Текст книги "Польские народные сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)

Поблагодарила больная Бартека, он ей вежливо улыбнулся напоследок, старуха дала ему золотой.

Вслед за ней пришла к нему крестьянка прямо с краковского рынка. У неё Бартек денег не взял, уж больно она на матушку его была похожа. Но она даром лечиться не хотела, дала ему гуся.

Так и лечил наш Бартек больных по науке доктора Медикуса и просто наугад, а главное – всё это вежливым обхождением скрашивал. И дело шло. Золотые монеты Бартек в сундук складывал, каждый день на обед утку или курятину ел. Порозовел, округлился.

Недельки через две-три, холодную гусятину из больного выгнав, возвратился домой доктор Медикус.

– Как дела, Бартек? – спрашивает. – Наверное, неплохо! Вон какой ты стал круглый да гладкий.

А Бартек вместо ответа на сундук с золотыми монетами показывает.

– Ну, коли так, – говорит Медикус, – значит, пришла пора нам расстаться. Двум докторам здесь делать нечего.

– Ваша правда, – согласился Бартек. – Я теперь и сам лечить умею. Подамся-ка я к себе в деревню. Стану лечить и городских, и деревенских, а может, и самого воеводу. У нас там неподалёку и замок его с шестью башнями. Будьте здоровы, доктор, а все прочие пусть себе болеют на здоровье.

– И тебе, Бартек, того желаю. Будь здоров.

Так и ушёл Бартек из города Кракова, золотые монеты в мешочек пересыпал, хлеба, сала, колбас разных набрал на дорогу. Идёт. Вышел из городских ворот, назад оглянулся. Солнце поднялось высоко над Краковом, позолотив крыши. А над самой высокой Мариацкой башней словно облачко золотое курилось. И тогда услышал он зов трубы – прозвучала и оборвалась мелодия, вонзившись прямо в сердце. Грустно ему стало. Оглянулся Бартек, бросил прощальный взгляд на город и вздохнул. А там уж зашагал не оглядываясь.

Шёл он весь день, видит – впереди болото. Идёт, ступает потихоньку – хоть он и каждую кочку здесь знал, а всё же в темноте идти страшновато. Над болотом мгла поднялась, а потом озарил камыши розовый месяц.

Бартек пошёл по лунной дорожке. Вдруг видит – неподалёку в зарослях белеет что—то. Вроде бы женщина стоит: старушка в белом платочке. Стоит, приговаривает:

– Ох, кто бы перенёс меня через топи да болота!

Услышал Бартек эти слова, и жалко стало ему женщину. «Дай, – думает, – её перенесу. Отблагодарит ли, нет ли – всё равно».

Подошёл ближе, видит – стоит, прижавшись к вербе, маленькая старушонка. Склонился он над ней, взял на руки. Лёгкая она была и до того худая, что Бартеку чудилось, будто он слышит, как она костями гремит.

– Спасибо тебе, паренёк, уважил ты меня. А как звать-то тебя?

– Бартоломей. Бартек.

– Бартек, значит? Спасибо тебе, ног не замочив, через эдакую мокредь переправлюсь!

С этими словами уселась она на Бартека верхом и тоненьким голоском давай петь-подвывать:

 
Меня боится всяк,
Богатый и бедняк,
Служивый и купец,
Всех ждёт один конец…
 

– Такая ты важная госпожа? А я и не знал, – засмеялся Бартек.

– Госпожа и есть! – буркнула старуха. И знай себе повторяет: – Меня боится всяк…

Эхо разносило песенку по болоту, и со всех сторон раздавался старухин голос. Умолк и шелест листьев, и хлюпанье воды, и шорох качавшегося на ветру камыша.

Месяц снова выглянул, но свет его показался Бартеку тусклым.

Холодно стало Бартеку, задрожал он как осиновый лист.

– Неужто ты не догадываешься, кто я? – спрашивает старуха.

– Да нет, – говорит Бартек, хотя вроде бы и мелькнула у него в уме шальная мысль, догадка.

– Ну вот что, парень, скрывать мне от тебя нечего. Смерть я! А ты кто будешь?

– Доктор. Да только недоучка. Лечу как придётся.

– Ну тогда я тебе пригожусь. Слушай меня внимательно! Придёшь к больному – первым делом смотри, где я стою. Если в ногах у больного – берись за лечение. Так и так выздоровеет. А если я у него в головах стою – откажись сразу. Всё равно толку не будет. По рукам?

– По рукам.

– Если же ты наш уговор нарушишь и больных, которых я забрать хочу, вылечить захочешь – я тебя с собой заберу.

Так они и поладили, и вскоре Бартек наш зажил на славу. Народ к нему со всей округи валом валил. Доктор он был знаменитый. Всем докторам доктор. С одного взгляда определял, одолеет ли больной свои недуги или нет.

И ещё ни разу не случилось, чтобы он взялся за лечение, да не вылечил.

Разбогател Бартек. Жили они с матушкой в большом достатке. Дом построили дубовый. Во дворе сад, огород, хлев, конюшня, амбары. Всего и не перечесть. Вот только мать тревожилась, всё сына спрашивала:

– И как это ты, сыночек, людей лечишь, не пойму я? И для сугрева и от жары одни и те же травы завариваешь. Сдаётся мне, что и не учился ты вовсе, а больше на хитрость надеешься. Только одной хитростью не проживёшь.

А Бартек в ответ:

– Не горюйте, матушка! Быстро я на доктора выучился, быстро и добро нажил. Богат стал и знаменит на всю округу.

И верно.

Далеко разошлась о нём слава. Поэтому Бартек ничуть не удивился, когда однажды вечером к его дому подъехала золотая карета с гонцом от соседа-воеводы.

Заболела у воеводы дочка, и вот прислал он за Бартеком. Просит его единственную дочь от тяжкой болезни вылечить.

– Это нашего воеводы-то дочку? – испугалась матушка Бартека. – Да неужто ты к ней поедешь, сыночек? Да ведь ей ни одна пряха, ни одна портниха угодить не могут. Бегут от неё люди.

– Какая бы она ни была, а ехать надо. Воеводе не откажешь. Бывайте здоровы, матушка!

Попрощался Бартек со старушкой, сел в карету.

Застучали копыта, и помчались рысаки от дубового домика к замку с шестью башнями, в котором жил воевода.

Вечер был, и в кустах сирени да боярышника заливались майские соловьи. Быстро мчались резвые кони, вот уже и замок воеводы показался.

А из замка навстречу доктору слуги выбегают, двери отворяют, в барышнину спальню ведут. Видит Бартек, на кровати из резного дерева девушка лежит. Белая как полотно. Еле дышит. Смотрит Бартек на девушку, и не верится ему, что с её губ могли слетать обидные для старой пряхи слова, что худенькие её руки в кулаки сжимались от гнева.

Жаль стало Бартеку девушку, подошёл он поближе и вздрогнул: в головах у неё стояла Смерть.

А тут подходит к Бартеку сам воевода с супругой, родственники со всех сторон подбегают, о здоровье барышни спрашивают.

– Оставьте меня с ней с глазу на глаз. Только тогда возьмусь за лечение, – сказал Бартек.

На цыпочках вышли родители девушки из покоев, вышла и родня её, на знаменитого доктора оглядываясь. Стал Бартек Смерть молить:

– Ой вы моя ясновельможная пани! Уступите мне разок, хочу я, чтобы эта девушка жила.

Смерть только плечами пожала:

– Ты, парень, сам не знаешь, что говоришь. Или забыл про наш уговор?

– Хоть раз пожалейте. Уступите, Курносенькая.

– И не подумаю! Ради какой-то девчонки? С чего вдруг? Или приворожила она тебя?

– Сам не знаю. Лежит такая худенькая, такая бледная. Сделайте милость, госпожа, встаньте у неё в ногах. А я её вылечу.

– А ты и лечишь-то не лучше, чем слово держишь.

– Сжальтесь…

– И не подумаю…

– Уступите, Курносенькая, дайте пожить нам обоим. Добром прошу

– Не бывать этому!

– Ах так! – крикнул Бартек. – Не хотите по-хорошему, на себя пеняйте.

Схватил деревянную кровать, повернул изголовьем к дверям, и Смерть в ногах у девушки оказалась.

– Ишь как тебя занесло! – покачала она головой. – Со мной шутки плохи. От меня не уйдёшь. До свидания, герой, скоро встретимся – и на веки вечные.

Раскинула руки и вылетела в окно.

Только белый платочек на плечах её мелькнул.

Смотрит Бартек на девушку. Щёки у неё порозовели. На губах улыбка. Открыла она глаза тёмные, зоркие, как у сороки, и закричала сердито и громко:

– Эй, Богуся, Кася, Репка! Ужин – в постель. Да молоко чтобы не горячее и не холодное было, а булка – хрустящая! Богуся, Кася, Репка! Где вы там! Живее!

Тут она увидела доктора:

– А ты кто такой?

– Доктор я.

– Не нужен мне доктор. Я здорова. Убирайся отсюда, да поскорее! Батюшка тебе заплатит, сколько нужно. – И отвернулась от Бартека.

Сжалось у Бартека сердце то ли от боли, то ли от горечи, то ли от восторга.

В последний раз взглянул он на девушку и вышел.

А навстречу ему прислуга бежит, Бартека чуть с ног не сбила. Бегут служанки со всех ног, а из спальни снова доносится сердитый голос:

– Богуся! Кася! Репка!

Вслед за девушками и сам воевода несётся, кинулся Бартека обнимать.

– Здорова, моя доченька здорова! – кричит. – Уже и нрав свой показывает, плутовка! Спасибо, доктор. Век твоей услуги не забуду.

Большой кошель от пояса отстёгивает, Бартеку суёт. Но только на этот раз не обрадовало Бартека золото. Словно бы в этом кошельке не золотые монеты, а медные пуговицы были. Не взял Бартек у воеводы кошель.

– За щедрость спасибо. Но за здоровье дочери вашей по-другому рассчитываться придётся.

– Сколько, сколько я тебе должен?

– Завтра сочтёмся. А сейчас мне домой пора.

– Завтра так завтра. До свидания.

– Прощайте, пан воевода.

Воевода сложил ладони трубочкой и кричит на весь двор:

– Эй, слуги, проводите доктора к карете!

Вышел Бартек во двор, а там уже и карета стоит. Двенадцать коней, сивки как на подбор, а карета из чистого золота: «Вот, мол, какой я подарок отвалил. Знай наших!»

Но Бартека и карета не обрадовала. Молча плюхнулся он на мягкие подушки и крикнул кучеру – вези, мол, домой.

Резво бегут кони по дороге. А вот и болото показалось. Взошёл месяц, и вода серебром отливала.

Вдруг из-за верб послышалась песенка, словно бы комар тоненьким голосом запищал:

 
Ой, лес гудит,
Старый дуб шумит,
Комар с дуба упал,
Себе шею сломал.
Ой, весть не к добру,
Смерть пришла к комару…
 

«И… и… и…» – тоненько запищали комары над лугами, вторя песенке.

– Ого, – сказал Бартек, – это Курносая пришла. Со мной встречи ищет.

Только он это сказал, кони остановились, стоят, ушами стригут, ржут тихонько.

– Здесь меня подожди, – сказал Бартек кучеру.

Вылез из кареты, идёт, по сторонам озирается. Вокруг топи да болота, и вдруг за кустами вроде бы беленький платочек мелькнул.

«Вот она, – подумал Бартек, – ну что же, пойду к ней навстречу».

И пошёл через луг. А комары всё кружат над ним и пищат: «И-и-идёшь? И-и-идёшь?» Насилу их Бартек кулаком разогнал.

– Иду. Как не пойти! Если я к ней не приду, она сама меня разыщет.

Вот и кусты перед ним. А из-за кустов Смерть выглядывает.

– Это хорошо, что ты наш уговор помнишь, – говорит. – Ступай за мной.

Шли они долго болотами да лугами, наконец подошли к глубокой яме, а над ней неровным светом огонёк светился.

– Спускайся за мной, Бартек. Милости прошу. Это моя хата.

Спустился Бартек вслед за Смертью в яму.

Огляделся по сторонам, видит – тёмные стены паутиной покрыты, на стенах широкие полки укреплены, а на полках рядами светильники стоят. В одних огоньки горят ярко, ровным пламенем, в других – стелются, в третьих – угасают совсем.

– Что это за огоньки? – спрашивает Бартек.

– Это жизни человеческие, – говорит Смерть. – Вот эти ровные, светлые огоньки ещё долго гореть будут. А вон те, видишь, угасают совсем.

– А где же огонёк барышниной жизни? – спрашивает Бартек.

– Вот он, – сказала Смерть, показав на весело потрескивающий, яркий, словно бы игривый огонёк.

– А мой где?

– Сила твоего огонька в её перешла, вот гляди!

И Смерть показала Бартеку на огонёк, который уже совсем догорал.

– Эх, не удалось мне тебя перехитрить! – сказал Бартек и упал замертво.

– Видный был парень и неглупый, – сказала Смерть. – Да только одной ловкостью и хитростью прожить хотел. Вот и пришёл конец нашей сделке.

Тут и нашей истории конец.

А случилось это давным-давно, с тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто. Теперь доктора на нашего Бартека не похожи, и надо бы эту историю по-иному рассказывать. Но уж пусть она останется такой, какой сказывали её в стародавние времена, выдумками да шутками старых прях да людей бывалых приукрашенная. А если кто хочет услышать живой рассказ, пусть поедет в город Станиславовице, что на реке Рабе. Там легенду эту знают.