Текст книги "Польские народные сказки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

КАК МАРЫСЯ ЧЕРТА ПЕРЕХИТРИЛА

Перевод А. Акимовой

У одного мужика-вдовца от покойной жены осталась дочка. Женился он во второй раз на вдове, у которой тоже дочка была. Мачеха сильно обижала падчерицу, хотела ее со свету сжить, чтобы все добро досталось ее Ягусе. Только о том и думала, как бы падчерицу извести.

А была в той деревне мельница, на которой по ночам черти хозяйничали, муку мололи. Людям по ночам молоть нельзя было, после урочного часа никто туда войти не смел, боялись, что черти голову оторвут.

Вот и погнала однажды ночью та мачеха свою падчерицу на мельницу и велела ей смолоть корец пшеницы. Не стала падчерица прекословить, собралась и пошла. Пришла она на ту заклятую мельницу, поставила мешок в лотку, сама к другим мешкам прижалась, дрожит от страха, не знает – то ли остаться, то ли убежать. Да и бежать боязно – того и гляди черти в темноте набросятся. Вот сидит она и видит – идет к ней господин в цилиндре, во фраке, в белых перчатках, только из-под фрака хвост торчит. Подходит он к ней и говорит:

– Марыся, идем танцевать!

А Марыся ему отвечает:

– Э, нет, не пойду. У меня юбки нету!

Указывает, значит, чтобы он принес ей белую юбку.

Пан отправился за юбкой, принес и говорит;

– Марыся, идем танцевать!

– Э, нет, не пойду. У меня сорочки нету.

Сходил он за сорочкой, принес сорочку всю расшитую узорами. Опять зовет ее танцевать. А она отнекивается:

– Э, нет, не пойду. У меня корсажа нету.

Принес он ей цветной корсаж – глаз не отвести.

– Марыся, идем танцевать!

– Э, нет, не пойду. У меня передника нету.

Принес он ей передник.

– Марыся, идем танцевать!

– Э, нет, не пойду. У меня сапожек нету.

Принес он ей сапожки. Не сапожки – чудо, до колен шнуровка, и опять танцевать приглашает.

– Э, нет, не пойду, какие тут танцы! Ботинки ты мне принес, а чулок захватить не догадался. Что ж мне ботинки-то на босу ногу надевать прикажешь?

Принес ей господин чулки, опять зовет танцевать, а она требует бусы, потом сережки, потом перстенек. Все это он ей доставил, танцевать зовет.

– Э, нет, не пойду. Волосы у меня не расчесаны, а расчесать нечем.

Принес он ей гребень, а ей понадобилась лента в косу. Принес черт и ленту, думает: «Ну конец! Теперь-то ей от меня не отвертеться!»

Приглашает ее, а она в ответ:

– Э, нет, не пойду. Мне вперед умыться надо.

– Да в чем же я тебе воду принесу? Нету здесь кувшинов.

– А вот в этом.

И протягивает ему решето.

Взялся черт решетом воду носить. Носил, носил – что наберет, все по дороге выльется, никак не донести. Обозлился черт, швырнул ей решето под ноги да как закричит:

– Ну погоди! Вот придешь еще раз на мельницу, я тебе покажу, мерзавка!

Но тут кончилось его время, и пришлось ему ни с чем прочь убираться. Огляделась Марыся вокруг, смотрит, а мешок уже полон муки. Вскинула она его на спину и понесла домой. А дома все спят, и дверь заперта. Никто и не ждал, что она вернется с мельницы живехонька. А с ней ничего худого не сталось, потому что она смекалистая была и велела черту вещи носить по одной, чтобы время провести и в танцы его чертовские с ним не пускаться. Вот пришла она домой, стучится.

– Кто там? – спрашивает мачеха.

– Отоприте, матушка! Это я, Марыся, с мельницы пришла, мешок муки принесла.

Мачеха, понятно, не обрадовалась, что падчерица вертелась жива-невредима. Отперла она дверь, зажгла свечу, глядит: Марыся это или не Марыся? Присмотрелась как следует – а на Марысе-то корсаж новый, юбка шелковая, передник с вышивкой, бусы как орехи, ботинки до самых колен, шнурованные, в ушах серьги, на руке перстень! Схватилась тут мачеха за голову:

– Марыся, да кто ж тебе все это дал? Ну, говори же! Неужто на мельнице дали?

– Ой, матушка! Каких там только нарядов нет! Бери что душе угодно. А уж какой господин красивый приглашал меня танцевать! Да я не пошла, не захотела.

Стало мачехе завидно. Подумала она: «Нужно мою Ягусю на мельницу послать. Пусть и она принарядится».

И на другую ночь шлет мать Ягусю с корцем пшеницы на мельницу. Не очень-то хотелось Ягусе идти туда ночью, да уж больно хотелось ей нарядиться не хуже Марыся.

Пришла она на мельницу, уселась, сидит, дрожит от страха. И вот является тот самый господин в цилиндре, во фраке и в белых перчатках. Он решил было, что перед ним Марыся. «Ну, – думает, – сейчас расквитаемся!»

– Марыся, – кричит. – Пойдешь со мной танцевать?

А девушка ему в ответ:

– Какие тут танцы, когда у меня нет юбки, нет сорочки, нет передника, башмаков, чулок, корсажа, нет бус, сережек и перстенька, нет ленты в косу и умыться нечем!

Отправился черт за всем этим добром, принес разом все, что у него попросили, ушат с водой не позабыл и торопит:

– Давай побыстрей! Мойся, одевайся, а то у меня времени мало.

Ягуся скоренько оделась, умылась, волосы расчесала и пошла танцевать с чертом. Как прошел с ней черт три круга, так заходило у ней все перед глазами, ноги заплелись. И тогда оторвал ей черт голову и выбросил с мельницы. А туловище просунул через решетку в окне – половина снаружи, половина внутри.

Мать ждет-пождет – нет дочки. Молчит мать, только вздыхает. А жаловаться стыдно, как бы Марыся смеяться не начала. А Марыся-то лежит, не спит, догадывается, о чем мачеха вздыхает и почему Ягуся не идет: должно быть, черт ей голову оторвал. Не утерпела мачеха, и только светать начало, встала и бегом на мельницу! Глядь – голова Ягусина на земле валяется. Запричитала мачеха:

– Боже милосердный! Родное мое дитятко, что же это с тобой сделали?!

Взглянула она вверх, а из окна туловище Ягусино свисает. Не посмела мачеха крик поднять, плакать да жаловаться: боялась, что люди смеяться начнут над ее глупостью. Знала ведь, что на мельнице творится, и сама свою дочку на погибель туда послала.

Вернулась она в свою хату и только показала падчерице Ягусину голову:

– Гляди, что с моей Яхусея сталось!

– Ах, матушка, не надо было ее туда посылать. Там смекалка нужна, без нее живым не уйдешь.

С тех пор полюбила мачеха Марысю больше, чем свою покойную Ягусю. Одна ведь она у нее осталась.

Вот до чего жадность доводит! Уж как жалела потом баба, что польстилась на дурацкие одежки да безделушки и лишилась из-за них любимой дочери.

КАК ЧЕРТ ВОДКУ ВЫДУМАЛ

Перевод Л. Пивоваровой

Жил-был один мужик, бедней не сыщешь, гроша медного никогда не видел, частенько куска хлеба не имел, а уж о масле и говорить не приходится. А тут еще то ли из милости, то ли в наказанье дал ему господь двенадцать душ детей. Вот и жил бедняк с женой и детьми, не жил, а бедствовал, и прозвали его за это Бедолагой.

Как-то раз пошел Бедолага в поле пахать и взял с собой последнюю краюху хлеба.

Пашет, пашет, время уже за полдень, волы устали. Отпустил их мужик на траву пастись, а сам сел на меже, развязал узелок, посмотрел на краюху и задумался.

Был он добрый, работящий, жену и детей всей душой любил, ради них не покладая рук трудился, ради них горе мыкал. И вот посмотрел он на хлеб, вздохнул, завязал его опять в узелок и положил на место.

«Потерплю-ка я еще немного, поем перед тем, как домой идти. Тогда дома ужинать не стану – все жене и детям больше достанется», – подумал он. И опять за работу взялся.

А пока он на меже сидел, рядом с ним стоял невидимый черт и силился придумать, как бы это над бедняком подшутить. Только мужик отошел – украл черт хлеб из узелка и съел. Притаился и ждет, что мужик делать будет, когда краюшки на месте не найдет.

Долго терпел Бедолага неотвязный голод, наконец не вытерпел. «Живой же я человек», – подумал он и пошел к узелку. Развязал его, а от хлеба даже крошек не осталось.

– Что за притча! – подивился бедняк. – Никого тут не было, а хлеб кто-то все же украл. Должно быть, тоже голодный человек. Пусть поест на здоровье, я за один день с голоду не помру, а кто подождамши, тому господь и дамши.

Перекрестился мужик, помолился, до вечера поработал и за плугом домой пошел.

– Дело дрянь, – пробурчал нечистый себе под нос, зубами заскрежетал. – Я у него последний кусок хлеба украл, и поди-ка ты! Не выругался он, душу свою не погубил, а еще и здоровья мне пожелал!

Шмыгнул черт под землю в пекло, предстал перед Люцифером и рассказал ему все, как было.

– Крупно ты проштрафился, – говорит Люцифер. – На то мы черти, чтобы людям зло творить, но совесть и у нас должна быть, а за бесчинства с нас спросится. Твори зло дурному человеку – так ему и надо, он заслужил. А у честного Бедолаги последний кусок хлеба украсть – это дело зазорное. И вдобавок ты из чревоугодия хлеб этот съел, а хлеб – дар божий, чертям его есть не дозволено. Посему приговариваю тебя к семилетнему покаянию. Ступай сей момент к Бедолаге и за зло, которое ты ему причинил, отслужи у него все семь лет в работниках.

Услыхал черт Люциферов приговор, нахохлился, как мокрая курица, да ничего не поделаешь. Прикинулся он бездомным странником, пришел к Бедолаге и попросился в работники.

Говорит ему мужик:

– Куда мне работника держать! Я сам чуть с голоду не помираю.

А черт свое толкует:

– Я бедняк, и ты бедняк. Вот и будем вместе горе мыкать, а у двоих-то работа спорее пойдет. Жены у меня нет, детишек нет, шуба и сермяга на мне почти что новые, лапти сам себе липовые сплету. По ярмаркам шататься мне ни к чему, так что и платы никакой мне от тебя не надобно. Грош, он круглый, все одно из кармана выкатится, а уж хлебом-то мы поделимся.

Остался черт жить у Бедолаги, батраком заделался да так работает, что все только диву даются.

Стояла у мужика в хлеву одна-единственная коровенка, а батрак все поле навозом удобрил и в один день поле вспахал и засеял. Взошло зерно, как лес густой, заколосилось, собрал Бедолага урожай неслыханный. Дивятся люди – бедняк-бедняк, а глянь-ка ты! – хлеба полные закрома! Жена Бедолагу не ругает, дети не плачут. Осенью озимые посеяли, немало и на продажу пошло, а остаток девать некуда. И не придумать никак, что с ним делать.

Тут батрак и говорит:

– Хозяин, давай болото перепашем и засеем. Лето, примечаю, сухое будет. Вдруг да уродит земля!

Стал черт болото пахать, земля следом за плугом сохнет, как в печи. Забороновал, засеял – взошла пшеница!

Соседи, глядя, как он в грязь зерно бросает, чуть со смеху не лопались. А как собрал Бедолага осенью щедрый урожай, присмирели соседи, решили сами так же поступить.

Одним словом, разбогател Бедолага, работнику плату назначил, живет себе и в ус не дует.

На следующее лето бросились люди трясины пахать да засевать, а в хозяйстве у Бедолаги – все наоборот.

Говорит батрак хозяину:

– По всем приметам лето дождливое будет. Засеем-ка мы песчаные горушки, а соседи пусть себе в грязи копаются.

Выбрал черт горушки да пески, на которых никогда ничего не росло, вспахал, засеял. А тут как раз задождило, да так, что в низинах весь хлеб сгнил, на равнине – еле собрали, что посеяли. А на песчаных горушках стоят колосья чуть не до самого неба! Опять не знает Бедолага, куда ему зерно девать.

Тут черт и подумал: «За краюху хлеба, которую я украл, разочелся я с лихвой. Бедолага мой как сыр в масле катается, пора мне с ним прощаться, так не учинить ли ему напоследок пакость?» Говорит он хозяину:

– Глянь-ка, зерна у нас с избытком. Что теперь с ним делать станем?

– Как «что делать»? Будем есть на здоровье, нищим пожертвуем, на больницу пожертвуем, в долг дадим тем, у кого не уродило, а остаток пусть лежит себе про черный лень. Придет еще и неурожайный год.

Не понравились черту такие слова, он и толкует:

– Зерно в закромах держать – хлопот не обобраться. То его вороши, то следи, чтобы мыши не перепортили. Есть у меня одна думка, если удастся, принесет нам это дело немалую прибыль, честь и славу.

– Какое такое дело?

– Дело-то простое. Из ячменя варят люди пиво, а мы будем рожь варить да переваривать – авось что-нибудь умное и получится.

Отвечает Бедолага батраку:

– Пробуй сам, ежели хочешь. Моего ума на такое дело не достанет.

Принялся черт за работу, сделал котлы и кадки, начал тереть, мешать, кипятить, хмелю то и дело досыпает. Сварил напиток чистый, как вода, горький да крепкий, во рту от него жжет, как огнем. Заурчал черт на радостях, назвал напиток горилкой, разлил его по квартам, в рюмку валил, на стол поставил и хозяина пригласил.

Потянул Бедолага из рюмки, скривился, поперхнулся.

– Ой, горько! А жжет, будто ее сам черт варил!

Усмехнулся лукавый:

– Ничего! Чем крепче, тем охотней люди пьют. Выпей-ка еще рюмочку, не бойся, не повредит. Ведь это т же хлеб, только вареный.

Выпил Бедолага вторую рюмку, показалась она ему вовсе не такой жгучей.

– Горькая-то она, горькая, – говорит. – Да только от нее тепло по всему телу делается. Приятная вещь.

Налил черт третью:

– То ли будет, – говорит. – Давай еще по одной.

Чокнулись хозяин с батраком и одним духом по третьей выпили,

– Ей-богу, не горькая, – говорит Бедолага. – Вовсе не горькая!

– Мало сказать «не горькая», – говорит черт. – На редкость вкусная штука! Махнем-ка по четвертой!

А Бедолага уж сам рюмку подставил.

– Твое здоровье! – говорит. – И вправду на редкость вкусная. И веселит. Я словно на десять лет помолодел, кровь заиграла, ноги сами плясать просятся. Ой, не узнает меня моя баба, ой, не узнает!

– Нальем по пятой – еще веселей будет, – толкует черт.

– Оно бы и по шестой не повредило.

– Виват, горилка! – заорал хмельной черт и пустился в пляс по горнице.

– Постой-постой! – кричит Бедолага, а сам шестую себе налить силится. – Я бы тоже сплясал, да хата почему-то ходуном ходит и вверх тормашками встает.

А пьяненький черт приговаривает:

– Ой, чудится мне, что я в родном моем пекле, душа твоя у меня в кармане, а великий Люцифер, наш владыка, награждает меня сановным званием за выдумку мою, которая приведет к нам людских душ видимо-невидимо.

Тут кварта упала, разбилась, прибежала жена Бедолаги, а за ней дети, смотрят – а батька их с батраком пляшет. Начали они смеяться, первый раз сделался Бедолага для своих детей посмешищем. Жена не смеялась, она, бедная, поняла, что муж-то не в себе. А пьяных после великого веселья корчить начало, у черта изо рта черная смола потекла. Побежала женщина за цирюльником, привела его, смотрят – пьяные, где нагадили, там и рухнули. Один под лавкой спит, а другой – в свином корыте.

Проспались они, встали – головы не поднять, точно каменная.

– Не беда, – говорит черт. – Клин клином вышибают. Глотнем-ка по рюмочке.

И налил водки из жбана.

– Ой нет, я не буду, – стонет Бедолага,

– А ты одним духом со мной за компанию!

Послушался Бедолага, выпил.

– И верно! Сразу мне полегчало. Не выпить ли нам еще по единой? Зови соседей, пусть пьют-гуляют, больше меня Бедолагой не зовут!

А черту только того и надо.

– Сей миг! – говорит. – А чего дома не выпьем, корчмарю продадим.

Года не прошло, спился Бедолага и помер, землю и дом за долги продали, жена и детишки остались без хлеба, без крова, без одежки и пошли по белу свету милостыню просить да ехидные словечки про отца слушать.

С той-то поры и распространилась среди людей водка, истинный бич божий, которым люди сами себя хлещут по доброй воле. А вместе с ней приходят к людям голод и нищета. Уродует водка тело и душу хуже проказы, а тому, кто ее выдумал, тысячи душ в день приносит.

КАК ЧЕРТ МОНАХОМ БЫЛ

Перевод Л. Пивоваровой

Пошел один мужик в лес по дрова, а жена ему хлеб на поду испекла и с собой дала. Положил мужик хлеб на пенек, а черт подкрался и унес его. Доставил хлеб в пекло, показал антихристу и говорит, что теперь-де наверняка добудет чью-нибудь душу – ведь мужики из-за хлеба непременно передерутся.

– Э-э, нет, так дело не пойдет, – ответил антихрист, собрал всех чертей, и постановили они, что виноватый должен пойти и положить хлеб туда, откуда украл, а еще в наказание быть ему семь лет в монастыре сборщиком милостыни для бедных и каяться.

Пришел черт на монастырское подворье и стал в сборщики подаяний проситься. А в монастыре как раз такого монаха не было. Приняли черта на полгода. Дали пару лошадей и телегу, стал он ездить из села в село, от пана к пану. Подают ему столько, что впору и вторую телегу просить, чтобы довезти пожертвования до монастыря.

Привезет все в монастырь, отдаст настоятелю и опять едет.

И вот однажды приехал он в одно богатое имение, а хозяина дома нет. Говорит ему хозяйка:

– Муж в город по делам уехал, а у меня нет ничего. Возьми вот пару грошей медных.

А этот хозяин всегда хитрил: как кто из гостей во двор, так он – в шкаф, чтобы гости его не объедали.

Поехал себе монах дальше. Ездил, ездил, приехал в один дом и попал к самому обеду. В это время как раз повар сома поджарил, рыбу на стол подают. Гости уж сыты, но каждый сома по куску берет и на тарелку себе кладет. Видит монах, что про его кучера совсем забыли, а кучер с утра ничего не ел. Тут монах сделал вид, что его тошнит после здешнего угощения. Гости в другую комнату убежали, а он взял рыбу, отнес ее кучеру и говорит:

– Бери, ешь! Раз тебе ничего другого не дали, значит, весь сом твой.

А гости тем временем опять к столу пришли, смотрят – где сом? А сома уж и след простыл. Подал хозяин монаху милостыню, и поехал он дальше.

Приехал он как-то опять к дому, где богач жил. Попал к обеду, а хозяина опять дома нет. Он тогда что сделал? Висел там на стене заряженный пистолет. Монах взял его, нарисовал мелом круг на дверце шкафа как раз против сердца хозяина, отошел, прицелился, а сам спрашивает у хозяйки:

– Как вы думаете, хозяюшка, попаду я в этот круг или нет?

А хозяйка кричит, просит-молит не стрелять, а то муж ее погибнет.

– Ведь мужа-то вашего дома нет!

– Ой, дома он, дома, в том шкафу сидит!

Вышел хозяин из шкафа, а монах и говорит:

– Вон оно как паны по шкафам путешествуют, когда к ним незнакомые люди приезжают.

Пан молчит, стыдно ему, а монах подаяние просит. Был у пана в стаде страшенный бык, такой злой, что никто чужой подступиться к нему не мог. Сказал тут пан, что жертвует монастырю быка, а сам-то надеется, что монаху с быком не справиться. Пошел монах, поймал быка, привязал его цепью к телеге и потащил прочь. Удивился хозяин.

– И что за пройдоха этот монах!

Приказал он спустить собак и на монаха натравить, пусть они быка раздразнят, он цепь порвет и домой прибежит. А монах еще и собак поймал, привязал к возу и в монастырь привел. Не стало у пана ни быка, ни собак. Очень был он зол на монаха, но стал еще больше его бояться.

А монах, кроме подаяния, привозил всегда с собой в монастырь по вязанке кольев. Накопилась их во дворе большая куча. Удивлялись старые монахи, зачем так много кольев, а нечистый им объяснял:

– Развалится плетень, новый ставить надо будет, кольев покупать не придется.

Так прошло шесть лет. На седьмой год повысили черта в должности, сделали ключником, а на его место другого приняли. Разбогател монастырь за те шесть лет, что ездил нечистый за подаянием. Теперь у монахов завелась утварь дорогая, богатая одежда и вкусная еда. Черт-ключник повару припасы выдает, сколько можно, нищих подкармливает. А в день, когда вышел срок его покаяния, позвал он множество гостей, раздал нищим милостыню и пригласил королей и шляхту на бал, чтобы отблагодарить их за щедрые даяния. Только повару ничего не выдал. Ругается повар: на дворе полдень, а на кухне темно, ни дров, ни еды.

В этот же самый день один король устроил пир, гостей созвал отовсюду. Гости приехали, веселятся вовсю. А ключник-черт пошел к тому королю на кухню, забрал все, что там только было, и унес в монастырь для своих гостей. Смотрит повар – на кухне вдруг всего полным-полно сделалось! «Как же так! – думает. – Получать ничего не получал, готовить ничего не готовил, а все есть!» А ключник прислужника торопит:

– Пора на стол подавать.

Прислужник не знал, что черт угощение достал.

– Что прикажете подавать, чем гостей угощать, когда повар ничего не получал и на кухне темно?

Погнал его ключник на кухню:

– Ступай, неси! Там всего полно!

Пошел прислужник, посмотрел, испугался, давай еду на стол носить.

Пообедали гости, выпили как следует по наущению черта-ключника, а он подзудил их драться. Человек пять-десять во время той драки перебили кольями, которые черт заранее припас. Досталось ему вместо одной души сразу полсотни. Забрал он их с собой в пекло и исчез, искали его, да не нашли. Все гадали монахи, кто бы это мог быть, но поминали его добром, потому что хорошо заработали на полусотне похорон.

КАК КУБА С ЧЕРТОМ В КАРТЫ ИГРАЛ

Перевод Л. Пивоваровой

Жил на свете молодец, который очень любил играть в карты. Звали его Кубой. И таким он был заядлым картежником, что, бывало, едет на поле, вожжи себе на шею забросит и одной рукой против другой играет.

Вот раз едет он, играет, а навстречу ему прохожий.

Заступил он Кубе дорогу и говорит:

– Вижу я, ты в карты играть любитель. Сыграем кон?

Обрадовался Куба.

– Вот повезло – партнер нашелся! Садись, называй свою ставку.

Отвечает прохожий:

– Играем на душу. Ты ставь свою, а я – ту, что мне подвластна.

На том и порешили. А был то не прохожий, а черт, и звали его Рокитой. Но Кубе все равно было с кем играть, лишь бы играть. Слетал черт в пекло за грешной душой, возвратился, посадил душу на дерево при дороге.

Пошла у них игра. Играли они, играли – Куба выиграл. Ничего не поделаешь, пришлось Роките выпустить душу на волю. Скривился нечистый, говорит Кубе:

– А ну, давай еще кон! Должен же я отыграться.

Соглашается Куба.

– Только, – говорит, – я в долг не играю. Ставь еще душу.

Полетел черт в пекло за грешной душой. Молвить «аминь» не успеешь, вернулся с грешной душой, и опять началась игра.

Играли они, играли, вспотел Рокита, как мышь, а все равно проиграл. Разгневался черт и в азарт вошел.

– Давай еще кон, а то не дам тебе покою ни днем, ни ночью.

Отвечает Куба:

– Сделай милость! Покуда у тебя есть, что ставить, я от игры не встану.

Призадумался черт.

– Так и быть, ставлю еще одну грешную душу. Но если уж и ее проиграю, тут игре конец.

Полетел нечистый в пекло за ставкой, только пыль столбом взвилась. Но вернулся нескоро. Не хотели ему больше давать ни единой души, а самый старый черт сказал ему:

– Дурень ты, Рокита! Нашел, с кем в карты играть! Да ведь Куба такой игрок, каких на свете мало, он у тебя все пекло выиграть может.

Оправдывался Рокита, выкручивался, а потом и говорит:

– Ты, старик, раньше времени не ворчи. Если я и эту душу проиграю, раздобуду взамен три других, возмещу потерю.

Дали ему третью душу. Вернулся он к Кубе и опять проиграл. Понял он, что Куба ему не по зубам, пригорюнился, призадумался. А потом и говорит:

– Ох, и достанется мне в пекле за проигрыш, да ничего не поделаешь, ты и вправду хват. Черта – и того обыграл! Достоин ты за это награды. Хочешь, я женю тебя на самой красивой девушке?

Улыбнулся Куба:

– А почему бы и нет? Коли есть у тебя на примете богатая и красивая невеста, подавай ее сюда, женюсь хоть сейчас.

– Ишь, какой ты быстрый! Так, брат, дела не делают. Женить я тебя женю, да только должен ты сперва семь месяцев не мыться, не стричься, не причесываться, и ногтей на руках и ногах не обрезать, А через семь месяцев я за тобой приеду, повезу тебя к невесте.

Согласился Куба. Дал ему черт немного денег и наказал идти, на постоялый двор, снять там каморку, жить отдельно и никому на глаза не показываться. Может он есть, пить, веселиться, сколько душе угодно, но не должен ни мыться, ни бриться, ни ногтей не обрезать, пусть черта ждет.

Исполнил Куба все, что Рокита ему сказал. И стал он похож на страшилище: волосы в разные стороны торчат, как иголки у ежа, лицо грязное, обросшее, а ногти на руках и ногах, как шпоры у самого дьявола. В таком виде лучше людям на глаза не показываться – разбегутся, как от черта. И потому сидел Куба в своей каморке, никуда носа не показывал, Рокиту ждал.

Прошло семь месяцев, и явился лукавый. Вид у него, как у богатого господина, прикатил он на постоялый двор в карете, четверкой лошадей, и говорит Кубе:

– Пора, собирайся, поехали к твоей невесте.

Сели они в карету и поехали в чужедальнее королевство. Король того королевства воевал с соседями, а воевать – деньги нужны. И было по всему королевству объявлено, что тот, кто даст королю три меры золота – будь то бедняк, старик или чужестранец, – получит полкоролевства и одну из королевских дочерей себе в жены.

Повез нечистый Кубу прямо в королевский замок, велел доложить, что они, дескать, привезли королю три меры золота. Обрадовался король, приказал страже гостей впустить и проводить их в зал. Подтвердил король свое слово, и начали слуги золото носить из чертовой кареты. Перенесли, перемерили, сложили в королевскую казну. Тут черт и говорит:

– А теперь, король, должен ты отдать одну из своих дочерей вот этому человеку.

И на Кубу показывает. А Куба до того у него за спиной прятался, чтоб людей не пугать.

Посмотрел король на Кубу и ахнул. Так вот за кого придется ему дочку-то отдать! Но что поделаешь, королевское слово – не воробей.

Приказал король позвать четырех своих дочерей. Пошли они, показал им король на Кубу и говорит:

– Милые мои дочери, скажите мне, кому из вас этот человек по душе? Придется одной из вас за него замуж пойти, не то должен буду я вернуть три меры золота и все свое войско потеряю.

Первая дочь говорит:

– Я такого мужа не хочу. Чем его в мужья брать, лучше повеситься!

Взглянула на Кубу вторая:

– Чем за такого замуж идти, лучше утопиться!

Третья губы надула:

– Чем с таким венчаться, лучше отравиться!

А самая младшая королевская дочка, самая красивая, говорит:

– Я пойду за него замуж, батюшка. Лучше уж мне пропадать, чем войску нашему погибнуть.

Поехал Куба к себе домой, помылся, подстригся, причесался, ногти на руках и ногах обрезал и опять стал статным молодцем, каким прежде был. Прикатил за ним Рокита в карете, запряженной шестеркой лошадей, сел Куба в карету, и направились они к его невесте.

Увидели три старшие королевны, какой Куба пригожий молодец, досада их взяла. От зависти старшая повесилась, другая утопилась, а третья – яд проглотила.

Достались их души Роките, стал он в пекло собираться. Простился с Кубой и сказал ему на прощание:

– Мы оба не в обиде. Ты получил жену-красавицу, а я три души взамен тех, что тебе проиграл. Стало быть, мы квиты. Прощай, Куба! Кто знает, не доведется ли нам еще встретиться!