Текст книги "Золотой берег"

Автор книги: Нельсон Демилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)

Часть третья

Широки врата и пространен путь, ведущие в погибель.

Евангелие от Матфея, 7:13

Глава 15

Вот и «Альгамбра». Мы запоздали, но ненамного. Всего минут на десять. Я сам сидел за рулем «ягуара» Сюзанны и подъехал вплотную к воротам. Возле закрытых ворот с моей стороны было укреплено переговорное устройство. Я нажал кнопку вызова. Никто не ответил, но ворота начали медленно открываться. Современная техника всегда казалась мне странной затеей. Но нельзя не признать, что она позволяет нам прекрасно обходиться без слуг, горничных и прочих помощников. И иногда даже придает нашему существованию то чувство покоя и безопасности, которое раньше создавали сторожа и управляющие поместьями.

Но мистер Фрэнк Беллароза пользовался услугами и техники, и помощников: как только я въехал в ворота, передо мной выросла широкоплечая фигура «гомо сапиенс». Я остановился, фигура направилась ко мне. Мужчина выглядел лет на тридцать, он был одет в темную шелковую рубашку, с трудом застегнутую на груди из-за поразительного обилия волос на этой части тела. Поверх рубашки он накинул спортивную куртку – она плохо скрывала наличие портупеи с кобурой на боку.

Человек наклонился к окну, его не слишком дружелюбная физиономия принялась изучать мое лицо.

– Чем могу помочь? – спросил он.

– Саттеры приглашены к мистеру Белларозе.

Он заметил Сюзанну и улыбнулся.

– О, здравствуйте, миссис Саттер.

– Привет, Энтони.

– Как же я не узнал вашу машину?

– Ничего страшного, Энтони.

– Мистер Беллароза ждет вас.

Этот разговор велся в нескольких дюймах от моего лица, но я для них словно не существовал. Они еще не успели закончить свою беседу, как я нажал на газ и «ягуар» помчался по дороге к дому.

– Я вижу, ты стала здесь частым гостем, – поддел я Сюзанну.

– На самом деле этот Энтони довольно приятный парень.

– Да, но денег на его манеры пожалели. – Я поехал медленнее. Люблю звук, который производят шины о брусчатку.

Подъезд к «Альгамбре» представляет собой, как я уже упоминал, дорогу длиной в четверть мили, совершенно прямую и обсаженную с двух сторон тополями. Деревья полностью покрылись листвой, а садовые фонари освещали тысячи цветов, высаженных вдоль дороги. Виднелись белые оштукатуренные стены «Альгамбры» с красной черепичной крышей. Я всегда с волнением подъезжаю к этим особнякам, они выстроены так, чтобы своим величием подчеркнуть ничтожество гостей и высокий титул хозяев. К сожалению, Беллароза не знал о традиции, согласно которой при приеме гостей зажигают огни во всех окнах фасада. Его дом с погашенными окнами выглядел неприветливо, включен был только фонарь у входной двери.

Насколько вы сами можете понять, я был не в самом лучшем расположении духа. Поэтому, несмотря на некоторое волнение, решил излить часть своей желчи.

– Теперь я понимаю, почему Беллароза купил именно этот дом, – он выглядит как «Вилла Прохиндея».

– Не смей употреблять это слово.

– Но это же любимое словечко Белларозы.

– Не важно, – сказала она. – Это просто дом в испанском стиле, неплохо, кстати, построенный. Здесь жили и Вандербильты, Джон.

– Вандербильты жили повсюду, Сюзанна. – Я въехал на площадку перед домом, посредине которой имелся мраморный фонтан с подсветкой. – Полюбуйся, бездна итальянского вкуса – фонтан для гостей.

– Прекрати, Джон.

Я поставил машину у фонтана, мы вышли и направились к входной двери. На крыльце я обернулся и помахал рукой в сторону ворот. Вид отсюда был очень величественный. Несмотря на избыток освещения в саду, приятно было видеть, что поместье обретает новую жизнь.

– Неплохо, – промолвил я. За воротами виднелся дом Депоу, он стоял на холме. Я еще раз махнул рукой.

– Кому ты там машешь? – поинтересовалась Сюзанна.

– Мистеру Манкузо, – ответил я.

– Кому? О!.. – Она, видно, не знала, что сказать, поэтому спросила: – Ты готов?

– Вероятно, да. – Я повернулся к дому. Дом был заново оштукатурен, у левого крыла еще стояли леса. На лужайке было сложено несколько поддонов черепицы, валялись мешки с цементом и тачки. – Ты знаешь, каким образом итальянцы учатся ходить? – спросил я Сюзанну.

– Нет, Джон. Расскажи.

– Они учатся ходить с тачкой в руках. – В моих устах это прозвучало не так забавно, как это получилось у Белларозы.

– Как же они катят тачку, если еще не умеют ходить? – спросила Сюзанна.

– Нет, ты не поняла. Видишь ли… ладно, Бог с ними. Послушай, нельзя ли устроить так, чтобы в 9.45 у тебя заболела голова?

– У меня уже сейчас от тебя голова болит, – сказала она и добавила: – А почему, собственно, голова всегда должна болеть у меня? Люди могут подумать, что мне скоро пора ложиться в гроб. Почему бы тебе не объявить в 9.45 о том, что у тебя разыгрался твой геморрой?

– Мы что, начинаем ссориться?

– Нет, просто ты будешь вести себя так, как я тебе скажу.

– Слушаюсь, мадам.

Мы поднялись по каменным ступеням к массивной дубовой двери.

Сюзанна показала на колонны портика.

– Ты знаешь, что это настоящие колонны, вывезенные из Карфагена?

– Слышал.

– Это невероятно.

– Это называется грабеж, – отреагировал я. – Вы, миллионеры, ограбили Старый Свет ради того, чтобы украсить свои дома.

– Деньги для этого и существуют, – сообщила мне леди Стенхоп. – Если помнишь, все камины в Стенхоп Холле происходят из различных дворцов Италии.

– Да, я помню этот дворец в Венеции, в котором на месте камина было пустое место. – Я дернул за цепочку звонка. – Ну что, настало время для десерта, не так ли?

Сюзанна меня не слышала. Она не могла оторвать взгляда от колонн из Карфагена и даже обвила руками одну из них.

– Итак, – сказала она в раздумье, – спустя две тысячи лет с тех времен, когда предки Фрэнка Белларозы разрушили и разграбили Карфаген, Фрэнк Беллароза и награбленное встретились здесь, на другом конце земного шара.

– Это слишком отдает философией, Сюзанна. Давай сегодня вечером лучше поговорим об овощах и о цементе.

Сюзанна прошипела мне в ответ:

– Если ты сегодня правильно поведешь свою игру, советник, ты еще до наступления ночи можешь превратиться в советника одной важной персоны.

– Не смешно, – сказал я.

– Кстати, если он вздумает похлопать меня по заднице, ты должен будешь вступиться за меня и врезать ему.

– Если он похлопает меня по заднице, я ему непременно врежу. А твоя задница – это твое дело, дорогая. – Я ущипнул ее сзади, она взвизгнула, и в этот момент массивная дубовая дверь отворилась и на пороге появился сам мистер Беллароза. Он улыбался.

– Benvenuto a nostra casa[8]8
  Добро пожаловать в наш дом (итал.).


[Закрыть].

– Grazie[9]9
  Благодарю вас (итал.).


[Закрыть], – проговорила Сюзанна.

– Проходите, проходите, – сказал дон Беллароза, снизойдя до английского.

Я обменялся с ним рукопожатием, а Сюзанна была расцелована в обе щеки – итальянские манеры. Кажется, вечер обещал быть долгим.

Мы вошли в просторный вестибюль, что-то вроде атриума, как это теперь называют. Пол вестибюля был покрыт плиткой из красного мрамора, а вдоль стен шла колоннада из розового мрамора – она поддерживала арки, на которых, в свою очередь, громоздились колонны второго этажа. Там же, на втором ярусе, была устроена галерея. Вместо потолка был стеклянный купол с перегородками из причудливых железных секций. Но что выглядело еще более поразительно, так это десятки клеток с птицами, подвешенные вверху каждого из рядов колоннады, среди горшков с экзотическими цветами и лианами. Птицы верещали, свистели и пели, не умолкая. Все это напоминало нечто среднее между вольерой для птиц в зоопарке в Рио-де-Жанейро и большим цветочным магазином в Нью-Йорке.

Мистер Беллароза, как всегда любезный и скромный, сказал:

– Чертовски приятный холл, не правда ли?

– Великолепно, – задыхаясь от восторга, проговорила Сюзанна.

Беллароза выжидательно уставился на меня.

– А как вы выгребаете птичий помет из клеток на такой высоте? – поинтересовался я.

Сюзанна бросила на меня уничтожающий взгляд, но Фрэнк любезно удовлетворил мой интерес. Оказывается, для этой цели у него были предусмотрены специальные лестницы на колесах высотой тридцать футов. Очень любопытно.

– Я смотрю, вы нарядились, – проговорил Беллароза, оглядывая меня.

Я понял, что он ни разу не видел меня в моем костюме от «Брукс Бразерз», и, чтобы он не подумал, что я «нарядился» специально для него, сказал:

– Я приехал прямо с работы.

– А!

Сам Беллароза, к слову, был одет в серые брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Новый стиль. Я бросил взгляд на его ноги и убедился, что его вкус не изменился – он носил сандалии с носками. К тому же носки были желтые. Я хотел обратить внимание Сюзанны на эту деталь, но не нашел удобного случая. У нас принято носить костюм с галстуком, что, конечно, не так удобно, как домашняя одежда. Женщины же одеваются так, как они всегда одеваются. Меня несколько раздражало яркое платье Сюзанны. Но красный цвет был ей к лицу, так что я одновременно и гордился ею, и ревновал ее.

Беллароза повернулся к Сюзанне.

– Как продвигаются дела с конюшней?

– Они… продвигаются к полному разрушению, – ответила Сюзанна. – Но смогут ли ее собрать в прежнем виде?

Беллароза мило улыбнулся. Ха-ха. Он сказал:

– Доминик свое дело знает. Он даже может устроить вам несколько римских арок в конюшне.

Они вместе рассмеялись. Хо-хо-хо. Ха-ха.

– Проходите. – Мистер Беллароза жестом пригласил нас следовать за ним. – Почему вы решили задержаться на самом пороге?

«Потому что вы нас здесь задержали, Фрэнк», – объяснил я про себя.

Мы проследовали за хозяином налево в одну из арок и очутились в длинной и пустой комнате, в которой пахло свежей краской. Беллароза остановился и спросил меня:

– Что это за комната?

– Это тест на сообразительность?

– Нет, дело в том, что мы не можем придумать, для чего предназначена эта комната. У нас уже есть гостиная, есть столовая, есть еще много-много других комнат. А для чего приспособить эту?

Я огляделся.

– На ванную комнату она, вроде, не похожа.

Вмешалась Сюзанна.

– Это же… да-да, это же самая настоящая столовая.

Беллароза озадаченно уставился на нее.

– Вы уверены?

– Да. Я же бывала в этом доме при прежних хозяевах.

– Этот идиот-дизайнер… но тогда что за комната находится там? – Он указал на соседнее помещение.

– Это комната для завтраков, – сказала Сюзанна.

– Для завтраков?

Я собирался было пошутить по этому поводу, но потом передумал.

– Это не так уж важно, – успокоила Сюзанна Белларозу. – Планировку старых домов часто меняют. Так что делайте так, как удобней вам самим.

– Только не следует, – поспешил я на помощь, – готовить еду в ванной комнате или идти в ванную, чтобы…

– Джон, – перебила меня Сюзанна, – мы поняли твою мысль, дорогой, можешь не продолжать.

Мы проследовали вслед за мистером Белларозой через помещение, которое только что было признано столовой, затем оказались в комнате для завтраков. Эта комната оказалась довольно просторной, рядом с ней находилась буфетная, а дальше – кухня. Беллароза, казалось, не был смущен тем, что принимает нас в вечернее время в комнате для завтраков, ведь до недавнего времени он полагал, что это столовая. Но мне все же удалось пронаблюдать, как он выпутывается из положения. Он подвинул нам два стула на конце длинного обеденного стола.

– Садитесь, – скомандовал он. Мы сели. Мистер Беллароза отошел к сервировочному столику, чтобы принести нам поднос с аперитивами и бокалами. – Вот. Угощайтесь. Не вздумайте стесняться. Я вернусь через пять минут.

Он вышел в буфетную, я увидел, что он удаляется через кухню в дом. Пять, четыре, три, два, один…

– Джон, ты страшный зануда.

– Спасибо за комплимент. – Я осмотрел одну из бутылок. – Как насчет самбукки, дорогая?

– Джон, еще раз прошу тебя вести себя прилично. Я не шучу.

– Ладно. Мне тоже не улыбается перспектива быть пристреленным. – Я налил нам по бокалу самбукки. На подносе стояла тарелка с кофейными зернами, я бросил в каждый из бокалов по зернышку. Первый бокал я поднял за Сюзанну.

– Твое здоровье.

– Centani[10]10
  Твое здоровье (итал.).


[Закрыть].

Мы выпили.

– Так что он сказал про «Коза ностра»? – спросил я.

– Nostra casa, Джон. Наш дом. Добро пожаловать в наш дом.

– О! Но почему же он не сказал это по-английски? – Потягивая свой аперитив, я оглядывал комнату. Ее окна выходили на юг и на восток, как и у всех подобных комнат, – это позволяло за завтраком наслаждаться первыми лучами солнца. Теперь в таких комнатах, впрочем, и обедают, и ужинают, а семья Белларозы, по моему подозрению, завтракала вообще на кухне. Хорошо еще, что нас принимают в комнате для завтраков, а не в подвале.

Как раз когда я смотрел в окно, на лужайке в саду вдруг вспыхнули садовые фонари, осветившие красным, синим и зеленым светом аккуратные газоны. Я сказал Сюзанне:

– Детекторы среагировали на появление в саду группы захвата. Если начнется стрельба, ложись немедленно на пол.

– Джон!

– Извини.

– И пожалуйста, говори потише.

Я поклялся и налил нам еще по бокалу. Мне нравится самбукка. Она напоминает мне тянучки из лакрицы, по центу штука, во времена моего детства. Я продолжал осматривать комнату. Мебель была темного дерева, в средиземноморском стиле. Вероятно, весь дом обставлен такой мебелью.

Сюзанна также обратила внимание на обстановку и дала вполголоса оценку:

– Неплохо. Он сказал, что у них работал дизайнер. Но, очевидно, он не из местных, иначе я была бы в курсе.

– Именно поэтому они и не используют никого из местных, в противном случае ты уже была бы в курсе, какой номер бюстгальтера у миссис Белларозы.

Она улыбнулась.

– Одно ясно: тот, кого они используют, не в состоянии отличить столовой от комнаты для завтраков.

– Но, слава Богу, ты весьма тактично вывела их из этого жестокого заблуждения, – сказал я.

Она засмеялась.

– А что, по-твоему, об этом не следовало говорить?

Я пожал плечами и налил себе второй или третий бокал. Теперь я подобрел и решил, что не стоит больше терзать Сюзанну своими шутками, так как она почти ни в чем не виновата.

– Кто-нибудь жил в этом доме после того, как уехали Барреты? – спросил я.

– Нет. Дом так и стоял пустой. – Она помолчала, затем добавила: – Когда я училась на первом или втором курсе, я приехала на каникулы домой, и тут позвонила из города Кэти Баррет. Я с ней сто лет до этого не виделась. Встретила ее на станции в Локаст-Вэлли и привезла сюда. Мы погуляли здесь, вспомнили свое детство. Грустно было.

Я помолчал.

– Затем, через несколько лет, – продолжала Сюзанна, – это место облюбовали бездомные. Здесь было что-то вроде коммуны для хиппи. Они жили без электричества и без воды, жгли в каминах все, что могло гореть. На них все жаловались, но полиция не спешила принимать меры.

Я кивнул. Шестидесятые годы были чем-то вроде теста на выживаемость системы от анархии, и, как вскоре выяснилось, система оказалась вполне жизнеспособной.

– Помню, мой отец страшно злился на полицейских. Он все рассказывал им, что даже банк не церемонился так долго с Барретами, а они ведь были собственниками.

Я снова кивнул. Здесь в свое время была действительно особая мораль, и она помогала одерживать верх даже над властью денег. Позднее дела пошли хуже, и на многое стали смотреть сквозь пальцы. Потом пришел Фрэнк Беллароза, он уже знал, что ему ничего не грозит. Руки у вас коротки, ребята, вот что он хотел сказать своим появлением.

– А вдруг и теперь можно надеяться на полицию, которая вышвырнет мистера Белларозу вон? – предположил я.

– Только если он перестанет платить налоги, Джон.

– Верно. – Я припомнил, что сам я появился в этих краях примерно тогда, когда исчезли хиппи, припомнил, что несколько раз в «Альгамбре» устраивались шоу всякими модными дизайнерами. Сам я эти шоу не посещал, но знающие люди рассказывали, и выходило, что эти эстеты приносили своими изысками больше вреда для дома, чем сотня наивных хиппи.

Я припомнил также, что в семидесятые годы в «Альгамбре» проходили благотворительные вечера. Если в поместье работал водопровод и электрической компании платили за включение электричества, то такое поместье часто использовали для всякого рода шоу, показов мод, съемок фильмов и так далее. В домах, прежде принадлежавших Асторам, Вандербильтам и им подобным, теперь могли на время устроиться те, у кого была пачка долларов в кармане и желание весело провести время.

Сюзанна однажды пошла без меня на один из таких благотворительных вечеров – он был посвящен спасению популяции осетров или что-то вроде этого. Я думаю, уже в те времена разрушение достигло такой степени, что организаторам вечеров следовало опасаться за жизнь их участников.

Я знаю еще как минимум двенадцать домов, которые постигла та же участь, что и «Альгамбру».

– Если я не ошибаюсь, ты была в этом доме как раз перед самым переездом сюда Белларозы? – спросил я.

– Да, прошлой осенью, с Джессикой Рейд и еще с несколькими приятельницами. Мы просто решили заглянуть сюда из любопытства, тем более что у Джессики были ключи, она ведь работает в фирме по торговле недвижимостью. Впрочем, ключи нам не понадобились, все замки были сломаны.

– Вероятно, ни у кого из вас не возникло желания купить этот дом?

– Да, он был в ужасающем состоянии. Здесь даже поселились белки, а птицы свили себе гнезда.

– Ну, положим, птицы здесь и сейчас есть.

– В общем, это было ужасно, ужасно. Особенно для меня, я ведь помнила, как уютно было в этом доме. Но теперь в него вновь возвращается жизнь. Удивительно, что можно сотворить, затратив несколько сот тысяч долларов.

– Да, всего несколько сот тысяч. А представь, если затратить несколько миллионов? А между тем ремонт здесь еще не закончен. Возможно, именно этот домишко доконает бедного дона. Придется ему в конце концов самому засучить рукава. Ремонт – это бездонная бочка.

– Вот видишь – у нас ремонт и у них ремонт, появляются общие интересы.

– Да, он мне как-то сказал, что миссис Беллароза хочет перенести бассейн на шесть футов влево.

– Джон!

– Прости. – Я налил себе еще. Возможно, самбукка все-таки не умиротворила меня. Возможно, она, наоборот, озлобляет людей. Я посмотрел на часы. Прошло уже больше чем пять минут, и я начал подумывать, что Беллароза опять применяет тактику Муссолини. Тут я заметил телефонный аппарат на маленьком столике в углу комнаты. Это было какое-то сложное устройство со многими каналами, один из которых, судя по горящему индикатору, был сейчас занят. Дон решает свои дела по телефону.

Обведя еще раз комнату взглядом, я увидел на стене гравюру в невзрачной рамке. На ней был изображен Христос с разведенными в стороны руками. В груди его полыхало ярко-красное сердце. Внизу шла надпись: СВЯЩЕННОЕ СЕРДЦЕ ХРИСТОВО. Я указал Сюзанне на эту картину.

Она внимательно осмотрела ее, затем сказала:

– Очень характерный католический сюжет.

– Очень похоже на мишень для стрельбы.

– Не святотатствуй. – Сюзанна даже повернулась ко мне спиной. – Учти, что они – очень религиозные люди. А религиозные люди никогда не дадут себя вовлечь… – она понизила голос до шепота, – … в сделки с наркотиками, в устройство притонов, ни во что подобное.

– Надо же, никогда бы не подумал, – сухо заметил я.

Должен признать, что, несмотря на решительный настрой, я немного волновался перед встречей с миссис Белларозой. Не из-за того, что я оскорбил ее или обидел, нет – я ведь всего лишь, встав на четвереньки, немного порычал на нее, – просто мне трудно было бы объяснить мой поступок, зайди о нем речь при встрече.

Не дай Бог, она еще окажется истеричкой, начнет кричать: «Фрэнк, Фрэнк, это он! Это он! Убей его!»

Тогда прощай наше мирное соседство. Возможно, мне вообще не стоило появляться здесь, но где гарантия, что я не встречусь с миссис Белларозой где-нибудь в другом месте? Хотя, если пройдет побольше времени, она может забыть, как я выглядел, а я, возможно, отращу себе усы.

Тут мне в голову пришла одна удачная мысль. Я небрежно достал из кармана пиджака мои очки для чтения и надел их. Затем я придвинул к себе несколько бутылок и принялся изучать этикетки.

Краем глаза я заметил, что Сюзанна наблюдает за мной.

– Что-то интересное? – спросила она.

– Да, вот послушай. «Капелла» – это уникальный ликер, производимый на основе сорта орехов, которые произрастают только в Италии. «Капелла» производится и разливается в бутылки в Турине…

– Ты что, пьян?

– Пока нет. – Я налил нам еще по бокалу самбукки.

– Пожалуй, тебе стоит остановиться.

– Но он же просил не стесняться.

Мы выпили содержимое наших бокалов, не произнося ни слова. Огонек на телефоне погас, затем аппарат звякнул и зажегся индикатор. Я представил себе дона на кухне. Он следит за приготовлением кофе и десерта и одновременно записывает на обоях фамилии тех, кого предстоит застрелить.

– Ты что, так и собираешься сидеть в очках?

Я повернулся к Сюзанне.

– Да.

– С какой стати?

– А почему ты никогда не рисовала здешние интерьеры? – спросил я, пытаясь переменить тему разговора.

Сюзанна сначала ничего не могла ответить, затем произнесла:

– Здесь все было так печально. Но я, кстати, отсняла целую пленку цветных слайдов, когда приходила в этот дом с Джессикой. Большую часть в вестибюле. Тебе интересно будет посмотреть, как это выглядело.

– Расскажи.

– Я лучше покажу тебе слайды. А зачем ты нацепил…

– Расскажи мне, как это выглядело.

Она пожала плечами.

– Ну… стекла были все выбиты, кругом страшная сырость. На полу даже начала расти трава, на стенах был мох, какая-то плесень. Просто настоящий символ разрухи и упадка. Знаешь, я думаю, что смогла бы нарисовать картину со слайдов.

Я посмотрел на нее.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты продавала им свои картины.

– А не подарить ли им такую картину на новоселье?

Я покачал головой.

– Им это понравится, Джон. Итальянцы обожают искусство.

– Без сомнений. – Я кивнул головой на висящую на стене репродукцию с Христом. – Послушай, Сюзанна, это уж чересчур экстравагантно. Эту картину ты будешь писать несколько месяцев. И потом – ты ведь никогда прежде никому не дарила картины за так. Даже своим родителям. Ты запросила со своего отца за картину с «храмом любви» шесть тысяч долларов.

– Он ее сам заказал. Это другое дело. А я хочу написать картину, на которой этот вестибюль будет в руинах, я хочу это сделать, понимаешь? К тому же мы пришли сюда с пустыми руками, а мы ведь обязаны ему, он нам очень помог с конюшней.

– Нет, тут мы с ним в расчете: я дал ему бесплатно один совет. И тебе хочу дать бесплатный совет – не следует ставить себя в положение обязанной перед этим человеком.

– Но я не чувствую, что мы его чем-то отблагодарили, поэтому я хочу…

– А как же твоя мысль о вывеске для его поместья? А может быть, испечь им пирог? Нет, это слишком просто. А как насчет бушеля отборного навоза для его огорода?

– Ты кончил?

– Нет.

Но прежде чем мы успели сцепиться, вошел мистер Беллароза. Он пятился задом, таща за собой агрегат для приготовления кофе.

– О'кей, вот и кофе. – Он поставил агрегат рядом со столом и включил его в сеть. – Вы любите кофе экспрессо? – Сам он сел во главе стола и налил себе рюмку «капеллы». – Этот напиток еще не пробовали? – спросил он меня.

– Нет, – ответил я. – Но уже успел прочитать, что он готовится из итальянского ореха.

– Да, это что-то вроде лесного ореха. Где вы это прочитали?

– На этикетке. – Я улыбнулся Сюзанне.

– О да. – Он взял из тарелки горсть кофейных зерен и добавил два в мой бокал и два в бокал Сюзанны. – Надо или вообще не класть зерен, или класть три. Не больше и не меньше.

Будь я проклят, если спрошу у него, зачем так нужно. Но Сюзанна схватила приманку.

– Почему?

– Традиция, – ответил Беллароза, – или скорее суеверие, – поправился он. – Итальянцы очень суеверны. Три зернышка приносят счастье.

– Поразительно, – восхитилась Сюзанна.

А по-моему, чушь собачья. Я спросил Белларозу:

– А вы тоже суеверны?

Он улыбнулся.

– Я верю в то, что человеку или везет, или не везет. А вы разве нет?

– Нет, – ответил я, – я – христианин.

– Какая связь?

– Прямая, – сообщил я ему.

– Да? – Он на мгновение задумался. – Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Но у итальянцев большое значение имеют плохие и хорошие приметы: три монетки в фонтане, три зернышка в бокале самбукки и все такое.

– Это язычество, – сказал я.

Он кивнул.

– Да. Но к этому следует относиться с уважением. Ведь кто знает? – Беллароза поглядел на меня. – Кто знает… – Он переменил тему разговора. – К сожалению, не могу угостить вас кофе капуччино. Когда я был недавно в Неаполе, я купил великолепный аппарат для приготовления этого кофе. Прямо в ресторане купил. Я отправил его сюда, но боюсь, что в аэропорту Кеннеди его кто-то прибрал к рукам. Парень из Неаполя божился, что отправил его, и я ему верю. А в аэропорту никто ничего не знает. Как вам это нравится? И после этого федеральные власти жалуются на разгул организованной преступности. А разве организованная преступность ворует аппараты для приготовления кофе? Нет. Я скажу вам, кто их ворует, – melanzane[11]11
  Баклажаны (итал.).


[Закрыть]. – Он посмотрел на Сюзанну. – Capisce?

– Баклажаны?

Беллароза улыбнулся.

– Ну да. «Баклажаны». Черные. А еще испанцы и эти продажные охранники из аэропорта. Они воруют. Но как что-то случается, так сразу виновата организованная преступность. Чепуха это. Страну обворовывает дезорганизованная преступность. Все эти наркоманы и бездельники. Capisce? – Он поочередно поглядел на нас обоих.

Я, собственно, потерял дар речи после этого страстного монолога.

– Капиш, – с трудом выдавил я.

Беллароза захохотал.

– Ка-пи-и-шь. Вот так. Давайте еще по одной. – Он наполнил мой бокал, а я в уме произнес еще раз: «Capisce».

Сюзанна – я уже упоминал, что в каких-то случаях она была на удивление наивной, – спросила главаря одной из крупнейших нью-йоркских группировок:

– И вы не написали заявление о пропаже в таможню?

– Конечно, написал, – сказал Беллароза. – Казалось бы, мне должны были помочь, верно? А вместо этого история попала в газеты, и они начали высмеивать меня на весь Нью-Йорк.

– Как это?

Беллароза бросил взгляд в мою сторону, затем объяснил Сюзанне:

– Они считают, что это я обокрал аэропорт.

– А, поняла. Они решили, что здесь есть повод для иронии.

– Да, для иронии. – Беллароза сделал несколько осторожных глотков из своего бокала. – О, как приятно. – Он посмотрел на Сюзанну. – Моя жена уже идет. Она хотела убедиться, что все приготовлено безупречно. Я говорил ей: «Отдохни. Они же наши соседи. Они очень приятные люди». – Он подмигнул мне. – Но вы же знаете женщин. Из всего делают проблемы. Так?

– Воздержусь от комментариев, – дипломатично ответил я. Именно в этот момент дверь распахнулась. Я поправил на носу очки и приготовился встать, но это была не миссис Беллароза. В комнату вошла служанка, молоденькая девушка в простом темном платье и с подносом в руках. Она поставила поднос на край стола и стала выставлять на стол чашки, соусницы, приборы, салфетки и тому подобное. Затем она удалилась, не произнеся ни слова, не поклонившись, – даже итальянского приветствия мы от нее не дождались.

– Это Филомена, – пояснил Беллароза. – Она оттуда.

– Откуда оттуда? – поинтересовался я.

– Оттуда, из Италии. Она почти не говорит по-английски, но меня это не смущает. Они, кстати, быстро учатся говорить, эти paesan[12]12
  Крестьянки (итал.).


[Закрыть]. Не то что испанки. Если хочешь преуспеть в этой стране, надо знать язык. Бедная Филомена, она так некрасива, что вряд ли найдет себе здесь жениха. Я сказал ей, что если за три года проживания в моем доме она не выучит язык, то я дам ей приданое и отошлю обратно в Неаполь. Пусть сама ищет себе мужа. Но нет, она хочет во что бы то ни стало остаться здесь и выйти замуж за американца. Придется искать ей слепца.

Я внимательно посмотрел на Белларозу. Вот он, настоящий дон, падроне, во всем своем величии. Он вершит людские судьбы, он жесток, но справедлив.

– Вы говорите по-итальянски? – спросила его Сюзанна.

Он сделал выразительный жест рукой.

– Cosi, cosi[13]13
  Говорю, говорю (итал.).


[Закрыть]. Можно сказать, что говорю. Неаполитанцы меня понимают. Я ведь и сам такой. Неаполитанец. Но сицилийцы – это другое дело, их никто не понимает. Они не итальянцы. – Он слегка наклонился к Сюзанне. – Вы где учили итальянский?

– Почему вы думаете, что я учила итальянский?

– Мне так сказал Доминик. – Он улыбнулся. – Вот его слова: «Падроне, эта американка с рыжими волосами говорит по-итальянски!» – Беллароза засмеялся. – Он был поражен до глубины души.

– Откровенно говоря, я знаю этот язык не очень хорошо. Я его учила в институте. Выбрала итальянский потому, что мне предстояло писать диплом по изящным искусствам.

– Да? Ладно, тогда мне придется вас проэкзаменовать.

Так мы проговорили еще какое-то время, и я покривлю душой, если скажу, что разговор был неинтересный. Этот человек умел поддерживать компанию и рассказывать истории, и, хотя ни о чем серьезном или важном сказано не было, он вел беседу с такой живостью, с такими жестами и мимикой, что содержание уходило на задний план. Беллароза наполнял наши бокалы самбуккой, потом передумывал и предлагал нам испробовать амаретто. Он тотчас же наливал амаретто в новые стаканы и говорил, говорил.

Наш хозяин явно наслаждался жизнью, да и неудивительно: он великолепно знал ей цену и знал, что эта жизнь может для него окончиться в любой момент. Я без обиняков спросил его:

– В доме тоже есть охранники или вы ограничились Энтони в качестве стража у ворот?

Он удостоил меня долгим взглядом и после паузы ответил:

– Мистер Саттер, богатый человек в этой стране, как, впрочем, и в Италии, должен защищать себя и свою семью от насилия и шантажа.

– Только не в Лэттингтоне, – заверил его я. – У нас здесь очень строго следят за порядком.

Беллароза улыбнулся.

– У нас тоже есть строгий порядок, мистер Саттер, вы о нем, возможно, знаете. Порядок этот таков: никто не смеет прикоснуться к хозяину в его доме или перед лицом его близких. Так что никому из соседей не следует волноваться на этот счет. О'кей?

Разговор становился интересным.

– Возможно, вам стоит прийти на собрание жителей округа и рассказать им об этой традиции, – предложил я.

Беллароза бросил на меня мимолетный взгляд, но промолчал.

Закусив удила, я продолжал атаку:

– Так почему же вы все-таки держите здесь охранников?

Он наклонился ко мне и тихо сказал:

– Вы спрашивали, чему меня учили в Ла Саль. Я вам скажу чему. Даже заключив с противником перемирие, следует заботиться о том, чтобы охрана была начеку круглые сутки. Это уберегает противника от соблазна напасть на вас, а вам дает возможность спокойно спать. Так что не волнуйтесь. – Он потрепал меня по плечу. – Здесь вы в безопасности.

Я улыбнулся и сделал еще одно полезное замечание:

– У вас получается двойная охрана, мистер Беллароза, благодарите американских налогоплательщиков. Capisce?

Он засмеялся, затем презрительно хмыкнул.

– Да. Они охраняют меня спереди, а я слежу, чтобы никто не напал со стороны задницы, – пояснил он. – Стало быть, вам известно, что меня пасут, так, мистер Саттер? Кто это вам сообщил?