Текст книги "Ковальский в тылу врага (СИ)"
Автор книги: Неуловимый Джо
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14. Нью-Гамельнюки
Разбираться в странностях этого городка у нас небыло ни времени ни желания. Кроме того, напрягало само по себе обстоятельство того, что прежняя «гуманитарная миссия» проходила именно здесь прежде чем исчезнуть. Потому я взял с собой Кшиштовского и вознамерился поскорее покончить с передачей гуманитарного груза.
Войдя в больницу я заметил что на весь несколько тысячный городок в ней дежурил один единственный врач, молодая девушка довольно приятной внешности, с чёрными уложенными волосами. Мы пробились через очередь молодых женщин детей и юношей и вошли в её кабинет. В общем, Кшиштовского я взял явно не зря. Врачиха очень плохо говорила по-польски, а он неплохо знал местный диалект.
– Червона высыпь на запястях – говорила она смартфону и наводила камеру на руки маленькой девочки.
– Кашель е? – переспросил мобильник синтетическим голосом.
– Какхфель е? – переспросила она девочку.
– Тришечкы. – Ответила девочка.
Врачиха взяла свой смартфон, и я вдруг заметил, что обычный устаревший на пятьдесят лет гаджет, был упакован в чехол из настоящего чистого золота. Он немного покрутил скринсейвер и без единой надписи ответил врачихе голосом:
– Била баночка з червоною кришечкою та рожевою стричкою. Прийматы два разы на добу по пивтаблетки писля йижи.
Врач поздоровалась с нами, и Кшиштовский довольно умело ей объяснил, что у нас приказ оставить помощь больнице. Девушка неохотно согласилась, но когда я достал документ о получении, и передал его ей, она вдруг поменялась в лице и с негодующим непониманием посмотрела на нас.
Кшиштовский попытался ей объяснить что нам нужна её подпись и что без неё мы не можем уйти и оставить груз, на что она буквально наорала на нас что-то вроде:
– Я що, схожа на ксёндза чи шо? Идыть геть доки хлопци не оскажанилы!
Кшиштовский некоторое время пытался с ней по хорошему, но она была ни в какую. Я дал ей время, улыбался и расправил свои уши, постарался изобразить максимально нежную женскую грацию, и в итоге она обратила на меня внимание. Я жестом попросил поговорить с главным в этой больнице, и она с недоумением придвинула телефон к моему лицу.
– Оk, Oxford Instruments, – обратился я напрямую к операционке старенького английского дивайса. – Придумай подпись для врача и нарисуй её на экране.
Врачиха так удивилась, что её поджилки едва не затряслись от страха. А когда она навела камеру на бумагу, то смартфон стал пошагово рисовать все штрихи которые ей придётся сделать ручкой.
Когда мы покинули это странное здание, мы увидели как на улицу вывалили огромные толпы народу. Они старались не смотреть солдатам в глаза, и то и дело шныряли за спинами как карикатурные воришки из спектаклей. Врачиха бросила своих пациентов и стала в конец бесконечной очереди. Тогда я понял, что говорить тут явно не с кем. Если на гуманитарку плевать даже тем, кто ответственен за её приём, то вот грузовики нам ещё могли и пригодиться. Я поднял руку и через рацию в чокере отдал приказ открыть двери.
Толпа завопила так, что мои парни стиснули рукояти автоматов, опасаясь за свою жизнь. В грузовиках оказались консервы, одежда и лекарства, толпа горожан ломонулась внутрь так рьяно, что чуть не началась давка. Поначалу толпа двинулась и в грузовик с хлебом, но люди быстро перевернули все коробки, и не найдя там ничего более ценного по их мнению, с недовольными воплями бросились к остальным грузовикам. Я только покачал головой и обойдя толпу, в сопровождении пары бойцов решил посмотреть, что же их оттолкнуло от обычного хлеба. Но когда я увидел что именно было в коробках, я понял почему Вишневский с таким пренебрежением относился к населению этой территории.
Помимо фирменного витаминизированного хлеба с добавлением витамина B и кальция, находились и волонтёрские посылки. В раздавленных коробках то и дело встречались буханки домашней выпечки, с любоью упакованные в бумагу, и даже с трогательными записками. Но все они были брошены на обочину как мусор, а порой и раздавлены ногами.
Я хотел понять, что довело этих с виду обычных людей до такого зверства, но не мог даже представить что. Я подумал, что этот город наводнили жулики и паразиты, давно уже присосавшиеся к гуманитарке, но к сожалению я ошибался. Толпа мгновенно растормошила все четыре грузовика, и проходила мимо меня обратно с очень злыми и недовольными лицами.
– Тату, де там прыставка?
– Немае.
– Хочу приставку! – возмутился мальчик но тут же получил затрещину и захныкал.
Я просто не мог ничего понять. Я учился в аграрном университете и отлично знал каких трудов стоит вырастить урожай здоровой пшеницы, какие сложные и удивительные технологические процессы завязаны на руках пекарей и пищевых технологов. Да в хитросплетении этого искусства просто не возможно разобраться, если не любить своё дело всей душой. Я подошел к ближайшей коробке, взял из неё уцелевшую буханку хлеба и бережно спрятал в рюкзак. Только когда мы вычищали кузова от ошмётков картона, убирали разбитые соленья, и спасали консервы я заметил. В городе не было ни одного старика.
К тому времени как мы приготовились отправляться, к нам подъехала вторая колонна, за которую ответственнен был уже не я. Горожане ринулись к ней с ещё большей свирепостью. Но когда и там не обнаружилось того что они ждали, горожане умножились ещё больше и стали орать и выкрикивать угрозы. Тогда они распотрошили оставшиеся машины и обступили обе колонны, не давая нам двигаться дальше.
Капитан второй колонны тоже был в этой местности впервые. Он держался храбро и уверенно, но его спокойный командирский тон только раздражал местных. В тот момент когда его солдаты уже хотели браться за оружие, по рации мне поступил приказ отправляться и разбить временную базу у подножия холма, рядом с монастырём. Я подошел к капитану, отдал честь, и рассказал о поступивших распоряжениях.
– Поручик Ковальский! У вас один приказ, у нас другой. Наша задача по возможности эвакуировать отсюда гражданское население. Тут скоро будет очень жарко. – отвечал капитан.
Но его попытки претерпевали неудачу раз за разом. Нас готовили к разведке и поиску подходящих позиций, а не к разгонам демонстраций, у нас не было даже громкоговорителя, чтобы донести информацию.
– Шановны громадже, прохання терминово покинуч … – пытался взывать к гражданам капитан.
– Де нормальна гуманитарка? Куды покинуть? В що, йии вкралы? – вопили горожане.
Капитан не выдержал, и приказал открыть огонь в воздух из зенитного орудия. Но и это не помогло. Ужасный рёв от скорострельной пушки только раззадорил горожан. Женщины и дети убежали по своим домам, а мужчины начали выбегать на уллицы, но на этот раз уже с оружием. Я отреагировал моментально, приказал всем своим охранять технику, и занять боевые позиции в БТРах. Но вооруженные горожане всё прибывали и прибывали. Успокаивало одно. Стрелять из своего оружия они явно умели плохо. Горожане окружили технику, выставили стволы из заборов и явно намеревались отомстить.
Наконец, перед всеми вышел один крепкий молодой человек. Он держал дорогущую американскую винтовку позолоченную практически полностью, с отпиленным стволом, и оптическим прицелом прикрученным задом на перёд.
– Вы хочете наши хати обчистить? Тики мы покинемо а вы наши пральни машинки вивезете? Пласму нашу позабыраете?
– Тут згодом буде барзо небезпечне! Ваше вартощ буде незрушальна! – твёрдо но безуспешно говорил капитан на ломанном местном наречье.
– Так он ничего не добъется. – Сказал мне Кшиштовский. – Разрешите попробовать помочь.
– Что ты собираешься делать?
– Доверьтесь мне, поручик.
Кшиштовский подошел к капитану и за пару секунд заставил сморщиться его лоб. Но через некоторое время, он уступил ему место на своей бронированной трибуне и начал.
Он жестами попросил у местного застримить то, что он скажет. Я не стал светить свой ошейник в сети. Я быстро загрузил в свой слуховой биокомпьютер эмулятор нужной модели смартфона и подключившись в местную соцсеть я успел как раз к середине его речи.
– Дорогие граждане! Сегодня в Брюселе, в парламенте Евросоюза обсуждалась возможность прокладки шоколадопровода из Швейцарии в Турцию. – гласил синхронный машинный перевод – Первые десять домовладельцев, которые принесут свои документы на пограничный пункт не только получат билет на справжноього литака до Европы, но и денежную компенсацию за проданную землю в размере одного миллиона (евро!) за гектар.
«похоже это не какой-то поляк, а настоящий европеец!» «вот этот дело говорит!» «не могу комментировать, думаю куда свой миллион потратить» – сыпались в чат соцсети «ВУкрайини» голосовые комментарии.
– Поторопитесь, предложение будет действовать ещё две недели. – Говорил Кшиштовский уверенно и совсем не краснея. – И помните, не приносите оружие в литак, в Евросоюзе все живут хорошо, оружие там никому не нужно, даже полицейским!
Уж не знаю что приближалось быстрее, моё хорошее настроение, возможность колонне безопасно двигаться дальше, или повышение Кшиштовского в звании. В любом случае когда мы уже двигались к месту временно дислокации, недостатка в темах для разговора у нас не было.
Глава 15. Смартфония
Лагерь мы разбили быстро. Никаких особых распоряжений по безопасности нам не поступало, однако солдаты исправно носили свои маскировочные плащи. Бойцы из капитанского взвода по дороге подстрелили настоящего оленя, они с удовольствием разместились вместе с нами у импровизированной походной кухни и с удовольствием угощали нас «зенитной строганиной». Так они назвали тонко нарезанные ломтики дичи, до хрустящей корочки обжаренные на раскалённых от выстрелов зенитной пушке. А когда пушка остыла, они включили активную фазированную антенну на полную мощность и приготовили остального оленя прямо на её поверхности.
Капитан по достоинству оценил наш взвод и с удовольствием присоединился к обсуждению наших дальнейших действий.
– Разрешите спросить, капитан, – обратился я к нему, пока остальные были заняты едой.
– Разрешаю. – заинтригованно ответил тот.
– Что вы думаете про пропавшую колонну? Ну не могли же её горожане перестрелять?
– Ну, вообще-то могли. – сказал капитан, с недоумением глядя на меня. – Вы разве не заметили снайперов на крышах?
– Заметил конечно, но не похожи они на тех, кто может перестрелять целую бригаду, с БТРами, со всеми делами.
– Вы вероятно не имеете боевого опыта, поручик.
– Опыт у меня конечно есть, и вполне себе боевой, но сражался я с мафией да бандами. Ничего общего. Я даже на учениях армейских не был.
– О-у-у, совсем плохо, – сочувственно ужаснулся капитан. Он доел свою зенитную строганину, передал мне тарелку и признался:
– Я тоже не имею опыта командования в боевых условиях. Служил я солдатом, дослужился до сержанта, а капитана в тылу получил. Но кое-какие советы дать могу.
– А есть предположения?
– Ходят слухи, что у той бригады были некие экспериментальные технологии. Вроде как живые танки, устойчивые к ЭМИ. Вероятно, в этом вы с прошлой бригадой похожи.
– Чем же?
– Вами. О вас и ваших драконах легенды ходят.
– Ну и какие же? – удивился я.
– В основном похабные. Типичный казарменный юмор, но все говорят, что вы можете видеть сквозь деревья, что у вас рентгеновское зрение, собачий нюх и слух. Это правда?
– Да, а ещё я молниями из задницы шмаляю, капитан. – пытался шутить я. – А про слух и нюх правда. Мне это сильно помогло, когда выслеживал и устранял киллеров. Но здесь я даже не знаю, как это приспособить.
– Лучше пусть будет и не пригодится, чем не окажется в нужный момент.
Мы ещё долго обсуждали солдатские небылицы, но к попытке догадаться, что случилось с пропавшей колонной, приступить не осмелились. Потому перешли на обсуждение того, что произошло на наших глазах.
– Рядовой Кшиштовский, – обратился к нему капитан, – вы сегодня великолепно себя показали, но вы почему-то совсем этому не рады.
– Рад служить, капитан, – ответил он и загрустил ещё сильнее. – Откуда вы знали, что ваш план сработает, и откуда вы так хорошо местный язык знаете? Ваши предки отсюда родом?
– Нет. Только бабушка.
– Так это был тот самый забытый язык? Невероятно, как быстро он исчез. Мне предки рассказывали, что украинского когда-то по всей стране было полно.
– Как говорила моя бабушка: «спросите у моей жопы, она чаще имеет дело с украинским, чем мой рот», – сказал Кшиштовский и пояснил – Те, кто отсюда уезжают, мгновенно рвут все связи. А если и возвращаются, то только для того, чтобы эвакуировать отсюда близких.
– Поэтому вы и стали боксёром, – предположил я. – Вам приходилось регулярно отстаивать своё право на уважение.
– Не без этого, пан поручик, – грустно буркнул Кшиштовский, явно намекая на то, что эта тема ему неприятна.
Мы молча ломали голову над тем, как местное население опустилось до такого уровня и куда подевались все старики. А ведь по дороге сюда мы встречали старых людей. И лишь только я об этом подумал, как к нам подошел Якуб и указал на бедного, но опрятно одетого старичка, подошедшего к нашему лагерю. Старик ходил вокруг солдат и явно искал старшего, в этом ему и помог Якуб.
– Доброго здоровья, служивые! – тоненьким голоском обратился к нам старик на русском языке. – Не пособите хлебушком немощному старику?
Сослуживцы начали торопливо шуршать по карманам, потрошить свои солдатские пайки, чтобы угостить старика, но тот ещё более благостно, но вежливо стал отказываться. Тогда я достал из рюкзака буханку хлеба, разделил её напополам и отдал половинку старику.
– Спасибо, милая девушка, храни вас господь!
Я хотел ему ответить, но русский я тогда с трудом понимал и едва мог связать пару слов. А вот Якуб отлично изъяснялся на русском, болгарском и даже чешском.
– Скажите нам, кто вы и откуда? И куда делись все старики?
– Так умерли, добрый человек.
– Что, прям все сразу?
– Нее-ет, сначала Галя, потом Клава, потом Петро… А я сам при Монастыре тоже вот, пономарём служу.
Старик приломил кусочек хлеба и съел с таким удовольствием, будто это был деликатес.
– Меня Николай звать. Нас, старших, тут не жалуют. Как только чуть стареют, так все его клеймят старым безумцем и выгоняют из собственного дома. Говорят, чтобы не дурил голову.
– И давно у вас тут так?
– Давно уже. Мать как отца выгнала, а её тётка выгнала, а меня соседи выгнали, так дети за меня и не вступились. Иди, говорят, у церкву, там тебе самое место среди прочего безумия. Ну я и ушел.
Старик замолчал. Он собирался было попрощаться и уходить, но Якуб, умевший задавать правильные вопросы, вдруг спросил у него:
– Дедушка, а где ты живёшь? Как эта страна называется?
– Как, разве вы не знаете? – удивился старик. – Парламентська республика Украйина, розташована в Центри Европы, крайни точки на сходи в сели Красна Зорька Луганськои области, захидна точка Чоп в украйинському Львови, пивденна мыс Сарич у Крыму…
Якуб и капитан многозначительно переглянулись. Но дед всё продолжал:
– Писля великои национально-вызволнойи вийны Московия зазнала поразки и завершила свое иснування. С тых пир Украйина пидтримуе дипломатичный звязок и прагне до Евросоюзу…
Тут пришлось напрячься уже и мне. Европейский союз распался ещё до моего рождения, а старик явно был старше меня. Но Якуб сохранял хладнокровие и продолжал:
– Скажите, добрый дедушка, а Крым до сих пор украинский?
– Так звичайно! У мене там багато друзив жило, я з ними по телефону размовляв потстийно, они мне фоточки деточок своих надсылали.
– Скажите дедушка, – не унимался Якуб, – а вы вживую тех друзей видели? Ну как меня сейчас.
– Нет конечно, а зачем? – начал что-то подозревать старик.
– А вообще, с кем общались, кто воплоти приехал из-за Днепра, знаете кого-нибудь?
Дедушка подвис. Он стоял долго и неподвижно, хлеб чуть ли не выпадал из его слабеющих рук. Я быстро сообразил, что человеку явно тяжело. Я отстегнул с формы свою походную табуретку и аккуратно усадил старика. Я нежно прогладил старичка по голове, и он, почувствовав заботу, очнулся от неожиданности.
– Так вы думаете, что это всё фейки? – испугано пробормотал старик.
Дедушка достал из-за пазухи смартфон, привязанный на шее на тряпичной ленточке. Он посмотрел в давно мёртвый экран и глубоко и горько задумался. Его глаза наполнились слезами, но взгляд стал яснее, на миг он как будто помолодел. Он глотнул и, сосредоточившись, спросил:
– Скажить мне ещё кое что, а Евросоюз существует?
– Нет. Распался западный альянс и польско-немецкое содружество, – беспощадно отрезал Кшиштовский.
– Понятно, – ответил старик с религиозной покорностью.
– Ну, здание европарламента всё ещё существует, недавно арабы его под гипермаркет приспособили, – пытался смягчить удар Якуб.
Повисла тяжелая пауза. Старик молча сидел и смотрел в землю. Никто из нас больше не говорил ни слова. Убить несчастного старика, да ещё так жестоко, ни пулей, ни ножом, а словом – да таких ужасов войны я даже представить себе не мог. Потому мы просто ждали и гадали, каким же образом выпроводить старца, чтобы не навредить ему ещё сильнее. Но проблема решилась сама собой. Глаза старика прояснились, он прочистил свой немного помолодевший голос, встал с кресла и тихо, но решительно сказал:
– Когда я начал подозревать, что все они фейки, – сказал старик и потряс свой неработающий смартфон, – тогда меня й выгналы з дому. Храни вас господь. Нехай буде правда. – сказал старик, поклонился нам в пояс и спокойно ушел.
На следующий день мы нашли того старика мёртвым. Его бездыханное тело солдаты нашли в окрестностях монастыря. Он был привязан к столбу скотчем, штаны с него были спущены, а на теле виднелись множественные гематомы. Местные избивали этого беднягу даже после того, как он умер. Самая чёрная ирония заключалась в том, что столб, к которому он был привязан, был обыкновенным дорожным знаком «остановка запрещена».
Глава 16. Двухминутка войны
Приказ поступил ожидаемо внезапно. До Терибля нам было ехать меньше тридцати километров, но этот марш-бросок нужно было совершить налегке.
Вопреки ассоциациям, «лёгкая» пехота на практике оказывается не такой уж и лёгкой. На собственном горбу приходится тащить не только боезапас, но и провиант, и походные принадлежности, и оружие, и средства дальней и спутниковой связи, и противодроновые установки, средства РЭБ и много чего ещё. Современная война требует тащить такое количество барахла, что даже мощные мотоциклы типа эндуро задачи особо не облегчают.
Но всё хорошее рано или поздно заканчивается. Закончилась и территория, доступная для разведки дронами. Буквально в шести километрах от Терибльского замка все дроны просто падали замертво. Нам оставалось только смотреть на мутные спутниковые снимки и гадать, что за облака никогда не сходят с одной и той же точки.
Мы спешились с мотоциклов, замаскировали их от местных и заминировали от врага. Такая вот суровая армейская сигнализация. Капитан отправился на разведку в двадцати километрах к югу, а нам нужно было выяснить, что же за странное облако ясным днём не сходит и с севера. Мы распределились по местности отдельными группами по шесть человек и стали медленно и осторожно приближаться к секретной, закрытой от полётов зоне. Но прежде чем собирать разведданные, я всё же ещё раз обратился к начальству, и не зря.
Когда пришли данные и я стал их рассматривать, то не поверил своим глазам. Иногда облако всё-таки обнажало загадочную зону в некоторых узких местах, и на спутниковых снимках отчётливо виднелись какие-то странные металлические объекты гексагональной формы. Они не были похожи ни на что известное мне ранее. Они выглядели как будто вагоны сняли с поездов и выложили странными шестигранниками, даже не пытаясь маскировать. Я подозвал Пикового Туза, отправил на его шлем картинку со спутника, и тот многозначительно напряг переносицу.
– Что думаете, сержант, это то что мы ищем?
– Очень похоже.
– Если у них есть спутники, что же они тогда нас посылают?
– Хороший вопрос. А хотя…
Я наложил одну картинку на другую и заметил, что на разных снимках, полученных в разное время, одно и то же место то пустует, то вновь покрывается гексагональной сеткой из странных вагончиков.
– Эта штука движется, сержант. Вероятно, нашему штабу там нужны живые люди, чтобы уточнить координаты.
– Если они не могут прислать летучих дронов, почему же не прислали наземных разведчиков?
– Прислали. Целых тридцать семь человек.
В тот день я второй раз пожалел, что поддался жене и не оставил себе парочку насекомых. Пока я ждал точных инструкций по боевому заданию, решился поделиться с Пиковым Тузом своими сожалениями.
– Знаешь, сержант. Бабы – зло.
– К чему это вы?
– Кто бы говорил, да? Ха-ха. Так вот. Была значит у меня такая технология. Как-то раз я создал грибок. Немного модифицировал кордицепс так, чтобы он перехватывал слуховые сигналы из нервной системы насекомых и записывал данные на химический носитель.
– Жучки, буквально жучки? Умно… Если бы не видел ваших драконов своими глазами, я бы вам не поверил.
– И правильно сделал бы. Мне бы пришлось тебя убить. Ну так о чём это я. Звук. Со звуковым сигналом всё понятно: линейная последовательность, дискретизация, сжатие – всё это легко реализовать на органической основе. Я просто подпускал жменю заражённых тараканов в логово мафии, потом выманивал тараканов сладеньким и считывал записанные данные с молекул. Но вот видео…
– Так стоп. Это же получается… – удивлялся Пиковый Туз. – Их ничем не обнаружить!!!
– Не только обнаружить, но и не отличить от обычных тараканов.
– Да уж. Впечатляет. А у вас нет ещё таких грибов? Может, мы птицу поймаем, заразим, и не надо будет лезть туда самим?
– Птицу поймаем… – бормотал я. – Нет! Стойте. Приём! Приём! Взвод, всем отставить!
В тот день впервые в жизни меня опередили. Мы внимательно следили за всеми возможными радиосигналами. Мы постоянно мониторили эфир на предмет радиосигналов от беспилотников, даже автономные дроны всё равно оставляют электромагнитные импульсы своими двигателями, но мои радиоуши были намного более продвинутыми, чем самая продвинутая пассивная РЛС. Я выключил всю свою электронику, приказал сделать то же сержанту, снял каску и начал вслушиваться ушами в радиоэфир.
Птицы, летавшие над нами, не издавали никакого шума. Это были мимикрирующие под птиц дроны а обычные птицы. Но звук от их крыльев не всегда совпадал со взмахами. Я проверил поправку на дальность через дальномер, рассчитал задержку, и всё равно.
– Вот он, – тихо сказал сержант. Он указал пальцем на странную точку в небе.
Это был странный дрон. Его большие прозрачные крылья вращались очень медленно. Это скорее был вертолёт соосного типа с крыльями-дирижаблями, чем дрон.
– Вот он, зараза! Находчиво! Вместо москитного жужжания – тихий шелест медленных лопастей.
Дрон пролетел над нами, прикрытыми маскировочными плащами. Мы не были уверены, что он нас не заметит. Но когда он приблизился к запретной зоне, по моим ушам пробежался такой мощный электромагнитный импульс, что я чуть не заорал от боли. Я оглох на целых полминуты и ещё минут десять не мог слышать радиоволны.
– Что с вами, поручик?
– ЭМИ! По ушам вжарило!
– Повезло, – сказал сержант. – Повезло, что электронику выключили.
– Больно! – шептал я, раскрывая рот от боли.
– Там точно что-то есть.
Нам ничего не оставалось, коме как идти на разведку в режиме радиомолчания. Мы медленно двигались тихими, осторожными перебежками, постоянно находясь в листве и кустах. Проводили перебежки нерегулярно, и каждый раз давали время нашим плащам сменить цвет. И наконец мы вышли на склон холма, и нам открылся вид на скрытую зону.
Огромная долина у склона руин замка была вся испещрена гексагональными оборонительными структурами. Железные шестигранники простирались большим пятном на несколько сотен метров.
Длинные тонкие вагончики на гусеницах соединялись так плотно, что сложно было сказать, где заканчивается один и начинается другой. Ближе к центру пятна, в местах соединения стояли странные подвижные башни, как огромные восьмиметровые носатые жабы. С противоположной стороны комплекса, ближе к замку, стояли несколько бронированных машин. Но самое интересное и неожиданное открылось мне тогда, когда я убрал бинокль и принюхался.
Мы находились с подветренной стороны. Ветер как нельзя кстати приносил мне запахи, и уж тем более кстати пришлись мои доработки обонятельной и вкусовой системы. Я несколько раз принюхивался, открывая и закрывая рот, пробовал и смаковал пойманные моей слизистой частицы и наконец сделал жадное лицо и озвучил сержанту выводы:
– Их там всего пять человек. Может шесть. В любом случае не больше восьми, – сказал я и улыбнулся как можно жаднее.
– Не может быть! Такой огромный комплекс!
– Эльфийский нюх не обманешь. Ни одна военная станция на земле не будет утилизировать кал и мочу или уж тем более прятать. Каждый человек имеет уникальный запах, и если бы их было больше, то и разновидностей свежих запахов было бы больше.
– Восемь человек, а нас тридцать семь… Похоже, мы сорвали джекпот!
– Мы можем не просто собрать разведданные, а спиздить у них всю эту станцию!
– Возможно, даже захватить экипаж…
Команды были отданы. Мои солдаты педантично подходили к вопросу радиомолчания. Именно поэтому нам удалось сохранить электронику и связь как при первой вспышке ЭМИ, так и при всех последующих. Цель была всё ближе и ближе. Сначала мы приблизились на два километра. Потом на километр. Потом на пятьсот метров, и каждый раз мы замирали и внимательно наблюдали за объектом. Объект хранил безмятежность, исправно продолжая излучать ЭМИ.
Мы приближались медленно и осторожно, под прикрытием кустов и высокой травы мы двигались как тени. Мои уши от ЭМИ болели так, что было сложно закрыть рот, но сердце стучало медленно. Цель была так близко, и наконец, когда оставалось всего полторы сотни метров, я вышел на связь и обратился к солдатам:
– Ну что, парни, прославимся! Работаем тихо и хладнокровно, как на учениях. Короли и вольты с севера, дамы и тузы с юго-запада, остальные в лоб. Марш!
Напряжение нарастало неимоверно, добыча была практически у нас в зубах, и когда мы приблизились на сотню метров, цифры должны были начинать открывать беспокоящий огонь. На крышу объекта вышел вражеский солдат в странной радиационно-защитной форме. Он посмотрел вокруг через бинокль и замер. Я хотел уже отдать приказ открывать огонь, как вдруг солдат заметил одного из нас, снял маску, поднял руку и что-то крикнул.
По моим ушам вновь ударила волна ЭМИ, но солдат не унимался. Он бежал нам навстречу, совершенно не пытаясь пригнуться или спрятаться в объекте. Совсем даже наоборот, он стремился обратить на себя внимание он бежал и махал руками как можно выше и громко кричал.
В мгновение моего замешательства от ЭМИ сержант заметил, как из объекта выбегают другие члены экипажа. Они не бежали внутрь, а пытались скрыться в бронированной машине. За десяток секунд до того, как они погрузились, я заметил, что все они безоружны и несут с собой ящики с маркировкой красного креста. А когда бронемашина закрыла дверь, то на двери стал отчётливо виден ещё один красный крест.
– Это медицинская машина!
– Почему они без оружия?
Но ответ на этот вопрос дал нам тот, кто бежал навстречу. Он остановился и, приставив руки ко рту, закричал:
– Ракета! Воздух! Ракета! – он ещё раз помахал руками и красноречивым жестом указал нам уходить отсюда подальше.
Затем солдат достал свой пистолет, сделал несколько предупредительных выстрелов в воздух. Когда он понял что мы замерли и не двигаемся он махнул на нас рукой и торопливо но бесстрашно побежал прятаться в объект.
Вскоре с нами вышли на связь из штаба, и всё стало ясно. Смертельно ясно:
– Не подходите к объекту ближе чем на двести метров, открыт огонь на поражение баллистической ракетой. Повторяю: дистанция двести. Как поняли?
С нашей стороны к нам летела ракета. Я отдал отчаянный приказ отступать, и прежде чем мы её услышали, мы успели отступить почти на двести метров. Этого должно было оказаться достаточно, но… Когда ракета показалась на небосводе, мы поняли, как мы ошибались.
Прямо из центра объекта, из носика жабы, начала распространяться огромная туча холодного водяного пара, и когда ракета почти поразила цель, из комплекса вырвалась ослепительно белая молния. Она озарила всё так, что солнце показалось чёрным кругом, взрывная волна молотом прибила меня к земле. Последнее, что я помню, это жуткую боль, подобную той, которую я ощущал от ЭМИ, но только по всему телу и в сотни раз сильнее.
