Текст книги "Старины и сказки в записях О. Э. Озаровской"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанры:
Фольклор: прочее
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Это быль про сороцково промышленника. У нево были л о дьи трехмачтовы и промышлял он на Новой Земли. Напромышляли целой груз зверя и гольца (голец вроде семги, только без клёску). Им бы уже уходить да п о ветери нет – ветер сретной. Вся команда уж на лодьях, а хозяин с двумя товаришшами ешьчо на охоту пошол.
Матросы говорят:
– Вот запоходит, мы ево в то время уходим! Хозеин охотилса не долго. Нова Земля – остров. Зимой на один час рассветаетса. Зато летом солнце не закатаетса. А тут уж осень, дни коротки. Вот он на берегу стоїт с товаришшами и видит паруса одданы, якорь закатан. Случилась поветерь. Он и ждет: ботик сейчас выедет, возьмет їх; ему и видно, што на лодьях делается и разговор слышен. У него там был кресник. Он ему кричит:
– Давай ботик!
Кресник сходил в свой камбуз, взял ружье большово формата, на планцырь положил на борт и выстрелил. Хозеин и не крикнул упал, а товаришши отбежали на такое расстояние, вне ружейново выстрела. Лодьи ушли. Эти двое остались. Хлеба – што в брюхе, платья – што на себе.
– Ну, штож, ведь мы остались?
Из последнего заряда убили морсково зайца. Поедят – рвать, рвота. Изба была тут построена, называется становишше Кармакул; а есть нечево, приходится умирать. Один жил двенадцать ден, другой – шестнадцать. У второво был нож, и он этим ножом на нарах и на стенах на досках вырезал всю историю. Как хозеина убили, как їх двух бросили и как они умирали. И в предсмертных конвульсиях скончалса.
Ну, пусть тела разлагаютса, на счот этово помолчим. Поговорим о лодьях. Они пошли на Варде. Товар продали, накупили рому, русскому консулу заявили, што хозеин помер, зверя раньше продал, деньги жоны выслал, ну а голец здесь не идет, так мы сами в Архангельско свезем вдовы.
Пошли в Архангельско, напились рому, стали плесать. А там был один старик – он в союзе не был, штобы хозеина убивать. И теперь не пил, толкует промеж себя: «Плешите, плешите, скоро заревите». Кресник услыхал и старика в море сбросил.
Пришли в Архангельско. Знают правило: в полмачты флаг – значит не блаhополучно, хозеин умер. Хозейки сказали, што муж ей деньги выслал с Варде, а сам там помер, там и похоронили.
Ну, штож хозейка? поплакала, погоревала, поверила.
На другое лето русские в то станьвишьчо не ходили, а пришла только Норвецька или Английска шхуна – из тех наций. Зашли в избу, у їх ужас изел: два тела разлагаются медленно (климат холодной, так целой год разлагались). Один заметил, што на досках вырезаны буквы. Прочесть они не могут, а эти доски движимы, они и взели с собой їх. Там и прочитали всю историю. Этих матросов засудили, скрозь строй гнали на смерть, при Николае Палыче было дело. Так у того што написал, жонка оставалась, ну, она по весны бегала на «глядень» – такой камень-варака, с которого в море выглядывают – глядеть, не видать ли какого суденышка. Как получила весь, што хозеин помер и два ево товаришша на Новой Земли скончались (другой был других мест), она каждый день туда вопить ходила на кажну зорю. Моя матка сороцка была, видала ей. Стоїт на глядне, руки заломит в небо, и падает, и вопит, причитат. А ветер одежу крутит. Эдак то у нас все поморки: у которой муж в мори осталса, у коей сын или брат. Уж такое дело, кажна знат. Ну, и эта год цельной кажну зарю стоїт, убиваетса. Ну, отплачетса, да днем и ничево, работат. А как узнала, што муж описал, как они мучились, брошены… Она стояла на глядне, не сходя два дня (никак ей было не увести, вроде одичала, дика стала), а на третий кинулась в море. Там прегрубо место. Так и сгибла.
Едва помог закончил, Московка спросила его:
– Вы, Олександр Ондреевич, грамотны?
– Читать умею. Товарышш четыре раза ко мне приходил, я в четыре раза смолоду выучился читать. Сулилса ешьчо писать научить, да боле и не приходил. Так писать и не выучилса. А читать читаю. Р о маны очень люблю читать, а потом и рассказывал все. Очень меня за это любили на судах. Но уж петнадцать лет ничево не сказываю.
– Ну, а сказку вы же хотели нам рассказать.
– Длинна только, убьетесь… Ну да ладно, нам на работу не бежать. Ишь вон дедушко уж работу нашол (Кулоянин плел кому-то заказанную рюжу). Ну, ладно.
И он начал.
8. Красавица под флеромВ одном городе приморском было два купца, два родных брата. Один торговал магазинами, лавками, горной торговлей занималса (на суше), а другой имел корабли, ходил заграницу.
Который ходил заграницу, тот не имел ничево детей; тот, который торговал на суше, тот имел детей. Потом он заболел и в молодых годах умер. Сына оставил своево лет петнадцати. Супруга осталась в молодых годах. Она безумно торговать не стала: сын молод, а сама она не привычна была, – и прикрыла эту торговлю поэтому.
Ну, што ж? Сын Ванюша без занятий: ему скушно. Кое-как один год проходит, на второй год весна приходит.
– Што, маменька, без занятий мне очень скушно!
– Да чем же, Ванюша, заниматьса? Ну што же? Торговлю снова откроем?
– Маменька, это ешьчо поспеем поторговать. Мне бы вот охота заграницу.
– Да што же? У дяди корабли готовые. Сходи к нему, может, он тебя возьмет, и съездишь ты с ним.
Вот он этому случаю был очень рад. Сейчас же, в тот же день к дяди отправилса. Приходит к дяди. Дядя его очень любил. Принел ево великолепно.
– Ну, дяденька, я к вам с просьбой.
– А с какою, Ваня?
– Да вот мне здумалось посмотреть заграницей, как люди живут. Дак вот возьмите меня с собой на эту навигацию.
– А я только думал звать тебя, а ты сам пришол. Ну, поедем! Приготовьса. Одежды много не бери с собой, так, немного возьми.
– Хорошо.
Вот он приходит домой.
– Маменька, дяденька меня пригласил, взял.
– Ну, тогда поежжай.
Вот ему приготовили все, и он собралса, багаж ему свезли на карапь, с маменькой распростилса и со веема служашшима. И отправилса. Погода стояла блаhоприятная.
Шли не очень долго и прошли заграницу, там в какой-то столичной город.
Ну, обыкновенно первым делом – таможня. Приехал, заявил с каким товаром на пошлины.
Ну, потом таможня ему разрешила торговать разныма товарами. Он стал торговать. А Ваня што? Он свободной, как пассажир.
Он для развлечения стал каждой день, как только хорошая погода, на гору выйдет гулять. 1 ак это и продолжалось много времени. Он побывал в театрах везде, повеселилса, посмотрел, как заграницей люди живут.
В один прекрасный праздничной день выехал на гору (на берег) прогулятьса.
Шел по проспекту и вдруг видит, едут жандармы конные и загоняют во дворы всех гуляюшших, в том числе и нашево Ваню прогнали во двор, калитку закрыли. Он удивилса: што это значит? Среди бела дня и не дают по улице иттить. Ево это сомненье взяло. Он подошел к одному пожилому человеку, так как тут народу было довольно много во дворе, и обратилса с вопросом:
– Послушайте! Почему же это у вас не позволяют гулять?
– А вы должно быть иностранец?
– Да, я иностранец.
– Так вас скоро отпустят.
– Дак все таки, по какой причине нас загнали всех?
– Эта причина очень простая.
Скажите, пожалуйста.
– Вот видите, у нашево императора есть прекрасная дочь, дак штоб не влюблялса молодой народ, для этово всех с проспектов загоняют.
– Вот для чево!
– Так точно.
Вот он, знаете, задумалса, как бы это посмотреть. Нашел щелку [74]74
В дальнейшем звуки Останина очень мягк. „ш“ и очень тверд. „ч“ будут обозначаться через „щ“.
[Закрыть] в заборе и стал глядеть. Ну, и действительно, видел: в трех коретах проехали фрейлины и императорская дочь. Но она была под флером. Лица невозможно видеть.
Ну, вот он задумалса.
Спустя полчаса всех уволили, калитка открылась: кто куда шел, тот туда и пошел по своей дороге.
Он сейчас на морскую пристань и на карапь. Ево и перевезли. Дядя смотрит, он печальной.
– Ваня, што с тобой, здоров-ли ты?
– Здоров, дяденька!
Назавтра опять приехал на гору прогулятьса. Все мечта ему: где ему увидеть, што за красавица. И так ему, знаете, невесело. Недолго погулял, вернулса обратно. Ну, он получал газету каждый день (ему доставляли, за это платил). Вот сказано, таково-та числа будет театр, будет царская фамилия и будет императорская дочь.
Только сказано, будут ложи очень дороги, входу дорого. Он подумал: «Да есь у меня денех, не пожалею».
За сутки раньше сходил, купил билет.
Там первое место не продают, где царская фамилия, а вторую линию.
Ну, в назначенной день в театр явилса, публики много. Наконец приехала и царская фамилия и ее высочество.
Ну, штож, видит: фигура человеческа, высока девушка, стройна, а лица не видно, под флером.
Вот ему еще тошнее стало. Што поделаешь? Приехал на карапь. И за это время стал он худее на лицо. Дядя видит, што племянник изменилса. Ничево не может кушать, похудел.
– Ты болен?
– Нет, дядя, я здоров.
Дяди пригласил дохтора.
Дохтор осмотрел больново, да и признал, што он от задумчивости заболел. Дохтор понел:
– Молодой человек влюблен в ково-нибудь?
– Да.
– Вы эту мысль выкиньте из головы.
Потом дохтор сказал купцу:
– Ваш племянник влюблен в ково-то.
Вот ево дядя и начал допрашивать:
– Ваня, скажи мне, я помогу твоему горю.
Ну, он говорит:
– Да, я влюблен, дядя, но сказать не смею.
– Скажи. Мне здесь все знакомы, я все могу сделать.
– Я влюблен в императорскую дочь.
– Ах, Ваня, Ваня, каку ты глупость сделал! Если бы она была купеческа, я бы дело обделал, послал бы сватать и она бы пошла: ты миллионер. Но она императорска дочь. Этово нельзя. Ну, все-таки не горюй. Где же ты ей видел?
– В театре, но я лица не видел, мне бы хоть увидеть ей.
– Ох, чудак, лица не видел, а так влюбилса! Надейса, Ваня. Это я могу сделать, штобы посмотреть. За деньги все можно.
И в тот же день этот старой купец поехал в город. Ваня осталса на корабле. У нево был знакомой, один высокопоставленной человек, который служил при дворце.
– Вот што, друг мой, берите денег сколько угодно, только сделайте такую службу: у меня есть племянник, молодой человек…
– Хорошо, я знаю.
– И вот он в театре видел императорскую дочь; хотя не видел лица, но видел ее стан и очень влюбилса. Дак вот, не можете ли устроить, штоб он мог ей лично увидеть. Только увидеть, больше ничево.
– Ох, голубчик, это очень трудно. На ейну половину мушшинам строго воспрешшается ходить. Все таки дайте мне строку трое суток; я подумаю, может я как-нибудь это устрою.
Так этот купец уехал на карапь и сказал:
– Надейса, Ваня: через трої суток будет известно, как ты повидаїшса с императорской дочкой.
Действительно, через трої суток этот человек приехал на іхное судно.
– Ну, я придумал средство: позовите мастера, который отливает хрустальну посуду, и закажите стеклянной сосуд, штобы вместил тело человеческое и мог бы плавать по воды, не утонул. Коhда будет готово, дайте мне знать. Мое дело будет препроводить Ваню во дворец.
Ну, хорошо. Вот мастера сыскали и сказали:
– Можете ли сделать такой сосуд?
Мастер подумал и говорит:
– Могу.
– Ну так вы сделайте, и чем скорее, тем лучше.
Мастер ушол и в скором времени приготовил сосуд вроде сигары с крышкой. Значит, человека можно спустить, и поедет куда угодно. Нужно было делать пробу при мастере. Взяли огромный обрез, налили воды, положили тяжести семь пудов и спустили. Он не потонул. Значит, тело человека вполне понесет.
И мастер говорит:
– Сосуд сей можно отпирать, есть пружина; только открывать можно изнутри, кто будет там человек, а так не откроешь, только поломаешь.
Мастера за это наградили щедро.
Дядя говорит:
– Теперь поедем в магазин.
Купили дамской кустюм, приблизительно на Ванин рост. Привезли на карапь.
Ну, Ваня переоделся. У нево не было ни бороды, ни усов, только пробивались, так и те парикмахер подчистил. Ваня в этот сосуд повалилса. А чиновник говорит:
– Провизии не бери, скоро будешь на свободе.
В бот спустили, привезли.
У этово чиновника все было подкуплено, штоб пропустили сосуд. Ну вот, пронесли этот сосуд в сад. В этом саду был фонтан и пруд, и стоял часовой. С этово пруда никогда не брали воды, кроме как ее высочеству умыватьса. В этот пруд этот сосуд спустили. Это сделано было ночью. Когда утро настало, утром две фрелины явились с кувшином за водой. Увидали этот сосуд. Солнышко отражает ево на той стороны.
– Што это, Маша?
– Ох, сосудик!
Побежали на ту сторону.
– Ох, там барышня! Не знаю, жива-ли, нет-ли! Бегут обратно. И без воды прибежали. А она ждет умыватьса.
– Што же вы без воды?
– Ох, ваше высочество, там сосудик плават и в нем барышня.
– Вам представилось.
– Нет, есь сосуд.
Вот она пошла сама смотреть.
Действительно, сосудик плават.
– Иди, скажи дежурному генералу, штоб созвал людей.
Ну, дежурной явилса с людьми.
Вот он приказыват. Ну, живо достали – в пруде, не в море. И все видят: барышня лежит живая, гледит, мигает, улыбаетса.
Ну и внесли сосудик в ее комнату.
Она приказывает:
– Откройте.
Но как ни старались, не могут.
А Ваня смотрит: этот чиновник тут же, мигнул ему, што «открой».
Ваня нажал пружинку, и крышка сама приподнялась.
Крышка приподнялась и барышня села.
– Здраствуйте!
– Здраствуйте!
– Как вы сюда попали?
– Я повалилась спать в своей спальне, а сама не помню, как очудилас здесь.
Смотрит императорска дочь: барышня очень красива, только вышее ростом. Она к отцу побежала.
– Ох, папаша, кака у меня подружка красива! Позвольте ей у меня остатьса.
Он посмотрел. Барышня красива, образована и сказывает, откуда урожденка. (Он уж придумал, врет.) Ну, император разрешил остатьса быть дочери подружкой, спать ночью в одной спальной, только на разных койках.
Императорска дочь разделас и повалилас, а гостья нижний кустюм не раздевает, стала боhу молитьса. Молилась до тех пор, пока императорска дочь не заснула. Тогда Ваня свой кустюм снял, в одной юбочке повалилса на свою койку и уснул.
А утром постаралса встать раньше.
Опять боhу молитса.
– Кака у меня подруга боhомольна.
Так может быть неделю прожили, как сестры живут. Вечером подружка молитса и утром молитса. Императорска дочь задумалась: неужели подружка всю ночь молитса, надо погледеть.
Вечером повалилас, притворилас, што спит, а Ваня помолилса, потом стал нижний кустюм снимать – у нево груди накладные. Императорска дочь ведь не глупа, видит, што не девушка: Ох, што тут делать? Императорска дочь была горячая. Созвать тревогу, – пропадет как червяк. И дала волю повалитьса ему.
Только поспел повалитьса, императорска дочь встает и подходит к ево койки.
– Сестрица, вставай!
– А што?
– Да встань, встань!
– Сейчас, только нижний кустюм надену.
– Не надо.
– Как это, неловко!
– Не надо.
Горячитса, просто вся тресетса.
– Сознавайтесь, вы не девушка?
Он пал на колени.
– Я мушшина.
– Вы знаете, што с вами за это будет?
– Знаю, я на все решилса.
– Што же вас заставило?
– Я хотел ваше лицо повидать.
– Только?
– Только. Я в вас влюбилса.
– Где же вы меня видели?
– В театре.
– Вы не видели, я была под флёром.
– Не видел, но я влюбилса; решился хотя бы и на смерть, только бы увидеть вас.
Што ей делать? Она любила ево, пока была сестрой, а теперь еще более полюбила.
– Ну будем жить, как жили. Не стесняйса, Ваня, но спать ложись на своей койки.
Ну, еще прожили так две недели. Император ее за купеческого сына не отдаст, значит приходитса бежать.
– Приготовь корабли к отъезду.
Отправилис гулять, попрощалис и условилис:
– Жди меня таково-то числа на карапь в громадном сундуке. Покупай, не торгуйса.
Она вернулась во дворец одна.
– Где сестра?
– Вот в толпе потеряла.
Ну, во дворце много беспокоитьса не стали: появилас барышня, потом потеряласа. Эту барышню привезли на корапь. Матросы подняли параходный трап, она в другом кустюме, так и не узнали. Дядя сам не узнал; думал, што покупательница.
– Чем могу служить?
– Да што ты, дядя, не узнал што ли?
– Ох, это ты, Ваня! Ну што, как?
Ваня все рассказал. Они корапь испорожнили, приготовили для сундука.
Ваня ездит на гору, поджидает сундук. На пятой день видит: на четверке лошадей громадной сундук везут.
– С чем он?
– Да и сами не знаем, велено продать за пять тысяч.
Он не торгуясь купил.
Все это было сделано скоро.
Но вот беда: дядя опасно заболел. Ваня ево любил, как отца. Везти дядю нельзя, надо с ним остатьса.
– Капитан, вези сундук.
А тут поиски: императорска дочь пропала.
Капитан и повез сундук. Видит обстановка не та, дом казенной.
– Кто здесь живет?
– Здесь живет полицмейстер.
– Што же этот дом под постой отдан?
– Нет, это дом полицмейстера.
– А где есь прежняя хозейка этого дома?
– Она живет там-то.
Обсказали улицу, номер дома.
Капитан видит дом маленькой, деревянной. Расспросил купеческую вдову, как это вышло. Она рассказала.
Полицмейстер заявил: «Ну вот што, хозейка: твой сын заграницей пропадает, ты в престарелых годах, не имеешь права владеть таким домом». И выселил меня. Я подавала просьбу к губернатору, не обратили внимания, а к императору не смела.
Внесли сундук с трудом, так што пришлось стену ломать. Сундук проночевал, день стоит. У ней только и прислуги одна кухарка. Ушли они обе к обедни, императорска дочь и вышла из сундука. Огляделась.
– Как он обманул меня жестоко! Говорил дом каменной, большой, а у нево малой, деревянной.
Купеческа вдова вернулась, видит девица под окном.
– Дитятко, кто ты такая?
– Я, голубушка, из заграницы. А вы мать такому-то?
– Да, я мать.
– А я ему невеста.
И все рассказала. Только, говорит, омманул он меня жестоко: говорил, што дом каменной, а он маленькой, деревянной.
– Дитятко, он вас не омманул.
И рассказала, как полицмейстер дом у ней отобрал.
– В таком случае пошлите за извошшиком.
А там извошшиков масса, сейчас же нашли.
Она надела нарядное платье и поехала.
Полицмейстеру докладывают. Он вышел, раскланялса.
– Што вам угодно?
– А мне то угодно: очистить дом к трем часам.
Полицмейстер озяб. Видит дама нарядная, говорит категорически, с ней не много поспоришь. На каком, говорит, основании…
– На том основании, што я ему жена и этот дом мой.
Полицмейстер дом очистил к трем часам. Вот она переехала со своей маменькой.
Ваня пишет: «Дрожайшая моя невеста, дяде стало лучше, но ехать еще опасно…»
Она отвечает. И вот она с каждой почтой переписку имеет с Ваней.
Вот однажды встала рано и села у окошка. А было жарко. Она вместо веера платком носовым махнула на себя раза два, а в это время офицер вел караул на гаубвахту. Он видит, прекрасная дама в окошко платком махнула: он и подумал, што ему махнула. Привел караул на гаубвахту, просит товаришша еще остатьса:
«Меня, говорит, пригласила прекрасная дама: платочном махнула».
Офицер товаришш согласилса. Он пришел к дому, дал звонок, выходит камердинер.
– Вам кого угодно?
– Хозейку.
– Молодую или старую?
– Разумеется, молодую.
Она вышла в прихожую. Офицер раскланелса.
– Што вам угодно?
– Изволили махнуть. Зачем вы меня звали?
– Как вы жестоко ошиблис. Я махнула на себя воздух, а не вас.
И крикнула лакею:
– Позовите кучера Петрушку, да повара Андрюшку, проводите ево нечестно; как он незванной пришел.
Те пришли, да и поворотили ево, этово офицера, выпроводили нечестно: по шее просто. Он пошел, сам сердитой, переменной.
– Надо итти на гаубвахту; служба-матка.
Коhда сменялса, товаришш расспрашивал, у какой дамы был, весело ли время провел. Ему еще досадней. И стал думать, как бы отомстить этой даме, и хто она такая. Вот думал он, што одна бедна старушка ходит в этот дом, она все знает. Он к этой старушки обратилса.
– Вот, бабушка, дам тебе десять рублей, только все расскажи про нее.
Та рассказала: «Она невеста, жених за границей, она живет у ево матери, пишет письма ему и ответы получает».
– Укради ейно письмо и пошли мне. Знать я тебе еще десять рублей дам. Можешь это сделать?
– Могу.
Старуха и стала следить. Она к ним каждой день ходила, они ей очень любили. Тут случилось, невеста написала и положила на комод письмо не запечатано.
– Што мама (она ей мамой уж называла), запечатать письмо, или еще писать будем?
Мать тоже грамотна была.
– Не запечатывай, говорит, завтра што-нибудь еще, может быть, придумаем.
Старушка это письмо свиснула, да к офицеру. Он был голова грамотная. Ему потчерк, шрифт надо было знать. Он и написал под шрифт старухи: «Сын мой любезной! Твоя невеста сперва вела себя хорошо, а теперь каждую ночь у ей гости. Убери ее, не могу жить с такой развратной. Любящая тебя мать». Офицер это письмо вложил и велел старухи на место положить. Те и не заметили. Они ничево не придумали написать, письмо не просмотрели, запечатали и послали.
Ваня письмо получил, прочитал, побледнел.
Дядя спрашивает: «Што, мама умерла?»
– Нет, мама жива, невеста изменила.
Дядя не верит, а он верит. Сейчас нанел лехковова, не жалел денег, сухим путем поехал. Уж он катил, катил…
Приехал ночью. Говорит извошшику:
– Подожди меня, я схожу в этот дом.
Не стучал, пошол (ему уж все запоры известны) и внутрь дома зашел. В спальну. Она спит, как ангел одна.
– А! сегодня нет гостей! Вчера, видно, были.
Ево чорт подживляет: убей!
Выхватил саблю и по животу! Пополам рассек.
– Я теперь убийца! Надо преступление скрывать.
Взял одной рукой за шею, другой за поджилки, вынес на извошшика.
– Гони!
Извошшик ахнул.
– Што ты, барин-седок, поделал?
Сам гонит за город.
Тут ряд помойных ям. Ваня взял ее, вынел и тут бросил. Сам до первой станции доехал, извошшика отпустил, взял другово. Извошшик прямо к реки, да вымыл коляску. Так извошшик в свою дорогу, он в свою. Но пусть они едут.
Посмотрим, што случилось с трупом.
Один знаменитой дохтор возвращался с мызы домой мимо помойных ям и услыхал стон. Говорит кучеру (он ехал на кабриолете):
– Слышишь?
– Слыхал, будто человек простонал на помойной яме.
Стали искать. Ничево не видно. В одну загленули, в другую, в третью взглянет, а как светать стало, видать на мусоре лежит раненая. Дохтор пошшупал пульс: жива.
Он взял ее вот так (рассказчик показал, как именно),значит рана сжиматса, а то так все кишки выпали бы.
На берегу слушатели откликнулись: «да, да! Уж он – дохтор: знат, знат, как взеть».
Домой привез, перевезал, она уснула, сам сиделкой тут. Часа через два она открыла глаза. Он сейчас влил лекарства.
– Ничево, барышня, вы у себя дома.
Чево она спросит, уж он не дает: не жалко, а нельзя. На деветой день ей стало лучше. Лечил полтора месяца. Кровь вышедшая опять стала наполнятьса. Надо помнить, што она была в одной сорочки: дохтор все на свой щет ей купил. Только было на ней одно ожерелье драгоценное, в котором спала. Вот она и говорит дохтору:
– Я вам очень блаhодарна, вы меня спасли. Теперь я должна с вами рашшитатьса.
– Я вознаграждения не беру – ни денех, ни подарков. Што я беру, то при вас.
Она думала, што про ожерелье говорит, и снять хотела. А он ей:
– Нет, я вам сказал, што подарков не беру. Я вдовец, боhат, я полюбил вас и хотел бы женитьса.
– Ах, вы заслужили это. Но дело в том, што я невеста и люблю другово.
– Нет, я таково ответа слышать не хочу, иначе я вас не уволю.
Дал трое суток ей обдумать ответ. Она отвечат то же самое.
– Ну еще сутки.
Опять она не согласна. Он говорит:
– Я вам даю еще два часа, а уж там результат другой. И вынимает два заряженных пистолета.
Убежать ей н е как. Она просит:
– Позвольте сходить изупражнитьса.
Он подумал: «из сортира никуда не убежать», и отпустил ей. Она пошла в сортир, оторвала доску, да бросилась туда: «Лучше там сдохну!»
(Присутствующие вскрикнули.)
Была весна. А в том городи такая чистота, што везде были канавы, канализация. Ей вынесло в реку. Доска мала, ей не несет, она тонуть стала. Тут увидали ее рыбаки. (У них тоня была.) Взяли ее. Она мокрая, обсушить ее надо. Дали ей платье деревенское. Смотрят на нее, чья такая девушка красива. Младшему брату говорят:
– Эх, Ванька, мы женаты, а ты холостой. Бери ее. Не пойдешь ли за нашево брата?
– Пойду.
– Веди ее, Ванька, домой.
Пошли в деревню. Ну знашь, мужик дурак, да уж терпеть не может: надо пошшупать, за грудь пошшупал.
– Што ты, грязной! Видишь, я чиста какая. Иди покупайса, тоhда можно.
Он побежал.
– Да скорей! Раздевайса, бросай платье!
Он бежит, все с себя снял, побросал. Роздела ево. Он убежал, она в ево кустюм оделас.
Мужиком явилас в город. Што ей делать? Пару колец снесла к еврею. Тот видит, мужик дорогие кольца продает: «верно уж хапано». И задешево купил. На эти деньги купила она булок, стала торговать. У ней такой расход, видят парень молодой, красивой. Ей в пекарнях с товару скидывают. Хорошо торгует булошник.
А за это время Ваня вернулса с дядей. Ему обсказали, как невесту убили; кровь видали, только трупа нигде не нашли. Вот это Ваню удивляло, што трупа нигде не могли найти.
За это время умер государь в этой державы, и министры выдумали так выбрать государя: поставить три свечи у городских ворот и пустить всех проходить. Если свеча загоритса по проходу человека, тово выбрать государем. Проходили все: и генералы, и дамы, барышни; нет, не горят без спички свечи ни от ково.
Идет булошник. Как прошел, так все свечи вспыхнули. Булошник поступил царем. Повел дело умно; мушшина и мушшина.
Вот она тайно пригласила фотографа и снялась в женском кустюме. Потом велел государь поставить в три сажени мраморной столб, кругом ограду и поставить часовово. На этом столбе прибить карточку. И хто будет эту карточку узнавать, тово брать под арест. Народ ходит, видит: памятник государем поставлен, там карточка красавицы, ну штож, ее никто не знает, проходят мимо. Эта карточка недолго висела. И вдруг этот офицер…
– А, говорит, красавица, вот куда забралась!
Часовой спрашивает:
– Ваше благородие, изволили знать?
– Да, говорит, знавал!
Он и позвонил. Вышел унтер-офицер.
– Ваше благородие, пожалуйте в караульной дом.
Распоряжение от государя – посадить в тюрьму.
Не долго было, попала и эта старушка (смех).Стала плакать:
– Ох, дитятко, hде-то ты теперь?
– Знала ее, бабушка?
– Как не знать, каждой день хаживала.
Часовой подал звонок.
– Ступай, бабушка. В тюрьму.
Попал и Иван, купеческой сын. Он и так скушной был, все забыть невесты не мог, а тут увидал карточку, вынел платок, слезы утират.
Ну, часовой, видит, знакома. Подал звонок (смех).Приказ от государя: держать строго, а кушанье будет получать из дворца. Не долго было время, попал и дохтор, увидал карточку.
– Сколько я израсходовал, сколько труда положил…
– Изволили знать?
– Да, лечил…
– Пожалуйте в караульной дом.
Приказ от государя: содержать в тюрьме, а кушанье будет не тюремно.
Недолго было, попал и тот мужик. Увидал карточку и закричал:
– Вот эта та сама меня и обокрала!
Ну, и ево в тюрьму. А завтра сам государь судить будет.
Собрались все судьи и государь. Первова офицера спрашивают. Ну, как он перед государем, офицер все рассказал. Государь спрашивает:
– Како ваше мнение? За то, што шрифт подменил, девушку загубил, што ему за это?
– Расстрел!
Старуха стала рассказывать.
– Этой што? За то, што письмо украла?
– Старуха не стоит пули – пеньково ожерелье.
Купца не судят.
– Дохтору?
– Дохтора наградить. Диплом: знаменитой дохтор, из мертвых сделаїт живых.
Ваня-мужик рассказыват:
– Я на ней женитьса хотел, домой вел, пошшупал за титички, а она мне: «поди, выкупайса, грязной», я побежал, а она кричит: «кидай одежу», я скинул, а она, воровка проклятая, все забрала, убежала…
– Ну, мужика наградить за потерю: ловить рыбу беспошлинно, из іхнево семейства в солдаты не брать.
А купца привести через два часа к государю, лично судить будет.
Она надела женской кустюм. Ваня приходит; вместо государя – ево невеста.
– Теперь ты видишь, чьих рук это дело?
Ваня пал на колени.
– Ваня, скажи, почему ты меня убил?
– По письму.
– Я так и думала.
Ну, тут она заявила, што править государством больше не желает: она не мушшина.
На этом сказка наша кончаласа.
Все как по уговору, рассказывали об одном: о верной любви. Такой уж тон задала Махонька своей сказкой. Боялась только Московка за мезенца. Вдруг разрушит все настроение смехотворным рассказом. Попросила она его наедине выбрать из своего запаса что-нибудь подходящее.
Перед тем как начать мезенец встал, посмотрел на Московку искоса и снял шапку. На голову у него из густых волос, как гриб, торчала огромная шишка. Все изумились, а мезенец помолчал и начал:
– Я вам не сказку расскажу, а раньша про себя. Я жил в Питере у купца в кучерах. Меня конь копытом ударил в голову. Вот и осталась шишка. Это уж навеки. Пошшупай, как хошь. Ну, раз возврашшался домой, в Угзеньге тоже долго парохода дожидались. Я снял шапку. Одна женшина и спрашиват: «Это пошто у тя така шишка?». Што жа, нать, думаю, соврать. Ну, вот и н а врал. Вот послушайте мое вранье. Московка уж будет довольна.
