Текст книги "Проданный сон"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

В тот вечер жена ишана сварила для мужа и себя плов, а для сопи и батраков, работавших у них, большой котел тыквенной каши. Ночью, когда все уснули, Яртыгулак набрал в миску тыквенной каши, остававшейся в котле, и вылил ее на штаны ишана. Потом Яртыгулак подошел к тому месту, где спали сопи, и их штаны тоже забросал тыквенной кашей. Затем он снял расшитые тюбетейки со взрослых дочерей ишана и надел им на головы крышки от кувшинов с маслом. А чалму ишана надел на голову его жене. Сам же влез на дверь и, хотя еще не рассвело, стал кричать азан. Сопи, которые спали в мечети, проснулись и увидели, что их штаны перепачканы. «Видно, мы объелись вчера, запачкали штаны и осквернили вонью мечеть», – подумали сопи, вскочили и бросились бежать. А ишан, проснувшись, тоже решил, что он наделал в штаны, и крикнул:

– Жена, эй, жена, вставай! Мне нужно сменить одежду, моя – не в порядке.

Жена встала и кинулась искать одежду. Глянул ишан, а у той на голове его чалма. Потом встали дочери ишана, и оказалось, что у них на головах крышки от кувшинов. Ишан, который не мог встать, изумился, увидев все это, и закричал:

– Что случилось? С ума вы что ли посходили?

Ничего не подозревавшая жена ему отвечала:

– Как это – что случилось? Ты вот штаны обмарал! Когда ешь – знай меру.

На шум сбежались люди.

– Дура, – кричал ишан жене, – я спрашиваю, что у тебя на голове? И что это на головах у наших дочерей?

Жена сняла то, что было у нее на голове, и увидела, что это чалма, глянула на дочерей, а на них – крышки от кувшинов.

– Увы, – проговорил ишан, – у нас стал хозяйничать джинн той женщины, что приходила вчера.

– Да пропади пропадом и ее джинны, и ее деньги, а вот мы стали посмешищем для людей, – заныла жена.

Ишан переоделся и занялся своими делами. А в этот вечер ишана пригласили на свадьбу. Когда ишан стал туда собираться, Яртыгулак снова залез в его чалму.

Яртыгулак сидел на самой макушке ишана и озирался вокруг, а ишан погонял своего осла и уже приближался к месту, где была свадьба. Тут Яртыгулаку в голову пришла одна мысль. Он спрыгнул с головы ишана на круп осла, потом сполз вниз, уцепился за кисточку его хвоста и принялся колотить осла по заду. Осел стал брыкаться и лягаться и до того разошелся, что сбросил ишана, словно набитый мешок, на каменистую землю. Ишан разбил лоб, потерял сознание, да так и остался лежать на дороге. Прохожие увидели его и подобрали.

А Яртыгулак, расставшись с ишаном, сам отправился на ту свадьбу. Пришел он туда и видит, что хозяин юрты, где была свадьба, – важный бай. Бай женил своего единственного сына и по случаю свадьбы устраивал пир. Яртыгулак незаметно пробрался в сухой траве, пролез между жердями с задней стороны юрты, устроился за кошмой [59]59
  «устроился за кошмой…» – см. прим. 54


[Закрыть]и заглянул в щель. Поблизости сидела вместе со своими подругами невеста, которую уже привезли. Подальше расселись, скрестив ноги, разные богатые люди и увлеченно беседовали. А на самом почетном месте юрты сидел, накручивая чалму, тот самый ишан.

Яртыгулак принялся тыкать палкой сидевших с невестой девушек, а те, подозревая в этом друг друга, начали переругиваться. Обозлившись и не решаясь дальше разговаривать на людях, девушки стали уходить. В конце концов невеста осталась одна.

Когда зашло солнце, ишан собрался совершить обряд бракосочетания, назначил двух свидетелей и приступил к делу. Свидетели подошли к невесте, которая сидела, закутавшись с головой, и спросили:

– Кого из нас вы выбираете своим свидетелем?

А невеста сидела, закутавшись, и плакала. После того как вопрос ей был повторен несколько раз, Яртыгулак как закричит из-за кошмы:

– Чтобы стать женой вашего плешивого парня, ни одного из вас не хочу иметь своим свидетелем!

Свидетели перепугались, а присутствовавшие здесь удивились и растерялись. Подошла одна женщина и стала ласково уговаривать невесту. А та, не зная, что ей теперь делать – плакать или смеяться, сидела, по-прежнему плотно завернувшись в курте. Так как невеста не отвечала, Яртыгулак закричал снова:

– Нет, нет, я ведь сказала твердо и не передумаю!

Женщины, обступившие было невесту, отпрянули и стали переговариваться: «Что, эта невеста – дурочка, что ли?»

– О невеста, ты совершаешь грех, это постыдно, – сказал со своего места ишан.

Тогда Яртыгулак крикнул:

– А мне не нужен брак, который заключает такой человек, как ты!

– Господи помилуй, что это еще за несчастье! – воскликнул ишан и умолк.

День подходил к концу. «Вот уже и солнце село, прошел этот благоприятный день, теперь придется отложить свадьбу на завтра», [60]60
  «придется отложить свадьбу на завтра». – Согласно свадебным обычаям туркмен невесту привозили в дом будущего мужа к концу дня. Обряд бракосочетания происходил через несколько часов после прибытия невесты.


[Закрыть] – стали говорить люди, и те, у кого были срочные дела, ушли, а те, кто любопытствовал, чем все это кончится, остались посмотреть.

Сын бая, который был в соседней юрте, с нетерпением ожидал вечера и, беспокоясь, что дело затягивается, пришел в юрту, где была невеста. [61]61
  «…пришел в юрту, где была невеста…». – По свадебным обычаям некоторых туркменских племен, жених во время бракосочетания и свадебного тоя должен находиться не там, где невеста, а в другой юрте.


[Закрыть]А Яртыгулак в это время вскарабкался между кошмами и деревянным остовом юрты и вылез в дымоход.

– Сегодня уже поздно заключать брак, – сказал ишан, – но нужно позаботиться о завтрашнем дне, поэтому давайте все покинем юрту, а юноша пусть покажет невесте свою голову.

Присутствовавшие сочли это разумным. В это время Яртыгулак как закричит в дымоход:

– Не прозевай, девушка! Они хотят вместо плешивого сына бая показать человека со здоровой головой!

Люди изумились, поглядели наверх, но ничего не увидели. Тогда ишан в испуге сказал:

– Видно, это тот проклятый джинн. Он не дает покоя нашему селению. Что ему от нас нужно?

– Наверное, нужно прогнать его молитвой, – отвечал бай-хозяин.

– Ох, да я уже молился, и мне не удалось его прогнать, – сказал ишан, – наоборот, он наметился на меня самого и совсем было оседлал меня. А однажды ночью он забрался ко мне на живот и стал душить. Чуть не убил.

Тут Яртыгулак как крикнет:

– Это не тогда ли я забрался к тебе на живот, когда ты обмарал свои штаны?

– Вот видите, – сказал ишан, – он меня совсем замучил.

– Что же теперь делать? – спросил бай.

– Нужно собрать самых знающих мулл и молиться всем вместе, – отвечал ишан.

Бай тут же велел позвать четверых самых знающих мулл, которые жили в селении. А еще там был порхан, так бай и его велел позвать. В одной части юрты стали молиться четверо мулл во главе с ишаном, а в другой – порхан принялся прыгать, скакать, так что у него на губах выступила пена, и выкрикивать:

– Эй, сюда, мой баран, что живет в такой-то долине!. [62]62
  «Эй, сюда, мой баран, что живет в такой-то долине» – возглас порхана, который свидетельствует о пережитке тотемистических воззрений, когда те или иные животные считались священными покровителями людей.


[Закрыть]Эй, сюда, мои пери, что живут в таком-то ущелье! Эй, сюда, мои джинны, что живут на такой-то вершине!

– Ну-ну, поглядим, каковы твои джинны, – сказал Яртыгулак и, спрятавшись между складками серпика, закрывавшего дымоход, улегся там.

Яртыгулак очень устал и поэтому сразу уснул. Поспав некоторое время, он проснулся, прислушался и сказал себе: «Должно быть, в юрте полно джиннов. Поглядим, что это такое – джинны, пери и бараны порхана». Посмотрел Яртыгулак через дымоход вниз и увидел, что порхан в исступлении, изо рта идет пена, да так, что даже длинная борода порхана покрыта ею, крики усилились во сто крат, а сам порхан дергается и кидается из стороны в сторону так, что кажется, будто большая юрта превратилась в тесный ящик. Муллы в поте лица все еще молятся во все горло, а люди сидят и дремлют, и, кроме них, в юрте не видно ни джиннов, ни пери, ни баранов.

После полуночи обессилевший порхан остановился и сказал:

– Ну, видишь, бай-ага, что я сделал: стоило моим джиннам тронуться с места, как тот джинн, что был в твоем доме, пустился наутек. Явились мои джинны и пери и прогнали твоего джинна за горы и долы.

Тогда ишан сказал:

– Наши молитвы тоже очень помогли.

Тут Яртыгулак не утерпел и рассмеялся над их словами. Присутствовавшие удивились и перепугались.

– Оказывается, этот проклятый еще не исчез, – проговорил ишан.

Пока Яртыгулак сожалел о том, что рассмеялся, порхан ответил:

– Не бойтесь и успокойтесь: это мои джинны смеялись от радости, что прогнали того.

После этого все успокоились.

– Бай-ага, – сказал порхан, – если позволишь, я верну своих джиннов на место.

– Отпусти их, – отвечал бай.

И порхан, опять выкрикивая нараспев, спровадил «своих джиннов». Муллы перестали молиться. В юрту принесли чай и еду.

Когда все поели, в одной половине юрты расстелили в ряд постели и уложили спать мулл и порхана. Остальные гости разошлись по своим домам. А рядом с невестой в эту ночь должны были спать две девушки. Так как люди большую часть ночи провели без сна, стоило им коснуться головами подушек, как глаза их тотчас закрылись, и они погрузились в глубокий сон.

Яртыгулак спрыгнул с дымохода, взял ножницы, которыми бай подстригал свою бороду, и подошел к спавшим муллам. Проговорив «бисмилла», он приступил сначала к ишану и срезал его длинную пегую бороду под корень. После этого Яртыгулак отхватил под корень длинную пегую бороду самого важного муллы. Затем он по очереди отрезал бороды у остальных мулл. У самого младшего муллы Яртыгулак отстриг только кончик бороды, подкоротил ее, а совсем срезал усы. Покончив с этим, Яртыгулак подошел к порхану и сказал: «Ну, если у тебя есть свои джинны, то пусть лучше они поспешат сюда». Затем он срезал правую половину длинной черной бороды порхана, а левую половину оставил и отрезал левый ус, а правый оставил.

В углу юрты лежали желудки зарезанных для пира животных. Яртыгулак взял эти желудки и надел на головы девушек, спавших сладким сном возле невесты, а тюбетейки девушек спрятал. Потом он взял бороду ишана и приклеил ее к подбородку невесты, а под носом у нее пристроил ус младшего муллы. Так невеста стала с бородой и усами. Остальные бороды Яртыгулак соединил вместе и прикрепил их к бороде бая, так что борода у бая стала до самых ног.

– Ну вот, кажется, я неплохо справился с этим делом, – сказал после этого Яртыгулак и снова залез в дымоход.

Когда рассвело и взошло солнце, хозяева и гости стали просыпаться. Раньше всех встала невеста. Увидала она желудки на головах спавших рядом с ней девушек и принялась смеяться. Проснулась жена бая и спросила:

– Ой, что это борода у тебя стала такая длинная?

– Что ты, дура, болтаешь! – отвечал бай, но, открыв глаза, поглядел сам и так удивился, что и не знал, что сказать. Тут проснулся порхан, увидел мулл с голыми подбородками и начал хохотать. «Видно, среди моих джиннов есть один негодный проказник, это его рук дело. Побраню его как следует», – подумал он. А муллы в это время пригляделись к лицу порхана и тоже громко расхохотались. Порхан торопливо потрогал свои щеки и на одной из них не нащупал ничего. Тогда он кинулся бегом к зеркалу в углу юрты, схватил его, посмотрел на себя и увидел, что его усы и борода смахивают на лужайку, потравленную конями. Порхан отпрянул от зеркала и передал его мул: лам; те глянули на свои лица – а подбородки у них совсем голые. Девушки, не подозревая о том, что с ними самими, увидали усы и бороду невесты и в испуге попятились. А жена бая их спрашивает:

– Эй, полоумные, что это с вами?

– У невесты выросли усы и борода, – отвечали девушки.

– Я не о том, плешивые. Я спрашиваю, что это вы надели себе на головы? – сказала жена бая и дала им зеркало.

Девушки увидели у себя на головах желудки, бросили зеркало и побежали к себе домой. А невеста, когда увидела в зеркало свои усы и бороду, перепугалась сама себя. Стала она скорей отрывать бороду и усы.

В это время как раз начали собираться отовсюду мужчины и женщины, чтобы узнать о вчерашних джиннах. Порхан и муллы, не найдя, куда бы им спрятаться, не стали дожидаться обещанного баем вознаграждения и выбежали из юрты. Бросились они наутек, выбирая места побезлюдней. В юрте остались только бай, его жена и невеста.

– Как же теперь избавиться от этой беды? – сказал бай. – Если бы нашелся человек, который бы избавил нас от этой напасти, я дал бы ему все, что бы тот ни потребовал.

– А если бы он потребовал десять баранов? – спросил тут Яртыгулак из дымохода.

– Ах, да я дал бы и пятнадцать! – отвечал бай.

– Ловлю тебя на слове, не забудь своих слов! – крикнул Яртыгулак, соскользнул вниз между кошмами и деревянной решеткой юрты и незаметно в сухой траве выбрался на дорогу.

Шел он по обочине дороги, шел – и нагнал его человек верхом на коне. Всадник был из того же селения, что и Яртыгулак, и возвращался домой с той же свадьбы. Поравнявшись с Яртыгулаком, всадник остановился подтянуть подпругу. В этот миг Яртыгулак незаметно уцепился за хвост коня, а когда всадник стал садиться в седло, вскарабкался коню на спину и уселся на чересседельнике.

Когда всадник поравнялся с юртой Яртыгулака, тот спрыгнул с коня и пошел домой. Вошел Яртыгулак в юрту, обнялся с отцом и матерью, которые очень ему обрадовались, и стали они друг друга расспрашивать. Яртыгулак рассказал обо всем, что с ним случилось, и добавил:

– Отец, такой-то пастух должен нам одного барана. И такой-то пастух тоже должен нам одного барана, а такой-то – должен двух баранов, – так Яртыгулак назвал многих пастухов. – Пойди и скажи им, чтоб они отдали баранов, которых обещали за то, что мы прогнали волков. А потом сходи к такому-то баю и скажи ему, чтоб он отдал баранов, которых должен за то, что мы прогнали джинна.

Отец пошел, забрал долг у пастухов и бая и вернулся, погоняя целое стадо овец.

Яртыгулак же узнал все людские тайны, каждому говорил в лицо о его пороках, не держал на сердце злобы, правду называл правдой, а неправду – неправдой, не одобрял хитрости и коварства, был правдив и честен и в конце концов достиг исполнения всех своих желаний.

45. Пять каландаров

Было ли не было, в старые времена в цветущей стране Чандыбиль жил падишах по имени Ахмед-шах. Детей у него не было. Правил он сорок лет и наконец стал молить бога: «Пошли мне ребенка». Семь дней и ночей Ахмед-шах занимался благочестивыми делами, а на восьмую ночь увидел сон, будто у него родится сын. Прошел месяц, и жена падишаха забеременела, а через девять месяцев и девять дней родился у падишаха сын. Ахмед-шах так обрадовался, что созвал к себе всех людей, у которых в этот день тоже родились сыновья, и сказал:

– Раз ваши сыновья родились в один день с моим, пусть они тоже станут моими сыновьями.

А в тот день, когда падишах стал отцом, родились сыновья у четверых бедняков. И вот падишах забрал к себе их сыновей, нанял пятерых нянек и стал воспитывать всех мальчиков вместе. Когда мальчикам исполнилось семь лет, каждого из них стали обучать какому-нибудь ремеслу. Один изучал ремесло художника, другой – ремесло копателя кяризов, третий учился на муллу. И вот братьям исполнилось четырнадцать лет.

Как-то раз сели юноши на своих коней и отправились на прогулку. А падишах в это время был у себя во дворце. Тут какой-то купец принес падишаху сундук.

– Что это? – спросил падишах.

– Сундук продается, – отвечал купец.

– Тогда открой крышку, поглядим, что в нем находится, – сказал падишах.

– Этот сундук не открывается, – отвечал купец.

– Раз так, – сказал падишах, – то я куплю его и открою сам.

Падишах отдал деньги, открыл сундук и увидел внутри шелковую рубашку.

– Увы, купец обманул меня! – огорченно воскликнул падишах.

Он развернул рубашку и тут увидел, что на ней нарисован портрет девушки, да такой, что не ешь, не пей, а только сиди и на нее гляди. Увидал падишах этот портрет и упал без чувств. А когда он пришел в себя, то внимательно разглядел рубашку и заметил под портретом подпись: «Гюльджемиле, дочь китайского падишаха». «Пусть лучше мой родной сын никогда не увидит этого портрета», – подумал падишах. Он спрятал портрет в сундук, а сундук отнес в одну из комнат, запер ее на замок и отдал ключ жене.

Но один из сыновей падишаха, тот, что учился на муллу, был все время рядом с падишахом и видел портрет девушки.

Прошло несколько дней, падишах взял с собой везиров и векилей, поручил дела родному сыну и уехал на охоту.

Теперь послушай о сыне падишаха – мулле.

Пришел он к родному сыну падишаха и рассказал ему про секрет падишаха. Родной сын падишаха, еще не видя той девушки, уже влюбился в нее и потребовал у матери ключ от комнаты, где хранился сундук. Мать не дала ему ключ. Тогда сын падишаха сговорился со своими братьями, и они взломали дверь. Вошел сын падишаха в комнату, нашел сундук, открыл его и увидел портрет девушки. И тут уж он влюбился в нее всей душой и всем сердцем. Не в силах дожидаться возвращения отца, он хотел тотчас же отправиться на поиски девушки, но братья его удержали. Когда вернулся отец, шахзаде стал просить его:

– Посватай за меня эту девушку!

– Ее отец – падишах не отдаст нам свою дочь, а воевать с ним – у нас сил не хватит, – отвечал отец.

Тогда сын сказал:

– Если ты меня отпустишь, я сам добуду девушку.

Получив разрешение отца, пятеро братьев переоделись каландарами и пешком отправились в город китайского падишаха. Пришли они туда и остановились в караван-сарае. Но как увидеть дочь падишаха, они не знали. Наконец посоветовались они между собой и решили: «Надо, чтобы каждый из нас занялся каким-нибудь делом». Тогда брат, который изучал ремесло художника, сделал из бумаги цветок, отдал его сыну хозяина караван-сарая и велел продать, а деньги поделил с ним поровну.

Цветы так хорошо продавались, что братьям вполне хватало на жизнь, и ничем другим они не занимались.

Однажды братья отдали сыну хозяина караван-сарая очень красивый цветок и сказали:

– Не продавай его меньше чем за сто туманов.

– Хорошо, – отвечал юноша, взял цветок и пошел на улицу. А там был страшный переполох. В недоумении юноша остановился. Тут появились ясаулы падишаха и стали разгонять людей. Следом за ясаулами показалась толпа женщин и девушек, лица которых были закрыты покрывалами.

– Что здесь происходит? – спросил юноша.

– Прочь с дороги, дочь падишаха идет гулять в сад! – закричал один из ясаулов.

Юноша отошел в сторону. В это время в карете со стеклянными окнами [63]63
  «…в карете со стеклянными окнами» – деталь, призванная передать богатство и необычность чужеземного быта в сказочном «Китае».


[Закрыть]мимо проезжала дочь падишаха. Она увидела юношу, который держал в руках цветок замечательной красоты. Дочь падишаха окликнула юношу и спросила:

– Продашь свой цветок?

– Да, – ответил юноша и продал цветок за сто теньге. [64]64
  «…за сто теньге» – по-видимому, рассказчик забыл, что речь сначала шла о ста туманах.


[Закрыть]

– Кто делает такие цветы? – спросила дочь падишаха.

– Я делаю, – отвечал ей юноша.

– В таком случае, – сказала дочь падишаха, – приноси мне их каждый день.

Юноша обещал, а дочь падишаха даже не пошла на прогулку. Она взяла прекрасный цветок и тут же вернулась домой. С тех пор юноша каждый день стал продавать цветы дочери падишаха.

Как-то раз художник-шахзаде сделал особенно красивый цветок. Потом на листке бумаги нарисовал реку, текущую в пруд, подсунул бумагу под лепесток цветка так, чтобы торчал край, и послал сына хозяина караван-сарая к дочери падишаха. Юноша продал этот цветок дочери падишаха за шестьсот теньге. Этот цветок понравился дочери падишаха гораздо больше, чем другие. Она взяла его, стала разглядывать и вдруг заметила какой-то листок бумаги. «Что это такое?» – подумала девушка и развернула бумагу. Смотрит, а там нарисована река, что протекает возле ее дворца. Тогда дочь падишаха стала расспрашивать сына хозяина караван-сарая:

– Скажи правду, кто делает цветы и нарисовал этот рисунок?

– Я сам делал, – отвечал юноша.

– Ну, если ты их делаешь сам, то сделай цветок у меня на глазах. Принесите ножницы и бумагу! – приказала девушка.

Прислужницы принесли бумагу и ножницы, но юноша так ничего и не сумел сделать. Тогда дочь падишаха спросила снова:

– Скажи правду, кто делает эти цветы?

– Мне было велено не говорить, – отвечал сын хозяина караван-сарая.

Дочь падишаха стала его уговаривать, и юноша рассказал все, что знал:

– У нас в караван-сарае живут пять каландаров. Один из них и делает эти цветы.

Дочь падишаха взяла лист бумаги и калам, написала каландарам письмо и отправила его с юношей. В письме девушка спрашивала: «Откуда вы прибыли? Для чего делаете и продаете цветы?»

В тот день юноша вернулся домой с письмом. Прочитали каландары письмо, обрадовались и сказали своему брату-мулле:

– Напиши ответ, покажи свою образованность.

Тот взял калам и написал: «Наш шахзаде влюбился в вас, поэтому мы здесь». Затем он подробно описал все, что с ними случилось. А художник снова сделал цветок. И на этот раз это был совсем особенный цветок. Потом художник нарисовал портреты шахзаде и дочери падишаха, вложил их в цветок и послал с сыном хозяина караван-сарая. Юноша отнес его дочери падишаха. Та взяла цветок и заметила письмо. Прочитав письмо, девушка заметила еще одну бумагу. Она развернула ее и увидела свой портрет и портрет шахзаде. Взглянув раз на портрет шахзаде, девушка тут же написала: «Устройте нам свидание» – и отправила это послание с сыном хозяина караван-сарая к шахзаде. Тогда был сделан еще один цветок, и брат шахзаде, который изучал мастерство рытья кяризов, оделся в женское платье и отправился во дворец. Он пришел к дочери падишаха и рассказал ей обо всем. Тогда девушка спросила:

– Как же мне встретиться с шахзаде?

А мастер по кяризам ответил:

– Если вы сможете выносить вырытую мной землю, то я начну рыть под твоим покоем кяриз и через пятнадцать дней выйду на поверхность в нашей келье в караван-сарае.

Девушка согласилась, и юноша стал копать кяриз от ее дома. А прислужницы выносили вырытую землю и сбрасывали ее в реку, что протекала возле дворца. Таким образом через две недели брат шахзаде вышел на поверхность в той келье, где они жили, и сообщил об этом дочери падишаха.

– Приведи ко мне шахзаде, – сказала девушка, и шахзаде провели во дворец. Так они встретились друг с другом и стали проводить время в наслаждениях.

Прошло шесть месяцев. Как-то раз до ушей падишаха дошли толки, дескать, в таком-то караван-сарае уже год живут-поживают пять каландаров. Делать ничего не делают, и зачем сюда прибыли, тоже неизвестно. Услыхав эту весть, падишах сказал своему везиру:

– Сегодня ночью мы оденемся каландарами и пойдем все разузнаем.

– Хорошо, о кыбла мира, [65]65
  «…Кыбла мира» (см. Словарь, «кыбла») – почтительное обращение к султану или шаху. Хотя в сказке действие развертывается в Китае, рассказчик оперирует более близкими ему понятиями, не выходя за пределы средневосточного ареала, и поэтому наделяет правителя вымышленного Китая титулом иранских шахов.


[Закрыть] – отвечал везир.

Вечером, когда все легли спать, падишах и его везир надели одежду каландаров и отправились в путь. Пришли они к келье братьев и увидели, что из-под двери пробивается свет. Они подошли и тихонько заглянули в дверную щель. Смотрят – а там дочь падишаха со своими служанками и шахзаде с братьями сидят и пируют. Едва падишах увидел это, как в нем вспыхнул гнев, он выхватил свою саблю и хотел было ворваться в келью, но везир его удержал.

– Постой, о падишах мира! – сказал везир. – Есть много похожих девушек. Как бы не оказалось, что это жены каландаров. Пойди и проверь сначала покои своей дочери, а я тем временем покараулю здесь у дверей.

– Тогда не трогайся с места и никого не выпускай, пока я не схожу к своей дочери, – приказал падишах и ушел.

А везир тем временем постучался в дверь каландаров.

– Кто там? – спросили они.

Везир вошел в келью и сказал:

– Я пришел к вам с добром, а не со злым умыслом. Мы с падишахом решили о вас все разузнать, но тут падишах увидел у вас свою дочь и ее служанок. Разгневавшись, он хотел было войти к вам, но я ему сказал: «Есть много похожих девушек, проверь сначала покои своей дочери. Если окажется, что ее нет на месте, тогда возвращайся и делай, что найдешь нужным». Он тотчас же ушел, а вы скорей возвращайтесь к себе каким-нибудь коротким путем так, чтобы опередить падишаха.

Девушки сейчас же отправились домой подземным ходом и пришли раньше падишаха. Прибежали они к себе и улеглись, словно давно уже спят.

Пришел падишах и видит: его дочь спит.

– Оказывается, на свете есть девушки, похожие на мою дочь. Я чуть было не пролил напрасно кровь. Аллах уберег меня от этого, – сказал падишах и удалился.

А дочь падишаха со своими служанками тем же ходом вернулась в келью каландаров, и они снова принялись пировать. Тем временем падишах снова пришел к келье и увидел, что везир стоит у дверей с обнаженной саблей. Заглянул падишах в щелку и видит: его дочь развлекается в келье каландаров. Падишах разгневался и сказал:

– Пойду проверю еще раз.

Вернулся он домой, а его дочь спит. Так несколько раз падишах ходил туда и обратно. Наконец везир сказал ему:

– Уж не обезумел ли ты, падишах? Что с тобой? Если твоя дочь спит, так о чем же беспокоиться? На свете много похожих людей.

И везир увел падишаха с собой.

Некоторое время спустя дервиши тайно позвали к себе везира и сговорились с ним бежать из города. Везир притворился больным и попросил падишаха отпустить его на сорок дней. Он собрал свое добро, однажды ночью вышел со своей семьей из города и направился в сторону города шахзаде. О том, что он бежал, не знал никто. А через несколько дней братья сговорились бежать с дочерью падишаха. Они написали письмо, где сообщали, кто они такие, и повесили его возле кельи. Затем каждый из братьев вскочил на прекрасного коня из конюшни падишаха, и, захватив с собой дочь падишаха, они помчались прочь.

Одна из служанок сообщила об их бегстве падишаху, и тот послал ясаула за везиром. Ясаул пошел за везиром, и тут обнаружилось, что везир тоже сбежал. Тогда падишах взял с собой векиля и направился к келье каландаров. Пришли они туда, смотрят, а каландаров тоже нет. Падишах рассказал обо всем векилю, тот выломал дверь кельи, и когда они вошли внутрь, то обнаружили посреди кельи отверстие, в которое мог пролезть человек. А возле кельи – письмо, где было сказано: «Мы не дервиши. Мы приехали сюда, переодевшись дервишами, потому что шахзаде влюбился в твою дочь. С помощью подземного хода он достиг своей цели, и теперь мы уехали, взяв твою дочь с собой. Сын Ахмед-шаха, шахзаде».

Падишах прочитал это письмо и стал спрашивать совета у векиля. Тот сказал:

– Вряд ли мы их догоним. Лучше всего не ехать.

Гнев падишаха утих, и он решил не догонять беглецов.

Теперь послушайте вести о пяти братьях-шахзаде.

Как ветер в песках, как поток в горах, как вихрь и буря, коротко ли, долго ли они мчались – и добрались до источника. Вечером легли они у источника спать, а брата-муллу оставили караулить. Братья очень устали и сразу же уснули. А бедняга мулла отрезал себе бритвой кусочек мизинца, присыпал его солью и накрепко перевязал. От боли он до утра не сомкнул глаз. На заре, в час намаза, [66]66
  «На заре, в час намаза…» – совершение намаза предусматривает пять молитв в течение дня. Первая молитва совершается за некоторое время до восхода солнца, вторая – в полдень, когда солнце начинает клониться к западу, третья – между полуднем и заходом солнца, четвертая – сразу же после заката и пятая – когда наступает полная темнота.


[Закрыть]прилетели, шумя крыльями, три голубки и уселись на чинару, которая росла у источника. Одна голубка сказала:

– Сестрицы, вы знаете, сегодня к нам прибыли дорогие гости, нужно их одарить.

Тогда другие голубки спросили:

– Чем же мы их одарим?

– Нужно одарить их речами, – ответила голубка и продолжала так:

– Ах, сестрицы, если они спят – пусть проснутся, а если проснулись, то пусть услышат. Одарю-ка я их речами.

А другие голубки повторяли:

– Одари, одари, сестрица.

– Знаете ли вы, сестрицы, – стала говорить голубка, – что, после того как братья уехали из своего города за девушкой, их отец так много плакал, что ослеп, [67]67
  «…их отец так много плакал, что ослеп» – традиционное выражение горя, идущее от коранической легенды о Юсуфе и его отце Якубе, который в разлуке с сыном ослеп от слез (Коран, сура 12).


[Закрыть]и падишахом стал его брат. Когда дядя шахзаде узнает, что они возвращаются, он вышлет им навстречу коней, чтобы братья въехали в город на этих конях. Но на них садиться нельзя, потому что кони эти созданы колдовством. Если братья сядут на них верхом, то кони вознесут их на небо и оттуда сбросят вниз, так что братья разобьются. Поэтому тем коням нужно отрубить головы. Если братья останутся невредимы и пожелают въехать в свой город, их ждут новые ворота. Эти ворота тоже заколдованы, и въезжать в них нельзя. Если братья приблизятся к ним, их вместе с конями и всем прочим тут же охватит пламя, и они погибнут. Поэтому братья должны въехать в другие ворота. Если братья достигнут своего дворца, им навстречу выйдут сорок мулл и захотят поздороваться. Но здороваться с ними нельзя, потому что в руках у них яд. Если братья станут с ними здороваться, то муллы отравят их этим ядом. Поэтому всех мулл надо убить. Когда же шахзаде ляжет спать, то нужно хорошенько охранять его, ибо с помощью колдовства сделан дракон, который постарается ночью убить шахзаде. Если братья этого дракона убьют, они спасут себя от всех бед. А своего отца они смогут излечить, накапав в его глаза настой листьев этой чинары. Тогда он прозреет. Но если тот, кто нас слышал, кому-нибудь об этом расскажет, он обратится в камень.

Сказав это, голубки улетели. А мулла все эти секреты услышал.

Наутро братья встали, и мулла сказал им:

– Если вы меня отпустите, я уйду куда глаза глядят, а не отпустите, покончу с собой.

Тут братья стали умолять его остаться с ними.

Тогда мулла сказал:

– Братья, пока мы не доберемся до нашего города и не заживем там в добром здравии, сделайте меня шахзаде и, что бы я ни совершил, не удивляйтесь и не возражайте.

– Ладно, – согласился шахзаде и надел на палец муллы свой перстень.

– Тогда едем, – сказал мулла, и они тронулись в путь под предводительством муллы.

Проехали они путь в несколько переходов и приблизились к своему городу. Об их прибытии сообщили падишаху-дяде. И тот, стараясь показать, что хочет обласкать их, выслал им навстречу заколдованных коней: пусть, мол, сядут на этих коней и въедут в город. Коней привели, но мулла велел срубить им головы. Стали братья въезжать в город, и тут падишах-дядя сказал:

– Мы построили для вас ворота из золота, въезжайте через них.

А мулла ответил:

– Не ваше дело! – и братья въехали в город через другие ворота. Подъехали они к своему дворцу, и тут вышла им навстречу толпа мулл в чалмах, и собрались они с братьями здороваться, но мулла им тоже срубил головы. А когда вечером братья улеглись спать, мулла сказал:

– Я буду вас стеречь.

Вот заснули братья, и тут вдруг в окно влетает дракон. Но мулла убил и этого дракона. А наутро мулла накапал в глаза отцу настой из листьев чинары, и тот прозрел.

Падишах-дядя сделал вид, что очень расстроен, и стал жаловаться Ахмед-шаху:

– Твои сыновья сделали из меня посмешище. Зачем они так поступили?

– Спроси об этом у муллы, ведь это он все сделал, – ответил шахзаде.

Стали расспрашивать муллу. Тот не хотел ни о чем рассказывать, но его заставили это сделать. Тогда мулла подробно рассказал обо всем и тут же обратился в черный камень.

Ахмед-шах стал горевать и сказал, что не следовало муллу ни о чем расспрашивать. А шахзаде, рассердившись на своего отца, убежал в пустыню. Там он бродил, грустя о своем брате-мулле, и неожиданно по дороге набрел на тот источник, у которого они ночевали. «А ну-ка, прилягу я у источника. Может быть, здесь отыщется какое-нибудь средство, чтобы помочь моему брату-мулле», – подумал шахзаде и ночью лег спать у источника. На заре он проснулся и лежал с открытыми глазами. Вдруг видит он: прилетели три голубки и сели на чинаре. Одна голубка сказала:

– Знаете ли вы, сестрицы, что к нам прибыл гость? Надо помочь ему в его беде.

На это другие голубки ответили:

– Ты верно сказала, сестрица, ему нужно помочь.