Текст книги "Офицерский корпус Русской Армии - Опыт самопознания"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

Всегда и везде следует помнить, что в организме армии роль сердца выполняет офицерский корпус{103}.

Проанализируем чувства офицера в наши дни. На первом месте стоит неудовлетворенность, которая рельефно проглядывает в армии. Откуда она явилась, и какие причины содействовали появлению и развитию этой нежелательной данной, дошедшей до болезненно-острой формы?

До Русско-японской войны армия находилась в состоянии покоя 26 лет, т.е. другими словами, целое поколение успело пройти и оставить ряды вооруженных сил.

В этот долгий период мира армия исполняла свое назначение и подготовку к войне. Она училась, она истратила силы и средства, она готовилась к бою. Вооруженный мир рассматриваемой эпохи требовал, чтобы в каждую минуту наша военная сила могла стать в ружье. Сколько энергии и труда было потрачено на боевую правоспособность!

Первый выстрел на полях Маньчжурии был неудачен, второй и последующие – еще хуже, а затем с головокружительной быстротой промелькнули Ляоян, Шахе, Сандепу, Мукден и, наконец, роковой день Цусимы.

Армия оцепенела от неожиданности.

Катастрофы не ждали, но она наступила. Офицерам стало ясно, что вся их работа мирного времени бесплодна, скажем более, – отрицательна. Армия шла по ложному пути, и теперь настала расплата. ...>:

При таких ужасных условиях у офицера неминуемо должно было возникнуть чувство нравственной отчужденности от своих сограждан, известный разлад с ними.

Мир изолирует офицера от общества, которое ненавидит войну. Но он человек войны – не только не может, но даже не должен ее ненавидеть.

Чем сильнее офицер любит свое дело, тем более представляется он своим глубоко мирным согражданам каким-то пережитком средних веков. Офицер видит, что общество начинает его понимать все менее и менее. Его собратья начинают презирать высокие воинские доблести, составляющие сущность военного дела и которыми офицер так гордится– Мы не преувеличиваем, сказав, что многие офицеры, и даже наилучшие из них, понемногу начинают себя чувствовать чужими среди своих столь мирно настроенных граждан, благодаря стремлению общества к новому строю.

Полная гармония между армией, постоянной, сильной, дисциплинированной, и нацией наступит тогда, когда наш корпус офицеров проникнется следующими идеями.

Подготовка к. войне остается главной, но не единственной обязанностью офицера; кроме своих обязанностей специальных, офицер должен взять на себя роль воспитателя.

...>: Помимо подготовки к войне необходимо служить и целям прогресса, подъемом умственного и нравственного уровня вступающих в ряды армии. Если этого нет, армия – тормоз, отрывающий сотни тысяч людей от общей культурной жизни. Ныне для создания истинно военной силы необходимо солдата очистить от моральной грязи, дабы она не задерживала правильного духовного развития. Нечего говорить о том, что шумные пиры наших дедов, служившие будто бы выражением необходимого воину удальства, должны отойти в область преданий и уступить место непрерывному и напряженному труду.

Таковы две данные нравственного бытия руководителя армии, которые явились как последствия Русско-японской войны, с одной стороны, так и изменения политической и общественной жизни – с другой. Эти условия временные, они сгладятся, пройдут как только притупится боль от проигранной кампании, как только жизнь войдет снова в спокойную, разумную колею.

Но есть еще обстоятельство, смущающее покой офицера, не позволяющее ему спокойно и с пользой работать, а именно:

материальная необеспеченность (я говорю о подавляющем большинстве армейских офицеров), в особенности обремененных семьей.

Если современная армия требует, как было выяснено, от руководителей апостольского труда, то справедливость требует, чтобы с нее были сняты заботы о насущном куске хлеба. Дороговизна жизни прогрессирует, оклады жалованья на долгое время обречены на состояние покоя. Над этим вопросом следует подумать серьезно, кому этим делом надлежит ведать.

Далее необходимо отметить трудность дальнейшего повышения. Я говорю о чинопроизводстве. В силу многих причин в нашей вооруженной силе офицеры различных категорий имеют все шансы на движение по службе, кроме главной массы, т.е. армейских офицеров, для коих капитанский чин в большинстве случаев мертвая точка их дальнейшей служебной деятельности. Это ненормально.

Производства в следующий чин жаждут главным образом из-за увеличения командных прав, т.е. права власти, а вовсе не из-за сравнительно ничтожной прибавки содержания.

Нет другой отрасли деятельности, в которой при данных требованиях от офицеров относительно образования и внешней обстановки, которая бы так скудно оплачивалась, как в профессии военной– Со служебным повышением связано не только увеличение числа подчиненных, но, что важнее, уменьшение числа начальников, что чрезвычайно ценно для строевых офицеров.

Безнадежная медленность производства навевает офицеру невеселые мысли, подрывает в нем энергию, заставляет сомневаться в своих силах и способностях, не отмечаемых и не поощряемых начальством. Это вредно для блага армии. Вредно потому, что именно теперь напряжение силы руководителей должно быть использовано полностью; ясно, что эти силы надо поддерживать и укреплять. Путь для этого – поощрение, одним из видов которого является чинопроизводство. Бесконечный мир страшно замедляет движение по службе, но Русско-японская война только что кончилась, и в этом смысле ее необходимо использовать, двинув вперед по иерархической лестнице нужные армии достойные силы. ...>:

Дюрьи собрал отличный материал, превосходно иллюстрирующий требования, предъявляемые ныне к современному офицеру. Вот его мысли: 1) Военное воспитание – прежде всего воспитание нравственное. Назначение офицера своего рода апостольство... Он несет ответственность за души;

2) Культурный человек имеет свои личные обязанности, они запрещают ему накапливать знания и ничего с ними не делать, они возлагают на каждого роль обучающего пропорционально размерам его культурности и количеству знаний; 3) Монотонность казарм сделали душу солдата пустой. Никто не заботится им руководить, ограничиваются лишь одними наказаниями; 4) Нижний чин, находясь на военной службе и уходя домой, несет с собой отпечаток от тех начальников, которые им руководили; 5) Современный нам офицер должен стать воспитателем армии{104}. Но для этого ему необходимо проникнуться любовью к низшим, сознанием своих обязанностей, возлагаемых на всех общественных деятелей. Он должен быть убежден в необходимости своей роли воспитателя и полон решимости и энергии, строго исполняя закон, одухотворить его живительной струёй своего призвания. Наконец, заканчивает автор, офицер ныне имеет слабое влияние на душу армии{105}.

Как некогда покойный генерал Драгомиров требовал, чтобы последняя страница полевого устава "Поучение воину перед боем" была написана на стенах казарм большими буквами, чтобы каждый нижний чин имел их постоянно перед глазами, так ныне остается пожелать, чтобы приведенный выше офицерский катехизис украсил собою стены офицерских собраний и был бы постоянно на глазах тех, которым предстоит гигантский труд перевоспитания армии. Слова эти врежутся в память молодого офицера, и поневоле порой он задумается над ними и, быть может, придет к твердому, неуклонному решению принять участие в новой, духовной, отрадной для армии работе.

Подготовлен ли офицер к роли воспитателя армии?

Тридцать два года назад М.И. Драгомиров в "Военном Сборнике" писал следующее{106}: "С введением общеобязательной воинской повинности весьма излишне думать о том, приготовлены ли мы, офицеры, к тому положению, которое эта повинность создаст нам? То золотое время, когда офицер служил за фельдфебелями, унтер-офицерами, рядовыми, считавшими время своей службы в этих должностях десятки лет, когда пяти-шестилетний солдат считался чуть ли не молокососом, – прошло безвозвратно. Как часто случается на вопрос о причине какого-либо упущения получать в ответ: "Я приказывал". Подобный ответ обнаруживает убеждение, будто обязанность офицера только приказывать, а воспитывать в исполнительности – не его дело".

"Прежде для солдата офицер был "барин"; этим определялись их отношения и сфера деятельности, слагавшиеся во многом совершенно помимо и даже вопреки закона писанного... Теперь бытовые условия нашего общества изменились, да и в воинском организме – переворот полный: весьма мало учителей, весьма много учеников. Выход из подобного положения один: офицеру нужно беспрерывно и постоянно работать..."

"В наше время офицер должен много, беспрерывно и без устали работать, если хочет быть достоин своего звания; в наше время он не только военный чин, но нечто большее: он – общественный деятель в гражданском смысле слова, потому что призван играть не последнюю роль в народном воспитании".

"...Велика и почетна роль офицера, понимаемая таким образом, и тягость ее не всякому под силу. Много души нужно положить в свое дело для того, чтобы с чистой совестью сказать: "Много людей прошло через мои руки и весьма мало было между ними таких, которые от того не стали лучше, развитее, пригоднее для всякого дела. Ни одного я не сделал негодяем; ни одного не заморил бестолковой работой или невниманием к его нуждам; ни в одном не подорвал доверия к собственным силам. Все привыкли подчинять свою волю достижению одной общей цели по сознанию долга, а не из-под палки; из неграмотных столько-то сделал грамотными, из незнающих никакого мастерства – столько-то портными и сапожниками..."

Так определял маститый писатель социальную роль офицера более тридцати лет назад. Ныне чрез ряды армии успело пройти целое поколение руководителей. Изменился ли за этот громадный промежуток времени офицерский корпус? Несомненно, потому что тридцать лет умственная и нравственная жизнь не переставала развиваться и совершенствоваться.

Шла ли армия по пути, указанному Драгомировым в 1874 году? Да, но крайне медленно, вяло, ощупью, частью бессознательно, встречая на пути одно препятствие за другим, как неминуемый результат рутины, которую нелегко было преодолеть. Подвигался вперед и по тому же пути офицер-ремесленник, вводя постепенно, нехотя и как бы уплачивая дань требованиям времени, новую недостающую данную в армии – воспитательные начала.

Духовная работа руководителей получила начала, но была рассеяна по нашей вооруженной силе как, бы спорадически. скрытая, поглощенная обилием солдатской муштры. Это была уступка данной эпохе, но военная педагогика, как догмат, не получила права на открытую жизнь, она не была введена в систему при превращении пахаря в воина, ее снисходительно допустили, но, повторяю, крайне вяло и неуверенно развивали, не сознавая вполне, что в ближайшем будущем это составит краеугольный камень при перерождении части народа в армию, и это ближайшее будущее наступило. Ныне оно властно требует иного плана, иной системы, и, следовательно, и иных приемов при работе в армии.

И если Драгомиров более тридцати лет назад доказывал, что появление в армии офицера-воспитателя, исполняющего социальную роль, неизбежно, то ныне приходится сказать, что указанная деятельность – единственная, и офицерам-ремесленникам современный мундир не по плечу, и лучше снять его и отойти в сторону ...>:

Вложить зачатки основ нравственного воспитания будущего офицера должна семья и военная школа. Лица. стоящие у дела подготовки будущих офицеров, должны особенно внимательно продумать свои обязанности, а вся система военно-учебных заведений должна заключать в себе такие положения, которые явились бы контролем деятельности этих лиц{107}.

В военно-учебных заведениях подготовка нравственной стороны обязанностей офицера занимает очень мало места. Все внимание обращено на ремесло, на техническую сторону (т.е. на солдатскую муштру), на науки. До последних дней даже идея о необходимости подготовлять военную молодежь к роли воспитателя отсутствовала.

Будущий офицер, не зная, что часть его обязанностей состоит в развитии ума и сердца подчиненных, сам не приготовлялся к исполнению задачи, к которой не был подготовлен своими начальниками и учителями. Молодой офицер даже не подозревал важности этой обязанности и потому не исполнял ее, считаясь лишь с технической частью образования армии. Если же, прибыв в полк, он и отдавал себе отчет в исполнении новой для себя роли, то не знал, как взяться за дело, действовал неуверенно, ощупью, убеждаясь подчас с грустью, что вследствие недостатка специальной подготовки его добрая воля бессильна{108}.

Галкин М. Новый путь современного офицера. (Составлено по книге L'officier eduncateur. G. Duruy.) – СПб., 1907. – С. 18-33, 53-65.

А. Дмитревский

Идеал офицера

Нация может существовать некоторое время без идеала, но история нам показывает, что при таких условиях жизнь ее недолговечна

Лебон.

Тем более это можно сказать про армию, скелет нации, и еще более – про офицерский состав, душу армии. Идеал нации – счастье, благополучие, процветание ее и всех ее членов. Идеал армии – сила, могущество, способные защитить свою нацию, свою родину, ее спокойное существование, культурное развитие, возможное благополучие, счастье.

Идеал офицера ныне должен бы быть несравненно выше идеала средневекового рыцаря. Нынешний офицер не может ограничиться ролью и качествами рыцаря: личным участием в боях и сражениях, личной храбростью и бесстрашием, самообладанием, презрением к смерти, благородством, защитой слабых и отречением от личного счастья и личных удобств во имя тех идей, которым он служит.

Идеал нынешнего офицера не только самому быть таким рыцарем "без страха и упрека", но, что, без всякого сравнения, труднее и выше, иметь силу и умение перерабатывать в таких же рыцарей и в верных защитников Престола и Родины свой народ в лице его сынов, вверяемых на несколько лет офицеру для создания армии Вполне понятно, что не только достижение такого идеала, но одна мысль и стремление к достижению служили бы залогом счастливой будущности, давали бы величайший смысл офицерской службе и подняли бы престиж офицера на недосягаемую высоту.

Сознание необходимости такого идеала вполне выяснило бы и определило, чего можно и надо требовать от офицера в конечном результате.

Ясное понимание этого идеала определенно указало бы тем, кто взял на себя высокую миссию подготовки будущих офицеров, направление, куда следует обратить духовный и умственный взоры их питомцев, указало бы на обязанность воспитателей научить будущих офицеров сознательно держаться этого идеала, как держится путник в пустыне полярной звезды. ...>:

Я глубоко уверен в том, что если бы будущие офицеры проникались и сознавали все величие своей задачи как воспитателей народа, сеятелей в нем культуры, прогресса и нравственности, как, создателей армии-охранительницы процветания и благополучия народа, то многим грустным драмам в период их молодости не было бы места.

Обращаясь к хронике самоубийств, можно прийти к логическому выводу, что присущая русским национальная черта характера – чувство долга, доходящее подчас до самопожертвования – не только не развивается воспитанием, но как будто глушится... Ни в кадетских корпусах, ни в военных училищах не видно той воспитательной работы, которая создавала бы идеал офицера на началах национального самосознания и национальной гордости.

Мне не привелось ни видеть, ни слышать, чтобы в названных заведениях имело место что-либо похожее на то, чему я был свидетелем еще в 70-х годах, наблюдая за играми учеников приходского народного училища в одном из самых захолустных уездных городов наших западных губерний В этих играх, где принимали участие разношерстные по национальности мальчуганы, "русский" был синонимом победителя и поэтому никогда не должен был сдаваться, какими бы суровыми мерами его ни принуждали к этому Дети необычайно интересовались всем военным, и я помню, как офицер представлялся им по званию выше других чинов в любой профессии и рисовался их воображению особенно увлекательным идеалом.

Далеко не такой бодростью и свежестью во взглядах на жизнь, на будущую деятельность офицера, на национальное самолюбие веет в кадетских корпусах и военных училищах: чтение и даже обязательное изучение Печориных, Базаровых, Марков, Левиных, Пьеров Безуховых и прочих "типов" духа праздности, уныния, сомнения, неверия, апатии, безволия и шатания, а главное, всеобщего отрицания, изучение не для психологии, а вместо психологии, изучение якобы для познания жизни, в лучшем случае, "литературы для литературы", – все это мало благоприятствует зарождению и развитию истинных идеалов, истинной цели, истинного смысла ее в будущем офицерском звании. Да и вне книг никто не заботится о внушении идеалов национального геройства, идеалов службы офицеров... Нет заботы о складывающемся мировоззрении; вместо этого лишь для настоящего момента показные стороны: послушание, дисциплина, зубрежка; зубрежка даже подвигов, теряющих для юнцов свою прелесть именно благодаря обязательному заучиванию.

Взгляните на обучение потешных, на программы обучения: там все есть для того, чтобы можно было поскорее хвастнуть обучением потешных как "настоящих солдат"; одного только нет – внушения национального и воинского идеалов, не видно и понимания психологии русского народа и детской... И уже много юношей и детей охладело и даже получило отвращение к "потешной организации" из-за неразумного, "не рассчитывающего будущих последствий усердия гимназического и училищного начальства, насильно обязывающего поступать в "потешные" под угрозой "воздействия"... Вторым симптомом отсутствия идеала русского офицера можно считать нелестное мнение о корпусе офицеров в среде самих же офицеров, а также недостаток солидарности среди офицеров.

Тоже грозный симптом, особенно если сравнить "век нынешний и век минувший". 20-25 лет тому назад офицеры уступали современным во всех отношениях, но прежде более дорожили высотой своего офицерского звания, нежели теперь. В доказательство я приведу то, что слышал лично сам раньше и теперь. Более 20 лет тому назад мне пришлось быть с одним старым офицером в одном из ресторанов; вдруг мы слышим слова лакея: "Вот так офицер, ушел, не заплативши!" Перед этим действительно вышел один офицер. Мой компаньон, точно ужаленный, накинулся на лакея, говоря, что офицер не может не заплатить; забыл сегодня, уплатит завтра. Но, чтобы не было разговора, мой компаньон сам уплатил за забывшего офицера. И вообще, прежде я часто слыхал фразу: "Таких (скверных) вещей офицер сделать не может", хотя, повторяю, прежде нравственный уровень офицеров был не выше нынешнего. В настоящее же время сами офицеры не стесняются говорить где бы то ни было: "Э, и среди офицеров, всякие бывают!" – и любезно учат кредиторов офицера через кого понажать на него.

Именно в таких, к несчастью, нередких отзывах самих офицеров об офицерах же и заключается ужас потери идеала офицера и пагубность последствий этой потери, допущение мысли, что "всякие" среди них – не исключение, не ошибка, не преступники, а как будто обыкновенное явление в большой семье офицеров; что надо быть осторожным, имея дело и с офицером.

Эта пагубная мысль за последние десятка два лет все более и более распространяется, как и мысль, что офицер – это тот же цеховой ремесленник, занявшийся ремеслом только ради куска хлеба; что деятельность офицера нисколько не выше, напротив, стала ниже деятельности любой невоенной. Поэтому, если офицер находит местечко, например, в частном банке с содержанием, превышающим офицерское, то говорят, что он счастливец, не говоря уже про должности гражданского ведомства с будущностью и положением... Но что особенно характеризует неважное мнение об офицерах это наставления, напоминания, инструкции, просьбы о том, как... должен вести себя офицер. Так, в одном из очень больших городов, я был свидетелем, как офицеры (в том числе полковники и подполковники – сами командиры частей), выстроившись в шеренгу, слушали "просьбу" коменданта о соблюдении формы, о том, чтобы не заводить фуражек с большими днищами и маленькими козырьками, "которые носят только мастеровые и революционеры" (здесь, конечно, – повышение голоса), "просьбу" о приветствии между собою и "просьбу" о непосещении некоторых мест. Вполне понятно, что эти офицеры, в том числе полковники и подполковники, как требующие подтверждения или "просьбы" о соблюдении формы, правил отдания чести, приветствия и общего благонравия, не удостоились подания руки

О том, насколько это недальновидно в деле воспитания офицерства, объяснений не надо. Хотя, конечно, для комендантов невыгодно, но пусть лучше было бы несколько отдельных нарушений в форме и благонравии (и тогда легче избавиться от уклонений от идеала офицера), чем унижать достоинство и самое звание офицера обидным и незаслуженным наставлением, даже полковникам, о соблюдении формы и благонравия...

Переходя к вопросу об отсутствии солидарности, надо отметить, что необходимость таковой среди всех офицеров русской армии ныне очень мало или, вернее, почти совсем не сознается даже официально. Все более и более говорят вместо "я – русский офицер": "я – гвардеец", "я – кавалерист", "я артиллерист", "я – гусар, улан, кирасир", "я – инженер", "я – такого-то славного полка". То есть офицеры – не строители одной армии, не воспитатели одного русского народа в лице ежегодно призываемых его сынов, а как будто просто представители разных специальностей, разных даже служб, полков, обязанные солидарностью только со своими однополчанами.

Особенно блестящим доказательством отсутствия солидарности во всем корпусе офицеров русской армии и признания необходимости такой солидарности только для отдельных частей и только для разных специальностей может служить выраженное не так давно в печати недовольство апостолов преимущественного возвеличения "пехоты и негодование, что пехотный (?) мундир дается "всякому". Не до солидарности тут, когда допускают мысль и даже говорят и пишут, что русский офицер может быть "всяким" (я не привожу других эпитетов, еще более недопустимых). Эти апостолы дошли до апогея и стали утверждать, что офицеры пехоты должны быть "в нравственном и умственном отношениях выше, чем во всех других родах войск..." Когда же я в своем возражении выразил удивление, почему в одной пехоте, а не во всей армии, офицеры должны быть одинаково высоки в умственном и нравственном отношениях и привел пример из одной басни, как опасно считаться частями одного организма (руки, ноги, глаза, уши и пр.) между собой, то, несмотря на то, что в той и в предыдущих моих статьях проводился взгляд о единстве армии и о вреде "удельных княжеств", на меня обрушился г. Морозов, доказывая, что пехота, как голова организма, и должна главенствовать. Эти выпады с требованием покорности пехоте интересны как образчик уродливого искажения принципа солидарности в действиях всех частей армии вообще и в деятельности корпуса офицеров в частности, принципа, основанного на выводах психологии боя, как это выражено Арданом дю Пик: "Чувства солидарности, доверия, не могут возникать вдруг, они зарождаются в людях только путем близкого ознакомления друг с другом. Такое ознакомление приводит людей к сознанию ими своей чести, придает их действиям характер единодушия. Единодушие в свою очередь создает у них веру в свою мощь, а эта вера придает им мужество, т.е. временно заставляет их руководствоваться больше волей, чем инстинктом... Итак, только солидарность может создать бойцов..."

Этот-то необходимый принцип солидарности действий всех частей армии у нас переделали в принцип действия неравноправных актеров, исполняющих свои роли с абсолютным требованием ансамбля, т.е. полной зависимости ролей друг от друга;

руководящими поставлены лишь действия пехоты, которой "второстепенные" роды войск только "помогают".

Боясь очень отклониться от темы, я не буду входить в рассмотрение разницы между настоящим принципом и его искажением; замечу только в развитие темы, что именно этим, показанным мною искажением принципа солидарности и вызвана новейшая ересь, будто настоящий офицер – только пехотный офицер, остальные же – техники...

Третий симптом отсутствия идеала офицера – бегство офицеров из армии. Это бегство объясняли прежде всего материальной необеспеченностью офицеров: потому мол последние и бегут куда угодно, где только примут и больше дадут. Но это-то и показывает, что не звание и не высокая задача деятельности офицера прельщают последнего, а только нажива, комфорт жизни или просто материальная выгода деятельности. Иначе говоря, еще раз подтверждается отсутствие идеала офицера.

Здесь необходимо коснуться психологии этого явления: наши воспитатели юношества, боясь прослыть отсталыми, не хотят твердо, определенно и громко говорить о необходимости иметь армию как защитницу отечества, а следовательно, и о необходимости военной службы. Вместо того они томно роняют: "необходимое зло" (а то и просто "зло"), "пушечное мясо" и тому подобные ужасные по последствиям и притом глубоко несправедливые слова. Такие слова действуют удручающим образом, зарождая мысль, что военная служба есть орудие необходимого зла и т.д.

Если мы все молчим об идеале офицера, молчат и воспитатели юношества, то что же делать молодому человеку, еще не дошедшему до сознания, что через тех солдат, которых он учит, распространяются в городах и селах его мысли, его нравственные взгляды, что он автор и творец духовного склада русского народа и его культуртрегер? Откуда ему взять умение отстоять, защитить высокую миссию офицера от нападений, иногда со стороны милых губок, с утверждением, что не следует быть представителем якобы "грубой силы", якобы орудием не "созидания и прогресса", а "разрушения" и т.п.?

И, конечно, если нет веры в высоту офицерской миссии, а следовательно, нет и идеала, то только материальное обеспечение, чины, награды и форма могут удержать офицера на военной службе; представится что-нибудь повыгоднее – и офицер без идеала, конечно, сбежит, так как "рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше...". Будущее такой армии, где офицеры не верят в высоту своей миссии, а удерживаются только формами, чинами и орденами, очевидно, не обеспечено. ибо у таких офицеров на первом плане будет не будущее армии и народа, не польза дела, а достижение приманки.

Напрасно забыта Кантовская философия о воспитании чувства долга – ради долга; наградами же можно поощрять, но нельзя, чтобы награды обращались в содержание (как это в действительности установилось – награждение за выслугу определенного числа лет)... Хотя еще есть не один симптом, указывающий на отсутствие у нас идеалов, но я кончу на этом, так как имею целью лишь осветить, насколько можно, мысль, выраженную в эпиграфе, и показать некоторые признаки грозного для будущности целого народа отсутствия идеалов и отчасти выяснить последствия. Но я считаю необходимым добавить, что можно и не мечтать о достижении всеми офицерами идеала, как христиане не мечтают о достижении божественного совершенства Христа, но необходимо его иметь и не забывать, как не забывают христиане примера христианского совершенства. Идеал, как. религия, дает цель и смысл службы офицера, показывает направление. Идеал же дает истинный критерий о всей службе офицера и даже о всем корпусе офицеров; так, если солдаты уходят со службы развращенными, без понятий о нравственности, спившимися, то, конечно, это надо отнести к вине всего корпуса офицеров, не сознающих, что они являются примером, являются воспитателями нижних чинов... Идеал заставляет думать о будущем, о последствиях; отсутствие идеала дает лишь заботу о настоящем. Идеал устраняет обман для минутного настоящего. Идеал дает правильное направление требованиям начальства, выясняя, что требуется для пользы службы и что – для одобрения, похвалы высшего начальства. Идеал регулирует отношения и создает полную солидарность в достижении этого идеала.

Итак, без идеала – нация, армия, корпус офицеров недолговечны. Нам необходим идеал. Да будет же идеалом русского офицера умение дать нашему народу могущественную армию, умение вложить в подчиненных ту силу духа, бодрость, бесстрашие, самообладание, твердость характера, ту любовь к Царю и родине, наконец, то "рыцарство без страха и упрека", которыми офицер и сам старается обладать. Но для полной солидарной деятельности всех офицеров одной русской армии необходимо, чтобы этот идеал был общим. Этим установится и полная солидарность службы и всех полков, и частей войск. И идеал, и даже "традиции" должны быть одни и те же для всей русской армии, так" как ненормально, чтобы то, что считается хорошим для одного полка или части войск, было бы нехорошим и безразличным для другого полка или части войск, особенно по вопросам "нравственного элемента" и службы.

Военный Сборник – 1912 – No 7

Служение России

А. Сурнин

Роль офицерства в военном воспитании

Прежде, когда солдат служил почти всю жизнь, вопросы воспитания решались, так сказать, сами собой: военная семья, в лице ветеранов, сама воспитывала молодежь.

Теперь воспитание стало работой исключительно офицерской, т.к. офицеры одни только составляют постоянную часть армии, ее кадр. Унтер-офицеров, даже сверхсрочных, можно считать их помощниками в деле воспитания только в самом узком, формальном смысле.

Роль офицеров в армии чрезвычайно поднимается в своем значении и усложняется тем обстоятельством, что, будучи воспитателями, они в то же время являются для нижних чинов тем образцом, идеалом воина, к какому они сами обязаны побуждать стремиться своих воспитанников. Отсюда видно, что "качество армии зависит от качества офицерского корпуса". В этом смысле офицеры являются краеугольным (основным) камнем всего военного строя, они составляют душу армии, хранилище ее преданий и традиций. Чем качество офицерского состава выше, чем больше они отвечают своему назначению, тем и вся армия явится более подготовленной к бою, тем более она будет отвечать и в мирное время государственным требованиям народа. Для того чтобы офицер удовлетворял своему назначению, от него требуется здоровье, твердость в основах воспитания, требуемых вообще от каждого солдата, свойства характера, необходимые для воспитания подчиненных, твердое знание всего того, что от подчиненных требуется, проявление во всем примера, сила воли, ум, общее и военное образование, военное дарование, искренняя преданность военному делу, бескорыстие, способность руководить чувствами массы. Словом, качества военного духа: нравственные, умственные и физические... [...] Он должен понимать, что военная служба не есть средство к блестящей карьере, а заключается в том, что офицер, кроме военного дела, является воспитателем всего народа, который проходит через его руки. Но подобное воспитание не должно заключаться в речах и бесконечных беседах, оно должно проводиться незаметно. Раз офицеры будут проникнуты сознанием своего положения, связанным с определенными обязанностями, раз они будут непреклонно проводить эти принципы в своей служебной деятельности, то этого будет вполне достаточно для сказанного воспитания. Социалисты, антимилитаристы, интернационалисты и представители прочих крайних политических партий делают успехи и бороться с ними – долг каждого гражданина, любящего свое отечество. А сказанным воспитанием офицер исполняет свой гражданский долг.