайного распределения. Нет никаких астральных маяков, чушь это всё. А вот математика – это священный язык мироздания, на нём говорит сама эволюция. Ты должна сама найти свой путь на этом треугольнике. Но не торопись. Подумай хорошо, это очень рискованная магия. Если ты оступишься и не попадёшь в двадцатку – навсегда останешься старой девой.
Женщина пустила слезу и сказала:
– Я готова.
– Не так быстро, – сказал я и взял алтайский платок и завязал ей глаза. – Представь своего суженого и сделай семь шагов ему навстречу. Твой отец тебя проведёт.
Из меня получился неплохой аниматор. К этому моменту не то что отец, я сам был готов поверить в своё "колдовство". Даже заключённые это оценили. Они выстроились на холмике в саду и внимательно наблюдали за действием через окно. Все они смотрели на меня с долей уважения. И тем не менее, я взаимодействовал с администрацией. Так что если мой кипиш не удастся или негативно отразится на всех заключённых, то мне придёт очень жестокий конец. А перед ним я даже в одиночной камере буду опасаться сомкнуть глаз. Я высмотрел Цибельмана и, дождавшись, когда всё внимание будет приковано не ко мне, жестами попросил Цибельмана разогнать зевак. Вскоре он остался один.
Когда отец и дочь дошагали по классикам до заветного магического числа, и я уже практически выкрутился, я сделал буквально судьбоносную ошибку. Я взял лампаду и решил сделать проклятый акцент в ритуале. И только тогда я понял, с какими страшными стихиями играюсь. Я вспомнил Вишневского, со своими шарлатанскими фокусами, укреплявшими его власть, и искренне восхитился его смелости и мужеству.
Я взял афонскую лампадку и решил поднять её над головой женщины, чтобы обозначить окончание ритуала. Сияющая от радости женщина вдруг оглянулась и увидела за окном надменную харю Цибельмана. В сердцах она подпрыгнула, и капля масла из лампадки капнула ей за шею. Едкий экстракт полыни начал щипать едва зажившие раны, и она, взмахнув рукой, выбила лампадку из моих рук.
Её волосы пропитались маслом и вспыхнули огнём. Вопли, крики и удары электрошокера слились воедино. Меня мгновенно скрутили и отправили в карцер, где мне и предстояло осознать, как опасно относиться к вещам легкомысленно. Даже таким несерьёзным, как шарлатанская магия.
Половину волос женщины удалось спасти. Но половина лица сильно обгорела, ухо было обезображено, а часть лица изуродовалась навсегда. Излечить её от тех увечий, которые я ей нанёс, мог только я, и то, для этого мне пришлось бы сделать её эльфийкой. Но как бы ни была прискорбна её судьба, моя судьба рисовалась мне куда более ужасной. Всё что мне оставалось, это как можно быстрее бежать.
Глава 24. План побега
Каждая минута в карцере растягивалась до часа. Я звенел наручниками, смотрел на тусклый свет убогой лампочки и гадал, какой же толщины ржавые стены сырого, тесного шкафчика, в котором невозможно было расставить руки в стороны. Руки всё ещё пахли душистым маслом, а мои сердца стучали вразнобой, никак не желая синхронизироваться. Нервы начали сдавать, и я заметил, как наручники звенят от трясущихся рук.
Я был примерно в полтора раза сильнее среднего мужчины, но этого было явно недостаточно, чтобы выломать дверь. Даже мои титано-композитные кости не помогли бы мне её погнуть. В отчаянии я согнул наручники, и воронёная сталь треснула. Но дверь оставалась слишком толстой. Мои руки перестали трястись, а оставшийся целым наручник на левой руке продолжал болтаться. Из раны на правой руке, оставленной сломанным наручником, была видна поверхность кости. Драгоценная эльфийская кровь капала на ржавый железный пол, наполняя гулом тихий до отвращения карцер.
Наконец, сердца успокоились. Охранники ушли далеко от двери, а лампочка потухла. Я сидел и смотрел, как остывает её спираль. Мне ничего не хотелось. Я просто полулёжа сел на пол карцера и стал наблюдать, как остывает моё тело. Душный воздух казался мне таким токсичным, что не хотелось дышать слишком глубоко. Темнота стала такой абсолютной, что я уже не видел даже инфракрасного следа от некогда горячей лампочки. Шум из-за двери не доносился никакой. Единственным источником информации извне оказалась скважина сувальдного замка, пускавшая тонкий, но невероятно яркий лучик света.
Но сдаваться мне было нельзя. Чтобы не сойти с ума в этом помещении, я мог бы впасть в анабиоз и провести в коме несколько десятков лет, а если просыпаться для еды, то, возможно, и сотен. Но я до сих пор не знал, сколько лет мне дали за покушение на территориальную целостность России. Я не знал, как быстро русские рассекретят "землянику", а даже если рассекретят, освободят ли они меня?
"Какая жестокая ирония, – сказал я сам себе. – Дать бой смерти и получить четыре тысячи лет жизни только для того, чтобы схлопотать пожизненный срок в русской тюрьме!".
Если божества существуют, то они явно обозлились на меня за то, что я унизил одного из них, того, что с косой. Вероятно, Смерть обиделась на меня и позвала других сверхъестественных сущностей, чтобы они мне отомстили. В наказание за то, что я вызвал на поединок саму Смерть, меня наказали гораздо более жестоко, чем обычного смертного. Я ещё раз ухмыльнулся, и мои мысли стали оптимистичнее. Ведь если сработало один раз, то может сработать и второй! Если я вызвал на дуэль саму Смерть, то, может, смогу обхитрить и Фемиду?
– Нет никаких божеств. Есть только задача и бесчисленное множество вариантов решения, – вновь проговорил я сам себе.
Я ещё раз взглянул на лучик света из замочной скважины, и у меня созрел первый пункт плана. Нащупав на полу холодную упругую пружинку, выпавшую из сломанных наручников, я сломал её пополам и приступил к взлому замка с её помощью. Старый замок никак не хотел поддаваться. Но я точно установил количество сувальд и с помощью второго обломка приступил к их открыванию.
Есть! Один оборот сделан. Но как только я приступил ко второму, за дверью послышались шаги. Звуки башмаков надзирателей, я больше никогда и ни с чем не перепутаю, но шагали они быстро, сбивчиво и как будто тревожно. Но как только они ушли, я продолжал открывать замок. Целый день у меня ушёл на то, чтобы открыть второй оборот. Колени затекали, шея ныла от постоянного напряжения в неудобной позе, а когда охранники проходили, приходилось затихать, а порой и начинать всё сначала. Но вдруг я заметил важную, но очевидную деталь.
В карцере не было туалета. А меня в нём держали уже более суток. Хотя это и была суровая русская тюряга, но всё же не концентрационный лагерь. Никто из заключённых никогда не упоминал о пытках и вообще. В общем, мне нужно было быть очень настороженным. И когда я совсем открыл замок и увидел вожделенную щель открывающейся двери, я заметил нечто интересное. Я стиснул свои отмычки так, что заболели пальцы, притянул дверь обратно и стал прислушиваться.
Обычные башмаки охранников звучали совершенно иначе. Это были не туфли, а скорее армейские ботинки. Подвывающие сервоприводы роботов смешивались со звуками дыхания людей. Наконец, в конце коридора я услышал пару слов:
– Евтушенко отстранён. На время смены руководства вы подчиняетесь напрямую КГБ, – сказал робот синтетическим голосом. – Сдайте журнал и продолжайте смену согласно дополнительным инструкциям.
– Прикажете ужесточить режим?
– Это ни к чему. Продолжайте смену согласно должностным инструкциям.
– Есть!
Я осторожно открыл дверь и оказался в коридоре. Я быстро смешался с остальными заключёнными, старательно прикрывая пропитавшийся кровью рукав, а наручник спрятал под вторым рукавом. Мне оставалось только сбежать во время прогулки: не привлекая внимания прогуляться вдоль стен, доплыть до ближайшего острова и затеряться в зелёнке. Я осторожно присоединился к столу и воспользовался салфеткой, чтобы стереть запёкшуюся кровь, а питьевую воду и эльфийскую слюну приспособил для того, чтобы попытаться отстирать подозрительно окровавленный рукав. За этим занятием меня и застукал Цибельман.
– Ну ты и дал!
– Я думал, вы меня прибьёте за такое!
– Евтушенко всех заманал уже. Красавчик, Эльф, – сказал Цибельман и подсел поближе, чтобы прикрыть от камер моё занятие.
– Ты ровный пацан, – сказал я Цибельману. – Я тебе как есть скажу. Мне срочно валить нужно.
– Гиблое дело. Найдут и ещё три года припаяют.
– Ты не понял. Я тут навсегда. А когда эльф говорит "навсегда", это как минимум о-о-очень надолго. Три года погоды не сделают. А тебе сколько ещё тянуть?
– Ещё пять лет. Я тут по-тихому, возможно, по УДО пару лет скостят. – Я не в деле. Но помочь могу. Нужен шум?
– Нет. Наоборот. Я слышал роботов КГБшных. Говорили, всё ровно будет. Мне нужно по-тихому.
Цибельман отодвинулся от меня и, покосившись на камеру, тихо прошептал:
– Я тебе карту минных полей у молдаван достану. Но будешь должен.
– Не заржавеет. – сказал я.
Многое стало яснее. Теперь понятно, почему никто из заключённых не пытался покинуть с виду незащищённый остров. Мины на побережье, а может, и в воде. А в воде? Только ли там мины? В любом случае, я поблагодарил судьбу за то, что не побежал сразу же. А ведь там и обыкновенные шипы могут быть, и вьетнамские мельницы, да ещё Бог его знает, на какое коварство пойдут охранники, чтобы удержать заключённых от побега.
Как только мы вышли на прогулку, один из молдаван, улыбчиво, но тревожно похлопал меня по плечу и сунул мне в руку обломок ложки. Я улыбнулся в ответ и осторожно поспешил опереться на стену ограждения, чтобы рассмотреть презент.
На внутренней стороне ложки была выцарапана карта острова со всеми стенами и зданиями. Маленькими точками были нацарапаны мины, лежавшие чуть ли не через каждый метр. Крестиками обозначались взрывчатки, молниями – вероятно, электрошокеры, а капельками – скорее всего, перцовые или ядовитые. Я нашёл ближайшую и осторожно стал вглядываться в ту сторону, где она лежала.
От тюремного острова отходила небольшая гряда других островов. В отличие от тюремного, берега тех островов сплошь заросли камышом. Были ли там мины, мне было неизвестно, но те, что были на острове, мне удалось разглядеть. Когда солнце начало садиться, я стал замечать неоднородности. Там, где лежали мины, земля имела менее густую растительность, а почва в тех местах была холоднее. Я наконец почувствовал хоть какую-то пользу от эльфийского зрения. В ближнем инфракрасном спектре я мог отчётливо разглядеть все заложенные мины, на которые раньше не обратил бы внимания. Я внимательно запомнил карту с ложки, дождался сумерек и, охладив своё тело до температуры окружающей среды, быстро добрался до воды.
Глава 25. Псы режима
Холодная мутная вода вонзилась в моё тело тысячами замороженных иголок. Больших трудов мне стоило не вскрикнуть. Однако я сдержался. Глубоко вдохнув, я, широко взмахивая руками, погрузился в мутную речную глубь.
Водоросли проплывали мимо меня. Моё лёгкое эльфийское тело постоянно стремилось всплыть, но я то и дело хватался руками за донную растительность, чтобы не выдать себя. Несмотря на все мои эльфийские фокусы, задерживать дыхание я мог не дольше, чем обыкновенный человек. Однако преодолеть расстояние в пару десятков метров до ближайшего камышового островка мне всё же удалось. Я осторожно всплыл за ним и дал себе возможность сделать ещё один тихий вдох.
Кто бы мог подумать, что эльфам вообще нужно уметь плавать? Да и зачем? Тем более в реке. Но сетовать на превратности судьбы у меня не было времени. Мне нужно было прятаться в камышах, стискивая зубы при мысли, сколько пиявок я накормлю своей кровью, сколько заразы могу подхватить, если пораню ноги об острую донную растительность. И это уже не говоря про остальные опасности – животного и не очень происхождения. До ближайшего острова я всё же добрался. Глупые тряпичные мокасины совершенно расклеились, и их пришлось сбросить. Как только я достиг островка, я понял: сбежать мне не удастся.
Прямо из камышей на меня уставилась жуткая тварь. Один глаз у неё был собачий, а второй заменяла камера. Морда с капающей слюной была аугментирована титановыми челюстями и прочными нержавеющими зубами. Хребет и передние лапы были усилены экзоскелетом, а голени были защищены чем-то вроде лат. Но самое страшное было даже не это. Пока я замер в ужасе, к ней сзади подошли ещё пара киберсобак. Они залаяли и издевательски добродушно виляли своими закрученными хвостами.
Не делая резких движений, я стал осторожно пятиться обратно в воду. Мне ничего не оставалось, как надеяться на то, что эти твари не умеют плавать. Пока течение несло меня вниз, мои ноги окончательно коченели, а руки переставали слушаться. Дыхание затруднялось от дрожи, но и это было ещё не всё. Собаки преследовали меня, то и дело прошмыгивая в камышах ближайшего острова. Они были везде: рычали, фыркали, но не лаяли. Они, как призраки, преследовали меня вдоль берега, не давая ни шанса выбраться из медленной реки. А когда один остров кончался, начинался следующий, на котором жили другие собаки.
В конце концов я добрался до острова, на котором собак не было. Я выжал одежду и попытался согреться, разгоняя метаболизм. Но как только я запустил сжигание эльфийского жира на бёдрах и ягодицах, я резко понял, почему меня так легко отпустили. Жуткая боль просто парализовала меня изнутри. Это было похоже на обычное пищевое отравление, но боль быстро усиливалась. Я был практически обречён. В таком состоянии не то что выживать, просто стоять на ногах не было возможности. Когда я соорудил себе тёплое гнездо из травы, до которой смог дотянуться, боль была такой сильной, что я всерьёз подумывал о том, чтобы позвать на помощь тюремщиков.
"Да чем они мне помогут? Они даже не знают, что со мной…" – думал я, стараясь не ныть от боли слишком громко. Но вдруг меня посетила мысль: "А что, если они прекрасно знают, что со мной?". Я перевернулся на бок, посильнее закутался в сухую колючую траву и прогнал комара. Вдруг у меня поднялась температура, во рту начала собираться сухая и горькая слюна, а затем в носу будто костёр разожгли. Вскоре все слизистые начали чесаться, печь и даже болеть. Это явно не простуда. Я собрал все силы в кулак и стал втягивать носом воздух, чтобы понять, что именно меня отравило.
Тюремщики наверняка были в курсе, что ждёт меня здесь. Обыкновенная люцерна, которую едят коровы, росла на острове повсюду. Сама по себе она совершенно безвредна, но для меня, и, скорее всего, для других заключённых, она представляет опасность. Я сосредоточился на управлении своим обменом веществ и запустил системы выделения в кровь белковых пакетов, предназначенных для мониторинга моего здоровья. Специальный орган внутри моей модифицированной репродуктивной системы был тесно связан с мозгом. Я буквально нутром чувствовал каждую молекулу вещества в своём теле. Когда кровь сделала несколько кругов, как следует смешалась, я сконцентрировался на ощущении своей эльфийской святыни – гибридной матки.
В начале ничего не намекало ни на какие сверхъядовитые вещества, и я уже даже начал думать, что это обычное отравление, но белковые пакеты данных, отправляемые каждой клеткой моего тела, постепенно расшифровывались и передавали химические данные в мой мозг по нервной системе. Я не могу это описать. Это как рассказывать глухому с рождения, что такое симфоническая музыка. В моём животе как будто был очень чувствительный язык, который на вкус чувствовал следовые концентрации любых веществ.
И наконец я понял. Я понял, почему тюремная жратва была такой сладкой. В неё специально добавляли протосапонины. Конформацию конкретно этих молекул мне определять не было времени, но всё было очевидно и так. Каша так сильно пенилась, потому что глико-сапонин, который в неё добавляли – сам по себе безвреден. Но, являясь протосапонином, по сути, он вступил в реакцию с летучими сапонинами из люцерны, что и приковало меня к моей травяной постели. Однако, какое коварство! Кормить заключённых так, чтобы они не могли сбежать, а если и сбежали бы, то их легко можно было бы выследить по "горячим следам".
Это был довольно болезненный удар по моему самолюбию. Как мог я, единственный человек в истории, способный контролировать своё тело на клеточном уровне, потерять бдительность и не заметить такой примитивной отравы? Нет. Больше на эту удочку я не попадусь. Я через силу выбрался из тёплой ядовитой постели, надел невысохшую одежду и вновь нырнул в реку, подальше от проклятой люцерны, с её проклятым активирующим сапонином.
Вода в реке была грязная, но мой иммунитет совершенно спокойно справлялся со всевозможными кокками и другими зверюшками. Но вот раздражающую меня изнутри органику было выводить сложно. Люди часто включают воображение, они представляют, как вместе с потом уходит и болезнь, как пар из полотенца на морозе, но в моём случае это было не оно. Я буквально по номерам знал клетки, которым было плохо. Холодная вода замедляла метаболизм. Вывод отравы из клеток слизистой замедлялся, но замедлялось и раздражение. И когда луна взошла в полную силу, я был практически свободен от яда. А вместе с ним и от наказания за потерю бдительности.
Лунный свет заставлял мою эльфийскую кожу сиять как серебро. Меня вынесло на середину русла, и вода стала чище и приятнее. Совы кричали в прибрежных рощах, серебристую дорожку речных волн то и дело нарушала своими кругами то щука, то карп. Береговые камыши росли по берегам реки, как волосы подмышками милой сердцу проститутки, а отдельные высокие деревья вдалеке постепенно поднимались на крутые склоны и шевелили ветвями на ветру, будто оглядываясь.
Здоровье полностью восстановилось, но голод ещё не вернулся. Плавать ночью в реке было так хорошо, так приятно. Я пожалел, что не был готов к таким превратностям судьбы. Конкретно в тот момент я жалел только об одном: что моя жена не со мной в этой романтической, до тантризма, обстановке. В любом случае, жить в дикой природе оказалось для меня не такой уж плохой идеей. Оставалось только подготовить нужные биомодификации, чтобы приспособиться к жизни за пределами человеческой тюрьмы, и не только той, что на острове, а и вообще.
Но как только я стал составлять список того, что нужно придумать, я ощутил, как течение начало меня разворачивать. Я думал, что попал в водоворот, но, к сожалению, это было не так. Сниженная от холода чувствительность кожи не позволила мне заметить, как моя нога запуталась в рыбацких снастях. Я попытался выдернуть ногу, но леска только стянулась сильнее. Я заглотил побольше воздуха и собирался перегрызть все лески, опутавшие меня, но тут же попал прямо в сеть.
Снова и снова я собирал сети. Вынырнуть, чтобы вдохнуть воздух, удавалось всё реже, а комок сетей, в который я превратился, тащил меня всё дальше и, в конце концов, начал тянуть на дно. Я мог бы вырастить себе жабры или доработать лёгкие для дыхания под водой, но на это ушли бы месяцы, а то и годы. Я не был готов к такой ситуации. Всё, что мне оставалось делать, это успокоиться, экономить силы и ждать, пока звук лодочного мотора приблизится ко мне.
Звук всё не приближался, и когда воздух совсем закончился, я вынырнул и увидел лодку на воздушной подушке с воздушным винтом и мигалками. Воздуха оставалось всё меньше, ослабленный отравлением организм не смог бы погрузить меня в анабиоз. Я был практически на волоске от смерти. И моё последнее поражение окончательно смирило меня. Я выпрыгнул снова, сделал побольше брызг и позвал на помощь.
