Текст книги "Смерть в день рождения"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

3

– Вот те на! Чего это ради Октавиус принялся разгуливать тут с фиалками, да еще в такое время? – воскликнул Аллейн, когда Грейсфилд вышел. – Это надо скорее выяснить, а Маршант прибудет с минуты на минуту. Пошли.

Они задержались на ступеньках парадного входа. За занавесками «Пегаса» еще был виден свет.

– Минут пять, Фокс, держите оборону здесь. Пусть Темплетона пока устраивают в кабинете. Но если приедет Маршант, задержите его до моего возвращения. Не давайте ему соединиться с этой толпой экстравертов в столовой. Поберегите его. Веселенькая история!

Он позвонил. Октавиус открыл дверь.

– Это опять вы, – удивился он. – Так поздно! Я думал, что это Анелида.

– Это не Анелида, и приношу извинения за поздний визит. Но впустить вам меня придется.

– Разумеется, – Октавиус позволил ему пройти. – В чем на этот раз дело?

– С какой стати, – спросил Аллейн, как только закрыл за собой дверь, – вы принесли миссис Темплетон фиалки?

– Мимо окон проходил продавец с тележкой, – ответил тот, краснея. – Их привезли с Нормандских островов.

– Меня никоим образом не интересует, откуда их привезли, мне важно, куда они направились. Когда проезжал этот торговец?

Смущенный и задетый Октавиус поспешно рассказал, как Анелида отправила его вниз, чтобы самой приготовиться к приему. Он нервничал, потому что их приглашали к половине седьмого, было уже без двадцати пяти семь. Он не мог поверить уверениям Анелиды, что теперь приличия требуют опаздывать в гости. Увидев тележку с пармскими фиалками, он вспомнил, что в дни его юности считалось пристойным дарить их актрисам. Он тут же вышел и купил букет. Но позже постеснялся, как догадался Аллейн, вручать их при Анелиде. Дверь дома мисс Беллами была открыта, в холле виднелся дворецкий. Октавиус поднялся по ступенькам.

«В конце концов, – подумал он, – если она захочет прикрепить цветы к платью, ей удобнее сделать это заранее».

Он уже отдавал цветы Грейсфилду, когда на втором этаже послышался какой-то шум, а через секунду мисс Беллами на кого-то громко закричала:

– Это говорит лишь о том, как можно заблуждаться. Убирайся куда угодно, дружочек, и чем скорее, тем лучше!

Сначала Октавиус страшно разволновался, подумав, что эти слова предназначены ему, но в тот же момент она появилась на лестнице и, остановившись, в изумлении посмотрела на него.

– Небесное видение, – живописал Октавиус, – с румянцем цвета розы, вернее даже герани, но должен признаться, разгневанная была, как фурия.

Это впечатление, однако, тотчас же рассеялось. Мгновение мисс Беллами, казалось, колебалась. Грейсфилд пробормотал какие-то объяснения. И вдруг она превратилась в саму грациозность.

– Она, – тут он снова покраснел, – пригласила меня наверх. Я поднялся и вручил ей свое приношение. И тогда она, собственно говоря, пригласила меня к себе в комнату. Такая милая вольность во французском духе. Я был очень тронут. Положив фиалки на туалетный стол, она объяснила, что выставила только что занудливое старье. Это ее слова. Я понял, что она имела в виду кого-нибудь из старых слуг. Что вы сказали?

– Ничего. Продолжайте. Все это безумно интересно.

– Правда? Хорошо. Потом внизу раздались голоса – дверь в коридор оставалась, разумеется, открытой. Она попросила меня подождать минутку и ушла.

– И что же дальше? – напомнил Аллейн после паузы.

– Я подождал. Никто не возвращался. Я вспомнил о Нелли, которая уже могла быть готова. Как бы то ни было, – продолжал Октавиус, искоса поглядывая на Аллейна, – но я чувствовал, что Нелли не очень понравится моя импульсивная выходка, и я постарался вернуться домой, пока она не заметила моего отсутствия. Когда я спустился вниз, то увидел, что она разговаривает с полковником Уорэндером в гостиной. На меня они внимания не обратили. Наверное, попросту не заметили. Уорэндер, мне показалось, был чем-то огорчен. Ничего не оставалось, как отправиться домой. Что я и сделал. Любопытное и интригующее приключение.

– Спасибо, Октавиус, – поблагодарил Аллейн, задумчиво глядя на собеседника. – Большое спасибо. А теперь мне пора. Спокойной ночи.

Выходя, он услышал, как Октавиус капризно проворчал, что теперь наконец он может и лечь спать.

К дому мисс Беллами подъехал огромный автомобиль, и из него выбрался мистер Монтегю Маршант. Его светлые волосы были ухожены, лицо благопристойно бледно, а пальто безупречно.

– Подождите, – приказал он шоферу.

Аллейн представился. В ответ он услышал тщательно отмеренную формулу сочувствия.

– Ужасная история.

– Очень скверная. Войдемте.

Фокс был в холле.

– Только непонятно, зачем понадобился я, – произнес Маршант. – Естественно, мы – Правление, с которым она сотрудничала, – готовы оказать любое содействие, но в то же время… – он помахал безукоризненно изысканными перчатками.

– Все очень просто, – ответил Аллейн. – Нужно решить один-два чисто профессиональных вопроса. И похоже, что только вы можете в этом помочь.

– Можно было бы…

– Конечно, было бы можно, – прервал его Аллейн. – Но дело не терпит отлагательств. Мисс Беллами была убита.

Маршант неуверенно дотронулся рукой до затылка.

– Не верю, – сказал он.

– Можете поверить, потому что это правда. Хотите снять пальто? Нет? Тогда, может, мы войдем?

– Все перебрались в гостиную, сэр, там удобнее, – сообщил Фокс. – Доктор с мистером Темплетоном. Придет попозже.

– Где Флоренс?

– Она помогала миссис Пламтри устроить постель, а теперь обе в будуаре на случай, если понадобится их помощь.

– Хорошо. Сюда, пожалуйста, мистер Маршант. Я только взгляну на больного и присоединюсь к вам.

Аллейн, постучав, вошел в кабинет. Лежащий в постели Чарльз выглядел утомленным и встревоженным. Поодаль, на стуле сидел доктор Харкнесс, наблюдая за пациентом. Увидев Аллейна, доктор предупредил:

– Больше никаких огорчений.

– Я знаю, – ответил Аллейн и подошел к кровати. – Я заглянул спросить, как вы себя чувствуете.

– Мне очень жаль, что так вышло, – прошептал Чарльз. – Все в порядке. Я мог бы продолжить.

– В этом нет никакой необходимости. Мы вполне обойдемся.

– Вот видите, Чарльз, – заметил Харкнесс. – Перестаньте волноваться.

– Но я хочу знать, Харкнесс! Как я могу не волноваться? Господи, что вы такое говорите! Я хочу знать, что они думают. Я имею на это право. Аллейн, ради бога, скажите мне. Вы ведь не подозреваете никого из близких? Все что угодно, только не это. Ведь это не… мальчик?

– Дело складывается так, что против него нет улик.

– Ох, – вздохнул Чарльз и закрыл глаза. – Слава богу! – Потом он опять беспокойно зашевелился, дыхание стало прерывистым. – Все из-за этих намеков, неопределенности… – начал он возбужденно. – Почему мне нельзя все сказать? Может, меня подозреваете? Да? Тогда, ради Христа, скажите и покончим с этим.

Харкнесс склонился над кроватью.

– Так не пойдет, – обратился он к Аллейну. – Уходите.

– Да, конечно, – Аллейн пошел к двери. Он слышал, как Чарльз бормотал, задыхаясь, «Но я хочу с ним поговорить!» и как Харкнесс пытался его успокоить.

Когда Маршант вошел в гостиную, Тимон Гантри, полковник Уорэндер, Рози Кавендиш и Берти Сарасен мрачно сидели в креслах у только что вновь разожженного камина. Ричард и Анелида устроились в стороне от остальных, а Филпот скромно расположился в глубине комнаты. Увидя Маршанта, Рози и Берти импульсивно рванулись ему навстречу, а Ричард встал. Маршант с ритуальной торжественностью поцеловал Рози, сжал локоть Берти, кивнул Гантри и, протянув вялую руку, двинулся к Ричарду.

– Мой дорогой мальчик! Что тут можно сказать? Дикки, дорогой мой!

Ричард, не проявляя ответного энтузиазма, просто позволил долго пожимать себе руку. К пожатию Маршант решил добавить еще мужественное похлопывание по плечу, а потом, уже короче, поприветствовал Анелиду и полковника Уорэндера. С видом человека, в чьем авторитете никто бы не усомнился, он произнес несколько приличествующих фраз. Все меланхолически внимали и, казалось, вздохнули с облегчением, когда пришел Аллейн.

– Прежде всего, мистер Маршант, – начал Аллейн, – я хотел бы пояснить, что вопросы, которые я буду вам задавать, имеют единственной целью снять подозрения с людей невиновных и помочь разобраться в деле, которое, вне всяких сомнений, является убийством. Мэри Беллами была преднамеренно убита лицом, которое, я уверен, находится в этом доме. Вы должны понять, что мы не можем допустить, чтобы соображения личного порядка или умалчивание по причинам сугубо профессиональным, препятствовали нашему расследованию. Любая попытка скрыть какую-либо информацию может кончиться весьма печально. С другой стороны, сведения, которые не имеют к делу никакого отношения, как это может оказаться и в вашем случае, фигурировать в дознании не будут. Это ясно?

– Я считаю, Монти, – заметил Гантри, – нам надо посоветоваться с адвокатом.

Маршант задумчиво на него взглянул.

– Это ваше право, – сказал Аллейн. – Вы также вправе отказаться отвечать на любой вопрос или даже на все вопросы до приезда вашего адвоката. Но послушайте сначала вопросы, а потом уж решайте.

Маршант внимательно разглядывал свои руки. Потом он взглянул на Аллейна:

– Какие у вас вопросы?

Присутствующие тревожно зашевелились.

– Первый. Какое именно положение занимала миссис Темплетон, вернее тут уместнее сказать мисс Беллами, в акционерном обществе «Маршант и K°»?

Маршант высоко поднял брови.

– Ведущая и знаменитая актриса, играющая исключительно в постановках, финансируемых нашим Правлением.

– Были у нее какие-либо деловые связи с Правлением?

– Конечно, – сразу ответил он. – Она обладала контрольным пакетом акций.

– Монти! – воскликнул Берти.

– Дорогой мой, это ничего не стоит выяснить по списку наших акционеров.

– Давно она занимает такое положение?

– С тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. До этого владельцем акций был ее муж. Но в тот год он все перевел на ее имя.

– Я не знал, что его финансовые интересы распространялись и на театр.

– Я полагаю, что в нашей области это было его единственное капиталовложение. После войны мы оказались в затруднительном положении. Нам грозило банкротство, как, впрочем, и многим подобным обществам. Можно сказать, что он спас нас.

– Был ли его шаг продиктован тем, что его жена была с вами связана?

– Она лишь обратила на нас его внимание. Но в целом, должен сказать, он верил в то, что мы способны возродиться и расшириться. В этом отношении он оказался абсолютно прав.

– Почему он перевел свою долю на имя жены, вы знаете?

– Не знаю, но могу предположить. Его здоровье внушало опасения. Он… был преданным мужем. Возможно, он также думал о налоге на наследство.

– Понимаю.

– Здесь так жарко, – заметил Маршант, расстегивая пальто.

Фокс помог ему раздеться. Маршант уселся, элегантно положив ногу на ногу.

Открылась дверь, и вошел доктор Харкнесс. Кивнув Аллейну, он сказал:

– Ему лучше, но на сегодня достаточно.

– Кто с ним?

– Старая нянька. Они его устроили в кабинете. Имейте в виду, больше никаких визитов.

– Хорошо.

Доктор Харкнесс тяжело уселся на диван, а Аллейн опять повернулся к Маршанту:

– Обладая, как вы сказали, контрольным пакетом акций, она имела возможность при случае расквитаться с любым из тех, кого Правление нанимало для работы в театре?

Маршант опустил глаза.

– Боюсь, я не совсем вас понял, – сказал он.

– Никто не отрицает, что она была женщиной с тяжелым характером. Например, только сегодня, как мне рассказывали, она позволила себе весьма грубую выходку. В оранжерее.

Напряжение его слушателей достигло такой степени, что, казалось, воздух звенит, как туго натянутая тетива лука. Все молчали…

– Когда ей казалось, что к тому был повод, – сдержанно продолжал Маршант, – она могла устроить скандал.

– И сегодня она сочла, что у нее был такой повод?

– Совершенно верно.

– Предположим, что в качестве аргумента в ссоре она настаивала бы на разрыве чьих-либо давнишних связей с Правлением. Как бы вы в таком случае поступили?

– Боюсь, я опять вас не понял.

– Хорошо. Скажу напрямик. Если бы она потребовала, чтобы вы не возобновляли контракта с мистером Гантри, или мистером Сарасеном, или мисс Кавендиш, вам пришлось бы подчиниться ее требованиям?

– Я постарался бы ее уговорить и подождал бы, пока она остынет.

– А в случае, если бы она продолжала настаивать? – Аллейн помедлил, а потом рискнул: – Сегодня как раз она и поставила такой ультиматум.

– Вот! – вдруг закричал, подскочив, Берти. – Я вам говорил! Кто-то проболтался, а мы теперь будем расплачиваться. Я же предупреждал, что надо было с самого начала рассказать все самим. Надо было оставаться искренними и все рассказать. Теперь видите, что я был прав?

– Ради бога! Попридержи язык, Берти, – вмешался Гантри.

– А что толку от того, что мы будем держать язык за зубами? – продолжал Сарасен, показывая на Уорэндера. – Среди нас посторонний, который все и выложил. Держу пари, Тимми. На что хочешь.

– Что за галиматья, – воскликнул Уорэндер. – Не понимаю, о чем вы говорите, Сарасен?

– Не понимает! Это ведь вы все рассказали этому инспектору, или начальнику, или великой шишке, кто он там есть! Все ему рассказали.

– Совсем наоборот, – заметил Гантри. – Это ты ему сам все рассказал. Дурак ты, Берти.

– Но почему, ради бога, не можем мы признаться в том, что не умеем увиливать и выкручиваться, – воскликнула Рози, чей гнев уже дошел до высшей точки. – Я признаюсь! Признаюсь открыто и без какого-либо ущерба для всех вас, если вы этого так боитесь. Послушайте, мистер Аллейн, что произошло со мной в оранжерее. Мэри обвинила меня в заговоре против нее. И заявила Монти, что Правление должно выбирать: или она, или я. Только так. И уверяю вас, если бы до этого дошло, то вне всяких сомнений, осталась бы она. Ты сам знаешь, Монти, что Мэри была звездой. Ее имя и в билетной кассе, и в Правлении значило куда больше, чем мое. И если бы она захотела, она вполне могла расправиться со мной. Но даже из-за этого я бы не смогла ее убить, как не смогу заменить ее в глазах той публики, которая ходила только на нее. Ну а если актриса признается в таких вещах, то поверьте, мистер Аллейн, она и во всем остальном говорит начистоту.

– Если вы и на сцене так же искренни, мисс Кавендиш, – сказал Аллейн, – вам нечего бояться расправы. Кто-нибудь хочет добавить? – обратился он к потрясенным слушателям.

– Только одно, – проговорил после паузы Ричард. – Я хочу подтвердить все, что сказала Рози и добавить, что тоже зависел от Мэри. Пожалуй, даже больше, чем Рози.

– Дикки, дорогой, – ласково проговорила Рози. – Подумай, как будет теперь. Ты можешь предложить любую комедию на свободный рынок; и все дирекции театров передерутся из-за нее, как голодные волки.

– Без Мэри? – спросил Маршант, ни к кому в особенности не обращаясь.

– Это правда, – проговорил Ричард, – я ведь писал специально для Мэри.

– Ну, не всегда, – заметил Гантри. – И совершенно нет причин, чтобы не начать писать для кого-нибудь другого. – Он повернулся к Анелиде и обезоруживающе улыбнулся.

– А действительно, почему бы и нет! – воскликнула Рози, похлопав девушку по руке.

– Это уже совсем другая история, – сказал Ричард, обнимая Анелиду. – Правда, дорогая?

Анелиду охватило чувство невольной благодарности к этим людям, и она подумала: «Все-таки мы одной крови, и я хотела бы быть рядом с ними всю жизнь».

– Все же факт остается фактом, – обратился к Аллейну Гантри, – что и Берти, и Рози, и Ричард со смертью Мэри могут очень многое потерять. Не забывайте об этом!

– Силы небесные! – воскликнул Берти. – Какие мы вдруг все стали великодушные и благородные! Все друг друга обожают! Один за всех и все за одного! Так, кажется, говорят?

– В этом случае, – заметил Аллейн, – вполне могли бы сказать именно так. – Он повернулся к Маршанту и спросил: – Вы подтверждаете, что мисс Беллами выдвинула ультиматум каждому из присутствовавших в оранжерее, за исключением мужа, вас и полковника Уорэндера?

– Могу ли я это подтвердить? – небрежно переспросил Маршант. – Пожалуй, да. Могу.

– И если бы пришлось действительно выбирать между ней и остальными, вы могли бы сделать этот выбор?

– Более или менее, – пробормотал он, изучая ногти.

Во весь свой громадный рост поднялся Гантри и склонился над сидящим Маршантом.

– Будет весьма мило с твоей стороны, – произнес он угрожающе, – если ты, Монти, признаешь, что мне, по крайней мере, безработица не грозила бы. Это я выбираю себе Правление, а не они меня.

– Никто и не ставит под сомнение твой престиж, Тимми. И уж, конечно, не я.

– Надеюсь, и мой тоже? – шутливо спросил Берти. – Какие только предложения я не отвергал ради нашего Правления! Впрочем, вот что я хочу сказать. Признайся, Монти, мой дорогой, если бы Мэри заставила тебя разорвать контракт с Дикки, Тимми, Рози и мной, вы бы сами себе вырыли яму.

– Я не тот человек, которого можно заставить, – ответил Маршант. – Я так легко не сдаюсь.

– Не тот, – согласился Берти. – Это мы знаем.

Последовало глубокое молчание, а потом Берти скованно добавил:

– Буду очень обязан, если вы в простом, ничего не значащем замечании не будете выискивать всякие ужасы.

– Заодно и во всех остальных ваших замечаниях, – заметил Уорэндер.

– Что за язвительный полковник у нас тут сидит! – отпарировал Берти.

Маршант открыл портсигар.

– Кажется, – проронил он, – я вынужден обратить ваше внимание, что в отличие от вас всех я не знаю обстоятельств дела. После смерти Мэри я покинул дом по просьбе, – он взял сигарету и поискал глазами Фокса, – да, по просьбе этого джентльмена, который сообщил мне лишь, что произошел несчастный случай со смертельным исходом. Все время, пока Мэри отсутствовала, и до момента, когда появилась Флоренс, я был на глазах у гостей и тех из вас, кто не выходил из гостиной. Полагаю, что на главную роль в этом деле я не подхожу, – он закурил. – Или я ошибаюсь? – спросил он Аллейна.

– Дело оборачивается таким образом, Монти, – вмешался Гантри, – что ты полностью заблуждаешься. Оказывается, все было подстроено еще до прихода Мэри к себе.

Маршант помолчал немного, а затем сказал:

– Ты меня удивил.

– Подумайте только! – воскликнул Берти и раздраженно добавил: – Я бы очень хотел, о, как бы я хотел, чтобы ты, дражайший Монти, перестал корчить из себя человека невозмутимого и приятного во всех отношениях, и понял бы наконец суть происходящего. Что ты, как и все мы, тоже подозреваешься в убийстве.

– Что вы на это скажете, мистер Маршант? – спросил Аллейн.

Лицо Маршанта покрылось красными пятнами.

– Скажу, – ответил он, – что все потрясены трагедией и это вполне понятно, а вследствие этого пугают друг друга всякими несуразностями. Кроме того, я, пожалуй, соглашусь с Тимоном Гантри. Я предпочитаю сначала посоветоваться со своим адвокатом и больше не принимать участия в вашей дискуссии.

– Да, конечно, – ответил Аллейн. – Позвоните ему. Телефон там, в углу.

Маршант откинулся на спинку стула.

– Боюсь, что это невозможно, – ответил он. – Я не могу звонить ему поздно ночью.

– В таком случае оставьте мне свой адрес, пожалуйста, и я вас не буду задерживать.

– Мой адрес в телефонной книге, и, уверяю вас, вы меня нисколько не задерживаете ни сейчас, да и в будущем вам вряд ли удастся это сделать, – он полуприкрыл глаза. – Я возмущен тоном этого допроса, но предпочитаю понаблюдать и дождаться, как выражаются у вас в полиции, результатов расследования. Я уйду тогда, когда захочу.

– Как вы смеете разговаривать в таком тоне с полицией, – голос полковника Уорэндера прогремел как на параде.

– Как? – пробормотал Маршант. – Поверьте мне, дорогой полковник, я, черт возьми, смею разговаривать с кем мне угодно, когда мне угодно и в таком тоне, в котором угодно мне!

В мертвой тишине, которой было встречено заявление Маршанта, послышался отдаленный шум. Где-то хлопнула дверь, кто-то бежал по холлу.

– Господи! Что еще? – воскликнул Берти Сарасен.

Все, за исключением Маршанта и доктора Харкнесса, вскочили на ноги. С самым нелепым видом, с головой в бигудях, в комнату ворвалась Флоренс. Широко открывая рот, она стояла на пороге, словно пародируя свое прежнее появление, когда принесла роковую весть о мисс Беллами.

Подойдя к ней, Аллейн взял ее за руку.

– Что случилось? – спросил он. – Говорите же!

И Флоренс, которая в моменты потрясений, казалось, была способна на одну-единственную фразу, пролепетала:

– Доктора! Быстрее! Ради бога! Есть в доме доктор?

Глава 8
Круг замкнулся

1

Чарльз Темплетон лежал ничком на импровизированной постели, устроенной ему в кабинете. Он упал головой в противоположную от подушки сторону дивана, одна рука касалась пола, другая была вытянута вперед. Видневшаяся из-под тонких бесцветных волос шея стала пурпурно-красной. Пижамная куртка задралась, открывая спину, белую, дряблую, старческую. Когда Аллейн, подняв, усадил Чарльза, голова его свесилась набок, рот и глаза открылись, а в горле что-то заклокотало. Доктор Харкнесс склонился над ним и, оттянув на руке кожу, пытался сделать укол. Фокс стоял поодаль, а Флоренс, прижав к лицу стиснутые руки, застыла на пороге. Но, казалось, этих четырех зрителей Чарльз не видел. Взгляд его, полный ужаса, был прикован к пятому: маленькой фигурке, вжавшейся в стену в дальнем затемненном углу комнаты.

С огромным трудом он прошептал лишь одно слово: «Нет!» Доктор Харкнесс вытащил иглу.

– Что такое? – спросил Аллейн Чарльза. – Что вы хотите сказать?

Глаза умирающего не мигая смотрели все туда же, но через секунду взгляд расплылся, померк и остекленел. Челюсть отвисла, и все тело, дернувшись, обмякло.

Доктор Харкнесс наклонился к Чарльзу, а потом, выпрямившись, сказал:

– Скончался.

Опустив тело, Аллейн накрыл его простыней.

– Десять минут тому назад он чувствовал себя вполне сносно, – резко произнес доктор Харкнесс сильно изменившимся голосом. – Почти успокоился. Здесь что-то произошло, и я хочу знать, что именно, – и, повернувшись к Флоренс, спросил: – Ну?

Горничная с видом полувоинственным, полунапуганным, не спуская глаз с Аллейна, вошла в комнату.

– Да, – сказал Аллейн в ответ на ее вопросительный взгляд. – Мы хотим услышать от вас, что же случилось. Ведь это вы подняли тревогу.

– Я это тоже хотела бы знать, – с вызовом ответила она. – Я поступила правильно, разве не так? Я позвала доктора. Вот!

– Вы еще раз поступите правильно, если соизволите рассказать нам, что здесь было до того, как вы его позвали.

Флоренс метнула взгляд на маленькую неподвижную фигурку у стены и облизнула губы.

– Ну, не молчите, – проговорил Фокс. – Мы ждем.

Флоренс продолжала стоять не шевелясь – трагикомическая фигура, увенчанная металлическими бигудями. Наконец она начала говорить…

После распоряжения доктора Харкнесса она и – Флоренс опять скосила глаза на Старую Нинн, – она и миссис Пламтри приготовили в кабинете постель. Доктор Харкнесс помог мистеру Темплетону раздеться, уложил его, и все трое подождали, пока тот не успокоится. Доктор Харкнесс ушел, распорядившись, чтобы в случае необходимости его позвали. Флоренс отправилась в буфетную наполнить вторую грелку горячей водой. Там она задержалась, потому что пришлось подождать, пока вскипит чайник. Выйдя в холл, она услышала, что в кабинете кто-то громко разговаривает. Перед дверью она помедлила.

Аллейн живо представил себе эту картину, как с грелкой под мышкой она жадно прислушивается к разговору.

Она слышала, что говорит миссис Пламтри, но не могла разобрать слова. Потом до нее донесся крик мистера Темплетона: «Нет!» Прокричал он это три раза, точно так, как перед смертью, но намного громче, будто, показалось Флоренс, был чем-то напуган. Затем раздался грохот и стало слышно, как миссис Пламтри прокричала: «Я положу этому конец!», затем опять громкий крик мистера Темплетона. И тогда Флоренс влетела в комнату.

– Так, – произнес Аллейн. – И что же вы обнаружили?

Сцена была явно мелодраматическая. Миссис Пламтри с поднятой в руке кочергой и лежащий поперек дивана мистер Темплетон.

– Заметив меня, – продолжала свой рассказ горничная, – она отшвырнула кочергу к камину. И тут мистер Темплетон, превозмогая удушье, прохрипел: «Останови ее, Флори». Сразу же ему стало хуже. Когда я увидела это, я только сказала ей: «Не смейте к нему приближаться!» и побежала за доктором. И Бог свидетель, – заключила Флоренс, – она – причина его смерти. Это она толкнула его, такого слабого и больного. А что бы она еще натворила, если бы не пришла я? А не будь здесь вас, джентльмены, что бы она сейчас со мной сделала?

Задохнувшись от волнения, Флоренс остановилась. Все молчали.

– Ну что? – спросила она. – Вы мне не верите? Тогда спросите ее! Ну! Спросите!

– Все в свою очередь, – успокоил ее Аллейн. – Теперь помолчите и стойте на месте. – Повернувшись к неподвижной фигурке в тени, он позвал: – Идите сюда! Вы же знаете, что придется отвечать. Идите сюда!

Она подошла поближе. В свете лампы было заметно, что, кроме красных пятен на носу и скулах, ее лицо было ужасно бледным. Казалось, чисто машинально она пробормотала:

– Ты злобная девчонка, Флой.

– Это не имеет никакого значения, – перебил ее Аллейн. – Вы собираетесь рассказать мне, что здесь произошло?

Плотно сжав губы, она испуганно смотрела ему прямо в лицо.

– Послушайте, Нинн, – начал громко доктор Харкнесс, но Аллейн предостерегающе поднял палец, и тот замолчал.

– Флоренс сказала правду? – спросил Аллейн. – Я имею в виду факты. То, что она видела и слышала, когда вернулась?

Старуха еле заметно кивнула головой.

– У вас в руках была кочерга. Вы выронили ее, когда вошла Флоренс. Мистер Темплетон сказал «Останови ее, Флори». Это правда?

– Да.

– А до того, как она вошла в комнату, вы действительно громко крикнули мистеру Темплетону: «Я положу этому конец!» Вы это говорили?

– Да.

– Чему вы собирались положить конец?

Молчание.

– Было ли это связано с тем, что мистер Темплетон собирался сделать?

Она кивнула.

Аллейн посмотрел на Фокса.

– Уведите, пожалуйста, Флоренс в холл. А вы, доктор Харкнесс, тоже не смогли бы выйти?

– Я не уйду, – заявила Флоренс. – Вы меня не можете заставить!

– Еще как можем, – спокойно заверил ее Аллейн, – но лучше вам это не проверять. В холл, моя милая!

Фокс подошел к ней.

– Не трогайте меня! – испугалась Флоренс.

– Ну, ну, – успокаивающе проговорил Фокс и открыл дверь. Секунду казалось, что она намеревается сопротивляться, но потом, гордо вскинув голову, вышла. Фокс последовал за ней.

– Здесь надо бы кое-что сделать. Я имею в виду… – доктор Харкнесс показал на прикрытое простыней тело.

– Я знаю. Думаю, что это ненадолго. Пожалуйста, Харкнесс, подождите меня в холле.

Дверь закрылась.

Несколько секунд Аллейн и несчастная ощетинившаяся старушка смотрели друг на друга. Инспектор начал первым:

– Вы прекрасно понимаете, что все равно все выплывет наружу. Вы хотели его спасти?

Руки ее судорожно сжались, и она с ужасом посмотрела на кровать.

– Нет, нет, – сказал Аллейн. – Не этого. Я не о нем говорю. Он вам был безразличен. Вы хотели защитить мальчика, правда? Все, что вы сделали, вы сделали для Ричарда Дейкерса.

Она вдруг безутешно разрыдалась, и с этого мгновения до самого конца расследования с Нинн у него не было никаких трудностей.