Текст книги "Смерть в день рождения"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

5

Отдохнув после ленча, мисс Беллами начала приготовления к приему, которые заняли часа полтора. Первые стадии проходили в обстановке совершенной секретности, и только Флоренс была допущена на правах камеристки.

Мисс Беллами улеглась на кровать, в то время как хранящая молчание с плотно сжатыми губами Флоренс зашторила окна и принесла из ванной разнообразные флаконы и флакончики. Стерев с лица хозяйки грим, она положила ей на глаза компрессы и начала слой за слоем накладывать маску из зеленоватого вязкого вещества. Мисс Беллами попыталась завязать разговор, но безуспешно. Наконец она нетерпеливо спросила:

– Что с тобой случилось? Загордилась?

Флоренс молчала.

– Бога ради, – воскликнула мисс Беллами. – Ты дуешься из-за того, что было утром?

Флоренс нашлепнула зеленоватую маску на верхнюю губу мисс Беллами.

– Жжется, – с трудом проговорила та. – Плохо перемешала.

Флоренс закончила накладывать маску. Еле шевеля губами, мисс Беллами попыталась произнести:

– Прекрасно, можешь убираться к черту и злиться там.

Но вовремя вспомнив, что с маской на лице говорить нельзя, промолчала и лежала, кипя от негодования. Она слышала, как Флоренс вышла из комнаты. Десять минут спустя она вернулась, постояла, глядя на зеленое незрячее лицо, и принялась снимать маску.

Туалет продолжался в полном молчании. Как всегда, следовало пройти многочисленные и нелегкие стадии. Лицо было изучено так внимательно, будто это был срез препарата под микроскопом, а каждой прядке волос определено свое место в прическе. И лишь когда стало очевидным, что достигнуто полное совершенство, двери комнаты мисс Беллами отворились для придворных.

В прежние годы ее посещали Рози и Берти: первая в роли наперсницы, второй – чтобы дать совет относительно завершающих штрихов туалета. Сегодня они не явились, и мисс Беллами совершенно уж непоследовательно почувствовала себя возмущенной. Хотя прежний гнев поутих, его привкус все же чувствовался в глубине души, и она понимала, что достаточно ничтожной причины, чтобы он вновь поднялся.

Прибывший первым Чарльз застал ее совершенно готовой к приему. На ней было платье из алого шифона, замысловатые складки которого скрывали талию и бедра. К вырезу глубокого декольте были прикреплены орхидеи и бриллианты. Бриллианты были повсюду в виде брошек, серег, сталактитами спускающихся с мочек ушей. Бриллианты охватывали шею и блестели на запястьях. Поистине, она была великолепна.

– Ну? – спросила она и посмотрела на мужа.

– Дорогая моя, – мягко произнес Чарльз, – я потрясен.

Что-то в его голосе вызвало ее раздражение.

– Тебе не нравится? – спросила мисс Беллами. – Почему?

– Ну что ты! Превосходно! Ослепительно!

Флоренс, открыв новый флакон духов, переливала их в пульверизатор из венецианского стекла. Комната наполнилась таким резким и сильным запахом, что он показался почти видимым. Чарльз слегка поморщился.

– Ты считаешь, что я слишком нарядна, Чарльз? – спросила мисс Беллами.

– Я полностью доверяю твоему вкусу, – ответил он. – Ты выглядишь великолепно.

– А почему тогда ты гримасничаешь?

– Из-за этих Духов. Мне кажется, что запах слишком сильный. Он какой-то…

– Какой же?

– Думаю, слово «непристойный» больше всего сюда подходит.

– Между тем это самые изысканные и дорогие духи сезона.

– От этих духов можно, поистине, задохнуться.

– Мне очень жаль, – произнесла она резким голосом, – что ты считаешь мой вкус дурным.

– Мэри, дорогая моя…

Флоренс закрутила пробку пульверизатора и поставила его вместе с пустым на три четверти флаконом на туалетный столик, а сама удалилась в ванную.

Чарльз Темплетон, взяв руки жены в свои, поцеловал их.

– А вот это, – заметил он, – твои обычные духи.

– Остатки.

– Я куплю тебе еще.

Она попыталась отнять у него руки, но он задержал их.

– Исполни одну мою просьбу, – проговорил он, – ладно? Я ведь никогда ни о чем тебя не прошу.

– Чарльз, дорогой, – нетерпеливо воскликнула она, – ну что?

– Не брызгайся этой гадостью. Мэри, это вульгарно. Комната уже провоняла ею.

Она с гневом посмотрела на него. Кожа у него была в пятнах, на носу проступили красные жилки, а глаза были водянистые.

– Не смеши меня, – ответила она и вырвала руки.

В дверь постучали, и вошел Уорэндер. Увидев мисс Беллами, он несколько раз повторил:

– Вот это да!

Его изумление было настолько явным, что дурное расположение мисс Беллами перешло в своего рода раздражительное удовлетворение. Теперь она обращалась исключительно к полковнику, подчеркнуто не замечая мужа.

– Ты самый расчудесный и изумительный душка, – проворковала мисс Беллами, поцеловав полковника в ухо. Тот, покраснев, произнес:

– Черт возьми!

Чарльз отошел к окну. Баллон с ядохимикатом все еще стоял там. В это время в комнату вернулась Флоренс. Чарльз показал на баллон. Флоренс в ответ закатила глаза.

– Мэри, – обратился мистер Темплетон к жене, – когда ты пользуешься этим составом для своих цветов, ты открываешь окна, да?

– Бога ради! – воскликнула она. – У тебя что, пунктик насчет аэрозолей? Чарльз, бедняжка, может тебе лучше показаться психиатру?

– Это очень опасно. Я даже купил брошюру по всем этим штукам. То, что там сказано, чертовски меня встревожило. Я и Морису ее показывал. Дорогая, прочитай сама, если не веришь мне. Спроси Мориса. Как ты думаешь, Морис, нельзя ведь шутить с этими вещами, правда?

Уорэндер взял баллон и долго смотрел на этикетку, на которой был нарисован красный череп с перекрещенными костями и написано грозное предупреждение.

– Нельзя продавать такие вещи. Я так считаю.

– Совершенно верно. Мэри, пусть Флоренс его выбросит.

– Поставь на место, – закричала она. – Господи, Чарльз, знал бы ты, как можешь надоесть. Когда этого хочешь!

Внезапно она схватила пульверизатор и сунула его в руки Уорэндеру.

– Стой здесь, дорогой, – сказала она. – Подальше, чтобы на платье не было подтеков и пятен. Чтобы только восхитительный туман. А вот теперь прыскай! Сильнее!

Уорэндер сделал, как было приказано. Мисс Беллами стояла в благоухающем облаке, откинув назад голову и протянув руки.

– Еще, Морис, – просила она, в экстазе закрывая глаза. – Еще!

Очень тихо Чарльз произнес:

– Господи!

Уорэндер посмотрел на него, пунцово покраснел, поставил склянку и вышел из комнаты.

Мэри и Чарльз смотрели друг на друга в молчании. В комнате стоял удушающий запах «Великолепия».

Глава 3
Чествование

1

Мистер и миссис Темплетон ожидали гостей у дверей гостиной. Входя в дом, приглашенные сталкивались сначала со сворой фоторепортеров. В глубине холла, у подножия лестницы, загромождая весь первый пролет, расположились со своей аппаратурой киношники. Почувствовав на себе блики вспышек, одни прибывшие старательно улыбались, другие, напротив, становились серьезными. Горничная провожала пришедших по холлу к порогу гостиной, где они попадали в заботливые руки стоящего там Грейсфилда, который, докладывая, направлял их прямо к хозяевам дома.

Гостей было немного, всего человек пятьдесят. Но приемы мисс Беллами отличались тем, что здесь собиралась элита театрального мира. Казалось, что каждый из гостей мастерски играет свой собственный приезд на коктейль Представление сопровождалось музыкой, которую исполняло превосходное инструментальное трио в нише огромной гостиной.

Несмотря на то что в обыденной жизни все они виделись очень часто, здесь гости при встрече друг с другом были склонны выражать не просто изумление, а какой-то небывалый восторг. Поздравляя мисс Беллами с днем рождения, каждый с восхищением говорил, как чудесно она выглядит. Одни, не отпуская ее рук, отступали на шаг, чтобы удобнее было ею любоваться, другие всем видом изображали смущение, третьи – своеобразное приятельское почтение. Потом они обменивались рукопожатием с Чарльзом, стараясь быть с ним особенно любезными и подчеркивая тем самым, что он не принадлежит к их миру.

Когда прибыли Рози и Берти, мисс Беллами приветствовала их с изумительным великодушием:

– Я так рада, – обратилась она к ним, – что вы решили прийти.

Поцелуй, сопровождавший это приветствие, был окрашен снисходительностью, которая у мисс Беллами именовалась милосердием. В то же время этот поцелуй каким-то непостижимым образом содержал в себе и угрозу. По ритуалу, они должны были принять его как святое причастие, что им, хоть и с неохотою, но все же пришлось сделать. Затем они, как по конвейеру, перешли поприветствовать Чарльза, который поздоровался с ними с заметной сердечностью.

Далее Рози и Берти направились в глубь огромной гостиной, а за ними проследовали две титулованные за театральные заслуги Дамы и Кавалер, три высокопоставленных, хотя и нетитулованных гостя, еще один Кавалер со своей супругой Леди, Монтегю Маршант и Тимон Гантри. В гостиной заботы о гостях были поручены Ричарду, который, играя отведенную ему роль неофициального сына хозяев дома, должен был не допускать большого скопления людей в середине комнаты и направлять всех в столовую и оранжерею. Ему приходилось также помогать нанятому на вечер бармену и горничной разносить напитки, пока не освободятся Грейсфилд и вторая горничная.

В глубине души Ричард чувствовал сильнейшее беспокойство. Днем, во время ленча, он не был на Пардонез-плейс. Вернувшись перед самым приемом, он не имел возможности до прихода первых гостей поговорить с Мэри. Но он понимал, что дела обстоят скверно. Об этом свидетельствовали совершенно безошибочные признаки, из которых легкое подергивание сложенных в треугольную улыбку губ Мэри было самым угрожающим.

«Был еще один скандал», – подумал Ричард и решил, что вид Чарльза, чьи руки слегка дрожали, а лицо было покрыто неровными пятнами, подтверждает это.

В ожидании Анелиды Ричард все время поглядывал на дверь. Сзади подошел Тимон Гантри.

– Я говорил с Монти, – сообщил он. – У тебя есть для него копия пьесы?

– Тимми, как любезно с твоей стороны! Да, конечно.

– Здесь?

– Да. У Мэри. Она обещала оставить ее в моей старой комнате.

– Мэри! С какой стати?

– Я всегда показываю ей свои вещи.

Гантри посмотрел на него и, коротко втянув в себя воздух, сказал:

– Вижу, что нужно говорить начистоту. Мэри считает, что в этой пьесе есть роль для нее?

– Я… Это не входило в мои намерения, – ответил Ричард.

– Дикки, пойми раз и навсегда. Я не намерен ставить эту пьесу с Мэри в главной роли. Я не намерен советовать Правлению финансировать постановку с Мэри в главной роли. Пьеса неизбежно и с треском провалится с Мэри в главной роли. Это ясно?

– Безусловно, – ответил Ричард.

– Более того, чтобы быть до конца честным и иметь право называться твоим другом, должен сказать, что тебе давным-давно пора освободиться и перестать быть эдаким бычком на веревочке. Спасибо, я предпочитаю виски с содовой.

В смятении Ричард отправился за виски. Возвращаясь обратно, он понял, что навязчивое жужжание разговора внезапно прекратилось, как это иногда случается во время подобных приемов. Гантри, возвышавшийся над всеми гостями в комнате, смотрел куда-то поверх голов в сторону двери. Некоторые из присутствующих тоже повернулись ко входу. Посмотрев в просвет между затылками и плечами, Ричард увидел, что появились Анелида и Октавиус.

Только много позже Ричард понял, что его первой реакцией было простое чувство благодарности к Анелиде за то, что она была так красива. Он услышал, как Тимон Гантри произнес:

– Монти, посмотри.

Подошедший Монтегю Маршант ответил:

– Я смотрю. Во все глаза.

И действительно, все трое так пристально смотрели на Анелиду, что ни один не заметил, как с лица Мэри Беллами улыбка сначала исчезла, а затем появилась снова, как бы насильно приклеенная.

Анелида, пожимая руку хозяйке дома, ожидала, возможно, хотя бы тени непомерной сердечности, которой та одарила ее утром. Но услышала лишь «Как мило, что вы пришли» и удостоилась знаменитой треугольной улыбки. Вместе со следующим за ней Октавиусом она подошла к Чарльзу, а потом столкнулась лицом к лицу с Ричардом, поспешившим к двери, чтобы встретить ее.

– Ну? – спросил Тимон Гантри.

– Ну? – повторил Маршант. – Кто это?

– Это актриса.

– Хорошая?

– На это я отвечу попозже.

– Ты что-нибудь замышляешь?

– Да.

– Скажи же, ради бога, что?

– Терпение, терпение.

– Знаешь, Тимми, я иногда удивляюсь, почему это мы тебя еще держим.

– Нечему удивляться. Держите вы меня, старина, потому что я повышаю престиж Правления.

– Ну, это ты так думаешь.

– Но ведь правда?

– Не собираюсь своим признанием доставлять тебе низменное удовольствие.

– Во всяком случае, сделай мне одолжение, останься на месте.

Маршант не сводил глаз с Анелиды, а Гантри двинулся навстречу группе из трех человек, которые медленно проходили через толпу гостей.

Встретив Анелиду и взяв ее под руку, Ричард, к своему удивлению, обнаружил, что просто не способен вымолвить ни одной из тех фраз, которые с такой легкостью говорил последние десять лет на приемах хорошеньким женщинам. Ведь это было так привычно – нежно поцеловать в щеку, сказать, как она превосходно выглядит, поддерживая под локоть, обойти с ней комнату. А если к тому же это была дама, за которой он ухаживал, то постараться провести в ее обществе большую часть времени, а после приема, возможно, где-нибудь вместе пообедать. Как события могли развиваться дальше, зависело от целого ряда обстоятельств, ни одно из которых не было уместно в случае с Анелидой. Неожиданно Ричард почувствовал, что те девять лет, на которые он старше ее, больше походят на девятнадцать.

Октавиус встретил своего знакомого. Это был врач мисс Беллами, доктор Харкнесс, который не только был в Оксфорде в одно время с Октавиусом, но даже и в одном университетском колледже. Их можно было спокойно оставить вдвоем предаваться счастливым воспоминаниям, а Анелиде принести мартини и познакомить ее с Рози и Берти, которые старались держаться на приеме вместе.

– Поздравляю вас, – быстро проговорил Берти. – Поклянитесь мне всем святым и дайте слово чести никогда не носить ничего, кроме белого, и всегда-всегда с этой чудесной шляпкой. Всегда!

– Не обижайтесь на Берти, – добродушно заметила Рози. – Это самый сногсшибательный комплимент, который можно от него услышать.

– Я это запомню, – ответила Анелида. Ей бросилось в глаза, что эти двое вели себя как-то странно. Они все время поглядывали через ее плечо, будто что-то у нее за спиной притягивало их внимание. Делали они это так часто, что она тоже невольно оглянулась. Оказалось, что их взгляды были направлены на Мэри Беллами, которая уже прошла вглубь комнаты и теперь стояла недалеко от них, окруженная шумной толпой друзей. К своему смущению Анелида обнаружила, что пристальный и холодный взгляд Мисс Беллами устремлен прямо на нее. Анелида была уверена, что взгляд этот не был случайным или непреднамеренным. Мисс Беллами наблюдала за ней, и это стесняло Анелиду. Она отвернулась, но тут же встретилась с другой парой глаз – Тимона Гантри. А рядом еще одни глаза – Монтегю Маршанта, оценивающие и внимательные. Чувство было такое, будто шиворот-навыворот реализовались ее сегодняшние смешные фантазии.

«Поистине, все глаза обращены на меня, – подумала Анелида, – только ощущения не те, что я ожидала».

Рядом с ней стоял Ричард. Он не смотрел на нее, его рука лишь слегка касалась ее руки, но к ее огромному удовольствию он был здесь. Рози и Берти болтали с необычайным энтузиазмом, окружая Анелиду дружеским вниманием, но внося тем не менее какую-то нервную напряженность.

Вскоре Ричард сказал:

– А вот еще один человек хочет с вами познакомиться, Анелида.

Она взглянула и увидела кирпично-красное лицо, похожее на лицо гвардейца, и пару голубых удивленных глаз.

– Полковник Уорэндер, – произнес Ричард.

Уорэндер, как всегда, отрывисто вступил в разговор:

– Все так громко говорят на этих сборищах, не так ли? До крика еще не дошло, но будет. Вы играете на сцене, не так ли?

– Совершенно верно.

– Очень хорошо. Что вы думаете о пьесах Дикки?

– Анелиде было непривычно слышать, что Ричарда называют Дикки, странно, что ей задают такие вопросы, ждут от нее ответа.

– Ну что сказать… они пользуются, безусловно, грандиозным успехом, – проговорила она.

– О, успех! – согласился он. – Да, успех огромный. И знаете, мне они нравятся. Я – его типичный зритель. Люблю веселое, забавное с хорошей ролью для Мэри. Не понимаю интеллектуальную драму. Но вопрос в том, получает ли он удовлетворение от них? Что вы думаете? Не тратит ли он себя впустую? Как?

В глубине души Анелида была страшно смущена и обеспокоена. Или этот пожилой военный очень близко знает Ричарда, или все друзья Ричарда, едва познакомившись, бросаются, для пользы людей совершенно незнакомых, разбирать по косточкам внутренний мир друг друга? И знает ли этот Уорэндер о «Бережливости в раю»?

У нее опять возникло чувство, что за ней пристально наблюдают.

– Надеюсь, – ответила она, – что очень скоро он преподнесет нам серьезную пьесу. А до тех пор пока он этого не сделает, не думаю, чтобы он чувствовал удовлетворение от работы.

– Ага! – воскликнул Уорэндер так, будто она сказала что-то очень весомое. – Вот именно! Очень хорошо! Поддерживайте его в этом. Ладно?

– Я?! – поспешно воскликнула Анелида. Она собралась уже было возразить, что не может себе позволить поддерживать Ричарда в чем бы то ни было, но почему-то подумала, что полковник сочтет ее отказ за жеманство. И она спросила: – А разве его нужно поддерживать?

– О господи! Конечно! – ответил Уорэндер. – И в этом отношении, и в другом. Да вы сами должны знать.

Анелида оглянулась вокруг. Она выпила только половину своего мартини и никак не могла, решила она, быть в состоянии опьянения. Нельзя этого было сказать и о полковнике Уорэндере. Не были навеселе ни мисс Беллами, ни Чарльз Темплетон, или Кэйт Кавендиш, или мистер Берти Сарасен. И уж никак нельзя этого было заметить по мистеру Тимону Гантри, которому ее неожиданно представил Ричард.

– Тимми, – сказал он, – это Анелида Ли.

Для Анелиды все это походило на встречу с легендой.

– Добрый вечер, – произнес голос, которому так часто подражали. – О чем нам с вами поговорить? А, знаю. Скажите мне поточнее, почему в своем финальном монологе вы делаете этакий жест рукой, словно что-то бросаете через плечо? И скажите, это ваше собственное изобретение или фантазия режиссера?

– А это что, неправильно? – спросила Анелида, но потом вдруг опешила, запоздало осознав, что произошло. У нее пересохло в горле, широко раскрылись глаза. Прижав обтянутые перчатками пальцы к полураскрытым губам, она воскликнула: – Не может быть, чтобы вы меня видели!

– Видел. Вместе с Диком Дейкерсом.

– О господи, – прошептала Анелида, используя совершенно несвойственный для себя оборот.

– Осторожнее! Вы расплескаете свой бокал. Может, нам куда-нибудь удалиться от этой базарной сутолоки? Кажется, сейчас никого нет в оранжерее.

Анелида, чтобы поскорее освободиться от бокала, в смятении проглотила залпом его содержимое.

– Пошли, – сказал Гантри.

Поддерживая Анелиду под локоть, он повел ее в оранжерею. Ричард пропал как по мановению руки; Октавиус тоже исчез.

– Добрый вечер, Банни, Поль, дорогой, добрый вечер. Здравствуй, Тонни, – раскланивался со всеми Гантри. Театральные знаменитости отвечали на его приветствия и оставались где-то позади. И вот они в оранжерее, и теперь до конца жизни запах фрезий будет напоминать Анелиде об этом дне.

– Ну что ж, – произнес Гантри и чуть рожал, а потом отпустил локоть Анелиды.

– Ричард ничего не говорил мне. И никто не сказал, что в были в зрительном зале.

– Никто не знал, дорогая. Мы вошли во время первого акта, а ушли перед окончанием. Я решил, что так будет лучше.

Она смутно припомнила, что в рассказываемых о нем легендах говорилось и об этой его особенности.

– А что вы забеспокоились? – спросил Гантри. – Вам стыдно за то, как вы играете?

– Нет, – честно ответила Анелида и поспешно добавила: – Я знаю, что местами это было скверно.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать.

– Что вы еще играли?

– Только небольшие роли в «Бонавентуре».

– Не кончали драматическую академию? – спросил он, со злостью выплевывая согласные звуки этих слов. – Не агонизировали в верноподданнических кружках? Не перевоплощались в образ? Не ложились спать со Станиславским и не вставали с Системой?

Анелида, к которой пришло второе дыхание, улыбнулась его словам.

– Я восхищаюсь Станиславским, – сказала она. – Очень.

– Ну и прекрасно, прекрасно. А теперь слушайте меня. Я буду говорить о вашей игре.

Он говорил довольно долго и касался мельчайших подробностей, высмеивал, поучал, не оставляя камня на камне, и был бесконечно прав. Сначала она слушала его жадно и молча, но вскоре решилась попросить кое-что объяснить. Он объяснил и, видимо, остался ею доволен.

– Вот, – сказал он, – что было неверно в вашей игре. Можете сделать вывод, что, если бы я не считал вас актрисой, я не стал бы вам обо всем этом говорить. Ваши ошибки – дело техники. Вы их исправите. Теперь у меня есть к вам предложение. Только предложение. Никаких обещаний. Это относительно пьесы, которая, может, никогда и не будет поставлена. Уверен, что вы ее уже читали. Будьте добры, прочитайте ее еще раз, а для этого приходите в следующий четверг к десяти часам в «Единорог». Эй, Монти!

Анелида уже начала свыкаться с тем фантастическим окружением, в котором она очутилась. Оно стало обладать даже какой-то долей реальности. И когда перед ней появилось само Правление во плоти Монтегю Маршанта, этот предел мечтаний, к которому стремится всякая начинающая актриса, Анелида смогла отвечать вполне осмысленно. Как бледен был мистер Маршант, как вылощен, как самоуверен! Он говорил о весне, о цветах в оранжерее и как-то незаметно перешел к театру. Как он понимает, она актриса?

– Она играет Элизу Дулитл, – заметил Гантри.

– Да, да, конечно. Неплохие отзывы, – пробормотал Маршант, прилежно ей улыбаясь. Анелида подумала, что он вряд ли мог где-нибудь видеть эти отзывы.

– Я здесь нагнал страху по поводу ее игры, – продолжал Гантри.

– Что за скверный тип! – небрежно заметил Маршант. – Не правда ли?

– Предлагаю тебе посмотреть этот спектакль.

– А теперь, мисс Ли, видите, он начинает терроризировать и меня.

– Не надо ему это позволять, – ответила Анелида.

– Ничего. Я привык к его выкрутасам. Вам нравится роль Элизы?

– Очень. По-моему, мне просто повезло, что удалось ее сыграть.

– Сколько времени еще будет идти спектакль?

– До воскресенья. Мы меняем репертуар каждые три недели.

– Понятно. Как обычно в студиях.

– Совершенно верно.

– Не вижу никаких оснований, – вступил в разговор Гантри, – почему мы должны кружить вокруг да около. Я тебе рассказывал о роли в новой пьесе Дикки. Она мне ее прочитает. Ты тем временем, дорогой Монти, проглядишь пьесу, а потом отправишься посмотреть спектакль в «Бонавентуре», – неожиданно он бросил свой знаменитый косящий завораживающий взгляд. – Никаких обещаний не было дано, ничего плохого не случилось. Просто нужно проявить немного сердечной заботливости, потому что, ты знаешь, зря я не попрошу. Ну, Монти, скажи, что ты это сделаешь.

– Кажется, – проговорил Маршант, – меня загнали в угол.

По его тону трудно было понять, так ли уж ему это не по душе.

– Это совершенно непомерная просьба, – проговорила Анелида. – Пожалуйста, не позволяйте загонять себя в угол.

– Если я решу, что это потеря времени, я скажу вам об этом со всей откровенностью.

– Да, конечно.

– А, Дикки! – воскликнул Маршант. – Могу я осведомиться, ты что, тоже участвуешь в этом заговоре?

Ричард опять был здесь, рядом с ней.

– Заговоре? – переспросил он. – Да я в нем по уши. А что?

– Все, что касается плаща и шпаги, – это моих рук дело, – заметил Гантри. – Дикки здесь просто марионетка.

– По-моему, как и все остальные, – сказал Маршант. – Мне нужно выпить. Полагаю, и вам тоже.

Ричард всем налил.

– Анелида, – обратился он к девушке, – что такое они здесь состряпали?

В третий раз за вечер Анелида, все еще не веря, выслушала, что ее ожидает.

– Ричард, – сказал Гантри, – я здесь распорядился по-своему. Эта малышка сходу прочитает мне роль твоей девицы из «Бережливости». А Монти пойдет взглянуть на ее Элизу. Я его уверяю, что ему понравится. И очень плохо, если ты думаешь, что она с этим не справится. – Он посмотрел на Анелиду, и на лице его заиграла подкупающая улыбка. Щелкнув большим и указательным пальцем по полям ее шляпы, он сказал: – Очень милая шляпка.

Ричард больно сжал Анелиде руку.

– Тимми! – воскликнул он. – Ты просто молодец, Тимми!

– Во всяком случае, – беспристрастно отметил Маршант, – автор, кажется, доволен.

– Тогда, – предложил Гантри, – давайте выпьем за неизвестное. За ваши блестящие глаза, мисс Возможность!

– Я тоже могу добавить не менее изящно, – сказал Маршант. – За твой заговор, Тимми. В лице Анелиды Ли.

Они поднимали бокалы в честь Анелиды, когда сзади раздался голос:

– Я не потерплю заговоров в своем собственном доме, Монти, и боюсь, я не в восторге от того, что сейчас услышала. Может, вы посвятите, меня в свои замыслы?

Это была мисс Беллами.