Текст книги "Польские народные сказки"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
МЯСО, ХЛЕБ ДА ВИНО – И ВСЕ ДАРОМ
Перевод А. Щербакова
Жили-были трое бродяг. Один из них мясницкое дело знал, другой – хлебопекарное, третий – виноторговое, но не было у них ни работы, ни денег. Вот пришли они в один город на заезжий двор, сидят голодные и думают, как бы им достать еды без денег. Первым вызвался тот, кто прежде мясником был:
– Я пойду.
Пошел он в лавку к мяснику и говорит:
– Хозяин, дайте мне пять фунтов баранины, пять фунтов свинины и пять фунтов телятины.
И уговорил мясника, чтобы тот послал с ним ученика или подручного. Дескать, он сам слуга у приходского ксендза и ксендз заплатит, как только мясо принесут. Послал хозяин с ним подручного.
Бродяга велел подручному внизу подождать, пока он ксендзу доложит. Мол, когда ксендз его позовет, пусть он тогда и входит. А сам пошел к ксендзу и говорит:
– Ваше преподобие, я тут привел одного, он исповедаться хочет, но давно у исповеди не был, боится: забыл, как да что.
Ксендз кивает:
– Хорошо-хорошо. Ступай, позови его наверх ко мне.
Вышел бродяга к подручному.
– Иди, – говорит, – наверх. Там тебе заплатят.
А сам взял мясо и удрал на заезжий двор, где товарищи ждали. Сварил мясо, и все они наелись.
Поднялся подручный к ксендзу, а тот ему и говорит:
– Сын мой, подожди, сейчас пойдем в костел, там все и свершится.
Пошли они в костел, вошел священник в исповедальню и говорит:
– Облегчи душу, сын мой.
А подручный ему и толкует: с вас, мол, за пять фунтов баранины, пять фунтов свинины и пять фунтов телятины.
Удивился ксендз:
– Что за выдумки! Что за глупости! Ну-ка, повтори!
Тот повторяет: платите, мол, Пошел ксендз в ризницу, взял там плетку и отлупил подручного в свое удовольствие. Тот бежать из костела!
Настал черед пекаря. Говорит пекарь:
– Ты мяса нам достал, а я достану хлеба.
Пошел он в город, зашел к одному пекарю и говорит:
– Хозяин, дайте мне на пятнадцать грошей хлеба и на пятнадцать грошей булок.
Хлеб он сам нести взялся, а подмастерью этого пекаря велел доставить булки на один постоялый двор, где, мол, ему за все заплатят. Идут они по улице, и вот роняет бродяга одну буханку в грязь. Поднимает, отдает подмастерью и велит нести обменять, потому что-де испачканный хлеб у него не примут. Мол, пусть принесет другой. А сам хлеб и булки взял и пошел туда, где его дружки ждали. Наелись они и хлеба, и булок, и мяса, а тот подмастерье их так и не нашел.
И вот говорит третий бродяга:
– Вы хлеба и мяса достали, а я достану вина.
Зашел он в одну винную лавку и велел налить четвертушку. Отхлебнул и говорит:
– А вино-то киснуть начинает!
– И не говори! – отвечает хозяин. – Три бочки вот-вот пропадут.
Бродяга вызвался помочь беде, если ему заплатят: он-де на винном заводе работал, по свету много побродил и в этом деле понимает. Выговорил для начала три золотых—дескать, надо сходить к аптекарю и купить все, что нужно. Зашел он к аптекарю, купил на три гроша порошков, а остальные деньги припрятал. Вернулся к шинкарю, велел тому приготовить три кувшина и пошел с ним в подвал. Выбил из бочки пробку и велел шинкарю заткнуть дырку пальцем – ненадолго. Потом из другой бочки пробку выбил и велел другой рукой дырку заткнуть. Стоит шинкарь – обе руки заняты.
Налил бродяга кувшины доверху вином из третьей бочки и унес наверх к своим дружкам распивать. Ждал его шинкарь, ждал, потом кричать начал, на помощь звать, А сам и шевельнуться не может. Вынешь пальцы – вино и выльется.
Вот так трое бродяг и наелись, и выпили – и все даром
ВОРОЖЕИ
Перевод Я. Мацюсович
В одной деревне жили ксендз и органист. Оба они пили водку и все прокутили, уж выпить было не на что. Вот приходит однажды ксендз к органисту и говорит:
– Ну, пан органист, придумывайте, как бы нам на водку денег раздобыть.
Органист отвечает:
– Я уже придумал, как нам добыть пятьдесят ренских. Я буду вором, а вы будете ворожеем. Тут у одного хозяина есть пара добрых волов, я их, украду, сведу вон в тот лес и привяжу. Он придет к вам ворожить и пятьдесят ренских с радостью даст за находку.
Вот органист пошел ночью и волов увел. Встал хозяин поутру и прямо за голову схватился, что кто-то таких добрых волов у него украл, – двести ренских им цена, не меньше. Побежал он по деревне, ксендз увидел его и позвал в костел. Спрашивает, что нового слышно. Хозяин говорит:
– Хороши новости! Волов у меня кто-то украл нынче ночью!
Ксендз ему отвечает:
– Жалко, добрые были волы. Ну, горе не беда, есть у меня такая книжка – посмотрю в нее, и сразу узнаем, где они.
Вот полистал ксендз книжку и говорит хозяину:
– Идите вон в тот: лесок, там они привязаны. Да идите поскорее, а то вор их оттуда сей момент заберет.
Пошел хозяин, глядь – и вправду стоят в лесу его волы. Обрадовался он и дал ксендзу пятьдесят ренских за то, что помог волов найти.
Так и стали ксендз с органистом добывать деньга на водку. Как станет не на что пить, так органист украдет что-нибудь, а ксендз ворожит. И все им с рук сходило.
А жил поблизости от них граф, и обокрали его разбойники, что завелись в соседнем лесу. Разыскал граф ксендза с органистом и говорит им:
– Вы, говорят, мастера ворожить, так извольте найти мне деньги, что у меня украли. А не найдете – несдобровать вам. Придете ко мне нынче вечером, получите водки, сколько хотите, выберете себе комнату, какую угодно, наверху или внизу, и чтоб до утра деньги нашлись!
Тем не по себе стало. Выбрал ксендз комнату внизу, но внизу на окнах решетки, так что все равно не убежишь.
Вот дал им граф водки и запер в комнате:
– Пейте и ворожите.
Ксендз уж и водки не хочет, облокотился он на стол и все думает, что же делать. Думал, думал, да и заснул.
А разбойники узнали, что ксендз и органист собрались против них ворожить, и тоже испугались, что их откроют, схватят и перебьют.
Вот и говорит один из них:
– Нужно пойти послушать, что они там делают.
Подкрался он к окну, прислушался. А органист налил в стакан водки, выпил, стукнул стаканом об стол и говорит:
– Ну, вот и первый.
Испугался разбойник, думает: «Ого! Он уже прознал, что я здесь!»
Побежал к своим и говорит:
– Плохо наше дело: не успел я прийти, как органист сказал: «Ну, вот и первый».
Другой пошел подслушивать. Слушает, а органист снова налил, выпил и говорит:
– И второй туда же.
А там этих разбойников было тринадцать. Все они по очереди подслушивать ходили, и каждый попадал как раз в то время, когда органист опять наполнял свой стакан. Так всех обошло. Последним пошел сам атаман Процьпак. А органист как раз тринадцатый стакан наливает. И водки больше нет.
– Ну, вот и тринадцатый, последний, – говорит органист.
Испугался Процьпак и думает: «Все мы у него, как на ладони». И кричит органисту в окно:
– Слушайте, не говорите, что это мы деньги взяли! Все, что взяли, мы вернем и вам тоже хорошо заплатим, только вы нас не выдавайте.
Органист отвечает:
– Ладно. Идите, несите деньги, да прихватите побольше, чем взяли, а то как недосчитаемся, вам плохо будет.
Пошел Процьпак к товарищам и говорит:
– Соберите все деньги, что взяли, несите их туда и ссыпьте им через окно в комнату.
Так они и сделали. Отдали деньги, собрал их органист, разбудил ксендза и говорит:
– Вставай! Не умеешь ты ворожить. Вот я ворожей так ворожей! Смотри – вот все деньги украденные.
Ксендз обрадовался, утром отдали они деньги графу, граф им заплатил, и пошли они восвояси. И говорит ксендз органисту:
– Как же дальше-то будет? Уж по всему свету разнеслось, что мы умеем ворожить. На этот раз сошло, но если еще раз нам так ворожить придется – пропадем!
Органист отвечает:
– Эко дело! Давай подожжем костел и скажем: книжка, по которой мы ворожили, сгорела вместе с костелом, – мы-де ее там хранили, – так что больше мы ворожить не будем.
Так они и поступили, тем дело и кончилось.
ПРО МАЦЮСЯ И ПРО КУБУСЯ
Перевод А. Щербакова
Призадумались Мацюсь да Кубусь, как бы это хорошо жить и ничего не делать. Мацюсь и говорит:
– Знаешь что, Кубусь? Пойдем-ка за хату к дороге, выроем на обочине ямы, спрячем туда ноги. Вот люди и подумают, что мы безногие калеки; кто с ярмарки пойдет, станут нам милостыню подавать.
Ну хорошо. Кончилась ярмарка, а они сидят – будто у них ног нету, как убогие калеки.
Первым шел по дороге с той ярмарки какой-то здоровый мужик, богатый, принаряженный. Шляпа на нем с накладным узором, на ногах оравские сапожки, а за пазухой булка и сала кусок. Тут Кубусь Мацюсю и говорит:
– Давай что-нибудь споем. Он нам и даст булки да сала.
Сложили наскоро песенку и поют:
Человече, человече, хорошо живешь.
Сам-то хлеб да сало ешь, а бедным не даешь.
Подошел к ним мужик, отрезал булки да сала по ломтю, дал тому и другому.
– Видишь, – говорит Мацюсь. – Все идет, как я тебе сказал. Люди нас не оставят, будем мы жить-поживать и ничего не делать.
Ну хорошо. Тот мужик ушел, а они сидят.
А тут едет пан четверкой в карете, кучер спереди, два гайдука сзади. Кубусь бряк навзничь, будто он мертвый, а Мацюсь поет над ним:
Едет князь, везет князь
С ярмарки гостинцы.
Милостыньку мне подаст —
Мы с братом простимся.
Подъехал к ним пан:
– Ты чего вопишь?
Мацюсь и говорит:
– Ой, помер у меня братик, а похоронить не на что.
Сунул пан руку в карман, не глядя, набрал денег горсть: золота, серебра – кинул Мацюсю и приказывает:
– Ha! Да похорони его быстрей, чтоб у дороги не смердело.
И дальше поехал.
Только было у него в карете окошечко сзади, глянул он в него, а они оба – живой да мертвый – бегом бегают и деньги подбирают. Крикнул пан кучеру:
– Стой!
А гайдуку:
– Бери дубину да наподдай тем подлецам, чтоб шкура на них полопалась, раз они над людьми потешаются!
Бежит гайдук с дубиной, а Мацюсь с Кубусем решили, что он еще денег несет, и запели:
Ангел божий, а не князь!
Добром бога славит.
Он нам, бедным, подавал,
Но еще добавит.
Как налетел на них гайдук, как наподдал! До тех пор дубасил, пока они через плетень не перескочили и не удрали. И в те ямы больше ни ногой!
БОЛТУШКА
Перевод А. Щербакова
Рыбаки народ неразговорчивый и на море, и на суше. У них обычай такой. Рыба-то молчит. А притом кое-кто из рыбаков верит, что, хоть ушей у нее нет, а то место, где волна от голоса заиграет, рыба обязательно обойдет.
И надо же было так случиться, что в одной приморской деревушке жила когда-то говорунья Бася. Прозвали ее Болтушкой. Бойкая была девка, всю деревню, бывало, насквозь пробежит и без устали тараторит. Отец ее, старый рыбак, терпеть этого не мог. Он ей говорил:
– Покупали бы твои слова по грошу за штуку – ты в день бочонок денег зарабатывала бы.
Тараторила она, тараторила и наконец надоела не только отцу родному – всей деревне, и велели ей люди или перестать, или прочь убираться. Села она в уголку; поплакала, потом встала и пошла куда глаза глядят. Но ушла недалеко. На краю деревни жил молодой рыбак Валошек. Как раз шел он в лес за лыком для плетенки, встретил Басю и спросил: куда, мол, идешь?
– А куда ноги понесут. В деревне мне выговориться не дают, а я без этого жить не могу.
Подумал Валошек: «Так это же для меня в самый раз. Сижу один целыми днями, не с кем словом перемолвиться. С ней было бы мне веселей».
Спросил он у ее отца, не отдаст ли он дочку за него. Отец отвечает:
– С руками, с ногами отдал бы! Да только болтушка она, столько за день натрещит – если б за слова платили, богачкой была бы. А вот по хозяйству у нее сноровки нет.
– Ну, это уладится, – сказал Валошек и женился на Басе. Стали они жить да поживать, и хватало теперь Валошеку забавы, и когда на лов шел, и когда возвращался, и утром, и вечером. А вот с хозяйством похуже стало. Вдобавок Бася и приодеться любила, так что наступило у них безденежье.
Вот как-то раз, сам себе пеняя, шел Валошек вечерком по бережку и вдруг слышит: кто-то стонет. Пошел он на стон и видит – лежит женщина, а ноги в чешуе.
– Помоги, добрый человек, – говорит слабым голосом. – Я к самому берегу подобралась, хотела на вашу деревню посмотреть. Тут волна нахлынула, выбросила меня на берег, ударилась я о какую-то лодку, ушиблась сильно и теперь встать не могу. Будет тебе за помощь от меня щедрая награда.
Сжалился Валошек над ушибленной русалкой – он сразу понял, что это русалка, – поднял ее и понес домой.
– Только спрячь меня так, чтобы ни один луч солнца на меня не упал, – говорит русалка. – Не то я помру.
Была у него в хате темная кладовка, туда он ее и спрятал, а Бася взялась за ней заботливо ухаживать. Но говорила при этом без умолку. Русалка только диву давалась, как это она находит, о чем болтать. Раз Валошек и скажи Басе при русалке:
– Ох, говорила бы ты не словами, а грошами – у нас в доме все иначе выглядело бы.
– А почему бы и нет? – вмешалась русалка. – Это можно, я так и сделаю.
И с того времени при каждом слове изо рта Баси-болтушки стал выпадать грош.
Выздоровела русалка. Отнес ее Валошек в море, она юрк! – нырнула, а гроши в благодарность от нее все падали и падали у Баси изо рта. Набил ими рыбак все свои бочки, пришлось и новые покупать. Со счетом – возня! А с другой стороны посмотреть – полна бочка, тяжеленная, да денег кот наплакал. И Бася-болтушка все тараторит, тараторит – уж и негде стало рыбаку бочки покупать, а полных – так и девать некуда.
Пошел Валошек к морю, пожаловался русалке, а та и говорит:
– Хорошо, переделаем. Пусть у нее изо рта через три слова выпадает серебряная монета.
Сказано – сделано. Но вот и серебра поднакопилось столько, что не знает Валошек, куда его складывать. А Бася все говорит, говорит с утра до ночи. Ото всего от этого стал рыбак прихварывать. «Хоть совсем помирай!» – говорит. И опять пошел к русалке.
– Хорошо, – говорит русалка. – Сделаем так: если она весь день промолчит, то под вечер при первом слове выпадет у нее изо рта золотой.
Тогда Бася-болтушка захворала. Не жизнь ей была без разговора. Расстроился рыбак, пошел опять к русалке, а та и говорит:
– Давай устроим так: будет у нее изо рта выпадать двойной золотой, но только за умное слово.
И вот это оказалось в самую точку! Насчет умных слов было у Баси туговато, так что на жизнь им с Валошеком хватало, но безо всякой роскоши.
НАКАЗАННЫЙ УГОРЬ
Перевод А. Щербакова
Очень любили тушковяне селедку, даже песня у них была такая:
Как по будням ешь картошку,
А на праздничек – селедку.
Одна беда – дорого стоит селедка, так они все считали. И вот по совету трех умников: Кубы, Мацека и Войтека – решили они сами селедку разводить. Озеро-то под боком. Купили бочку селедки, вывернули в озеро, подождали немного и вышли на лов. Ловили, ловили – ничего не поймали. Еще подождали – опять ничего не ловится. Решили спустить озеро. Спустили и нашли одни кости и здоровенного угря.
– Вот кто всю селедку съел, – кричат. – Ах, паскуда!
Пришли они в ярость, всем миром взялись судить угря. Судили, судили и решили покарать его страшной смертью через утопление.
То же самое про гнеждевян рассказывают. Но те угриную казнь продумали до тонкости: заковали угря в цепи и утопили его в море под Пуцком. Их угорь уж точно потонул. До сих пор никому не попадался.
ПРО ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ПАНОМ ИИСУСОМ И СВЯТЫМ ПЕТРОМ НА СВАДЬБЕ
Перевод Э. Меркуловой
Ходил пан Иисус со святым Петром по белу свету, и попали они в один дом на свадьбу. Хозяин принял их радушно, угощения было через край. Вечером постелили им в сенях. Пан Иисус лег к стене, а святой Петр – с краю. А парни на свадьбе перепились, кулаки у них зачесались, выкатились они в сени, увидали святого Петра и давай его тормошить! Угостили его пинками да тумаками, а пан Иисус даже ни о чем не догадывался, спал себе спокойно.
Побили парни святого Петра, во двор пошли, а святой Петр тихонько перелез через пана Иисуса и лег к стеночке.
А тут вся ватага назад валит.
– Тот, что с краю, – кричат, – свое получил! Сыпь тому, кто у стеночки!
И всыпали святому Петру во второй раз. Не всегда, видно, и святым уловки помогают.
ПРО ДЬЯВОЛА И ГОСПОДА БОГА
Перевод Л. Пивоваровой
Встретились как-то раз господь бог с антихристом, или, как в народе попросту говорится, с дьяволом. Поклонился дьявол и говорит:
– Добрый день, господи,
– Здравствуй, черт.
– Скажи мне, господи, почему тебя все господином величают, а меня просто чертом зовут?
Отвечает ему бог:
– Потому что я людей добру научил, а ты им вечно козни строишь, глаза бы их на тебя не глядели.
Вот идут они, идут, беседуют, вдруг видят – на лугу корова пасется. Говорит лукавый:
– А давайте-ка посмотрим, как эта тварь нас встретит!
Согласился господь:
– Ладно, ступай ты к корове первый, увидим, что она с тобою сделает.
Подошел черт к корове поближе, наставила она рога, вот-вот бодаться начнет.
Господь бог и говорит:
– Ну, видишь, черт, – корова и та тебя не любит.
Отвечает черт:
– Теперь, боже, твоя очередь. Ты к корове подойди.
Приблизился господь бог к корове, испугалась та светлого божьего сияния, и в овраг! А на дне оврага – топь. Увязла корова, и никак ей оттуда не выбраться.
Дьявол и говорит:
– Что ж ты, господи, наделал? Как теперь быть?
На счастье заметил пастух, что корова в овраге увязла, побежал в деревню, позвал хозяина. Прибежал хозяин, поглядел и говорит:
– И какой черт тебя туда занес?
Черт толкует:
– Видишь, боже? Твоих рук дело, а клянут меня.
Чует мужик – самому не справиться, пошел за подмогой. Привел подмогу, все кричат, а все равно корову вытянуть не могут.
Черт и молвит:
– Недаром люди говорят: «Силен черт!»
Пошел и помог мужику. Обрадовались люди, начали его благодарить.
– Слава тебе, господи, помог нам!
А черт и говорит богу:
– Видишь, господи! Я помог, а благодарят тебя. Но ты уж прости им, ибо они сами не ведают, что говорят.
ЧЕРТ И ВЕДЬМА
Перевод А. Щербакова
Одному мельнику чертяка все запруду портил. Тот починит, а чертяка опять течь устроит – воды нет, молоть нельзя. Пришла к мельнику одна бабка, мельник ей и говорит:
– Помогли бы вы мне, отвадили бы черта, я бы вам меру муки отсыпал.
– Помогу, – согласилась бабка.
Велела она мельнику справить новый плуг железный, упряжь, хомут, постромки, уздечку, вожжи, кнут – все железное.
Вот справил мельник снаряжение, бабка разложила его, поколдовала над ним и кричит:
– Выходь!
И вышел к ней черт.
Запрягла она черта, погнала его на вырубку, на пни, и пахал он там до самого полдня. В полдень пошла бабка на мельницу обедать, а его так в упряжи и оставила.
Стоит он, стоит, а тут идет из лесу мужик с хворостом. Мужик был бедный, дров купить ему не на что было, так он хворост собирал. Черт ему и говорит:
– Запрягись, потягай плуг вместо меня. Не будешь больше за хворостом бегать, я тебе кучу денег дам, поле купишь.
Подумал мужик и говорит:
– Давай!
Вылез черт из упряжи, мужика запряг, а сам бегом па сенокос, к девкам, чтобы косточки расправить. Эта бабка его здорово уходила кнутом-то железным!
Вот пришла бабка с обеда, давай дальше пахать. Мужик дерг плуг– ан ни с места. А бабка его – кнутом! Железным.
Заорал мужик: помогите, мол, спасите!
А ведьма и молвит:
– Что-то ты до обеда не вопил, дружочек! Будешь запруду портить?
– Не буду! – кричит мужик. – Да я сюда ни ногой!
А черт издали мужиковы вопли слушает, по сену со смеху катается.
Выпрягла бабка мужика.
– Ступай, – говорит.
И ушла на мельницу. Вылез черт из сена, говорит мужику:
– Пошли в лес.
Пошли они в лес, и черт дал там мужику кучу денег Больше он за хворостом в лес не бегал. Черт запруду портить бросил, а бабке мельник меру муки отсыпал.
ЛЕГЕНДЫ, ПРЕДАНИЯ И ПОВЕРЬЯ
ВЕДЬМИНСКИЙ ШАБАШ
Перевод П. Глинкина
У одной помещицы на фольварке была скотница, она же всей челяди начальница. Скотница эта была ведьма, только о том никто не догадывался. Каждый четверг на новолунье она о полуночи натирала себе подмышки можжевеловой мазью, садилась на кочергу, словно верхом на коня, и отправлялась на Лысую гору веселиться с чертями. А под утро возвращалась, как ни в чем не бывало, бралась за работу. Помещица была очень довольна этой бабой: коровы молока давали помногу, и телята у ней росли хорошо.
Среди дворовой челяди, за которой присматривала ведьма, был один батрак посмелей прочих, спознался он с ней и как-то раз углядел, что она ночью пропадает. Любопытно ему стало, куда же это она девается. И вот в четверг на новолунье пришел он к ней вечерком и притворился, что заснул. А она, думая, что дружок спит, постучала в полночь три раза о печь и заклинание пробормотала. Выехал из печи горшок с мазью, она ею подмышки помазала, схватила кочергу и вылетела в окошко. Батрак смекнул, что к чему, три раза постучал о печь и сказал те же слова. И к нему горшок выехал, намазал он мазью подмышки, схватил пест и – фр-р-р! – за нею в окно.
Прилетел на Лысую гору, а там – веселье вовсю, ведьмы с чертями танцуют, и все разодеты, словно прекрасные паны и пани. Столы заставлены серебром и золотом, и полно на них всякой еды и питья. Черти гостя потчуют, ведьмы с ним любезничают, наелся, напился он до отвала. И вот подошел шабаш к концу, пора им домой ехать, кони их стоят в стойлах сытые. Вышел самый старший черт, каждому из гостей подал красную шапку да велел не снимать ее с головы, пока дома не окажутся. Только надели гости те красные колпаки – мигом оказались дома, а кони их опять превратились в песты, кочерги да метлы. Батрак со скотницей тоже до дому добрались благополучно и с утра за работу принялись. Батрак, однако, не удержался и давай похваляться перед другими, где был, что видел и что слышал. Особенно расписывал, как их там угощали, что за выпивка была и какая закуска. Но вся челядь над ним посмеялась, никто ему не поверил.
В следующий четверг на новолунье он опять за скотницей потянулся на дьявольское веселье. Опять гулянка пошла, а батрак и думает: «Теперь-то я не оплошаю. Мало поесть да попить, надо что-нибудь и с собой прихватить». С толком выбирал: тащил не то, что под руку попало, а одно серебро да золото – стаканы, ложки, ножи.
Наутро стал он похваляться вдвое против прежнего, а в доказательство решил показать, что наворовал. Вывернул карманы, а там вместо серебра да золота – рога, копыта да когти. Выбросил в сердцах все это, все вокруг от смеха надрываются, а его тут как затошнит! Всего наизнанку вывернуло, дерьмо вонючее изо рта полезло, даже смотреть противно.
Побежал он к ведьме, давай ее ругать, а она хлесть его по морде и говорит:
– Дурень, чего плетешь! Мы то́ же едим и пьем, что и все.
Обозлился батрак, пошел к ксендзу и рассказал ему, что баба эта – ведьма.
Баба сообразила, чем дело пахнет, сама прибежала и ксендзу, попросилась к исповеди: мол, решила повиниться и от ведьминства отрекается.
Ксендз был молодой, любопытный до всех мирских дел, вот он и говорит бабе:
– Погоди отрекаться-то. Дай и мне той мази, я туда с тобой разок слетаю.
– Хорошо, – говорит баба, – коли так, то пан ксендз, приготовьтесь, заедут за вами кони с повозкой, вы в них и садитесь.
Дала ксендзу мази, и в четверг на новолунье о полуночи завернули за ним кони с повозкой. Сел он в повозку, едет, а баба следом на кочерге. И учит его, чтобы не снимал он до возвращения той красной шапки, что дадут ему на Лысой горе. Понравилась ксендзу тамошняя гулянка. Много раз он там побывал и всегда возвращался благополучно, не снимая шапки по пути. Но однажды ввело его в искушение и сдернул он колпак, сидя в повозке. И тут же вышвырнуло его из повозки, и оказался он во Франции, где перец и виноград растут, у одного купца в винном подвале между бочками. Смотрит – а он в чем мать родила. Кругом люди ходят, а ему и нос высунуть стыдно. Долго он там прятался за бочками, как мышь, – только по ночам выползал оттуда и ел, что под руку попадало: миндаль, изюм, фиги – и вином запивал, его-то вдосталь было. И на его счастье зашли как-то в подвал ксендзы вино покупать. Обрадовался он, мол, свои братья, спасут. Вылез из-за бочки и говорит по-латыни:
– Frater,[5]5
Брат (лат.)
[Закрыть] спаси!
Ну, договорились они. Узнал от них ксендз, что до его приходской церкви отсюда триста миль – за голову схватился. А те ксендзы дали ему одежду и увели с собой в тамошний монастырь. Ссудили деньгами на дорогу и отправили домой. Три месяца он домой добирался, и как только оказался в своем приходе, первым делом спросил про ту ведьму. Велел ее схватить и спалить на костре.
Связали бабу, кинули в костер, она и завопила:
– Рокита, спасай!
И дьявол ее с костра сбросил.
Три раза так повторялось, пока ксендз не догадался окропить огонь святой водой и осенить его крестным знамением. Тут уж дьявол отступился, и ведьма дотла сгорела на костре.