355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » Бессонный патруль (Сборник) » Текст книги (страница 17)
Бессонный патруль (Сборник)
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:56

Текст книги "Бессонный патруль (Сборник)"


Автор книги: Автор Неизвестен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Оба номера были сняты и направлены на экспертизу.

На следующий день капитан зашел в НТО.

– Ну что, Шурочка? – обратился он к молоденькому эксперту. – Как наши дела?

Пышноволосая девушка молча протянула желтую табличку с набором знаков: 87-17 КРА.

– Не узнаете? Вчерашняя. "Мастер" сначала покрыл нею табличку черной нитроэмалью, она сохнет очень быстро, в течение нескольких минут, а затем белой краской через трафареты вывел цифры. И главное – изменил только одну цифру и одну букву: из восьмерки сделал тройку, а букву "А" превратил в "Д". Работал со знанием дела, тонкой плоской волосяной кистью...

Заметив недоверчивый взгляд Тсмирбая, Шура обиженно поджала слегка подкрашенные губы:

– Ни один болт не запачкан. Круглой кистью так не сработаешь. В краске обнаружен волосок от кисти. А о знании дела говорит упорядоченный характер мазков: сначала горизонтальные, затем вверх-вниз, вверх-вниз. Краска ложилась ровно, почти как из пульверизатора. Тыльную сторону табличек, сколько мог достать, "мастер" тоже перекрасил. Предусмотрительный тип.

– Ну что ж, – улыбнулся Саметов. – Примем, как говорится, ваши рассуждения к сведению.

В тот же день из облавтоинспекции сообщили, что "Москвич" принадлежит Берсеневой Ирине Матвеевне. Номера шасси и двигателя машины были идентичны учетным данным.

Темирбай никогда не жалел времени на тщательную разработку версии. "Пожалеть час на планирование – потеряешь недели на расследование", – эти слова университетского профессора стали законом в его работе.

– Итак, – подвел он итог, обращаясь к Гогоберидзе. – Ты подключаешь к делу Васю Касьянова и еще нескольких ребят из дружины. Чем больше среди них будет строителей, тем лучше. Не забудь, Шалва, и об участковых. Пусть пройдутся по стройкам. Сам займись гаражами. Остальное беру на себя.

Так же нетороплив и спокоен был Темирбай и на месте происшествия в Кантемировке. "Ну, что ж. Кража как кража. Разбитое стекло, вполне можно пролезть. Только непонятно: вместе с хорошими вещами пропали совсем старые. Зачем они вору? Может, так: схватют в охапку, что под руку попало?"

Приоткрытый шифоньер полон добротных вещей, старомодная мебель на своих местах, на комоде золотой браслет, именные наручные часы... "Странно... Как вор не заметил этого?"

– И пропало-то не так уж много, – рассказывала немолодая женщина, жившая в другой половине дома. – То, что было на вешалке. Вот здесь, у двери.

– А вы давно знаете Ирину Матвеевну?

– Сызмальства.

– Посмотрите внимательно, не пропало ли еще чегонибудь?

– Постойте, постойте, – женщина всплеснула руками. – Как же я этого тогда не заметила, когда вот он, – ткнула она пальцем в райотдельского следователя, – спрашивал меня об этом же? Вот тут, на комоде, у Ириши завсегда деревянный ларчик стоял. Еще от покойницы матери остался. Матвеевна в нем письма держала давнишние. Еще замочек сломанный был.

– А в письмах что могло быть?

– Вот уж не знаю. Ирина о том никогда не сказывала...

Заночевали следователи в Каптемировке по счастливой оказии у деда райотдельского шофера Кости Гулая.

– Костька, никак ты! – всплеснул сухонькими ручками в широких рукавах сатиновой косоворотки низкорослый старичок. – Ты что же, постреленок, про деда забыл? Слышу, милиция приехала, да не думал, что это ты.

– Служба, деда, служба!

Смахнув с лавки соринки, дед пригласил гостей сесть, а сам радостно захлопотал у стола, собирая ужин.

Вскоре они уже сидели за столом.

Темирбай с сомнением посмотрел на стопку с водкой.

– Ничего, – успокоил его хозяин. – Много пить – оно, конешно, во вред. А по малости – во здравие, как говаривал наш поп. Хотя сам лакал без меры.

– А вы. Корней Семенович, неверующий? – чтобы поддержать беседу, спросил Темирбай. – И за что же прогневзлись на всевышнего?

– И-и-и, милок... Долгая история.

Задумал сосед наш Тимоха сына свово оженить и купил к свадьбе какой-то невидали в губернском городе, паюсной икрой прозывается. И до того, говорят, вкусна – язык проглотишь. И страсть, как захотелось мне испробовать этой диковинки.

Как водится, без попа никакое застолье не обходится, Поминки ль, крестины – отец Серапион тут как тут. А об свадьбе и говорить не приходится. Мы, парни да девки, как водится, в окна пялимся, смотрим, как гости вокруг стола рассаживаются.

Ну, налили по первости, прокричали, как водится, "горько!" и стали кто чем закусывать.

Батюшка, не будь дураком, придвинул к себе посудину с икоркой, выбрал ложку поуемистее, развесил утробу по коленкам – и ну уписывать икорку. С завистью поглядывают на него застольщики: каждому охота отведать диковинки. Да не силком же отымать еду у батюшки!

Так и слопал, черт кособрюхий, всю до зернышка.

С этих пор, милок, душа моя попов не принимает, за сто верст обхожу длинногривых. Да и в боге стал сумлеплться.

Дед помолчал, а потом и говорит:

– А ить не поверил ты, милок. – В голосе хозяина послышались нотки обиды. – И зря. Правда, самого батюшки уж давно нет на свете, а вот молодшая сестра его, ровесница мне, жива еще. Не даст соврать: вместях под окном стояли. Так оно все и было. Аграфеной ее кличут.

– А был у батюшки и сынок, – разговорился хозяин. – Теперича, должно, годов под пятьдесят ему было б, али чуток помене. Сгинул где-то на войне. Как сейчас помню, Кешкой звали. По-ученому Винокентии, кажись?

– Иннокентий.

– Во-во! Я ж и говорю: Винокентии. А уж боевой был!

Кого хошь изобразить мог. У нас его ахтером дразнили.

– Актером?

– Ахтером. Только, значитца, экзамены за школу сдал – м тут война. Долго от его вестей не было, потом два-три письма прислал – а там и похоронка. Уж так-то Иришка убивалась...

– Какая Иришка?

– Да все та же. Одна она у нас на всю деревню.

вековухой и осталась.

Дед сокрушенно вздохнул.

– Кому же он письма слал?

– Иришке...

– А после она ни от кого писем ие получала?

– Нет. У ей же родни-то нету.

– А Иннокентий бывал в доме Берсеневой?

– Ну как же. Чай они с Иришкой в школу бегали, Друг у дружки уроки учили. Да и кто из нас не бывал друг у дружки? Деревенька-то была совсем махонькой.

– Похоронка кому пришла?

– Бабке Аграфсие.

– После войны про Иннокентия слухов никаких не было?

– Нет, не слыхал.

– Вы, конечно, хорошо ее знаете?

– Иришку-то?

– Да, Берсеневу.

– А как же. На моих глазах росла. В войну первой на трактор села. Потом на агрономшу выучилась. Последний десяток лет еще и за бригадира у нас управляется. Уважительная такая, зазря человека не обидит.

Аграфена Капитоновна расплакалась, услышав вопрос Темирбая.

– Как же, касатик, мне его не помнить? Ведь я его вынянчила. Души в ем не чаяла. Своими-то детьми бог не сподобил. А уж толковый был, всхлипывала старушка, доставая из сундука перевязанный тесьмой платочек. Все, бывало, книжки разные читал. По две, а то и по три зараз в карманах таскал. Да красиво так рассказывал.

Наконец хозяйка квартиры развязала платок.

– Вот похоронная-то, – подала она протершийся на сгибах, пожелтевший от времени листок.

Темирбай пробежал глазами пожелтевший листок. "Извещение... сентября 1941 года... рядовой Аристархов Иннокентий Серафимонович... убит в бою иод Смоленском..."

Подписи, печать – все на месте...

– А фотографии не сохранили?

– Нет, касатик. Да и зачем она вам? Ведь сколь уж годов его косточки гниют в земле сырой, – запричитала вновь старушка.

– Может, есть его письма или какие-нибудь документы?

– Нету у меня больше ничего.

– Не рисовал Иннокентий?

– Нет, не припомню такого...

– Подведем итоги трехдневной работы. Что у вас, старший лейтенант? взглянул полковник на Шалву. Тот сокрушенно покачал головой.

– Проверены все строительные организации. Никакого намека. Сам я из семнадцати автохозяйств побывал в двенадцати. И тоже ничего.

– Ну, что ж. Отрицательный результат – это тоже результат. Сегодня же срочно доведите проверку до конца.

А что выяснили относительно Берсеневой?

– Она выехала из города в субботу утром накануне обнаружения "Москвича". Сессия облсовета закончилась в пятницу.

– Не забудьте, инспектор, про мелкие гаражи, – напомнил подполковник Чернин.

– Там уже побывали участковые и дружинники.

– Что скажете вы, Сзметов?

Капитан доложил о резульгатах поездки. Полковник углубился и бумаги: Ваши выводы?

– Похищение вещей – декорация. Вор допустил просчет: не обратил внимания на то, что крадет. Вместе с ценными вещами взял старье, вместо золотых вещей – бумагу.

Странные вкусы, не правда ли? Вывод: вору нужны были не вещи. Он охотился за письмами.

– Зачем?

– Преступнику нужны именно письма. И притом личные. Возможно, Аристархова. Других писем у нее не было – она ни с кем не переписывалась. Это утверждают все жители села, в том числе и почтальон. Деловая переписка? Она не составляет ни секрета, ни какой-либо другой ценности для постороннего. Я ее просмотрел. К тому же она находится в незапертом ящике письменного стола в конторе колхоза.

– А кому нужны письма мертвеца, да еще письма столь давние? Ведь им что-то около двадцати пяти лет? – подал реплику майор Проиько. – Нелогично!

– У меня нет совсем уверенности, что Аристархов погиб, – тихо произнес Саметов,

– Но ведь есть похоронка! – настаивал майор.

– Могут быть всякие случаи...

– Но этот-то не вернулся!

– Знать, на то у него были причины, – ответил капитан.

– Еще один вывод в пользу высказанной мною версии.

"Госгь" был явно знаком с обстановкой. Знал, что искать и где искать. Я имею в виду письма. А кому они нужны – об этом мы уже говорили.

– Вы упускаете из виду еще одну версию, – сказал Черпни. – Кражу могли совершить и местные люди. Воспользовались отсутствием хозяйки и...

– Простите, но для чего им письма? Впрочем, над этим вариантом работают товарищи из райотдела.

– А если вора кто-то спугнул? – настаивал подполковник. – Впопыхах он схватил первое, что попало под руку?

– Тогда он скорее бросил бы все. Вряд ли из-за каких-то вещей стоит рисковать свободой!.

– Что вы, Саметов, думаете о "перелицовке" автомобильных номеров?

– Заячья тактика, на время сбить со следа, запутагь следствие. И выиграть время. Ведь не думал же он всерьез, что подделка вообще останется незамеченной?

– Так вы считаете, совершено убийство?

– Не только. Не исключено, что на этой же машине преступник побывал и в Кантемировке. Очень удобно: "убрал" хозяйку, "сменил" номера – и некоторое время можешь быть спокоен.

– Кстати, что вы думаеге о месте совершения убийства? – продолжал задавать вопросы полковник.

– Во всяком случае, не в городе и вообще не в населенном пункте. Выстрел привлек бы внимание. Да и от трупа легче избавиться на безлюдьи...

– Почему вы так уверенно говорите о выстреле? – перебил полковник.

– Экспертиза установила на обгоревшем клочке бумаги, найденном в машине Берсеневой, следы пороховой копоти. Это остаток пыжа. И еще я хотел бы высказать вот какие соображения. Аристархов имел актерские способности. Во всяком случае, это утверждают все люди, знавшие его. Если он жив, не исключено, что он вращается в артистической среде. К тому же этот пыж... На нем проглядываются обрывки книжных фраз, которые мне где-то встречались. Может быть, в какой-то пьесе... Не могу вспомнить.

Пронько иронически хмыкнул. Взгляд его откровенно говорил: "Мы на деловом совещании или в театре?"

– А как увязать вашу версию с перекрашенным номером? – обратился Даулбаев к капитану.

– Меня это тоже смущает, товарищ полковник. Актер и маляр – не очень подходящее сочетание. Одно из двух – или жизнь научила Аристархова и тому и другому или он был не один.

– Не стесняйся, Сеня, говори, – подтолкнул оробевшего паренька Вася Касьянов. Тот, не глядя на капитана, мял в руках серую, забрызганную известью, кепку.

– Значит, так, – нерешительно начал Сизов. – Есть у меня двустволка "ижевка". Недавно купил. И вот сосед Евсей Абрамович надумал побродить с pужьем.

– Где?

– Он этого не сказал... Ну, зашел он вечером, попросил. Я ему: "Дак охота ж запрещена". А он: "Да я подышать воздухом, размяться. С ружьем веселее". С тех пор ни его, ни ружья. Уже недели с три прошло. Ну, рассказал вот ему, – толкнул Сизов локтем Касьянова, – а он меня – к вам...

– Как фамилия соседа?

– Не знаю. Живет он во времянке тетки Агафьи Смольниковой.

– Много ты ему патронов дал?

– Не, всего два. Грит, не надо больше.

– Заряженные?

– Не, пороху малость ему отсыпал да дроби пулевки.

– Где он работает?

– Да вроде малярит в третьем автобусном.

– Опиши его внешность.

– Чего?! – не понял парень.

– Какой он из себя?

– Ну, длинное такое лицо,.. высокий... лет, может, тридцать или сорок...

Капитан поднял трубку.

– Шалва, зайди-ка побыстрее... Ничего, ничего, там Касьянов побывает...

Через несколько минут управленческая "Волга" заскрипела тормозами у административного здания третьего автопг.рка.

– Встретимся у меня! – крикнул Темирбай вдогонку Шалве, и машина стремительно понесла его и эксперта-криминалиста Шуру Куликову на окраину города...

Когда часа через полтора капитан вернулся, его уже ожидал Гогоберидзе. Блаженно вытянув ноги, он полулежал, запрокинув голову на спинку стула.

– Ну, что?

– Оциум пост негоциум, – не открывая глаз, изрек Шалва. – Мог бы без латыни догадаться, как я измотался за эти четыре дня. Ног под собой не чую.

– Ну, выкладывай, Шалва, новости. Удача?

– Почему удача?! – вспыхнул Гогоберидзе. – Это, понимаешь, закономерный результат, полученный при помощи правильно разработанного плана! Даже если бы сегодня и не пришел этот Сизов, все равно через день-два у нас был бы тот же результат!

– Успокойся. Я не хотел тебя обидеть. Но учти: день-два – для дела срок немалый. Давай ближе к делу.

– Вот, – Гогоберидзе выложил на стол фотографию мужчины лет тридцати с длинными приплюснутыми ушами и туповатым лицом. – Из личного дела взял.

– Да, на актера он мало походит, да и возраст не тот...

– Он удрал, даже не взяв расчета. Видимо, очень спешил. Вот его трудовая книжка – Мерзон Евсей Абрамович, осчастливил человечество своим появлением на свет в тридцать первом году и целых четыре года изволил ходить в общеобразовательную школу. Всего-то ничего проработал в гараже три месяца. Дружбы ни с кем не заводил. С получки обычно ходил в ресторан "Айгуль".

– Но почему ты считаешь именно его убийцей? Мало ли по какой причине человек может не выйти на работу.

Скажем, простудился из охоте – и лежит где-нибудь в больнице.

– Э-э-э, Темирбай, не хитри. Не такой уж простачок твой друг Шалва, Зачем, например, Мерзоиу понадобилось брать домой черную и белую нитроэмаль? Или он заранее решил свою больничную койку выкрасить в оригинальный зебровый цвет? Кроме того, а его малярном наборе не хватает самой маленькой кисточки. А главное – нет четырех трафаретов: на букву "Д" и на цифры один, три, семь. И если ты к этому прибавишь свои находки, лукаво сощурился старший лейтенант, – то даже майору не к чему будет придраться.

Остаток дня прошел в напряженном труде. Во все концы страны летели срочные запросы, телеграммы, безумолчно трещали аппараты междугородной и прямой связи, городские телефоны. Допрошены десятки свидетелей. Хватало работы и экспертам.

Утром на столе у старшего следователя уже лежало несколько ответов. Среди них телефонограмма из Москвы:

"Мерзон... среди судимых не значится". И еще: "По данным адресного стола Иннокентий Серапионович Аристархов.

в городе... не проживал и не проживает".

– Ничего другого я и не ожидал, – произнес Темирбай.

Углубившись в работу, он не обращал внимания на радиопередачу "Театр у микрофона". Но одна фраза:

"Гриша, мой Гриша! Какое счастье! Как хорошо жить на земле. Господа! не обижайте его, он хороший человек", – заставила капитана опрометью выскочить на улицу.

В ближайшей же библиотеке Темирбай попросил томик пьес Островского, быстро нашел нужную страницу.

– Благодарю, – он отдал книгу библиотекарю и также быстро ушел.

– Вот что, друг, – хлопнул Шалву по плечу Темирбаи. – С утра обойди все библиотеки. Возьми на помощь побольше дружинников, комсомольцев и вообще знакомых ребят и девчат.

– Зачем? – вытаращил глаза Гогоберидзе.

– Посмотрите все издания пьес Островского, где есть "Без вины виноватые". Ищите книгу с вырванной страницей или частью ее. Это очень важно. Только учти, Шалва, книги могут быть и на руках. Их тоже нужно просмотреть.

На следующий дель Даулбаев вызвал Саметова и Гогоберидзе. Обычно доброжелательно спокойное лицо полковника было хмурым.

Прошло более трех недель, а даже труп Берсеневой не обнаружен. Если это, конечно, убийство. Может быть, в ходе следствия что-нибудь упущено?

– Не думаю, – спокойно ответил капитан. – Все версии отрабатываются одновременно.

– Что нового на сегодняшний день?

– О результатах экспертиз, товарищ полковник, вы уже знаете. Проверка библиотек ничего не дала...

– Что у вас еще?

– Интересная новость, товарищ полковник. Вы, конечно, знаете, что в нашем городе на гастролях была труппа артистов Вышнегорского драмтеатра. Один из артистов – Адам Петрович Горбань – внезапно заболел и в тот же день покинул город на самолете. Вместо того чтобы лечь в постель, больной – на самолет. Ни в одну из поликлиник не обращался. Да и товарищей не просил проводить, хотя кое-какие вещи у него были.

– Чудаки бывают всякие, откалывают и не такие номера. Может, разобиделся на коллег?

– Товарищ полковник, подозрительное совпадение: Горбань улетел через сутки после кражи у Берсеневой. Примерно в то же время исчез и Мерзон.

– Гогоберидзе! Срочно соберите сведения об образе жизни Горбаня в нашем городе: где жил, с кем встречался... Короче, все об артисте. Вы, Саметов, первым же рейсом – в Вышнегорск.

Вышиегорск встретил Саметова снежными бурями.

Внезапно накрывая этот северный город, они так же неожиданно обрываются. И тогда сквозь стремительно несущиесярваные тучи проглядывает ослепительно белое иегреющее солнце.

У выхода с летного поля капитана встретил белокурый молодой человек в кожанке, отрекомендовавшийся лейтенантом Зайцевым.

– Прошу, – гостеприимно распахнул он дверцу машины.

"Волга" рванула с места, разбрызгивая мокрый снег.

– Что сделано?

– Горбаня в городе нет. С работы уволился неделю назад, рассчитался с хозяйкой. Сейчас один из сотрудников в паспортном столе проверяет, что сообщил Горбань о своем предполагаемом местожительстве. Он успел выписаться.

– Сделаем так. Ты поедешь туда, где жил Горбаиь, и сделаешь обыск. Санкция прокурора есть. Все, что он оставил – опечатай и привези. Поговори с хозяйкой, с соседями. Забеги в кассу аэрофлота, узнай, куда он взял билет.

Но прежде подбрось меня к драмтеатру. Потом заедешь за мной. Согласен? И возьми еще кого-нибудь. Один не успеешь. Ну, да тебе на месте виднее.

Постучав в дверь с табличкой "Отдел кадров", Саметов встретился с испуганным взглядом пышнотелой дамы неопределенного возраста. Она без надобности стала перекладывать бумаги с места на место, забыв предложить гостю стул.

– Будьте любезны, покажите личные дела артистов как работающих, так и уволившихся, ну, скажем, в течение последнего месяца. Не ответив ни слова, женщина нехотя достала из разных шкафов несколько десятков скоросшивателей. Личного дела Горбаня среди них не оказалось.

– Все ли дела, которые я просил, здесь? – Капитан положил руку на кипу папок.

– Здесь не хватает по меньшей мере одного личного дела. И вы знаете, о чьем деле идет речь. Я могу назнать фамилию сам. Но мне хотелось бы услышать это от вас.

– Ну, и что из того? Подумаешь, забыла завести личное дело! Преступление какое, – осмелела дама.

– Вы все-таки не сказали, чье дело отсутствует.

В ожидании ответа Самстов по привычке окинул кабинет. Его профессиональный взгляд отметил разницу в чистоте стекол единственного в кабинете окна. Как бы между прочим, он подошел к нему. Два больших стекла в двойные рамах были без замазки. Они-то и сверкали чистотой.

В лапках свежевыкрашенной решетки блестели шляпки недавно вбитых гвоздей. Теперь догадка его перешла в уверенность: Горбань – это Аристархов. Уничтожает за собой все следы. И, видимо, не догадывается, что, уничтожая одни следы, он оставляет другие...

Повернувшись ко все еще молчавшей женщине, капитан произнес:

– Вы не хотите рассказать правду? Ну, что ж, тогда я обойдусь без вашей помощи, но тем хуже для вас. Вот как дело обстоит: примерно с неделю назад вы, как обычно, утром пришли на работу. Сняли с двери мастичную печать, открыли дверь и в испуге бросились к директору.

На мебели, полу валялись разные документы, папки. Из разбитого окна несло холодом. Ну, что, продолжать дальше?

Изумленно глядя на Саметопа, женщина смогла лишь произнести:

– Откуда вы знаете?

– Скажите лучше, почему не сообщили в милицию?

– Я хотела... Апполлинарий Маркович... – путалась в словах вконец растерявшаяся женщина.

– Скажите вот что: остались ли какие-либо учетные документы на Горбаня?

– Адама Петровича? Как раз его личное дело и пропало. Вместе с учетной карточкой.

– Нет ли фотографии? Иногда их приносят больше, чем нужно.

– Ничего нет.

– Сколько времени работал Горбань в этом драмтеатре?

– Что-то около полугода.

– Откуда прибыл?

– Не могу вспомнить, – виновато подняла глаза женщина. – Ни года рождения, ничего...

Разговор с директором был коротким небезрезультатным.

– У меня только один вопрос: что вы можете сказать о Горбане? О происшествии в отделе кадров будем говорить в следующий раз.

– О Горбане? – переспросил Апполлинарий Маркович, ошеломленный тем, что капитан откуда-то узнал о том неприятном событии. – Милый, обаятельный, очень способный артист. Как он играет! Собирался еще сезон поработать у нас, на ролях положительных героев. Но почему-то раздумал. Я, право, и не спросил. Наверное, есть причины... – скороговоркой зачастил директор.

– И это все?

– А что же еще? – с откровенным недоумением уставился Апполлннарий Маркович на Темирбая.

– Где жил раньше, где учился театральному искусству, куда уехал, ну, в конце концов, холост или женат?

Апполлннарий Маркович лишь в растерянности развел руками...

Сходя с широкой театральной лестницы, капитан заметил подкатившую "Волгу". Из нее призывно махал рукой Зайцев.

– Заедем ко мне. Такой строганинкой угощу – пальчики оближешь. Небось, не пробовал?

– Какие новости?

– Хвалиться нечем. В комнате Горбаня, кроме хозяйской мебели, ничего. Ни хозяйка, ни соседи не знают, откуда он приехал в наш город и куда уехал. Скользский тип: говорит много, а послушать – ничего существенного.

Билет взял до Баку, с пересадками в нескольких пунктах.

Думаю, на одной из остановок он непременно "опоздал"

на самолет. И теперь ищи-свищи его по белу свету. Фотографии-то нет, а уж документы на другую фамилию у такого пройдохи, небось, заранее припасены. Не за что зацепиться...

– Нет, друг, здесь ты ошибаешься. Горбань все-таки оставил след. След в памяти многих знавших его людей.

А такой след стереть невозможно.

– Тебя, Саша, завтра ожидает много хлопот. Придется обежать все библиотеки... Потерпи малость, потом все объясню. У тебя, конечно, есть добровольные помощники? Вот и хорошо. Один и за неделю не управишься.

* * *

Рано утром Шалву поднял с постели звонок:

– Срочно к полковнику.

Над картой области склонились Даулбаев и Чернин.

– Вот что, Гогоберидзе. Водолазы, "прочесывавшие"

дно Камышового озера в поисках трупа Берсеневой, нашли труп другого человека. Немедленно выезжайте. Выясните, имеет ли этот случай какое-либо отношение к делу Берсеневой. Группа районных работников уже там. Учтите, "Москвич" был найден вот здесь, на Толстом мысу. – Острие тонко очиненного карандаша уперлось в карту. "Это километрах в четырех от шоссе, – мысленно отметил Шалва. – Знакомые места. От города километров пятнадцать с лишком".

И вот Шалва на широком песчаном плесе, исхлестанном всеми ветрами.

"Так. Далековато от машины. Километра полтора, не меньше. Тащить на себе такого дядю – дело долгое и нелегкое. Да и опасно. Могут увидеть, когда идешь поверху.

Вероятно, убийство произошло здесь".

Так мысленно рассуждал Шалва, разглядывая труп мужчины. Он уже не сомневался, что погибший – это маляр Мерзон Евсей Абрамович и он же Фуртаев Игнат Севостьянович, бежавший из мест заключения. Сообщение об этом поступило из Москвы вчера вечером.

Когда старший лейтенант ознакомился с содержимым рюкзака, привязанного к ногам трупа, у него не оставалось сомнения в причастности Мерзона-Фуртаева к делу Берсеневой. Четыре трафарета, кисточка, баночка с краской, узел вещей с заложенным внутри пустым ларчиком – говорили сами за себя.

– Целый мешок доказательств, – невесело пошутил старший лейтенант.

Не удивил Шалву и большой булыжник, заложенный в рюкзак. Таких много валяется по берегу. Назначение его более чем ясно. А вот зачем понадобилась взрослому человеку детская лопаточка с обломанным черенком? И где ружье? А уж куда яснее, что преступник был не один, не мог же Мерзон-Фуртаев сам себя убить, привязать к ногам рюкзак и бросить в воду? Не он совершил кражу у Берсеневой, так как никогда раньше в Казахстане не жил и не мог знать, где и что находится в квартире у Берсеневой.

Да и зачем ему письма?

Между тем судмедэксперт определил, что у Фуртаева раздроблена затылочная кость.

"Да-а-а, – размышлял старший лейтенант, пока райотдельский следователь оформлял протокол. – Оборвалась ниточка. Фуртаев уже сказал все, что мог. Одна надежда – на Темирбая..."

* * *

– Как живуг полярные медведи? – радостно пожал руку друга старший лейтенант. Он только что встретил Темирбая на аэродроме.

– Строганину жуют – снегом заедают, – отшутился капитан, усаживаясь на заднее сиденье "газика".

– Как дед Корней себя чувствует. Костя?

– А что ему сделается? – довольный вниманием Сямстова, ответил шофер. Знать, не забыл капитан про гу ночевку. – Восьмой десяток доживает, а память, дай боже.

Да и здоровьем не обделен: за жизнь свою ничем не болел, не смотрите, что маленький да щуплый.

– Увидишь, привет передай. Думаю, мы с ним встретимся.

Гогоберидзе рассказал о событиях последних дней.

– Почему ты думаешь, что убийство Фуртаева – дело рук сообщника?

– Кроме того, что я рассказал, об этом же говорят и следы. На Толстом мысу из "Москвича" вышли двое. Тогда земля была влажной, следы отпечатались четко. Заметь, следы двух человек. Шли рядом. До плеса. Здесь все смыло накатом в ветреную погоду, но выше мы опять нашли след.

Теперь уже один. Он вел к городу прямо по степи и на окраине исчез. Есть еще сомнения?

– Какова же цель убийства? Ограбление?

– Не похоже, вещи не взяты. Скорее всего – желание избавиться от свидетеля.

– Гипсовые слепки сделали?

– Конечно. Следы, которые обрываются на плесе, оставлены сапогами убитого.

– Фоторобот на Горбаня изготовлен?

– Да. И по нему опознан Горбань. Правда, неуверенно...

– Кем?

– Коридорными и буфетчицей гостиницы. Официантка из "Айгуля" Елена Фетисова вообще не смогла его опознать, хотя он часто ужинал в ресторане и она его обслуживала.

А вот Фуртаева она сразу опознала.

– Поспешил ты немного, Шалва. В нашем деле, сам понижаешь, спешка иногда вредит делу. Но, ничего. Это поправимо. Я тоже привез фоторобот. Может, он получился удачнее

Разговор у полковника был кратким. Выслушав доклад Саметова о поездке в Вышнегорск, Даулбаев приказал:

– Прежде всего-фоторобот. Размножить – и немедленно разослать по областям. Всесоюзный розыск Горбаня объявлен. В остальном действуйте по своему усмотрению.

* * *

Труп Берсеневой был найден неожиданно и совсем не там, где его искали.

... Недавно проснувшееся солнце еще не успело обсушить обрызганную росой траву, а лесхозовский трактор уже вовсю бороздил степь, поднимая целину под лесопосадку.

Внимание тракториста Коли Руденко привлекло необычное скопище воронья.

"Это неспроста", – решил тракгорист. Среди кустов лесопосадки он увидел развороченную землю. Еще не понимая, в чем дело, паренек начал разгребать землю – и отпрянул, когда наткнулся на человеческую руку...

Составляя протокол обнаружения трупа, Темирбай думал: "Теперь понятно, зачем им понадобилась лопатка.

Только детским инструментом много не наработаешь, вот и зарыли неглубоко... А Сизов доволен будет: нашлась его "ижевка". Даже с патроном. Так. Как же произошло убийство? В пятницу закончилась сессия. Наутро Берсенева поехала в город. Вскоре справа осталось Камышовое озеро.

Километров через 80 – поворот влево, на Кантемировку.

Проехала с десяток километров по проселку и... Что же дальше? Если бы преступник стрелял в движущуюся машину, то, вероятнее всего, ранение было бы где-то сбоку, да и машина была бы повреждена. И, скажем, стекло разбито.

Но, судя по характеру ранения, выстрел сделан прямо в лицо. Притом почти в упор. Значит? Значит, машина остановилась, водитель открыл дверцу и повернул лицо. Видимо, кто-то сделал знак остановиться, после чего выстрелил. Кто?

Вероятнее всего, Фуртаев. Почему именно он? Для этой цели его и "завербовал" Аристархов. И одет маляр подходяще, как любитель побродить с ружьем. Встал на обочине, поднял руку. Устал, мол, подвезите. А другой ждал в кустах. Стоп! А откуда они могли знать, что Берсенева поедет именно здесь и притом в этот день? Положим, дорогу на Кантемировку знает Аристархов. А время выезда он мог узнать... у нее самой. Вероятно, встретил ее в городе и она его узнала. Между ними произошел разговор. Иначе зачем он пошел на убийство? Впрочем, это он нам расскажет сам.

Пойдем дальше. Кража у Берсеневой произошла в ту же ночь. Что же получается? После убийства загнали машину в кусты, один занялся "похоронами" трупа и ружья, другой – "перелицовкой" номерных знаков. Кто каким "делом"

занимался – это понятно. А почему "захоронили" ружье – неясно. Вероятно, настоял Аристархов. Фуртаев должен был возражать: ведь ему нужно было вернуть ружье Сизову, чтобы не вызвать лишнего шума. Аристархов же или опасался вооруженною сообщника, или заранее решил от него избавиться. А с безоружным расправиться проще.

А чтобы успокоить Фуртаева, пообещал ему денег на ружье.

Надеюсь, эти нюансы уточнит сам Аристерхов. Ну, дальнейшее ясно: ночью подъехали к Кантемировке, Аристархов "навестил" квартиру Берсеневой – и в обратный путь. На Толстом мысу бросил "Москвич", берегом направились к городу. На плесе Аристархов избавился от Фуртаева и вещей, потом пешком добрался до города..."

Поздно ночью старшего лейтенанта разбудил неистово трещавший телефон.

Звонил сам полковник:

– Шалва Зурабовнч, срочная командировка. Готовься: через полчаса машина зайдет за тобой. Бнлет на самолет у шофера.

– Что случилось?

– На месте узнаешь. Могу только сказать, что, кажется, обнаружен... Ну, сам понимаешь, кто. Будь осторожен. Если это он, ему терять нечего. Понял?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю