![](/files/books/160/oblozhka-knigi-polskie-narodnye-skazki-135529.jpg)
Текст книги "Польские народные сказки"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
КАК ПРОСТАЧОК ОХОТНИКА ДВАЖДЫ ОБВЕЛ ВОКРУГ ПАЛЬЦА
Перевод М. Крылова
Проголодался простачок в пути и решил подкрепиться кашей. В это время он как раз подходил к лесу. Ну что ж, развел простачок костер, подвесил котелок с замерзшей кашей над огнем, она живо и разогрелась.
Только хотел он приняться за горячую кашу, видит – далеко в поле по свежему снежку скачет на коне охотник, за охотником – доезжачий с борзыми. Это был пан из соседнего имения, известный скряга и притеснитель своих крестьян. Узнал его простачок и решил сыграть с ним шутку.
Снял он котелок с огня, поставил на пень, что из снега торчал. Костер затоптал, засыпал свежим снегом. Встал спиной к пню, подбоченился и давай прыгать вокруг пня да приговаривать:
Пой и прыгай возле пня —
Сваришь кашу без огня.
Прыгай побойчее —
Будет горячее.
– Что это там мужик выделывает? – обратился пан к доезжачему. – Ну-ка, узнай.
Поскакал доезжачий и, вскоре вернувшись, доложил, что какой-то шалопут на сухом и мерзлом пне без огня кашу варит.
Не поверил пан доезжачему. Подъехал к кашевару и видит – в самом деле стоит на пне котелок с горячей кашей. Попробовал – обжегся даже.
– Слушай, мужичок, – обратился охотник к простачку, уплетавшему кашу. – Для охотника такой котелок, что кашу сам без огня варит в чистом поле или в глухом лесу, – цены не имеет! Научи-ка меня этой премудрости, я тебя награжу щедро…
От слов – к делу, и пан за большие деньги купил чудесный котелок. Простачок научил пана, как надо прыгать и что напевать, деньги спрятал в мошну, поклонился и без оглядки зашагал большаком.
Вернулся охотник домой, не терпится ему показать всем удивительную штуку. Собрал он своих гостей, жене велел захватить все, что нужно для каши, и отправился в поле. Через полчаса вся компания стояла у того же самого пня. Пан спрашивает:
– Господа! Может быть, вам угодно отведать чего-нибудь горячего? Я нарочно пригласил вас сюда, чтобы сделать вам приятный сюрприз. На этом пне я сейчас сварю вам кашу.
Поставил он котелок с крупой на пень, заправил салом, посолил, насыпал снегу, повернулся спиной к пню, подбоченился и давай прыгать вокруг пня да выкрикивать:
Пой и прыгай возле пня —
Сваришь кашу без огня.
Прыгай побойчее —
Будет горячее.
Гости с недоумением смотрели па пана и терялись в догадках, что это значит.
Танцор весь взмок и охрип от прыжков и пения на морозе, но когда он оглянулся и увидел, что котелок не кипит, то еще усерднее запрыгал и заорал припевку сиплым голосом. Встревоженная жена подумала, что ее благоверный рехнулся. Подбежала к нему и схватила за руку, пытаясь удержать от чудачества, но он оттолкнул ее. Она кинулась к гостям, умоляя их остановить мужа, чтоб не схватил он от пляски на морозе воспаления легких.
Вмешались гости, и обман выяснился. Одураченный пан опомнился. Вскочил на коня и понесся догонять простачка.
Но тот заранее умом раскинул, как погоню встретить: едва услышал позади топот копыт, поднял с дороги палку и забросил на липу. Вывернул наизнанку полушубок и шапку, скривил нос в одну сторону, а рот – в другую, сморщился, зажмурил один глаз, подогнул ногу, встал под липу и хнычет.
На взмыленном коне подскакал к нему охотник, посмотрел и, не узнав шутника, спрашивает:
– Ты не видел, проходил здесь мужик в новой шубе в бараньей шапке?
– Еще бы не видеть, – плачущим голосом ответил простачок. – Он, разбойник, напал на меня, несчастного калеку, вырвал костыль из рук и вон куда закинул, а сам побежал дальше, как угорелый. Пан его мигом догонит, Сделай милость, пане, пожалей старика, достань мой костыль с дерева. Без него мне смерть! А ему, подлецу, все равно от вас не скрыться.
Спрыгнул охотник с коня, бросил поводья мнимому калеке, а сам стал карабкаться на дерево.
Этого только и ждал простачок. Увидел, что паи, залез высоко, вскочил на коня, подобрал поводья и стрелой помчался по дороге. Скорехонько скрылся от обалдевшего охотника.
Панский дом стоял у дороги. Простачок осадил коня у ворот, пустил его во двор, а сам узкой тропинкой пошел дальше через лес.
Вот так два раза посмеялся мужик над паном, от мести его ушел и показал, что он не вор.
ПРОСТАЧОК РАСПОЗНАЕТ, ГДЕ ЛОЖЬ, ГДЕ ПРАВДА
Перевод М. Крылова
Около полудня пришел простачок в незнакомое село. Видит – на улице толпа: тут и староста, и десятские, и старики, – все галдят, руками машут. Подошел простачок к толпе и увидел двух тяжущихся: жалобщика и ответчика, обиженного и обидчика.
– Что тут у вас случилось? – спрашивает простачок. – О чем спорите? Может, я вам помогу?
– Да вот эти два мужика, что держат за повод, обвиняют друг друга в воровстве, – объясняет ему один старик. – А дело было так: наш сосед вчера на ярмарке в городе купил коня, а сегодня поймал на нем в своем сарае вот этого цыгана. Цыган божится, что это-де его собственный конь, что он сам его выходил и ездил па нем шесть лет, а неделю назад у него, мол, украли коня. И вот сегодня он будто бы нашел своего коня у этого мужика в конюшне. Он требует коня себе да еще соседа моего обвиняет в конокрадстве. Как их рассудить?
– Шила в мешке не утаишь, сейчас дело выведем на чистую воду, – сказал простачок, скинул шубу и накрыл ею голову коня. – Ну, цыган! Ты, говоришь, узнал своего коня в чужой конюшне. Раз ты его сам выходил и шесть лет у себя держал, отвечай, только сразу и без запивки: на какой глаз он косит?
– На какой глаз, спрашиваешь?
– Да, да! Сразу отвечай, а не ответишь, – стало быть, конь не твой.
– Отвечу, отвечу! Только он косит-то самую малость.
– Ты зубы не заговаривай! Ты говори, на какой глаз он косит.
– На правый.
Простачок откинул шубу и показал всем правый глаз коня. Все увидели, что глаз вовсе не косит.
– Ой, я же оговорился! – застонал цыган, махнув рукой и ударяя шапкой оземь. – Оговорился я! Да ведь конь о четырех ногах, и то спотыкается. Голова одно думает, а язык свое городит! На левый глаз он косит! Конечно, на левый!
Снял простачок шубу с лошадиной головы и объявил:
– Врешь, цыган! Ни стыда у тебя, ни совести! Это хозяйский конь, а ты конокрад. Смотрите, у коня вовсе глаза и не косят.
Цыган понял, что попался, хотел задать стрекача, но его изловили и связали.
Все благодарили простачка, угостили его, да еще и на дорожку кое-чего дали.
«СВИНЬЯ НЕ КОЗА, А ДУБ НЕ БЕРЕЗА»
Перевод М. Крылова
Вернулся домой простачок, отдохнул от долгого пути, а тут и праздник подоспел. Запряг он свою лошаденку, взвалил на телегу откормленного борова и поехал в город на базар.
Стоит около своего воза и ждет покупателя.
Вдруг откуда ни возьмись – четверка лихих коней, запряженных в бричку, а в бричке сидит, подбоченясь, какой-то ясновельможный, а может, просто вельможный пан; в зубах – сигара, бичом хлопает, как из пистолета стреляет, давит бедных мужичков, что с дороги убраться не успели.
Остановился пан перед возом простачка и кричит:
– Эй ты, хам! Где тут пшеница, не слыхал?
Обиделся простачок на грубость и ответил:
– Где пшеница, я не слышу, а вижу. Обзывать меня хамом вы сколько угодно можете, ваша панская воля, да ведь что мужик на дорогу бросит, то пан в кармане носит. Вот так-то!
– Врешь! – заорал пан.
– А вот и не вру, ваша милость. Выньте носовой платок из кармана, разверните и увидите, что я правду говорю.
Побагровел пан от ярости, решил проучить дерзкого мужика.
– Что продаешь?
– Свинью, ваша милость.
– Лжешь, хам! Это коза! – заорал пан, да как даст простачку оплеуху – у того искры из глаз посыпались. Но мужик и виду не подал, поклонился папу и говорит:
– Теперь я в долгу у вас, ваша милость. Ужо втройне отплачу.
Продал простачок свинью, вернулся домой, но обещания своего не забыл.
Через неделю нарядился мастеровым, взял аршин под мышку и отправился в путь.
Пришел в корчму, что была поблизости от имения того пана, и говорит важно:
– Слушай, хозяин! Дай-ка мне доброго медку, за ценой я не постою. Мне добрый мед нужен, чтоб работа спорилась, я ведь не какая-нибудь мелюзга, я мельницы ставлю.
– Что я слышу?! Вы мельничный мастер?
– Он самый. Прошлым летом две водяные мельницы поставил и один ветряк. Знаешь, сколько денег огреб! Могу себе позволить кружку доброго медку.
– Вот удача! Наш пан давно мельницу хочет поставить, да все мастера никак не найти. Хотите, я вас порекомендую? А уж вы потом меня отблагодарите. Могу сей же час к пану сбегать.
– Давай беги. За мной не пропадет, вот поставлю мельницу – половину заработка у тебя в корчме пропью.
Корчмарь со всех ног бросился к пану, и сей же миг простачка просят в усадьбу.
Пан простачка не узнал, уговорились они обо всем на крыльце и тут же в лес поехали выбирать материал на мельницу.
Проехали с версту. Пан указывает на дуб.
– Гляди, какой дуб. На главный вал сгодится?
– Да разве это дуб? Это береза!
– Что ты плетешь?
– То же, что и вам случается.
Решил пан, что мастер в корчме перебрал и теперь несет ахинею. Поехали дальше. Увидели другой дуб, еще толще первого.
– Уж этот-то наверняка подойдет, – говорит пан.
– Давайте смеряем, – отвечает простачок. – Эх, ваша милость, вот беда – аршин-то я у вас на крыльце забыл! Ну, ничего, смеряем обхватами. Станьте-ка к дубу, обхватите, сколько можете, а я с той стороны. Один момент!
Пан и рад стараться: обхватил дуб, а простачок зашел с другой стороны, накинул ему веревочные петли па руки, затянул, связал, предстал перед панские очи и говорит:
Свинья не коза,
А дуб не береза!
Оторопел пан, взглянул на мастера и вдруг узнал в нем того мужика, которому оплеуху дал на ярмарке. А простачок выломал наскоро дубинку да и отвесил пану десяток горячих, как тот ни грозился. А напоследок сказал:
– Ну что, вспомнил меня? Я тебе за ту оплеуху обещал втройне отдать – и отдам. Нынче ты в первый раз получил, а два раза еще за мной останутся. До свиданьица, ваша милость.
Повернулся и скрылся в лесной чаще. А привязанный к дереву избитый пан простоял там до самого вечера, пока не освободили его проезжие мужики.
Через недельку взял простачок у брата, что в усадьбе буфетчиком служил, черный фрак, жилет – словом, одежку почище, переоделся, научил сына-подростка, что ему говорить, запряг лошадь в бричку и отправился в знакомую корчму. Подкатил с шумом, с гиканьем.
– Живо шампанского! – кричит.
Хозяин чуть не обмер: он такого за всю жизнь ни разу не слыхивал. Проводил гостя, усадил, а сам бегом во двор и спрашивает возницу, что это за персона.
– Сам ты персона! – отвечает парень. – Это не персона, а знаменитый городской лекарь. Я за ним двадцать верст, почитай, гнал. Приехал он, поглядел на моего пана, дал ему что-то понюхать, и хворь как рукой сняло. А от него уж все доктора отступились. Пока сюда ехали, всех больных по пути на ноги поставил. Прямо-таки чудеса! Ну конечно, и денежки ему сыплют, не жалея.
Корчмарь пораскинул, что к чему, и сразу же к доктору:
– Не угодно ли, ваша милость, меня выслушать? Сказали мне, что вы знаменитый доктор. Очень прошу вас обождать здесь, пока я извещу пана о вашем приезде. Он уже несколько дней хворает. Если вылечите его, он за деньгами не постоит, а уж вы меня, обремененного заботами, не забудьте наградить.
– А что за хворь у твоего пана?
– Тс-с-с, я вам по секрету скажу: па днях нашли его в лесу привязанным к дереву. Я привел к нему мастера по мельничному делу, поехали они лес смотреть, а мастер-то был из тех, кто черту душу продал. Схватили его черти в лесу и уволокли, а пана нашего к дубу привязали. Бот он и захворал с перепугу.
Помчался корчмарь в имение, а вскоре явился управляющий просить доктора к пану.
Вошел доктор к больному – перво-наперво велел окошки завесить, чтобы свет, мол, пана не беспокоил. Потом сел у постели, пульс пану пощупал и измененным голосом попросил рассказать, отчего с ним эта хворь приключилась.
Пан сказал, что поднимался он по стремянке на амбар, она рухнула прямо на груду кирпичей, всю спину-де ему покалечило. Да еще с испуга и простуды горячка приключилась.
– Я, ваша милость, живо подниму вас на ноги, – говорит мнимый доктор. – Есть у меня мазь на такую хворь. Только велите баню сперва истопить. Или ванну приготовить, только побыстрее.
– Ванну можно приготовить в сушильне, – обрадовался больной. – Это недалеко от дома. Там как раз сейчас топят – лен будут сушить – так что все будет сделано мигом.
Сели пан с доктором в тарантас и поехали в сушильню. Слуга раздел пана, посадил в ванну. Хватились, а мазь-то забыли дома то ли на столе, то ли на комоде. Послали слугу за мазью, сторожа отправили за отрубями для припарок. Остался доктор один на один с паном, подошел к ванне, поглядел ему в глаза да как заорет, уже не меняя голоса:
Свинья не коза,
А дуб не береза!
Рванулся пан как ошпаренный, стал кричать и на помощь звать, предлагал простачку деньгами откупиться. Но простачок прижал его одной рукой, вынул из-за пазухи плеть и отсчитал пану десяток горячих. Сделал свое дело и говорит пану:
– Вот видишь, как хам свое слово держит. Два раза ты у меня получил и третьего дождешься. До свиданьица!
И бегом в лес, а там в назначенном месте сын его ждет. Уселись они в бричку, выехали на дорогу и без приключений домой добрались.
Месяц спустя в соседнем местечке открылась ярмарка. Потянулся туда народ: кто купить, кто продать, кто в костел.
Пан тот поправился, но полученного урока не забыл, спеси да горячности в нем поубавилось.
Простачок своим мужицким разумом смекнул, что пан поедет на ярмарку, и сам тоже стал собираться. Выехал простачок вместе с братом, который на него очень похож был лицом, а еще больше голосом.
Подъехали к мосту, где должен был проезжать пан. Простачок велел брату верхом на коне ждать пана, научил, что говорить и делать, а сам нарезал крепкой лозы и спрятался под мостом.
Вот послышался конский топот и показалась панская бричка. Брат простачка узнал пана, поставил коня поперек дороги, глянул пану в лицо, прыснул от смеха и заорал:
Свинья не коза,
Дуб не береза! —
и бросился наутек.
– Гей, Андрюха, Филька! – гаркнул пан лакею и кучеру. – Руби постромки! Догнать хама, поймать во что бы то ни стало и привести сюда! Не поймаете – запорю!
Кинулись лакей с кучером в погоню, а мужик, как заяц, по кочкам на коне несется.
Мужик удирает, кучер с лакеем за ним гонятся, а пан остался в бричке на мосту. Тут из-под моста вылез простачок с пучком лозы, посмотрел пану в глаза да как крикнет:
Свинья не коза,
Дуб не береза! —
и давай охаживать пана по бокам, да так, что на том модный фрак затрещал по всем швам. Волком воет пан, кличет слуг. Потом понял, что никто не выручит, и дал клятву никогда мужиков не обижать, а за три преподанных урока не только не мстить, но и щедро уплатить. И тут же высыпал мужику горсть золота в подставленную шапку. Раскланялся простачок с ним и говорит:
– Гляди, ваша милость, чтоб не забылось! Пересыпал деньги из шапки в мошну и скрылся в зарослях.
Вернулись слуги с пустыми руками, велел им пан ехать – только не на ярмарку, а домой. С тех пор и пошла по свету поговорка; «Гляди, ваша милость, чтоб не забылось!»
«СЛОВО – СЕРЕБРО, МОЛЧАНИЕ – ЗОЛОТО»
Перевод М. Крылова
Всегда выручала простачка мужицкая смекалка, из любой беды он цел-невредим выбирался, многих пустозвонов да бездельников уму-разуму научил, только вот свою жену, которая не умела язык за зубами держать, долго не мог образумить.
Как старосту, хорошего хозяина в мудрого советчика, простачка все уважали и любили, поэтому и жена его молодая была у людей в почете. А она-то и вообрази, что это ей муж обязан тем, что все село им уважение оказывает. Мало того, что была она охотница лясы точить – любой секрет, бывало, выболтает соседкам, – еще и зазнаваться стала. А ведь от зазнайства до глупой спеси, а от них – до ссор и раздоров совсем рукой подать.
Печалился простачок, думая об этих пороках как-никак дорогой ему супруги. Давно собирался он вылечить ее от глупости, и план был обдуман давно, но лекарство было уж очень горькое, а жену свою простачок любил всей душой. Все не мог он собраться с духом и приступить к делу и, может быть, еще пооткладывал бы «лечение» со дня на день, если бы не случай…
Пахал он однажды целину и лемехом зацепил за что-то твердое. Разгреб землю и увидел железную крышку. Глубже разрыл яму, видит – железная шкатулка. Приподнял крышку, а там полно золотых монет.
Сначала он обрадовался, но как подумал, что одному клад домой не снести и придется жене рассказать, пригорюнился. Знал он, какой язык у нее: все разболтает кумушкам и соседкам.
Подумал он, подумал, потом снова засыпал клад землей, место отметил камнем, ближнюю борозду поглубже пропахал и после обеда повел волов домой.
Потолковал он с братом, устроили они все, как надо, а потом пришел простачок домой, сел рядом с женой, повесил голову, будто призадумался.
– О чем горюешь? – спросила жена.
– Как не горевать, когда господь бог послал нам счастье, да боюсь, что не сладим мы с ним.
– Какое же такое счастье бог дал, что нам с ним не сладить?
– Нынче я на поле клад нашел. Да попробуй возьми его – ведь ты все разболтаешь. Люди узнают, пану донесут, и прости-прощай сокровище. Не слушаешь ты моих советов, никак не вбить тебе в голову, что слово – серебро, а молчание – золото.
– Ах, муженек! Неужто я себе враг? Да пока жива буду, никому ни полсловечка не скажу, хоть ты меня режь на куски! А большой клад? Где ты его нашел?
– Если никому не проболтаешься, нынче ночью пойдем через рощу и луга на наше поле и принесем клад домой. Одному мне его и с места не сдвинуть. Но только помни: никому ни гу-гу. Узнают, клад отнимут, да еще и влепят – почему, мол, о находке не сообщили куда следует?
Жена еще раз побожилась, что будет молчать, как рыба, и муж сделал вид, что ей поверил.
Ну, взошел месяц, взял простачок лопату и повел жену по тропинке на свое поле – версты полторы-две ходу. Идут они молча, жена впереди поспешает – уж очень ей не терпится на клад взглянуть. Вдруг увидала она вдали огонек и дым костра, остановилась и спрашивает мужа:
– Что это за костер?
– Это наш эконом с женой тайком пекут панских поросят и гусей, – ответил простачок.
– Отчего ж не дома?
– Боятся, что выдаст их запах жареного. Ты иди, головой не верти, не то споткнешься да упадешь.
– С чего бы мне падать? Дорога ровная.
– Ты не знаешь, что пан в можжевельнике возле тропы капканы на зайцев ставит. Наступишь – вот будет дело!
– Может, уже попался какой, а? Наутро было бы жаркое.
– Вон там под кустиком налево всегда стоит петля. Хочешь – загляни.
Побежала жена к кусту, посмотрела и зовет:
– Муженек, беги сюда!
– Тише ты… Ну, что там такое?
– В капкане щука, смотри, еще живая! Как она сюда попала? Ведь до речки шагов пятьсот будет.
– Как туда попала, спрашиваешь? Дело не хитрое. Паны, они с нечистой силой знаются, и от нее у них такие снасти да приманки, что не только рыба в капканы на суше попадает, а даже звери в вентеря лезут и в сети сигают…
– Неужели правда? Первый раз слышу!
– И не диво: много ли ты жила на свете? Не веришь – осмотри вентерь. Его пан у берега около камня ставит.
Жена – вприпрыжку туда. Заглянула в вентерь и кричит:
– Ах, и правда! Смотри, в вентере заяц сидят, да так и бьется, бедняжка!
Простачок подошел, высвободил зайца, а тот как даст стрекача, только его и видели.
– Ах, какой ты! Зачем зайца отпустил? Держал бы крепче, – укорила его жена, глядя, как удирает заяц.
– Пускай себе бежит. За панского зайца волом не рассчитаешься. Пойдем быстрей, а то полночь близко.
Идут дальше. Вдруг жена наступила ногой на что-то мягкое. Нагнулась и видит на земле оладьи. Подобрала их. Только шагнула – пирог лежит, за пирогом – опять оладьи, за оладьями – опять пирог.
– Что же это такое, муженек? Откуда здесь пироги и оладьи?
– И этого ты не знаешь? Нынче вечером проходила здесь оладьевая туча и столкнулась с пироговой. Вот и посыпались на землю пироги да оладьи.
– Ах, муженек! – завопила вскоре жена, войдя в рощу. – Иди сюда скорее! Смотри – плетень из колбасы/
Подошел простачок и видит – поперек дороги колья стоят, а на них колбасы плетнем накручены.
– Чему удивляешься? – говорит он жене.
– Как чему? Да где ж это слыхано, чтобы в лесу ставили плетни на колбасы?
– Наш пан и не такое может придумать. Это он поставил, чтобы никто ночью в лес не ездил и дров не воровал. Перелезай осторожней! Не тронь колбасу и ступай быстрее.
Опять пошли они, а как стали из рощи выходить, вдруг послышался чей-то крик, вроде баран блеет.
– Ты слышишь? Что это такое?
– Тихо ты! Это нашего пана черти на трясучей осине бреют. Кто с чертями знается, других брадобреев не признает.
Пришли они на пашню, откопали шкатулку е золотом. Несли домой – обмирали со страху. Жена в хату юркнула, а простачок спрятал шкатулку в укромном месте, а жене потом сказал, что на гумне зарыл.
Целый день ходила баба сама не своя, так ее и подмывало с кем-нибудь поделиться. Наконец не выдержала, тайком побежала к самой задушевной куме и под строжайшим секретом все выложила.
Часу не прошло, а слух о найденном кладе пошел по всей деревне, каждый еще и от себя прибавлял. К вечеру дошло до пана, что простачок нашел десять шкатулок с золотом, а пока таскал их домой, надорвался и захворал.
На другой день вызвал пан простачка с женой и, сидя на крыльце, спрашивает:
– Это правда, простачок, что ты позавчера клад нашел?
– Откуда ж это такой слух? – притворно удивился простачок.
– Не отпирайся, твоя жена сама всем рассказала.
– Я и не дивлюсь. У нее в башке дурь какая-то сидит, иной раз такое ляпнет, такую кашу заварит – вовек не расхлебать. Просил я ее по-хорошему не болтать глупостей – не слушается. Будьте добры, прикажите эконому дать ей десяток плетей – может, очухается, а я спасибо скажу.
– Что? Это мне-то плетей?! – заорала в гневе жена простачка. – Коли на то пошло, я всю правду расскажу! Верно говорю, что муж позавчера нашел шкатулку, я сама тащила ее с ним до гумна. Он там ее и закопал!
– Пошлите людей па ваше гумно. Пусть поищут, за полчаса обо всем и дознаетесь.
Послали па гумно эконома с людьми. Возвращается эконом и говорит:
– Все гумно перекопали – ничего там нет,
– Так ты надо мной шутки шутить вздумала? – закричал пан на бабу.
– Да что вы! Он где-то ее спрятал, шкатулку-то! Возьмите его в оборот, небось, признается!
– Ой, видите, пан, сколько злости и лжи в этой бабе! Стоило бы ее проучить за это.
– Не верьте! – заверещала разъяренная жена. – Клянусь жизнью, нашли мы шкатулку с деньгами. Да той ночью, когда, помните…
– Какой ночью? – спросил пан.
– Той самой, когда над лугом проходила оладьевая туча и столкнулась с пироговой. Я целый подол набрала с земли пирогов да оладьев.
– Что она городит, простачок?
– Видите сами: чушь порет, и все!
– Сам ты чушь порешь! Забыл, что ли? Да той ночью, когда щука угодила в капкан в можжевельнике.
– Когда-когда? Да опомнись ты! – сказал простачок.
– Ага! Вот тебе и когда! Подожди, еще не то запоешь! Разве не ты тогда зайца из панского вентеря в омуте выпустил? Что, забыл?
– Может, еще что сгородишь?
– Сам ты городишь! Разве не перелезали мы через колбасный плетень, который ясновельможный пан поставил в роще, чтобы у него дрова не крали?
– Баба от злости мужа оговаривает, не иначе, – шепнул эконом пану на ухо. – Прикажите взгреть ее плетьми – может, и одумается.
– Не слушайте, пан, своего эконома! И он хорош. Я в ту ночь своими глазами видела, как они с женой господских гусей да поросят на костре жарили!
– Ну, теперь и я вижу, что баба рехнулась! – захохотал пан. – Столько злости в тебе, что каждого готова в ложке утопить, кто тебе поперек слово скажет! Да мой эконом всю неделю по делам в городе был и только нынче утром вернулся!
– Может, и не он, а кто другой! Да вы сами, паи ясновельможный, наверное, помните эту ночь!
– Я? С какой бы это стати?
– Да с той стати, что в ту ночь пана… Боюсь говорить, а то рассердитесь.
– Не рассержусь, коли правду скажешь. Говори!
– Пана той ночью черти брили на трясучей осине.
– Ну и баба, ну и баба! И меня приплела! Ступай домой, простачок, а ты, эконом, всыпь этой бабе двадцать плетей и отправь с глаз моих долой.
Через полчаса явилась жена простачка домой с плачем. Несколько дней она на мужа и глядеть не хотела, но потом все-таки здраво рассудила, что сама была виновата, а муж уберег от пана деньги, которые им самим и детям их пригодятся. Сменила она гнев на милость да такой разумной стала – прямо не узнать. С кумушками, как прежде, не болтала, мужнин наказ сама помнила и детям все время повторяла: «Слово – серебро, молчание – золото».