Текст книги "Казахские сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Я прощаю тебе все. Но только отомсти моему врагу—хану соседнего государства – за его глупые оскорбления. Захвати в плен этого хана и приведи ко мне. Тогда, как я обещал, выдам за тебя свою родную дочь-красавицу.

Тазша, не колеблясь, дал свое согласие и тут же приступил к делу.

Позвал он к себе лучших мастеров города и сделал им несколько заказов. Одному – изготовить крытую со всех сторон и сверху большую арбу, другому – отлить из чистого серебра множество колокольчиков, третьему – сковать из тонкой жести огромный кистень и, наконец, четвертому – сшить из шкур серых козлов широкую шубу и высокую шапку.

Снаружи и изнутри арбы Тазша приказал навесить как можно больше серебряных колокольчиков, надел на себя шубу и шапку шерстью кверху, на руки и ноги нацепил множество серебряных колокольчиков, взял в руки огромный сверкающий кистень из жести и стал похож на страшного колдуна. В таком виде Тазша и въехал на своей арбе в город соседнего хана.

На большой городской площади Тазша заблеял по-козлиному, зазвонил во множество серебряных колокольчиков и грозно закричал во весь голос:

– Я посланец самого бога! Ваш хан – злодей и осужден богом на жестокую кару. Если вы схватите его и выдадите мне добровольно,– вам божья милость, а если не выполните моего требования, тогда я вот этим тысячепудовым кистенем разрушу ваши дома, город превращу в пепел, а вас всех уничтожу!..

Жители города испугались жестокой божьей кары, напали на своего хана, связали его по рукам и ногам и выдали Тазше. Тазша бросил связанного хана в арбу, привез и сдал его своему хану.

Сел хан на золоченый трон, а на пол перед собой приказал посадить своего связанного по рукам и ногам противника и говорит ему:

– Вот ты смеялся над моей глупостью, а как же сам теперь очутился в положении пленника? Никогда не следует смеяться над чужим несчастьем. Ты видишь, какие умные и хитрые люди живут в моей стране? В них – сила, а не в нас!

С этими словами хан развязал пленника и обнял его в знак примирения. Оба хана были немало поражены находчивостью Тазши, хвалили его смелость и острый ум, поочередно предлагали ему в жены своих дочерей и любую половину своего состояния. На этот раз Тазша от всего отказался, заявив:

– Благодарю вас за милость и внимание. Вы нашли путь согласия, а у меня своя дорога к счастью!

С этими словами Тазша и покинул ханский дворец.

СКАКУН

(Далекие времена жил скупой бай. Было у него три взрослых неженатых сына. Бай дорожил своим хозяйством и говорил близким друзьям:

– Женитьба сыновей совсем разорит меня. За каждую невесту придется дать большой калым. Пусть лучше они подождут жениться!

Однажды братья собрались и стали толковать о своей горькой участи. Старший и средний сказали младшему:

– Наше терпение не сломит скупости отца. Сходи к нему и скажи, пусть он сделает все, чтобы женить нас.

Младший брат пошел к отцу и передал просьбу от имени всех братьев.

Отец сказал:

– Придет осень, маленькие жеребята в табунах перестанут сосать маток и станут взрослыми. Тогда я исполню вашу просьбу.

Наступила осень, но бай не сдержал своего обещания.

Он дал новый срок:

– Когда пройдет морозная зима и холода сменятся теплом, я вас женю.

Зима оказалась несчастливой. Во время джута погиб весь скот. Спасли братья только одного жеребенка. Кормили они его клевером, сами недоедали, но делились с ним кусочками хлеба.

Скупой бай не вынес голода и умер вместе с женой.

Сыновья остались нищими. Ходили они по аулам и просили милостыню.

Подрос жеребенок и обещал стать конем невиданной красоты. Был он весь белый. Шерсть его блестела на солнце, как серебро. Грива была мягкой и пушистой.

Однажды младший брат сказал:

– Отдайте мне жеребенка. Я, буду ездить по аулам* и все, что соберу, привезу вам.

Братья согласились. И стал младший брат кормить их. Так прожили они зиму и лето.

Однажды в соседнем ауле богатый бай устраивал большую байгу. Пятьдесят самых лучших иноходцев должны были принять участие в скачках.

Накануне байги младший брат встретил в степи гончую собаку.

«А ведь я смогу испытать прыть моего жеребенка!»– подумал он и обрадовался.

Жигит поравнялся с собакой, шевельнул поводьями и тронул коня. Конь перешел на рысистый бег. Собака* не отступая,.бежала рядом с ним. Первое время жигит видел бегущую собаку. Но скоро гончая осталась далеко позади. Конь как будто плыл над степью – так лихо мчал своего седока.

Приехав домой, младший брат сказал:

– Наш жеребенок подобен стреле, пущенной из лука. Он легко обогнал гончую собаку. Я думаю, завтра на байге он обгонит любого иноходца.

Вспотевшего и уставшего жеребенка братья поставили на ночь отдохнуть. Утром они отправились на байгу.

Здесь уже красовались две лошади хана Барака. Ни одна байга не обходилась без них. Ни один конь еще не мог затмить славы двух знаменитых иноходцев. Но братья все же решили испытать счастье.

Посадили они на своего жеребенка бедного мальчика, которого в насмешку называли Паршивым.

Байские сынки сели на лучших скакунов и поехали к урочищу Кара-кой. Оттуда должна была начаться байга. Вместе с ними поехал и Паршивый.

Всю дорогу байские сынки смеялись над бедным мальчиком, сталкивали его с лошади, сбивали с головы шапку.

Когда подъехали к урочищу Кара-кощ подростки выстроились в один ряд, а мальчику пришлось встать позади них.

Начался бег.

Некоторое время мальчик отставал от своих соперников, но потом его жеребенок помчался быстрее ураганного ветра.

Мальчик нагнал первого всадника, сорвал с него шапку и сунул к себе под бешмет. Так он поступил и с остальными соперниками, пока не опередил всех. Позади остались и знаменитые кони хана Барака.

Близился конец бега.

Юные всадники, приближаясь к аулу, должны были кричать имена своих отцов. А бедный мальчик не знал, как поступить ему: кричать ли имя хозяев жеребенка, или имя своего отца. И он закричал:

– Скакун! Скакун!

Хан Барак следил за скачками, ожидая, что его лошади, как и всегда, обгонят других. Но тут он увидел белого жеребенка, мчавшегося впереди всех.

– Не ошибаюсь ли я? – обратился хан Барак к народу.– Правда ли, что этот белый паршивый жеребенок идет впереди?

– Да, правда! Это лучший скакун на байге! – отве-тил^народ.

Хан Барак рассвирепел и крикнул:

– Этот паршивый мальчишка пристал по дороге! Мы не пускали на байгу жеребенка. Немедленно уберите его!

Слуги поспешили выполнить приказание хана и бросились ловить жеребенка. Но он сшиб несколько человек и проскочил вперед.

Бедного мальчика из боязни ханского гнева никто не посмел встречать. И только никому не известная девушка поймала узду белого скакуна и помогла мальчику соскочить на землю.

Возмущенный хан Барак кричал:

– Эту лошадь нельзя считать. Она не участвовала байге.

Тогда мальчик поднялся на сопку и сказал народу:

– Вот шапки моих соперников. Откуда же они у меня, если я не участвовал в скачках?

И мальчик бросил шапки на землю.

Опозоренный хан Барак отвернулся, ударил кулаком своего знаменитого иноходца и покинул байгу.

За победу своего жеребенка братья получили богатый приз – сорок иноходцев. Десять из них они отдали мальчику.

После байги дела у братьев поправились, они женились и стали жить хорошо.

А жеребенок получил большую славу в народе.

НАБЛЮДАТЕЛЬНОСТЬ КАЗАХА

одного казаха затерялся верблюд. Он отправился на поиски. В дороге он встретил трех спутников, тоже казахов.

– Не видали верблюда? – спросил он незнакомцев.

– Да видеть-то мы видали одного. Постой,– говорит один из спутников,– твой верблюд кривой?

– Да!—ответил хозяин пропавшего верблюда.

– И хромой на правую заднюю ногу? – опрашивает второй прохожий.

⁴ —• Да! – ответил ему хозяин пропавшего верблюда.

– И куцехвостый? – опросил третий.

– Да, да! Значит, вы украли моего верблюда. Подавайте его сейчас же,– закричал на них хозяин пропавшего верблюда.

Дело дошло до суда: потерпевший обвинял казахов в краже верблюда. Спутники не считали себя обвиняемыми. Первый из них сказал:

– Я не крал верблюда, но что* верблюд этот был одноглазый – это я заключаю из того, что он рвал траву с одной стороны дороги, другая же сторона – с травою.

Второй обвиняемый сказал в дополнение первому: —Верблюд хромой – видно из того, что на месте, где он стоял, имеется отпечаток трех ног, а четвертую, больную, он держал в воздухе.

Третий обвиняемый сказал:

– Верблюд был без хвоста. Это я заключаю по следу помета по дороге: верблюд с хвостом разбрасывает помет далеко в стороны.

Судья отпустил обвиняемых, а доносчика наказал.

jg> #*3t ясновидящий

давние годы в дальнем ауле жил бедняк.

■ Л Только и было у него добра, что лисий ма-лахай да конь-иноходец. Малахай уже сов-jXy Jjf сем износился – дыра на дыре, зато конь 'Я был такой, что не было ему равного в целом свете: солнце завидовало его красоте, ветер завидовал его бегу.

В другом ауле жили два богача – старшие братья этого бедняка. Имели они тридцать табунов лошадей, тридцать стад баранов, тридцать кибиток, полных ковров, посуды и оружия.

Но все им было не в радость. Они не могли забыть ни на минуту, что их младший брат обладает конем, какого нет на свете, и только и думали о том, как бы этого коня извести.

Однажды бедняк надел свой драный малахай, вскочил на коня и поскакал к братьям.

Как увидели его братья, так отвернулись в сторону, лица их почернели от злости. Бедняк поклонился им низко и говорит:

– Братья, вконец меня бедность одолела, хочу наняться в батраки, да конь мне связал руки. Не возьмете ли вы его до осени в свои табуны? Вам от того убытку не будет, а с меня свалится забота. Осенью же я вам заплачу за услугу.

Богачи переглянулись, подмигнули друг другу и отвечают бедняку приветливо и ласково.

– Мы, брат, всегда тебя выручить рады. Пусти коня в наш табун, пусть себе гуляет до осени. И платы нам за это никакой не надо.

Поблагодарил бедняк братьев, отвел коня в табун, а сам, довольный и веселый, вернулся домой.

,Весна миновала, наступило лето. Бедняк работал в батраках и не унывал: сам сыт и за коня спокоен.

Но вот как-то рае прибежал к нему неизвестный человек и объявил, что он хочет сообщить ему по секрету важное известие. Бедняк последовал за ним, и когда они остались наедине,, незнакомец назвался табунщиком его братьев и сказал:

– Послушай, друг,– беда: издыхает твой иноходец. До смерти з-аездили его твои братья – не протянет он, видно, и трех дней. Жаль мне стало тебя, вот и пришел я тебе об этом сказать. Только уж ты не выдавай меня. А начнут тебя спрашивать, кто тебе рассказал правду, ты отвечай: «Я – ясновидящий, мне все известно, что делается на свете».

Сказал и ушел. А бедняк заплакал горько и тотчас же отправился к братьям.

Он повстречался с -ними на дороге и, плача, стал их стыдить и укорять:

– Братья, как вам³ не совестно обижать беззащитного бедняка? Что я вам сделал дурного, за что вы погубили моего коня?

Богачи поняли, что бедняк обо всем проведал, и стали отпираться:

– Ты, видно, спятил или пьян, что такое мелешь. Конь твой жив и здоров и ходит невредимый в наших табунах.

– Нет, братья,– сказал бедняк,– не обманывайте меня: вы до смерти загнали моего коня, и он не протянет и трех дней.

– Да кто тебе рассказал обо всем?– спросили богачи.

– Мне никто ничего не говорил, но я стал ясновидящим и теперь знаю все, что делается на свете,– отвечал бедняк.

Мало-помалу вокруг братьев начал собираться народ, и все хотели узнать, о чем у них идет спор.

Бедняк повторил все, что рассказал ему табунщик, и толпа направилась к табунам богачей, чтобы проверить, не клевещет ли он на братьев. Когда люди пришли на место, все увидели, что бедняк говорил правду: конь едва живой лежал на земле, он тяжело дышал, и бока его были покрыты язвами.

Тогда народ, негодуя и грозя, стал требовать, чтобы богачи отдали бедняку взамен иноходца десять лучших своих скакунов.

Богачам ничего не оставалось делать, как подчиниться общему приговору. Но с тех пор их ненависть к брату возросла еще больше, и они лишь поджидали случая, чтобы его погубить. И вскоре такой случай явился сам собой.

Однажды у хана той страны пропал огромный золотой слиток, которому не было цены.

Хан сильно огорчился, узнав о пропаже, и повелел объявить по своему ханству, что всякий, кто укажет, где спрятано золото, получит тысячу отборных баранов и триста дойных кобылиц.

Когда слух об этом дошел до богачей, они явились к хану и сказали ему так:

– О великий хан, у нас есть младший брат, который обладает даром ясновидения и знает, что делается на свете. Мы слышали, как он хвалился перед своими друзьями, что мог бы в одну ночь разыскать вора, да только не хочет тебе угождать. Стоит тебе пригрозить ему смертью, и слиток к рассвету будет в твоих руках .

Хан поверил братьям и тотчас же приказал привести бедняка.

Когда бедняк явился, хан сказал:

– Говорят, ты называешь себя ясновидящим... Я хочу убедиться, правда ли это. Добудь к рассвету слиток, который украли у меня, и я сверх обещанной награды дам тебе еще караван верблюдов. Если же ты не исполнишь моего приказания, я велю привязать тебя к хвосту бешеной лошади и пустить в степь.

Бедняк сразу догадался о хитрости братьев и, дрожа от страха, отвечал хану:

– О великий хан, распорядись, чтобы твои слуги поставили для меня в степи кибитку. Я переночую в ней один, творя необходимые заклинания, и, может быть, к утру мне удастся найти твое золото.

А сам подумал: «Пусть поставят мне кибитку в степи, уж я в полночь как-нибудь из нее убегу».

И вот возвели для бедняка среди степи богатую кибитку, и он остался в ней один. Как только наступила полночь, он нахлобучил на голову малахай и начал осторожно подбираться к выходу.

В это время мимо проходил на ночной промысел вор, укравший ханский слиток. Он увидел богатую кибитку и решил, что в ней можно чем-нибудь поживиться. Вор уже принялся открывать дверь, как вдруг она распахнулась перед ним, и он растянулся у ног бедняка.

Бедняк, недолго думая, навалился на него сверху и схватил за горло.

Тогда вор стал его умолять:

– Пощади меня и отпусти на волю, я дам тебе слиток золота, который украл у хана.

– Хорошо,– сказал бедняк,– я отпущу тебя, но прежде скажи, где спрятан ханский слиток?

– Иди отсюда прямо на восток и ты увидишь высокий курган и на нем большой черный камень. Под тем камнем и. зарыт драгоценный слиток.

Бедняк отпустил вора и, так как уже начинался рассвет направился к хану.

Он повел хана на восток, а за ними следовала вся ханская свита и множество слуг.

Когда они пришли к черному камню, бедняк приказал слугам рыть землю, и те откопали слиток.

–^хЭ-э-э,– сказал хан бедняку,– да ты, кажется, и впрямь ясновидящий. Стану же я тебя держать на примете.

Он был так обрадован, что тут же повелел выдать бедняку тысячу баранов, сто дойных кобылиц и караван. верблюдов и разрешил ему вернуться к себе домой.

Вскоре тот же вор увел у хана любимого его скакуна. Хан даже занемог от горя. Он опять призвал к себе бедняка и обратился к нему с такими словами:

– Если ты действительно ясновидящий, то скажи, где мой конь, и я награжу тебя вдвое щедрее против прошлого. Если же ты откажешься отвечать или ответишь невпопад, я прикажу отрубить тебе голову, а тело твое выбросить в степь волкам.

Бедняк похолодел от страха, но ничего не посмел возразить хану, только попросил снова поставить ему в степи кибитку. Хан исполнил его просьбу.

Оставшись наедине, бедняк стал размышлять, как бы ему избавиться от смерти. Так он провел время до полуночи, предаваясь крайней скорби, а в полночь украдкой вышел ив кибитки и пустился бежать куда глаза глядят.

Наконец он прибежал в глухое ущелье между двумя высокими горами и здесь в изнеможении свалился под деревом и заснул крепким сном.

В это же ущелье прискакал на ханском коне вор. Осмотревшись кругом, он убедился, что здесь ему нечего опасаться, и он решил остаться в ущелье до утра.

Вор привязал коня к дереву, а сам, не заметив спящего человека, улегся тут же и вахрапел на все ущелье.

Бедняк проснулся от страшного храпа и долго не мог понять, откуда он исходит. Наконец, он различил сквозь мрак лежащего подле него человека и привязанного к де-. реву коня. Сомнений не было – перед ним вор и конь хана. Сердце его застучало от страха и радости.

Осторожно поднявшись на ноги, он отвязал коня, одним прыжком вскочил в седло и, гикнув, понесся к ханской кибитке.

Когда на рассвете хан услышал конский топот, он Ьы-бежал из кибитки и, увидев под бедняком любимого коня, долго не мог поверить своим глазам. И только когда он подошел к коню, и конь заржал, он убедился, что это его скакун. Тут на радостях хан приказал немедленно выдать бедняку все, что ему было обещано, и в знак особой милости пригласил его выпить с собой чашку кумыса.

Слуги вынесли из кибитки для хана шелковые подушки и подали ему золотую чашу. А бедняк уселся прямо на землю поодаль от хана, и слуги налили ему деревянную чашу свежего кумыса, наполовину разбавленного овечьим молоком.

Когда хан выпил почти весь свой кумыс, в его чашу вскочил огромный кузнечик. Хан хотел поймать его, но кузнечик из-под самых пальцев выпрыгнул на землю. Хан хотел прихлопнуть его ладонью, а он опять вскочил в чашу. Тут хан изловчился, схватил кузнечика и зажал его в кулаке.

А бедняк ничего этого не видел.

– Эй, ясновидящий,– сказал хан бедняку,– хочу я тебя испытать в последний раз: окажи, что у меня в руке?

«Ну,– подумал тот,– вот я и попался, теперь мне не будет от хана пощады». И он, тяжело вздохнув, громко сказал самому себе:

– Раз ушел и два ушел, а в третий скажи, что смерть нашел.

А хан подумал, что он говорит про кузнечика.

– Молодец, ты отгадал! – сказал хан и оторвал кузнечику голову. Он долго смеялся над затейливым ответом бедняка, а потом одарил его подарками и отпустил домой.

С тех пор бедняк навсегда избавился от нужды, а братья-богачи, узнав о его удаче, не перенесли огорчения и умерли в один и тот же день.

2Г »

авным-давно жил хан. У этого хана был подчиненный по имени Бекжан. Он украл деньги. Об этом никто не знал. Хан приказал созвать весь народ на пир, расставить гостям кибитки, и перед каждым гостем по* ложить по одному серебряному гривеннику. Кто возьмет гривенник, тот, значит, и украл у хана деньги. Хитрый Бекжан скоро разузнал в чем дело. Он смазал подошвы своих сапог клеем и стал обходить гостей с кумганом в руках, предлагая им вымыть перед едою руки. Все гривенники пристали к его подошвам. Так хан и не узнал, кто украл деньги.

У хана был верблюд, который мог угадывать, где находится потерянная вещь. Этим захотел теперь воспользоваться хан. Пустили верблюда. Верблюд весь день ходил около юрт, а к вечеру улегся около кибитки хитрого Бек-жана. Бекжан догадался, почему выпустили ханского верблюда, зарезал его, а мясо спрятал. Хан и об этом поступке хитрого Бекжана не мог ничего разузнать. Тогда он придумал еще способ поймать вора. Хан приказал врыть столб и на самый верх его положить мешок с деньгами. По ту и другую сторону столба был приставлен караул по пятидесяти человек на каждой стороне. Бекжан и тут схитрил и обманул хана – взял его мешочек с деньгами.

Он достал белую лошадь, вымазал правую сторону своей одежды и лошади грязью. Затем он сел на лошадь, быстро подъехал к столбу, схватил мешочек с деньгами и исчез. Хан приказал разыскать вора.

И вот те из стражи, которые стояли на правой стороне, говорили, что вор был на черной лошади и в черной одежде, а стоявшие по левую сторону утверждали, что он был на белой лошади и в белой одежде. Так хан и не нашел вора. Он собрал опять весь свой народ на пир и объявил, что он готов выдать свою дочь за таинственного хитреца. Бекжан узнал об этом, явился к хану и рассказал ему обо всех своих проделках. Хан выдал за Бек-жана свою дочь и устроил по этому случаю большой пир. Так-то вот Бекжан достиг своей цели.

22 Казахские сказки

НЕБЫЛИЦЫ

и

АНЕКДОТЫ

СОРОК НЕБЫЛИЦ

ыло то или нет – суди сам.

В давно прошедшие времена один хан народом повелевал, народ от этого хана беды претерпевал. Хан делал, что хотел, народ молча терпел.

Играет кровь у бездельника-хана от выпитого вина; потеряв разум, объявил он своему народу.

– Если – кто бы он ни был – без задержки расскажет мне сорок небылиц, такого человека я с головы до пят осыплю золотом. Я одарю его богатством, достаточным на всю жизнь. Если такому человеку будет угодно, я выдам за него свою дочь, посажу рядом с собою, сделаю визирем... Но если – кто бы он ни был – в рассказе его окажется хоть одно слово правды,– такого рассказчика я тут же повешу!

Объявление хана дошло до ушей всех. «Без надежды – один сатана»,– говорит пословица; у многих зачесались языки, многим захотелось ханской награды.

Голодные бедняки, безлошадники, те, кого нужда связала по рукам и ногам, захотев сразу разбогатеть, подумали. «Что тут трудного? Тот, кто уже разделся, не побоится нырнуть». Рассуждая так, они являлись перед ханом. И немало невинных людей было повешено.

Другие же, в особенности приезжие, представ пред грозным ханом с готовой сказкой на устах, увидев повешенных, от испуга не могли ничего сказать, лишались рассудка и, таким образом, тоже напрасно погибали.

Ханский дворец весь был завален повешенными и заставлен виселицами, когда перед ханом предстал мальчик-сирота, задавленный нищетою, захудалый, вшивый, ни разу в жизни досыта не наедавшийся, весь в лохмотьях, с посиневшими губами, с израненными ступнями и растрескавшимися ладонями.

– Душа моя,– сказали мальчику люди, сидевшие у порога ханского дворца,– ты совсем юн, как бесперый гусенок, здесь побывали люди гораздо старше тебя и то погибли напрасно. Неужели с юных лет ты не находишь места в жизни? Ко всему надо спешить, кроме смерти,– говорит пословица. Послушайся нас, вернись!

Мальчик, не слушая их, вошел в ханский дворец и приветствовал хана, согнув колени. Хан опросил:

– Ну, что хочешь сказать?

– Таксыр^{42, я пришел рассказать вам сорок небылиц,– ответил мальчик.}

Хан, насмехаясь над мальчиком, молвил:

– Как сможешь ты справиться с задачей, с которой и взрослые не справились?

– Не тот знает, кто много жил, а тот, кто много видел, говорит пословица,– ответил мальчик.

– На заре жизни ты напрасно погибнешь,– сказал хан.

– Таксыр! Моя жизнь не краше, чем у тех, кого ты повесил. Но уж если падать, говорит пословица, так падать с хорошего верблюда.

– Если так, рассказывай,– разрешил хан.

– Таксыр! – начал сирота.– То, о чем я хочу тебе рассказать, было еще тогда, когда небо было не больше потника, а земля не крупнее седла, и меня еще не было на свете. В то время я был еще в семени отца, в утробе матери и кормился тем, что пас лошадей своего внука. За пятнадцать лет я заработал себе на калым, поскорей родился, сосватал себе невесту и женился. Самый младший из пятерых моих детей как раз вчера достиг двадцати пяти лет, сейчас он на десять лет старше меня самого.

Однажды в знойный летний день я погнал лошадей моего внука на водопой к разлившемуся по всей степи колодцу. О таксыр! Вы сами поймете, какой жаркий был день: вода в колодце замерзла, лед был толщиной в рост человека. Не слезая с коня, я стал рубить его топором, чтоб добраться до воды, да не вышло, только топор выщербился. Тогда я засунул топор ва воротник, вынул из кармана лом, чтобы пробить лед,—да не вышло, только лом согнулся. Не зная, что делать, я стал теряться, но тут меня осенила счастливая мысль: я схватил себя за глотку, оторвал голову от туловища и один раз слегка ударил по льду своим виском. Ой, таксыр мой, тут ни одного словечка лжи: лед тотчас разломался, и столько воды вытекло, что я спокойно напоил своих лошадей, поставив их в один ряд. К счастью, колодезная вода оказалась соленой, и лошади напились так, что животы их раздулись, и потом охотно стали пастись на льду, где росли густой ковыль и высокая полынь.

Я прикрыл глаза, чтобы заснуть, и увидел, что среди лошадей не оказалось семисаженного рыжего жеребенка, рожденного от пестрой двухвершковой кобылы. Что же, думаю, конокрад украл или волк съел? Стал озираться по сторонам – нигде не видать. Тогда я воткнул свой курык в лед, забрался на него и стал глядеть вокруг. Нет, не видать! Думая, что курык оказался слишком низким, я воткнул в его петлю нож – опять ничего не видно. Тогда я надел на нож ножны, забрался по ним еще выше – нигде не видать моего жеребенка! Воткнул я в конец ножен веревочную камчу, снова забрался на самую⁴"макушку, опять не видать нигде жеребенка! Что же, думаю, теперь делать? Тут меня еще раз осенила счастливая мысль, у меня была с собой иголка, которую я всегда носил под языком, о ней-то я и вспомнил.

Я воткнул ее в рукоять камчи, снова забрался на самую ее верхушку, но опять ничего не увидел. Тогда в отчаянии я вынул глаза, поднял их в руках над головой, осмотрел ими всю степь – ничего нет! Не зная, что делать, я обратился за советом к своему курыку. Курык, чтоб ему пусто было, начал поносить меня. Что же, как бы ты думал, сказал он мне, ругаясь вовсю? «Если ты не дохлая собака, то вместо того, чтобы глазеть на землю, закрыл бы ты глаза покрепче и взглянул бы на небо»,– вот что сказал мне мой курык. Я возразил ему: «Ой, ой, разве ты не видишь, что все небо покрыто тучами?» Он еще пуще разозлился и закричал: «Эх ты, дурень, разве у тебя нет рук? Отодвинь часть туч в одну сторону, часть в другую!» Подумал я над его словами и понял, что курык мой правду говорит. Я бросил вниз ненужные мне теперь глаза, протянул руку и раздвинул тучи, потом зажмурился и взглянул на небо. О чудо, что же нужно, больше? Я увидел своего рыжего жеребенка: взобравшись на веточку высокого дерева и там же ожеребившись, он стоял себе преспокойно у самой Полярной звезды, кормя молоком сына, который находился у Венеры, у склона горы Кап. Я так обрадовался, будто жена родила мне сына и, не мешкая, тут же бросился в море, отделявшее меня от моего жеребца, сделав из своего курьжа лодку, а из ножа – весло. Но не тут-то было! Почему-то я стал тонуть. Тогда я сделал из ножа лодку, а из курыка весло и таким образом в одно мгновенье пронесся через море.

Добравшись до жеребца и рожденного им жеребенка и боясь, что они опять убегут, я привязал жеребца к хвосту жеребенка, а жеребенка к хвосту жеребца, переплыл море и пустил их пастись на лед. Тут я увидел на льду, что под невыросшим еще старым раскидистым тростником лежал неродившийся жирный заяц. Я тотчас схватил свой лук и пустил в зайца стрелу, но она отскочила от его меха. Тогда я сбегал за стрелой, принес ее обратно, перевернул тупым концом и вновь ее пустил. Стрела прошла теперь зайца насквозь.

Затем я привязал свою лошадь к торчавшему изо льда столбику и начал собирать кизяк в полы халата, чтобы поджарить зайца. Вдруг гляжу: лошадь моя, закрыв от испуга глаза хвостом, бьется на привязи,, как бешеная. Свалив в кучу собранный кизяк, я побежал было к лошади, но кизяк вдруг сделал – фрр... и разлетелся в разные стороны: оказывается, я насбирал на льду перепелок, приняв их за кизяк! Осмотрев лошадь, я понял, что по ошибке привязал лошадь к шее белого лебедя. Испугавшись взмаха крыльев, лошадь бесилась и брыкалась. Я вытащил свою иголку и, не имея под рукой молотка, вбил иголку в лед своей головой, привязал коня к иголке и получил наконец возможность отдохнуть. Собрался было прирезать пойманного зайца, но в ножнах не оказалось ножа. Эх, думаю, где же он запропал? Думал, думал, три дня и три ночи думал, наконец вспомнил: ведь я же сам воткнул его в конец курыка, он там и остался! Лень мне было съездить за ним, я вытащил один из передних зубов и стал им резать зайца. Я всегда славился как хороший резник и, применив все свое искусство, я закончил резку зайца за каких-нибудь пять дней. Высушил мясо, засолил его песком, а одну ляжку зайца положил в котел, чтобы натопить себе сала. Но сало все время вытекало из котла. Тогда я выкинул целый котел, веял дырявый, и что же получилось, таксыр? Когда-нибудь вы видали такую штуку? Ни одной капли сала не вытекло, и набралось его столько, что я наполнил им кишки верблюда, кишки вола и кишки самого зайца, и еще осталось пудов шесть.

Видя, что сала мне не хватит и на завтрак, я подумал: «Лучше я смажу им свои сапоги, все-таки польза». Но сала едва хватило на пятки одного сапога, голенище его осталось несмазанным. И другой сапог тоже остался без смазки.

«Храбрец своим трудом должен хоть раз насытиться»,– говорит пословица. Я взял в руки кусок мяса и, дождавшись, когда он поджарился на солнце, потянул его ко рту. Вот так штука! Моего рта не оказалось почему-то на месте! От испуга сердце у меня похолодело: ойбой, где же мой рот? Я стал водить рукой по лицу, отыскивая его. Что же оказалось? Недоставало не только рта: всей головы не оказалось на моей шее. Ой, таксыр! До сих пор я трясусь, вспоминая свой тогдашний испуг.

«Эх– эх, как же я буду жить без головы?» – задумался я, схватившись за затылок. В это время кто-то дотронулся до моего плеча: «Маке! Не знаете ли вы, чья это голова?» Всмотревшись, я увидел, что голова моя и что принес мне ее мой собственный сын, тот самый, который родился ровно двадцать шесть лет спустя. «Светик мой, где ты ее нашел?» – спросил я. Мой сын ответил: «Она лежала там, где ты разбивал лед, я сразу узнал, что она твоя, потому и принес сюда». Ой, таксыр! До сих пор я смеюсь, вспоминая свою тогдашнюю радость.

Голова моя оказалась сильно утомленной от долгой бессонницы, и, пристроив ее на место, я улегся, постлав себе постель изо льда и покрывшись снегом. Согревшись, я заснул как убитый. Около середины ночи я проснулся от сильного шума и возни. Испугавшись, я стал озираться – и что же оказалось? Мои сапоги дрались и были все в крови. «Эй, батыры, что с вами?» – спросил я. Оставшийся без смазки сапог слезливо ответил: «Этот жадюга выпил все сало, а я не попробовал его!»

Второй возражает: «Разве ты достоин сала, ничтожный?» Я рассердился, щелкнув пальцами по лбу того и другого и, раставив их в разные стороны, опять улегся спать.

Проснувшись утром, я увидел, что оставшийся без смазки сапог, разобиженный, удрал ночью – чтоб ему ослепнуть! «Ах ты, стервец!» – крикнул я и, всунув обе ноги в оставшийся сапог, пустился в погоню по следу убежавшего сапога. Месяц иду, другой иду... От тоски по убежавшему сапогу умерла оставшаяся дома жена.

В один из дней я добрел до садовника, который, вын растив дыню на затылке вола, сидел и варил эту дыню. Когда она сварилась, он протянул ее мне и сказал: «Светик мой, у тебя есть нож, разрежь ее и кушай на здоровье!» Я вытащил свой нож и вонзил его в дыню. Но лезвие выпало из рукоятки и провалилось внутрь дыни... Эх,– думаю,– правду говорят, что кому не повезет, того собака и на верблюде укусит! Вот все время мне не везло, нож этот с малых лет всегда и везде был со мною, как же я мог оставить его внутри дыни?» Раздевшись, я нырйул внутрь дыни и начал разыскивать свой нож – искал в горах, искал в песках, искал в долине, выбился совсем из сил. Наконец я повстречал такого же неудачника, как и я, который бродил, отыскивая свою потерю. Я стал было расспрашивать его, не видел ли он моего ножа, описав ему подробно его масть, вид, тавро, походку и кличку. Чтоб ему пусто было! Он ни с того ни с сего взял да плюнул мне в лицо. «Что с тобой, взбесился ты, что ли?» – напустился я на него. Но он тоже оказался горячим и грозно мне крикнул: «Я в течение нескольких месяцев, загнав нескольких коней, ищу в этой дыне целый табун моих пропавших лошадей. Ты же ищешь какой-то четырехвершковый, ничего не стоящий нож да еще расспрашиваешь!» Я был сильно разгневан его словами и вступил с ним в жестокую драку. Оба мы оказались в крови, ни одного волоска не осталось в бороде у обоих.