Текст книги "Казахские сказки"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Вор был так тронут неслыханным гостеприимством Хатымтая, что не мог уснуть ночью.
«Разве можно убить этого человека? – думал он.– Но и вернуться с пустыми руками к хану нельзя».
Заснул вор и увидел во сне хана, рубившего ему голову. Заплакал он от страха. Хатымтай услышал плач, проснулся и стал спрашивать гостя:
– Отчего ты плачешь, дружок? Какое у тебя горе на душе?
Ответил вор.
– Я обещал ханским визирям привести твоего любимого коня или доставить твою голову. Но скакуна ты зарезал для моего угощения, а убнть тебя я не могу.
Выслушал Хатымтай гостя и сказал:
– Стоит ли мучиться из-за таких пустяков? Вот кинжал и моя голова. Отруби ее и отнеси хану.
Но вор плакал и твердил:
– Ой, не могу! Никак не могу!
В это время проснулась жена Хатымтая. Узнала она, в чем дело, и посоветовала мужу:
– Лучше сам иди вместе с гостем, и пусть хан тебя казнит.
Вор и Хатымтай вместе поехали к хану. Люди, узнавшие в пути, зачем Хатымтай едет в ханский дворец, седлали коней и ехали вслед.
Хан увидел, как крепко народ любит Хатымтая, и понял, что казнить его нельзя.
Тогда хан сам вышел из юрты и обнял Хатымтая.
С тех пор еще громче запели в степи песни о славном скакуне и его хозяине Хатымтае.
ИЛИ И КАРАТАЛ
волшебника Балхаша была красавица дочь л WjB Или. Слава о ней шла по всей степи. Стали сватать ее женихи – богатые баи и ханы, тЖ щЩл но все они казались девушке недостойными ^ л ее красоты.
Тогда Балхаш решил устроить состязание для женихов.
– Кто окажется самым умным, ловким и сильным, тот получит Или в жены! – объявил волшебник.
Услышал об этом молодой Каратал. Жигит был очень беден. Но он имел пару прекрасных коней, отличался ловкостью, отвагой и силой. Каратал тоже поехал во дворец волшебника попытать счастья.
Балхаш не захотел и разговаривать с бедным жи-гитом. Но Или полюбила его с первого взгляда. Она упросила отца позволить Караталу принять участие в состязании женихов.
Каратал победил в борьбе и на скачках молодых баев и ханов. Однако Балхаш не сдержал своего слова. Он отказался иметь зятем бедняка-жигита.
Весь день проплакала красавица, а ночью к ней тайно пришел Каратал и предложил:
– Если любишь меня – бежим!
Или с радостью согласилась. В ту же ночь они умчались на конях Каратала.
Балхаш узнал об их бегстве. Гневным голосом, прозвучавшим по степи сильнее грома, он приказал остановиться беглецам. Но Или и Каратал не пожелали вернуться. Они мчались в родной аул Каратала.
Тогда волшебник перенесся в степь и у ног коней беглецов превратился в огромное озеро.
С тех пор оно стало называться его именем – Балхаш. Или и Каратала волшебник превратил в бурные реки, впадающие в разных местах в это озеро.
Много веков бурлят и волнуются они, напрасно пытаясь слиться воедино.
12 Казахские сказки.
ГОРА БОР-ТАСТАГАН
т
Зу
огда-то в Тарбагатайских горах великанша пасла коз и пряла пряжу. Обычно она сидела на больших Тарбагатаях, а ноги ее лежали на Тарбагатаях малых.
Однажды на ее стадо напал волк. Схватила великанша веретено и бросила в волка. Веретено упало в Сары-Далу и осталось там навсегда. Отсюда произошло и название горы Бор-Тастаган18, что значит – брошенное в волка.
ЧУБАР-АТ
а берегу реки Чемолган в давние времена жил казах. Имел он великое сокровище – бегунда Чубар-ата. Много призов взяла эта лошадь. На многие сотни верст гремела о ней слава.
Однажды была назначена аламан-байга19 с богатыми призами.
Много казахов привели на нее своих лучших скакунов. Скачки были назначены на расстояние дневного пути. Рано утром начали жигиты состязание. Через два часа Чубар-ат далеко опередила своих противников и пошла тише.
Весь день, где вскачь, где рысью, а где и шагом Чубар-ат приближалась к цели.
Сто лошадей скакали за ней. Многие лошади пали. Многие наездники получили увечья.
К вечеру люди увидели на горизонте нескольких лошадей. Впереди всех, далеко опередив своих противников, бежала Чубар-ат.
Перед самой целью был крутой и длинный подъем. Усталые лошади не могли подняться по нему. Добежав до подъема, они остановились. Их пришлось вести за повод. Только Чубар-ат, вытянувшись, как струна, взлетела на вершину il взяла первый приз. '
С тех пор гора, на которой завершилось состязание, стала называться Чубар-ат.
КОЛОДЦАХ АДАМ КЫРЫЛГАН
&><£
днажды кокандцы напали на казахский аул и угнали лучший скот. Казахи вооружились пиками и соилами и наказали разбойников. После этого, опасаясь мести кокандцев, они решили откочевать через пустыню Кара-Кум в дальнюю степь.
Собрали казахи остатки скота, навьючили верблюдов и тронулись в путь.
Только к вечеру дошел их караван до первых колодцев. Мутной и солоноватой воды здесь едва хватило людям и скоту.
Утром караван тронулся дальше. Путь теперь был еще тяжелее.
С трудом вытаскивали верблюды и лошади ноги из сыпучего песка. Люди задыхались от жары.
К вечеру караван едва добрался до вторых колодцев. Воды в них почти не оказалось. Ведра зачерпывали со дна жидкую грязь.
Перед восходом солнца казахи собрали совет. Решили они возвратиться на старое место.
Караван выступил в обратный путь. Почти половина скота осталась около колодцев. Умерли два пастуха и трое детей.
Караван шел через пустыню. Стояла страшгпя жара. Раскаленный песок жег ноги сквозь кожаные подошвы.
Усталые люди падали замертво. Подбирать трупы было некому. Женщины не замечали, что они держат на руках уже мертвых детей. Пройденный казахами путь был устлан трупами людей и животных.
С тех пор эти кара-кумские колодцы стали называться Адам-кырылган, что означает – погибли люди.
МУДРЫЙ СТАРИК
далекие времена жил хан. Он имел только одного сына, любившего охотиться.
Однажды во время охоты мальчик подъ* ехал к озеру, где паслись куланы. Охотник выстрелил, пуля попала в одного кулана. Видя это, остальные куланы бросились на мальчика и растоптали его.
Хан волновался, что мальчик так долго не возвра* вдается. Он приказал разыскать сына: «Кто придет ко мне с вестью о смерти сына и будет утешать меня, тому я залью уши расплавленным свинцом»,– предупре* дил он.
Никто не смел сообщить хану о смерти его сына. Лишь мудрый юойши Кер-Буга решил оповестить хана об этом игрою на домбре.
Пришел старик к хану и стал играть: «Испуганный хромой кулан помчался в гору. Умер твой сын, Джучи* хан»...
Рассердился хан и закричал на старика: «Не тебе играть этот мотив и не мне слушать его. Я залью тебе уши свинцом!»
Тогда Кер-Буга ответил ему на это: «Если будешь по* ступать по справедливости, то залей домбру. Если будешь поступать по-уцрямству, то залей уши мне свинцом».
Хан взял домбру, сделал в ней отверстие и залил • свинцом.
И стали с тех пор делать отверстие на крышке домбры.
ОБ ИССЫК-КУЛЕ
А
эгда-то на этом месте стояли богатые горо-. да, окруженные со всех сторон горами. Воду жители брали из подземных водоемов, а ключ от них хранился у отшельника. Когда нужна была вода, брали ключ у этого отшельника, отпирали водоемы и брали воду, а потом опять запирали и возвращали ключ.
Однажды ключ взяла девушка. Она назначила свидание своему возлюбленному у водоемов. Нечаянно она уронила ключ в воду, испугалась и убежала. А вода все прибывала и прибывала. Она залила все города и на их месте образовалось озеро. Города остались на дне озера. Их видно там и по сей день.
УРОЧИЩЕ ЧОМ КАЛГАН
ыло время, когда кокандские ханы владели казахской степью и собирали с казахов обильную дань.
Вблизи'Отар, в долинах реки Копе, ко-• чевал в те годы казахский род. Не вытерпе-ли казахи угнетения кокандцев. Жестоко разделались они со сборщиками дани. Одних убили, других прогнали.
Послал кокандский хан несметное войско для расправы с восставшими.
Вырезали кокандцы всех мужчин, угнали в плен женщин и детей. Имущество разграбйли.
~ Заволновались казахские аулы. В роде Шапрашты нашелся храбрый батыр Суранчи Ахылбеков. Стал он собирать по степи жигитов. Собрал небольшое, но храброе войско.
Повел это войско батыр на кокандцев.'Поздно вечером подошли казахи к кокандскому стану и разбили свой лагерь.
Знал Суранчи, что не победить ему кокандцев в открытом бою. Приказал он жигитам развести как можно больше костров, бить палками в доски, кричать и свистеть. А сам отправил послов к кокандцам и потребовал сдачи в плен.
Кокандцы подумали, что Суранчи собрал огромное войско, и растерялись. В их рядах началась паника.
А Суранчи только этого и ждал. С гиком и свистом ринулись жигиты на кокандский лагерь.
Кокандцы бросились в бегство. Они не успели даже надеть седла на верблюдов и оставили их в степи.
С тех пор эта местность, где происходила битва, стала называться Чом-калган, что означает – «остались верблюжьи седла».
ШОЙТАС-МОЛ
аныие нетронутые степи круглый год стояли белыми: зимой от снега, летом от ковыля. Гуляли по ним дикие звери да кое-где мелькали аулы казахов. Был у них свой хан, да пришелся не по нутру, прогнали они его и порешили с тех пор не заводить больше у себя хана.
И жили казахи без хана неплохо. Ясака не платили, оброков никаких не имели, прочих тягот не несли. Что заработают, все в своей семье оставалось. Жизнь проходила сплошными праздником. Днем люди работали, ве^ чер придет – у костров собираются. От песен и плясок степь стонет, и зверь прочь бежит.
Но недолго казахи жили вольготно. Прошел слух, что с востока идет грозный калмык Наги-хан. По пути он выжигает степи и аулы, отнимает скот, а людей в плен забирает. Старикам головы сечет, на молодых колодки надевает и в свой улус отправляет.
Казахи от этих вестей в смятение пришли, места в степи не находят. То туда, то сюда метнутся в поисках спасения, но степь не лес – не спрячешься, особенно со стадами. И чем ближе подходил Наги-хан, тем больше теряли люди головы. И в самом деле – с голыми руками на врага не пойдешь, и никакое оружие не спасет, если в коллективе крепкой головы нет, которая могла бы взять на себя руководство народом.
Белобородые аксакалы потихоньку от людей собираются и втихомолку обсуждают, как завести себе хана. С ним-де лучше дело пойдет.
Аулы один за другим в страхе покидают стоянки и бегут в Бурту, а того не понимают, что хан и в Бурте их отыщет, и там бока им нахлыщет.
Первым понял это молодой храбрый Шойтас. Собрал он сородичей и говорит:
– Доколе же мы будем отступать? Так можно на край света убежать и защиты не найти.
Ему седобородые аксакалы отвечают:
– У нас нет хана, нет войска, а без этого одно спасенье – бегство.
– Хан – это стариковские выдумки,– сказал Шойтас.– Обойдемся без хана, а вот без войска, правильно, с Наги-ханом бороться нельзя. Но учтите, что и войско без вождя, что стадо без пастуха. При первом появлении волков стадо разбежится, и волку не составит труда поодиночке перерезать весь скот. Такая же участь ждет и нас, если придет Наги-хан.
Аксакалы ответили на это Шойтасу.
– А вот чтобы с нами не случилось так, как с овцами при появлении волков, следует выбрать себе хана.
– Не всякий хан может водить войско,– сказал Шойтас.– Нам нужен полководец, а не нахлебник. Кто согласен жить и работать под Наги-ханом?
Молодежь промолчала, аксакалы не решались открыто выступать за избрание хана. Шойтас продолжал:
– Может быть, вы хотите откупиться, тогда выбирайте старшин. Пусть с каждой юрты они соберут золото и серебро и понесут хану.
Аксакалы вспомнили деяния своих старшин и никак не хотели, чтобы они у них были. И опять промолчали.
– Ну тогда бегите без оглядки куда глаза глядят,– сказал Шойтас.– Придет Наги-хан, подушит вас, как котят.
Аксакалы и на этот раз упорно молчали. А Шойтас хотел знать, чего же в конце концов нужно казахам, и продолжал:
– Коли не хотите Наги-хану кориться и добром с ним делиться, становитесь стеной, как один! Будем драться не на жизнь, а на смерть.
Жигиты повскакивали с мест. Кто коня взнуздывает, кто саблю на себя вешает, кто копье из юрты вытаскивает. Конные встали направо, пешие – налево. Аксакалам ничего не оставалось делать, как тоже взяться за оружие и встать плечом к плечу с жигитами.
Шойтас смотрит на выстроившиеся ряды и думает: «Войско как войско. Еще голову ему – и хоть сегодня в бой». Глаза Шойтаса блестят от радости. С бронзового лица не сходит довольная улыбка. Смотрят на него казахи и думают: «Лучшего предводителя и не найти».
Обошел Шойтас ряды казахов и с радостью произнес:
– Собрались молодец к молодцу. Счастлив тот, кто поведет нас на битву!
– Достойней тебя у нас нет. Веди нас на Напихана,– вскричали казахи. Ляжем костьми, а рабами не согласимся быть. С тобою мы – в огонь и в воду.
Поблагодарил их Шойтас и стал готовиться к бою. Из степи прискакали разведчики и донесли, что войско Наги-хана в трех переходах. Шойтас выслушал и сказал.
– Я готов с ним помериться силой хоть сегодня.
Не успели ускакать разведчики, как появились другие и донесли, что Наги-хан уже в двух переходах. Шойтас выслушал и сказал.
– Я готов с ним помериться силой хоть сейчас!
На заре следующего дня прискакал третий разведчик и доложил, что его разведывательный отряд попал в засаду и порублен воинами Наги-хана.
– Жалеть не приходится: где лес рубят —там щепки летят. Мои казахи в долгу у Наги-хана не останутся.
Только он это вымолвил, как на высоте закурилась степь. Как саранча, осевшая на степь, лавиной движется вперед, оставляя после себя черным поле, так войско Наги-хана грозной тучей выползло из-за холмов и, оглушая гиканьем и свистом всю округу, раскатилось во фланги казахам. А войска Наги-хана глазом не окинешь и число в уме не прикинешь. Тысячи бунчуков, сотни зеленых знамен, лес копий – глядеть страшно.
Еще бы, смерть идет!
Но молодой храбрый жигит Шойтас ряды врага не считает и о смерти не думает. Он зорко прикидывает глазом маневры неприятеля и старается угадать его слабые места.
Вот уже правое крыло войска Наги-хана вплотную приблизилось к казахам. Зычно кричит Шойтас:
– Казахи, смело в бой за свободу, за вольные ковыльные степи. Умирайте, но не сдавайтесь врагу, рубитесь до последнего издыхания. Помните, неволя – хуже всякого бедствия.
Шойтас дал коню шпоры и лихо ворвался в центр вражеских рядов. Завязалась сеча. Люди метались, как безумные. Звенели сабли, ломались копья, падали кони. Люди валились на землю, как ковыль под косою. Шойтас врубался все глубже и глубже во вражеские ряды. От него не отставали и жигиты. Они рубили направо и налево, грудью защищали друг друга. Но силы были не* равны. К войску Наги-хана подходили все новые и новые подкрепления. У Шойтаса же в запасе не было ни одного казаха. Оборонявшиеся чувствовали усталость. Ряды их редели, а в некоторых местах уже не смыкались и пятились к берегу реки.
Шойтас поспешил к отступающим. С его сабли струилась кровь, сжатая рука была в крови, на лице кровавый шрам, голова без малахая. Конь тоже ранен, но оба они держатся бодро. Конь не сбавляет хода, лишь временами от боли потряхивает косматой гривой. Всадник крепко держится в седле, и могучая рука беспощадно разит врагов. Подскакав к своим, он крикнул:
– Братья-казахи! По ту сторону реки наш позор, наше рабство. Умрем, а речку не отдадим.
У ккзахов разгорелась кровь. Еще дружней, еще ожесточенней и напористей они встретили наседавшего врага. Но к Наги-хану подошло новое подкрепление. Казахи не устояли и вошли в речку. Стоя по грудь в воде, они продолжали рубиться. У Шойтаса оставалась горстка храбрецов, но он не прекращал рубить врага. Лицо его было устало, и озабочено, но движения тверды и уверенны. Бросив раненого коня на берегу, он разил врага саблей и пикой. Стоя по горло в воде, он дрался так же свободно, как будто побоище присходило на степи.
.Хан увидел Шойтаса и закричал:
– Попей, Шойтас, водички, авось горячка твоя пройдет, и ты благоразумно сложишь оружие.
– Нет, Наги-хан,– отвечал ему из воды Шойтас,– казахи с оружием не сдаются.
– Ну околевай! – гневно крикнул Наги-хан и послал к реке подкрепление.
Завязалась еще более ожесточенная сеча. Ломавшиеся копья трещали, как конопляная костра в мялке. Звенели и лязгали сабли. Глухо ухали тяжелые топоры. Свистели стрелы. Река сделалась красной от крови. Недаром казахи ее потом прозвали К>н-су, что означает—кровавая вода. Но она тогда не только окровавилась, но и заполнилась трупами так, что вода вышла из берегов.
С обеих сторон силы полегли немалые. Но ни та ни другая сторона о сдаче не мыслила*. У Наги-хана оставались еще резервы. Шойтас не хотел позора своему народу и не переставал рубиться, памятуя, что в своем доме и стены помогают.
Силы были явно неравны. Наги-хан выгнал Шойтаса с горсткой храбрецов из реки и потеснил в степь.
– Складывай оружие, Шойтас,– закричал Наги-хан,– не то перебью вас сейчас!
– Казахи с оружием не сдаются,—снова отвечал ему Шойтас.
С новой силой разгорелась сеча. Наги-хан, наблюдавший за ходом боя, бросился со овитой на утомленных казахов. Пущенная им стрела пронзила Шойтасу сердце. Падая, он успел крикнуть: #
– Братья-казахи, я умираю, но вас заклинаю прогнать врага из родных степей.
Полные гнева и мести за гибель своего предводителя, казахи, пренебрегая смертью, ударили по вражеским рядам. Неожиданный ход борьбы смешал ряды Напихана. Они дрогнули и побежали позорно. Побежал и Наги-хан.
Кончался день. Кровавое солнце печально уходило за курившиеся степи, а войско Наги-хана, преследуемое казахами, все бежало и бежало. Оно уже не оборонялось, а молило лишь бога, чтоб скорее пришла ночь и спасла их от преследования.
Глубокий овраг преградил путь отступавшим. Бежать стало некуда. Наги-хан повернул свои разбитые ряды, чтоб оборониться от наседавших казахов.
Опять началась еще более кровавая сеча. Дрались, не жалея живота. Ни та. ни другая сторона пленных не брала. Из свиты Наги-хана уже никого не оставалось. Они пали при бегстве. Ему приходилось теперь одному и командовать, и рубить, и подбадривать обессилевших воинов. Но все эти меры не помогали. Войско таяло с каждым часом. Смерть витала уже над головой Наги-хана. Тут он понял, что его затея победить казахов является несбыточной, а поэтому нет смысла продолжать бесцельную сечу. У него оставался один выход—умереть! Наги-хан собрал уцелевших жигитов и ринулся с ними в самую гущу неприятеля. Но не успел он и саблей взмах* нуть, как десяток пик вонзились ему в грудь. Наги-хан пал. Вместе с ним погибли и его жигиты.
Овраг, у которого был разбит Наги-хан, казахи назвали Битти-су, что означало: «битти» – конец битве, «су» – кровопролитие.
На солнечном восходе следующего дня казахи собрали тела своих, ратных людей. В первую очередь отыскали тело павшего доблестного полководца Шойтаса и по всем обычаям старины предали земле. На месте погребения насыпали высокий холм, который и по сей день прозываетя Шойтас-мол – курган Шойтаса. Подле него молчаливо стоят другие курганы, а вокруг – разной величины и формы надгробные памятники.
КАК АСАН КАЙГЫ ИСКАЛ ЖЕР-УЮК
W Qy сан-Кайгы услышал, что есть на свете Жер-Уюк, счастливая страна. В той стране много плодородной земли и многоводных рек. Народ в ней живет, не зная нужды, горя, гнета и вражды. Жаворонок вьет там свое гнездо на пушистой спине барана.
«О, если бы мой народ поселить в такой стране!» – возмечтал Асан-Кайгы.
Сел он на Желмая20 и отправился искать счастливую землю. Повстречалась ему на пути древняя крепость Сауран.
– Зачем построили ее на пустыре в глубине безводной степи?– подивился странник.– Не грохочет здесь горный поток, нет здесь лесов. Едва ли этот город будет долговечным, а люди, живущие в нем, счастливыми.
Поехал Асан-Кайгы дальше. Приехал в город Туркестан, но и он не понравился ему.
* – На каждом шагу арьтк журчит. Бедная здесь земля. Измученные женщины, худые "мужчины. В ‘Нищете здесь народ живет.
Три раза побывал Асан-Кайгы на Мангистау21 и три раза возвращался оттуда. Сыновья, сопровождавшие его, спросили:
– Можно ли на Мангистау разводить скот?
Ответил Асан-Кайгы:
– Нет лучшей земли, чем Мангистау! – Но все же не остался он там – не было и там свободы человеку.
Ехал Асан-Кайгы через Тесик-тау1, а когда проехал ее, завалил за собой отверстие в горе.
Увидел он Жетысу и сказал:
– Каждое дерево здесь плодоносит. Хорошее место для человека. Но и здесь не дают ему жить.
И проехал дальше.
Баян-аульские горы ему понравились.
– Овцы не станут жиреть, если не пасти их на Баяне.
И для жайляу он избрал себе Баян, но навсегда я
здесь не остался.
К реке Каратал Асан-Кайгы обратился с укором:
– Эй, Каратал! Далеко ты несешь свои воды. Но бесполезно: пастбищ мало.
Посетив Аспру, Асан-Кайгы предупредил:
– Эй, Аспра! Живи в мире с соседом! Твоим травам воды хватит!
Соседом он назвал киргизский народ, живущий рядом с казахами. И поехал Асан-Кайгы дальше. Побывал он на реках Таласе и Келее, протекающих на юг мимо города Аулие-Ата2 по восточной его стороне. Увидел он, что это хорошие места для скотоводства, и сказал:
– Эй, два Таласса и один Келес! Без скота жизнь здесь не будет в достатке. Скоту на ваших пастбищах не надо опасаться джута.
Но и здесь не остался Асан-Кайгы. Когда увидел он черноземную полосу Ауан в землях Жуалы 22 23 24, то воскликнул:
– Травы твои тучные, Ауан, снега глубокие, земля жирная. Истинную цену твою узнает земледельческий народ.
И последовал в сторону Ак-Мечети4. О землях, что лежали на Сыр-Дарье, сказал он:
– Эй, Ак-Мечеть! Каждый твой кустик хранит по куску мяса! Народу твоему не видать джута. Только следи ва глазами своего скота, ибо земля твоя пыльная.
Но и здесь не остался Асан-Кайгы.
Свернул он к Карсакпаю. Огляделся кругом и воскликнул:
– Кругом солончаки. Под горами твоими лежит медь. К твоим горам придут все народы, Карсакпай. Будешь ты славен своими сокровищами. Народ твой не будет голоден!
И последовал Асан-Кайгы дальше.
Про Нарын-Самар он так сказал:
– Эй, Нарын! Годовалый твой жеребенок подобен жеребцу. Годовалый верблюжонок – вожаку. Но зима твоя длинная. Холодный апрель тяжел для бедных. Даже мая и июня твоего опасаюсь. Нет, земля здесь совсем не похожа на Жер-Уюк.
Прибыв на реку Чингирлау, Асан-Кайгы остановил своего Желмая, слез с него и стал кормить его и поить.
– Табуны твоих лошадей не сами собой развелись,– сказал он. Их размножил ты, Чингирлау! Раздери губы коню, недовольному тобой.
И здесь Асан-Кайгы заночевал.
На следующий день подъехал он к горе Жанарыстан, что возвышается на берегу Урала. Слез Асан-Кайгы с Желмая, подошел к могиле батыра Жанарыстана, низко поклонился ей и заплакал.
– О славный батыр! Одинокий стоишь ты в стороне!
Посмотрел Асан-Кайгы и земли Жидели-Байсан.
– Хороша твоя почва, Жидели-Байсан! – воскликнул он.– Не знаю, сможет ли мой верблюд поднять клочок твоей земли, если я отрою и погружу на него?
. Но и эту землю не признал он за Жер-Уюк и поехал дальше.
Долго странствовал Асан-Кайгы, все искал на свете счастливую страну, где много плодородной земли и многоводных рек, где народ живет, не зная нужды, горя, вражды и гнета, и где жаворонок вьет свое гнездо на пушистой спине барана.
Но так и не нашел Асан-Кайгы счастливую землю Жер-Уюк.
Умер Асан-Кайгы в той местности, где начинаются горы' Улу-Тау.
СКАЗОЧНАЯ СТРАНА БАРСА-КЕЛЬМЕС25
рое отважных жигитов, желая удостовериться в истине слышанных ими рассказов о горе Барса-Кельмес, с крутыми подъемами, расположенной на острове того же названия, решились подняться на эту гору. Едва один из них достиг вершины горы, как вдруг с возгласами восторга и удивления скрылся из виду, назад не вернулся. Другой, подстрекаемый тем же любопытством, решил– последовать первому, но третий товарищ, боясь, чтоб и он не пропал, согласился отпустить его не иначе, как перевязав поперек веревкою, концы которой оставил у себя.
Взойдя на поверхность горы, жигит вскрикнул и бросился бежать, но был удержан и притянут вниз в совершенном исступлении и лишенный дара речи. Спустя трое суток, он начал говорить и рассказал, что за горой находится прекрасная долина, изобилующая разными ароматными цветами, травами и плодовыми деревьями; воды в источниках прозрачны, как стекло, и блестят, как серебряные нити. Вся долина заполнена предметами неги и роскоши; удивительные красавицы, подобные райским гуриям, поют, пляшут, манят к себе, и так очаровательны, что вызывают непреодолимое желание остаться с ними.
КОБЛАН-СИЛАЧ И ДВА МЕШКА
ш
облан-силач был такой могучий, что перекидывал волков через дувал, как котят. Говорят, он снова появился в наших краях.
Вот едет он однажды к дальнему кочевью и видит женщину, сидящую у мазара. У ног ее стоят два туго набитых мешка. Один поменьше, другой – на три пальца пошире, на три пальца повыше.
Остановил Коблан коня. Пожалел уставшую женщину и говорит:
– Хочешь, подвезу? Мешки приторочим к седлу.
Соскочил с лошади, взялся за меньший двумя пальцами. Мешок не шелохнулся, словно прирос к земле. Взялся тремя пальцами – чуть шевельнул мешок. Схватился всей рукой – едва оторвал от земли.
За второй мешок ухватился Коблан обеими руками. Еле-еле поднял его. Ноги от великой натуги сразу по колени в землю ушли. Вытер силач пот со лба.
– Вот так мешки!—сказал он. – Железо перед ними легче пуха. Что в них?
– Хлеб! – ответила женщина.– В первом урожай прошлого года, во втором – нынешнего.
– Второй мешок больно уж тяжел!.
– Урожай большой был!
– Год счастливый выпал?
– Большая вода помогла! —ответила женщина и показала в правую сторону.
Посмотрел Коблан и глазам своим не поверил – откуда взялась такая полноводная широкая река?
«Видно, Сары-Су повернула в другую сторону»,– подумал он.
Невдомек было старому Коблану, что перед ним не Желтая река, а большой канал, построенный батырами.
коркут
авньтм-давно жил на свете мудрец, умеющий предсказывать людям будущее. Звали его Коркут. Он много путешествовал, много видел и знал. Видел и плохое и хорошее, все взвешивал, размышлял, старался во всем разобраться. Особенно занимала его мысль о смерти. Он не раз задавал себе вопрос, почему умирают люди: одни стариками, другие молодыми; одни счастливыми, другие – в несчастье; одни только что родившись, другие – дожив до глубокой старости. Отчего все это? Но сколько он ни думал, ответа найти не мог. И чем старше становился сам, тем чаще думал о смерти. Смерть стала даже сниться ему.
Однажды Коркут увидел во сне людей. Они копали могилу.
– Кому предназначена эта могила? – обратился к ним Коркут.
– Для пророка Коркута,– ответили ему.
Коркут вздрогнул и, ничего не сказав, быстро ушел.
Он решил покинуть эти места и на следующий день отправился в другой конец земли. Он путешествовал по безводной пустыне Бетпак-Дала и по Сары-Арке26, но где бы он ни был – перед его глазами вставала вырытая для него могила.
Не найдя успокоения в чужих краях, Коркут вернулся в родные места, на берег Сыр-Дарьи.
«Здесь мое опасение от смерти»,– решил он и поселился на родине.
Аул, где жил Коркут, находился на берегу реки, но он и дня не был дома, а все странствовал. Он ни на минуту не выпускал из рук кобыза 27 и настолько увлекся игрой, что забыл о смерти.
Но как-то во сне он услышал голос: «Ты умрешь тогда, когда произнесешь слово «смерть».
Прошло много времени. Коркут все странствовал и совсем не думал о смерти.
Однажды бычок Коркута убежал с привязи. Коркут отправился на поиски, в гневе говоря: «Умру, но найду».
Сказал – и пожалел. Он находился теперь на волоске от смерти. «Нужно уходить скорее из этих мест»,– решил Коркут и, оседлав Желмая, отправился в дорогу. Он побывал и на востоке, и на западе, и в Сары-Арке, и на юге, и опять везде его преследовала вырытая могила.
Убедившись, что ему все равно не спастись от смерти, Коркут решил вернуться на родину.
Боясь, что на земле его застигнет смерть, он расстелил на воде чудесный ковер и стал плавать на нем по Сыр-Дарье, неустанно наигрывая на кобызе.
Коркут пел о своих думах, которые ее покидали его во время долгих путешествий. Коркута слушали птицы, останавливая свой полет, слушал ветер, прекратив свое движение; звери Сары-Арки приходили на берега Сыр-Дарьи послушать его. Даже река временами останавливала течение, чтобы послушать звуки кобыза.
Сыр-Дарья стала спасительницей мудреца. А он плавал на своем чудесном ковре и, устремив взгляд в прозрачную, как слезы, воду, все играл и играл. И смерть, слушая успокоительные кюи28 Коркута, завороженная, стояла поодаль, боясь прервать сладостную ее сердцу мелодию.
Так Коркут боролся со смертью. И когда однажды, уставший и утомленный, он задремал, преследовавшая смерть обернулась ядовитой змеей, подплыла к нему и ужалила. Коркут заболел и вскоре умер. Его похоронили на берегу Сыр-Дарьи, возле Кармакши, и рядом с ним положили кобыз.
Умер Коркут, но кюи его не умолкли: струны кобыза продолжали звучать. И кто проходил мимо могилы, мог услышать их печальный звон. И в этом звоне, в шорохе травы, в налетевшем ветерке было слышно лишь одно слово: «Коркут», «Коркут».
Все, кто слышал игру Коркута, сделали такие же кобызы и стали играть его песни.
ОТВЕТ КЮЙШИ
А
одном ауле жили два друга. Когда один из них решил жениться, другой тоже подыскал себе невесту. Женились друзья в один день на веселых красивых девушках.
Прошло несколько месяцев. Встретились женщины у колодца и заспорили, кого из них муж больше любит. Одна говорит:
– Меня больше любит мой муж. Видишь, скоро сына ему рожу,– и она показала на свой живот.
Другая посмотрела на нее с насмешкой.
– Может быть, первый месяц и любил тебя муж,– сказала она.– А за что будет любить теперь, когда ты стала некрасивой? Вот я так всегда нравлюсь своему мужу. Походка моя осталась прежней, а талия тонкой, как у девушки.
– Это неважно,– отвечала первая.– Мой муж очень любит меня. Я ему не только жена, но и мать его будущего ребенка. Он вдвойне любит и бережет меня.
Спорили, спорили женщины, а переспорить друг друга не могли.
В это время мимо проходил старый кюйши29. Остановился он, послушал и покачал головой.
Женщины обратились к нему:
– Рассуди нас, добрый кюйши. Скажи, кто ив нас прав?
И раоскавали старику о своем споре.
Посмотрел на них кюйши, улыбнулся, сел и заиграл на домбре. Нежно зазвучали послушные струны. Прислу-гнались женщины к музыке и словно увидели перед собой
картину.
Идет по дороге молодая девушка. Резвы ее ноги. Тонок, как камыш, стан. Высока упругая грудь. Весело девушке, прыгает она, словно козленок, рвет цветы, бегает за кузнечиками и бабочками, увертывается от рук веселых жигитов. Вот окружили они ее и хотят поймать. Но ловка и проворна девушка. Быстрой лисичкой ускользает она от жигитов. И снова она идет по дороге—гибкая и сильная. Высокие травы наклоняются к ее ногам, чтобы остановить красавицу, опутать ее смуглые ноги...
