Текст книги "Смерть в день рождения"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

2

– Он сейчас придет в себя, – сказал доктор Харкнесс, кончив считать Ричарду пульс. Потом, морщась, выпрямился. – Вы говорите, что он бродил долго, а до этого выпил на пустой желудок два или три коктейля. Прибавьте еще потрясение. Вот с ним и приключилось такое. Через полчаса он будет себя чувствовать не хуже меня, то есть средне муторно. Ага, вот он и очнулся.

Ричард открыл глаза. Увидев доктора Харкнесса, он нахмурился.

– О господи! – проговорил он. – Извините меня. Кажется, я потерял сознание.

– Теперь все в порядке, – успокоил его доктор. – Где нюхательные соли, Грейсфилд?

Грейсфилд принес поднос с флаконом. Вдохнув несколько раз, Ричард опять бессильно опустил голову на подушку дивана, куда его положили.

– Я с кем-то разговаривал, – произнес он. – Это человек… О господи! Конечно же! Господи!

– Не беспокойтесь, – сказал Аллейн. – Все в порядке. Мы оставим вас немного отдохнуть.

Аллейн заметил, что глаза Ричарда расширились.

– Да, – громко ответил он. – Мне хотелось бы побыть одному.

– Что случилось?

Это был Уорэндер. Закрыв за собой дверь, он поспешно подошел к дивану.

– Черт побери. Что вы с ним сделали? Дикки, старина…

– Нет! – произнес Ричард точно таким тоном, как и раньше.

Уорэндер стоял у дивана. Минуту они смотрели друг на друга.

Потом Ричард сказал:

– Я забыл опустить письмо, которое вы мне дали. Извините.

Аллейн и Фокс двинулись было к дивану, но Уорэндер опередил их и, загораживая от них Ричарда, нагнулся к нему.

– Если вы не возражаете, – попросил Ричард, – я хотел бы побыть один. Я чувствую себя нормально.

– Боюсь, – заметил Аллейн, – что мне придется напомнить, полковник, о своих распоряжениях. Я просил вас оставаться вместе со всеми. Будьте любезны, вернитесь туда.

Две или три секунды Уорэндер стоял как каменный, а потом, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Фокс, повинуясь взгляду Аллейна, последовал за ним.

– Мы вас покинем, – сказал Аллейн. – Не вставайте.

– Да, не надо, – согласился Харкнесс. – Я велю принести чашку чаю. А где ваша старая няня? Она может пригодиться. Поищите ее, Грейсфилд.

– Хорошо, сэр, – ответил Грейсфилд и удалился.

Аллейн, хладнокровно прихватив с собой папку Ричарда, вышел за ним в холл.

– Грейсфилд, – позвал он.

Дворецкий остановился.

– У меня к вам буквально два слова. Полагаю, вся эта история внесла беспорядок в ваш домашний уклад. Боюсь, помочь я здесь не в силах. Но чтобы вам как-то облегчить работу, я хотел сообщить, что вас ожидает.

– Да, сэр, – бесстрастно произнес Грейсфилд.

– Скоро придет машина с санитарами. Было бы лучше, если б их никто не видел. Я не хочу беспокоить мистера Темплетона без крайней необходимости, но мне нужно допрашивать людей и хорошо бы для этого выделить какую-нибудь комнату. Это возможно?

– На втором этаже есть бывший кабинет мистера Ричарда. Он не занят.

– Прекрасно. Где это?

– По коридору третья дверь направо.

– Хорошо, – Аллейн взглянул на бледное невозмутимое лицо. – К вашему сведению, – сказал он, – мы здесь для того, чтобы разобраться во всем этом деле. Чем больше мы выясним, тем меньшую огласку получит оно на дознании. Вам понятно?

– Вполне, сэр, – ответил Грейсфилд с некоторым облегчением.

– Прекрасно. Сожалею, что доставляю вам столько хлопот.

Рука дворецкого описала классический округлый жест признательности. В нем теперь чувствовалось чуть больше живости.

– Спасибо, Грейсфилд.

– Большое спасибо, сэр. Я сначала сообщу миссис Пламтри, а потом проверю, все ли в порядке в предназначенной вам комнате.

Нагнув голову, он начал подниматься по лестнице. Аллейн пальцем поманил стоящего у входных дверей полицейского. Тот подошел.

– Расскажите, как обстояли дела с мистером Дейкерсом, – приказал он. – Только как можно быстрее и подробнее.

– Он явился минуты через три после того, как вы дали мне указания. Как и было велено, я спросил его имя и дал понять, что произошел несчастный случай. Он решил, что это автомобильная авария. Был очень взволнован и расстроен. Потом поднялся наверх и был там минут восемь-десять. Вы с мистером Фоксом разговаривали в это время с господами в маленькой комнате, сэр. Когда же он спустился вниз, у него в руках была папка. Он направился прямо к двери. Я сказал ему, что не могу его выпустить из дома. Он и так был очень расстроен, сэр, а тут расстроился еще больше. Он сказал: «Господи! В чем дело?» и пошел в ту комнату, где вы были.

– Хорошо. Спасибо. Продолжайте выполнять указания.

– Да, сэр.

– И, Филпот…

– Да, сэр?

– Мы послали еще за одним полицейским. Пока же я не хочу, чтобы народ разгуливал по дому. Соберите их всех в столовой, включая полковника Уорэндера и мистера Темплетона, если он себя прилично чувствует. Мистер Дейкерс может оставаться там, где он сейчас. Пусть новый полицейский встанет у дверей, а вы будете дежурить в столовой. Конечно, придется выпускать их в туалет, но других хождений не допускать. Если полковник Уорэндер захочет пройти в туалет, вы должны сопровождать его.

– Да, сэр.

– Попросите мистера Фокса подняться ко мне наверх.

Констебль ушел.

Звук тяжелых шагов возвестил о приближении Старой Нинн. Она с трудом спускалась по лестнице. Сойдя с последней ступеньки, она увидела Аллейна, но лишь окинула его взглядом и продолжала путь. Лицо ее было красным, а уголки рта опущены вниз. Было поразительно, как от такой крошечной старушонки мог исходить столь сильный винный дух.

– Миссис Пламтри? – спросил Аллейн.

– Да, – ответила Старая Нинн и, остановившись, посмотрела ему прямо в лицо. Выражение ее глаз было неожиданно трагическим.

– Вы идете ухаживать за мистером Ричардом, да?

– Что он натворил? – спросила она таким тоном, словно Ричард неосторожно играл и разбил себе коленку.

– Он упал в обморок. Доктор думает, что это от переживаний.

– Он всегда принимал все близко к сердцу, – заметила Старая Нинн.

– Вы его воспитывали?

– С трех месяцев, – она пристально смотрела на Аллейна. – Он был хорошим ребенком, – сказала она так, будто Аллейн ругал Ричарда, – а когда вырос, стал хорошим человеком. В нем никогда не было ничего дурного.

– Сирота? – решился спросить Аллейн.

– Отец и мать погибли в автомобильной катастрофе.

– Очень печально.

– Человек не сожалеет о тех, кого никогда не знал.

– И, конечно, мисс Беллами – миссис Темплетон – взяла его на воспитание.

– Она, – проговорила Старая Нинн, – была совсем иным ребенком. Простите, я пойду посмотрю, что с ним.

Но ушла она не сразу. Постояв, она громко произнесла:

– Что бы ни произошло, его это не опозорит, – и тяжело и целеустремленно зашагала к своему подопечному.

Аллейн постоял немного, раздумывая над ее словами. В них, как ему показалось, была наводящая на размышления фраза. Из гостиной вышел бледный доктор Харкнесс.

– С ним все в порядке, – сообщил он. – Хотел бы я то же самое сказать и о себе. Все-таки самая невыносимая вещь в мире – это похмелье после чрезмерного возлияния. Кстати, можно мне выйти к машине и взять саквояж? Она стоит здесь поблизости, напротив дома. Вы знаете, Чарльз Темплетон – мой пациент, и я хотел бы его посмотреть. На всякий случай. Он ведь пережил тяжелый удар.

– Да, разумеется, – ответил Аллейн и сделал знак констеблю у двери. – Но сначала я хотел бы вас спросить: а миссис Темплетон тоже лечилась у вас?

– Да, – подтвердил Харкнесс с настороженным видом.

– Предположим, это самоубийство. Как вы думаете, она была на это способна?

– Нет, никогда.

– Она была подвержена депрессиям? Какие-нибудь признаки болезненных наклонностей? Ничего подобного?

Харкнесс внимательно разглядывал свои руки.

– Я не назвал бы ее уравновешенной, – осторожно начал он. – Случались нервные срывы. Вы знаете, как это бывает у людей с артистическим темпераментом.

– Только это? – продолжал настаивать Аллейн.

– Ну… я не люблю обсуждать своих больных и, разумеется, никогда этого не делаю, но…

– Я думаю, что в данном случае обстоятельства служат вам оправданием.

– Я тоже так полагаю. Собственно говоря, я был несколько обеспокоен. Она устраивала истерики все чаше, и сами припадки становились все более неистовыми. Форменная истерия. Конечно, частично это возрастное, но наиболее опасный период она уже прошла. Было несколько тревожащих симптомов. За ней надо было наблюдать. Но никаких суицидальных намерений. Скорее, наоборот. Более того, ни за что на свете она не стала бы себя обезображивать! Ни за что на свете.

– Да, – согласился Аллейн. – В этом-то все и дело. Увидимся позже.

– Не сомневаюсь, – уныло ответил Харкнесс.

Аллейн отправился наверх. Комната мисс Беллами приняла уже привычный вид, который приобретает любое помещение, где сыскная полиция ведет расследование: нечто среднее между наскоро организованной лабораторией и студией фотографа, центром которой неизменно является накрытое простыней тело.

Доктор Кертис, полицейский хирург, только что окончил осмотр покойной. Сержант Бэйли сидел на корточках в ванной и, разложив орудия своего труда, занимался отпечатками на разбитой картине. Сержант Томпсон, насвистывая сквозь зубы, приоткрыл изуродованное лицо мисс Беллами и наводил на резкость фотоаппарат. Сверкнула вспышка. Фокс, сидя за туалетным столом, заканчивал записи.

– Ну что, доктор Кертис? – спросил Аллейн.

– Знаете, – проговорил Кертис, – особых трудностей здесь нет. Я не думаю, Аллейн, чтобы присяжные вынесли решение о несчастном случае. Конечно, если только коронер согласится с версией, что она так проверяла аэрозольный баллон: направила на собственную физиономию и стала нажимать, как ненормальная. Все лицо покрыто этой дрянью. И в носу, и во рту, и по всей груди, и платью.

– Самоубийство?

– Не думаю. Для этого должно быть необычайно твердое решение. А есть ли для него мотивы?

– Пока нет, если не считать подозрительных истерик, которые она закатывала. Но я еще об этом почти ничего не знаю. Я тоже не думаю, что это самоубийство. Значит, остается убийство. Послушайте, Кертис, предположим, я схвачу этот баллончик, направлю на вас и начну нажимать. Что вы сделаете?

– Постараюсь увернуться.

– А если я буду вас преследовать?

– Или брошусь под ноги, чтобы свалить, или постараюсь выбить баллон из рук, или буду удирать, вопя во всю мочь, что убивают.

– Совершенно верно. А у женщины мгновенная реакция – поднять руки и закрыть лицо.

– Да, безусловно, именно так.

– Согласен, – заметил Фокс, отрываясь от своих записей.

– А она почему-то этого не сделала. На руках почти ничего нет. И посмотрите, – продолжал Аллейн, – какие на ней следы. Некоторые совсем мелкие, будто обрызгивали с расстояния. Другие, напротив, настолько большие, что от них идут подтеки. Как вы это объясните?

– Не знаю, – ответил Кертис.

– Сколько времени понадобилось бы, чтобы ее убить?

– Это зависит от состава. Этот – высококонцентрированный. Гексаэтилтетрафосфат, в формулу входит смертельный яд тетраэтилпирофосфат. Разбавлен каким-то растворителем, чтобы сделать его менее вязким. Насадка для разбрызгивания очень крупна и предназначена для использования на открытом воздухе. По-моему, такие штуки не должны свободно продаваться. Если яд попал ей в рот, а совершенно очевидно, что так оно и было, то это дело нескольких минут. В некоторых отчетах о случаях отравлений говорится о рвоте и конвульсиях. В других – жертва теряет сознание и умирает через несколько секунд.

– Эта женщина – Флоренс – нашла ее, – сказал Фокс, – на полу в состоянии, которое она охарактеризовала как припадок.

– Мы сейчас побеседуем с Флоренс, – заметил Аллейн.

– А когда пришли доктор Харкнесс и мистер Темплетон, она была уже мертва, – закончил Фокс.

– А где этот Харкнесс? – спросил доктор Кертис. – Он ведет себя просто наплевательски. Ему надо было сразу же показаться.

– Он страдал от похмелья среди экзотических растений в оранжерее, – пояснил Аллейн. – Мне пришлось растолкать его, чтобы осмотрел мистера Ричарда Дейкерса, который пребывал в сильнейшем волнении еще до того, как узнал, по какому поводу надо волноваться. Когда я с ним разговаривал, он упал в обморок.

– Ну и публика! – с отвращением произнес доктор Кертис.

– Кертис, если вы здесь закончили, я думаю, что сможете найти своего коллегу внизу в сравнительно рабочем состоянии.

– Это в его интересах. У меня уже все готово. Я сделаю вскрытие сегодня же.

– Хорошо. Фокс, надо поспешить. Нам предоставили кабинет. Третья дверь направо.

Перед дверью с видом крайнего возмущения стоял Грейсфилд.

– Приношу свои извинения, сэр, – сказал он, – но в коридоре кто-то вытащил все ключи. Если вам надо было запереть…

– Тц-тц-тц, – почмокал Фокс и полез в карман. – Совсем забыл. Попробуйте этот.

Грейсфилд с ледяным видом взял ключ. Он провел Аллейна в небольшой, мило обставленный кабинет, предоставив Фоксу заботиться о себе самому, что тот совершенно спокойно и сделал.

– Еще что-нибудь от меня требуется, сэр? – спросил Грейсфилд Аллейна.

– Ничего. Это то, что нужно.

– Спасибо, сэр.

– Возьмите, – вмешался Фокс, – остальные ключи. Они открывают все двери, вот почему я позволил себе их вытащить.

Не говоря ни слова, Грейсфилд взял ключи и удалился.

– Все-таки с женской прислугой у меня лучше выходит, – заметил Фокс.

– Несомненно, дружище Фокс, они попадаются на удочку вашего бурного темперамента.

– Это ведь один из способов, мистер Аллейн, – чопорно заметил Фокс.

– А другим – я убрал отсюда эту ледяную глыбу. Ну, не важно. Через минуту вы получите возможность отыграться с Флоренс. Оглядите-ка комнату. Это был кабинет мистера Дейкерса. Полагаю, что теперь он живет отдельно на холостяцкую ногу, но вырастила его чета Темплетонов. Вот мирок, отражающий заботы его мальчишеских и юношеских лет, начала зрелости. Традиционные групповые школьные фотографии на одной стене. Обратите внимание на ранний интерес к театру. На трех остальных стенах – жизнь после школы. Драматическое общество Оксфордского университета, фотографии с автографами мелких светил сменяются фотографиями с автографами крупных. За набросками неизвестных театральных художников следуют добротные эскизы знаменитостей и, наконец, – работы Сарасена. Последняя – для спектакля, который был поставлен три года назад и сошел со сцены лишь на прошлой неделе. Программа спектакля помечена «По королевскому указу». Значит, на представлении присутствовали члены королевской семьи. Несколько фотографий мисс Мэри Беллами. Надписи просто переполнены изъявлениями любви. Маленькая фотография мистера Чарльза Темплетона. На столе календарь, который подтверждает мою версию: он переехал отсюда год назад. Книги весьма разнообразны: от Э. Несбита до Самюэля Беккета. «Кто есть кто в театральном мире» и – взгляните-ка на это!

Он снял с полки книгу и показал ее Фоксу.

– Справочник ядов. Практическое руководство. На книге наклейка «Из книг Ч. Г. Темплетона». Давайте посмотрим, что сие практическое руководство говорит о пестицидах. Вот. Яды растительного происхождения. Табак. Алкалоид… – несколько секунд он читал про себя. – Довольно скудные сведения. Только один случай из жизни. Джентльмен глотнул из бутылки никотина и, глубоко вздохнув, через тридцать секунд мирно скончался. Предупреждения: осторожно использовать в сельском хозяйстве. А вот и новенькие смеси. Здесь есть и наша «тетра». Исключительно ядовит. Обращаться с величайшей осторожностью. Ну, так, – он поставил книгу на место.

– Судя по экслибрису, это книга мужа, – заметил Фокс.

– Да, мужа. Взята когда-то воспитанником и доступна для всех и каждого. Ладно, дружище Фокс, осмотр комнаты мы почти закончили. Настоящая иллюстрированная история развития вкусов Ричарда Дейкерса и его карьеры. А это что такое? Посмотрите, Фокс.

Склонившись над письменным столом, он рассматривал промокательную бумагу на пресс-папье.

– Пользовались недавно, – проговорил он. – Зеленые чернила. В чернильнице на столе чернила высохли, да к тому же – синие.

Над камином висело небольшое зеркало. Поднеся к нему пресс-папье, они вдвоем с Фоксом принялись изучать отражение.

Я е ся чт ка чт ет см л пр тв ся б дт о не яви ь для м я удар и что п а я не м гу разо ся в сво ч в ах. Но я ув н, что ам л чш не вст а я. Я не м г выр ть я яс е, но по рай м е, с ве ше о ве о зн ю, что ик а не м гу пр т ь сег шн ю вы д у по отн ию Ан д. Надо был с самог ачала рас аза ь мне о всем. Р.

Аллейн переписал обрывки слов на листок бумаги, осторожно вытащил из пресс-папье тот кусок промокашки, на котором отпечаталось письмо, и поставил пресс-папье на место.

– Этим серьезно займутся эксперты, но я тоже ради спортивного интереса попытаюсь разобраться. Как думаете, дружище, стоит?

– На вашем месте я бы попробовал, мистер Аллейн.

– Пожалуйста, пойдите поищите Флоренс, а я пока тут займусь этим посланием.

Фокс вышел. Аллейн положил копию на стол и стал в нее всматриваться.

По правилам метод расшифровки и восстановления текстов, отпечатанных на промокательной бумаге, состоит в том, что измеряют ширину букв и промежутки между ними, рассчитывают количество недостающих знаков и путем подбора получают первоначальный текст. Но бывают люди с особым даром, интуиция которых позволяет им быстро прочесть текст, невзирая на пропуски, и предвосхитить таким образом результаты научного исследования. Когда Аллейн чувствовал себя в форме, он мог похвастаться такими способностями и сейчас собирался применить их на деле. Не позволяя себе задуматься, он быстро вписал в текст буквы и критически оценил результат. Затем открыл папку Ричарда Дейкерса, нашел там копию рукописи «Бережливость в раю». Быстро пролистав страницы, он наткнулся на пометки в тексте, сделанные зелеными чернилами и тем же почерком.

– Мисс Флоренс Джонсон, – объявил Фокс, открыв дверь, и встал в стороне с видом большой охотничьей собаки, честно принесшей хозяину добычу. Вошла Флоренс. В ее облике что-то напоминало встревоженную курицу.

Аллейн увидел маленькую расплывшуюся женщину с бледным заплаканным лицом и волосами, выкрашенными так безжалостно, что они скорее стали походить на парик цвета воронова крыла! Ее внешность была типичной для простолюдинок Ист-Энда, и от нее просто разило кулисами.

– Расскажите старшему инспектору, – попросил Фокс, – все, что говорили мне. Не волнуйтесь.

– Проходите, садитесь, – заговорил Аллейн. – И успокойтесь. Мы вас не задержим долго.

По Флоренс было заметно, что она бы предпочла стоять, но, согласившись на компромисс, присела на кончик стула, который подвинул ей Фокс.

– Для вас это большое горе, – произнес Аллейн.

– Да, – туповато ответила Флоренс.

– И я уверен, вы хотите, чтобы все выяснилось, как можно скорее и без всякого шума.

– Все и так ясно. Разве нет? Она умерла. Что может быть яснее.

– Что умерла, это, безусловно, ясно. Но видите ли, наша работа в том и состоит, чтобы выяснить, почему она умерла.

– Даже если вы и не видели, как это случилось, все равно это ясно как день. Если, конечно, читать умеете.

– Вы имеете в виду баллончик с ядом?

– Ну не духи же, – развязно заметила Флоренс. – Их ведь наливают во флаконы, – она посмотрела на Аллейна и ее настроение, казалось, изменилось, губы задрожали и ей пришлось их плотно сжать. – Не очень-то все это было приятно, – сказала она. – Видеть то, что мне довелось. Найти ее в таком виде. Можно было бы меня оставить в покое.

– Если будете умницей, то скоро мы так и поступим. Вы давно у нее работаете?

– Чуть не тридцать лет.

– Значит, вы хорошо ладили?

Флоренс не отвечала. Аллейн молча ждал. Наконец она сказала:

– Я знала ее характер.

– Вы ее любили?

– Хорошая она была. Пусть другие думают что хотят, а уж я знала ее. Насквозь. Она ни с кем так не говорила, как со мной. Хорошая она была.

Аллейн подумал, что отчасти это выражение чувств объясняется традиционной данью памяти умерших, и сказал:

– Флоренс, я буду с вами совершенно откровенным. Предположим, что это не несчастный случай. Хотели бы вы узнать правду?

– Нечего намекать, что она специально это сделала. Никогда бы она на это не пошла! Это не для нее. Никогда!

– А я говорю не о самоубийстве.

Несколько мгновений Флоренс смотрела на Аллейна. Губы ее, небрежно, но ярко накрашенные, сузились в тонкую красную ниточку.

– Думаете, убийство? – решительно проговорила она. – Это меняет дело.

– Тогда вы захотели бы узнать правду, да? – проговорил он.

– Да, – ответила она, быстро облизнув кончиком языка губы.

– И мы хотим. Инспектор Фокс уже задавал вам этот вопрос, но я хочу спросить еще раз. Я хочу, чтобы вы рассказали как можно подробнее обо всем, что помните с того момента, как мисс Беллами оделась к приему, до того, когда вы вошли сюда и нашли ее – ну, так, как вы ее нашли. Давайте начнем с приготовлений к приему, ладно?

Разговаривать с Флоренс было трудно. Видимо, из-за того, что ее переполняло то ли возмущение, то ли обида, каждое ее слово приходилось буквально вытягивать. Она вспомнила, что после ленча мисс Беллами отдыхала. Флоренс вошла к ней в половине пятого. Тогда ей показалось, что все как обычно.

– А утром ее ничто не огорчало?

– Нет, – пробормотала Флоренс и, помолчав, добавила: – Ничего существенного.

– Я спрашиваю только потому, – пояснил Аллейн, – что в ванной стоял флакон с нюхательными солями. Вы ей давали его сегодня?

– Утром.

– А что случилось утром? Потеряла сознание?

– Перенервничала.

– По какому поводу?

– Не могу сказать, – и ее рот захлопнулся, как мышеловка.

– Хорошо, – терпеливо продолжал Аллейн. – Давайте поговорим о приготовлениях к приему. Вы ей делали маску?

– Верно, – она уставилась на него.

– А что она вам говорила, Флоренс?

– Ничего. С этой дрянью на лице нельзя говорить. Невозможно.

– А потом?

– Она накрасилась и оделась. Пришли два джентльмена, и я ушла.

– Наверное, мистер Темплетон. А еще кто?

– Полковник.

– Кто-нибудь из них приносил пармские фиалки?

Она непонимающе смотрела на него:

– Фьялки? Какие? Нет. Она терпеть не могла фьялки.

– На столе лежит букетик.

– Я и не заметила, – сказала Флоренс. – Не знаю я ничего об этих фьялках. Не было их, когда я уходила.

– Ну, и когда вы снова увидели ее?

– На приеме.

– Теперь расскажите об этом.

Несколько секунд Аллейну казалось, что она не проронит ни слова. Никогда еще ему не приходилось видеть столь невыразительного лица. Но она все же начала говорить, будто ее включили. Рассказала, что не все время находилась с хозяйкой, а в начале приема сидела с миссис Пламтри наверху в своей маленькой гостиной. Услышав удар гонга, они спустились, чтобы участвовать в процессии. Когда торжественные речи подошли к концу, Старая Нинн вдруг ляпнула про свечи. Беспристрастно пересказав всю сцену, Флоренс от себя добавила только, что Старая Нинн и в самом деле очень стара и иногда забывается.

– Ведь надо же, сказать такое про пятьдесят свечей, – мрачно заметила она. Это был единственный комментарий, который она себе позволила.

После выходки Нинн, Флоренс, как понял из ее рассказа Аллейн, сообразила, что хозяйка вне себя и может ее позвать в любую минуту. Поэтому она вышла в холл. Мимоходом она слышала, как мисс Беллами разговаривала с мистером Темплетоном и как он просил ее не пользоваться духами. До сих пор в повествовании Флоренс эмоций было не больше, чем при чтении списка продуктов от бакалейщика, но тут Аллейну показалось, что она начала хитрить. Посмотрев искоса на старшего инспектора, она смешалась и замолчала.

– Так, пока все совершенно ясно, – проговорил Аллейн. – А дальше мисс Беллами и няня – миссис Пламтри – вместе поднялись наверх?

– Нет, – Флоренс тупо смотрела на Аллейна.

– Нет? А что же случилось?

Оказалось, что Нинн отправилась наверх одна.

– А почему? Что задержало мисс Беллами?

– На нее налетел фотограф.

– Он делал снимки?

– Да. У входной двери.

– Он фотографировал ее одну?

– Этот пришел. Парень хотел вместе с ним.

– Кто же пришел?

Она сжала лежащие на коленях руки. Подождав немного, Аллейн спросил:

– Вы не хотите отвечать на этот вопрос?

– Что я хочу, – взорвалась Флоренс, – так это знать: убийство это или нет? Если убийство, кем бы убийца ни был, я хочу за нее отомстить. Кем бы ни был! Я ей всегда твердила, что в людях легко ошибиться. Может статься, что доверять нельзя как раз тем, кто кажется самым родным и близким. Вот что я ей говорила всегда.

Интересно, насколько Флоренс по натуре мстительна, думал Аллейн. И какие именно отношения были у нее с хозяйкой? Она смотрела на него настороженно, но с какой-то заносчивостью.

– Что я хочу знать, – повторила она, – убийство это или нет?

– Уверен, что это может быть и убийством.

– Вам лучше знать: вы на это дело поставлены, – пробормотала Флоренс. – Говорят, сыщики всегда все знают.

Откуда, из какой жизни она появилась тридцать лет назад в костюмерной мисс Беллами? В ее манере стали проявляться и настороженность, и подозрительность; в голосе, до того бесцветном и вежливом, послышались интонации лондонских низов.

С дальним прицелом Аллейн решил направить разговор в другое русло:

– Полагаю, вы хорошо знаете мистера Ричарда Дейкерса?

– А как иначе? А?

– Да, действительно. Мне кажется, он жил здесь скорее как сын, а не как воспитанник.

Флоренс уставилась на него. Теперь ее глаза сильно смахивали на пуговицы от ботинок и были столь же выразительны.

– Разыгрывал тут, – проговорила она. – Раз никого другого не было… А этот уж и вообразил, что в своем праве.

– Ну, – небрежно заметил Аллейн, – мне кажется, он отплатил ей благодарностью, написав две пользующиеся успехом пьесы. Разве не так?

– Пьесы! Без нее этих пьес и не было бы! Пусть-ка там главную роль сыграет другая актриса! Представляю! Посмотрим, что получится. Без нее он ничего бы не смог написать. Это она оживила его мертвячину, – раздраженно выпалила Флоренс.

– Как я понял, мистер Дейкерс ушел из дома до начала речей? – спросил Аллейн.

– Да. Вот ведь манеры.

– Но он вернулся, да?

– Он сейчас здесь, – быстро проговорила она. – Вы же его видели.

Грейсфилд, очевидно, не молчал.

– Я имею в виду не сейчас, а между первым уходом до начала речей и теперешним приходом, полчаса назад. Разве в промежутке он не приходил?

– Приходил, – тихо ответила она.

– После речей?

– Да.

– Ну, вернемся к тому моменту, когда миссис Пламтри поднялась наверх, а мисс Беллами осталась в холле. Вы вышли посмотреть, не нуждается ли она в ваших услугах, – Аллейн помолчал немного, а потом рискнул: – Он вошел через парадную дверь? В это время, да?

Сперва казалось, она ответит нет, затем, поборов какие-то сомнения, она кивнула.

– Он разговаривал с мисс Беллами?

В ответ она опять кивнула.

– Вы знаете о чем?

– Я не расслышала, я была в другом конце холла.

– Что было потом?

– Их сфотографировали и они пошли наверх.

– А вы?

– Тоже поднялась наверх по задней лестнице.

– Куда?

– Дошла до площадки. Перед спальней.

– Вы вошли к ней?

– На площадке стояла миссис Пламтри, – резко сказала она. – А они разговаривали в комнате. Он и леди. Я не стала мешать.

– Вы слышали, о чем они говорили?

– А почему это мы должны были слышать? Если хотите знать, я в чужие дела нос совать не приучена. Ничего мы не слышали. Она только засмеялась – один раз.

– А потом?

– Он вышел и стал спускаться.

– А вы вошли к мисс Беллами?

– Нет, – громко сказала Флоренс.

– Почему?

– Я не думала, что нужна ей.

– У вас с мисс Беллами была ссора? – небрежно спросил Аллейн.

– К чему это вы клоните? – побледнев, спросила она. – Я уже вам сказала. Я ее понимала. Лучше, чем другие.

– Так что между вами не было никаких неприятностей?

– Нет, – крикнула Флоренс.

Аллейн решил пока оставить этот разговор.

– А что же вы все-таки делали? Вы и миссис Пламтри?

– Стояли на месте. Пока…

– Да?

– Пока кое-что не услышали.

– Что же это было?

– У нее в комнате. Не знаю что. Будто что-то разбилось.

– А как вы думаете, что это было?

– Откуда мне знать. Я собиралась войти посмотреть, что это, но услышала, что мистер Темплетон зовет меня из холла. Я спустилась до середины лестницы, – тон Флоренс стал из напряженного прежним, повествовательным. – Он крикнул, что все ждут леди. Тогда я пошла за ней. И… – у нее первый раз задрожал голос. – Я вошла.

– Так, – произнес Аллейн. – Прежде чем мы продолжим, Флоренс, скажите мне вот что. Мистер Ричард выглядел встревоженным?

– Да, – ответила она почти с вызовом.

– И тогда, когда он вернулся?

Она утвердительно кивнула.

– Понимаю. И когда он вышел из ее комнаты?

Теперь в голосе Флоренс безошибочно угадывалось лишь одно: переполнявшее ее чувство ненависти.

– Он? Да он выглядел отвратительно, – выпалила она. – Как смерть.