Текст книги "Золотой берег"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 43 страниц)

– Он там быть не должен. Мне нет необходимости даже звонить ему, так как он приходит ко мне каждый вторник часов в пять утра выпить чашечку кофе. Каждый вторник, начиная со следующего.

– Понимаю.

– Вот. Поэтому когда заявляются ребята из ФБР, то мой адвокат следит, чтобы все было по закону. Потом мой адвокат садится в машину вместе с Ленни и едет вслед за мной на Федерал-плаза и на Фоли-сквер. Он не скрывается на Кубе, а постоянно находится рядом со своим клиентом. Capisce?

Я кивнул.

– Кроме того, мой адвокат носит с собой дипломат, в котором лежат наличные и документы, подтверждающие право собственности на недвижимость. Это будет необходимо, когда адвокату нужно будет освобождать своего клиента под залог. Мой адвокат получит в виде денег и документов четыре-пять миллионов.

– Тебя никто не освободит ни под какой залог, Фрэнк, если тебе предъявлено обвинение в убийстве со стороны федерального жюри присяжных.

– Ошибаешься. Слушай внимательно. Мой адвокат должен будет убедить судью, что Фрэнк Беллароза – ответственный человек, он имеет многочисленные связи в обществе, в котором он живет, он владеет шестнадцатью предприятиями, за которыми требуется каждодневный присмотр, у него, наконец, есть жена и дети. Мой адвокат расскажет судье, что его подзащитный никогда прежде не обвинялся в совершении преступлений, связанных с насилием, он знал заранее о визите агентов ФБР, не предпринимал попыток к бегству и последовал добровольно за представителями закона. Мой адвокат был тому свидетелем. Мой адвокат скажет судье, что знает мистера Белларозу лично, как друга, он знаком также с миссис Белларозой, он является соседом супругов Беллароза и может лично гарантировать, что его подзащитный не скроется от правосудия. Понимаешь?

Еще бы я не понимал.

– О'кей. Таким образом, судья, вроде бы и не помышлявший об освобождении под залог, вынужден теперь серьезно отнестись к заявлению адвоката. К тому моменту Феррагамо уже поставлен в известность о том, что Фрэнк Беллароза был готов к аресту, что у него наготове залог и имеется высококвалифицированный адвокат Поэтому Феррагамо мчится в суд и начинает давить на судью. «Ваша честь, это очень серьезное обвинение, та-та-та. Ваша честь, это опасный человек, он убийца, та-та-та». Тут мой адвокат вступает в схватку с федеральным прокурором и говорит о том, что освобождение под залог вполне обосновано, что обвинение построено на песке, та-та-та. У нас вот здесь в дипломате имеется пять миллионов, и я даю личную гарантию, ваша честь. Джон Саттер, адвокат с Уолл-стрит, готов поручиться своей репутацией. Так? Феррагамо не готов к такому повороту событий, теперь получается, что его самого взяли тепленьким. Он из кожи вон лезет, только бы запрятать этого Белларозу за решетку, к «баклажанам». Если это удастся, у него в семье будет праздник, он будет со своими друзьями смотреть новости и упиваться победой, а я в это время буду сидеть на нарах и отбиваться от педиков-негров. Понимаешь, о чем я говорю?

У Фрэнка была своеобразная манера выражать свои мысли.

– Понимаю, – тем не менее сказал я.

– Так. И ты понимаешь, что этого нельзя допустить, советник. Ты не должен этого допустить.

– Я припоминаю, ты мне говорил, что Феррагамо заинтересован в том, чтобы ты после предъявления обвинения оказался на свободе. С тем чтобы твои друзья или твои враги смогли прикончить тебя еще до суда.

– Да. Верно, я это говорил. Объясняю, в чем дело. Феррагамо знает, что если он засадит меня в тюрьму, то я направлю протест по поводу отказа в освобождении под залог. Верно? Но это затянется на несколько недель. И когда меня во второй раз привезут к судье, Феррагамо заявит, что на этот раз он не имеет ничего против освобождения под залог. Он подмигивает судье и что-то шепчет ему на ухо. Мол, теперь ФБР будет присматривать за мистером Белларозой. Но все это чепуха, у него на уме совсем другое. ФБР и так следит за мной уже двадцать лет, и мне от этого ни жарко ни холодно. Но судья тоже подмигивает Феррагамо и отпускает меня. Но учти, перед этим я две-три недели провел в тюрьме. Понимаешь? Поэтому Феррагамо пускает слух, что я начал колоться, что я начал сдавать своих друзей одного за другим только для того, чтобы мне скостили срок. Поэтому к моменту выхода из тюрьмы я уже мертвец. Так вот, советник, именно поэтому так важно, чтобы я вышел на свободу именно из здания суда в тот же день. Тогда у меня будет возможность контролировать все, что происходит. Понимаешь?

– Да. – Теперь я прекрасно понимал, почему именно я, а не Джек Вейнштейн должен был защищать в суде мистера Фрэнка Белларозу. Это должен быть обязательно Джон Уитмен Саттер, потомок знаменитого Уолта Уитмена, сын знаменитого Джозефа Саттера – легенды Уолл-стрит, муж Сюзанны Стенхоп (фамилия входит в число четырехсот богатейших семей Нью-Йорка). Кроме того, он – старший партнер известной фирмы «Перкинс, Перкинс, Саттер и Рейнольдс», член престижнейших клубов «Крик» и «Сиуанака Коринф», не говоря уже о том, что он – уважаемый член общины епископальной церкви, выпускник Йельского университета, обладатель диплома Гарварда, друг Рузвельтов, Асторов и Вандербильтов. Совершенно случайно он также оказался другом обвиняемого. Так вот, этот самый знаменитый Джон Саттер лично гарантирует в открытом судебном заседании, что его подзащитный мистер Фрэнк Беллароза не нарушит условий освобождения под залог. И судья не сможет не прислушаться к этому заявлению, ему будут внимать многочисленные журналисты, находящиеся в зале. Они разнесут эту новость по всем телеканалам трех штатов, а возможно, и всей страны. Этот негодяй – гений! Но когда он успел продумать все это? Неужели еще тогда, когда окликнул меня в питомнике Хикса? Еще тогда? Мистер Саттер! Вы ведь мистер Саттер, не так ли?

Но он, конечно, мог придумать все это еще раньше. Он уже знал заранее, кто я, он знал, что я – адвокат, что я – его сосед. У него уже был наготове изложенный мне сейчас сценарий, который предупреждал поползновения его врагов. Что еще более поразительно, так это то, что он считал меня послушным исполнителем его воли даже после того, как я несколько раз отшивал его. Так что не случайно, что этот человек жив и до сих пор на свободе, – и это при том, что его враги – федеральные и местные спецслужбы, колумбийцы, мафиози и прочие уже на протяжении тридцати лет охотятся за ним. Дело не в том, что они ленивы или нерасторопны. Дело в том, что им далеко до Фрэнка Белларозы, он для них слишком сильный соперник.

В свое время я был бы счастлив увидеть его за решеткой… возможно, даже мертвым. Но теперь все это стало представляться мне уже не столь однозначным. Так бывает, когда вам попадается на крючок акула. Вы ненавидите ее, боитесь, но спустя два часа начинаете испытывать к ней уважение.

Слова Белларозы прервали мои размышления.

– Итак, ты все понял? – спросил он.

Я кивнул.

– Мы должны во что бы то ни стало покинуть зал суда до того, как у них начнется перерыв на ленч, – продолжал он. – Я не собираюсь ждать в камере суда, пока они перекусят. Лучше мы сами отправимся куда-нибудь и отпразднуем победу. Может быть, в кафе «Рим». Это недалеко от здания суда. Надо угостить тебя жареными кальмарами. Примерно в это время Феррагамо соберет одну из своих чертовых пресс-конференций. Он пропустит ленч, чтобы успеть к пятичасовому выпуску новостей. Верно? Он объявит о предъявлении обвинения, о моем аресте и все такое. Он будет не прочь объявить и о том, что я за решеткой, но вместо этого ему придется глотать неприятные вопросы репортеров и нагоняи от начальства. Но что-то ему все-таки удалось, он счастлив, он встретится со своей подружкой и трахнет ее, а потом поедет домой на вечеринку. А мы в это время покрутимся по городу, снимем хорошие номера в гостинице, посмотрим новости, пригласим друзей. Ты можешь сделать несколько заявлений для прессы, но не увлекайся этим. И напомни, чтобы я позвонил своей жене. Ты же знаешь, как жены в этих случаях переживают. Хотя нет, ты, наверное, не знаешь. Я тебе скажу. Им эти аресты очень не по душе. Поэтому, возможно, твоей жене лучше отвлечь Анну чем-нибудь, хотя бы до того момента, пока подъедут ее родственники, и они начнут все вместе рыдать, варить и жарить что-нибудь на кухне. О'кей? Но о том, о чем мы сейчас говорили, твоей жене – ни слова. Capisce? И будь на месте в течение ближайших двух-трех недель. Ты не собираешься уезжать куда-то в отпуск или по другим делам?

– Думаю, что нет.

– Отлично. Будь наготове. Постарайся высыпаться по понедельникам. Договорились? Проговаривай про себя свои выступления в суде. Сделай так, чтобы этим хреновым обвинителям жарко стало. Мы должны выглядеть в суде как надо. – Он посмотрел на меня. – И никакой тюрьмы, советник. Никакой тюрьмы. Я тебе это обещал, теперь ты обещай мне то же самое. Понял?

– Обещаю, что сделаю все, что в моих силах.

– Хорошо. – Он встал и похлопал меня по плечу. – Послушай, есть тут еще одна проблема. В Бруклине у меня помидоры созревали размером с бычьи яйца. А здесь в середине июля висят какие-то зеленые шарики для пинг-понга. А у вас помидоры вон какие, и это на тех кустах, которые я вам дал. Помнишь? Наверное, все дело в почве. Не то чтобы я очень переживаю по этому поводу. В общем, это трудно понять. Так чего я хочу? Давай поменяемся. Ты мне отдаешь эти помидоры, а я тебе взамен что-то другое. У меня в этом году неплохо уродилась фасоль. О'кей? По рукам?

Я фасоль терпеть не могу, но мы ударили по рукам.

Глава 23

Несколько дней спустя после памятного разговора в Фокс-Пойнте я решил заняться мелким ремонтом своей яхты. Было утро рабочего дня, и я, как обычно, увиливал от своей работы в офисе. Мои партнеры не жаловались в открытую на мое частое отсутствие, так как, с одной стороны, они не ждали от меня ничего другого летом, а с другой стороны, они считали меня человеком ответственным, который не допустит полного краха фирмы. Тут они заблуждались, на моем столе накапливались горы неразобранных документов, на звонки никто не отвечал, офисом в Локаст-Вэлли никто не руководил. Впрочем, люди даже лучше работают, когда никто не стоит у них над душой.

Мне нравится ухаживать за яхтой, но плавать на ней все же приятнее. Дело только в том, что для полноценного плавания нужно как минимум два человека, а в рабочий день не так-то просто найти себе компаньона. Каролин и Эдвард уехали, а Сюзанна относится к плаванию под парусом прохладно, примерно так же, как я к прогулкам верхом, так что она отказалась составить мне компанию.

При желании можно было бы найти кого-нибудь из моих друзей, но в последнее время я старался избегать людей. Некоторые нанимают экипаж из школьников, которым все равно нечего делать во время каникул, но и эта мысль была мне не по душе, я не хотел видеть на борту других детей вместо моих собственных. Поэтому в тот день я решил ограничиться приведением яхты в порядок.

Еще издали я услышал скрипучие шаги. Кто-то направлялся в ботинках на кожаной подошве в мою сторону. Было время отлива, так что мне пришлось распрямиться на палубе и прищурить глаза, чтобы разобрать, кого это несет. В первый момент я разглядел только одно: этот человек был одет явно не по сезону – в костюм. Он остановился у края пирса и сказал:

– Разрешите пройти на борт?

– Только не в этих ботинках.

Тогда мистер Манкузо из ФБР послушно снял свои ботинки и спрыгнул на палубу из тикового дерева в носках.

– Доброе утро, – приветствовал он меня.

– Buon giorno, – ответил я.

Он улыбнулся, продемонстрировав два ряда неестественно широких зубов.

– Боюсь, с моим появлением ваша жизнь не покажется вам такой безоблачной, как раньше, – заявил он.

– Ну что вы, я уже женат, мне бояться нечего. – На этот раз я пошутил удачно. Он улыбнулся еще шире. Видно, он был из тех, кто улыбается нечасто, но мой юмор он оценил. Словом, его настроение мне понравилось.

– У вас найдется несколько минут? – спросил он.

– Для моей страны, мистер Манкузо, у меня нет ничего, кроме времени. Денег у меня в обрез, терпение тоже кончилось. – Я снова принялся за свою работу, которая состояла в том, что я сматывал в бухту полудюймовый канат.

Мистер Манкузо аккуратно поставил свои башмаки на палубу и стал наблюдать за мной. Затем окинул взглядом яхту.

– Отличное судно.

– Благодарю за комплимент.

– И место здесь отличное. – Он махнул рукой, показывая на здание клуба. – Экстракласс.

– Стараемся. – Я закончил сматывать канат и посмотрел на мистера Манкузо. Его лицо имело все такой же землистый оттенок, как и тогда в апреле. На нем был легкий бежевый костюм, неплохо сшитый, хорошие рубашка и галстук и, как я мог теперь видеть, прекрасные носки. Но забавный хохолок на голове все так же портил впечатление.

– Хотите, побеседуем здесь, мистер Саттер? Или пойдем в каюту? Или поговорим в другом месте?

– Несколько минут – это сколько?

– Может быть, полчаса-час.

– Вы когда-нибудь ходили под парусом? – спросил я его после минутного раздумья.

– Нет.

– Сейчас вам представится такая возможность. Кстати, пиджак и галстук вам лучше снять.

– Мне тоже так кажется. – Манкузо скинул пиджак, под которым оказалась портупея с кобурой. Он был вооружен, насколько я мог понять, браунингом.

Я осмотрелся вокруг.

– Возможно, это лучше снять в каюте, – предложил я и показал вниз. – Каюта там.

– Согласен. – Он нырнул вниз и появился через несколько минут без галстука и босиком. Брюки и рукава рубашки были засучены. Вид у него стал еще более нелепым. Я встал у руля и завел мотор.

– Знаете, как надо отчаливать? – спросил я.

– Это-то я смогу.

Он действительно неплохо с этим справился. Через несколько минут мы выбрались на простор. Я стоял у руля, хотя предпочел бы заняться парусами. Однако с таким членом экипажа, как Манкузо, лучше было отплыть подальше от берега и уже тогда ставить паруса.

Я повел свою яхту «Пауманок» через Плам-Пойнт в бухту Колд-Спринг, затем повернул на север к Саунду. Только здесь я заглушил мотор. Не покидая руля, я скомандовал мистеру Манкузо:

– Видите эту лебедку? Сделайте несколько оборотов – таким образом мы установим грот.

Он последовал моим указаниям, и грот был поднят. Подхваченная легким бризом, яхта заскользила по заливу. Я показал ему, как ставить остальные паруса. Бедному мистеру Манкузо приходилось ползать по палубе в своих хороших штанах, которые, боюсь, ему придется выбросить после нашей прогулки. Но он, казалось, был в прекрасном настроении, так же, впрочем, как и я. Ему, наверное, не терпелось поговорить со мной, но пока он довольствовался тем, что работал подручным.

Он довольно быстро всему научился: усвоил, по крайней мере, терминологию и уже через час мог отличить гик от спредера и бакштаг от оверштага.

Как я уже говорил, ветер был несильный, но он дул с юга и нес нашу яхту прямо к Саунду. Милях в трех от Ллойдс Нек я показал ему, как убирать паруса. Учитывая направление ветра и то, что был отлив, мы могли спокойно дрейфовать, не опасаясь, что нас снесет к мелям у берега. Я вернулся к рулю и снова стал изображать из себя капитана.

– Ну как, понравилось? – спросил я мистера Манкузо.

– Да, действительно здорово.

– Когда ветер покрепче, да волны повыше, да темень непроглядная, плавать еще интереснее, уверяю вас. Особенно если и мотор у вас заглохнет.

– Что же в этом интересного?

– Как что? Неужели неинтересно видеть, как наступает твой смертный час?

– Да, в самом деле интересно.

– Но смысл, конечно, в том, чтобы не погибнуть. Поэтому вы начинаете бороться со стихией и пытаетесь добраться на яхте до берега. Возможно, спасение в том, чтобы запустить мотор на полную мощность и пойти против ветра. А иногда надо всего лишь стать на якорь. В море нельзя делать глупостей. Это вам не бумажки перебирать.

– Примерно раз в год мне приходится решать, применять оружие или нет. Так что я понимаю, о чем вы говорите, – сказал он.

– Хорошо. – Решив, что на этом разговоры на тему «Ты меня уважаешь?» можно закончить, я спустился вниз и принес нам две чашки кофе из термоса. – Вот. – Я поставил одну из них перед Манкузо.

– Спасибо.

Я стоял у руля в своих потертых джинсах и майке, одной рукой управляя яхтой, а в другой держа чашку с кофе. Видок у меня был – что надо. Со своего мостика я сверху вниз смотрел на мистера Манкузо в его нелепом наряде. Он имел весьма бледный вид.

– Кажется, вы хотели о чем-то поговорить со мной? – произнес я.

Он, казалось, начал мучительно вспоминать, о чем же он хотел поговорить, словно предмет для разговора уже потерял для него всякую значимость. Наконец он промолвил:

– Мистер Саттер, вот уже почти двадцать лет, как я служу в ФБР.

– О, у вас, должно быть, интересная биография.

– Да. Большую часть этого времени мне приходилось участвовать в различных операциях по борьбе с организованной преступностью. Моя специализация – это мафия.

– Сахару хотите? К сожалению, не могу предложить молока.

– Нет, спасибо. Так вот, я повидал немало из жизни преступного мира. Должен вам сказать, мистер Саттер, в этом мире нет никакой романтики.

– А кто говорил, что есть?

– Они ломают жизнь людям, мистер Саттер. Продают наркотики детям, вовлекают девчонок в проституцию, вымогают деньги у честных бизнесменов. Они дают деньги под процент, а потом вытряхивают все, что есть за душой у тех, кто взял у них в долг. Они занимаются подкупом профсоюзов и политиков…

– Не уверен, кто кого подкупает в данном случае.

– Они убивают людей…

– Они убивают себе подобных. Но они не трогают полицейских, бизнесменов, судей, обычных людей, таких, как мы с вами. Я понимаю, о чем вы говорите, мистер Манкузо, но простой человек больше обеспокоен и запуган уличной преступностью, насилием, угоном машин, вооруженными ограблениями и наркоманами. Я сам знаю людей, которые пострадали именно от этого типа преступлений. И напротив, не знаю ни одного, кому угрожала бы мафия. Capisce?

Услышав последнее слово, он улыбнулся, затем кивнул в знак согласия.

– Да, я понимаю это, мистер Саттер. Но и вы должны признать, что организованная преступность угрожает непосредственно всему обществу…

– Да, я это признаю. Я уже говорил вам, что первым занял бы место на скамье присяжных, если бы был начат процесс против мафии. Не уверен, что так поступило бы большинство честных людей. Знаете почему? Потому что они запуганы, мистер Манкузо.

– Вы правы, мистер Саттер. Люди действительно запуганы бандитами…

– Конечно, и именно поэтому они боятся входить в число присяжных. Но это отдаленная перспектива. А вот что действительно представляет каждодневную опасность, так это уличная преступность.

– ФБР не занимается патрулированием улиц, мистер Саттер. Вы говорите сейчас о вещах, которые нас не касаются.

– Хорошо, давайте поговорим о мафии. Так почему же человек боится в том случае, когда ему приходится становиться присяжным или свидетелем по делу, связанному с организованной преступностью? Я вам скажу почему. Все дело в том, что вы не справляетесь со своими обязанностями.

Кажется, впервые за время нашей беседы мистер Манкузо изобразил на лице неудовольствие. Надо признать, он проявил немало терпения, но теперь я, кажется, его достал. Я, кстати, всего лишь провоцировал его, хотел, чтобы он стал уверять меня, что ФБР контролирует ситуацию, что порядок начинает обеспечиваться, что через несколько недель, максимум через месяц, я смогу совершенно спокойно разгуливать ночью по Нью-Йорку, не опасаясь за свою жизнь. Но он не стал этого обещать. Хотя и попробовал сообщить мне кое-какие обнадеживающие сведения.

Он поставил чашку на палубу и встал.

– Должен вам сказать, мистер Саттер, что со своими обязанностями мы справляемся. Скажу больше – мы выигрываем войну у организованной преступности.

– Вы не сообщали об этом мафии?

– Они и так это прекрасно знают. Они знают об этом больше, чем американский народ, которого потчуют в основном плохими новостями. Так что, если позволите, я могу предложить подходящий заголовок для грядущих газетных статей: МАФИЯ ОТСТУПАЕТ.

Я улыбнулся, но промолчал.

– Начиная с 1984 года, – продолжал он, – федеральное правительство добилось осуждения сотен преступников, действуя в соответствии с актом РИКО – системой мер против вымогательства и коррупции. Мы сумели вернуть в казну миллионы долларов, мы уничтожили или добились почти полного прекращения деятельности практически всех двадцати четырех преступных группировок в стране. В Америке остался только один форпост мафии, и он находится в Нью-Йорке. Четыре из пяти преступных кланов в Нью-Йорке уже разрушены уголовными преследованиями, смертями их главарей и отходом их от преступной деятельности. Все эти знаменитые доны уже сошли со сцены. Остались довольно невзрачные фигуры. И только один преступный клан сохраняет свою силу, только один главарь представляет серьезную опасность.

– Кто бы это мог быть?

Мистер Манкузо, завершив этот самодовольный монолог, улыбнулся.

– Вы сами знаете кто.

– Нет, скажите вы, о ком речь, – настаивал я.

– Речь идет, естественно, о Фрэнке Белларозе и ваших с ним взаимоотношениях.

– Понимаю. – Мистеру Манкузо удалось заинтриговать меня. Я вдруг понял, что теперь он может ответить на несколько моих вопросов, а не наоборот. Я задал первый.

– Насколько богат мистер Беллароза? – спросил я.

– Мы считаем, что общий доход от незаконных операций его империи составляет около шестисот миллионов долларов в год…

– Шестьсот миллионов? Mamma mia.

Мистер Манкузо улыбнулся.

– Да. Но я не в курсе, какова его чистая прибыль и какой частью этой прибыли он может распоряжаться лично. Мы совершенно точно знаем, что имеется четырнадцать фирм, зарегистрированных на его имя…

– Шестнадцать.

Мистер Манкузо уставился на меня, затем продолжил:

– …четырнадцать или больше фирм, облагаемый налогом доход от которых составил за прошлый год пять с половиной миллионов долларов.

– И он уплатил налоги?

– О да. Он заплатил даже лишнее. Федеральная налоговая служба возвратила ему около двухсот тысяч долларов. Несколько лет назад у него были серьезные проблемы с уплатой налогов, и ему пришлось почти полтора года пробыть за решеткой. Поэтому к уплате налогов от своей законной деятельности он подходит очень серьезно, – добавил мистер Манкузо. – Я не удивлюсь, если он обратится к вам с просьбой помочь ему в этом вопросе.

– А почему вы предполагаете, что ему не хватает этих пяти с половиной миллионов в год?

– Здесь есть несколько моментов, мистер Саттер. Беллароза – не обычный человек. Он принимает решения совсем не так, как это делаем мы с вами. Этот человек пробился на вершину могущества в одной из крупнейших преступных группировок Нью-Йорка по трупам как минимум девяти человек, которых он убил сам или через наемных убийц. Эти люди, как он считал, представляли для него опасность, они мешали ему на пути к трону. Таких персонажей немало в истории человечества. Фрэнк Беллароза стремится к власти. Деньги для него – лишь средство. Понимаете?

– Да.

– Поймите также, что ему нравится быть все время на грани между жизнью и смертью. Вам, возможно, в это трудно поверить, мистер Саттер, но он получает удовольствие от того, что за ним охотятся убийцы. Он воспринимает их попытки прикончить его как своеобразную дань чести. Capisce?

Я улыбнулся помимо воли.

– Capisce.

– Нет, следует отвечать capisco. То есть «я понимаю». Capisce?

– Capisco.

– Очень хорошо. Поработайте над произношением. Насколько я знаю, ваша жена немного говорит по-итальянски. Может быть, она поможет вам?

Я ничего не ответил, мы некоторое время молчали. Пока «Пауманок» скользил по волнам, я вдруг сообразил, что мне следует, пожалуй, дать понять мистеру Манкузо, что я являюсь адвокатом того человека, о котором сейчас идет речь. Но так как он не задавал по этому поводу вопросов, а сугубо личных тем мы не касались, то я решил пока не раскрываться. Мне хотелось побольше узнать о моем клиенте, а так как этот самый клиент категорически не признавал существование мафии, а тем более тот факт, что он является ее главарем, то мистер Манкузо представлял для меня самый лучший источник информации.

– Каковы размеры его клана? Я имею в виду не деньги, а численность, – спросил я.

Мистер Манкузо испытующе посмотрел на меня.

– Это опять-таки приблизительные оценки, – ответил он. – Согласно им, Беллароза контролирует группировку из трех тысяч человек.

– Большая компания.

– Да. Костяк этой организации составляет около трехсот человек, которых мы называем «боссами». Это люди, прошедшие «крещение» через убийство. Понимаете, что это означает?

– Боюсь, что да.

– Все они – итальянцы, в основном выходцы из Неаполя и с Сицилии.

– А вы откуда, мистер Манкузо?

– Я чистокровный римлянин, мистер Саттер, как со стороны отца, так и со стороны матери.

– Интересно. А мистер Феррагамо?

– Я слышал, что его предки из Флоренции. Там очень культурный народ. А почему вы спрашиваете? – улыбнулся Манкузо.

– Пытаюсь понять подтекст, мистер Манкузо.

– Уверяю вас, мистер Саттер, здесь нет никакого подтекста.

– Может быть, и нет. Расскажите мне теперь об этих сицилийцах и неаполитанцах.

– Возможно, было бы интересно проследить, куда тянутся корни клана Белларозы, – задумчиво произнес Манкузо. – Это следовало бы учитывать при разработке мероприятий против этой преступной группировки.

– Понятно. Итак, в ней три сотни основных членов и около трех тысяч исполнителей.

– Да. А на вершине пирамиды – Фрэнк Беллароза. У него есть заместитель, человек, которого зовут Сальваторе д'Алесио, он же – Салли Да-Да. Он женат на сестре жены Фрэнка Белларозы. То есть доводится ему свояком. Для этих людей семейные отношения – определяющий фактор. Если кровных уз не обнаруживается, они смотрят, кто с кем связан через браки. Если нет и таких связей, они устанавливают родство через крещение. Вы знаете, наверное, у них есть крестные отцы и крестники. Эти связи важны для укрепления преданности. Преданность и уважение – это их главные добродетели. Потом уже все остальное. Именно поэтому в их ряды так трудно внедрить агента, именно поэтому эти кланы существуют веками.

– И поэтому бледнолицые англосаксы-протестанты вроде меня пытаются представить их в романтическом свете, – продолжил я его мысль.

– Возможно.

– Но вы-то видите их насквозь, мистер Манкузо.

– Думаю, что да.

– Ладно. Итак, имеется еще заместитель. А где место consigliere?[20]20
  Советник (итал.).


[Закрыть]

– Он по рангу следует за заместителем. Такая иерархия в чем-то уникальна. Доверенный советник иногда имеет больше власти, чем заместитель главаря. Он является тем человеком, который передает приказы «бригадирам», а те уже – своим подчиненным. Зачем вам все это знать?

– Просто хочу получше узнать моего соседа. А такой человек, как Джек Вейнштейн, занимает какое место?

– Вейнштейн? Адвокат Белларозы?

– Да. Где его место?

– Если адвокат – не итальянец – а я думаю, что в случае с Джеком Вейнштейном дело обстоит именно так, – то он, скорее всего, занимает очень неопределенное положение. Вейнштейн два раза успешно защищал Белларозу в суде, это было еще до того, как он стал главарем клана. Поэтому Беллароза испытывает к нему благодарность, так же как мы бываем благодарны хирургу, спасшему нам жизнь. Понимаете?

– Да.

– Почему вы спрашиваете про Джека Вейнштейна, мистер Саттер?

– Профессиональное любопытство. К тому же мне уже порядком надоела возня с чужими налогами в качестве моей профессии.

Манкузо улыбнулся, но в его лице чувствовалась обеспокоенность.

– Это все абстрактные разговоры, мистер Саттер. Разрешите, я расскажу вам одну конкретную историю о Фрэнке Белларозе. Их много, но я расскажу одну, так как могу поклясться в ее достоверности. Когда Беллароза был еще «бригадиром», он вызвал к себе на беседу человека, которого звали Вито Позилико. Беседа должна была состояться в клубе на Мотт-стрит. Когда Позилико явился, Беллароза заказал кофе, они сели и начался разговор. В ходе беседы Беллароза обвинил Позилико в утаивании денег, которые тот получал в результате вымогательства у строительного подрядчика. Подрядчик, кстати сказать, честный бизнесмен, заплатил Позилико пятьдесят тысяч долларов за обеспечение порядка среди рабочих во время строительства какого-то крупного здания. Беллароза забрал себе половину этой суммы – двадцать пять тысяч долларов, – но заявил Позилико, что тот вытряхнул из подрядчика больше – сто тысяч. Позилико отрицал это и пообещал представить веские доказательства своей правоты «бригадиру». Фрэнку Белларозе вовсе не хотелось, чтобы он оказался не прав, тем более что этот спор происходил на глазах у других людей. Он хотел, чтобы Позилико выразил свое уважение к нему, чтобы он сознался в неправоте, попросил пощады. Или, если уж он так настаивал на своей невиновности, чтобы сделал это, показав, что он напуган. Но Вито Позилико тоже обладал самолюбием, и хотя он всячески выказывая почтение, тем не менее был очень тверд в отрицании своей вины. Он сказал: «Фрэнк, хочешь, через пятнадцать минут подрядчик будет здесь? Ты сам у него спросишь». Позилико поднес к губам чашку, чтобы отхлебнуть кофе, а Фрэнк Беллароза в этот момент достал откуда-то кусок свинцовой трубы и с размаху вмазал ею по пальцам Позилико, разбив чашку и зубы своему подчиненному. Затем он встал и начал избивать его этой трубой так, что у малого не осталось ни одной целой кости. Это вам в качестве иллюстрации.

Ну и ну. Я отошел от руля и прислонился спиной к ограждению. Да, мне совсем не трудно было представить Белларозу со свинцовой трубой в руке, с сигарой во рту, ломающим человеку кости только за то, что тот вызвал у него подозрения в утаивании денег. Он и Ричарду сломал бы руку за то, что тот унес его салат, будь мы в его клубе, а не в моем. И этот человек нравился Сюзанне! Я безучастно смотрел, как, предоставленный сам себе, поворачивается штурвал. Зло и преступление в полной мере можно понять только тогда, когда о них рассказывают в форме конкретной истории. От сообщения об убийстве девяти человек на пути к власти становится немного не по себе, но подробный рассказ о том, как Фрэнк размозжил лицо Вито Позилико обломком свинцовой трубы, производит чрезвычайно сильное впечатление.

Мистер Манкузо прервал ход моих мыслей:

– Что общего может быть между вами и этим человеком?

– Вы выполняете здесь задание вашего руководства, мистер Манкузо, или пытаетесь спасти мою душу?

– И то и другое, мистер Саттер, так как в данном случае обе эти миссии совпадают по смыслу. – Он внимательно посмотрел на меня, затем сказал: – Я не знаком с вами, мистер Саттер, но много знаю о вас. Я знаю, что вы верующий человек, законопослушный гражданин, глава семьи, удачливый и уважаемый адвокат и член престижных клубов, вы – ветеран войны. Фрэнк Беллароза – это язва на теле общества, это неисправимый преступник, человек, который вечно будет гореть в аду.