Текст книги "Ковальский в тылу врага (СИ)"

Автор книги: Неуловимый Джо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9. Увольнительная

Наша семейная сеть аптек оплела весь город. Жена могла быть где угодно. Сама про себя она шутила, что находится в суперпозиции, и пока её не встретишь, то и не узнаешь где она. Потому я свистнул Роутеру и попросил его отвезти меня из воинской части в город попытать счастья, чтобы найти её.

Многие мужчины отмечают, что километр вождения любимого мощного автомобиля заменяет сеанс у психолога, но эти невежды просто не летали на драконах. Великолепные пейзажи родного городка распластались под нами как бесконечная палитра пейзажиста. Казалось, что я смотрю рекламу кондитерской: коричневые черепичные крыши кварталов лежали на земле почти ровными квадратами, как выпуклости на плитке шоколада. Деревья росли между ними, как пряные травы, дороги протекали как струйки молока, а средневековые церкви и другие большие здания выступали из земли, как изюминки, стремящиеся убежать из печенья.

Встречный осенний ветерок развивал волосы и одежду, а едва слышный шелест воздуха о драконьи крылья отлично заменял басистый V8. Да что там говорить, слушать, как дракон с шелестом расправляет крылья, телом чувствовать его расслабленный выдох – это с успехом заменит не то что классический американский масл-кар, а даже легендарный харлеевский V-twin. Я глубоко вдохнул и разлёгся на драконьей спине как на яхте и стал любоваться проплывающими кучевыми облачками. Я задремал и чуть не свалился с дракона.

Мне оставалось только надеяться, что я найду свою Юлию, прежде чем она успеет вымотаться на работе. Но когда мы пересекли зону радиоразведки воинской части, дракон наконец смог со мной поговорить, не опасаясь, что в армии узнают, что он говорящий.

– Я учуял запах хозяйки, шеф. Можно мне тоже увольнительную?

– Увижу её, тогда и поговорим.

– Так точно, шеф!

Дракон начал кружить и принюхиваться. Я почувствовал, как раздувается его грудная клетка, а голова, поворачиваясь на ветру, ловила запах. Ветер свистел в его рогах каждый раз, когда он старался уловить направление запаха.

– А зачем тебе увольнительная, Роутер? Больно ты там выслуживаешься!

– Обижаешь, шеф! Нас там днями и ночами муштруют! Да ты хоть знаешь, что такое строевая подготовка?

– Знаю.

– Нас заставляют крыльями в такт махать, летать синхронно, к вечеру выматываемся хуже чем духи!

– А дрессировщик ваш что?

– Пока ничего не подозревает. Мы его дрессируем, чтобы думал, будто нам всё тяжело даётся. А что, только нам что ли уставать? Пускай тоже побегает, пока мы к параду готовимся!

Мне оставалось только улыбаться. Но вдруг я и сам почувствовал запах своей жены. Запрыгнул обратно на шею дракону и стал внимательно выглядывать её стройную худощавую фигуру и рыжие волосы, серебристых волосинок в которых она принципиально не стыдилась. Наконец я заметил её. Она наблюдала за разгрузкой товара и наслаждалась возможностью отчитывать аптекарей.

Мы с Роутером приземлились на оживлённую улицу с таким пафосом, на который были способны. Но жена лишь прищурилась от пыли, раздуваемой крыльями дракона, цикнула мне и продолжила свою реплику:

– Джешув! Да ты знаешь, сколько стоит эта теломераза? Осторожнее, увалень! Не ставьте трифосфат дезоксинуклеозида на солнце, он же испортится! Вот же криворукие, сколько можно вас учить. Роутер! Выплюнь голову ребёнка, паршивец! Привет, лапочка моя!

Роутер повиновался. К тому времени местные детишки на улице толпились вокруг дракона, щупали его чешую, таскали за хвост, просили его попрыгать на крыльях как на батуте, а девочки стремились погладить дракона за ушком, как котёнка.

– А где твоя форма? Неужели… – пробормотала Юлия. – А впрочем, неважно. – Сказала она и молча направилась в свой кабинет.

Я последовал за ней, но лишь только мы вошли внутрь, Юлия захлопнула дверь. Она схватила меня за талию и прижала к стене, как заложника. Я просто не смог от неё никуда деться. Да, сказать по правде, и не собирался.

* * *

Стоило бы, конечно, поподробнее расспросить жену, что именно её так напугало, но тратить на это увольнительную ни она ни я не хотели. Тем более что она ни за что не скажет правды. Проверено было уже множество раз. Каждая моя попытка поговорить с ней откровенно повышала градус напряжения, а информации давала лишь бесполезный минимум.

У неё была тяжелая судьба. Её отец был очень влиятельным политиком, который занимался очень грязными делами. Его дела были настолько грязными, что он был вынужден бросить её мать задолго до рождения Юлии, чтобы оградить её от последствий. Всю свою сознательную жизнь она никогда и ни с кем не была полностью откровенной.

Много раз я пытался помочь ей раскрыться, но эти попытки не только не увенчались успехом, но и делали её холодной, тревожной и даже апатичной. Потому я оставил в покое её личное пространство и дал ей возможность отдыхать и набираться сил в её запертом на семь замков мире тайн. Да и если по честному, хотя я и был с ней откровеннее, чем с кем бы то ни было, но ведь и я не говорил ей абсолютно всего. В любом случае, разобраться во всём самостоятельно мне пришлось бы так или иначе.

Мы лежали на её плаще прямо на полу кабинета совершенно голые. Юлия ласково трепала мои волосы одной рукой, а второй теребила армейскую титановую высокотехнологичную безделицу на моей шее.

– Какой классный у тебя чокер! А можешь мне такой раздобыть?

– Чокер?

– Блядский ошейник… – прошептала она мне на ухо и сально рассмеялась.

Но потом она повернулась ко мне спиной, нежно прижалась и тяжело вздохнула:

– Тебе нужно срочно валить оттуда.

– В каком смысле?

– Вишневский в городе.

Глава 10. Подпивасная аналитика

Вишневский – мой лучший друг. Он десятки раз спасал мне жизнь. Когда он сделал это впервые, он спас не только мою жизнь, но и помог мне завершить моё окончательное превращение в эльфа. Без его помощи я бы не смог добиться своего долголетия, без его поддержки и прикрытия я бы просто не удержал оборону своих тайн от ломившихся за ними транснациональных и иностранных корпораций, всевозможной мафии и отдельных энтузиастов.

Но всё имеет свою цену. Он получил часть моих секретов, некоторые из них он доработал и даже усовершенствовал. И теперь он обрёл такую власть, которая и не снилась диктаторам ядерных держав. Страшно признаться, но он вполне возможно уже сильнее меня. Но есть одна проблема: он гуманитарий.

Инженер, посвятивший созданию двигателей всю свою жизнь, если он успешен – неизбежно начинает ценить свой труд. У него просто рука не поднимется навредить какому-нибудь механизму. Так же и я, овладевший управлением живой материей, научился ценить каждую живую клетку. Для меня навредить одной из них – это даже сложнее, чем для скупого богача расстаться с монеткой.

Но гуманитарии – совсем другое дело. У них свои представления о ценностях, и представления эти не поддаются объяснению через прагматизм, целесообразность или эволюционные пути. Гуманитарии строят бесконечное многообразие своих теорий. Их понятия пластичны и закопаны под грудами ничего не значащих терминов, которые формулируются через другие ничего не значащие термины.

Но, к сожалению, этот круг бессмысленных смыслов не замыкается сам на себе, а периодически выпускает отвратительные ветви, вроде кровавых культов, тоталитарных идеологий и саморазрушительных фанатичныйх убеждений. Вот и Вишневский как бомба без часового механизма, в любой момент может найти один из неожиданных смыслов и рвануть. Причём рвануть так, что превращение солнца в сверхновую показалось бы дождичком. Уж кто-кто, а Вишневский таких возможностей накопил. Но остаётся одна надежда. Надежда на то, что у него тоже есть что ценить. Собственно это мне и предстояло выяснить.

Жена ушла по делам уже час назад, а я всё лежал на полу её кабинета и размышлял. До окончания увольнительной оставалось ещё пол дня, стоило бы конечно повидаться и с детьми, но я всё лежал, курил и думал. В основном потому, что коварная жена утащила и спрятала всю мою одежду. Даже бельё. Я взял первый попавшийся аптечный белый халат, накинул его на голое тело, прикрыл грудь и закурил ещё одну сигарету, на этот раз сидя на подоконнике.

– Серой запахло… – сказал я сам себе когда увидел сияющий черный правительственный лимузин прямо перед входом в аптеку.

Я потушил сигарету плевком, и спустился к тому лимузину. Прямо босиком, в одном халате и армейском «чокере». Услужливый шофер отрыл мне дверь лимузина и я мгновенно ощутил атмосферу суровой роскоши и мрачной гангстерской харизмы.

Двое телохранителей сидели напротив нас в чёрных плащах и шляпах старинного гангстерского фасона, в салоне пахло винтажной полиролью, кожей, бездымным порохом железом и латунными гильзами. Вишневский протянул мне бокал двхсот летнего американского виски и поприветствовал.

– Эксцентричный биопанк! Простите за товтологию.

– Здарова, Кульман.

– Эх, Кульман. Давно же я не слышал этого прозвища! Ну рассказывай, как там твои дела?

– Да ничего, вливаюсь в гражданское общество потихоньку… – сказал я потеребил ошейник и иронично улыбнулся.

– Да, это заметно… – усмехнулся Вишневский, глядя на мои босые ноги и эльфийские груди просвечивающиеся через белый халат.

– А ты, с какими судьбами?

– Я старею дружище. У меня уже нет прежней гибкости и текучести, чтобы «вливаться» в общество. Потому приходится подгонять общество под себя. – сказал он, и с неизменной харизмой поправил идеально подогнанный плащ из дорогого ателье.

– Какие-то мрачные у тебя метафоры. За встречу! – сказал я и приступил к виски.

Лимузин неторопливо плыл по городским улицам. Встречные автомобили расступались перед ним, как льдины перед ледоколом. Светофоры подстраивались под наше движение, а регулировщики замирали в нерешительности, как будто не знали отдавать ли честь Вишневскому. Мы говории про всякие семейные ерундовины, вспоминали забавные моменты из детства наших детей, но вскоре стали обсуждать наше старинное хобби: искусство биоинженерии.

– Ты знаешь, я ведь тоже решил подтянуть свои знания в биотехнологической области. Я даже ушел с поста штатного консультанта министра обороны ради этого.

– Ого, да ты серьёзно подошел к вопросу! Это похвально, братец. – сказал я и заметил как водитель лимузина пялится в зеркало на меня – Хочешь чтобы у водителя и на тебя стоял?

Вишневский долго смеялся, но потом прищурился и ответил:

– Моим успехам и так завидуют. Плодить завистников дрянная стратегия. – Вишневский сделал глоток и задумчиво добавил – Мне нужны надёжные парни, парни вроде тебя.

– Ну и где ты можешь приспособить мою «надёжность»? – иронично спросил я и с ухмылкой прогладил талию.

Вишневский сделал большой глоток задумчиво посмотрел на золотую койму бокала и спросил как бы в пустоту:

– Что ты знаешь про Речь Посполитую?

– Одна из мульёнов древних европейских политий, а что?

– Я планирую её приспособить для своих целей. – сказал Вишневский с такой интонацией, как будто речь шла о реставрации дедовского ретро автомобиля, пылящегося в сарайчике.

К сожалению, я не обладаю достаточным уровнем социальной инженерии, чтобы выведать у Вишневского, что именно он задумал. А то что мы были друзьями и в некоторой мере коллегами скорее мешало моим попыткам проникнуть в его хитрые полиступенчатые многоходовочки с высоким уровнем вложенности. Потому мне оставалось лишь изображать безразличие и поверхностный интерес. Но кое что удалось выяснить при следующих обстоятельтвах:

Я предполагал что коварный Кульман повезёт меня в свои правительственные круги, но он поступил хитрее. Лимузин остановился точно перед самым большим пабом в городе. Каково же было моё удивление, когда я вышел из машины, а Кульман последовал за мной, твёрдо намереваясь напиться в обычном пабе как обыкновенный простой горожанин.

Вышибало в пабе естественно был против моего дресскода, но Вишневского он в лицо не знал. А тот взял меня под руку как девушку и сказал ему:

– Ну и и почему же нельзя?

– Эксгибиоционизм незаконен.

Я притворился женщиной, и закатил глаза презрительно глядя в сторону Вишневского. Он посмотрел на меня в ответ и улыбнулся, как будто и не было ему пятидесяти шести. Он посмотрел на меня, и решил по случаю встречи тряхнуть стариной и не вечерок окунуться в молодость. Вишневский снял свою белую перчатку и показал парню повелительный жест.

– Тебе лучше впустить нас.

– Послушайте, мой дядя владелец заведения, и вон того. И еще во-он того.

– Ты даже не представляешь насколько я влиятелен. – упал в юность Кульман.

Он пафосно поправил свои лацканы, грозно расправил плечи, и наигранно неуверенно покосившись на меня приблизился к вышибале.

– Я настолько влиятелен, что я могу прийти в Макдональдс, заказать суп, и мне его приготовят.

Парень немного замешкался, затем обратил внимание на рубиновые запонки Вишшневского. Но когда забубнил двигатель, парень обратил внимание на правительственные номера, и его лицо стало белее чем перчатки Вишневского.

– Ладно. Обувь хотя бы наденьте. У нас тут достойное заведение.

Телохранитель Кульмана вышел из машины тут же, вышел из машины, как будто получил телепатический сигнал. Он молча отдал мне свои туфли и отправился в машину. Телохранитель ни разу так не моргнув, смотрел прямо перед собой своим остекленевшим взглядом.

– С семнадцати лет мечтал провернуть здесь что-то подобное! – усмехнулся Вишневский.

– Никогда не поздно. – Ответил я и постарался вздёрнуть подбородок как можно надменнее, проходя мимо вышибалы.

В пабе было полно народу. Сексуальные официантки просачивались между плотными группами посетителей, как груженые пивом маленькие яхточки в бурном море. На танцполе было такое количество весёлых людей, что самого пола не было видно. Шум веселья и радости был такой, что музыкантов с балкончика едва можно было расслышать. А в дальнем зале было ещё шумнее. Оттуда доносился стойкий аромат уставной формы и запахи солдат моего взвода. Туда я и потащил Вишневского.

Глава 11. Галицкий анклав

– Вольно служивые! – сказал я и поправил причёску – Разрешите вас угостить?

– О! Поручик! Это мы всегда с радостью!

– Ну да, на шару и уксус сладкий… – усмехнулся Кульман.

Бубновая десятка был уже в сильной кондиции. Он подёргал мой халат так что чуть не обнажил меня. Раскатисто посмеялся и спросил:

– И как это вы умудрились просочиться сюда в таком виде?

– Есть связи. – буркнул я и кивнул на Вишневского.

Солдаты не знали Вишневского в лицо. Не смотря на то, что он однажды был мэром города, они были ещё детьми, когда его носатая физиономия торчала своим оттопыренным подбородком с каждого бигборда. Однако Кшиштовский а.к. Чирвовый Валет был значительно старше остальных. Он пристально смотрел на Вишневского, аж пока тот не обратился к нему.

– Пан Кшиштовский! Чемпион Селезии в среднем весе! Ходят слухи, вам удалось задать трёпку этому поручику в звании Ковальского.

– Та где уж там, пан Вишневский, по нему разве попадёшь?

Когда остальные солдаты услышали легендарную фамилию, они начали тревожно переглядываться.

– Сам Вишневский? – удивился Трефовый Валет.

– Не нужно оваций, я рос учился в этом городе. Ну что, за знакомство земляки?

Обстановка размякла. Солдаты обсуждали женщин, сорта пива, хвастались спортивными подвигами и любовными похождениями. Большинство солдатских историй были такими забавными и невероятными, что Вишневский завидовал парням чуть ли не искренне.

– Так вот. Была знач у священника дочь, неприступная такая вся, правильная! – рассказывал пиковый король. – Ну и когда я её уже почти уломал, тихо пробрался к ней в окно, сижу знач и жду, когда она поднимется в свою комнату и «отойдёт ко сну», как вдруг! Открывается дверь и в комнату входит сам святой отец! А я, не будь дураком рыбкой под кровать… Лежу молчу и чувствую ногой, что-то тёплое и шершавое. Поворачиваюсь я, и вижу прям передо мной лежат мужские ноги. А моя нога упирается в щетину Якуба!

– Это было давно и не правда. – засмущался Якуб – И голым я не был. Не успел раздеться.

– А я тоже бывал под той кроватью, – отозвался пиковый туз – то-то думаю, что за запах там странный!

Мы выпили снова. А когда раскатистый солдатский смех улёгся, Вишневский вдруг посмотрел в свою кружку и спросил:

– Улица Облепиховая шестнадцать?

– Да, верно!

– Вы только не обижайтесь парни, но я тоже бывал на под той кроватью, правда с другой стороны.

– В каком смысле с другой стороны, у блондинки в доме семнадцать?

– В смысле не под кроватью, а на ней. Только не говорите отцу Петеру, он человек хороший, мало ли что. – сказал Вишневский и на его щеках появился румянец.

– Мы как могила! – Хоотали солдаты, но при слове «могила» Вишневский как-то мрачновато улыбнулся.

– А вы поручик, вы что-то совсем притихли! Разве вам нечего рассказать.

Я всё ещё был под впечатлением от мрачной усмешки Кульмана, но когда понял что парни хотят узнать, то мне вдруг пришло в голову, что говорить то и нечего.

– Увы, господа служивые, но я не был таким успешным как вы. Я был застенчивым ботаником, безнадёжно и романтично влюблённым в одну…

– Стерву. – перебил меня Кульман.

– Что греха таить, да! Но в своё оправдание скажу, что я её всё-таки заполучил!

– Не переживайте, поручик, вы молоды, у вас ещё очень много всего впереди, а неопытность это не беда, держитесь нас мы вас научим! – ободрял меня изрядно наклюкавшийся Пиковый Туз.

Солдаты рассказали ещё много подобных историй, и выяснилось что большинство из них друг друга знают давно. Ввишневский и сам рассказал много не менее забавных историй, от чего солдаты стали совсем фамильярны:

– Пан Вишневский, вы же из обычных горожан, как вам удалось сделать такую умопомрачительную карьеру?

– Есть связи. – буркнул Вишневский и кивнул на меня.

Трефовая шестёрка, самый младший из взвода, ему едва исполнилось девятнадцать, воспользовался затишьем в разговоре и обратился к Кульману:

– Пан Вишневский, вы ведь наверняка в высоких кругах до сих пор вращаетесь, – сказал шестёрка и перешел на шепот – Есть у вас инсайды?

– Полно. – ответил кульман и многозначительно приговорил свою рюмку.

Вот тогда Вишневский и разговорился. В своём стиле, конечно, говорил только правду, но, как обычно, не всю. Он рассказал и про Россию, и про Польшу и даже про какую-то давно забытую страну, на восточной границе Польши. Окунулся в историю, рассказал про Галицкое и Волынское княжества, рассказал такие подробности перипетий раннего средневековья, да так красочно будто он и сам принимал в них участие.

– Так вот, – говорил Кульман – С тех пор, примерно с две тысячи пятидесятого, с теми территориями никто дела не имел. Как они были диким полем в семнадцатом веке, так по сути в итоге и остались. Формально они конечно принадлежат России, но русские там прозябать не горят желанием. Приходят, строят автоматические агро-холдинги и возвращаются в цивилизованные города. Они там вообще редко бывают, разве что в отпуски как туристы. Прилетают разбивают лагерь, охотятся, отдыхают, кабанов, рябчиков постреливают. Шашлыки жарят.

– И что же получается, на этой, как её, окраине никто не живёт? – спросил Кшиштовский.

– А вот это интересный вопрос. Помимо волков и медведей, которые угрожают автоматическим фермам, есть ещё дикие «рагули». Бывшие селяне, лишенные всяческого желания жить цивилизованно.

Вишневский выпил ещё, оценил интерес к этой теме, и продолжил.

– Де юре, вся эта территория принадлежит России, но де факто там есть осколки той самой окраины. Они отказывались принимать реальность и русские документы, в итоге, если бы британская империя не поставляла им смартфоны и компьютеры, то они бы все поголовно были абсолютными дикарями. И вот в один прекрасный момент, на Галичине, вдруг поднимается самосознание, причём не какое нибудь, а вполне себе в духе Воеводства Русского, прямиком из двенадцатого века. Прям в тех же границах, которые были при Ярослвае Осьмомысле. Говорил я коллегам, отставьте вы их в покое, не нужно лезть в тот гадюшник, у нас самих вон Земли Польские пустуют, а эти – ни в какую!

Вишневский выпил ещё, и тяжело и грустно вдохнул.

– Проголосовали вот, и теперь наши везут туда гуманитарку. На танках, Бл…

– Да, добром это не кончится. – приуныл Кшиштовский – С русскими шутки плохи, особенно в наше время.

Но я к нашему времени был уже слишком пьян, чтобы вникать в обширную лекцию, да ещё и не интересную мне по умолчанию. Однако позднее, кое какие моменты мне удалось восстановить в памяти. В контексте моих грядущих приключений они сыграли чуть ли не ключевую роль, но чтобы понять их истинное значение, мне пришлось пережить плен, изгнание, позор и отчаянье. Вернуться к моей изначальной цели в жизни, и практически переродиться заново.

За всё время нашей попойки, Кульман всего раз ненадолго снял свою левую перчатку, и я заметил что его рука покрыта какими-то чёрно синими родинками. Рука явно утратила полноценную подвижность и чувствительность, но при этом пользовался он ею легко. Не знаю скрывал ли он боль. Ведь если его рука не болела, то это придавало особый смысл вброшенной им в моё сознание фразе:

«Ты знаешь, я ведь тоже решил подтянуть свои знания в биотехнологической области».