Текст книги "Бессонный патруль (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Так точно.

– Местные работники помогут. Желаю успеха.

– Спасибо.

... Наутро милицейский мотоцикл стремительно мчал старшего лейтенанта по бескрайней степи. На этого стального "коня" он пересел сразу же после приземления самолета.

Мысли Шалвы кружились вокруг одного: он или не он?

Как случилось, что человек, которому следовало бы быть где-нибудь за тысячи километров от Казахстана, оказался здесь? Впрочем, психологически это до некоторой степени оправдано: преступник мог рассчитывать на то, что сотрудники милиции у себя, так сказать, под носом, вряд ли его станут тщательно искать.

... Участковый Жакунов взглянул на часы. Поздно уже, пора домой, завтра чуть свет надо проехать по отделениям совхоза.

Размышления младшего лейтенанта прервал стук в дверь. На пороге вырос бригадир тракторной бригады Коваленко.

– Здоровенькн булы! – протянул он руку участковому.

Когда он волновался, то начинал путать русские слова с украинскими.

– Что случилось?

– Да як тоби сказать. – неуверенно заговорил он. – Знаешь моего нового учетчика? Ну, черный такой, як голеняще? Мабудь з недилю, як посилився у Матрены?

– Ну, ну, – поторапливал участковый.

– А ты не нукай, – сердито огрызнулся Коваленко. – тут таке дило, що зразу и не того... Вот як ты думаешь, украинець должен понимать родной язык?

– Пожалуй.

– Должен! А Середа не понимает. А еще з Украины.

Я ему на чистой рядной мови – а вин, як та теля, тильки глазами хлопает. Мабудь, десятка два слов-то знает.

Жакупоз недоуменно развел руками.

– Не украинец он! – заключил бригадир. – Да кабы только это. Ты сегодня телевизор смотрел? Нет? Жаль. А то бы сам побачил Середу. Да-да! Показали фотокарточку – ну, вылитый мои учетчик. Тильки фамилия не та.

– Ну и загнул же ты, Гнат Степаныч, – недоверчиво засмеялся участковый. – Может, заложил с устатку?

– Я? Нюхни, – широко раскрыл рот Коваленко. – Да ты не дослухав. Сказали, що разыскивается опасный преступник. А у меня глаз наметанный. Всю войну в разведчиках был. Точно: показали Середу.

– Ты твердо уверен – уже всерьез спросил Жакупов.

– Не сомневайся. Коваленко не подведет.

Участковый взялся за телефон.

... Слепящий луч солнца, прорвавшись сквозь холмы кучевых облаков, ударил в лицо спящему. Середа потянулся и сел ка постели. За стеной, в другой половине хаты, завозилась хозяйка, в хлевах мычали невыдоенные коровы. Машинально взглянув в окно, Середа увидел Коваленко. "Раненько что-то поднялся бригадир", – отметил Середа.

Умывшись, он нарезал хлеба, сала, поставил на примус чайник. Усаживаясь за стол, опять увидел бригадира. "Сегодня же воскресенье. Чего ему делать на улице? Не народ же coбиpaть на работу?" Позавтракав, Середа отметил, что Коваленко теперь уселся на лавочку у дома наискосок, лузгает семечки и время от времени поглядывает на его окно.

Сердце тревожно забилось. Неспроста он болтается здесь.

Попробуем проверить. Открыв дверь, Середа тут же отпрянул: в переулке мелькнула фуражка участкового. "Все, обложили! И так быстро. Не уйти... Нет, не все! Мы еще посмотрим", – метался по комнате Середа, запихивая в карманы деньги, аккредетивы, документы...

Через полчаса прибыл Гогоберидзе. Он перелез через забор и рванул дверь. Середы в комнате не было.

– Не может быть, – не поверил участковый. – Мы же глаз не сводили...

Не слушая, старший лейтенант присмотрелся к следам.

"Не иначе, как этот Середа выполз во двор, вдоль забора прокрался на огороды, а дальше – проселок". Больше бежать некуда. Он или не он – раз сбежал, значит, птичка еще та".

Не теряя ни секунды, Гогоберидзе побежал к мотоциклу.

Рванул с места, услышал крик участкового: – Я с вами!

– Не нужно! – крикнул старший лейтенант, выжимая газ до отказа. Легкая машина, как норовистый конь, прыгала на ухабах, порою отрываясь от земли. Вскоре он стал нагонять крытый брезентом грузовик.

Обогнав его, Гогоберидзе резко затормозил, преградив путь. Машина тут же стала. Держа пистолет наготове, Шалва заглянул в кабину, затем резко откинул брезент. В кузове перекатывались пустые бочки. Не теряя времени на разговоры, Шалва стремительно понесся обратно, оставив в недоумении шофера.

"Спрыгнул, гад, где-то в логу, – время от времени оглядывая местность с высоты мотоцикла, думал Шалва и вновь садился за руль. – Хитрая бестия: не спросясь, на ходу забрался в кузов".

Проехав километра три, старший лейтенант наконец заметил метрах в пятистах чуть видную за редкими кустами фигуру. Пригнувшись, человек бежал к железнодорожному разъезду, где стоял товарный состав. Зеленый глаз светофора встревожил Шалву. "Не успею, уйдет, – вихрилась мысль между тем, как волнистая степь стремительно летела навстречу. До беглеца осталось не больше полусотни шагов, когда мотоцикл ввалился в промоину. Вылетев из седла, не обращая внимания на боль в разбитой ноге, Шалва понесся за беглецом. До поезда оставалось совсем немного.

– Стон! Стрелять буду! – крикнул старшин лейтепанг.

Не оглядываясь, тот продолжал бежать. "Живым! Живым надо взять", твердил себе Гогоберидзе, выстрелив вверх.

– Стой! – крикнул еще раз Шалва, настигая Середу у самой насыпи. Тот молниеносно обернулся, выбросив руку вперед. Грохнул выстрел. Жгучая боль пронзила грудь Шалвы.

– Не уйдешь, – почти беззвучно прошептал Шалва и в падении опустил рукоять пистолега на голову беглеца. Второго выстрела он уже не слышал...

Дня через два, открыв глаза, Шалва увидел у своей постели Темирбая. Радость загорелась в его глазах. Затем взгляд стал напряженным, беспокойным. Шалва силился что-то спросить-и не мог. Губы его едва заметно зашевеппись. Наклонившись, Темнрбай разобрал: "Он?"

– Он!

* * *

Разговор с Аристарховым был долгим и трудным. Именно разговор, а не допрос.

– Садитесь, – указал капитан па стул. – И давайте поговорим. Записывать я ничего не буду, магнитофона тоже нет. Можете убедиться сами.

Действительно, обтянутый зеленым сукном большой письменный стол был пуст, как поле стадиона перед началом состязания. Ни бланков протоколов допроса, ни чернильного прибора, ни авторучки. Ничего. Лишь на краю стола лежала сложенная вдвое газета.

– Расскажите о своей работе, увлечениях. Словом, о жизни.

Холеное, гладко выбритое лицо подследственного осталось непроницаемым. Холодные темные глаза смотрели равнодушно.

Около двух часов пытался капитан установить контакт с подследственным. Тот или отмалчивался, или ограничивался односложными "да", "нет".

Убедившись в бесплодности своих попыток, капитан приступил к решающему сражению.

– Ну, вот что, Иннокентий Серапионович, – внезапно назвал его этим именем Темирбай. Подследственный чуть заметно вздрогнул. – Поначалу я надеялся, что вы поймете, какой спасательный круг я вам бросаю, давая возможность.

самому, подчеркиваю – самому! – дать правдивые показания. Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, какое значение имеет чистосердечное раскаяние? Так вот, еще не поздно попытаться убедить суд, что вы хоть на каплю остались человеком.

Молчание.

В кабинет тихонько вошел Проиько и сел па стул у окна.

– Гражданин Аристархов, я могу вам привести массу доказательств вашей виновности. Но, думаю, достаточно лишь некоторых, – произнес капитан, как бы машинально поправляя газету. При этом из-под нее выглянул краешек цветной обложки книги. Ее вид заинтересовйл Аристархова.

– Вы меня с кем-то путаете. Никакого Аристархова я не знаю.

– Может быть, вы успели забыть свою подлинную фамилию? Ведь у вас их было немало.

– Я ничего ие забываю.

– Хорошее качество для подследственного, – сказал капитан, нажимая кнопку.

В дверях появился сухонький, старичок. Он нерешительно переводил взгляд с капитана на майора, не обращая внимания на арестованного.

– Садитесь, Корнeй Семенович, – подвинул ему стул Темирбай.

– И посмотрите на этого гражданина. Знаете ли вы его?

Вглядевшись в нахмуренное лицо сидящего, старик отпрянул.

– Свят, свят... Кешка, никак ты? Да откель же ты взялся? Тебя ж давно похоронили... – забормотал старик.

Капитан быстро проводил его до двери и, обернувшись, бросил Аристархову:

– А вашу тетю я не пригласил. Боюсь, встречи с вами она не перенесет.

Арестованный невидящими глазами уперся в пел.

– Будете говорить?

Молчание.

– Тогда взгляните вот сюда.

Капитан достал из-под газета книгу.

– Узнаете?

В глазах Аристархова метнулся страх.

– Да-да! Это тот самый томик Островского, который вы взяли в Вышнегорской библиотеке перед огьездом на гастроли в наш город. А теперь взгляните сюда, – раскрыл он книгу. – Не хватает более половины последней страницы в пьесе "Без вины виноватые". И как вы думаете, где она? Молчите? Тогда смотрите сюда. Вот три клочка бумаги. Вот заключение эксперта: ранее эти обрывки вместе с остатком листа в этой книге составляли одно целое... Продолжать? Извольте. Вот этот клочок найден в квартире Фуртаева.. Не знаете такого человека? Это же ваш сообщник по убийству Берсеневой и краже из ее квартиры. Так вот, этот клочок найден в квартире Фуртаева. Вы обронили его, когда использовали в качесгве пыжа бумагу из этого томика. Книга была у вас с собой. Детские привычки устойчивы, не правда ли? Дальше. Вот этот обгорелый клочок бумаги – остаток пыжа, найденный в машине Берсеневой, а третий обнаружен в патроне ружья, которое вы "захоронили" вместе с ней...

– Хватит, – хрипло ВЫДОХНУЛ Аристархов. – Пишите.

Капитан нажал кнопку.

Вошел конвоир.

– Уведите арестованного.

Когда за ними закрылась дверь, до этого молчавший Пронько сорвался со стула:

– Зачем увели арестованного? Он же раскололся! Нужно немедленно записать его показания, пока не раздумал!

– Простите, товарищ, майор, – тихо, по твердо произнес капитан, – дело веду я.

– Это мальчишество! – возмущенно кричал майор. – Я доложу об этом полковнику!

– Что за шум? – спросил, заходя в кабинет, Даулбаев. – Даже у меня в кабинете слышно.

– Товарищ полковник! Это неслыханно! – продолжал майор. – Преступник сознался, нужно, как говорится, тут же брать быка за рога, а Семегов приказал увезти его в камеру.

– В чем дело, капитан? – повернулся к Темирбаю полковник. – Это что за новаторство?

– Нам нужны не рога, как говорил товарищ майор, а бык. Целиком. Правильно, Аристархов готов дать показания. По это была минутная вспышка отчаяния. Чуть успокоившись, он бы опять начал лгать, изворачиваться, десятки раз менять показания. Это были бы те самые рога, о которых говорил товарищ майор. Нужно, чтобы преступник в спокойной обстановке обдумал свое положение и пришел к мысли, что самое лучшее для него – признание.

– Это игра в психологию, – не выдержал майор. – Славы ищете!

– Лучшая награда следователю, – тихо произнес Темирбай, – это сознание того, что ты добился истины.

– Вот что, капитан, – решил Даулбаев. – Пусть в данном случае будет по-вашему. Но не забудьте, что целиком и полностью отвечаете за результат.

Часа через полтора дежурный сообщил капитану, что Аристархов просит следователя.

– Дайте чернил и бумаги. – Голос Аристархова звучал глухо, но спокойно.

– Не забудьте про Камышовое озеро, Вышпегорский отдел кадров. Да и о том, что было давно, – уходя посоветовал капитан.

– Вот, товарищ полковник, – Темирбаи положил на стол стопку исписанной бумаги.

Даулбаев быстро просматривал одни лист за другим, время от времени повторяя вслух отдельные места, перемежая их короткими комментариями: "Встретил Берсеневу...

испугался разоблачения. Какого разоблачения?.. Ага! В бою под Смоленском притворился убитым... изменил Родине, служил немцам".

Полковник нажал кнопку. Вошла секретарь.

– Мария Гавриловна! Дело Аристархова направьте в Комитет госбезопасности.

Н. Мосяков

* * *

КОГДА ПРИХОДИТ МАСТЕРСТВО

Было утро. По коридору второго этажа Чуиской городской гостиницы прохаживался пожилой человек в форме работника прокуратуры. Ковровая дорожка скрадывала шаги. Немногочисленные лампы мягким светом уютно озаряли пустынный коридор. У столика дремала дежурная но этажу. Было тепло и тихо. Только из небольшого холла доносились голоса. Там беседовали двое.

Он уже в который раз проходил мимо приоткрытых дверей, но собеседники при этом сразу понижали голос почти до шепота или умолкали совсем.

Все же раза два он уловил некоторые слова, которые вызвали у него глухое беспокойство.

– Недостает более ста тысяч... Что делать?..

– Воровали не год, и не два... Значит, ревизии-то были липовые...

– На взятках выезжали...

Человек в коридоре не выдержал. Он вошел в холл, направился к беседующим.

– Извините, что вмешался в ваш разговор, – сказал он. – Прежде всего, разрешите представиться: я чуйский межрайонный прокурор, советник юстиции Мукатаев. (Он показал документы). Мне кажется, речь идет о каком-то крупном хищении? Не поделитесь ли вы со мной тем, что вам известно? Ведь это в интересах дела...

Двое переглянулись.

– Конечно, – нерешительно сказал один, – поделиться можно... Но... Видите ли, ревизия еще не закончена...

– А вы ревизоры?

– Да.

– Так вот, я хочу вам сказать: пока ревизия не закончена и фат недостачи не установлен, не получил огласки, – расхитители спокойны. Они лишь выжидают. Как только они узнают, что растрата обнаружена, они немедленно постараются надежно припрятать украденное. И тогда найти и вернуть государству похищенные ценности будет значительно труднее. Сейчас самый подходящий момент явиться с внезапным обыском к подозреваемым. Похищенное будет возвращено и, кроме того, в руки следствия попадут очень важные улики...

– Хорошо. Вы нас убедили.

Через час в руках у Мукатаева был документ о предварительных результатах ревизии с указанием тех работников райзаготконторы, за которыми числились наибольшие суммы, не подтвержденные оправдательными документами: это были, прежде всего, заготовитель Д. Джумагулов, старший бухгалтер М. Шахова, бухгалтер Л. Побединская и другие.

Изучив полученные данные и убедившись в их основательности, Мукатаев предпринял смелый шаг. Еще до получения объяснении и допроса предполагаемых виновников хищения, он немедленно возбудил уголовное дело. Был собран весь аппарат межрайпрокуратуры, двое следователей, заместитель и помощник межрайпрокурора. Вместе со своими сотрудниками Мукатаев прибыл в райпотребсоюз, пригласил подозреваемых и объявил им, что по решению прокуратуры у них проводится обыск.

Каждому работнику прокуратуры была выделена автомашина. Для помощи им мобилизованы сотрудники городского, районного, линейного отделов милиции, дружинники.

Представители райпотребсоюза на месте должны были вести опись и прием изъятого имущества для обеспечения гражданского иска.

После подробного инсгруктажа, когда все было готово, оперативные группы начали действовать.

Успех этого неожиданного удара, нанесенного в предпраздничные дни сразу по нескольким объектам, превзошел все ожидания Расчет Мукатаева полностью оправдался. Люди, виновные в хищении огромных ценностей, не предполагали, что обыск будет проведен так быстро, еще до формалького завершения ревизии, до того, как от них потребуют каких-то объяснений недостачи.

Результаты обыска были таковы, что в ряде случаев сделали даже излишними какие-либо объяснения – настолько они уличали повинных в хищениях. У четырех подозреваемых было изъято ценностей на 130 тысяч рублей – в виде наличных денег, мебели, ковров, сервизов, золота и серебра.

В отношении всех подозреваемых, и тот же день обыска, в качестве меры пресечения было избрано содержание их под стражей, и участие в завершении ревизии они уже приняли под конвоем.

К середине ноября окончательная сумма растраты Джахана Джумагулоза определилась в 140 тысяч рублей. Всего в райзаготконторе было расхищено более 223 тысяч.

Сам Джумагулов при первом же допросе признал растрату и указал, что в хищениях принимали участие старший бухгалтер райзаготконторы Шахова, бухгалтер Побединская, директор Аманкулов.

* * *

Началось следствие. Его вел следователе Джамбулской областной прокуратуры Макаш Аккулнев.

Быстрые, решительные действия межрайонного прокурора Мукатаеаа помогли выявить расхитителей, вырвать у них первые признания в содеянном, вернуть государству большую часть похищенного добра. Но это было только начало. Следователю предстояло провести большую, кропотливую работу по установлению всех звеньев преступной шайки, орудовавшей в ргпзаготконторе, определить методы, которые применялись ими ке только в хищениях, но и з сокрытии похищенного. Узнать, почему так долго ревизии вышестоящих инстанций "не замечали" преступных махинаций.

Все это следователь Аккулиев проделал на высоком юридическом уровне. Долгие часы допросоа, экспертиз, очных ставок остались позади. Кто измерит количество нервной энергии, которую затрачивает следователь в поединке с преступной волей? Может быть, ее хватило бы на то, чтобы спроектировать высотный дом, мост, переплыть океан на одноместном пapycнике, написать роман, изобрести новый медицинский препарат?

Может быть. Но в чем же чувство удовлетворения? Есть ли оно у того, кто в тиши кабинета распутывает ухищрения преступника, ведет допрос, уличает растратчика, анализирует методы, которыми он пользовался, узнает его сообщников? Да, есть. Есть, как у всякого работника физического и особенно – умственного труда – как у писателя, инженера, врача, капитала корабля.

Удовлетворение следователя-это удовлетворение мастера тончайшей, подчас ювелирной работой. Это удовлетворение высокого специалиста своего дела, вернувшего обществу, народу десятки, сотни тысяч похищенных средств, обезопасившего людей от того, кто приносил громадный вред.

Часто это еще и удовлетворение результатами успешной борьбы за человека, который мог погибнуть окончательно, но благодаря вмешательству работников прокуратуры, суда, благодаря их чуткости, вновь был выведен иа честную дорогу.

А потом пришло завершение долгого, утомительного труда. В просторном зале Чуйского Дома культуры начался судебный процесс расхитителей из райзаготконторы. Он продолжался более месяца.

Следователь Макаш Аккулиев присутствовал на этом процессе. Теперь дело перешло в строгие, справедливые, беспристрастные руки суда, который взвесит все: доказательства виновное ги и обстоятельства, смягчающие вину подсудимых, улики и оправдательные документы. Суд взвесит все и определит степень виновности каждого.

Макаш Аккулиев знает это. Он знает также, что на весах у суда не только судьбы обвиняемых, по и опенка качества его работы.

Он сидит и смотрит на обвиняемых. За долгие недели следствия он так их изучил, что, наверное, знает каждого лучше, чем те знают самих себя. Их биографии – в мельчайших подробностях – образование, привычки, пристрастия, иx сильные и слабые стороны, манеру говорить, уловки – все это у него, как на ладони.

Вот сидит невысокая женщина средних лет в ярком цветастом платке иа голове. Это Мария Шахова, бывший старший бухгалтер райзаготконторы, один из главных организаторов крупных хищений. Ей всего 43 года. Она жгла свою жизнь с двух концов. Это был какой-то сплошной угар.

Пьянки, кутежи, швыряние денег без счега. А ведь у нее была семья, муж, трое детей. Но ни муж, ни дети не знали о другой "сладкой" жизни, которую она вела. Может быть, и догадывались о чем-то, но воспрепятствовать не могли. Целая "философия" жизни с двойным дном, жизни потаенной, прячущейся от света и людских глаз, раскрывается в истиной Марии Шаховой.

Ей не пошел впрок тяжелый урок 1950 года, когда она была осуждена на 8 лет за такое же преступление, – за кражу государственных денег.

Отбыв срок наказания, она вновь берется за старое, вовлекает в преступление и других людей, у которых не нашлось силы волн противостоять eй, ее уговорам, деньгам, посулам, подаркам.

А вот заготовитель Джакен Джумагулов. В свои 60 с лишним лет он держится бодро, пытаясь всеми силами оттолкнуть предъявляемое ему обвинение, взвалить большую часть вины на остальных участников хищения. И ведь всего семь лет прошло с того дня, как он стоял перед лицом народного суда, который судил его за обман и обсчет сдатчиков сырья. Тогда он просил о снисхождении, уверял, что никогда больше не совершит ничего подобного. Как видно, год лишения свободы, определенный ему тогда судом, ничему его не научил.

Есть судимость и в биографии его брата Ахана Джумагулова, тоже работавшего заготовителем и приложившего нечистую руку к народному добру. В 1945 году за хищение государственного имущества получил 10 лет лишения свободы и Рахыш Амаикулов.

Вот какое гнездо свили себе люди без чести и совести под крышей Чуйской райзаготконтори, которых пришлось выводить на чистую воду старшему следователю Аккулиеву.

Благодаря его энергии, умению, настойчивости, клубок преступлений был распутан полностью.

Результат его огромного труда налицо – разоблаченные, припертые им к стенке преступники возвратили райзаготконторе более 100 тысяч украденных денег. Возмещение остальной суммы, как уже говорилось выше, было обеспечено изъятыми у них при первоначальном обыске денежными средствами и ценными вещами.

Джамбулским областным судом преступники были осуждены к длительным срокам лишения свободы, а Шахова и Джахан Джумагулов – к исключительной мере наказания – расстрелу.

Но на этом работа следователя не закончилась. Макаш Аккулиевич принял все возможные шаги к устранению тек условий, в силу которых стало возможным это преступленние.

* * *

Путь Макаша Аккулиева к следовательской работе был долог и своеобразен.

Ему не было и 8 лет, когда от стихийного бедствия в степи погибли все его родные и близкие. В другое время остался бы он сиротой, бездомным бродягой, по Советская власть спасла мальчика. Воспитывался и учился Макаш в детском доме, который стал для него, в полном смысле елоса, родной семьей.

Вместе со сверстниками, в 1942 году, ушел он служить в ряды Советской Армии. Воевал па Калининском фронте в должности помощника командира взвода. Нашел его вражеский осколок.

Когда после восьмимесячного лечения, осенью 1944 года, Макаш на костылях перешагнул порог госпиталя, болезненно сжалось сердце. В тот момент показалось, что это коней. Страшно было сознавать, что в 20 лет остался с искалеченной ногой.

Но воля и настойчивость не оставляли его. Они привели его в Казахский юридический институт, который он окончил в 1951 году. и до сих пор, вот уже 20 лет безупречно исполняет он свой служебный долг следователя, а ныне уже прокурора района в Джамбулской области.

Макаш Аккулиевич подшивал листы в последнем тома очередного дела и уже заранее радовался очередному отпуску, который был обещан ему после окончания расследования этого дела, когда раздался телефонный звонок, иго приглашали к прокурору области.

Барьян Турсунович долго расспрашивал его об отдельных деталях законченного дела и только потом перешел к главной теме разговора.

– Думаю, Макаш Аккулиевич, поручить вам расследовать одно, как будто, несложное дело. Следствие по нему, однако, длится уже несколько месяцев и, по-существу, зашло в тупик. Попрошу вас познакомиться с материалами и высказать свои соображения. Если вы найдете, что здесь сделано еще не все, что можно было сделать, то с отпуском придется повременить.

Изучение потребовало немного времени. Правда, Аккулнев был шестым по счету следователем, которому предстояло заняться этим делом, но все оно умещалось в одной небольшой папке. Он решил, отложив на время отпуск, заняться историей, которая и впрямь казалась "загадочной".

Работники милиции города Каратау в разное время задержали водителей автомашин Залукаева и Биля. Оба работали на городском хлебозаводе, и оба на улицах продавали с машин муку в мешках. И Залукаев, и Биль, понимая, что задержали их с поличным, отрицать ничего не стали. Они показали несколько домов, возле которых они останавливались и продавали муку. Быстрая проверка позволила установить покупателей муки, которые подтвердили, что платили по 25 рублей за мешок, и согласились возвратить купленное. Всего было изъято 64 мешка муки.

Возник вопрос, где же взяли муку водители Залукаев и Биль? Они утверждали, что муку для продажи им давали заведующие складами хлебозавода. Однако последние с возмущением отвергли это обвинение.

По хлебозаводу срочно проводится бухгалтерская ревизия. Результаты ее, однако, показывают, что никакой недостачи, а тем более излишков муки на хлебозаводе нет.

Как будто все в порядке, оставалось только извиниться перед работниками предприятия и прекратить дело. Так и намеревался поступить следователь, предшесгзенник Аккулиева.

К тому времени, когда дело попало к Аккулиезу, муку уже возвратили покупателям, и готовилось постановление о прекращении дела.

За что же зацепиться? Он еще и еще раз перечитывает, анализирует материалы, сопоставляет отдельные факты.

Вот аккуратно завернутые в бумагу 14 тетрадей, испещренных какими-то записями. Что это? Что таится за этими загадочными знаками? Тетради обнаружены при обыске в квартирах шести мастеров хлебозавода. Почему они хранились в доме у мастеров? Владелицы этих тетрадей не стали расшифровывать сделанные записи. Сказали, что и сами не помнят, что такое там нацарапали. Не помнят? Или не хотят помнить? Значит, надо прочесть тетрадки самому. Но как? Кто сможет помочь ему в этом?

Долго и внимательно знакомился Аккулнез с личными делали работников завода, изучал их образ жизни и другие обстоятельства.

Вот перед ним бывший мастер хлебозавода Юлдашев.

Он проработал на заводе много лет, его уважали, ценили.

Именно поэтому сделанная фиолетовыми чернилами запись в его трудовой книжке – "Уволен по собственному жeланию." вызывала недоумение.

– Меня заставили уйти с завода, – опустив глаза и заметно волнуясь, подтвердил Юлдашев. – Мешал я им, стал поперек дороги...

Беседа затянулась допоздна. Юлдашев рассказывал долго, взволнованно, временами срываясь на крик.

– Я твердо решил помочь следствию, – заявил он, – и поэтому расшифрую вам записи в одной из тетрадей.

Оказалось, что в этих тетрадях мастера условными знаками вели учет созданных излишков муки, передачу мешков друг другу по сменам и, наконец, их реализацию.

Бухгалтеры подсчитали, что в этих тетрадях зафиксирована экономия свыше 12 тонн муки за 177 рабочих смен.

Стало ясно, что на улицах Каратау шоферы продавали муку, сэкономленную мастерами хлебозавода.

Но пока это было ясно только следователю. Нужны были доказательства. Скорее всего излишки муки могли образоваться за счет нарушения технологии выпечки хлеба.

И вот тогда следователь Аккулиев призвал на помощь специалистов-технологов, бухгалтеров, мастеров хлебопечения.

Тщательно изучается процесс выпечки хлеба, учет поступления муки, реализация готовых изделии, просматриваются отчеты мастеров. Выявляются недостатки в учете и производственном процессе, которыми воспользовались нечестные работники.

И наконец, непреложный вывод: излишки муки могли создаваться за счет повышения влажности выпекаемых изделии.

Проводятся эксперименты. Следователь вместе с технологом присутствует при контрольной выпечке хлеба, одной, другой, десятой... Да, действительно, повышенная влажность хлеба дает экономию муки...

Но как же тогда контроль? Ведь на каждую партию выпеченного хлеба должен быть лабораторный анализ.

Разве можно избежать этого? В эти дни Макаш Аккулиев приходил на хлебозавод регулярно, как на работу.

Это и была его новая работа. Он изучал сложное дело хлебопечения, часами слушал пояснения технологов, мастеров, которые рассказывали ему, что разная мука, будь она даже мукой одного сорта, дает различный припек. Индивидуальные особенности, зависящие от качества зерна, от того, на какой земле вырос пшеничный колос, много или мало было солнечных дней, много или мало влаги впичала почва, – влияют, оказывается, на характеристику муки, на размеры припека, который она может дать.

Именно поэтому каждый раз, как со складов Заготзерна на хлебозавод поступает мука, должен производиться и лабораторный анализ, чтобы выяснить, какого припека от нее можно ждать, каково должно быть соотношение муки и воды, чтобы получить хлеб, соответствующий стандарту.

На Каратауском хлебозаводе эти анализы не производились.

Аккулиев шел дальше и постигал практику хлебопечения. Он придирчиво следил за рецептурой контрольных замесов и выпечкой хлеба.

Он выяснил, что на Каратауском хлебозаводе мастера каждой смены работали без контроля технологов, не указывали фактическую влажность полуфабрикатов, нарушали стандартность готовой продукции. Часто влажность теста из муки пшеничной обойной была 51 и 52 процента, превышая стандартную влажность на 1-2 процента.

Надо сказать, что директор Каратауского хлебозавода Нурали Байкасымов в тот момент, когда Аккулиев раскрыл, наконец, механику хищения муки, не нашел ничего лучшего, как отрицать все. Но это уже не имело значения.

Совершенно беспристрастными данными экспертизы, десятками анализов, показаниями свидетелей было установлено, что четыре года группа, возглавляемая директором хлебозавода, крала муку, выпекая хлеб повышенной влажности.

Чтобы нащупать звенья преступной цепи Макашу Аккулиеву пришлось шаг за шагом доказывать расхитителям, что он знает эти тайны не хуже их. И когда в его руках оказались неопровержимые, грозные проценты завышенной, но сравнению со стандартом, влажности, преступники сдались.

К. БИНДЕР,

старший советник юстиции.

* * *

ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО

– Граждане судьи!

Говорить о моем подзащитном с максимально сжатой обрисовкой мотивов преступления было бы неправильным.

Упоминание о сложной личности преступника стало общим местом в речах защитников. Ничего не могу поделать, о личности говорить буду и я. Не осознав полностью того, как Афанасьев сделался похитителем государственного золота, не проследив перипетий его прихотливой биографии, в которой доброе боролось со злом, как сможем мы определить меру наказания, которая помогла бы Афанасьеву вытравить все преступное и стать человеком?

Мать маленького Бори Афанасьева погибла ледяной мартовской ночью военного года. Отец давно не жил с семьей, немного помогал деньгами... и только. Скупым и коротким оказалось людское сочувствие в глухом сибирском селе.

Борис Афанасьев рано женился, но в семье, так бодро и споро начавшей самостоятельную жизнь, пошли раздоры, Афанасьев уехал от жены и ребенка, стал скитаться но стране, работая то грузчиком, то бульдозеристом, то чернорабочим, был и строителем, был и.монтером. Вскоре он оказзлся в Якутии, даже вызвал жену с ребенком, но не прошло и года, как все развалилось. Жена вышла замуж за другого, сам Афанасьев вовсе не хотел семейной жизни.

Там-то возник "новый Афанасьев", любящий не столько деньги, сколько ту власть, которую он, недавний горький сирота, обретал над людьми. При этом Афанасьев не был жаден, не скупился на дорогие подарки, но в нем не было той купеческой грубости, которая отталкивала бы. Он нравился многим женщинам.