Текст книги "Черепашки-ниндзя и Карлик Кон"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Втроем

Ровно в полдень, собравшись втроем под огромным куполом старого монастыря, Лео, Раф и Донателло решили выяснить свои дальнейшие планы.

–   Предположим, что Малыш и Толстяк перепрячут золото карлика Кона, – произнес Лео.

–   Но ведь все равно карлик уже на свободе, – сказал Донателло.

–   И он станет везде и всюду совать свой нос, чтобы найти золото, – продолжил Рафаэль его мысль.

–   За это время он успеет посеять столько зла, – задумчиво произнес Донателло.

Помолчав с минуту, Лео произнес:

–   Ясно, что карлик коварен и жесток. Кроме того, он обладает довольно мощным биополем...

–   Биополем черного цвета, – вставил Раф.

–   Да, черного цвета, – сказал Лео, – и, насколько мне известно, против него тысячу лет назад были испробованы все средства и возможности, все тайные знания, которые были известны людям...

–   И что же? – спросил Раф.

–   Неужели никто до сих пор не мог толком расправиться с этим уродом? – вставил Донателло.

Лео покачал головой.

–   Нет, конечно же, есть несколько способов... – сказал он, – но все это не так просто...

–   Я вспомнил, что с карликами можно бороться раскаленным железом! – вдруг радостно воскликнул Раф.

–   Да, – согласился Лео, – но, одно дело знать, а другое – победить!

–   Это верно, – сказал Донателло.

–   Нам нужно найти его самое больное, уязвимое место и... застать его врасплох, – предложил Раф.

–   Вот именно, пока он не натворил беды, – поддержал его Дон. – А где же Мик? – спросил он, обращаясь к Лео.

–   Мик остался недалеко от больницы, – ответил Лео. – Там он присматривает за Константом, отцом этой девушки... Кажется, Констант, очень неважно себя чувствует. И, кроме того... Мик должен выполнить еще одно очень трудное дело... немного помолчав, Лео снова

34

обратился к друзьям: – Давайте подумаем, как нам быть... Первое, что мы должны решить, как обезопасить Элису и ее друзей, а второе – как победить карлика.

–   Это одно и то же, Лео, – сказал Дон.

–   Хорошо.

–   По-моему, надо открыть Элисе тайну Тома Санди, – предложил Раф.

–   Тайну клевера-четырехлистника? – быстро спросил Лео.

–   Да.

–   Нельзя.

–   Почему.

–   А если она не поверит? Ведь Элиса – современная девушка, а современные девушки не очень-то верят в такие вещи, как заклятия с помощью клевера... Представь себе, Раф, – продолжал Лео, – если у Элисы не хватит веры в то, что она с помощью нарисованного цветка клевера сможет победить самого гнусного карлика на свете, у нее может ничего не получиться... И тогда все может обернуться гораздо хуже, чем с ее отцом.

–   Да... карлик не остановится ни перед чем, – согласился Раф.

–   Он только и будет твердить: «Отдай мое золото!» – усмехнулся Дон.

–   А может, рассказать все Толстяку? – снова спросил у Лео Раф.

–   Я уже пробовал ввести его в состояние невесомости, – с улыбкой сказал Лео.

–   И что же?

–   Толстяк – чуткий и податливый, у него добрая душа, – продолжал Лео.

–   Ну, и что же? – нетерпеливо воскликнул Раф.

–   Ему никто не поверит, – произнес Донателло.

–   Да, – покачал головой Лео.

–   А Малыш? – тут же нашелся Раф.

–   Малыш – ребенок. Его нельзя было бы вообще подпускать к этому чудовищу, – сказал Лео.

–   Да, но именно он нашел горшок с золотом. И он спрятал его! – воскликнул Раф.

Лео ничего не ответил. Он нервно застучал своими длинными пальцами по стеклянной стене зала.

–   Я бы, например, спрятал Малыша здесь, у нас, – тихо сказал Дон, глядя на Лео.

–   К сожаленью, Дон, это не в наших силах, – отозвался Лео.

–   Что же тогда делать нам?

–   Ждать.

–   Чего ждать? – закричал Раф.

Лео посмотрел на картину, изображающую Страшный суд. Потом он сказал:

–   Мне все же кажется, что у этой девушки доброе сердце.

–   Ты говоришь об Элисе? – с улыбкой спросил Раф.

–   Да... Я недавно слышал, как она пела...

–   Я тоже чувствую, что она на самом деле не такая, какой хочет казаться, – сказал Дон.

–   Значит, мы должны действовать через нее! – заключил Раф. – Да, Лео?

–   Да, – ответил Лео, – но не сразу. Надо подождать, пока она будет готова воспринимать... и верить...

–   Но это в наших силах? – спросил Раф.

–   Да... конечно, – сказал Лео.

–   Но что же ты хочешь делать?

–   Вскоре вы все увидите, – загадочно улыбнулся Лео, – скоро... когда вернется Мик...

Золотая монета Малыша

На полной скорости джип, в котором сидели Элиса, Майкл, Констант, Малыш и Толстяк ворвался в многолюдный городской водоворот машин. Сделав несколько зигзагов вдоль трассы, они остановились возле невысокого трехэтажного здания травматологической больницы.

–   Малыш, Толстяк! Ребята! – крикнул Майкл, выходя из машины и поддерживая бледного как снег Константа, – у нас на это может уйти много времени... Идите в кафе... Мы туда тоже придем и вместе поужинаем.

–   Ну что, вперед? – спросил Малыш, проводив взглядом Майкла, Эллису и Константа, скрывшихся за больничной оградой.

–   Куда вперед? – удивился Толстяк.

–   Нужно быстрей проверить нашу монету! – Малыш вытащил из кармана монету и подбросил ее в воздухе. – Пошли, пока не стемнело! – сказал он.

Обогнув несколько старых построек, они увидели двухэтажный кирпичный дом с вывеской, на которой было написано: «Лавка ювелира. Коллекционные товары, монеты».

–   Это то, что нам надо, – обрадовался Малыш, открывая входную дверь.

Отдав свою золотую монету ювелиру, Малыш заметил, как на его лице появилось странное выражение.

–   Никогда в жизни не видел такой монеты, – сказал ювелир, прикладываясь одним глазом к лупе.

–   Да? – переспросил Толстяк.

–   Эти значки... невероятно странные...

–   А можно короче? – вмешался Малыш, которому вдруг показалось, что кроме них троих в лавке ювелира находится кто-то еще... тот, кого они не видят. – Сколько она стоит? – спросил он нарочито громко, чтобы отогнать страх.

–   Ну, если это золото, – сказал ювелир, откладывая в сторону лупу, – тогда это стоит долларов пятьсот... – он повертел монету в руках. – Но есть еще и такая вещь, как историческая ценность... Может быть, это бесценная монета... Можно, я оставлю ее у себя до утра? – спросил он у Малыша, – я внимательно изучу...

–   А не потеряете? – перебил его Малыш.

–   Нет, нет, я положу ее в сейф... а вам оставлю расписку, – сказал ювелир.

Он быстро написал что-то на бумаге и протянул Малышу.

–   Скажите, а как вы думаете, – пробормотал Толстяк, – эта монета, она... не от карлика Кона?

Малыш больно ущипнул его за руку.

–   Завтра мы вернемся! – сказал он ювелиру. – И пусть это останется между нами.

–   Хорошо, – пожал плечами ювелир, закрывая за ними входную дверь на ключ.

–   Пошли скорей! – крикнул Малыш Толстяку, едва они оказались на улице.

–   Почему скорей? – удивился Толстяк.

–   Потому что Майкл и Элиса, наверное, уже волнуются, что нас так долго нет, – соврал Малыш.

Том Санди

Новое блестящее здание, напоминающее огромный мраморный дворец, было расположено на самом конце города. И Мику, оставленному Лео в городе «на всякий случай», не пришло бы и в голову, что тот шикарный особняк являлся психиатрической клиникой. Лишь решетки на окнах выдавали печальное назначение этого учреждения.

Обогнув со всех сторон дом, Мик оказался в саду, где росли прекрасные деревья, отбрасывающие мягкие тени. Между деревьями по дорожкам разгуливали больные, отрешенные и далекие, как Галактики. Они были добродушны, как дети.

Врачи озабоченно сновали среди них, никто ни на кого не обращал внимания, никто ни с кем не здоровался.

Наконец, молодая санитарка указала Мику на одну из бесчисленных дверей без номера и таблички. Это был кабинет врача-психиатра, занимающегося Томом Санди, который вот уже шестой год находился в клинике.

Осторожно, почти не прикасаясь к холодному мраморному полу, Мик приоткрыл дверь. Прислушался. Оставшись никем незамеченным, он спрятался за огромный деревянный шкаф, разделяющий кабинет на две части. За столом сидела молодая женщина в белом халате. Позади нее, стоял огромный баллон.

–   «Наверное, с кислородом», – сообразил Мик.

Напротив женщины на кушетке сидел постаревший, но с красивым лицом мужчина средних лет. В руках он все время вертел какой-то предмет. В первые минуты Мику не удалось разглядеть, что именно было у него в руках, но, спустя несколько мгновений, он понял, что это было ничто иное как лепесток клевера-четырехлистника.

«Значит, это и есть Том Санди! Вот так удача!» – подумал Мик. – Ни у кого, кроме Тома, не может быть такого цветка!»

Не зная, что делать дальше, черепашка решил дождаться окончания разговора пациента с врачом и попытаться улучить момент, чтобы остаться с Томом наедине.

«Но как мне уговорить его бежать из клиники? – думал Мик, разглядывая Тома. – А что, если он уже разучился рисовать? Все же шесть лет в таком учреждении... Забудешь, как и песни петь. Вполне возможно, что Том испугается... или еще того хуже... станет звать на помощь... Как же, как же уговорить его совершить снова путешествие по радуге? Я бы привел его снова в монастырь, и тогда с карликом было бы покончено... раз и навсегда... И все были бы спасены... »

В это время он услышал печальный глубокий голос Тома Санди, который, наконец, решил заговорить:

–   Почему вы думаете, что я сумасшедший? – спросил он врача. Женщина как-то неловко придвинулась ближе к столу.

–   С чего вы взяли? – ответила она. – Я лишь хотела объяснить вам ваш случай. он очень интересен... с точки зрения науки... Он. он в высшей степени поучителен...

–   Но я совершенно нормальный, – сказал Том.

–   Ну, конечно, конечно... Вы абсолютно нормальный. А что вас с ним связывает? – врач указала на цветок, который Том держал в руках.

–   С этим клевером? – вздохнул Том.

–   Нет, нет, – забеспокоилась врач, – с этим... карликом Коном... как вы говорили...

–   Он мне является.

–   Давно?

–   А вы занимаетесь психиатрией давно? – усмехнулся Том.

Врач, немного смутившись, ответила ледяным металлическим голосом, не знающим сомнений:

–   Я буду теперь вашим лечащим врачом, и поэтому прошу впредь быть со мной более вежливым. Что же вас с ним связывает? – повторила она свой вопрос.

–   Он мне является, – тускло ответил Том.

–   Давно?

–   Да уже лет десять...

–   Хорошо. Вернемся к тому случаю. Вы утверждаете, что поймали его и посадили в сундук.

–   Да.

–   И запечатали сундук?

–   Да.

–   Вы что же, поймали его с поличным? – с улыбкой спросила врач.

–   То есть, как? – удивился Том.

–   Вы видели, как он убивал вашу жену Марту?

–   Нет.

–   Тогда откуда вам известно, что убил именно он?

–   А кто?

–   Быть может – вы сами... – голос врача прозвучал ехидно и колко.

«Эта эскулапиха его доконает, надо что-то делать!» – подумал Мик, сидя за шкафом с медицинскими инструментами.

–   Я не сумасшедший, чтобы убивать свою собственную жену, – сказал Том.

–   А были, кроме этого убийства, еще какие-нибудь акты агрессии с его стороны по отношению к вам? – спросила врач.

–   Он душил... хотел задушить меня, – ответил Том.

–   Часто?

–   Чуть не каждую ночь. А как-то раз чуть не удушил. Я потом целую неделю дышать не мог.

–   Астматичность. Что еще? – спросила врач.

–   Сталкивал меня с лестницы.

–   Классика... И вы что-нибудь сломали?

–   Один раз только... кажется, ногу, – печально произнес Том, не глядя на нее.

–   Великолепно! – воскликнула врач. – А тогда вы его видели? Когда он вас душил или сталкивал? Он был вам виден в момент удушения или сталкивания с лестницы?

–   Нет. Он душил меня и сталкивал заочно.

«Какая мегера! – выругался про себя Мик, сжимая кулаки. – Ничего, ничего, посмотрю я на тебя, Когда твоего пациента не станет в клинике, ничего... »

–   Превосходно, – сказала врач. – Когда это было?

–   Уже давно, – ответил Том.

–   А точнее? – язвительно спросила она.

–   Началось лет девять тому назад... Может, десять...

–   А когда прекратилось?

–   Трудно сказать точно...

–   Почему трудно? – резко прозвучал ее вопрос.

–   Потому что сначала... это происходило почти ежедневно, чуть ли не каждую ночь, а потом все реже и реже, пока не прекратилось совсем... Но теперь...

Она не дала ему закончить:

–   Когда же вас душили или сталкивали с лестницы в последний раз? Том замкнулся. Он крепко сжал в руках клевер и произнес:

–   Не помню.

–   Ну, хоть приблизительно, – настаивала врач.

–   Наверное, лет пять уже...

–   И лишь потом вы стали его видеть?

–   Да, но тоже не сразу, – глухо ответил Том.

–   И когда же вы увидели его впервые? – торопила она Тома.

–   Так, как вижу сейчас?

–   Да.

–   Если по-настоящему, то лишь в тот раз, когда он пришел сюда... ко мне... на ужин...

–   Ага, – обрадовалась она, завертевшись на стуле. – На ужин! А как это произошло?

–   Я его пригласил, – спокойно ответил Том.

–   Естественно, – хихикнула женщина, – а если подробнее?

–   Я сказал жене, что хорошо бы кого-нибудь пригласить... сюда.

–   Но вы же сами убили свою жену десять лет назад!

–   Я не убивал. Это он.

–   Хорошо, хорошо, – заторопилась она, – тогда кому же вы сказали, что надо его пригласить на ужин? Вы видели свою жену?

–   Да. Она приходила сюда... ко мне... и сказала, что живет... где-то. я не помню названия этого места. Но я видел ее. Она была печальной.

–   Так, так, – задумалась врач. Она быстрыми, ловкими, пальцами схватила со стола толстую книгу и, найдя нужную закладку, что-то прошептала. Слов ее Мик не расслышал.

Неожиданно резко отбросив справочник, врач-психиатр встала из-за стола, подошла к Тому и

схватила его за руку.

–   Итак, начнем сначала... Вы были женаты?

–   Да, – ответил Том, пытаясь освободить запястье.

–   Давно?

–   Да.

–   А ваша жена его, этого карлика, тоже видела?

–   Что вы, – улыбнулся Том. – Она и не знала ничего...

–   Почему? Вы ей не говорили?

–   Нет. Просто – ведь он... убил ее...

Быстро забегав из угла в угол, врач-психиатр оказалась у окна. Не оборачиваясь к Тому, она

спросила:

–   Что же было на ужин?

–   Что? – не сразу понял Том.

–   Я спрашиваю, что было на ужин, когда вы вместе с уже убитой женой решили пригласить карлика?

–   Макароны, – спокойно ответил Том.

–   И как прошел ужин, удачно? – она беспокойно забарабанила двумя пальцами по оконному стеклу.

–   Какое там удачно! – рассмеялся Том.

И Мик впервые увидел его глаза. Они были полны такого невыразимого страдания, что у

черепашки мурашки пробежали по коже. «Как на фресках в монастыре», – подумал он.

–   Он пришел... он должен был прийти в восемь, а пришел только в полночь... Жена легла уже спать, а я все ждал, – вдруг быстро заговорил Том. – Он явился в моем больничном халате и... в моих шлепанцах... Притащился, уселся на кровать. Спросил, не дам ли я ему закурить... Вот и все.

–   Однако все же пришел, – задумалась врач.

–   Пришел, но поздно, – подтвердил Том.

–   И заговорил.

–   Заговорил.

Она отошла от окна и приблизилась к шкафу, за которым сидел Мик.

–   Итак, подведем итоги, – сказала она. – Сначала он совершал по отношению к вам акты агрессии... Но был тогда невидим. Затем акты агрессии постепенно прекратились. Зато вы начали его видеть. Так?

–   Так, – пробурчал Том, перебирая клевер.

–   Иными словами, приступы удушья, страхи на лестнице вы ощущали все реже, пока не перестали ощущать их совсем. Вместо этого возникли галлюцинации, нейро-оптические феномены в сочетании со слуховыми миражами... Между прекращением астматических недомоганий, состояния страха и возникновения галлюцинаций был перерыв, то есть, промежуточная фаза.

–   Так получается, – нехотя ответил Том.

«Да послал бы ты ее!» – едва сдерживался Мик, все плотней прижимаясь к шкафу.

Между тем врач, любуясь собой, продолжала мерить шагами комнату вдоль и поперек:

–   Первая стадия началась девять, а может быть десять лет назад. Она связана с убийством жены и продолжалась около пяти или шести лет. Вторая, переходная, длилась столько же. На второй стадии вы не испытывали никаких серьезных недомоганий, кроме легкой мании преследования, слуховых миражей, незначительного нарушения двигательной функции, периодических перебоев пространственно-временной координации и некоторого ослабления памяти... И лишь в третьей стадии вновь возникли галлюцинации и сильные слуховые миражи. Эта стадия длится по сей день. Все правильно?

Она свысока посмотрела на сидящего на кушетке Тома, стараясь произвести впечатление.

–   Все правильно, – с улыбкой сказал Том.

–   Не совсем, – возразила она. – Есть кое-что, чего я понять не могу!

Помолчав с минуту, она спросила:

–   Скажите, а какое у вас хобби?.. То есть, я знаю, конечно, что вы были раньше известным художником, но в силу обстоятельств...

Том впервые перебил ее и резко ответил:

–   Я люблю смотреть в окно!

–   Да? – удивленно произнесла врач. – Но ведь по вечерам за окном ничего не видно...

–   Именно потому... – Том усмехнулся. – А больше всего меня раздражает он... Он стал безобразно барабанить по стеклам своими грязными пальцами. Под ногтями у него всегда запекшаяся кровь. – Том поморщился. – И вообще, он неряшлив... неаккуратен... Чешется... зевает... корчит рожи...

–   Вы с ним о чем-нибудь разговариваете?

–   Изредка, – спокойно ответил Том.

–   О чем?

–   Чаще всего о погоде, – он загадочно улыбнулся.

–   Именно этого я и не могу понять, – произнесла врач, – если галлюцинации усилились, то почему произошло ослабление внутреннего монолога...

–   Потому что... – Том посмотрел на четырехлистник и снова улыбнулся, – потому что я знаю его тайну, а он – мою... Что же еще? Мы уже все давно обсудили... однажды ночью... в лесу... И нам просто не о чем говорить.

–   В соответствии с нормальным развитием болезни должно быть наоборот, – задумалась врач, потирая влажные ладони.

–   Но я не болен, – снова сказал Том. – Это он.

–   Он?

–   Я только ожидаю теперь развязки и даже скучаю... Но это не болезнь. Я знаю, что будет дальше, вы сами увидите... Очень скоро... Я это знаю. А он – страдает. Я бы даже, пожалуй, привел бы его к вам вместо себя, если б это было можно. Вы бы, наверняка, ему что-нибудь посоветовали.

Врач-психиатр впервые серьезно уставилась на Тома.

Мику показалось, что она даже на мгновение испугалась.

–   В первый раз встречаюсь с чем-то подобным, – прошептала она, разглядывая цветок в руке Тома. – А это что?

–   Вы что? – искренне удивился Том и посмотрел на нее своими печальными детскими глазами, – клевера никогда не видели?

–   Ну... да, то есть, нет, – она махнула как-то неловко рукой и добавила, покраснев, как девочка. – До определенного момента случай мне ясен. В результате неких обстоятельств, которые нам предстоит еще выяснить – возникла сильная проекция какой-то вашей проблемы, мне пока неизвестной, – она снова посмотрела на цветок. – Эта проекция перешла в фиксацию, то есть, в навязчивую идею. Вы видите и слышите вашего карлика, которого в действительности не существует. Но ваши психические процессы воплотились в его образе. Случай трудный, но не безнадежный... я сделаю все возможное, чтобы он исчез!

Она сверкнула глазами в предвкушении скорой победы и славы.

–   Но мне совсем не хочется, чтобы он исчез, – тихо сказал Том. – Я лишь хочу, чтобы он вел себя как... как...

–   Как?!

–   Ну-у, иначе...

–   Чтобы продолжал вас душить, толкать и вообще... Правильно?

–   Да, что-то в этом роде.

Она снова сделала несколько быстрых шагов по кабинету. От окна до стены, потом к шкафу, за которым, почти не дыша, стоял Микеланджело и обратно. Наконец она села.

–   Та-а-а-ак... Теперь у меня начинает складываться общая картина... Карлик – это ваш укор совести...

«Ну и тупица! – выругался про себя Мик. Его эта женщина стала невероятно раздражать. – Запустить бы в нее чем-нибудь, – как бы она это сумела объяснить? Левитация? Или телекинез?»

–   Вы совершили в прошлом, возможно, в далекой юности, какой-то поступок, которого стыдитесь. Произошло это, по-видимому, очень давно... – она снова посмотрела на цветок клевера, – судя по всему, – поступок очень недостойный, если это привело к психическому заболеванию такой силы. И единственная возможность вылечиться – это рассказать мне, что случилось много лет назад.

Она твердо и уверенно подошла к Тому и ловко выхватила из его рук клевер.

–   Разве это обязательно? – заволновался Том.

«По-моему, пора перехватывать инициативу!» – подумал Мик.

–   Иначе вы никогда не избавитесь от вашего карлика! – металлическим голосом сказала врач.

–   Но вы поступаете безнравственно! – закричал Том.

–   Что это значит?

–   Вы хотите лишить меня укора совести? Хотите, чтобы я забыл, просто забыл о подлости, которую совершил? На что вы меня толкаете?

Задыхаясь от волнения, он громко закашлял.

–   Но... моей обязанностью... – начала было врач.

Но он снова перебил ее:

–   Вы хотите, чтобы я напакостил, а потом прекрасно себя чувствовал? Пусть кто-то убивает человека, или что-то еще, растение... или живую душу... а потом. живет себе преспокойно. Как ни в чем не бывал. Здоровенький? Вы этого добиваетесь? Да?

–   Я психиатр. И моей задачей...

–   Нет! – выкрикнул Том. И вдруг внезапно осел, словно подкошенный. – Ничего я вам не скажу... И никому. никому не скажу... Хотя мне осталось так мало. но я не настолько свинья, нет... Я не допущу, чтобы кто-то отнял у меня единственное, что у меня осталось, – он вдруг распахнул застегнутую под горло белую больничную рубаху и указал на татуировку, блестяще выполненную ярко-синим цветом, изображающую цветок четырехлистного клевера. Он сиял на впалой груди Тома, словно маленькое солнце. – Вы видите? – засмеялся Том, – вы видите? Это мой укор совести! Вы не отнимете его! Ведь я живой человек, доктор! И я еще хочу чувствовать, пока я живой! Хотя все эти годы я не брал в руки кисть... Но это – единственное, что я смог сделать, это последняя моя картина. И я хочу оставить ее здесь, в своем сердце... Не надо делать из меня ничего научного! Для науки вы можете взять кролика, хотя тоже не советую...

Оправившись от неожиданной развязки, врач-психиатр, взяв двумя пальцами цветок клевера, подошла к окну и, распахнув его, выбросила четырехлистник во двор клиники.

–   Вот так! – усмехнулась она. – Ваше противодействие – типичный симптом, который характерен для начальной фазы лечения...

Она не успела закончить свою мысль. Мик, включив лазерное устройство, лежащее в кармане и сделавшись невидимым, стал позвякивать вытащенными из шкафа инструментами, и пробираться от шкафа к кушетке, на которой сидел Том.

–   Что это? Что вы делаете? – закричала врач-психиатр, глядя на неподвижно сидящего Тома.

–   Давай поломаем что-нибудь! – шепнул невидимый Мик на ухо Тому.

–   Можно, – ответил Том, ничуть не удивившись присутствию кого-то третьего в этой комнате.

–   Шкаф? – спросил Мик.

–   Мелочь. Лучше разобьем стол, или стулья покрушим, – ответил Том.

–   Что вы делаете? С кем вы разговариваете? – закричала врач.

В это время Том и Мик стали ломать и переворачивать стулья. Мик при этом издавал угрожающее рычание.

–   Если вы, Том Санди, разгромите мой кабинет, это лишь подтвердит, что я права! – закричала врач, прячась за шкаф, туда, где только что стоял Мик. – Я вызову санитаров! – раздался ее уже не такой уверенный голос.

–   Ты слышал, что она сказала? – спросил Мик у Тома. – Я думаю, нам не надо больше ничего доказывать.

Быстрым ударом меча Мик разрубил надвое шкаф. Медицинские инструменты с грохотом посыпались на пол.

–   Спасите! – раздался из-под груды обломков голос врача-психиатра.

–   Что ты наделал? – растерялся Том.

–   Ничего, – ответил черепашка. – Она отсюда не скоро выберется, – бежим!

Взяв за руку Тома, Микеланджело осторожно провел его к двери, и мгновение спустя, они были уже во дворе.

–   Извините! Простите! – шептал черепашка, задевая кого-либо из гулявших по двору больных.

Наконец они добежали до сада. Опустившись вместе с Томом на одну из скамеек, Мик принял свой обычный облик и сказал, хлопнув Тома по плечу:

–   Давай знакомиться. Я – Мик, один из черепах-ниндзя. Так что ты можешь теперь завести себе другой укор совести... Я гожусь для этого?

Том смотрел на него своими широко открытыми глазами и улыбался.

–   Поехали со мной! – попросил Мик.

–   Куда? – спросил Том.

–   По радуге! Вверх, по радуге!

–   Но я давно разучился рисовать, – печально улыбнулся Том.

–   А может все же... Бежим... Ты должен сам помочь себе и другим людям! Том! Ведь карлик Кон выбрался на свободу!

Том, снова печально улыбнувшись, посмотрел на него и сказал:

–   Я это знаю, вижу, только сказать было некому... да и незачем... почти полжизни в этой больнице.

–   Ерунда! Полжизни – мелочь! – воскликнул Мик. – Пойдем! Ты должен вернуться в монастырь... И снова взять в руки кисть... Ты должен нарисовать огромный, в человеческий рост клевер-четырехлистник.

–   Тот, что я растоптал, – прошептал Том.

–   Да! Если ты это сделаешь, мы сможем одолеть карлика. Навсегда!

–   Навсегда?

–   Да! Потому, что искусство – вечно, Том!

–   Поздно, Мик-черепаха, – помолчав, сказал Том. – Я разучился рисовать... И я больше не могу путешествовать по радуге... Я забыл все цвета... Вижу только один – ярко-синий цвет растоптанного мной клевера.

–   Но все же... ты мог бы попробовать, – неуверенно произнес Мик, с надеждой заглядывая в глаза художнику.

–   Я стал слишком слаб, – ответил Том, – попроси кого-нибудь другого нарисовать этот цветок.

–   Послушай, Том! – воскликнул Мик, – если когда-нибудь кто-нибудь спросит тебя, как победить карлика, ты расскажи о своем цветке, о том, как нужно нарисовать его...

–   Нужно, чтобы тот, кто будет его рисовать – верил в то, что цветок волшебный, тогда он оживет, и с его помощью можно победить карлика!

–   Но ты расскажешь об этом, если кто-нибудь тебя попросит, Том, хорошо? – спросил Мик.

–   Да... – рассеянно протянул Том, – только вряд ли у кого-то для этого хватит любви, – он посмотрел на Мика и сказал: – А ты разве не можешь? Сделай это за меня!

–   Нам нельзя, Том! – ответил черепашка. – Мы не люди, а черепахи-ниндзя... Это должен сделать человек...

Том грустно улыбнулся и посмотрел на небо. Над огромным зданием психбольницы раскинулась и заиграла всеми семью цветами волшебная радуга.

–   Мне пора, – сказал Мик и обнял Тома. – Может быть, все-таки, пойдем? Глаза Тома наполнились слезами.

–   Спасибо, спасибо тебе, Мик-черепашка, за чудо... Я снова увидел радугу и не могу больше взойти по ней... Но все равно, спасибо... И прощай!

Он встал со скамьи и, вытянувшись во весь рост, поднялся на цыпочки, чтобы в последний раз увидеть сверкающее чудо – радугу, на другом конце которой, в старом монастыре, с эмблемой четырехлистного клевера, осталась навсегда его юность.