Текст книги "Золотой берег"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 43 страниц)

Глава 35

Этот крепкий сукин сын выжил, конечно же, в первую очередь благодаря моим навыкам первой медицинской помощи, которые я усвоил, будучи скаутом и в армии. Пресса много шумела по поводу моей роли в спасении жизни Фрэнка Белларозы – один из этих наглых фоторепортеров даже поместил мой снимок с надписью во всю страницу: «А ВЫ БЫ СТАЛИ СПАСАТЬ ЖИЗНЬ УМИРАЮЩЕГО ГЛАВАРЯ МАФИИ?» Опрос дал следующие результаты. Все шесть человек, ответы которых были помещены в газете, заявили, что «да», они бы сделали это, исходя из гуманности, христианских принципов и так далее. Вероятно, Салли Да-Да, если бы ему задали подобный вопрос, ответил бы несколько иначе. Я подозреваю, что после этого случая он был очень зол на меня.

Наступила середина октября, если точнее, был День Колумба, и, вероятно, это каким-то образом повлияло на мое решение навестить мистера Фрэнка Белларозу, который уже две недели как выписался из больницы и теперь долечивался у себя дома, в «Альгамбре».

Мы не виделись и не разговаривали с ним со времени того злополучного ужина «У Джулио», я даже ни разу не послал ему записку или цветы. Это он, кстати, должен был посылать мне цветы. Но я все время следил за сообщениями о состоянии его здоровья. Я несколько раз завтракал на Манхэттене в компании с Дженни Альварес, и она снабжала меня самыми свежими новостями из жизни мафии. Последняя из новостей заключалась в следующем: в отличие от других неудачных попыток убрать боссов мафии, при которых этот босс выживает и получает как бы отсрочку смертного приговора в обмен на признание лояльности новым боссам, смертный приговор в отношении Фрэнка Епископа Белларозы до сих пор оставался в силе.

Кстати, мои отношения с миссис Альварес перешли на уровень духовного и интеллектуального общения. Проще говоря, мы больше не трахались. Да, все-таки странная штука жизнь.

Итак, в тот мягкий осенний день, в праздник Колумба, я шел по заднему двору «Альгамбры» и рядом со статуей Девы Марии был остановлен двумя вооруженными винтовками М-16 мужчинами в синих плащах со значками ФБР. Я представился, они попросили меня предъявить документы, хотя было видно, что эти люди знали меня в лицо. Я достал свое водительское удостоверение, один из охранников связался по радио с домом. Судя по разговору, который я слышал, охрана в доме пошла выяснить у дона Белларозы, хочет ли он меня принять. Вероятно, Фрэнк дал согласие, так как один из фэбээровцев сказал, что он должен меня обыскать. После этой процедуры я был препровожден к дому.

Я, конечно, знал, что в «Альгамбре» теперь новая охрана. Во-первых, двух бывших телохранителей дона уже не было в живых. Во-вторых, Энтони и его приятели, все лето крутившиеся в усадьбе, куда-то вдруг исчезли, не знаю, по собственной ли воле или по решению властей. Охраной занимались федеральные службы, и Фрэнк, хотя и находился теперь в большей безопасности, чем раньше, стал пленником, подобно птицам, жившим у него в клетках. Нет, он не был под арестом, а просто, как пишут в прессе, перебежал на другую сторону. Разве можно его за это винить?

Пока мы шли к дому, один из агентов ФБР сказал мне:

– Имейте в виду, что он отказался от ваших услуг как адвоката, и поэтому ваши с ним разговоры не являются больше профессиональным секретом.

– Примерно так я и представлял себе это. – Большинство агентов ФБР имеют юридическое образование, и этот парень в безликой униформе и с винтовкой за плечом вполне мог в другое время заниматься адвокатской деятельностью. Люблю наблюдать, как адвокаты выполняют грубую мужскую работу. Это придает образу нашей профессии новые оттенки.

– Его жена сейчас дома? – поинтересовался я.

– Сегодня ее нет. Она время от времени уезжает к своим родственникам.

– А мистер Манкузо здесь?

– Не могу сказать точно.

Мы пересекли внутренний дворик, заваленный осенними листьями, прошли мимо печи для приготовления пиццы. Я заметил, что ее дверцы уже успели проржаветь. У дверей черного хода нас встретил другой охранник, в костюме; он проводил меня в вестибюль.

Весь вестибюль был заставлен корзинами с цветами, некоторые из них уже завяли, пахло, как в похоронном бюро. Я наугад вытащил несколько карточек из букетов. Мадонна, эти люди оказывается обожают свежесрезанные цветы. На карточке, засунутой в самый большой букет, было напечатано:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ФРЭНК. НАДЕЕМСЯ НА ТВОЕ СКОРОЕ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ. ЦЕЛУЕМ. СЭЛ И МАРИЯ.

Ну и ну! Неужели эти цветы от Салли Да-Да? Как же зовут сестру Анны? Вроде Мария. Неслыханная наглость.

В вестибюле мне встретились еще несколько федеральных агентов, один из них провел по моей одежде металлоискателем.

Прибор вдруг зазвенел, и парень попросил меня:

– Выложите все, что у вас в карманах, сэр.

– Прибор зазвенел из-за того, что у настоящих мужиков железные нервы, – сообщил я ему, но карманы все же очистил. На мне был охотничий твидовый пиджак, и как назло в боковом кармане оказался складной нож, им я пользуюсь, когда надо удалить заклинившую гильзу. Странно, что его не нашли во время обыска. Впрочем, я не стал все это рассказывать, так как фэбээровец и так нервничал.

– Позвольте забрать у вас это, сэр, – произнес он.

Я протянул ему нож, он снова провел по мне металлоискателем. Во время этой процедуры я заметил женщину-сиделку, она шла по своим делам через вестибюль. Это была женщина в летах, вовсе не девчонка в коротком халатике, и выглядела она сурово – наверное, из тех, кто ставит клизму с ледяной водой без вазелина.

Охранник увязался за мной наверх, но я сказал ему:

– Если он у себя в кабинете, то я дорогу знаю, можете не провожать.

– Мне придется проводить вас до двери, сэр, – проговорил он.

Боже мой, каким мрачным становится этот дом.

Мы дошли до запертой двери кабинета, агент ФБР стукнул в нее один раз и открыл. Я вошел в помещение, дверь за мной закрыли.

Беллароза сидел в том же самом кресле, что и в тот день, когда мы с ним пили граппу. На нем был темно-синий банный халат в полоску, на ногах – шлепанцы. В этом наряде он казался безобидным старичком. Я обратил внимание, что он давно не брился.

Продолжая сидеть, Беллароза протянул мне руку и сказал:

– Извини, для меня встать, это целая проблема.

Я пожал его руку. Его загар теперь уступил место болезненной бледности, я заметил несколько красноватых шрамов на его лице и шее – следы от дроби.

– Как ты, Фрэнк? – спросил я.

– Могло быть и хуже.

– Выглядишь ты неважнецки.

– Да, – усмехнулся он. – Все время сидишь в помещении. Никаких прогулок. Они до сих пор находят в моих ногах дробинки, а грудь ломит так, словно по мне проехал грузовик. Вот, хожу теперь с палочкой. – Беллароза взялся за палку, стоявшую у кресла. – Прямо как моя покойная бабка. Колочу ею всех, кто пытается пролезть вперед меня. – Он замахнулся и, слегка прикоснувшись палкой к моей ноге, засмеялся. – Точь в точь как моя бабка. Ну, садись.

Я сел в кресло напротив него.

– Хочешь кофе? Филомена пока осталась у нас, помогает по хозяйству. Все остальные удрали. Вместо них эти чертовы агенты. Даже сиделки, и те переодетые агенты. Так хочешь кофе?

– Не откажусь.

Фрэнк взял со столика рацию и прорычал: «Кофе!» Потом положил рацию на стол и улыбнулся.

– Я им скучать не даю.

Выглядел он действительно паршиво, но никаких признаков поражения мозга я не заметил. Он по-прежнему хорошо соображал, хотя и был слегка заторможен, но это объяснялось, скорее всего, действием лекарств.

– Как Анна? – поинтересовался я.

– С ней все нормально. Она сейчас гостит у своей сумасшедшей сестры в Бруклине.

– У Марии? У той, которая замужем за Салли Да-Да?

Фрэнк поднял на меня глаза и кивнул.

– Ты в курсе, что ФБР подозревает в покушении на тебя твоего свояка? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Ведь именно он сейчас заправляет делами, верно? – продолжал я.

– Какими делами?

– Ну, твоей империи.

– Империи? – Беллароза усмехнулся. – Знать не знаю ни о какой империи.

– Тебе видней. А то может случиться так: ты просыпаешься однажды утром, а в усадьбе уже нет ни одного охранника с М-16. Ты один со своей палкой, а в дверь стучится Салли Да-Да. Capisce?

– Да уж, тебя мне только и слушать, – усмехнулся он. – Ты заговорил, как этот чертов Манкузо.

– В газетах пишут, что ты пошел на сотрудничество с властями.

– Опять вранье. – Он хмыкнул. – Очередное вранье Феррагамо. Он хочет загнать меня в угол. Этот тип опять спит и видит, как меня укокошат.

По правде говоря, я и сам не верил, что Фрэнк Беллароза работает теперь на Альфонса Феррагамо.

– Послушай, Фрэнк, – сказал я. – По словам Джека Вейнштейна, я больше не твой адвокат. Но если бы я им был, то посоветовал бы тебе пойти на сотрудничество с властями. Я полагаю, что ты хотя бы обдумываешь такой шаг, иначе вряд ли тебя охраняли бы агенты ФБР.

Он поигрывал с рукояткой своей трости, и в эти минуты был совсем похож на старика.

– Меня охраняют, – наконец произнес он, – потому что являюсь свидетелем по делу об убийстве. Об убийстве Винни. Так же обстоит дело и с тобой. Понимаешь? Они не хотят, чтобы со мной расправилась организованная преступность. – Он улыбнулся.

– Фрэнк, пойми, ты ничем не обязан теперь тем людям, которые пытались убить тебя. Это, возможно, твой последний шанс остаться на свободе, остаться в живых. Ты сможешь уехать отсюда вместе с Анной и начать новую жизнь.

Он молча смотрел на меня целую минуту, затем спросил:

– А тебе-то какое до этого дело?

Хороший вопрос.

– Ну, скажем, я беспокоюсь за Анну. Кроме того, я всегда был за справедливость. Я ведь честный гражданин.

– Да? Тогда послушай, что я тебе скажу, мистер Честный Гражданин. Фрэнк Беллароза с властями не общается и не будет общаться.

– Но тебя же пытались убить твои собственные люди, Фрэнк.

– Мы просто не поняли друг друга, вот и все. Ты же знаешь, как все случилось: меня пытался подставить этот чертов Феррагамо. Но теперь мы с моими людьми обо всем договорились.

– Договорились? Тогда почему бы тебе не прокатиться на машине вместе с Салли Да-Да?

– Слушай, советник, ты ведь ничего не понимаешь в этих вещах.

– Я видел, как два ствола этих чертовых дробовиков поставили точку на твоем бизнесе. Я видел, как голова Винни разлетелась на куски, словно тыква, а ты влетел в витрину. И после этого ты говоришь, что я ничего не понимаю.

– Вот видишь, я не зря плачу своим адвокатам бешеные деньги, – улыбнулся он.

Что касается денег, то я до сих пор не получил от него ни цента, но я не собирался поднимать сейчас эту тему.

– Кстати, не мог бы ты объяснить мне, почему я получил отставку? – поинтересовался я.

– Как тебе сказать? – пожал он плечами. – На то было несколько причин. Что тебе говорил Джек?

– Он не распространялся на эту тему. Просто сообщил, что я могу теперь отдохнуть и должен этому радоваться. Он также сказал, что может вызвать меня в качестве свидетеля твоего алиби, если судебный процесс все же состоится. Перспектива, надо сказать, не слишком радостная.

– Да. Ну ладно, посмотрим, как пойдет дело. – Он помолчал и добавил: – Власти тебя не любят. Поэтому я решил сделать им небольшой подарок и отпустил тебя.

– Интересно. А какого подарка ты ждешь за это от них?

Фрэнк промолчал в ответ на мой вопрос. Потом сказал:

– Но это не значит, что мы перестанем быть друзьями. Теперь нам даже проще быть добрыми друзьями и соседями. Верно?

– Возможно. Титул почетного итальянца пока остается за мной?

– Безусловно, – рассмеялся он. – Мало того, я произвожу тебя в ранг почетного неаполитанца! Знаешь почему? Потому что ты приветствовал того парня по-итальянски, когда он раздумывал, стрелять в тебя или нет.

Откуда он, черт побери, об этом знает? Впрочем, лучше его не спрашивать.

Беллароза после нашего разговора повеселел и сказал:

– Слушай, ты все трахаешь эту шлюху Альварес или как?

– Я женатый человек, ты же знаешь.

Он улыбнулся.

– Кстати, это она сказала мне, что, по слухам, твой свояк все еще не оставил мысли отправить тебя в могилу, – сообщил я. – А ты разрешаешь своей жене ездить в его дом.

– Это разные вещи.

Видимо, я до сих пор не разобрался в тонкостях итальянской семейной жизни. Я попытался представить себе ситуацию, когда Сюзанна регулярно ездит в гости к людям, собирающимся меня прикончить. Впрочем, зачем мне что-то выдумывать, ведь так и происходит на самом деле всякий раз, когда она отправляется в Хилтон Хед. Но старый хрен Уильям может только воображать меня лежащим в гробу, ему слабо́ нанять убийцу.

– Салли прислал тебе цветы, – заметил я. – Он, случайно, не приезжал навещать тебя?

Беллароза не стал прямо отвечать на мой вопрос, только сказал:

– Этот парень с Сицилии. У сицилийцев есть такая поговорка: держись ближе к друзьям, а к врагам еще ближе. Capisce?

– Понимаю. Только мне кажется, что вы не в своем уме. А я – в своем уме, Фрэнк, – и поверь мне: все вы с ума посходили.

Он пожал плечами.

– Как ты считаешь, этим двум ребятам заплатят за то, что они чуть-чуть промазали? – спросил я.

– Они останутся с теми деньгами, которые получили в задаток, – улыбнулся он. – Второй половины суммы им не видать. Я бы на их месте действовал по-другому.

– Это как?

Он ответил так, как будто много думал об этом.

– Дробовики – это неплохое оружие, если нужно уложить человека и вышибить из него мозги. Понимаешь? Но после этого надо подойти к жертве и сделать контрольный выстрел в голову. Пулей. Теперь ведь многие носят бронежилеты. Верно?

– Да, Фрэнк, техника может быть разной, согласен. Но как случилось, что на тебе был бронежилет, а на мне – нет?

– Я же тебе говорил, ты – штатский человек. Тебе не стоит об этом беспокоиться. Слушай, тебе нужен бронежилет? Возьми один из моих, у меня их несколько. – Он засмеялся.

Раздался стук в дверь, вошел агент ФБР, вслед за ним – Филомена с подносом. Я встал, чтобы помочь ей, но она дала мне понять, что я ей мешаю, и я снова сел на свое место. На свете не так уж много женщин, чье лицо могла бы украсить борода, так вот Филомена – одна из них.

Она поставила поднос на стол и налила две чашки кофе. Фрэнк что-то сказал ей по-итальянски, она в ответ огрызнулась и пошло-поехало. Пока они препирались, она успела добавить в его кофе сливки и сахар, а также намазать для него маслом бисквит. Несмотря на все их перепалки, они, видимо, были неравнодушны друг к другу.

– Скажи ей, что она мне нравится, – попросил я Белларозу.

Он улыбнулся и заговорил с ней по-итальянски.

Она посмотрела на меня и прокаркала что-то не слишком вежливое.

– Она сказала, что у тебя прекрасная жена и тебе следует вести себя пристойно, – перевел Беллароза. – Итальянки полагают, что, если ты говоришь им комплимент, то у тебя на уме, как бы их скорее трахнуть. Они считают всех мужиков свиньями.

– Они правы.

Филомена бросила на меня еще один гневный взгляд и покинула комнату.

Я отхлебнул кофе и заметил, что Беллароза не притрагивается к своей чашке и к бисквиту.

– Фрэнк, – обратился я к нему. – Я вовсе не собираюсь здесь агитировать, но должен сказать, что тебе лучше оставить эти штучки в духе Макиавелли и просто подумать о своих жене и детях. Я это говорю, потому что мне небезразлично, что с тобой будет.

Он задумался, потом ответил:

– Скажу тебе одну вещь, советник. Дело в том, что сейчас многое изменилось, это правда. Двадцать лет назад никто даже и не думал исповедоваться перед ФБР или Отделом по борьбе с наркотиками. А теперь появились ребята, которые хотят служить и нашим и вашим. Хотят делать деньги, красиво жить, а чуть припрет и впереди замаячит даже небольшой срок, они поднимают лапки. Понимаешь? Готовы закладывать всех подряд. А ведь в нашем деле как: или ты готов отсидеть двадцать лет и выйти чистым, или тебе вообще лучше не заниматься нашим бизнесом. У них же теперь такие амбиции, они все мечтают быть средним классом! Хотят каждую ночь спать со своей женой или с любовницей, провожать своих детей в школу и даже непременно играть в гольф. Когда был жив мой дядька, то мужик сидел за решеткой двадцать лет молчком. Зато, когда он выходил на свободу, его обнимала жена, дети целовали ему руки, а его партнеры все рассказывали ему как на духу. Понимаешь? А где теперь эти мужики? Поэтому федеральный прокурор и предлагает сделки всем подряд. Но я с властями на сделки никогда не пойду, даже если надо будет спасать свою шкуру. Мои друзья должны понять, что Фрэнк Беллароза – это не пугливая крыса. Половина из них судят по себе. Знаешь, чему меня научили в Ла Сале? Руководить можно только тогда, когда сам подаешь пример. Честь не продается. Если эта организация продолжает существовать, то я должен всем показать, как надо себя вести. Пусть они даже пытались меня убить, пусть меня сторожит ФБР, я все равно должен показывать пример. Так должен поступать мужик, советник. Настоящий мужик. Capisce?

Разумеется, я это понимал. Пусть все горит синим пламенем, главное – остаться мужиком.

– Capisco, – сказал я.

– Ну вот. – Он улыбнулся. – Конечно, сейчас эта организация совсем не такая, какой была когда-то, но стиль и традиции остались. Смотри, ведь тебя они не трогают, верно?

– Они знают, что такое получить «плохую прессу». Одно дело убить тебя, совсем другое – пристрелить меня.

– Да. О нас продолжают писать с уважением. Мы хотим, чтобы пресса хорошо отзывалась о нас. Нам нужна хорошая пресса. «Баклажаны» и латиноамериканцы стреляют в кого попало, а потом удивляются, что их никто не любит. Верно?

– Техника может быть разной, я же тебе говорил это.

– Ну да, но у этих тварей и техники-то никакой нет.

Честно говоря, мне совсем не хотелось обсуждать достоинства и недостатки соперничающих преступных группировок. Но Беллароза сел на своего любимого конька. Вот видишь, распинался он, даже Салли Да-Да был не прочь отправить тебя на тот свет, но и он понимал, что прессе это не понравится и вообще это не дело. Поэтому джентльмен Джон Саттер прошел через кровь и огонь и только малость подпортил свой костюм и галстук. Он находился под защитой авторитета власти и всеобщего уважения. Голубая кровь не будет литься на улицах Маленькой Италии! Поэтому неудивительно, что Фрэнк не посоветовал мне надеть в тот вечер бронежилет. И все же, лично я предпочел бы, чтобы он был на мне, когда я стоял там, под дулами этих дробовиков.

Я исподволь наблюдал за Белларозой. Несмотря на то что его лицо осунулось, судя по брюху, выпиравшему из-под халата, аппетита он не потерял. Конечно, получить в грудь, пусть закрытую бронежилетом, заряд дроби из дробовика 8-го калибра, это не очень полезно для здоровья. Видя перед собой эту развалину, нельзя было не задаться вопросом, не отразилось ли его физическое состояние на ясности ума. Внешне он держался неплохо, но какие-то неуловимые отличия все же проглядывались. Возможно, на его психику действовало присутствие в доме агентов ФБР. В такой ситуации любой загрустит.

Фрэнк попросил меня достать бутылку самбуки, она была запрятана за книгами на одной из полок. На той же полке я обнаружил вазу, в которой стоял букет из ноготков. Это были большие ноготки, такие же, какие мы с Джорджем посадили этой весной в Стенхоп Холле. Их срезали совсем недавно. Любопытно.

Я подал ему бутылку, он налил хорошую порцию в чашку из-под кофе, залпом выпил ее и тут же налил вторую.

– Будешь? – спросил он меня.

– Рановато для выпивки.

– Ну да, – согласился он. – Эта стерва-сиделка даже выпить мне толком не дает. Якобы это вредно, когда принимаешь антибиотики. Пошла она куда подальше, самбука лучше всяких антибиотиков. Верно? На, поставь ее на место.

Я снова спрятал бутылку за книги. Боже мой, как изменились порядки в «Альгамбре»! Теперь и мне взгрустнулось. Я посмотрел на часы, словно собираясь уходить. Беллароза увидел это и проговорил:

– Посиди еще минуту. Мне надо кое-что тебе сказать. – Жестом он подозвал меня поближе к себе. – Сядь сюда, на эту подушку. – Он ткнул пальцем в потолок, видимо желая показать, что в кабинете все прослушивается.

Я присел на подушку совсем рядом с ним.

Фрэнк наклонился ко мне и заговорил шепотом:

– Позволь мне дать тебе один совет. Я, конечно, не в курсе всех дел, но кое-что знаю точно. Феррагамо имеет на тебя большой зуб. Вовсе не из-за того, что он хочет, чтобы мое алиби лопнуло, нет. Просто ты страшно разозлил его тогда, в суде, а потом спас мне жизнь – это расстроило все его планы. Так что теперь он собирается тебе мстить. Будь наготове.

– Понял, – кивнул я. Парадокс – Фрэнку Белларозе предлагают сделку, а мне грозят десятью годами за лжесвидетельство. И единственным человеком, который мог бы стать свидетелем обвинения на этом процессе, является сам Фрэнк Беллароза. Беллароза прекрасно понимал это, он понимал также и всю парадоксальность этой ситуации.

– Слушай, советник, – улыбаясь, сказал он, – я тебя никогда не выдам. Даже если они подвесят меня за яйца и мне придется кого-то заложить, тебя я Феррагамо не сдам, знай это.

Вот что делает этот человек: сначала он устраивает вам серьезные неприятности, потом помогает из них выбраться. Затем говорит, что вы у него в должниках за его благодеяние. Вы расплачиваетесь с ним и попадаете в еще более неприятную ситуацию. И так далее, и так далее. Вероятно, теперь он ждал, что я начну его благодарить за все это. Так же тихо, как он, я произнес:

– Пожалуйста, Фрэнк, не оказывай мне больше никаких услуг. Еще немного твоих благодеяний, и я окажусь на том свете.

Беллароза захохотал, но, должно быть, его ребра еще не зажили, так как он весь скривился и побелел от боли. Хлебнув остатки самбуки из чашки, он отдышался, затем выпрямился в кресле и спросил:

– Как поживает твоя жена?

– Какая?

– Сюзанна. – Он улыбнулся. – Твоя жена.

– Почему ты меня спрашиваешь? Она же сюда сама приходит.

– Ну да… я давненько ее не видел.

– Я тоже ее давно не видел. Она только вчера вернулась домой.

– Да. Навещала детей в их колледжах. Так?

– Точно. – А перед этим Сюзанна уезжала навестить своих родителей в Хилтон Хед, заодно она съездила в Ки Уэст к своему брату Питеру.

Мы с Сюзанной не вступали в длинные разговоры, но иногда обменивались короткими фразами, и я попросил ее, чтобы она больше не наведывалась в соседнюю усадьбу. Она сделала вид, что согласилась, но все равно поступила по-своему. Если судить по букету ноготков, она была здесь не далее как вчера. Должно быть, этот эпизод стерся из памяти Фрэнка.

Наверное, мне следовало переехать в другое место, но решиться на это было трудно. С одной стороны, я чувствовал, что в случившемся с нами есть и моя вина. Кроме того, Сюзанна так часто уезжала, что мне не было смысла торопиться с отъездом. Мы с ней могли не разговаривать неделями, а мои финансы, надо честно признать, были в плачевном состоянии. Ну и кроме всего прочего, я все еще любил ее, а она любила меня и просила не покидать ее.

Вот так я и жил – холостяком в доме своей жены. Жизнь моя была практически разбита, впереди маячила мрачная перспектива оказаться свидетелем на процессе главаря мафии или стать жертвой мафиозных разборок. Я был отверженным, я был капитаном без корабля, я был обузой для моей адвокатской конторы. Моя фирма, кстати, прислала мне официальное письмо на адрес офиса в Локаст-Вэлли. Я решил его прочитать. В письме содержалась просьба ко мне выйти из состава учредителей фирмы «Перкинс, Перкинс, Саттер и Рейнольдс». Под этой просьбой стояли подписи всех старших партнеров фирмы, как действующих, так и находящихся в отставке, даже тех, кто с трудом мог вспомнить свою фамилию. Все подписи, кроме моей. Там же была подпись Джозефа П. Саттера. Браво, папаша!

Так что к черту «Перкинса, Перкинса, Саттера и Рейнольдса». Пусть скажут спасибо, что их не отделали обломком свинцовой трубы. Кстати, они могли бы предложить мне что-нибудь в обмен на мой уход.

– Я рад, что она не сердится на меня, – сказал Беллароза.

– Кто? – уставился я на него.

– Твоя жена.

– А почему она должна на тебя сердиться?

– Ну как же, из-за меня чуть не убили ее мужа, – ответил он.

– Да что ты, Фрэнк. Она буквально на днях сказала мне: «Джон, я жду не дождусь того момента, когда Фрэнк поправится и мы вновь сможем пойти с ним в тот же ресторан».

Он попробовал сдержать смех, но не смог, и снова скорчился от боли.

– Слушай… перестань… ты же меня доконал… – простонал он.

– Ладно, Фрэнк, – произнес я, вставая с кресла. – Есть еще один разговор. Не такой веселый. Ты прекрасно знаешь, что мы с Сюзанной практически не разговариваем, и тебе отлично известно, по какой причине. Если она хочет приходить сюда, это ее дело. Но ты не должен говорить о ней так, словно речь идет о какой-то ерунде. О'кей?

Беллароза уставился перед собой – это выражение лица, как я уже выучил, означало то, что он не прочь сменить тему разговора.

– Мне пора, – сказал я и двинулся к двери. – Может быть, сказать сиделке, чтобы принесла «утку»?

Он никак не среагировал на мою шутку.

– Слушай, – воскликнул он, – я же вроде не поблагодарил тебя за то, что ты спас мне жизнь?

– Да, не припоминаю.

– А знаешь почему? Потому что «спасибо» в нашем бизнесе это чепуха. Спасибо говорят только женщинам или посторонним. А тебе, советник, я скажу так: я – твой должник.

– Боже, Фрэнк! Надеюсь, ты не будешь оказывать мне услуги?

– Ну да. Услуги. Ты же не понимаешь, что такое услуги. Если ты имеешь дело с итальянцами, то услуги, это вроде как деньги в банке. Мы копим услуги, мы торгуем ими, мы пересчитываем их, как ценные бумаги, отдаем их под залог и получаем под них проценты. Я должен тебе огромную услугу. Услугу ценой в жизнь.

– Оставь ее себе.

– Нет, ты должен сказать мне, чего ты хочешь.

Я посмотрел на него. Итальянский джинн просит, чтобы вы загадали желание. Но джиннам верить нельзя, вот в чем штука.

– Если состоится процесс по делу об убийстве Карранцы, – наконец изложил я свою просьбу, – и я попрошу, чтобы Джек Вейнштейн не вызывал меня в качестве свидетеля твоего алиби, то согласишься ли ты на такой вариант под угрозой приговора за несовершенное тобой убийство?

Он ответил не задумываясь:

– Ты просишь это – ты это получаешь. Я обязан тебе жизнью.

Я кивнул.

– Дай мне еще подумать. Может быть, я попрошу тебя о большей услуге, – сказал я.

– Конечно. Заходи ко мне, не стесняйся.

Я уже открыл дверь, но на пороге опять повернулся к нему.

– Хочешь анекдот? Стоят индейцы на берегу, понимаешь, и к ним спускается с корабля Колумб. Колумб их приветствует: «Buon giorno». А один из индейцев оборачивается к жене и говорит на своем языке: «Черт, и с таким дерьмом придется жить по соседству». – Закрывая дверь, я услышал, как он хохочет и кашляет, постанывая от боли.