Текст книги "Бессонный патруль (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Пошли к Смолиной. Установлена личность убитого.

– Здравствуйте, мужчины. – Смолина со всеми поздоровалась за руку. Как дела?

– Спасибо, неважно, – за всех отметил Булатов. – Мой оптимизм оказался дутым – эти старшие товарищи меня подавили своей эрудицией.

Криков нетерпеливо перебил.

– Что у вас новенького, Валентина Артуровна? Опознали?

– Опознали ребята из НТО. У убитого, сами знаете, руки сильно обгорели, но Геннадий сделал все отлично.

И вот результат. Это справка учетного отдела. А это-.

адресного бюро.

Читали все сразу. Причем Криков, конфузясь, надел очки.

– Добро. – Криков положил на стол бумажник. – Добро. Я даже и не думал, что все так просто обернется с убитым.

– Улица Заречная, улица Заречная, – пропел Булатов, – улица знакомая моя... А где она, эта улица?

– Не за горами, – сказала Смолина. – Ну что ж, распределим роли?.. Я думаю так: Антон, вы сходу отправляйтесь на Заречную, где живет мать убитого Александра Захаровна Рыбина. Я считаю, пока открываться не надо, правда? Легенду на месте придумайте, смотря по обстановке. Согласны?

Антон кивнул головой.

– А моя роль, товарищ режиссер? – осведомился Булатов.

– Ваша? Вам идти к Егорову. Он сегодня трезв, я звонила на базу. Злой, видно, как бешеная кошка. Я не назвалась, просто спросила, можно ли выписать помидоры для столовой, так он послал меня к богу в рай. У него, сказал, не только что помидоры, даже ананасы растут. Так вы его, Алькен, поостудите и постарайтесь узнать все про машину, про ключ и тэ дэ.

– Ну, а Евмеитий Пахомович, видимо, знает, что делать. – Смолина критически осмотрела наряд майора. – Ничего, хорош. Как вас Алла Алексеевна терпит, не пойму,

Криков сказал опять противным голосом.

– Переживет. Слюбится-стерпится... Я похмеляться пойду. На рынке пиво завсегда свежее, с воблой пойдет. – Он действительно достал из кармана пиджака сухую и тонкую как фанера рыбину. – А на пузырь часы загоню, Он достал допотопные карманные часы с крышкой и длинной цепочкой.

– Мозер, с чугунным механизмом, – пояснил Криков. – Но серебро. Я уже три раза их загонял. По десятке.

Дешевле не уступаю. Купите, Валентина Артуровна, не про"

гадаете...

– Куплю, – серьезно ответила Смолина. – Подарю музею. Ну а я, други мои, если не возражаете, займусь Николенко. Надо его срочно "расколоть", пока не поздно. И этим надо заняться. – Она положила на стол несколько фотографии. Там были изображены стреляные пистолетные гиль.;ы.

– Вот эта найдена в "Волге". А эти-в другом месте...

Посмотрите на капсюль, на след бойка... Ну, как?

– Пожалуй, стреляны из одного пистолета, – не сразу сказал Криков, разглядывая снимки в лупу.

– А что, Валентина Артуровна? – спросил Булатов,

– Да нет, это у меня пока догадки. Если подтвердятся, вечером скажу.

– Связь держим через вас, Валентина Артуровна. Или через дежурного. Но лучше через вас, – сказал Криков.

Когда мужчины выходили из управления, Криков сказал, вроде бы так, сам себе: "Должна она "расколоть"

парня. Должна. Она у нас психолог"...

Шматлай нашел по плану города улицу Заречную. Она не зря носила свое название: начинаясь от самого берега реки, обрывалась на городской черте. Антон начал обход за квартал до нужного ему дома. Он шел по дворам, листал домовые книги и паспорта, задавая обычные в таких случаях вопросы. Прошло около получаса, пока он не подошел к нужному дому А° 45.

Шматлаю открыла калитку опрятная старушка. В руках она держала таз с огурцами. Видимо, на стук пришла с огорода.

– Здравствуйте. Я из горкомхоза, – представился Антон. – Надо посмотреть план участка...

– Можно показать, – сказала старуха, – почему же не показать, раз надо? Есть план, дом наш плановый... Заходите в избу.

Антон вошел в чистенькую комнату. Некрашенные полы чисто выскоблены и вымыты. Опрятные половички, занапески на окнах, коврик-панно с лебедями...

– Вы одна живете? – спросил Антон.

– Одна, сынок, одна. Все разбежались, разъехались.

Одна осталась я...

Антон перелистал домовую книгу. Записей много, но после каждой штамп "выписан"... "выписан"...

– Вот тут прописан был Смирнов Виктор Иванович, это кто?

– Квартировал у меня, учитель. Молоденький такой...

Два года жил, потом, слышь, женился. Квартиру дали, съехал...

– А Рыбина Нина – дочь ваша?

– Да, дочка. Старшенькая. На целину с мужем подалась, в Кустанай, Медсестра она, муж на комбайне. И Ирина записана там, тоже дочка. Она в Свердловске живет.

Инженерша...

Шматлай слушал, а сам смотрел на записи, где значился Рыбин Семен Андреевич. Два раза записан. Два раза выписан.

– Семен – это сын ваш?

– Сын, – тускло ответила старуха.

– Тоже уехал?

– Уехал, – старуха безнадежно махнула рукой. – Недалеко тут он. На руднике...

Антон насторожился.

– Так, значит, на руднике... Работает там?

– Шофер он на самосвале. Уголь возит. Да что толкуто? Что говорю, толку, что работает? Сколько заработает, столько и спустит на водку. А ты что, сынок, про Сенькуто? – вдруг настороженно спросила старуха. – Ты не из милиции, случаем?

– Из милиции я, – тихо сказал Шматлай. – Из милиции, Александра Захаровна. Вы уж меня извините, но поговорить надо с вами. О Семене...

Ему было тяжело. Сидит перед ним эта опрятная старушка, сложила на коленях руки, смотрит на него, Антона, тревожными, испуганными глазами, чует материнское сердце что-то недоброе...

– Что же он опять натворил, Сенька, узнать хоть можно?

Проглотил Антон этот вопрос, ничего не смог ответить.

А она и не настаивала. Сама стала говорить.

– Я-то и виновата, сама виновата... Как бросил нас хозяин, муж мой бывший, Семену только тринадцать вышло.

Пошла я тогда работать няней в детскую больницу. Бывало и в две смены работала... Чужих нянчила, а своего недоглядела. Как первый раз взялся за ножик, порезал одного по пьянке, только тогда и спохватилась. Поздно, видишь, было, девятнадцатый ему шел, работал уже на автобазе. Год отсидки дали. Вернулся. Я за ним тогда глядеть стала, шагу чтоб лишнего не сделал. А разве углядишь за взрослым?

И кричит еще: "Ты брось мне это, мать, мне нянька не требуется теперь. Иди вон своих недоносков пестуй".

Подался он тогда в Сибирь. Заработаю, сказал, денег, приеду. Заработал... Заработать деньги везде можно, работай только. Тюрьму он заработал опять, подрался там по пьяному делу, год снова дали... Запрошлый год прислал мне из тюрьмы карточку свою и письмо. Пришли, мать, денег, написал, на табак нету. Послала я ему тогда пятнадцать рублей.

Старуха смолкла. Антон достал было пачку сигарет, но тут же сунул ее обратно в карман.

– Да ты кури, кури. У меня и муж курил, и Сенька табакур тоже... Приехал он в прошлом году, как раз на рождество. Пожил с неделю и на рудник уехал. Общежитие ему там дали. Думала, за ум возьмется, да где там... Как приедет, так пьяный...

– Александра Захаровна, а когда он у вас последний раз был?

– Позавчера был, в субботу... Пришел с каким-то...

– С кем он был? Вы его знаете?

– А кто его знает? Мало кого он сюда водил? Мужик какой-то...

Антон заволновался.

– Но вы же его видели? Какой он? Александра Захаровна, расскажите, это очень важно!

– Да что рассказывать? В окошко только и видела, что двое пришли. Сенька и еще один. Стемнело уже, да и дождь тогда шел... Со спины только и видела. В плаще был if, вр де, в сапогах...

– Высокий? – перебил Антон.

– Нет. С Семена ростом, а то и пониже. Они из калитки сразу во времянку подались. Семен как приведет кого, так в избу не идет, во времяпку норовит. От глаз.

– В какую времянку?

– В огороде у нас, на задах. У егоровского забора стоит. Когда этого дома не было, жили мы в тон времянке...

Семен тогда и не родился еще.

– Что они там делали, Александра Захаровна, не знаете ли?

– Как не знать? Водку пили, что еще? Зашел Сенька ко мне, десятку до получки попросил. Нету, говорю. А он кричать: "Сыну родному жалко? Ты же огурцами наторговала, в чулок прячешь?". Пожалела, дала десятку. Притих он и говорит: "Мы, мать, с товарищем затемно уйдем, в рейс надо. Так ты не беспокойся". И правда, утром никого там нет, во времянке. Только бутылки на столе и накурено – страсть.

– Бутылки? Где они?

– Сдала я бутылки. У нас в магазине на товар их принимают. Восемь штук было с под водки и пива. Так я песку килограмм взяла. Одну, правда, бутылку не приняли.

Заграничная. Длинная такая. Я ее под постное масло приспособлю. Да вон она и стоит.

Антону нужна была эта бутылка. Но ему нужна была и фотография Семена. И письмо, которое он прислал из колонии. И он попросил все это. На время, сказал. И тут же в душе обругал себя мягкотелым хлюпиком... А в уме – как гвоздь, до боли: "Ведь мать она... ведь не знает еще всего... позовут ее скоро в тот подвал, на опознание"...

Старуха безропотно согласилась. Она порылась в допотопном комоде и подала Антону конверт.

– Там письмо и карточка тоже. Берите, раз надо... Про Сеньку только сообщите, если что.

– Сообщим, – через силу сказал Шматлай. – Только вы мне еще времянку покажите...

– Идем, посмотри... Раз надо.

"Там же остались окурки, а может быть и еще что", – думал Антон, шагая вслед за хозяйкой но притоптанной между грядками дорожке.

Во времянке были застеленная байковым одеялом раскладушка, дощатый стол на ножках-крестовинах и две табуретки. Под потолком висели сухие березовые веники и пучки какой-то травы. Земляной пол был чисто выметен, некрашенный стол выскоблен добела.

– Прибралась я здесь после них. Полную тарелку окурков выкинула.

– Куда выкинули? – с надеждой спросил Антон.

– Куда же еще? – удивилась старуха. – В мусорный ящик. Теперь у нас удобство есть – на углу ящик железный поставили, туда мусор кидаем. Не накапливаем в оградке.

А ящик машина каждое утро увозит... Вот только коробок папиросный остался.

На узеньком подоконнике лежала коробка от папирос "Казбек".

– Это сын ваш такие курит?

– Нет. Сенька сигарки курит, эти, как их? В красных пачках... А коробок, наверное, того, другого, что с Сенькой был.

– Так я коробочку заберу, Александра Захаровна, ладно?

– Бери.

Времянка стояла в самом конце огорода, впритык к низенькому, потемневшему от времени забору, за которым начиналась другая усадьба. На ней высился добротный кирпичный дом под выкрашенной зеленой краской жестяной крышей.

– Хороший дом, – сказал Антон. Сказал так, лишь бы не молчать.

– Хороший, – охотно согласилась старуха. – Только ведь у каждого свое. У них тоже горе, у Егоровых, в хорошем-то дому. Машину у них мазурики украли. В воскресенье...

7

Смолина нервничала.

– Где вы пропадали, Антон? Есть новости? У меня тоже. Выкладывайте сначала свои. Только коротко, самую суть. Я в цейтноте.

– Суть так суть. Егоров сосед с Рыбиными.

– Знаю. Булатов установил, что ключ от машины Егоров не потерял. Он сам два года назад дал его Рыбнпу.

"Вспомнил" об этом, когда Булатов сообщил Егорову о том, что с помощью его "Волги" совершено два преступления.

Еще что?

– Семен Рыбин жил на руднике. Работал на топливной базе.

– Что? На топливной базе. Антон, да это... Ну хорошо, что еще?

Антон выложил на стол свои трофеи: бутылку из-под рислинга, папиросную коробку, фотографии и письмо из колонии.

– В субботу вечером Рыбин явился в дом своей матери с каким-то дружком. Известно только, что ростом он нс высок. Значит – не Николенко. Оба ушли ночью. Из этой бутылки пилп. Такие папиросы курил неизвестный. Я достаточно популярно излагаю?

– Хорошо. – Смолина тщательно осмотрела со всех сторон почтовый конверт, фотографию, прочла письмо...

Усмехнулась невесело: и это писал сын: "С приветом с холодного севера... вышли деньги".

– Ну ладно, к делу. Бутылку и коробку сдайте в НТО, пусть попытаются найти отпечатки пальцев. Фотографию надо срочно размножить. Узнайте, есть ли в торговой сети города – в магазинах и ресторанах – папиросы "Казбек"

фабрики "Ява". А теперь главное. Николенко сознался, что взял на себя чужое дело. Остальное я могу только предполагать. Николенко запуган кем-то до шокового состояния. А предполагаю я вот что. Этот "кто-то", убивший Рыбина, заинтересован в том, чтобы пустить розыск по ложному пути, во всяком случае, затянуть время. Я думаю, этот человек бежал из колонии. Основания? Пожалуйста. Николенко меня спросил, обязательно ли и как тщательно разыскивают человека, который, как он сказал, "ушел из тюрягн". Я привела ему несколько примеров, он слушал с великим вниманием. Он же мальчишка и, как я поняла, не совсем плохой. У него, видимо, очень неблагополучная жизнь! Антон, вам предстоит с ним говорить, я свои возможности исчерпала. Сегодня же мы должны знать все то, что знает Николенко. Но прежде возьмите у секретаря нашего отдела все ориентировки о нераскрытых преступлениях за последнее время. Обратите внимание на побеги.

Потом поговорим.

Когда Шматлай был у самой двери, Смолина сказала:

– Антон, вы, пожалуйста, не сердитесь, "то я... командую. Звонил полковник, он прилетает ночью. Утром в девять ноль-ноль всем быть у него.

Шматлай ушел. А через несколько минут позвонил Криков.

– Валентина Артуровна, это я. Говорю из автомата. Запишите: пивной ларек № 26 на Рыночной улице. Знаете? Хорошо. Скажите Булатову, что буфетчик – его тезка, между прочим, – по сходной цене купил час тому назад часы "Полет". Новенькие, прямо из магазина. Пусть заинтересуется немедленно. Еще просьба. Я тут пиво пью с одним другом, так пусть его сфотографируют. И сегодня же изготовят фотографии. Хочу ему сюрприз сделать. Все понятно? Тогда бегу, "друг" ждет...

Когда Булатов с двумя оперативниками из городского отдела уехал на Рыночную, Смолина позвонила Шматлаю.

– Вы еще у себя? Что новенького?

– Читаю ориентировки. Пока что ничего.

– А я поехала в прокуратуру, потом – на рудник. Приеду – позвоню.

Шматлай листал ориентировки... Вот в Одессе кого-то ограбили, преступник скрылся... Разыскивается злостный неплательщик алиментов... Ушел из дому и не вернулся мальчик четырнадцати лет, зовут Виктор. Это из Краснодара... Кража из железнодорожных контейнеров... Еще ориентировки, еще и еще... Большинство в последующих сводках отменяется. Значит, преступления раскрыты.

А вот побег. Из исправнтельно-трудовои колонии совершил побег особо опасный рецидивист Чернов Александр Поликарпович. Он же Татосов, он же Шварц. Кличка – "Черный". Осужден за грабеж и нанесение тяжких телесных повреждений, срок 8 лет. Отсидел три года. Приметы...

Антон не сразу уловил связь между этой скупой ориентировкой и сегодняшней беседой с матерью Семена Рыбина.

А когда понял, его охватило волнение. Адрес! Адрес колонии, из которой бежал этот "Черный"! В той же колони"

два года тому назад отбывал срок Рыбин.

Антон еще и еще раз прочитал ориентировку, вызубривая ее наизусть. Приметы: рост метр шестьдесят два. Коренаст. Волосы темные. Лицо круглое, шея короткая. Особые приметы: на левой руке нет указательного пальца.

Так, так, – повторял Антон. – Так, когда бежал этот Шварц? Так. Две недели тому назад... – Шматлай, торопясь, просмотрел оставшиеся ориентировки. Больше ничего, заслуживающего внимания, не было. Он набрал по внутреннему номер дежурного.

– Шматлай говорит. Срочно надо в следственный изолятор. Разгонная машина есть?

Задержанного ввел в камеру пожилой прапорщик. Молча козырнул и вышел.

Николенко стоял у дверей, вытянувшись по-военному.

"В колонии вышколили", – подумал Шматлай и сказал:

– Садись, Александр. Хочешь, закуривай. – Он положил на стол сигареты.

– Бросил, гражданин следователь...

– Это хорошо, что бросил. А почему говоришь "гражданин"? Почему не "товарищ следователь"?

Парень чуть заметно встрепенулся. Антон приметил быстрый, будто бы обрадованный взгляд.

– Что, задержали?.. – спросил он и осекся.

– Это ты про Черного? – равнодушно откликнулся оперативник.

– Поймали, значит? Скажите?

– Постой, постой, Саша, не торопись. Ты же знаешь, меня спрашивать не положено. Я тебе обещаю, что расскажу все, когда ты отсюда выйдешь. Я уверен, что это будет скоро.

Николенко вдруг сник. Потух мелькнувший было в глазах огонек, они стали тусклыми, безразличными. и он сказал:

– Меня нельзя туда... на волю. Я сам себя сдал в стирку. На сухари...

"Проигрался в карты, обязан стать подставным лицом", – понял Шматлай. Он часто имел дело с такими парнями. Через его руки проходили охотники за ондатровыми шапками, похитители велосипедов, мотоциклов и даже автомобилей. Немало было и просто парней, искаженно понимающих романтику: любителей "побалдеть" в подъездах, покуражиться над прохожим, беспричинно избить. Он видел наглых, бессмысленно жестоких, склонных к микровандализму юнцов. Такие с дикими воплями переворачивают скамьи в парках, бьют плафоны на улицах, срывают телефонные трубки. Пойманные за руку, поначалу ведут себя также нагло, дерзко, с вызовом. А когда поймут, что с ними не шутят, сразу скисают, становятся слезливыми и жалкими. И это понятно. Такие юнцы растут, как правило, во внешне благополучных семьях, где и речи нет о материальной нехватке. Повидал таких Антон. В колонии их называют "бакланами".

Николенко был другим. Он попал в беду.

– Проигрался, значит... Как – не спрашиваю, где – тоже. Воспитывать сейчас не буду, примеры приводить не буду. Учти – я спешу. И советую, для твоей же пользы скажи одно: зачем дело взял на себя, кто тебя заставил? Повторяю: для твоей же пользы...

Ннколенко с минуту о чем-то думал, на лоб, прикрытый челкой, набежали морщинки. Потом сказал:

– А вы знаете, гражданин следователь, что мне будет, если я па них сыпану?

– Знаю. Ничего не будет. Да разве это предательство – разоблачить убийцу? Соображай, парень, соображай...

– Гражданин следователь, – медленно заговорил Николенко. – Я отбыл срок. За дело. Сделал обрез из негодного ружья... Не стреляло оно. Было. У пацана часы снял.

Дали полтора года. Так я же работал, девятый класс в колонии кончил... На полгода раньше отпустили. А потом?

Дальше что? Все попрекают: тюремщик, бандит.

– Кто попрекает?

– Мачеха... Отец тоже. Сам всю дорогу глаза заливает, а я – бандит. Ушел я, хотел в Норильск податься. Там у меня сестра старшая... Приехал сюда, денег нету... А здесь эти.

Он вдруг резко встал со стула, скинул рубашку-раснашонку.

– Смотрите, гражданин следователь. Вот... и вот.

И здесь.

На плечах и предплечьях парня были темно-фиолетовые, местами багровые синяки.

– Кто это тебя?

– Он, папа Шварц. Черный, то есть. Пьяный был. Иди, говорит, в мелодию, только ночью иди. Признайся и держись пять дней, не меньше. А то смотри, говорит. И тело мне выворачивал, как клещами.

– И ты терпел?

– Я б ему, гаду, дал, хоть он и здоровый... Да их же двое было.

– Двое? – Антон положил на стол фотографию Рыбнна. – Второй этот?

Николенко внимательно посмотрел на снимок, отрицательно покачал головой.

– Нет. Не он. Этот молодой, а тот, второй, лет сорока, не меньше. Но тоже здоровый... Давайте, гражданин следователь, пишите. Все расскажу, что знаю.

Через час Шматлай сдал задержанного тому же пожилому прапорщику. Уже в дверях Николенко остановился.

– Можно вопрос, гражданин... – Шматлай укоризненно на него посмотрел, и парень поправился: – Товарищ следователь?

– Спрашивай.

– Сегодня вызывала меня следователь, Валентина Артуровна. Правда, что ее мужа бандиты убили?

– Правда, – ответил Шматлай, хотя ничего и не знал о личной жизни Смолиной.

– А она добрая...

Прапорщик так же бесшумно закрыл за собой дверь.

Через несколько минут Антон был в управлении. Ни Смолиной, ни Крикова с Булатовым на месте не оказалось.

– Кто из руководства есть? – спросил Шматлай дежурного.

– Полковник у себя. Прилетел раньше, чем предпола

галось, другим рейсом... Прямо из аэропорта-в управление.

И еще через несколько минут в кабинете начальника управления собрались имевшиеся в наличии оперативники.

В машбюро выбивали дробь пишущие машинки. Печатались приметы предполагаемого убийцы, ориентировки.

В городе опасный преступник. Он вооружен. Задачи поставлены коротко и четко: перекрыть аэропорт, вокзал, шоссейные дороги, пересекающие город. Усилить наряды ночной милиции и подвижные моторизованные группы.

Бдительно охранять магазины и склады.

– Теперь ищите, – жестко сказал Антону полковник, – Обо всем докладывать мне. Все свободны.

Смолина вернулась с рудника около шести, когда коекто в управлении уже опечатывал сейфы. С нею был молоденький лейтенант, он достал из багажника машины потрепанный черный чемодан и прошел вслед за Смолиной в ее кабинет. Сразу же она позвонила Шматлаю: – "Приходите".

– Знакомьтесь, – сказала она, когда Шматлай явился. – Это лейтенант Арутюнов, участковый инспектор с рудника?

Лейтенант козырнул.

– Мы сейчас обыскали комнату в общежитии, где жил Рыбин. Вот все его пожитки, – Смолина указала на чемодан. – Но сначала расскажите вы.

Шматлай коротко рассказал.

– Так. Хорошо... Даже здорово! Покажите-ка показания Николенко.

Несколько минут она внимательно читала, аккуратно складывая исписанные четким почерком Шматлая листки на полированную поверхность стола.

– Здорово, – сказал она еще раз. – Значит, второй, вернее, первый, с которым познакомился Николепко и которому проигрался, – пожилой, с лысиной и золотыми коронками? А прочтите-ка это, – она достала из папки мятый обрывок листка бумаги в клеточку.

"Буду скоро. За фиксатым чистая хата. Скажи. Достань сучок, хоть сдохни". – Вот что прочитал Антон и брезгливо положил обрывок на свои бумаги.

– Это я нашла в чемодане Рыбина. В брюках, в этом, как он называется? В пистончике... Ну ладно, остальное расскажу позже. Вы обедали, Антон? Да? Молодцом. А мы нет, с утра во рту ни крошки. Пойдем к Клаве, пока она не закрыла. Вы подождите здесь, почитайте протоколы.

Может быть, и наши дадут о себе знать.

Но пришел только Булатов. Он был молчалив, даже угрюм. Положил на стол несколько фотографин, на которых был запечатлен мужчина в белой капроновой шляпе в разных ракурсах.

– Где Валентина? – спросил Булатов.

– Сейчас придет.

Помолчали. Антон перебирал фотографии и в душе завидовал ребятам из НТО. Здорово научились работать скрытой камерой. Будто в упор снимали.

Только когда пришла Смолина, Булатов сказал:

– Боюсь я за Крикова. Ушел он с этим, – он показал на фотографии, пока я возился со своим тезкой-буфетчнком. Аликом его зовут, сукиного сына. Часы он купил новые, "Полет" в золотом корпусе. За восемьдесят рэ.

Дешевка.

– Как узнал? – с тревогой поинтересовалась Смолина. – Буфетчика не вспугнул?

– Профессиональная тайна. Да вы не беспокойтесь, он, тезка то есть мой, о часах и думать забыл. Он ведь водкой торговал в розлив из-под прилавка. Я ларек– опечатал.

Сейчас у него другие заботы... Меня вот старик беспокоит.

– Да нет, все будет в порядке, – сказала Смолина, по Антону показалось, что сказала она это не очень уверенно. – А пока давайте подводить итоги того, что мы имеем.

У меня ведь еще есть новости. Догадки о пистолете подтвердились. Помните, я показывала фотографии гильз?

Теперь слушайте внимательно.

Месяц тому назад я возбудила уголовное дело по факту ограбления охранника Угарцева на топливной базе. Поздно вечером на железнодорожной ветке, прямо на полотне, его оглушили, ударив сзади. И сняли ремень с кобурой и пистолетом "ТТ". Дальше. Следов никаких. Но у Угарцева сохранились стреляные гильзы, он как-то раз тренировался в стрельбе по мишени. В той машине, где убит Рыбий, тоже нашли гильзу. Мы их тщательно изучили. Стреляны из одного пистолета.

– Дела-а, – протянул Булатов.

– Да, дела. Послушали, мальчики, теперь посмотрите, – Она открыла стоявший в углу чемодан и бросила на стол потертую, видавшую виды кобуру. – Вот вам и разгадка по делу об ограблении Угарцсва на топливной базе.

Рыбин честно выполнил приказ: "Достань сучок, хоть сдохни". Ясно? Мне ясно это стало, когда Антон сообщил, что Рыбин жил на руднике и возил уголь. Но ехала я на рудник без особой надежды. А тут сразу – и записка, и вот эта кобура...

Булатов и Шматлай слушали, стараясь не пропустить ни слова. А Смолина продолжала:

– и это еще не все. Рыбин в прошлую пятницу забрал свой паспорт, который находился у коменданта общежития.

Сказал, что хочет записаться в библиотеку.

Некурящий Булатов взял сигарету, прикурил, неумело затянулся и закашлялся.

– Черт возьми, – сказал он, – теперь можно клеить железную версию.

– Можно, – подтвердила Смолина. – Начнем? Кто смелый?

– А если я попробую? – подал голос Шматлай.

– Давай, Антон. Дерзай.

– Угарцева ограбили месяц тому назад. Значит, записка Рыбину была доставлена раньше. Как – мы пока не внаем. Рыбин выполнил приказ – добыл пистолет. "Черный" появился у Рыбина не раньше, чем в прошлую пятницу. Почему так думаю? Валентина Артуровна добыла данные о том, что Рыбин до пятницы исправно работал, не пил, ночевал в общежитии. А в пятницу вдруг забрал свой паспорт и пошел...

– "Записываться в библиотеку", – вставил Булатов.

– Правильно. Куда пошел Рыбин в пятницу и где был днем в субботу, мы пока не знаем. Знаем, что вечером в субботу они были в доме № 45 по Заречной. Ночью они угнали "Волгу". Тогда почти всю ночь шел дождь....

Шматлай помолчал.

... Тут опять проблема. Куда они дели машину на воскресенье? Но в воскресенье вечером, без номера они подъехали к магазину совхоза "Кубань". Это вот здесь, – Антон показал на вычерченный "м план, в селе Шалкудук. Я еще в первый же день думал, что путь машины лежал именно по этой дуге. Иначе им не миновать поста ГАН на 18-м километре.

Теперь дальше. "Взяли" они мггазин. Думаю, Рыбий его заранее присмотрел. Он местный и располагает транспортом. Рассчитывали найти деньги: у них не было ни копейки. Рыбин у матери выпросил десятку. А потом все просто. Черный убивает Рыбина – этот ему больше не нужен. Ему нужны документы: паспорт, шоферские права.

Почему убийца поехал по грейдеру? Думаю, это понятно:

по шоссе ехать побоялся, отогнал машину в сторону, поджег се, чтоб замести следы. А сам вернулся на шоссе и с первым же грузовиком уехал в город. Машин по большаку ходит много... Ведь и собака тогда только до тракта довела.

– Ничего, – сказала Смолина, – элементы логики есть.

Детали будем уточнять потом. Ну, а Николенко? Как с ним быть? Зачем его послали к нам с повинной?

– Да, с Николенко еще нужно разобраться. Тут много неясного. Во-первых, конечно, я думаю, послали его не от большого ума, в расчете на то, что запуганный парень не скоро откроет истину. Во-вторых, парня ведь поймал на проигрыше в карты лысый, с золотыми зубами, еще до появления Черного. Это же, видимо, и есть тот фиксатый, за которым числилась "чистая хата"!

Булатов взял со стола пачку принесенных им фотографий, быстро перебрал их, выбрал одну, где неизвестный, щеголявший в капроновой шляпе, скалил в улыбке крупные зубы.

– Ну-ка, посмотрите... Явно с "фиксами". И шляпу такую лысые носят. Чтоб солнцем макушку не припекало.

С ним и пошел Иментаи. Явно с личным сыском. Эх, чего же он не звонит...

– Значит, нельзя, – попробовал возразить Шматлай. – Я думаю, беспокоиться нечего. Он же вооружен...

– Какой там вооружен, – Булатов огорченно махнул рукой, – он пистолет, удостоверение и даже свисток у меня в сейфе оставил...

Смолина молча собрала фотографии, вложила их в конверт.

– Вы пока побудьте здесь, – сказала она. – Я поехала в следственный изолятор. Если Криков объявится, звоните туда, дежурному.

Когда Смолина ушла, Шматлай спросил Булатова:

–Скажи, Алькен, у Смолиной что, действительно, мужа убили?

– А ты не знал? Он в Алма-Ате, в уголовном работал.

Убили при задержании рецидивиста. Валентина тогда еще студенткой была, мальчишка, сын у них маленький, остался. Сейчас в институте учится.

– А я думал...

– Что?

– Да так...

На следующее утро Шматлай только спустился в дежурку, как туда буквально вбежал Булатов. В руках сверток.

Вбежал – и сразу к дежурному:

– Вызывайте эксперта Абишева. Это надо срочно...

И только потом увидел Шматлая.

– Все в норме. Криков у меня в ванне, грехи смывает.

А тут, – Булатов показал на сверток, – бутылка из-под "Экстры", стакан и окурки.... от папирос "Казбек" фабрики "Ява"...

Булатов радостно засмеялся.

– И такие отпечатки – лучше не придумаешь. Тот, в шляпе, селедку ел и жирными пальцами за селедочку, а рядом... бутыль и стаканчик!

11

У полковника кроме Смолиной и экспертов были начальник городского отдела и трое незнакомых молодых людей в штатском.

Полковник взглянул на часы.

– Все собрались?

– Крикова нет, – встал Булатов.

– Знаю. Его пока не будет. Начнем.

Полковник говорил в своей манере: негромко, коротко, о главном.

– Я изучил все документы. Ваши предположения подтверждаются добытыми вами же данными. Сегодня по отпечаткам пальцев на бутылке, которую доставил Криков, установлена личность вот этого. – Полковник показал фотографию человека в капроновой шляпе. – Трижды судимый Петухов. На него вчера удачно вышел майор Крикоо...

Удачно – не то слово, – поправился полковник. – Это образец личного сыска. Учиться надо такому. Криков сумел войти в контакт с ним и узнал, что скрывающемуся преступнику Чернову сегодня нужна машина. Обязательно частная... И мы должны ему эту машину представить.

Представить и задержать опасного вооруженного преступника.

– Я понимаю, вас интересуют некоторые подробности, – сказал полковник менее официально, – Что ж, так и должно быть. Я коротко расскажу. Итак, Криков сошел в контакт с Петуховым. Пивень его кличка.

– И Фиксатый, – вставила Смолина.

– Да, и Фиксатый. Это, наверное, по колонии. Так вог, этот Пивень умело прощупывал Крикова, который в свою очередь умело сыграл роль подвыпившего шофера. А потом, когда доверился, стал выспрашивать, нельзя ли на сегодня достать машину. Одному, мол, человеку нужно в район съездить. За ценой не постоит. Криков ему вчера намекнул: "А что, если машину он даст сейчас же, свою, грузовую?" Пивень отказался. "Без толку сегодня, – сказал он. – Тот человек два дня пил, сейчас дрыхнет, до утра отсыпаться будет, Завтра машина нужна..."

– Вот такая ситуация, – продолжал полковник. – Конечно, Криков вчера действовал наощупь, только по догадкам. Он же не знал про последние данные... Про записку, например. Только часы, – полковник достал из стола продолговатую коробочку, – вот эти часы и навели его на мысль проверить Пивня. Улика, конечно, веская. Да Пивень хвастался, что еще имеются "рыжие бочата".

Булатов привстал.

– Товарищ полковник, можно вопрос?

– Можно.

– А как... часы? Они же в ларьке остались.

– Это уж у подполковника Смирнова спросите, – полковник кивнул в сторону начальника горотдела. – Это его люди вчера вечером с вашим буфетчиком работали... Так вот, товарищи, я жду звонка. Сейчас Криков пошел па встречу с Петуховым. Тот вчера хоть и пил, но бдительности нс утратил, не назвал адреса "чистой хаты". Скоро мы его узнаем. Надеюсь, что узнаем. Пока все. Всем быть на местах.