Текст книги "Бессонный патруль (Сборник)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

Но следы показывали, что человек не пошел к шоссе.

Следы вели по сырой глинистой тропинке к дверям гаража.

Майор остановился у дверей. Ничего подозрительного – прочный замок. Рядом с гаражом Гарин увидел поддомкраченную машину на трех колесах, а под ней мужчину в замасленной шапке и ватнике поверх комбинезона. Надвинув на глаза защитный щиток, он возился с электросварочным аппаратом.

Майор негромко спросил:

– Проходил здесь кто-нибудь?

– Когда?

– Мпнут пятнадцать назад.

– Может, и проходил, да я в цех отлучался...

"Да, – подумал разочарованно майор. – В гараж, конечно, никто проникнуть не мог, нe сломав замка. Позвонить, что ли, на шахту?"

Участковый сидел у дверей отдела кадров, читая газету.

– Вызовите лейтенанта Никитина, – распорядился майор. – Фотографа тоже... Где тут у вас коммутатор?

Через пару минут майор говорил с отделом кадров шахты, с комендантом здания комбината, с проходной.

Все ответили, что никто из посторонних на территории или вблизи ее нe был замечен.

* * *

Заали ее Галина Витковская, но она велела называть себя Генриета. А почему Генриета?

– А черт знает, почему, – ответила она дежурному офицеру милиции. – Так нравится!

– Что, жить без фокусов скучно?

– А что, весело? Подумаешь – веселье... Прошвырнуться вовсе нет места. Весь город – от барахолки до вокзала.

– Как-никак километров семь будет, девочка. А сколько в нем садов, школ, клубов, кино, предприятий!..

– Подумаешь... Нужны мне ваши предприятия! Москва – пятьдесят километров, говорят.

Витковская кивком головы решительно откинула длинные золотистые волосы, достала из сумочки сигарету. Так и пошла по коридору, встряхивая длинными распущенными волосами, широко шагая, стуча каблучками старых туфель, держа в руке незажжениую сигарету. Зажечь ее без разрешения дежурного она все же не решилась.

Потом она сидела перед майором в его кабинете, примостившись на краешке стула и держа сигарету. Майор сам протянул ей коробок спичек и предложил:

– Если хочешь, кури.

Начался разговор.

Галка не работала уже месяц, но утверждала, что живет на деньги, скопленные раньше. и еще ей помогает дядя.

Дядя этот живет далеко, на Кавказе. Сейчас она не знает, где он, так как дядя переехал в Крым. Но месяца три назад он выслал ей сразу пятьсот рублей. Он продал выгодно дом и сад и часть денег послал любимой племяннице.

– Потому что моя мама была его любимая сестра, – пояснила Галка. – А я любимая племянница.

– А где твоя мама?

Галка тряхнула волосами и вскинула голову:

– Я не крошка, чтобы мне говорили "ты", товарищ начальник... Вы же культурный человек, насколько я понимаю.

Майор сердито хмыкнул и продолжал допрос:

– Где те бандиты, что на вокзале совершили нападение на человека?

– О чем речь? Какие бандиты? – Витковская удивленно округлила голубые невинные глазки. – Что? Говорите, был командированный? Уехал к своей старухе? Тем для него лучше. Выцарапать бы ему, бесстыжему, глаза. Дайте мне его адрес, товарищ начальник. Я сообщу его супруге насчет его похождении... Связался с какой-то рыжей! Да рыжих теперь полбазара. Хна продается и каждом парфюмерном огделе...

Разговор окончился ничем.

Витковская шагнула с крыльца управления на мокрый асфальт, раскрыла над головой зонтик. Осений вечер плотной стеной подступал с трех сторон. Но впереди светились огни на проспекте – фонари и освещенные окна магазинов.

Галина шла не спеша, словно ей не -хотелось никуда идти – ни домой, ни к знакомым и, наблюдая за ней, шел парень в плаще и кепке на пышной шевелюре – Никитин.

Дождь усиливался. Вот она зашла в гастроном на углу.

С бутылкой, спрятанной под пальто, она еще долго шла по главной улице н, наконец, свернула в переулок. Из открытых дверей полуподвала, в котором помещалась пивная, слышались голоса, обрывки пенья. С минуту постояв, словно не решаясь войти, девушка пригнулась и заглянула в окно полуподвала. Потом выпрямилась, тряхнула распущенными волосами и застучала каблуками вниз по ступеням.

Никитин тоже вошел вслед и сел у входа.

Огненные волосы прядями падали на глаза Галки. Она сидела у окна, ни к кому не обращаясь. Потом налила в кружку с пивом из своей бутылки и выпила. Конечно, одна она сидела недолго. Осклабившийся гуляка, подмигнув приятелям, перекочевал за ее сголнк.

– Чего же, девочка, одна скучаем?

– Просто скучаем... Вот так просто скучаем...

– Тогда давайте напару скучать.

– Пошел к черту! – ответила Галка, встала и пересела к столику Никитина:

– Все смотришь?.. Ничего ты не увидишь. Понятно?

– Не знаю, – сказал лейтеиант.

Он снял кепку, пригладил ладонью волосы и устроился поплотней на стуле.

– Завихряешься ты, рыжая, да не в ту сторону.

– А ты не рыжий?.. Может, выпьешь?

– Только я на свои буду пить, – сказал он.

Они оба выпили, и девушка совсем опьянела. Лейтенант уже не рад был, что поддался на ее предложение: "В крайнем случае, вызову машину и отвезу ее домой. По тому адресу, где нашли ее нынче утром".

Шел двенадцатый час ночи, пивная опустела. Только в углу шумели и стучали костяшками домино четверо гуляк.

– Может, домой доставить? – спросил Никитин.

– Сама доберусь.

Галка решительно встала. И уже одевая пальто, которое подал ей собеседник, и застегивая его, зло сказала:

– Пропала я, товарищ начальник! Понятно? Из-за любви пропала... И он из-за меня пропадает...

– Кто? Гришка Сидоренко? А зачем же бежал! Год и пять месяцев оставалось. За тебя, что ли, он ножом человека на танцах ударил?

– Вот именно за меня. Тот по морде меня съездил. А за что? За то, что танцевать не пошла с ним, подлюкой. И Гришка дал ему жизни!.. и сел. Хорошо, что досрочно отпустили.

– Его не отпустили, – сказал Никитин, – он бежал. А тебе сказал, что досрочно, и на вокзале, когда ты его провожала, он двух бандитов подговорил, чтобы на нашего товарища, хорошего парня, напали... Это на прощанье он сотворил, покидая, так сказать, наш город. Ясно? Вот почему ты должна сказать, куда он уехал.

Галка машинально то застегивала, то расстегивала пуговицы пальто. Зонт свой она позабыла и только, когда Никитин подал ей его, взяла и молча направилась к двери.

– А, может, ты знала, что он в бегах? А? – Никитин шел сзади, поднимаясь вслед за девушкой по ступеням. – И где он сейчас, это ты точно знаешь?

Они поднялись из подвала.

– Ничего я не знаю, – обернулась Галка. – Ничего-о...

Она тряхнула распущенными волосами и, простоволосая, под дождем, пошла, пошатываясь, вдоль улицы. Никитин смотрел ей вслед. "Дойдет ли", – думал он.

Галка дошла до угла. И остановилась около "Волги", блестевшей от капель дождя. Ее окликнули.

Видно было, как она сделала несколько шагов ближе к машине, как наклонилась к тому, кто звал ее. Послышался мужской смех, блеснула спичка в руках девушки, потом засветился огонек сигареты.

Кажется, ей предлагали подвезти. Она совсем ослабла и качалась.

Вот она сделала еще шаг. Дверца открылась. Галка села рядом с водителем.

– Нашла утешенье, – махнул вслед машине Никитин.

Он подумал по привычке, что надо бы заметить номер машины, но потом решил, что дело тут ясное, и смотреть ни к чему. Вес же он запомнил марку автомобиля.

Прошла неделя, а следствие не продвинулось ни на полшага. Правда, научно-технический отдел уголовного розыска дал интересные материалы. Однажды майор допоздна засиделся над ними.

Изучив фотоснимки следов, оставленных на подоконнике и на тропинке, от кабинета директора кирзавода до гаража, майор подумал, что совершил ошибку, решив, что неизвестный обошел гараж и направился далее через поле к шахте.

Подняв трубку, он вызвал кирпичный завод и попросил, чтобы к нему прислали шофера, занимавшегося неделю назад ремонтом автобуса.

С завода ответили, что шофер находится в рейсе: повез на совещание плановика и бухгалтера. Тогда майор попросил, чтобы шофера направили к нему, как только он вернется из поездки.

– Я буду ждать, – сказал Гарин.

Следы, зафиксированные на фотоснимке, лежащем перед майором, ясно показывали путь человека в ботинках сорокового размера (следовательно, он среднего роста и средней физической силы), который вылез почему-то через окно кабинета и направился в сторону шахты. А пошел ли он на шахту? Куда он вообще пошел?

Фотоснимок запечатлел следы от окна до гаража, до того места, где работал шофер, сваривавший поломанные детали автобуса. А дальше гаража следов вообще не было.

Следовательно, в чем дело? Если он спрятался в гараже, то как он туда проник? Ведь майор обошел гараж со всех сторон и видел, что войти в него, минуя дверь, невозможно.

А дверь была на замке!

След на подоконнике в кабинете и следы на тропинке принадлежали одному и тому же человеку. Они были идентичны. Более того: это были все-таки следы Лапина, преступника, бежавшего из колонии!

Еще и еще раз всматривался майор в схемы и фотографии, лежащие перед ним. Сомнений быть не могло. Фотоснимок, запечатлевший дорожку следов на взрыхленной полоске земли запретной зоны, по которой прошли бежавшие из-под стражи заключенные, лежал рядом с фотоснимком следов, оставленных неизвестным на подоконнике и тропинке до гаража. Это были следы одного и того же человека.

Гарин читал эту дорожку, как отрывок из литературного произведения, как музыкант читает ноты.

Длина и ширина шага, угол разворота, форма и размер обузи... Да, в кабинете директора был Лапин!

Но откуда у него документы, а главное, паспорт с фотографией?

В дверь постучали, вошел сержант и сообщил, что за дверью стоит вызванный с кирпичного завода шофер.

– Да, да!.. Пусть входит.

Шофер вошел и остановился, переминаясь у порога. Гарин удивленно посмотрел на молодого улыбающегося казаха.

– Вы с кирзавода?

– Да... Говорят, вызывали, – шофер с некоторым недоумением развел руками. Кепку он мял в руке.

– А работает у вас на автобусе еще шофер?

– Нет, больше никого нет. Я один. Уже три года на этом месте.

Но это был не тот человек, который сваривал детали автобуса около гаража. Это был совсем другой человек – молодой чубатый парень. А тот приземистый, с коротким;)

волосами (так, по крайней мере, выглядели они на висках из-под шапки), гораздо старше. Значит, тот был – Лапин...

С нахмуренным лицом прошел Николай Петрович по пустому холодноватому коридору управления, рассеянно кивнул на прощанье дежурному, вставшему при его появлении у входа. Улицы по-вечернему были оживлены. Шли группами и в одиночку люди. Огни автомобилей сгремительно двигались, освещая дорогу, подъезды и стены домов. Под зеркальными окнами ресторана, на проспекге полосы света лежали поперек широкой мостовой. За стеклами кружилась плотная толпа танцующих. Когда дверь отворялась, обрывки музыки выплескивались на улицу.

Гарин решил зайти. Он все думал о своем промахе: он не любил ошибаться. Конечно, он все уже взвесил. На фотографии, переданной из колонии, Лапин выглядел гораздо моложе того приземистого, склонившегося над сварочным аппаратом рабочего, который разговаривал с майором у гаража. Да и лица этого человека майор почти не видел.

Защитный щиток прикрывал лицо, а когда рабочий снял его, нагнулся и поднял на плечо автомобильный скат, он стоял вполоборота, почти спиной к майору. Затем, не спеша, широко расставляя ноги, пошел к заводским воротам.

Вот так оно и было... Фотографию Лапина снимали, когда он сел последний раз – в шестьдесят четвертом, значит, несколько лет назад. Это все правильно. Время может здорово изменить человека. А колония, она, безусловно, не курорт. Безусловно... и все-таки, Николай Петрович, дал ты маху!

Майор заказал ужин. Дома у них сегодня не готовили, потому что жена и дочка ездили в гости к родным и, видимо, только что вернулись.

Высокий, черноглазый, удивительно моложавый, хотя и седой человек показался в дверях ресторана. Он помахал Гарину, проходя мимо его столика.

"Вот и Носов пришел отдохнуть, – подумал майор. – Оказывается, здесь у него много знакомых..."

С директором кирпичного завода здоровались не только посетители. Ему кивали служащие ресторана, подошел один из администраторов и крепко пожал руку.

В шесть часов утра во тьме погруженной в сон квартиры зазвонил телефон. Не поднимаясь, только откинув с груди одеяло, Николай Петрович протянул руку к трубке:

– Да, слушаю!

На другом конце провода послышался голос его начальника. Полковника, видимо, только что подняли с постели.

Даже слышно было, как он, зевнув, что-то вполголоса ответил жене.

– Извини, Николай Петрович, – полковник кашлянул.

– Слушаю, Петр Васильевич...

– Такое, значит, дело... На дороге к аэропорту, не доезжая бетонного моста, убийство... Дежурный только что сообщил – ножом в спину... Я бы хотел, Николай Петрович...

– Все ясно. Одеваюсь...

По улице полз осенний туман, холодный и плотный. Голые деревья едва проступали сквозь молочную пелену. Уже шли машины. Их огни бежали в разные стороны, с каждой минутой огней становилось больше.

Вереница машин скопилась у подъезда к бетонному мосту, повисшему над черной лентой еще не замерзшей реки.

Очевидно, что-то их задерживало.

Впереди, перед мостом, около дорожных знаков временного ограждения, стояли регулировщики и направляли машины в объезд той проезжей части улицы, которую они оберегали. Когда Гарин вылез из служебного "газика", он увидел группу людей и среди них – лейтенанта Никитина, сержанта Ковалева (с его роскошными бакенбардами и усами) и врача с чемоданчиком в руке.

Врач, видимо, уже закончил осмотр. Майор ему первому подал руку:

– Что? Убийство?

Доктор, пожилой человек в старомодном длинном пальто, пожал плечами:

– И да, и нет... Возможно, несчастный случай... Во всяком случае, нож был всажен как раз между лопаток.

– Где нож?

Никитин указал на нож, лежащий на земле рядом с трупом. Майор осторожно взял его за концы рукоятки и лезвия, всмогрелся. Это была финка с заметными зазубринками на конце лезвия.

– Похоже, что ножом открывали консервы... Потом ударили им человека...

Кровь засохла темными пятнами на лезвии.

– Его убили часа четыре назад, – сказал врач. – Но обнаружил его прохожий гораздо позже. Он вынул нож из спины лежащего и убедился, что тот мертв... Вот этот товарищ... – врач указал на мужчину в брезентовой куртке и сапогах.

Майор повернулся к нему:

– Вы что, шли на работу?

– Да. К шести часам. Работаю электриком в аэропорту. Остановка нашего автобуса за мостом. Его я увидел в половине шестого, до этого как раз на часы глянул... Ну, понятно, пройти мимо нельзя. Думаю, выпил лишнее, растолкать надо. Смотрю, а в спине нож... Я нож осторожно вынул. Знаю, как это делают.. Но уже поздно.

– Много машин шло по улице в это время?

– Машин не было... Они только сейчас пошли. А так до их приезда (электрик кивнул в сторону Никитина и врача) машин не было.

"Это хорошо, – подумал майор. – Значит, помогут следы покрышек..." Он приказал фотографу заснять труп, затем место происшествия и проезжую часть улицы, – от ближайшего поворота до настила моста. Велел Никитину сделать схему. Ковалев пошел звонить в автоинспекцию.

Пока все процедуры были выполнены, уже рассвело.

Туман поредел. Начал накрапывать осенний дождь.

– Снимайте, снимайте следы протектора, тормозной след – торопил майор.

В свете начинающегося дня можно было лучше рассмотреть убитого. Манор присел перед трупом на корточки.

Вдруг, быстро поднявшись, он торопливо'приказал:

– Переверните труп!

В черном пальто, в шляпе, в новых начищенных ботинках, в костюме и рубашке с галстуком перед майором лежал Лапин. Отрешенно-спокойное лицо его было худым и казалось утомленным. Восковые веки прикрывали глаза.

Майору не нужно было еще раз смотреть на лежащую в его бумажнике фотографию. Это был тот самый человек, которого он видел у гаража близ кирпичного завода. Но он был без защитного щитка, прикрывающего часть лица, хорошо выбрит и одет по-другому.

– Документы? – вспомнил майор.

Никитин отрицательно покачал головой:

– Никаких. Вот только это.

Он подал билет на авиарейс до Москвы.

Подошла машина автоинспекции. Из нее вышли трое.

Невысокий худощавый старший лейтенант в очках (это был эксперт-автотехник) протянул майору руку.

– Здравствуйте, Николай Петрович... Кому же здесь больше работы – нам или вам?

– Думаю, что вам... Скорей всего, наезд.

– А нож?

– Маскировка... Вот мы с доктором пришли к одному мнению. Убитого ударили ножом после того, как сбили машиной. Видите повреждения на его теле, одежде?

Старший лейтенант склонился над распростертым телом.

– Возможно и другое, – продолжал он. – Увидев, что пострадавший еще жив, его решили добить и пустили в ход нож... Как вы думаете?

– Может быть, – согласился майор.

Фотограф и Никитин заканчивали фиксирование следов происшествия. Эксперт ГАИ, покачав головой, отошел от трупа и принялся рассматривать следы протектора на дороге.

Гарин стоял безучастно в стороне. Только когда подняли труп и принялись укладывать в автомашину, чтобы отвезти его в морг, майор еще раз приблизился и глянул на убитого.

– Лапин, – сказал он. – Отгулял, значит...

Автотехник кружился на отрезке пути, отделенном временными знаками заграждения от проезжей части дороги.

Он то подходил к тому месту, где лежал труп, то удалялся от него. Казалось, он принюхивается к следам протектора на дороге.

По его указанию работники ГАИ повторяли работу Никитина фотографировали место происшествия.

Никитин ушел далеко вперед. Он надеялся проследить дальнейший путь машины, сбившей Лапина. Судя по рисунку протектора и расстоянию между колесами, это была "Волга". Дойдя до середины моста, он ускорил шаг, перешел мост и почти бегом стал спускаться с откоса дамбы, насыпанной перед мостом.

Что-то он увидел на берегу у самой воды.

– Молодой, зоркий, – думал Гарин, вглядываясь в тонкую фигуру своего помощника.

Автотехпик потянул майора за рукав:

– А вы знаете, Николай Петрович, пожалуй, нет никакого случайного наезда!

– То есть как?

– А просто. Обыкновенное убийство... Позвольте вас на минутку.

Он довел Гарина до угла улицы, от которого начинался поворот к мосту.

– Вот отсюда и до места, где лежал труп, должен быть тормозной след. Не могу его обнаружить!.. Похоже, что человека или совсем не заметили, или сознательно налетели на него с полного хода... А далее видите? Они даже не остановили машину! Следы уходят на мост... Кстати, смотрите, что это?

По мосту быстро, почти бегом, возвращался Никитин. Он был бледен и возбужден. Подошел и, тяжело дыша, протянул майору толстый кусок стекла:

– Осколок фары... Там еще одна смерть! Женщина.

– Женщина?

– Лежит у самой воды. Странно, как это до сих пор ее никто не заметил. Ведь по мосту идут и едут...

– Так ведь только что рассвело... Идемте!

Майор торопливо, не оглядываясь, зашагал через мост.

За ним двинулись остальные.

За мостом, у самой воды, лежала вверх колесами исковерканная легковая машина. А поодаль от нее – неподвижное человеческое тело.

По-видимому, машина съехала с моста, сделала крутой поворот, сорвалась и полетела с дамбы. Первым туда, вниз, устремился старик врач.

Он увидел женщину, мертвую или в глубоком беспамятстве. Ее лицо было в крови и ссадинах, руки и ноги раскинуты – она лежала на спине. Встав коленями в грязь, старый врач взял ее руку и приложился ухом к груди.

Все молча стояли полукругом, ожидая неминуемого заключения о смерти.

По врач неожиданно сказал:

– Она жива... Разбита голова, как будто сломана рука... чуть ниже локтевого сустава... Но сердце явственно бьется.

– Людмила Петровна! – вскричал майор, узнав женщину. – Людмила Петровна, – повторил он тише и повернулся к сержанту Ковалеву: Остановите первую же легковую машину!.. Доктор, приказывайте.

– Что приказывать? В хирургическое отделение и поскорей!

Неожиданно заговорил старший лейтенант ГАИ.

– Эта та самая, о которой сообщил наш дежурный.

– Что еще такое?

– Дежурному позвонили в пять часов утра... Женщина взяла чужую машину... ну, попросила, она имела права на вождение... и поехала в два часа ночи в аэропорт встречать подругу... И не вернулась... Хозяин машины страшно беспокоится.

– Носов?

– Как будто, да... Фамилия его – Носов.

– Понятно.

На какое-то мгновение всем показалось, что картина кровавой катастрофы стала настолько ясной, что не требует дальнейшего выяснения. Женщине дали машину (А почему нет? Она же имеет права на вождение). Она спешила встретить подругу, ехала быстро, а была, видимо, не очень опытным шофером. Или... да и это бывает... ехала после весело проведенного вечера... И вот – результат.

– Рюмка водки или коньяку... кружка лива, – невесело скривил рот старшин лейтенант. – Вот где они у нас сидят! – он похлопал себя по шее.

Все представили, как бешено мчится по ночным улицам "Волга", как сбивает она прохожего и устремляется дальше. Разве мало таких случаев? Из протоколов ГАИ можно составить десятки, сотни томов. Далее – неосторожный поворот руля, потеря контроля над собой – и машина дергается в сторону, наклоняется и летит под откос.

Кто-то думает вслух:

– А дверца могла от удара открыться... Женщину просто выбросило из машины...

– Есть у ней права? – говорит майор. – Посмотрите.

Он закуривает и ходит взад и вперед, словно у себя в кабинете. Легкий дымок сигареты вьется над его головой, медленно тает в воздухе. Майор подходит к женщине, наклоняется, трогает ее легкие светлые волосы. Он оборачивается, услышав короткий гудок подошедшей машины... У берега стоит "скорая помощь", из нее вылезают санитары, вытягивают носилки.

– Осторожней, – командует врач.

– Все это было не так, – говорит майор и, скомкав недокуренную сигарету, бросает ее в воду.

Валентин Михайлович Носов собственноручно писал показания, потом давал дополнительные устные объяснения следователю ГАИ.

За окном, несмотря на то, что стрелки часов подползли к десяти утра, было темновато, мглисто. Низкие плотные тучи почти задевали антенны и трубы на крышах, из туч падал мелкий редкий снежок.

Да, признавался Носов, это его "Волга", купленная всего полгода назад, лежит теперь исковерканная на берегу, под откосом дамбы.

А все виноваты его мягкотелость, бесхарактерность... Пожалел женщину. Ну, увлекался ею немного, не посмел отказать... К тому же она имеет права на вождение машины, окончила курсы... Очень просила. Самолет прилетает в половине третьего утра, нужно было встретить подругу...

– Какую подругу?

– Этого она не сказала... Должна была прилететь подруга.

– Пила она перед рейсом? – спокойным будничным голосом спрашивает следователь.

Такие вопросы он задает каждому, кто сидит перед ним, объясняя причину дорожных происшествий. Задает уже много лет, почти всегда получая отрицательные ответы. А экспертиза тоже почти всегда показывает другое.

Следователь обмакивает в обыкновенную чернильницу обыкновенное перо номер восемьдесят шесть. Он привык писать именно таким старинным приспособлением. Получается быстрей и лучше. Хорошо бы печатать показания на машинке, по машинка на всю автоинспекцию одна.

Носов, однако, не говорит: "Не пила". Наоборот:

– Схватила со стола рюмку коньяку и выпила... Горячилась.

– Почему?

– Что, почему?

– Почему горячилась? – спрашивает следователь, дерзка ручку с пером в воздухе, готовясь писать.

Носов мнется:

– Ну, знаете, личный разговор между мужчиной я женщиной...

– Психанула?

– Вот именно.

Следователь укоризненно качает головой:

– Эх, товарищ Носов, товарищ Носов!.. Разве можно давать машину, если женщина выпила!.. Пожалели, а теперь – вот...

Валентин Михайлович молчит, смотрит в пол перед собой, раза два проводит ладонью по голове, как бы приглаживая густую белую шевелюру.

– Да, – говорит он наконец и поднимает черные, подернутые влагой глаза на следователя, – слаб человек...

Ну, как она?

Следователь молча пожимает плечами и пишет. В дверях показывается широкоплечая фигура Гарина. Он, очевидно, услышал вопрос Носова.

– Умерла, – тихо говорит он, подойдя к столу и машинально перелистывая какое-то лежащее с краю дело. – Умерла... Скончалась во время операции...

* * *

Гале было двенадцать лет, когда отец исчез из однокомнатной квартиры в доме на окраине города.

Мать, словно сжалась после этого, пригнулась. Галка тоже почувствовала, что в жизни не всегда светит солнце.

Стоя в стороне, она часто наблюдала за играющими девчонками и мальчишками и сравнивала себя с ними. У всех у них были отцы, а у нее... В школе она уже не стремилась получать в дневник одни пятерки, ну, в крайнем случае, четверки... Все равно некому их показывать... У мамы невидящий, устремленный в себя взгляд. Молча погладит по голове – и все...

Потом Галка слышала несколько раз ночью, как мама плачет. Однажды увидела ее мутный взгляд, услышала запах водки и испугалась. Начатую поллитровку она нашла в кухне за тумбочкой, положила в мусорное ведро и потихоньку вынесла. Мать не спросила о пропаже.

Потом появился "дядя Володя". На Галку он не смотрел, а если натыкался на нее холодными глазами, то сразу прищуривал их. Взгляд его скользил мимо.

Теперь поллитровки почти каждый день стояли на столе в кухне. Придя из школы, Галка не знала, где приткнуться.

Часто в тесной комнатушке гомонили гости. Табачный дым плыл по квартире.

По праздникам "гуляли" весь день и часть ночи. Мать протягивала стакан дочери:

– Пей, Галя, все равно жизнь один раз бывает! Один раз только живет человек на свете!.. Эх...

"Дядя Володя" работал шофером грузовой машины. Года через два он исчез. Говорили, что его посадили за кражу зерна на вывозке из совхозов к хлебоприемному пункту.

Но мать уже не могла без "знакомых".

Пятнадцати лет Галка ушла жить к подруге. Подруга работала в парикмахерской, она хорошо и умело одевалась, носила красивые прически. Галка тоже училась парикмахерскому делу.

К этому времени она уже давно бросила школу, но хорошо знала марки почти всех вин, отечественных и импортных.

На вечеринках подруга лихо пила коньяк, хотя всем говорила, что, кроме шампанского до "сегодняшнего дня", ничего спиртного в рот не брала. Галка предпочитала не ломаться перед париями. Наравне с ними она пила водку.

Водка ее тоже не утешала. Под конец вечеринки ока почти всегда устраивала скандалы. Ругалась, гнала всех к черту, могла съездить по физиономии, если очень уж к ней приставали.

Она росла неулыбчивой, резкой, очень красивой. Первый раз она полюбила парня, когда познакомилась с Гришкой Сидоренко, электриком с бетонного завода. Но Гришку вскоре "забрали" за драку. Вообще-то Гришка был тихий.

Но на танцах в клубе пьяный наглец дал Галке но физиономии за то, что она не пошла с ним танцевать. Подскочил Гришка. Когда на шум прибежал милиционер, он не знал, куда отправлять пьяного – то ли в вытрезвитель, то ли в "скорую помощь".

Пришлось все-таки везти в "скорую".

А сейчас Галка Витковская опять сидела в кабинете майора Гарина.

Дежурный по управлению видел, как провели высокую девушку с огненными распущенными волосами, как закрылась за ней дверь кабинета .майора. Это было в девять часов вечера.

Прошло два часа. Майор выходил и возвращался, прошел к нему лейтенант Никитин, несколько рад стучались в кабинет и потом уходили к себе лаборанты с фотопленками и снимками, вероятно, приносили майору анализы из научно-технического отдела. В своих халатах поверх форменных рубашек и пиджаков лаборанты – молодые мужчины и женщины – походили на каких-то служащих исследовательского института, а не на работников уголовного розыска. Рыжеволосую из кабинета долго не выводили.

Дежурный этому не удивлялся. Он знал, что ее подозревают в убийстве. Но еще не посадили. Значит, подозрение не подтверждается, прокурор не дает санкции. Но отпускать ее так, за здорово живешь, – тоже рисковое дело.

Об этом и разговаривал дежурный со своим приятелем – проводником собаки, который заглянул к нему поболтать о жизни. Проводник возвращался из кино, очень был взволнован кинокартиной и пришел поделиться. Кроме того, он был должен дежурному три рубля, брал на продукты в долг. А сегодня как раз получка и пора рассчитаться.

– Тут вот тоже кино, наверное, у майора, – говорил серьезно дежурный, кивая в глубь коридора, в конце которого была комната Николая Псгровича.

Кино не кино, но майору пришлось в этот вечер здорово повозиться.

Долго и терпеливо разговаривал он с рыжеволосой. Он все уже знал про нее, вся ее недлинная бестолковая жизнь лежала у него, как на ладони. Сейчас ему нужно было знать только одно – с кем Витковская ехала в автомашине в тот вечер, когда ее, пьяную, вывел из пивной лейтенант Никитин.

Но Галка говорила, что не помнит,

Она говорила, что не помнит совершенно, кто ее усадил в машину, и была ли эта машина "Волгой" или нет. Она также не помнит, что там делала. Не помнит, потому что была в состоянии сильного опьянения.

– Я крепкая на водку, – пояснила она, – но я водку влила в пиво. Это называется ерш.

– Вот именно, – смущенно подтвердил Никитин, – Это-то ты, оказывается, помнишь... Только сделала ты это не у меня за столиком, а раньше. Я наблюдал. Водку ты взяла в магазине, а пиво заказала в пивной. Села в углу и все смешала. Помнишь?

– Может быть. – безразлично сказала Галка.

Она посмотрела в окно, за которым была уже ночь и всего одна звездочка светилась в прямоугольнике открытой форточки.

– Тебя обвиняют в убийстве, – повторил в пятый раз майор. – Понятно?

Задержанная кивнула. Она не возмущалась, как в первый раз, что майор обращается к ней на "ты". Она только шмыгала распухшим носом и кивала. Она уже выревелась за два часа, вволю наругалась и теперь апатично ждала дальнейшего хода событий.

А майор указывал ей на лист бумаги, на котором темнели отпечатки ее десяти пальцев. Два из этих отпечатков точно совпадали с теми, что были обнаружены на рукоятке финки, вытащенной из спины убитого Лапина.

На финке почти не было отпечатков. Быть может, ее брали рукой, одетой в перчатку. И лишь в одном месте сохранился след двух пальцев. Ни одна дактилоскопическая карта не показала, кому из известных милиции преступников принадлежат отпечатки. В последний момент майор решил взять отпечатки рыжеволосой. Отпечатки совпали. Да, финка была в руках девушки!

Никитина вызвали. Попросив разрешения у майора, он вышел. Майор остался с глазу на глаз с Витковскои. Терпеливо ходил он из угла в угол. Галка не могла или не хотела ничего вспомнить. Тогда майор сказал:

– Тебя усадили в "Волгу", потому что именно "Волгу"

заметил Никитин. Тебя хотели еще подпоить, и ты согласилась продолжать пьянку. Тебя угощали в машине. Что ты ела?

– Да... я что-то ела... В пивной я пила, но не ела. В машине я не пила, но ела. Я хотела есть...

– Консервы?

В голубых глазах появилось напряжение. Галка хотела вспомнить.

– Консервы, – повторил майор. – Или нет? Если не помнишь, не говори.