Текст книги "Офицерский корпус Русской Армии - Опыт самопознания"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)

Офицерство – камень прочный, но при недостаточной заботливости, при презрении к его нуждам и потребностям и его можно превратить в сыпучий песок (В. Максутов){268}.

Выталкивает из армии не физическая, а нравственная сила, как и притягивает – она же. Измените психологические условия офицерской службы бегство остановится (М. Меньшиков){269}.

Самые благодетельные реформы армии останутся втуне, доколе не будет радикально преобразована вся наша военно-учебная система (В. Рычков){270}.

Система воинского воспитания непременно должна покоиться на идейных началах. Высокая идея офицерского дела, прочно вложенная в душу юнкера, поднимет его собственное достоинство и не позволит ему, выйдя на службу, кое-как относиться к своим обязанностям{271}. Но если наша военная школа не умеет вселить в своих питомцев любовь к своему делу, если впоследствии и армия оказывается бессильной пригреть юную душу молодых офицеров, то ясно, что причина переживаемого недуга кроется в самих этих учреждениях – в их, так сказать, постоянном составе, придающем окраску всей их жизнедеятельности, а не в том переменном составе офицерства, которое приливает и отливает из армии. Рекомендовать в подобных случаях прибавку жалованья, как панацею от всех зол, – все равно, что, принимая гостей в холодной руине, надевать для этого случая лишнюю шубу. Да вы лучше протопите ваш дом и сделайте его жилым и уютным...{272}

* * *

Надо отдать должное русским офицерам: они умели относиться бережно к отечественной военной истории. В трудах военных писателей находится масса любопытного и интересного материала по разным сторонам офицерского вопроса

Достойно представлена история деятельности военно-учебных заведений в работах: П.О. Бобровского "Юнкерские училища. В 3-х т." (СПб., 1881); Ф. Веселаго "Очерк истории Морского кадетского корпуса с приложением списка воспитанников за 100 лет" (СПб., 1852); П.А. Галенковского "Воспитание юношества в прошлом. Исторический очерк педагогических средств при воспитании в военно-учебных заведениях в период 1700-1856 гг." (СПб., 1904); Н. Глиноецкого "Исторический очерк Николаевской академии генерального штаба" (СПб., 1882); Ф.В. Грекова "Краткий исторический очерк военно-учебных заведений. 1700-1910" (М., 1910); В.Ф. Де-Ливона "Исторический очерк деятельности Корпуса военных топографов 1855-1880" (СПб., 1880); Н.П. Жервэ и В.Н. Строева "Исторический очерк 2-го кадетского корпуса. 1712-1912 г. В 2-х т." (СПб., 1912); А. Кедрина "Александровское военное училище. 1863-1901" (СПб., 1901); М.С. Лалаева "Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных Главному их Управлению. От основания в России военных школ до исхода первого двадцатипятилетия благополучного царствования Государя Императора Александра Николаевича. 1700-1880" (СПб., 1880); М. Максимовского "Исторический очерк развития Главного инженерного училища. 1819-1869" (СПб., 1869); Н. Мельницкого "Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России. В 4-х т., 6-ти ч." (СПб., 1857).

Аналитической работой дореволюционного периода по военной школе России следует считать труд "Столетие Военного министерства. 1802-1902, т. X, ч. I-III. Главное управление военно-учебных заведений. Исторический очерк (составители П.В. Петров и Н.А. Соколов)" (СПб., 1902). Глубокие мысли о реформе военной школы высказал Н.Н. Головин в своей работе "Высшая военная школа" (СПб., 1911). М. Соколовский всесторонне проанализировал деятельность журнала для кадет в своей работе "Кадетский журнал полвека назад. Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, как повременное издание. 1836-1863" (СПб., 1904). Курс законоведения для кадетских корпусов представлен отдельным изданием "Основные понятия о нравственности, праве и общежитии" (СПб., 1889).

В названных работах содержатся интересные исторические документы, в частности: "Высочайший Указ об основании школы математических и навигацких наук" от 14 января 1701 г.; "Письмо Директора Морской Академии Сент-Илера к графу Андрею Артамоновичу Матвееву от 1 марта 1717 года", "План об учреждении при артиллерии шляхетного кадетского корпуса" графа П.И. Шувалова; "Положение для постоянного определения или оценки успехов в науках, Высочайше утвержденное 8 декабря 1834 года"; "Наставление для образования воспитанников военно-учебных заведений" 1848 г., разработанное Я.И. Ростовцевым; инструкции для юнкеров, командного и педагогического состава, учебные программы и т.п.

Большой интерес для изучения истории офицерского вопроса представляют работы: "Записки Андрея Тимофеевича Болотова. 1738-1760" (СПб., 1871); П.О. Бобровского "Обзор военного законодательства о главнейших обязанностях младших офицеров в войсках" (СПб., 1881); Н. Вишнякова "Суд общества офицеров в русской армии (исторический очерк)" (Военный сборник, 1909, No 12); В. Драгомирова "Подготовка Русской Армии к Великой войне, ч. I. Подготовка командного состава" (Военный сборник, Белград, т. IV, 1923); А.А. Керсновского "История Русской Армии", ч. I-IV (Белград, 1933-1938); А. Мариюшкина "Трагедия русского офицерства" (Новый Сад, 1923); Н.А. Морозова "Прусская армия эпохи Йенского погрома. Ее возрождение. Значение для нас этого поучения" (СПб., 1912); А.З. Мышлаевского "Офицерский вопрос в XVII веке. Очерк из истории военного дела в России" (СПб., 1899); П. Симанского "Перед войной 1812 года. Характеристика французских и русских генералов" (СПб., 1906) и др.

Назовем также ряд трудов, содержащих конструктивные мысли об упрочении офицерского корпуса России. Это работы: А.Н. Апухтина "Командный состав армии" (Общество ревнителей военных знаний, кн. 3, 1907); И.Н. Блотникова "Опыт настольной книги для гг. офицеров" (СПб., 1910); А. Деникина "Путь русского офицера" (М., 1990); "Армейские заметки генерала М.И. Драгомирова" (СПб., 1881); П. Изместьева "Искусство командования" (Варшава, 1908); П. Карцева "Командование отдельной частью. Практические заметки из служебного опыта" (СПб., 1883); его же "Командование ротой и эскадроном" (СПб., 1881); Б. Панаева "Офицерская аттестация" (СПб., 1908) и другие.

Практический интерес представляют также работы Н. Бирюкова "Записки по военной педагогике" (Орел, 1909); Д.Н. Трескина "Курс военно-прикладной педагогии. Дух реформы Русского Военного Дела" (Киев, 1909) и И.Г. Энгельмана "Воспитание современного солдата и матроса" (СПб., 1908).

Из числа работ, выполненных после 1917 года по настоящее время, следует назвать труды: Л.Г. Бескровного "Русская армия и флот в XIX в. Военно-экономический потенциал России" (М., 1973); его же "Армия и флот России в начале XX века: Очерки военно-экономического потенциала" (М., 1986); М.Д. Бонч-Бруевича "Конец царской армии" (Военно-исторический журнал, 1989, No 6); А.И. Верховского "Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914-1918 гг." (Пг., 1918);

П. Краснова "На внутреннем фронте" (Л., 1925); С. Е. Рабиновича "Борьба за армию в 1917 г." (М.-Л., 1930); П.А. Зайончковского "Самодержавие и русская армия на рубеже XIX и XX вв." (М., 1973); его же "Русский офицерский корпус на рубеже двух столетий (1811-1903)" (Военно-исторический журнал, 1971, No 8); А. Кривицкого "Традиции русского офицерства" (М., 1947); С. В. Волкова "Русский офицерский корпус" (М., 1993); Е. Месснера "Современные офицеры" (Буэнос-Айрес, 1961); Н.А. Машкина "Высшая военная школа Российской империи XIX – начала XX века" (М., 1997); А.Г. Кавтарадзе "Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917-1920 гг." (М., 1988); А.И. Каменева "История подготовки офицеров в России". (М., 1990); его же "История подготовки офицеров в СССР" (Новосибирск, 1991); его же "Трагедия русского офицерства (уроки истории и современность)" (М., 1999); его же "Военная школа России (уроки истории и стратегия развития)" (М., 1999); "О долге и чести воинской в российской Армии: Собр. материалов, документов и статей /Сост. Ю.А. Галушко, А.А. Колесников; Под ред. В.Н. Лобова" (М., 1990); А.И. Панова "Офицеры в революции 1905-1907 гг." (М., 1996); В. Рогозы "Офицерский корпус России: история и традиции" (Армейский сборник, 1997, No 9); "Российские офицеры" Е. Месснера, С. Вакара, В. Гранитова, С. Каширина, А. Петрашевича, М. Рожченко, В. Цишке, В. Шайдицкого и И. Эйхенбаума, (Буэнос-Айрес, 1959); В.Б. Станкевича "Воспоминания. 1914-1919 гг." (Л., 1926); О.Ф. Сувенирова "Трагедия РККА. 1937-1938" (М., 1998); В. Сухомлинова "Воспоминания" (Берлин,-1924); В. Флуга "Высший командный состав" (Вестник общества Русских Ветеранов Великой войны, 1937, No 128-129); Р.П. Эйдемана и В.А. Машкова "Армия в 1917 году" (М.-Л., 1927) и др.

Всем названным и не упомянутым в этом списке авторам следует принести глубочайшую благодарность за труд во благо познания и укрепления офицерского корпуса России. Являясь истинными патриотами, болея за будущее своей Родины, каждый из них старался передать живущим и потомкам свое видение решения офицерского вопроса в нашей стране.

И. Домнин

Грехи и достоинства офицерства в самосознании русской военной эмиграции

Суть в том, чтобы подготовить успех своей армии в будущем А этого можно достигнуть только при правильном знании действительного положения вещей и сопоставлении его с идеалом

Петр Залесский

Корпус офицеров в зарубежном рассеянии

В 1917 году Россия лишилась главной опоры своей государственности офицерского корпуса. И для страны, и для самого офицерства последствия были катастрофичны.

Вынужденная эмиграция свыше пятидесяти тысяч офицеров{273} в ходе и после Гражданской войны 1918-1922 гг., их многолетнее пребывание и самоотверженная деятельность в Зарубежье есть беспрецедентный факт истории Российского государства, заключительный акт трагедии офицерства Русской Императорской Армии Этот потрясающий феномен до сих пор должным образом не осознан, не изучен и не осмыслен.

Контингент изгнанников, количественно превышавший полный комплект офицеров старой армии мирного времени, составляли несколько категорий кадровые офицеры, офицеры производства периода Первой мировой (Великой) войны, лица, получившие офицерский чин в ходе Гражданской войны, а также более 2 тысяч человек, окончивших в эмиграции русские военные училища (существовавшие до 1923 г.), кадетские корпуса и военно-училищные курсы (весь межвоенный период)

Абсолютное большинство покинувших Родину – это участники контрреволюционной борьбы Среди них – вожди и видные деятели Белого движения генералы А. Деникин, П. Врангель, Е. Миллер, Н. Юденич, П. Краснов, А. Кутепов, М. Дитерихс, А. Богаевский, Г. Семенов и др. (все также активные участники Великой войны)

Всего на чужбине обрели пристанище не менее трех тысяч русских генералов{274}. В том числе бывший Верховный Главнокомандующий Российской армией (1914-1915) Великий Князь Николай Николаевич, крупные военачальники, занимавшие ранее высшие военные посты Назовем лишь ряд полных генералов, т е имевших звания "генерал от кавалерии", "генерал от инфантерии", "генерал от артиллерии" Д. Абациев, И Багговут, Н. Баратов, В Гурко, Ю. Данилов, А. Драгомиров, Н. Епанчин, А. Зегелов, В Ирманов, А. Кауфман, Н. Крузенштерн, К Крылов, Н. Мартос, кн. В Масальский, П. Ольховский, Ф. Палицын (быв. начальник Генштаба), В. Сухомлинов (быв. военный министр), Н.П. Сухотин, В. Флуг, Н. Ходорович, Ф. Шкинский, Д. Щербачев, Э. Экк, И. Эрделли, Н. Юденич и др.

В изгнание ушли и видные военачальники, яркие военные ученые и писатели генералы А. Андогский, А. Баиов, В. Баскаков, В. Борисов. А. Виноградский, А. Геруа, Б. Геруа, Н. Головин, А. Гулевич, В. Доманевский, В. Драгомиров, В. Ипатьев, А. Келчевский, П. Краснов, И. Майдель, А. Нилус, Е. Новицкий, П. Симанский, А. Шварц и многие другие.

За рубежом оказалось около семисот офицеров русского Генерального Штаба{275}, по праву принадлежавших к военной элите России, составлявших "мозг армии". Это – большая часть генштабистов, оставшихся в живых после лихолетья Гражданской войны (на службе "Республике Советов" таковых находилось вдвое меньше){276}.

Таким образом едва ли будет преувеличением сказать, что вне Родины оказался цвет офицерского корпуса. Это был подлинный отбор: кадры, закаленные в огне мировой войны, испытанные добровольной трехгодичной борьбой против большевизма за национальную Россию, за то, что было для них традиционно, дорого и свято.

Жизнь на чужбине была томительным испытанием, а нередко – нравственной пыткой. Часть изгнанников предпочла остаться "профессионалами", пусть даже под чужими знаменами. Многие связали судьбу с французским Иностранным легионом. "В раскаленных песках Марокко и Сахары, на каменистых кряжах Сирии и Ливана, в душных ущельях Индокитая – повсюду рассеяны кости русских легионеров, самоотверженно и бескорыстно дравшихся за честь французских знамен", – повествовал историк эмиграции полковник В. Абданк-Коссовский. Надо сказать, что, конечно, не все русские дрались "самоотверженно и бескорыстно". Тяжелейшие условия службы, непривычный климат, "недружеское" отношение со стороны командования вынуждали целые группы наемников оставлять (чаще попросту дезертировать) ряды легиона{277}.

В 1924 г. русские сыграли заметную роль в политической жизни Албании, когда отряд из эмигрантов во главе с полковником В. Берестовским решил исход борьбы за власть в этой стране в пользу Ахмет Зогу. В благодарность несколько русских офицеров были назначены на видные должности в албанской армии. Похожая ситуация сложилась и в Абиссинии, где в 1928 г. русские офицеры А. Фермер и В. Дитерихс, служившие в гвардии наследника престола Тафари, спасли ему жизнь во время мятежа и обеспечили трон.

В Китае в 1925-1927 гг. русский отряд генерала Нечаева (несколько тысяч человек пехоты и кавалерии, с артиллерией и авиацией) действовал на стороне шаньдунской армии в ее борьбе против коммунистов. В те же неспокойные годы в Шанхае для защиты международной концессии и проживавших и работавших там европейцев был создан Волонтерский корпус. В его составе имелось и русское формирование под командой капитана 1 ранга Фомина, развернутое позже в Русский полк, которым командовал гв. полковник Тиме. Подобные отряды действовали и в Пекине (командир – полковник Слизанов), и в Тяньцзине (командир – полковник Теляковский).

Русские офицеры, нашедшие пристанище в Парагвае, преподавали в военной школе, руководили строительством дорог, налаживали работу в арсенале и т.п. Они приняли самое активное участие в войне этого государства против Боливии (1933-1935 гг.), и многие сложили головы, отстаивая территориальную целостность своей второй родины{278}. В ранг национального героя страны был возведен генерал И. Беляев, который не только сыграл большую роль в мобилизации русских для отпора боливийцам, но лично провел комплекс геодезических и картографических работ на театре военных действий. Много лет он исследовал жизнь парагвайских индейцев, возглавлял правительственную комиссию по землеустройству их племен. После его смерти (1957 г.) в знак заслуг перед страной в Асунсьоне ему был установлен памятник.

Десятки "белых" русских эмигрантов сражались на стороне Франко в годы гражданской войны в Испании (1936-1938 гг.), рассматривая борьбу с "коммунистическим интернационалом" как свой прямой долг. Среди них были генералы Н. Шинкаренко, А. Фок, другие офицеры.

Русские состояли также на службе в армиях Югославии, Чехословакии, Соединенных Штатов Америки и других государств...

Но подавляющее большинство бывших военных вынужденно превратились в фабричных рабочих и сторожей, шахтеров и таксистов, мелких служащих и торговцев. Их глубокую социальную и душевную драму ярко отражают пронзительные строки замечательного поэта "белой" эмиграции Ивана Савина:

Не больно ли, не странно ли – У нас России нет!.. Мы все в беэдомье канули, Где жизнь – как мутный бред.

Где – брызги дней отравленных, Где – неумолчный стон Нежданных, окровавленных, Бессчетных похорон...

Упавшие стремительно В снега чужих земель, Мы видим, как мучительно Заносит нас метель...

И все-таки Зарубежное офицерство не желало быть занесенным метелью обывательщины и мещанства. Изгнанники продолжали сознавать себя офицерами, чувствуя объективную угрозу своего перерождения. "Под влиянием многих лет труда, поставившего нас на низшие ступени социальной лестницы, мы постепенно перестали предъявлять к себе те требования кастовой (армия всегда немного каста) чести и морали, без которых нельзя сознавать себя воином и рыцарем..." – с тревогой говорил известный военный писатель Н. Белогорский (генерал Н. Шинкаренко){279}. Известный военный поэт, полковник князь Ф. Касаткин-Ростовский в стихотворении "Молитва офицера" писал: Великий Боже... дай нам силы В изгнаньи душу сохраня, Увидеть близкие могилы В рассвете радостного дня.

Пусть тучи темные нависли, Не дай упасть в холодной мгле, Все силы наши. чувства, мысли Дай нам отдать родной земле.

Мечту изгнанников о служении "освобожденной" России питала вкорененная офицерская психология. Свое эмигрантское рассеяние они изначально воспринимали не иначе, как "переход Армии к новым формам своего существования". Ответом на вызов судьбы стало создание генералом П. Врангелем Русского Общевоинского Союза (1924 г.), в который добровольно и естественным порядком вошли многочисленные общества и объединения зарубежного воинства, инициативно созданные офицерами по признаку принадлежности к полкам и корпорациям старой армии, частям и соединениям белых фронтов и по другим основаниям. Среди сотен таковых было немало сугубо офицерских. К примеру: Общество Офицеров Генерального Штаба, Союз Офицеров Участников Войны, Союз Офицеров Кавказской Армии, Общество Русских Офицеров в Королевстве Югославии (и одноименные общества в других странах), Общество Ревнителей Военных Знаний, Офицерский Союз (Харбин), Русский Офицерский Союз в Бразилии и т.п. Имелись объединения выпускников практически всех дореволюционных военных академий, училищ и кадетских корпусов. Все они возникали не только как ячейки взаимопомощи для облегчения тягот жизни в чужеземье, но главное – как "идейные военные братства".

Многолетнее функционирование этой разветвленной организационной структуры явилось базовым элементом военной культуры эмиграции, другими составляющими которой были: военное просвещение и образование, военно-периодическая печать, историко-мемориальная работа, военная мысль. Вдали от Родины офицеры учредили Высшие Военно-Научные Курсы (Париж, Белград), десятки Кружков высшего военного самообразования, несколько военно-училищных и повторительных (по специальностям) курсов, офицерские лектории, военные секции при гражданских институтах. Смену уходящему поколению офицеров готовили кадетские корпуса. Огромную роль в сохранении офицерского самосознания, поддержании и развитии военных знаний, укреплении связи между воинскими организациями, разбросанными по всем континентам, играла военная периодическая печать Зарубежья. Более 150 (!) изданий, таких как "Военный Сборник" (Белград), "Русский Инвалид" (Париж), "Часовой" (Париж – Брюссель), "Вестник Военных Знаний" (Сараево), "Русский Голос" (Белград), "Армия и Флот" (Шанхай), "Вестник Общества Русских Ветеранов Великой войны в Сан-Франциско", "Морской журнал" (Прага) и др. осуществляли эту миссию. Сотни офицеров поздними вечерами работали над вопросами военной истории и теории, фиксировали свой богатый боевой опыт в мемуарах. Свыше тысячи книг и десятки тысяч статей, архивных источников несут в себе наследие военной мысли эмиграции. В них нашел отражение исторический путь старой армии, богатейший военный опыт – от Русско-японской войны до локальных конфликтов 50-60-х годов, в них содержится анализ военно-политической картины мира, развития военных систем и прогноз их эволюции, утверждение духовной сущности русского военного дела. "Очерки Русской Смуты" и "Путь русского офицера" А. Деникина, "История Русской Армии" А. Керсновского, "Из истории кампании 1914 года на Русском фронте" и "Военные усилия России в Мировой войне" Н. Головина, "Полчища" А. Геруа, "Душа Армии" П. Краснова, "1918 год" А. Зайцева. "Мировая война на Кавказском фронте" Е. Масловского, "Высший командный состав" В. Флуга, "Лик современной войны" Е. Месснера и другие труды правомерно считать классикой отечественной военной литературы. (Это наследие частично представлено в 6, 13, 16, а также других выпусках "Российского военного сборника".)

Военная культура, выявлявшая направленность личности, истинные помыслы и устремления, идейную стойкость и силу характера изгнанников, есть главное свидетельство сохранения ими своей офицерской сущности.

Помыслы об офицерском служении

В творческом наследии военной эмиграции значительное место занимают размышления о национальной России, ее будущей армии и офицерском корпусе, о предназначении русского офицера и его социальной роли, о жизни и службе офицерства в Императорской Армии, подготовке офицерских кадров и их качествах, о действиях командного состава в боевой обстановке Великой и Гражданской войн и т.д. Среди лучших работ, посвященных офицерскому вопросу, – те, которые представлены в данной книге: коллективный труд "Российские офицеры", "Высший командный состав" В. Флуга, "Трагедия русского офицерства" А. Мариюшкина, "Современные офицеры" Е. Месснера, "Наш будущий офицерский корпус" А. Керсновского и др.

Ценность изложенных в них мыслей заключается в том, что принадлежат они талантливым людям, прошедшим через масштабные войны, трагедию крушения своей страны, своей армии и своего сословия. Отлученные судьбой от Родины и любимого дела, они настойчиво пытались разобраться в грехах и достоинствах прежней военной системы, своих собственных ошибках, анализируя их, составляли заветы для будущих поколений. Делали это максимально откровенно, ибо на чужбине свобода их мысли уже не стеснялась ни "ведомством", ни цензурой. Мотивируя нравственную позицию исследователя вообще и находящегося в изгнании в частности, генерал В. Доманевский писал: "Уважение к могуче-прекрасному прошлому России, ценой бесчисленных жертв вышедшей на свой великодержавный путь, уважение к памяти сынов России, павших на полях брани, обязывает каждого подходящего к славным, но тяжелым воспоминаниям, прежде всего искать правду и только одну правду. Правда приближает к истине"{280}. Возможности высказать "только правду" офицеры были лишены и в царской армии, и в еще большей мере – в Советской{281}.

Об офицерстве, о том, каким должен быть корпус русских офицеров в грядущем, военные писатели эмиграции размышляли постоянно. Их помыслы в значительной мере вырастали из суждений о старой армии и переживаний о ее революционном крушении, из богатого и горького опыта Мировой и Гражданской войн, из анализа жизни иностранных армий, состояния Красной армии. Мотив будущего доминирует всегда: и когда В. Флуг нелицеприятно и жестко анализирует качества русского высшего командного состава, и когда А. Зайцов четко и ясно пишет о германском Генштабе ("Германский генеральный штаб"), и когда А. Деникин откровенно вспоминает службу в Императорской армии ("Старая Армия", "Путь русского офицера"), и когда А. Геруа ведет речь об офицерском отборе ("Воспоминания командира полка"), и когда А. Болтунов предлагает пути воинского воспитания ("О воинском воспитании"), и когда П. Краснов, Ю. Галич, Н. Белогорский, Е. Тарусский выводят образы героев в своих многочисленных романах и повестях...

Непоказная вера изгнанников в будущее, их спокойная глубокая убежденность в пользе своей интеллектуальной работы поразительны. Приведем лишь один пример. Авторитетный генерал и военный писатель Александр Владимирович Геруа в 1937 г. на страницах машинописного журнала "Перекличка" (орган текущей связи "Общества господ Офицеров Лейб-гвардии Волынского Полка") ведет речь об офицерском отборе, о том, чтобы в будущей русской армии этот процесс "протекал на здоровых началах". Журнал выходит мизерным тиражом, рассчитан на узкий круг людей (что исключает "работу на публику"), разбросанных по разным странам, давно оторванных от Родины и армии. Геруа же не смущает эта локальность аудитории. К нескольким десятков старых волынцев он обращается с той же основательностью мыслей, с какой в начале века обращался к многотысячному отряду царских офицеров, выступая на страницах "Военного Сборника".

Такие примеры наглядно демонстрируют, что бывшие кадровые военные продолжали пребывать в орбите своей профессии. Отчетливо проглядывает их "познающая душа", когда, говоря словами И. Ильина, сознание и сердце живут "стихией своего предмета"{282}.

Мысль изгнанников шла от анализа ошибок и недостатков к формулированию заветов и идеалов. Изучая их наследие, можно выделить несколько главных достоинств, к которым должен стремиться офицерский корпус грядущей России. Это – корпоративная монолитность, профессионализм и офицерская этика.

Стремление к корпоративному единству

Офицерство русского Зарубежья остро осознавало и признавало отсутствие должного единства в офицерской среде старой армии. Четко и лаконично по этому поводу высказался один из легендарных белых генералов А. Туркул: "Были офицеры, доблестные и жертвенные, но Корпуса офицеров в России не было, был лишь офицерский состав"{283}. Полковник Д. Хитров, выступая 20 мая 1928 г. в Белграде с докладом "Русские офицеры в изгнании и политика", подчеркивал, что силами и способностью жертвовать русские офицеры никогда не оскудевали, но из-за отсутствия корпоративного единства и организованности все это расходовалось непроизводительно{284}. Вот еще одно утверждение, прозвучавшее в "Союзе господ офицеров Императорских Российских Армии, Флота и Воздушного флота": "В прежней Русской Армии, в сущности говоря, не было офицерской корпорации, и каждый офицер жил лишь узкими интересами своей части"{285}.

Основой для таких заключений служили прежде всего "антагонизм между различными родами оружия", политическая безграмотность и идейная разобщенность старого офицерства.

Ненормально, когда офицеры гвардии смотрели свысока на тех, кто не принадлежал к их касте. Кавалеристы с высокомерием относились к пехотинцам, морские офицеры – к сухопутным, конные артиллеристы – к артиллеристам крепостей и т.д. "С давних пор существовала рознь между армейским и гвардейским офицерством, – пишет А. Деникин в "Очерках Русской Смуты", вызванная целым рядом привилегий последних... Явная несправедливость такого положения, основанная на исторической традиции, а не на личных достоинствах, была больным местом армейской жизни"{286}. Против гвардейских привилегий выступали и П. Краснов, и П. Залесский, и многие другие военные писатели.

Другой кастой был Генеральный штаб, офицеров которого в войсках не без презрительности иногда называли "моментами" (от выражения "ловить момент", т.е. по службе пристроиться потеплее, миновать тяжелых строевых должностей, сделать карьеру). Так генерал Б. Геруа в одной из статей резко высказался против незаслуженного продвижения по службе тех, кто носил серебряный аксельбант и черный бархатный воротник (отличительные детали формы генштабистов), вспоминая, сколь пагубно несправедливый карьерный рост действовал на атмосферу и сплоченность офицерства{287}.

А. Керсновский считал, что служебные преимущества Гвардии и Генштаба безнравственны, что они были одной из самых злостных язв старой армии, и о восстановлении подобного в будущем не может быть и речи. В. Флуг жестко заявлял о необходимости принять серьезные меры, которыми раз и навсегда была бы уничтожена прежняя беспросветность карьеры и быта армейского пехотного офицера, что способствовало бы воспитанию офицерского корпуса в духе укрепления корпоративного самосознании{288}.

На сплоченность офицерских рядов оказывало влияние и единство боевого мировоззрения, которое в значительной мере достигается наличием и проведением в жизнь единой военной доктрины (в смысле определенной школы). В ходе дискуссии по военной доктрине, развернувшейся в эмиграции в начале 30-х годов, на этом, в частности, акцентировал внимание генерал А. Егоров. Проанализировав уровень подготовки военного руководства старой армии, он сделал вывод о том, что прежняя военная система России не давала армии "единой военной школы", насыщая армейские ряды "чрезвычайно пестрым командным составом". Тем самым на войне не обеспечивалось единство действий, между начальниками возникали частые трения, непонимание и что хуже – недоверие{289}. Отсутствовало единство и в период революционного крушения армии.

Внутриофицерская разобщенность способствовала разложению армейского организма. В мае 1917 г. на Съезде офицеров генерал М. Алексеев призывал к тому, чтобы офицерский корпус на деле стал "общей дружной семьей" и в ней водворилось единение, но все увещевания оказались запоздалыми и напрасными{290}.

Следует отметить, что и на чужбине, несмотря на создание Врангелем и его сподвижниками Русского Общевоинского Союза, членами которого состояло большинство изгнанников, в офицерской среде также не удалось достичь должной сплоченности. На своих "платформах" существовали "Корпус Императорских Армии и Флота", "Братство Русской Правды", "Русский Национальный Союз Участников Войны", автономно держалось казачество, отдельные группы офицеров участвовали в политических движениях: "Смена вех", "Евразийство", "Младороссы", "Русский фашизм", "Российское Национальное и Социальное Движение" и других.

Внутри самих офицерских корпораций порой возникали конфликты, которые далеко не всегда удавалось разрешать с помощью существовавших судов чести. Дело доходило и до открытого предательства, ярким примером которого служит деятельность генерала Н. Скоблина, в 1937 г. участвовавшего в похищении агентами НКВД председателя РОВС генерала Е. Миллера.

Чрезвычайно важным стал вопрос о политической грамотности офицерства, сознательном исповедовании им определенной государственной идеологии. В наследии военной эмиграции немало места занимают воспоминания и размышления о том, как в 1917 г. армия стала разменной картой в руках политиков и политиканов, не сумев противостоять революционному угару масс. В наличии не оказалось никакой организованной силы, на которую мог бы опереться Государь. "Великая молчальница" – Русская армия – была совершенно не знакома с политическими вопросами и оказалась абсолютно беззащитной в политической борьбе. Офицер, который "не умел отличить социал-демократа от эсера, легко побеждался в политической дискуссии некультурным аптекарским учеником, хотя поверхностно, но все же политически обработанным левыми партиями"{291}.