Текст книги "Бессонный патруль (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

У самого выхода перед ним вдруг вырос Драчук.

С ним – еще двое. У каждого из кармана брюк выглядывало по бутылке.

– Здорово, Алеха! – загудел Драчук сразу. Он был порядком "под мухой".

Алексеи сдержанно ответил на приветствие.

– Задвинем, что ли, но-целинному? – Драчук похлопал по оттопыренному карману.

Алексей колебался. Да, он, пожалуй, не против. Пожалуй, за компанию можно. Пока Танюшка заседает...

– Аль торопишься? – наступал Драчук. – Айда! Она и сама разыщет к тебе дорогу... Ведь не впервой, а?.. – При этом он хитро подмигнул дружкам.

Такого поворота Алексспне ожидал.

– Послушай, – задыхаясь от волнения, глухо проговорил он, – трепись о чем угодно, а ее...

– Что, особенная, да? Секретарь, да? Знаем мы...

Драчук не закончил фразы. Зазвенела пощечина. Он с минуту ошалело глядел на Алексея, потом, выхватив из кармана бутылку, молниеносно занес ее над головой. Алексеи пригнулся. Бутылка угодила в одного из посетителей.

Началась потасовка. Загремели столы и стулья. Полетели на пол тарелки и стаканы. Воздух потяжелел от паров разлившейся по полу водки. Алексей дважды кого-то сильно ударил и чудом оказался на улице.

– Пьяницы! Хулиганы! Разбойники!.. – на разные голоса кричали служители общепита.

Алексей ушел в ночь, к своему трактору.

Молва о выходке тракториста Китова мигом облетела поселок. Распитие спиртного... Драка в общественном месте. И он, Алексей, зачинщик!.. Все это казалось невероятным. Татьяна не могла поверить. Этого не может быть! Но все говорили. И надо было что-то предпринимать, какие-то меры. Что за чудовищное слово-меры! Можно бы просто поехать в бригаду, поговорить с ним. Он ведь все поймет.

Но теперь это уже не будет считаться достаточным. Это не меры, которые требуются от нее, комсорга.

Только что состоялся неприятный разговор у директора.

– Что за человек этот Китов? – спросил он недовольно, едва Татьяна переступила порог кабинета.

– Тракторист, – дрогнувшим голосом сказала она, – неплохой.

– Неплохих трактористов много. Людей надо. – Он сурово просверлил се взглядом. – Он комсомолец?

– Да.

– А ты секретарь? Так вот что, дорогой секретарь, если в ближайшее время не примешь в отношении своего хорошего самых строжайших мер, считай его уволенным.

– Но, Павел Дмнтрич...

– Никаких "но"! – он погрузился в лежащие на столе бумаги, считая разговор оконченным.

А потом звонили из райкома. Требовали тоже поторопиться с самыми решительными мерами. И ни в коем случае не покрывать дебошира и пьяницу.

Весь день она не находила себе места. После работы собрала комитетчиков. Те пожимали плечами. А узнав мнение директора, сказали: придется исключить.

Неужели, думала она, и в самом деле придется? Надо немедленно увидеться с Алексеем.

Пошла к Драчуку. Насвистывая, он протирал мокрой тряпкой запыленные стекла, капот машины. На приветствие не ответил.

– Не подбросишь?

Проводя по фаре несколько раз тряпкой, он нехотя разогнулся.

– К нему, что ль?

– К нему.

Ехали молча. Татьяна смотрела в сумеречную даль, и ей становилось жутковато. Ей подумалось: здесь, в этой неуютной степи, может совсем потеряться он.

Драчук оглядывался вперед. Небо начинало чернеть.

Лучи от фар встречных автомашин, как шпаги, вспарыззл"

темноту. Сюпь гудела затухающим гулом.

– Скажи, Николай, – спросила она наконец, – он гебя, правда, первый ударил?

– Чего? – не понял Драчук.

– Он ударил тебя?

– А, ерунда.

– Выходит, не ерунда, если ударил.

– Коли хочешь, можно что угодно не ерундой обернуть.

– Промежду прочим, кому до этого дело? В харчевне я все уладил, и за посуду внес, что надо. Хватит, из мухи слона...

Драчук повернул машину с дороги. Показался черный прямоугольник вагончика, весенне-осенняя резиденция трактористов.

В вагончике было тепло. Пахло бензином и старой, немного подопревшей соломой. Засветив фонарик, Алексей по-хозяйски захлопотал. Достал откуда-то сахар, хлеб. Из закопченного чайника разлил по кружкам ароматный чли.

Пока Татьяна отхлебывала из споен дымящейся кружки, выкладывал бригадные новости.

– Знаешь, – разговорился он, – вчера и сегодня, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, мотор, как зверь, работал.

Теперь смогу в "самоволку" каждый вечер. Хочешь?

– У меня завтра комитет, – прервала его Татьяна.

– Ну зачем так часто?

– Скажи, это было не так, как говорят?

– Почти так.

На комитете, вопреки опасениям Алексея, царила атмосфера непринужденности. Несмотря на требования секретаря говорить по одному, не вставлять замечании, не бросать реплик, ребята невообразимо шумели. Галдеж поднялся особенно после выступления молоденького парнишки, инструктора райкома комсомола.

Взяв слово, инструктор выразил сожаление, что некоторые не понимают всей пагубности проступка комсомольца Китова. При рассмотрении подобных персональных дел, многозначительно подчеркнул он, требуется особенная принципиальность и непреклонность. Злостная выходка Китова сводит-де ка нет заслуги всей организации.

Он говорил и говорил. Члены комитета нетерепеливо ерзали на стульях.

Алексей сидел, уперев в колени бугрисчые ладони. Глядел прямо перед собой. Он никогда не внд^л таким бледным Танюшкиного лица. Временами их взгляды встречались.

Его и Драчука несколько раз спрашивали об обстоятельствах злополучной драки. Алексей молчал. Драчук отвечал неохотно. Когда все выговорились, решили поставить вопрос на голосование. Вмиг воцарилась тишина. Ее нарушил комсорг.

– Кто за то, чтобы Китову объявить...

– Простите, – перебил инструктор. – Насколько помнится, предложение об исключении внесено первым?

Тишина стала такой, что слышалось тиканье наручных часов. Татьяна обвела ребят несмелым взглядом.

– Кто за то, чтобы исключить?

Никто не шелохнулся. Тишина казалась абсолютной.

– Кто за выговор?.. – словно боясь, что снова прервут, выдохнула Танюшка.

Руки взметнулись.

– Заседание окончено, – прикрыв липкими ладошками глаза, она побежала за дверь. Алексей выпрямился, встал и. не сказав ни слова, последовал за ней...

И пошли они берегом реки. Медленно, молча, глотая надвигающуюся ночь, как вкусную воду. А кругом затухающим гулом волновалась весна. И трава пугалась у них под ногами. И мир обоим казался таким удивительным...

* * *

Незнакомец выпрямился, привстал с камня, глядя в тихо темнеющую дзль, где речка пряталась в зарослях ивняка. Он смотрел на берег и видел тихо идущих в обнимкусебя и Тянюшку. Да, да, это она: белая кофточка с глубоким вырезом па груди, туго уложенные на голове косы.

А это – вельветовая куртка, кирзовые сапоги, помятый картуз в руках он, Лешка – чуть не закричал что есть духу незнакомец. В этот миг раздался детский голос:

– Пошли домой, Драчук!

Незнакомец тяжело опустился на уже холодный камень.

...Что же было потом?

Их всюду видели вместе. Совхозный поселок хорошел, разрастался новыми постройками. Из бараков-общежитий люди переселялись в добротные домики.

Как-то строительная бригада делала прикидку нового дома. Бригадир, зайдя к Алексею, сказал:

– Не подкинешь, Леш, на своем тракторишке щебенку под фундамент? – и, хитро прищурясь, добавил: – Может статься, на новоселье в тот дом пригласить. Заодно и свадьбу сочиним.

Карьер от поселка недалече. Алексей подогнал трактор с прицепом. Грузчиков не было. Взял лопату и сам стал набрасывать дробленый камень.

Намек бригадира не выходил из головы. А что, если правда свадьба? Работал лопатой все быстрей и быстрей.

Когда почувствовал, что руки не подчиняются, бросил ее в прицеп и, шумно дыша, опустился на камень.

Обыкновенный большой валун. В карьере таких великое множество. Их постепенно вывозят.

Немного погодя Алексей поднялся, подошел к своему "ДТ", отыскал молоток и, возвратившись, стал что-то выстукивать на камне. Искры брызгами сыпались во все стороны,

Слова бригадира сбылись. Алексею и Татьяне предложили вселиться в новенький дом. На новоселье один из гостей, поднимая стакан, сказал:

– Дому стоять вечно. Фундамент держится на Татьяне...

Это был Николай Драчук, шофер строительной бригады.

Гости, разумеется, не поняли его намека. Татьяна, хотя и залилась краской, тоже ничего не поняла. Буква "Т" оставалась тайной.

Между Китовым и Драчуком установились приятельские отношения. Николай еще ранее женился на Танюшкиной подруге, тоже медсестре. Звали ее Наташей. В свободное время молодые собирались вместе. На курултай, как любил выражаться Драчук, утверждавший, что это самое емкое и красивое казахское слово, означающее одновременно и деловой разговор и пиршество.

Все было хорошо. И ни Алексей, ни Татьяна не могли тогда предположить, какую роковую роль сыграет Николай в их жизни.

Близилась весна, а трактор Алексея стоял на приколе.

Сам он не находил себе места. Позарез нужны были запчасти. Все попытки достать их оказались тщетными. Объездил соседние совхозы, смотался в область – безрезультатно.

В это время к нему заглянул Драчук. Как бы между прочим спросил:

– Сколько ты, Леха, без работы маешься?

– Вечность, – не скрывая досады, сказал Алексей.

– И долго лодыря валять думаешь?

Алексей в сердцах выругался.

– Могу пособить, – сказал Драчук. – Ребятишки к соседям вечером едут. Туда, говорят, две машины комплектов подбросили. Если хочешь...

Прошли сев, уборка. Потом взмет зяби. Алексей работал, как черт. Танюшке нахваливал безотказного коня.

Но о ночном вояже в соседний совхоз не вспоминал.

Втайне же он считал своим долгом рассказать ей об этом вояже. Как-то, сидя за обедом, решился. Но она его опередила. Подойдя, обняла за плечи и сказала ту же фразу, с которой он собирался заговорить:

– Ты ничего нд знаешь, Алеша?..

Он повел плечами.

– Не догадываешься? – она взяла его руку и прижала ее к животу.

– Танюшка! – Алексей вскочил и, стиснув ее лицо большими ладонями, покрыл его поцелуями.

До конца дня он носился выше седьмого неба. Сидя за рычагами трактора, гадал, кто будет: сын или дочь. Подсчитывал, когда: в мае или июне. И как назовут. И что он подарит Танюшке...

Трактор был послушней ягненка. Жирные пласгы земли ложились один за другим, подминая под себя золотую стерню только что скошенного хлеба. Алексею казалось, его взмыленный "ДТ" не грохочет, как всегда, а поет. Поет мотор. Поет степь. Поет небо...

С нетерпением дожидаясь окончания дня, он неожиданно увидел машину Драчука. Она шла навстречу прямо но полю. Подъехал Драчук, резко затормозил.

– Знатному пахарю – салют!

– Здорово! – приглушив мотор, ответил Алексей.

Последнее время он редко видел Николая.

– Будь готов, трудяга. Вечером заедем. Дельце есть.

– Валяйте, – безотчетно бросил Алексеи и дал газ.

Трактор застрочил, как пулемет. Машина Драчука скрылась в облаке пыли.

К концу дня Алексей вспомнил об этой встрече. Чтлбы она означала? Николай давно стал непонятным и неуловимым. Алексей не раз слыхивал, что он замешан в каких-то неблаговидных делах. Наташа, его жена, была часто расстроена, задумчива, неразговорчива.

"Дельце есть", – вспомнил Алексей и почувствовал в этих словах что-то колючее.

По дороге домой он забежав с магазин и взял большую бутылку вина. "Такое ей, конечно, можно", – подумал он, разглядывая красивую этикетку.

Татьяна, встретив его, рассмеялась.

– Сама все выпью!

– А знаешь, что я придумал? – сказал он. – Выкопаю на речке карагач и посажу во дворе... В честь того, что ты такая хорошая...

Часа через полтора в окошко стала заглядывать молодая карагачевая ветка.

За ужином болтали. Татьяна ограничилась рюмкой вина. Алексей наливал себе, пока не увидел, что бутылка пуста.

Отправив Танюшку спать, он накинул на плечи пиджак, взял фонарик и вышел во двор подышать.

Небо еще днем обложили тучи. Дождя не было, но все пропиталось осенней сыростью. В разных концах поселка тускло желтели развешенные на столбах лампочки. Невдалеке грохотала совхозная электростанция.

Он уже собирался возвратиться, по услышал гул автомашины. Вспомнил о Драчуке.

Машина остановилась напротив. Хлопнула дверца кабины. Кто-то зашагал к дому. Алексей посветил фонариком.

– А, ты уже ждешь! – раздался знакомый голос – Алексей не знал, что ответить.

– Работенки – часа на два, – быстро, почти шепотом заговорил Драчук. Тут магазинчик понимаешь... Барахлишко сегодня подбросили. И сторожа нет.

Алексею словно всыпали горящих углей за пазуху.

– Пошел вон! – замахнулся он фонариком.

Но железные пальцы Драчука впились ему в руку.

– Ты что? – умоляюще глядел он на Алексея. – Иль мы с тобой не договорились?

Алексей кипел от негодования.

– Остынь, Леха. Ты, чую, хлебнул для храбрости. И мы немножко того... Кабы справились втроем, с тобой бы, дурнем, не связывались. Помнишь запчасти для трактора? Изза тебя рисковали. А ты в кусты, да? Не выйдет...

Алексей вырвал руку из железных клещей Драчука и что было силы толкнул его в грудь.

– Завтра же к директору...

Но фразы Алексей не закончил. Тяжелый кулак угодил ему в переносицу. Голову хватило электрическим разрядом.

Во рту что-то горячее, сладковатое. Едва сплюнул, как звонкая пощечина снова обожгла лицо.

Из темноты вынырнули двое. "Коллеги" Драчука. Алексей с размаху опустил фонарик па голову ближайшего. Послышался хруст стекла. Алексей замахнулся еще, но замер на мгновение и обеими руками схватился за лицо. Левая щека залилась кровью.

– Это пустяк, – услышал он злорадный голос,

– Вздумаешь доносить – запорю.

– Завтра же! – повторил Алексей.

Кулаки, как пудовые гири, обрушились на него. Тело начало деревенеть. В темноте кто-то приближался с заводной ручкой от автомашины. Алексей хотел кричать, звать на помощь, но из груди вырвался лишь сухой хрип. Собрав силы, он метнулся к крыльцу своего дома, заскочил в сенцы и сорвал со стены двухстволку...

Помнит он сноп пламени и лицо Драчука, выхваченное на мгновение из ночи и перекошенное в ужасе...

– Дяденька!... очнувшись, будто от сна, услышал Алексей.

Солнце давно скрылось. Небо сделалось чернильно-темным, на нем густо высыпали осенние звезды. Двое малышей убежали домой. Только этот, назвавшийся Колей Драчуком, нс уходил.

– Дяденька, вам негде ночевать, да?

– Не беспокойся, дружище, где-нибудь устроюсь.

– И столовая уже закрылась, – раздумчиво продолжал малый, Алексей встал, подхватил пиджак и мешок и протянул ему руку: ^

– Идем, провожу.

Мальчуган не мог скрыть радости:

– Мы живем рядом... И мама с работы уже пришла...

А тут, – он обернулся и указал на едва заметный в темноте карагач, тут дом стоял. Плохой, побитый... Никто не жил в нем... Раньше тетя Таня с Ирочкой, моей подружкой, жили. Потом уехали. Мама говорит далеко-далеко, под Москву.

– А дом?

– Завалился. Антппыч бульдозером поравнял, и стало хорошо играть.

– Ну вот ты и пришел, – незнакомец остановился против небольшой избы, словно придавленной к земле и давно нуждавшейся в ремонте.

"Войти или нет?" – колебался Алексей. Он понимал, что дом этот единственное место, где можно получить какие-то точные сведения о Татьяне. За восемь лет он, "зэк"

Китов, узнал лишь, что у него родилась дочь и что назвали ее Ириной. С Татьяной переписка оказалась невозможной.

Потрясенная всем случившимся, она задолго до родов слегла в больницу. Писать ему не могла. Может, она поверила, что он вор и убийца? Это невозможно! Но кто знает?

На следствии и суде Алексей твердил единственное: виноват... Он уже свыкся с мыслью, что счастье потеряно навсегда. Но когда срок подошел к концу, в нем вспыхнула надежда: Танюшка, конечно, не может не ждать, она непременно ждет. Надежда овладела всем его существом. По ночам в его воображении, как в калейдоскопе, проносились встреча с женой и дочерью, прогулки с ними на ближайшее озеро. Иришку он ясно представлял и без фотографии: черноголовая, ласковая, задумчивая – словом, вылитая Татьяна... Выйдя на свободу, он сграбастал свою волю в кулак и месяца два работал на самых тяжелых работах.

Грузил. Копал землю. Валил лес. Трудился, как зверь, лихорадочно. Он знал, что им, женщинам – Татьяне и Иришке, трудно. Что он должен помочь. Сразу же! У него будут деньги... Но вдруг где-то, в тайниках, зашевелилось сомнение. Он бросил все, получил расчет, и вот он здесь...

– "Войти или нет?" – мучительно раздумывал он.

Дверь отворилась. На пороге появилась женщина. В ярком свете электролампы, снопом вырвавшемся в открытую дверь, Алексей увидел до боли знакомое лицо. Наташа!

– Коля! – требовательно позвала женщина. Со света она ничего не видела в сумерках.

– Иду, мам! – поспешил откликнуться мальчуган.

– Дяденька, подождите, я сейчас! – она умоляюще посмотрел на незнакомца и побежал к дому. Женщина скрылась за дверью. Мальчик с порога еще раз взглянул в сторону незнакомца и тоже скрылся.

"Войти или нет?"

Дверь снова распахнулась. Алексей увидел знакомого мальчишку в необъятном до пят пиджаке.

– Это костюм моего папы, – гордо заявил малыш, подойдя к Алексею. – У меня был папа, – добавил он так, будто боялся, что незнакомец ему не поверит.

– Да, да... конечно, – сказал Алексей.

Шрам на щеке серебрился в электрическом свете.

Алексей достал из внутреннего кармана своего пиджака небольшой сверток, бумагу и карандаш.

– Отнеси маме, – черкнув что-то на бумаге, передал он все мальчугану.

Мальчик исполнил приказание. Он был очень удивлен, когда увидел, как мать, развернув сверток, побледнела.

Четыре сторублевые бумажки. На листке мужским неловким почерком: "Здравствуй и прощай, Наташа. Это малышу. Алексей".

Дрожащей рукой мать сжала деньги и, бросившись к двери, выскочила на улицу.

На дворе была непроглядная ночь. И едва слышен удаляющийся топот тяжелых ботинок.

В ЗЛОБИН.

* * *

"ДОБРЫЕ ЛЮДИ"

Старший инспектор Аягузского районного отделения внутренних дел Манкенов взглянул на литсотрудника газеты и сказал:

– Уголовных дел через руки любого следователя в течение двух-трех лет проходят десятки. Все они неповторимы, у каждого своя специфика, своя окраска. Но есть дела в чем-то похожие друг на друга. Например, бывают хищения социалистической собственности, которые осуществля^тотся группой тесно связанных друг с другом лиц. В этой шайке каждый ее член точно знает свою роль. Они связаны круговой порукой, в случае провала иногда пытаются подсовывать следователю одну и ту же заранее подготовленную версию. А бывают другие дела, при которых следствие тоже как будто сначала натыкается на довольно широкий круг лиц. Но постепенно выясняется, что это только замешанные, а не преступники. Кое-какие нарушения они совершали, но или совсем не получили никакой выгоды от этбго, или получили очень незначительную. И мало-помалу они отходят в сторону, и в центре дела оказывается один единственный человек, от силы – двое, которые и совершили преступление. А все остальное, весь клубок дела – накручен этим одним или двумя.

– Любопытно, – усмехнулся журналист. – Зачем же преступник вовлекает в свое дело мало или совсем незаинтересованных лиц? Ведь таким образом он увеличивает вероятность того, что он будет разоблачен.

– Да, риск, конечно, увеличивается. Но тут есть два важных обстоятельства. Во-первых, преступник просто физически иногда не может один совершить или скрыть преступление. Он живет среди людей, а не в безвоздушном пространстве. Он вынужден искать какого-то содействия, пусть даже незначительного. И второе обстоятельство: ведь преступник далеко не всегда открывает людям, которых он втягивает в незаконные действия, характер, объем дела.

Очень часто какой-нибудь конкретный человек, к которому обращается расхититель социалистической собственности, должен по его просьбе выполнить лишь какое-то незначительное действие, смысл которого не очень-то ясен. Преступник сплошь и рядом просит, чтобы его "выручили", "помогли" ему и т. п. Люди, будучи отзывчивыми по натуре, выполняют просьбу, идут иногда при этом на мелкие сделки со своей совестью. Но понять смысла своих действий они часто не могут, потому что другие звенья дела скрыты от них. А фактически такие сердобольные "помощники"

оказывают иногда матерому преступнику очень важные услуги, помогают совершению или сокрытию преступления.

– Слушаю вас, товарищ старший инспектор, и думаю:

все, что вы говорите, очень важно и интересно. Но это – отвлеченные рассуждения. А какое-нибудь живое дело вы можете привести в качестве иллюстрации ваших слов?

Манкенов улыбнулся.

– Ну, вот вам простой пример. В магазине райпотребсоюза в Аягузе несколько лет тому назад работала продавцом Макен Оразбаева. Это была женщина средних лет, всегда просто, но со вкусом одетая. Наступает время, и Оразбаеву переводят на должность заведующей складом межрайбазы. Человек растет, продвигается выше – дело хорошее. И Оразбаева с удовольствием восприняла этот переход. Если бы... Если бы не одно обстоятельство. К моменту перехода на склад у нее была недостача в магазине на 9577 рублей 25 копеек. Каково? Примерный продавец, на хорошем счету у начальства, а на самом деле-растратчица. Что делать? Любила Макен широко пожить. Хорошую мебель покупала, ковры, хрусталь, кольца, часы. Ради всего этого и запускала руку в государственный карман.

Магазин она сдавала продавцу Сапеновой. Из девяти с половиной тысяч рублей растраты она погасила ничтожную сумму, 113 рублей. Эти деньги она вложила в кассу.

На ней висело, значит, еще 9464 рубля 25 копеек.

И вот она уговаривает продавцов другого магазина Тургалиеву и Ерембаеву "помочь" ей. Они подписывают накладные на недостающие девять тысяч. Получается, что якобы они получили от Макен на эту сумму товар. В накладной был указан бельевой трикотаж. Макен Оразбаева пообещала им, что это временно. Она плакала и говорила, что раздала товар знакомым. А знакомые, мол, не возвращают деньги. Когда она перейдет работать на склад, она все уладит. Пли заплатит им деньги, или выдаст товар, или напишет накладные.

Тургалиева и Ерембаева "помогли" ей. Видите, как провернуто было дело? Люди совершали беззаконие, выдавали и подписывали бестоварные накладные, но сами ничем на этой операции не поживились. Дальше все идет как по маслу. Макен Оразбаева прикладывает липовые накладные к отчету и уходит "чистенькой" на склад. У принявшего от нее магазин продавца Сапеновой все в ажуре.

Оразбаева приходит на склад и теперь уже она выписывает бестоварную накладную на девять с половиной тысяч и выдает се продавцам Тургалиевой и Ерембаевой. В накладной написано, что якобы она, Оразбаева, "приняла"

от них бельевого трикотажа на указанные девять с половиной тысяч.

Вся эта возня может показаться вроде бы бесмыссленной для расхитителей. Да, товара не было, и денег не существовало. И Оразбаева, и ее добровольные "помощницы" Тургалиева и Ерембаева оперироьали пустыми бумажками. Но эти "бумажки" сделали очень важное дело. Они помогли спрятать недостачу. Если бы Тургалиева и Ерембаева не подписали бестоварных накладных, Оразбаева была бы разоблачена уже при передаче магазина. А благодаря. накладным недостача сначала была перекинута в другой магазин, а затем и на склад.

И вот Оразбаеаа теперь думает: как выкрутиться? Ведь девять тысяч все-таки погашать надо. Она ничего не могла придумать. Одно слово "ревизия" действовало на нее, как удар тока. Среди ночи Макен вскакивала с постели, подбегала к окнам и долго всматривалась в темноту. Ей чудилось, что сотрудники ОБХСС следят за ней, сейчас постучат в дверь, сделают обыск, увезут ее в милицию. А дальше-тюрьма. Бессонные ночи и постоянная тревога стали отражаться на работе: то в накладную не все товары запишет, то перепутает их названия. Чувствовала: приближается развязка. Что делать?

Как-то вечером задержалась на работе. Сидела в опустевшей бухгалтерии и переписывала отчеты. Мысли путались. За соседним столом сидел бухгалтер Ф. И. Ярмоленко. Он громко стучал костяшками счетов и записывал цифры. И тогда она решилась.

– Ничего не пожалею, Федор Иванович, только помогите избежать позора, заглядывая в потухшие глаза старика, просила Оразбаева. – Доска почета, лучший торговый работник, премии, на всех собраниях в президиуме и вдруг крупная растрата...

Рядились недолго. Оразбаева безоговорочно приняла условия заместителя старшего бухгалтера межрайбазы.

Кашляя, старик сказал, что даст знать, какие товары из тех, что поступят на склад, не приходовать. Заверил, что документы поставщика исчезнут бесследно, в бухгалтерских записях никто конца не найдет.

– Мне, красавица, жить осталось недолго, – складывая бумаги, сказал Ярмоленко, – возьму грех на себя, освобожу тебя от тяжкого бремени. В том мире ни милиция, ни суд не страшны.

"Благодетель" сдержал обещание: через некоторое время, в три приема он уничтожил документы на три контейнера с меховыми и швейными изделиями, поступившими на базу от Казторгодежды из Семипалатинска. Он дал знать об этом Макен. Ценный товар на 34 тысячи рублей – пальто, костюмы, меховые воротники, шапки, манто – оказался в бесконтрольном распоряжении преступников.

Макен не только покрыла свою растрату на девять с половиной тысяч, но еще и погрела руки.

Надо сказать, что и на этом последнем, заключительном этапе преступного дела Оразбаева действовала не одна.

Да она сама и не могла реализовать похищенные товары. И тут ей помогали. Помогали ей две продавщицы районного универмага. Под разными предлогами Оразбаевз добивалась того, что они получали товар со склада и вырученные деньги передавали непосредственно ей. Совершалось беззаконие, но те, кто его совершал, не брали себе ни копейки.

Все они думали, что "выручают" Оразбаеву, которая по доброте своей и безалаберности запуталась в делах...

– Скажите, а кто же распутывал этот клубок? Кто занимался всей этой кропотливой работой? – спросил журналист. – Вот вы сейчас нарисовали передо мной, так сказать, итоговую картину, раскрыли действия преступницы так, как они протекали на самом деле. Но ведь это псе.

очевидно, удалось выяснить в результате большой и кропотливой работы. Как она проходила? Кто в ней принимал участие?

– Принимал участие я, – продолжал рассказывать Манкенов. – Я и начал распутывать дело Оразбаевой, наткнувшись на эту крупную "акулу", занимавшуюся "тихим разбоем". Надо вам сказать, что я бы не довел дело до конца, не выяснил всех художеств Оразбаевой в одиночку.

Решающую роль в раскрытии преступлений этого "передовика торговли" ц выяснении ее истинного лица сыграл следователь нашего районного управления внутренних дел Геннадии Павлович Буханченко, человек, которому я очень многим обязан, у которого я учился работать, вникая во все детали дела, отделяя главное от второстепенного.

А сначала я, хоть и заинтересовался делами скромной и со вкусом одетой Макен, оставил, как говорят, дело на полдороге, удовлетворившись, по сути дела, пустяками.

Мне удалось выяснить, что Оразбаева продавала товары не только за наличные деньги, но и отпускала в кредит.

Ее отчеты принимали разные бухгалтеры. Только главное заключалось не в этом. Главное-это хорошо знала Оразбаева-состояло в том, что бухгалтеры работали спустя рукава и потому часто допускали ошибки. Продавца не интересовали причины такого отношения счетных работников к порученному делу. Ее занимало другое: можно ли воспользоваться их ошибками? В корыстных целях, конечно.

Подумала и решила испытать. В двух разных отчетах указала один и тот же кредит. Вскоре убедилась, что замысел удался. Отчеты были приняты без испр.вления. Двойное списание товаров создало в магазине излишки.

Народная мудрость гласит: аппетит приходит во время еды. Развился аппетит и у Оразбаевой. Придумала другой способ обогащения, и гут подвернулся случай проверить его на практике. В магазине работала комиссия по уценке товаров". Как бы между прочим Макен намекнула на то, что из этой операции можно извлечь личную выгоду. Члены комиссии оказались людьми понятливыми. Не только дали согласие, но и помогли осуществить ее замысел. В магазин уцененных товаров сдали не товары, а деньги. Товары оставили в своем магазине и продали по первоначальной цене.

На этом деле Оразбаева и ее соучастники "заработали" 512 рублей 13 копеек. Я выяснил все это, оформил документы и очень довольный собой принес это законченное, по-моему мнению, дело Буханченко. Но когда Геннадий Павлович начал знакомиться с моим "трудом", выяснилось, что в нем уйма прорех. "Законченное" дело начало расползаться по швам.

Буханченко указал мне прежде всего на то, что мной не был проведен обыск в доме Оразбаевой. Через несколько дней мы исправили это упущение. Обыск подтвердил тог факт, что Макен жила не по средствам. Кроме того, в наши руки попала ученическая тетрадка с пометками Оразбаевой. Впоследствии это помогло нам выяснить операцию с бестоварными накладными.

Оразбаеву нелегко было вывести из равновесия, она умела держать себя в руках. Впервые Макен потеряла самообладание на очной ставке с теми, которые помогли ей нажиться при операции по уценке.

Вызвав ее на допрос, мы сначала постарались выяснить дело с двухкратным списанием отчетных сумм.

– О повторном списании с моего подотчета суммы кредита я ничего не знаю, – сказала Оразбаева. – Эти деньги я не присвоила. Почему, спрашиваете, нет излишков? Видимо, просчиталась, эти деньги покрыли недостачу.

– Вы сами со своего подотчета списали эти деньги.

– Я ошиблась. Бухгалтеры должны были проверить.

– Расскажите об уценке товаров.

– Лоскут мы уценили правильно, – она медлила, подбирая слова и выражения. – Уцененные товары я оставила Сапеновой, продавцу, принявшему у меня магазин. Она должна была передать их в специальный магазин. Об этих товарах ее спросите.

На очной ставке с продавцом и товароведом, подписавшими акт об уценке товаров, она изменила тактику. Говорила не переставая. Убеждала их не "впутывать" ее и чужое дело, просила подтвердить, что уцененные товары сданы по назначению. Женщины молча слушали, но как только следователь начал задавать им вопросы, Макен убедилась, что ее красноречие не достигло цели. Раскаявшись в своих проступках, они откровенно сказали: товар уценили, а продали по первоначальной цене, разницу поделили, большую часть взяла она, Оразбаева.

– А как вела себя в, этот момент Оразбаева? – спросил журналист.

Манкенов усмехнулся:

– Она, видимо, считала кабинет следователя неподходящим местом для откровенного разговора и поэтому только плакала. Потом, успокоившись, еще раз попыталась воздействовать на своих коллег, заверив их, что на дубовой скамье сидеть будут они же, за нее есть кому заступиться. Убедившись, что и это не помогло, заявила:

– Это оговор: им мое место надо, вот и решили меня посадить. Я жаловаться буду, я это дело так не оставлю.

Так прошел первый тур. Но для того, чтобы копнуть дело глубже, нужна была хорошая ревизия. Облпотребсоюз прислал нам в помощь из Семипалатинска Галину Михайловну Лунину, которая длительное время работала бухгалтером в системе потребительской кооперации, имела солидный опыт и могла выполнить поручение следователя.