Текст книги "Золотой берег"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

Я, естественно, не знал, что говорит его собеседник, но все равно не мог поверить своим ушам, даже слушая только одного Белларозу. Эти двое разговаривали так, словно речь шла о партии в теннис и они не могли договориться, кто был прав в этой игре.

– Ты что, думаешь, я использовал для залога «грязные» деньги? Но ведь это легко проверить, Эл. Если окажется, что ты прав, забери их себе. Я в этом случае сам приду и сяду за решетку… Да, можешь даже не тратить время. Не занимайся ерундой, не стоит. – Он покосился на меня, потом снова заговорил по телефону: – Он отличный малый. Такое дело выиграть – не шутка! И порядочный гражданин. Очень порядочный гражданин, с большими связями. Так что оставь его в покое, Эл. Если будешь к нему приставать – тебе не поздоровится. Capisce?

Обо мне? Неужели он говорит обо мне?

– Поверь, мне очень жаль, что тебя вывели из себя. Но, возможно, ты сам виноват. Подумай, о'кей? – посоветовал Фрэнк Беллароза федеральному прокурору США. – Да. Конечно, посмотрю. Ты ведь будешь выступать по телевидению сегодня вечером? – Беллароза рассмеялся. – Да. О'кей. Обязательно посмотрю. – Он повесил трубку и снова принялся за чтение газет.

Madonna mia. С этими людьми можно свихнуться. На публике они изображают из себя настоящих американцев, а между собой общаются так, как будто живут в Древнем Риме.

Какое-то время все в машине молчали.

– Ну, все о'кей? – спросил Беллароза у своих головорезов, наконец оторвав взгляд от газеты.

– Вроде за нами сейчас никого нет, шеф, – ответил Ленни.

– Ты голодный? – поинтересовался у меня Беллароза, взглянув на часы.

– Нет.

– Хочешь выпить чего-нибудь?

– Не откажусь.

– Ну и отлично. Тут недалеко есть хорошее место, – сказал он и приказал Ленни: – Езжай на Мотт-стрит. Пора перекусить.

Кафе «Рома» – очень известное заведение в Маленькой Италии. Я несколько раз приглашал туда своих клиентов из других городов. Но я точно помнил, что находится оно вовсе не на Мотт-стрит.

– Так нам же надо ехать на Мюльберри-стрит, – сказал я, обращаясь к Белларозе.

– С какой стати?

– Кафе «Рома» находится на Мюльберри-стрит.

– А, понял. Но мы не туда едем. Мы перекусим «У Джулио» на Мотт-стрит.

Я пожал плечами.

Беллароза понял, что я не оценил должным образом его решение, и сделал вывод, что не помешает немного просветить меня.

– Вот что тебе еще стоит запомнить, советник: между тем, что ты говоришь, и тем, что делаешь, есть большая разница. Ты говоришь, что едешь в одно место, а едешь непременно совсем в другое, понимаешь? Не следует давать информацию людям, которые в ней не нуждаются, или тем, кто может продать ее на сторону. Ты же юрист, ты должен это знать.

Я, конечно, об этом знал, но никогда не держал от других в секрете название кафе, где я обедал или ужинал.

Но, надо признать, никто и не стремился пристрелить меня за обедом или ужином.

Глава 28

Маленькая Италия находится совсем неподалеку от Фоли-сквер и рядом с Полис Плаза. Штаб-квартира ФБР на Федерал Плаза тоже в двух шагах от этого места, равно как и уголовные суды города и штата Нью-Йорк. Эта географическая близость представляет собой немалое удобство для адвокатов, сотрудников правоохранительных органов, а также для некоторых лиц, живущих в Маленькой Италии и состоящих на той или иной службе в федеральных органах власти. До ресторана «У Джулио» мы могли бы при желании добраться за пять минут после того, как покинули Фоли-сквер. Но вместо этого, с учетом всех обстоятельств, дорога заняла не менее часа. С другой стороны, как раз подошло время ленча.

Ресторан «У Джулио» оказался старомодным заведением, занимающим весь первый этаж дома начала века, шестиэтажного, с многочисленными пожарными лестницами по фасаду. Внутрь ресторана можно было попасть через две стеклянные двери, расположенные по бокам от большой витрины – сейчас она была наполовину завешена шторой из плотной красной ткани. На стекле витрины золотыми буквами тускло блестела надпись: «У ДЖУЛИО».

Больше здесь никакой вывески не было – ни меню ресторана, ни информации, какие кредитные карточки тут принимают. Заведение не производило впечатления очень гостеприимного места. Как я уже говорил, я частенько наведывался в Маленькую Италию, чтобы пообедать или поужинать здесь со своими клиентами. Но ни разу я даже не обратил внимания на этот ресторан, а если бы и обратил, то вряд ли переступил бы его порог. По правде говоря, мне (да и моим клиентам) больше по душе сверкающие чистотой, уютные рестораны на Мотт-стрит, где всегда полно туристов и провинциалов, которые таращатся друг на друга и пытаются угадать, кто же тут настоящий мафиози.

Ленни отъехал, чтобы поставить машину на стоянку, а Винни направился в ресторан. Вероятно, именно он должен был в случае чего принять огонь на себя. Я в это время стоял на тротуаре рядом с Белларозой, который, прижавшись спиной к стене, оглядывал улицу.

– Почему мы стоим на улице? – спросил я его.

– Будет лучше, если хозяин ресторана заранее узнает, кто пришел к нему на ленч, – ответил Беллароза.

– Ясно. Значит, ты не можешь войти туда первым, я правильно понял?

– Не могу. Так нам всем будет спокойней.

– Согласен.

За время этого разговора Беллароза, продолжая озираться по сторонам, ни разу даже не взглянул на меня.

В Маленькой Италии много прекрасных ресторанов, и все они соперничают между собой. Особенно везет в этой борьбе тем, кому удается заполучить к себе знаменитость вроде дона Белларозы. Но популярность заведения вырастет еще больше, если эту знаменитость пристрелят за обеденным столом. Я представил себе жуткий заголовок в газете: «ДЕНДИ ДОН И ЕГО АДВОКАТ ЗАСТРЕЛЕНЫ ЗА ОБЕДОМ В РЕСТОРАНЕ МАЛЕНЬКОЙ ИТАЛИИ».

– В этом ресторане никого не убивали? – поинтересовался я у своего подзащитного.

– Чего-чего? А… нет-нет, слава Богу. Хотя, погоди, кажется одного здесь все-таки пристрелили. Но это было давно, во времена «сухого закона». Очень давно. Кстати, как ты относишься к жареным кальмарам? Calamazetti fritti.

– Довольно спокойно.

Из-за входной двери высунулась голова Винни.

– Все в порядке, шеф, – сообщил он.

Мы вошли вовнутрь. Помещение ресторана оказалось небольшим – что-то вроде узкого коридора, вытянувшегося вдоль фасада здания. Столы были застланы традиционными красными скатертями. Пол выложен плиткой, потолок выкрашен простой белой краской. Над головой тихо гудела вентиляция, распространяя по залу чесночный запах. На стенах висели дешевые репродукции с видами солнечной Италии. Словом, убранство было непритязательным, зато давало представление о настоящем итальянском кафе.

Посетителей здесь оказалось не много; официанты в красных пиджаках, не слишком утомленные работой, с любопытством пялились на дона Белларозу. К нам подлетел человек в черном костюме, он еще издалека протянул руку для рукопожатия, и они с доном сердечно приветствовали друг друга по-итальянски. Беллароза называл этого человека Патси, и, хотя он не удосужился представить его мне, я догадался, что это был метрдотель.

Патси провел нас к столику в глубине зала, у стены. Уютный столик, сидящие за ним располагали прекрасным сектором обстрела.

Появился Ленни, они с Винни заняли столик у окна: оттуда хорошо была видна входная дверь. Теперь, в случае чего, наш и их сектора обстрела перекрывали друг друга, а это – главное условие удачного ленча в ресторане «У Джулио».

Патси являл собой само гостеприимство, официанты не уставали кланяться на пути к нашему столику, а в довершение всего из кухни прибежали мужчина и женщина, вероятно, владельцы ресторана. Я боялся, что они падут пред нами ниц, но, к счастью, этого не случилось. Все угодливо улыбались, за исключением Фрэнка, который хранил на лице маску полной безучастности, – таким я его еще никогда не видел.

– Ты часто сюда наведываешься? – поинтересовался я у него.

– Да, – сказал он и что-то заказал хозяину на итальянском. Человек бросился исполнять волю дона с такой прытью, что я испугался за его жизнь. Однако он вернулся целым и невредимым с бутылкой кьянти и двумя бокалами. Бутылку откупорил Патси, но разливал вино Фрэнк. После небольшой суматохи нас наконец оставили в покое. Фрэнк чокнулся со мной.

– Salute! – провозгласил он по-итальянски.

– Твое здоровье, – кивнул я. Мы выпили по бокалу вина, которое напоминало по вкусу граппу, разбавленную какой-то кислятиной.

– О-хо-хо… отлично! Спецзаказ. Доставлено прямо из Италии. – Он со смаком обтер губы тыльной стороной ладони.

По мне, так лучше бы они там и оставили эту гадость.

В ресторанчик вошли еще несколько человек; я повнимательнее присмотрелся к публике. В этот час здесь собрались по большой части местные жители, в основном мужчины – почти все они были людьми пожилыми, одетыми в поношенные костюмы. Галстуки здесь носить, очевидно, было не принято. Слышалась английская и итальянская речь.

Однако среди них я заметил несколько типов помоложе и в хороших костюмах. Подобно вампиру, с первого взгляда определяющему себе подобных, я понял, что эти ребята – служащие с Уолл-стрит. Эти искатели новизны, должно быть, только сегодня открыли для себя этот ресторанчик, как когда-то Колумб открыл Америку.

За несколькими столиками сидели люди, в которых с известной долей уверенности можно было распознать коллег Фрэнка по его бизнесу. В самом деле, Фрэнк кивнул им, и они кивнули ему в ответ. Несмотря на почти домашнюю обстановку и сильную жару, лишь несколько человек, в том числе и ребята с Уолл-стрит, сняли свои пиджаки. Вероятно, у всех остальных под пиджаками была портупея, или им хотелось, чтобы окружающие думали, что она у них есть. Фрэнк, естественно, был без оружия, так как его совсем недавно обыскивали. Зато у Ленни и Винни наверняка имелись при себе «пушки». У меня же и не могло быть никакой амуниции, за исключением моей трехсотдолларовой ручки «Монблан» и «золотой» карточки «Америкэн экспресс».

– Ты доволен тем, как все обошлось? – спросил я моего клиента.

– Все прошло так, как прошло. У меня к тебе претензий нет, – пожал он плечами.

– Ну и отлично. Может быть, ты хочешь, чтобы мы с тобой определили стратегию защиты на предстоящем процессе?

– Я же говорил тебе, все это дело выеденного яйца не стоит. Никакого процесса не будет.

– Мне кажется, ты ошибаешься. Как никак, у Феррагамо есть пять свидетелей, которые давали показания перед Большим жюри присяжных. Так что тебя запросто могу обвинить в причастности к убийству.

– Она дали эти показания только потому, что Феррагамо им чем-то пригрозил. Они были свидетелями убийства, но меня видеть они никак не могли.

– О'кей, я тебе верю, – кивнул я.

– Вот и хорошо. Хочу тебе сказать, что сегодня ты поработал отлично.

– Я так не считаю. Я просто наврал судье.

– Да брось ты, не бери в голову.

Хозяин заведения – как оказалось, его звали Лючио – приблизился к нашему столику с салатницей, полной жареного лука, нарезанного кольцами. Официант поставил перед нами по маленькой тарелке.

– Mangia[23]23
  Ешь (итал.).


[Закрыть], – приказал Фрэнк, накладывая себе на тарелку целую гору лука.

– Спасибо, я не хочу.

– Да брось ты, ешь.

В салатнице был, конечно, вовсе не жареный лук, это просто я пытался обмануть себя, чтобы скрыть отвращение. Я положил немного этой гадости себе на тарелку, потом взял один кусочек в рот и запил его целым бокалом кьянти. Ну и ну!

Прямо на скатерти справа от нас лежал неразрезанный батон итальянского хлеба. Фрэнк отломил несколько кусков и передал часть мне. Тарелки под хлеб нигде не было видно, да ее, по всей видимости, и не могло быть. Но хлеб оказался очень вкусным, такого я раньше не пробовал.

– Теперь ты сам убедился, насколько я законопослушный гражданин, – не переставая жевать, заявил Фрэнк. – Манкузо пришел меня арестовывать, и я спокойно дал надеть на себя наручники. А как ты думаешь арестовывают всех этих грязных латинос? В их клуб врывается целый батальон вооруженных до зубов полицейских, они начинают избивать латинос и выволакивать их наружу. Почти наверняка в такой потасовке кому-нибудь проламывают голову или кого-то подстреливают. Чувствуешь разницу? И после этого ты считаешь Манкузо героем? Да брось ты. Он же заранее знал, что я ему ничего не сделаю.

– И все-таки согласись, Фрэнк, для такого поступка необходимо определенное мужество.

– Ну конечно, – улыбнулся он. – Особенно много мужества нужно, чтобы постучать в дверь и сказать: «Вы арестованы», да? Ты думаешь, теперь Манкузо станет героем? Героем окажется Феррагамо, это он будет разыгрывать дальше свой спектакль. Ты сам увидишь это в первом же выпуске новостей.

Официант без всякого заказа принес нам еще одну тарелку с чем-то, что напоминало эскалопы, залитые сверху томатным соусом. Беллароза переложил часть этого кушанья на мою тарелку, рядом с жареным кальмаром.

– Это одна из разновидностей омаров, знаешь, такие с панцирем, – пояснил он. – Очень вкусно.

– А из меню ничего нельзя заказать? – поинтересовался я.

– Лучше попробуй это. Попробуй обязательно. – Он начал уминать то, что принесли. – Давай, ешь.

Я приготовил кусок хлеба, налил себе вина и лишь затем засунул в рот кусок «омара», сразу же запив его вином и зажевав хлебом.

– Понравилось?

– «Очень вкусно».

Он рассмеялся.

Так мы сидели, пили, ели и разговаривали. Как я заметил, остальные посетители ресторана также не пользовались меню, а обговаривали заказ устно на смеси итальянского с английским. Официанты были очень благожелательны, любезны и с готовностью исполняли малейшую прихоть клиентов. Да, это вам не французские официанты.

Мне подумалось, что этому ресторану по меньшей мере лет сто, то есть он старше, чем клуб «Крик», старше, чем «Сиуанака Коринф». И с годами здесь, наверное, мало что меняется – это касается и интерьера, и кухни, и посетителей. Маленькая Италия всегда была бастионом итальянских традиций и культуры, который держит оборону против всяческих изменений, наступающих на него со всех сторон. Если бы мне пришлось ставить на одно место из двух – на Маленькую Италию или на Золотой Берег, я бы поставил на Маленькую Италию. Я бы поставил на ресторан «У Джулио», а не на клуб «Крик».

Я с интересом посматривал на Фрэнка Белларозу. Здесь он держался очень раскованно – совсем не так, как в клубе «Крик». Кроме всего прочего, он был частью этого мира, частью этого ресторанчика и частью Мотт-стрит. Расслабив узел галстука и засунув за воротник салфетку, он орудовал вовсю за своим столиком, зная, что никто не заберет у него никакого блюда, никто не покусится на его достоинство.

– Ты же из Бруклина, а не из Маленькой Италии, – напомнил я ему, когда мы начали осушать вторую бутылку кьянти.

– Да, но прежнего Бруклина больше нет. Почти все разъехались. А здесь сохранился старый дух. Понимаешь?

– Почему так получилось?

– Дело в том, что почти каждый итальянец из Нью-Йорка хотя бы раз в жизни появляется здесь. Большинство приходят сюда один-два раза в год. Они получают удовольствие от этих посещений, так как обитают теперь на окраинах, а там, где они жили раньше, поселились черномазые или латинос. Туда им дороги нет, поэтому они и приходят сюда. Понимаешь? Это как бы общий родной дом для всех итальянцев в Америке. – Он засмеялся. – А ты сам откуда родом?

– Из Локаст-Вэлли.

– Да? Повезло, до родины рукой подать.

– Если честно, она с каждым днем становится все дальше от меня.

– Знаешь, я люблю бывать здесь, бродить по этим булочным, вдыхать запахи кондитерских, наслаждаться ароматом сыра в местных ресторанах. Особенно много народу бывает здесь на день Святого Януария, слышал о таком? Этот святой – покровитель Неаполя. На день Святого Антония тоже устраивают праздник. Здесь можно попробовать итальянские блюда, встретиться со старыми друзьями, пожить итальянской жизнью. Понимаешь?

– Так ты за этим приходишь сюда?

– Да, иногда. А бывает, я приезжаю сюда по делам, встречаюсь с людьми. Здесь находится мой клуб.

– Итальянский Винтовочный клуб?

– Да.

– Можешь как-нибудь взять меня с собой?

– Конечно. Ты же брал меня в свой клуб. – Беллароза улыбнулся. – Я несколько раз водил туда Джека Вейнштейна. Ему очень понравилось. Я как следует поил его, а потом мы шли в подвал, чтобы он пострелял по мишеням. У меня там есть одна силуэтная мишень, на ней написано «Альфонс Феррагамо». – Он расхохотался.

– А мою фотографию повесили на стенке в Федеральной налоговой службе и норовят попасть в нее, когда играют в дартс, – улыбнулся я.

– Да? В дартс? К черту дартс! – Он направил на меня указательный палец и начал щелкать большим, как бы взводя курок. – Ба-бах. Ба-бах. Вот так надо делать дырки в мишенях.

Он допил свой бокал вина и налил нам еще. Я, кажется, распробовал кьянти. Когда дело дошло до третьей бутылки, это вино показалось мне весьма благородным.

Я снова оглядел ресторан. Оказалось, что теперь все столики были заняты, в зале стоял шум.

– Мне нравится это место, – признался я Белларозе.

– Вот и славно.

Надо сказать, что мое самочувствие значительно улучшилось. Так, наверное, чувствуют себя те, кто чудом спасся от смерти. От шока, вызванного своим лжесвидетельством в суде, я еще не оправился, но я работал над этим. С этой целью я достал из кармана свою записную книжку и открыл ее на дате «четырнадцатое января». Я пишу чернилами, так как с юридической точки зрения моя записная книжка может считаться вполне официальным документом, если она вдруг понадобится в качестве доказательства. С другой стороны, я всегда использую одну и ту же ручку – «Монблан» – и одни и те же чернила, так что новую запись практически невозможно отличить от старых. Хотя, честно признаюсь, подделки я не люблю.

И вот, ощущая легкую дрожь в пальцах и сознавая, как много зависит от того, что там написано, я прочитал под этой датой: «НЕБОЛЬШОЙ СНЕГ. ДО ПОЛУДНЯ – ДОМА. ЛЕНЧ С СЮЗАННОЙ В КЛУБЕ „КРИК“. ПОСЛЕ ОБЕДА – РАБОТА В ОФИСЕ В ЛОКАСТ-ВЭЛЛИ. СОБРАНИЕ СОТРУДНИКОВ – 16.00».

Меня, естественно, больше всего интересовала первая половина дня. ДО ПОЛУДНЯ – ДОМА. Ездил ли я в тот день на верховую прогулку? Возможно. Проезжал ли я через «Альгамбру»? Не исключено. Видел ли я трех мафиози, прогуливавшихся по усадьбе? Я уже сказал, что видел.

Я собирался захлопнуть книжку, когда мой взгляд упал на запись, сделанную 15 января: «7.40 УТРА. РЕЙС № 119 НА ПАЛМ-БИЧ». Если бы я улетел всего на сутки раньше, Феррагамо и ФБР раскопали бы это, изъяв у меня записную книжку или другими способами. Тогда Джону Саттеру пришлось бы потеснить Фрэнка Белларозу в тюремной камере. Но мне повезло. ДО ПОЛУДНЯ – ДОМА. Удача не оставила Джона Саттера и на этот раз. Будь я католиком, я бы перекрестился и прочел молитву. Я положил записную книжку в карман.

– Тебе надо еще куда-то заехать? – спросил Беллароза.

– Нет, просто хотел кое-что проверить.

– Ну и как, сходится?

– Да, сходится.

– Вот и отлично. – Беллароза взглянул мне прямо в глаза. – Grazie[24]24
  Спасибо (итал.).


[Закрыть], – произнес он, и я понял, что именно этого слова благодарности и признательности я так ждал, – более того, я прямо-таки жаждал услышать его.

– Давай как-нибудь приедем сюда со своими женами, – предложил Беллароза. – Тебе точно понравится. По вечерам здесь старик-итальянец играет на аккордеоне, потрясающе поет толстая певица. Твоей жене тоже понравится.

– А с тобой не опасно ходить по ресторанам?

– Тебе-то с какой стати беспокоиться? – Он ударил ладонью себя в грудь. – Целиться будут в меня, я буду для них мишенью. Ты думаешь, ты кому-нибудь нужен? Главное, сам не вылезай вперед и не пялься в лица подозрительным личностям. Понимаешь? – Он расхохотался и похлопал меня по плечу. – Смешной ты, ей-богу.

– С тобой тоже не соскучишься. – Я чокнулся с ним бокалом этого напитка богов и спросил: – Ну а другие? Латинос? Ребята с Ямайки? Они разве играют по правилам?

Фрэнк в это время взял в рот горсть оливок и, еще не прожевав их, ответил:

– Есть одно правило, которое обязательно для всех. Если они являются в Маленькую Италию, чтобы пристрелить кого-нибудь, они не делают этого в ресторане. Такое возможно в Нью-Йорке, но только не в этом квартале. Это правило соблюдают все. Так что можешь не бояться.

Мне всегда нравился Нью-Йорк тем, что здесь уживаются множество национальностей. В этом котле все сплавились в одно целое. «Пусть бедный, нищий и босой найдут здесь кров и…» Дальше не помню. Забыл. Мы все забыли эту старую песню.

Беллароза наклонился ко мне.

– Но если тебя этот так беспокоит, – произнес он, – почему бы тебе не получить лицензию на право ношения оружия?

– Нет, это не для меня.

– Да? Но если ты собираешься наведываться в эти места, тебе стоит приобрести «пушку».

– Зачем?

– «Если ты безоружен, то кроме всех прочих напастей тебя постигнет презрение окружающих», – процитировал он. – Кто это сказал?

– Мать Тереза?

– Ну ты даешь! – Он захохотал. – Макиавелли. Верно?

– Верно. Кстати, как, по-твоему, я выиграл сегодняшнее дело?

– Несомненно. Слушай, я ведь должен тебе за это пятьдесят тысяч.

– Нет, мне ничего не надо.

– Не говори ерунду. Ты все равно их получишь.

Официант тем временем принес нам сырное ассорти. Я не совсем понял, почему вдруг настал черед этого блюда.

– Вот это сыр «прочьютто», ты знаешь, наверное? Это «страччино», а вот это «талелджио», – начал мне объяснять Беллароза. – Вот этот крайний сыр, он с червячками, я не советую тебе есть его.

– Извини, не понял.

– Тут есть червячки. Маленькие такие. Понимаешь? Они придают этому сыру неповторимый аромат. Но их, естественно, не едят. Сыр разламывают вот таким образом, и все червячки выползают. Видишь? Видишь?

– Где тут туалет, – спросил я, вставая.

– Вон там, – он показал большим пальцем в угол коридора у себя за спиной.

Я пошел в туалет, тесный и убогий, вымыл руки и лицо. Червячки? Только этого не хватало.

Дверь в туалетную комнату открылась, и вошел Ленни. Он встал у раковины рядом со мной и начал причесывать свою шевелюру.

– Вам нравится наш ленч, советник? – спросил он меня.

– По-моему, тебе лучше находиться в зале и не спускать глаз с двери.

– Винни сейчас работает за двоих. – Ленни вымыл руки. – Чертов город. Руки надо мыть каждые полчаса. – Он снял с вешалки полотенце, на котором виднелись следы грязи. – Вы адвокат дона, так что на вас нет подслушивающего устройства. Верно?

– Подслушивающего устройства? Ты что, спятил?

– Нет. Такие фокусы делают довольно часто. Иногда выходят в туалет, чтобы снять микрофон или надеть его. Если я вижу, что люди, разговаривающие с доном направляются в туалет, я сразу начинаю подозревать, что у них за пазухой или микрофон, или пистолет.

– Ты, парень, видно насмотрелся фильмов про шпионов.

– Возможно, – усмехнулся он. – А вы что, против? – Он протянул ко мне свои вымытые руки.

Я застыл, но потом кивнул в знак согласия. Этот сукин сын быстро обшарил меня.

– О'кей. Обычная проверка. Каждый должен делать свое дело.

Я положил на край раковины монетку в двадцать пять центов.

– Это тебе, Ленни. За хорошую работу. – Я вышел в зал. О, Господи, кажется, они меня доведут. Я вернулся к столику и увидел, что сыр с червячками уже убрали с блюда.

– Вот. Сказал, чтоб убрали, – сообщил Беллароза. – Специально из-за тебя. Ну как там, уютно, в этом сортире?

– Где?

– В сортире. Так называют туалет в Маленькой Италии. Раньше для этого дела приходилось выходить на задний двор. Понимаешь?

– Да, понял. – Я увидел, что Ленни тоже вернулся в зал и, покосившись в мою сторону, сел за свой столик. – Это ты послал его обыскать меня? – спросил я Белларозу.

– Нет, просто это его работа. Слушай, я в курсе, что Манкузо предлагал тебе работать против меня, а ты отказался. Вообще-то, я тебе больше доверяю, чем многим из моих ребят. Но когда я уверен, что говорю с человеком и нас никто не подслушивает, я лучше себя чувствую.

– Мистер Беллароза, примите, пожалуйста, к сведению, что адвокат никогда не станет, никогда не посмеет работать против своего собственного клиента.

– Ну да. А может быть, ты просто пишешь книгу, – расхохотался он. – Ладно, к черту, забудь об этом. Давай ешь. Это называется «монтече». Тут нет никаких червяков. – Он положил кусочек сыра на сухарик, который он называл «фризале», и поднес его прямо к моему рту. – Давай пробуй!

Я попробовал. Неплохо. Потом сделал несколько глотков кьянти и положил в рот маслину. Да, ленч у этих людей сильно отличается от нашего. Например, на столе все еще оставались ранее принесенные блюда, и Беллароза снова принялся поглощать жареных кальмаров.

– Манкузо мне рассказал, что однажды ты избил одного из твоих людей обломком свинцовой трубы и переломал ему все кости, – сказал я.

– Да? – Он посмотрел на меня. – Зачем это он тебе рассказывает такие истории? Что это он задумал? Уж не хочет ли он сказать этим, что я негодяй?

– Да, в этой истории ты выглядишь, прямо скажем, некрасиво.

– Этому Манкузо стоит попридержать свой чертов язык.

– Дело не в Манкузо, Фрэнк. Дело в том, что ты избил человека обломком свинцовой трубы.

– Подумаешь, какое дело! – Он оторвал еще кусок хлеба и обмакнул его в томатный соус. – В молодости иногда приходится делать такие вещи, которые делать совсем не хочется. Когда произошел этот случай, я еще не был боссом. Боссом был человек, которого надо было знать. Он сейчас уже в могиле. Но когда он говорил мне: «Фрэнк, надо сделать то, надо сделать это», я не смел его ослушаться. Capisce?

Я ничего не ответил.

– Это такой же принцип, как в армии или в церкви. Ты выполняешь приказы. Теперь я отдаю приказы, но делаю это помягче. Сейчас другие времена. Не очень-то много желающих идти в наш бизнес. Приходится лучше обходиться с людьми, деликатнее.

– Ага, и награждать их «Голубым Крестом» или орденом «Голубого щита».

– Да. – Он счел мою шутку забавной. – Если ты переломаешь им ноги, они тебя не поймут. Лучше наградить их «Голубым Крестом».

Дальше продолжать этот разговор не имело смысла. Главное, он теперь знал, что я в курсе особенностей его руководящего стиля. По правде говоря, у меня самого иногда возникало желание избить моих партнеров свинцовой трубой, но в этом случае я как бы предоставлял им право точно так же обходиться со мной. Тут мне снова вспомнилось изречение синьора Никколо Макиавелли.

– «Врага следует либо приручить, либо уничтожить», – процитировал я Фрэнку слова его соотечественника.

– Да. – Оторвавшись от еды, он внимательно посмотрел на меня. – Это ты к вопросу о том, следует ли кого-то злить? Так, советник? Рад, что ты это понимаешь. В моем деле возможны только два варианта: либо ты относишься к человеку с уважением, либо убираешь его с дороги. Я не о трубе говорю, труба не самый лучший способ. Тот мужик имел зуб против меня, поэтому, когда наши отношения чуть-чуть наладились, мне пришлось прикончить его. Понимаешь? Да, врага следует либо приручить, либо уничтожить. Не стоит оставлять в живых людей, которые собираются тебе мстить.

– Поэтому ты угостил его ужином и отправил к праотцам.

– Да. – Он ненадолго задумался, потом сказал: – Я объясню тебе главное заблуждение, в которое нас вводят священники… главную ошибку всех религий. Я имею в виду то место, где говорится о том, что, если тебя ударят по одной щеке, ты должен подставить другую. Глупости! Если ты последуешь этому совету, тебя все начнут колошматить. Но иногда действительно приходится идти на уступки. Вот взять этот случай с Феррагамо. Все, что я могу здесь сделать, – это убедиться в том, что он до меня не доберется. Улавливаешь? И если обстоятельства таковы, что ты не можешь избавиться от человека, то не надо злить его, даже когда он наступает тебе на больную мозоль.

– Но ты вызываешь у Феррагамо злость уже самим фактом своего существования.

– Да. – Он улыбнулся. – Но это его проблемы. А ты разозлил его сознательно, ты просто взял и размазал его по стенке.

– Ну и что? Что он может мне сделать?

– При желании он может здорово навредить тебе. Не исключено, что он отомстит, причинив вред твоим друзьям. Возможно, тебе следует позвонить ему и предложить встретиться, чтобы обсудить это дело. Он не станет возражать. Он будет доволен, если ты проявишь к нему уважение.

– Но этот человек – мерзавец, Фрэнк. Уже весь Нью-Йорк об этом знает.

– Вот поэтому-то он так и ценит проявленное к нему уважение.

Мы оба прыснули со смеху.

– Слушай, а ведь этот малый может стать в какой-то момент губернатором, – сказал Фрэнк. – Или даже президентом. Не зли его, ладно? Тогда он, глядишь, сделает тебя генеральным прокурором.

Ну, это вряд ли. Став адвокатом Фрэнка Белларозы, я тем самым отрезал себе все пути к любой государственной должности. Не могу сказать, чтобы я так уж стремился сделать карьеру судьи, нет, но все-таки в глубине души всякий адвокат лелеет эту мечту. Однажды меня избрали в городской совет Лэттингтона, но я потерпел фиаско на этом поприще и зарекся занимать такие посты по крайней мере ближайший десяток лет.

– Так что лучше позвони ему, – настоятельно порекомендовал Фрэнк. – Я дам тебе номер его домашнего телефона.

– Фрэнк, но ты учти, что он все равно не снимет с тебя ни одного обвинения, – предупредил я его.

– Да я знаю. Я не об этом говорю. Я думал, ты понял мою мысль.

– Ты хочешь сказать, что я должен перед ним извиниться?

– Тебе, конечно, не нужно говорить: «Мистер Феррагамо, сожалею, что выставил вас в суде негодяем и дураком». Об этом даже не надо упоминать. Просто поговори с ним и прояви к нему уважение. Он простит тебя именно потому, что он дурак. Capisce?

Ну вот, объявился клиент, который хочет, чтобы я позвонил обвинителю, – и вовсе не для того, чтобы уладить дело или договориться о новых слушаниях, а затем, чтобы извиниться, что вдоволь поиздевался над ним в суде. Боже мой! Не помню, чтобы в Гарварде нас учили этому.

– Хорошо, я ему позвоню, – пообещал я. – И я проявлю уважение к его должности.

– Ну вот и договорились. А вообще, такие мерзавцы частенько пролезают наверх, на высокие посты. Ты думал, среди цезарей не бывает недоумков? Бывает, но что с этим поделаешь? Приходится приспосабливаться. – Он налил мне еще вина. – А теперь черед пасты[25]25
  Общее название для итальянских макаронных изделий.


[Закрыть]. Ты готов?

Мы сидели за столом уже почти час – я съел много хлеба, сыра, оливок – словом, того, что было съедобно. Выпил немало кьянти.

– Ладно, паста так паста, – вздохнул я.

– Это не обычная паста, здесь подают lingue de passero, в переводе – «язычки попугаев».

– А просто мясо здесь нельзя заказать?

– Это же не настоящие языки попугаев. Это название блюда. А ты думал, что итальянцы едят языки попугаев?

– Но вы же едите червяков, едите бараньи мозги.

– Я тебе не червяков предлагаю, а «язычки попугаев». Этот вид пасты изобрели в маленьком городке Фаро Сан-Мартино в провинции Абруццо. Моя жена родом именно оттуда. Вообще-то, они там все довольно тупоголовые. Но пасту делают отменную. – Он приложил два пальца к губам и издал чмокающий звук. – Magnifico. Мы будем есть это блюдо с соусом puttanesca. Что значит «соус шлюхи».