Текст книги "Смерть в день рождения"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2
Приготовления к приёму

1

Подобные приступы ярости случались с Мэри Беллами не часто, но их необузданность вселяла в окружающих ужас. Это были не те традиционные для театрального мира истерики, которые, казалось, доставляли удовольствие и зрителям и исполнителю. Напротив, она страдала от них, как от сильнейшей мигрени, а после чувствовала себя совершенно истерзанной и обессиленной. Они начинались внезапно, продолжались долго, а последствия их были непредсказуемы.

Берти и Рози, не раз испытавшие это, обменялись отчаянными взглядами. Хотя мисс Беллами не повышала голоса, в доме все замерло, и сами они перешли на шепот. Оба в порыве беспомощного единодушия одновременно воскликнули:

– Мэри! Послушай! Не надо!

Они при этом понимали, что лучше бы им помолчать. Их слабая попытка успокоить Мэри была последней искрой, приведшей к взрыву. С притворным спокойствием, которое было куда страшнее самой безудержной истерики, она принялась за них, поначалу сосредоточившись на Берти.

– Хотела бы я знать, – начала она, – что ты чувствуешь? Интересно, ты получаешь удовольствие от собственной хитрости? Полагаю, Берти, что получаешь. Полагаю, что просто от гордости лопаешься, как ловко тебе удается наживаться за счет великодушия других. Например, за счет моего великодушия.

– Мэри, дорогая! Не надо, пожалуйста!

– Давай-ка, – ее уже трясло, – взглянем на эту историю спокойно и беспристрастно, ладно? Боюсь, удовольствия это нам не доставит, но придется потерпеть.

Вошел Грейсфилд и, посмотрев на хозяйку, тут же вышел. В этой семье он работал уже довольно давно.

– Я никогда не напоминаю людям, чем они мне обязаны, – заявила Мэри. – Никогда. Но…

Она принялась вспоминать, чем обязан ей Берти, кем он был, когда она его раскопала. К его огромному облегчению она умолчала, сколько лет назад это случилось. Она говорила о том, что дала ему возможность добиться первого успеха, о том, что с тех пор ему не пришлось вспоминать о прошлом, о том, что между ними было соглашение – джентльменское, добавила она с горечью, – что он никогда не будет делать костюмы ни для какой другой ведущей актрисы в их театре, не обсудив все с ней. Берти открыл было рот, но был вынужден тут же закрыть его. Он ведь, говорила мисс Беллами, взлетел на теперешнюю высоту лишь благодаря ее покровительству. А она, несмотря на то что ее назойливо осаждают столько знаменитых модельеров, всегда оставалась верной ему. И вот теперь…

Сделав рукой жест, достойный великой Сары Сиддонс в трагедии Шекспира, Мэри начала вышагивать по комнате. Рози и Берти поспешно отошли, освобождая ей место. Бросив мгновенный взор на приятельницу, она принялась за Рози. Начала она издалека:

– Полагаю, – произнесла мисс Беллами, все еще обращаясь к Берти, – что никто не сможет упрекнуть меня в недостатке великодушия. Мне кажется, что всем известно, какой я хороший друг. Верный и справедливый, – добавила она, очевидно смутно припоминая Марка Антония. – Раз за разом неустанно просила я Правление давать роли актрисам, которые просто неспособны были стать моими достойными партнершами.

– Послушай… – по-дружески начала Рози.

– Вновь и вновь просила. Только на днях Тимми сказал: «Дорогая, ты приносишь себя в жертву на алтарь привязанностей!» Он без устали повторяет, что ни для кого другого в мире он не согласился бы на такое распределение ролей. Только для меня…

– Каких ролей? – спросила Рози.

Но мисс Беллами продолжала, обращаясь исключительно к Берти:

– Тимоти сказал, что только ради меня он берет в свои спектакли актеров, чье место в любительских постановках среди прочих бездарей.

– Тимми, – неосторожно проговорила Рози, – будет ставить мою пьесу. Только от него и от автора зависело, получу я роль или нет. Они заявили в Правлении, что играть должна именно я.

– Я знаю, что это совершеннейшая правда, – добавил Берти.

– Сговорились! – закричала мисс Беллами так громко и неожиданно, что оба буквально подпрыгнули. Она была сокрушена ужасной картиной, в которой Берти, Рози и Тимми тайно договариваются с Правлением не посвящать ее в свои планы и замыслы. С неистовостью дельфийского оракула она прорицала картину предательства. Угрюмо освобождающийся от остатков гирлянды Берти всем видом выражал желание ринуться в бой. Он только ждал удобного случая, чтобы вмешаться.

– Хотя и говорят, что я вероломный, двуличный и подлый гаденыш, но Бог свидетель – это не так. Я позволю себе заверить тебя, дорогая Мэри, что ты терзаешься совершенно напрасно. Я делаю костюмы для Рози из дружбы, мое имя не появится в афишах и должен сказать, что я думал…

Договорить ему не дали.

– Отвратительно не то, что вы сделали, а то, как вы это сделали, – заявила мисс Беллами. – Если бы вы сначала пришли ко мне и сказали… – Тут последовало изложение того, что они должны были сказать и какой великодушный ответ получили бы, если бы поступили именно так. Минуту казалось, что ссора превращается в бесцельную и скучную перебранку. Возможно, так и случилось бы, если бы Рози внезапно не заявила:

– Вот что, Мэри, послушай! Давно пора взглянуть правде в глаза. Ты прекрасно знаешь, что за все, что ты для нас сделала, мы оба отплатили тебе с лихвой. Я благодарна тебе за то, что ты добилась разрешения Правления и меня допустили к последнему туру конкурса. Но ведь это было и в твоих интересах, чтобы меня приняли в театр. Я очень выгодно оттеняю тебя. Я знаю все твои приемы, знаю, как подавать тебе реплику, а когда ты забываешь, а в последнее время с тобой это часто случается, я заполняю паузы так, как никто другой делать не станет. Ведь благодаря тебе я достигла таких вершин искусства уходить в тень, играть вторую скрипку и предоставлять тебе все лавры. В этом тебе чертовски трудно будет найти мне замену.

– Боже мой! Боже мой! Слышать такое!

– А Берти…

– Не стоит, Рози, – быстро сказал Берти.

– Стоит. Ты и вправду помогала ему начать, но чего только он для тебя не делал! И украшения, и костюмы! Да если бы не его ухищрения, с тем, что у тебя пониже спины, и на сцену нельзя было бы показаться.

Берти истерически рассмеялся, но тут же в ужасе замолк.

– А правда в том, Мэри, – продолжала Рози, – что ты хочешь всеми командовать и использовать в собственных целях, но в то же время тебе надо, чтобы все ходили за тобой по пятам и неустанно восхваляли: какая ты благородная, великодушная и восхитительная. Ты просто людоедка, Мэри, и давно пора, чтобы у кого-нибудь хватило смелости тебе это сказать.

В ответ на эту беспримерную речь в комнате воцарилось мертвое молчание. Мисс Беллами подошла к двери и обернулась. С этим движением они были тоже хорошо знакомы.

– После всего этого, – медленно заговорила она, придавая своему голосу выразительную монотонную измученность, – как мне ни больно, остается только одно. И я сделаю это. Завтра я поеду в Правление. Завтра.

Мисс Беллами открыла дверь. Прежде чем она вышла и захлопнула ее за собой, Берти и Рози увидели в холле стоящих в нерешительности Чарльза, Уорэндера и Ричарда.

После ее ухода в комнате стало необыкновенно тихо.

– Берти, – сказала наконец Рози, – если я тебе очень повредила, умоляю, прости меня. Я была пьяна. Никогда себе этого не прощу. Никогда, никогда.

– Ничего, дорогая.

– Ты так добр, Берти. А думаешь, она… думаешь, она может…

– Она постарается, дорогая. Она постарается.

– Чтобы дать ей это сражение, мне потребовалось собрать все свои силы. Честно, Берти, она меня напугала. Как будто она хотела убить.

– Ужасно, правда?

Рози рассеянно смотрела на флакон духов, которые так удачно назвали «Великолепие». Луч солнца упал на него, и он засветился изнутри золотистым светом.

– Что ты собираешься делать? – спросила она.

Берти подобрал с ковра и сжал в руке горсть тубероз.

– Продолжу заниматься этими проклятыми цветами, дорогая, – ответил он. – Этими проклятыми цветами.

2

Удалившись со сцены и как ураган промчавшись мимо Ричарда, Уорэндера и собственного супруга, мисс Беллами направилась наверх. В спальне она столкнулась с Флоренс.

– Что у вас произошло? – поинтересовалась та.

– Заткнись! – закричала мисс Беллами и хлопнула дверью.

– Что бы ни случилось, вам это на пользу не пошло. Ну-ну, душа моя, в чем дело?

– Дело в низком предательстве. Отстань! Я не собираюсь тебе ничего рассказывать! Господи! Какие же у меня друзья! О господи!

Мисс Беллами в гневе шагала по комнате, круша попадающиеся на пути предметы. Наконец она бросилась на кровать и принялась колотить по ней руками.

Флоренс заметила:

– Вы ведь знаете, чем это кончится – прием, гости и прочее.

Мисс Беллами разразилась слезами:

– У меня нет ни единого друга, – рыдала она. – Ни одного друга на свете. Только Дикки.

Губы Флоренс укоризненно скривились:

– Только он, – прошептала она тихо.

Мисс Беллами обливалась потоками слез. Флоренс вошла в ванную и вернулась оттуда с флаконом нюхательной соли.

– Вот, – сказала она. – Попробуйте и успокойтесь, дорогая.

– Не хочу я это дерьмо. Дай мне мою таблетку.

– Не сейчас.

– Сейчас же!

– Вы так же, как и я, прекрасно знаете, что доктор велел принимать только на ночь.

– Плевала я на то, что он велел. Дай сейчас. – Она повернула голову и посмотрела на Флоренс: – Ты слышишь, что я сказала?

– Таблетки кончились. Я как раз собиралась послать за ними.

Сквозь зубы мисс Беллами проговорила:

– Все. Хватит. Ты думаешь, что можешь здесь всем распоряжаться? Считаешь себя незаменимой? Очень ошибаешься! Нет ничего проще, чем заменить тебя. Чем скорее ты это поймешь, тем будет для тебя лучше. А теперь убирайся!

– Вы шутите! Это несерьезно!

– Убирайся!

Несколько секунд Флоренс стояла неподвижно, а потом вышла из комнаты. Мисс Беллами осталась одна.

Без зрителей она быстро пришла в себя. Вскоре, подойдя к туалетному столику, привела в порядок лицо и, с силой нажимая на пульверизатор, три раза обрызгала себя духами. На четвертом нажатии духи кончились. Флакон был пуст. Раздраженно фыркнув, она посмотрела на себя в зеркало и первый раз после начала истерики принялась сосредоточенно размышлять.

В половине первого мисс Беллами вышла из дома, чтобы зайти к Октавиусу и Анелиде Ли.

Она решила это сделать по разным причинам. Во-первых, ее ярость, которая, следуя классическому принципу, с каждым приступом становилась все слабее и слабее, заронила в ней беспокойство. Она просто не могла сидеть дома. Во-вторых, ей ужасно хотелось показать себе самой, насколько несправедливы были упреки Рози и Берти, а легче всего это было проделать, проявив великодушную любезность по отношению к Ричарду. В-третьих, она просто сгорала от любопытства, так ей хотелось посмотреть на Анелиду Ли.

Направляясь к выходу, она заглянула в гостиную. Берти, очевидно кончив с цветами, ушел. Рози оставила записку, в которой высказала сожаление, что доставила столько огорчений. Было видно, что она решила не сдаваться. Окончательно мисс Беллами разрядилась, набросившись на Ричарда, Уорэндера и Чарльза, после чего удалилась, так и не поинтересовавшись их реакцией. В смятении те скрылись в кабинете Чарльза, откуда послышались звуки приглушенного, то и дело прерывающегося разговора. Великолепно одетая, в перчатках, она вышла из дома и, картинно замерев на мгновение на ярко освещенном солнцем пороге, направилась к «Пегасу».

Октавиуса в магазине не было. Анелида только что закончила уборку. Ее руки были испачканы, на лице – грязное пятно. Когда Ричард, обидевшись, ушел, она немного поплакала, а привести себя в порядок времени не было. Так что выглядела она не лучшим образом.

Мисс Беллами почувствовала невыразимое облегчение. Она повела себя с Анелидой чрезвычайно мило, рассказала, что много слышала об их магазине от мужа и Ричарда Дейкерса, от этих чудаков, этих книжных червей, которым так удобно иметь их лавку под боком. Она знает о желании Анелиды попасть на сцену. Та подтвердила, что работает в театре «Бонавентур». Мисс Беллами великодушно заявила, что в отличие от многих своих друзей, считает, что такие маленькие театральные студии приносят много пользы хотя бы тем, что ставят пьесы, которые в других театрах никогда бы не увидели свет рампы… Анелида держалась скромно, у нее были хорошие манеры, и она, предположила мисс Беллами, была ошеломлена оказанной ей честью. Такое объяснение свидетельствовало о возникшем расположении мисс Беллами.

«Весьма уравновешенная особа», – подумала она с облегчением, становясь все приветливее: уравновешенность никогда не казалась ей привлекательным качеством.

Вернулся с покупками Октавиус и имел полный успех. Мисс Беллами должна была признать, что Анелида представила его очень мило. А он, сняв со своей взъерошенной головы шляпу, улыбнулся так широко, что лицо его вдруг напомнило комедийную маску.

– Как я счастлив! – воскликнул он, с изысканной четкостью выговаривая слова. – Что говорить, когда сама Богиня Весны явилась к нам в дом?

Мисс Беллами поняла общий смысл фразы, и ее настроение улучшилось. Она тепло поблагодарила его за телеграмму, и он немедленно преисполнился чувством удовлетворения самим собой.

– Ваш супруг и ваш подопечный, – сказал Октавиус, – говорили нам о грядущем событии и, знаете, я подумал, что хлопанье в ладоши – это ничтожно малая плата за то удовольствие, которое вы нам всегда доставляли, – он взглянул на нее уголками глаз. – Это был порыв старомодного чудака, – добавил он, слегка поклонившись. А Анелида подумала, что уж лучше бы он этого не делал.

– Это так мило с вашей стороны, – мисс Беллами никак не могла успокоиться. – Вы и представить себе не можете, какое доставили мне удовольствие! Да, я еще не поблагодарила вас за ту божественную картину, которую вы разыскали для меня по просьбе Дикки и… – она начала импровизировать под влиянием момента, – за чудесное издание… – тут к собственной досаде она забыла и автора, которого купил Чарльз, и цитату из телеграммы. Она несколько раз взмахнула рукой, выражая неописуемый восторг, и вспомнив, к счастью, фамилию, воскликнула: – Издание Спенсера.

– Вы любите Спенсера? Я рад это слышать.

– Ужасно люблю. А теперь, – продолжала она с очаровательно застенчивым видом, – я хочу вас кое о чем попросить. Не сочтите только это неуместным, но я пришла пригласить вас. Я знаю, вы близкие друзья моего подопечного – Дикки. Я тоже, как и вы, человек импульсивный и мне хочется, чтобы вы оба пришли сегодня вечером на мой скромный прием. Только коктейли и несколько занятных друзей в половине седьмого. Пожалуйста, не отказывайте мне в мой день рождения, приходите! Скажите да.

Октавиус порозовел от удовольствия и не слышал, как подошедшая к нему поближе племянница поспешно сказала:

– Дядя, думаю, что не надо…

– Никогда в жизни, – проговорил Октавиус, – не был я на приеме в театральном мире. Я просто не знаю, что это такое. Это чрезвычайно любезно с вашей стороны пригласить нас. Конечно, моя племянница вхожа в театральные сферы, но не на таком высоком уровне. Правильно я говорю, Нелл, милая?

– Это ужасно любезно, – начала Анелида, но мисс Беллами уже было не остановить. Она порывисто схватила Октавиуса за руку и обратила к нему сияющее лицо.

– Вы придете? Как это великодушно с вашей стороны. Я так боялась, что вы сочтете меня назойливой. Или что будете заняты! И вот теперь все в порядке! Как это чудесно!

– Мы совершенно свободны, – сказал Октавиус. – Анелида не бывает занята в театре по понедельникам. Она даже предлагала мне помочь составить новый каталог. А я в восторге от приглашения.

– Чудесно, – весело повторила мисс Беллами. – А теперь я должна бежать. Au revoir.[2]2
  До свидания (фр.).


[Закрыть] До вечера!

И она буквально вылетела из магазина, переполненная ощущением, что сделала нечто действительно восхитительное.

«Я держалась с ними по-настоящему сердечно, – думала она. – Поистине, это величайшая любезность с моей стороны. Дикки будет растроган. А стоит ему увидеть такую неинтересную и молчаливую девицу в привычной для него обстановке, как чувства его к ней моментально улетучатся, даже если они у него и были».

Эта провидческая картина совершенно успокоила Мэри, и остатки ее гнева растворились в свете любвеобильного великодушия. Вернувшись домой, она встретила в холле Ричарда.

– Дорогой мой! – воскликнула мисс Беллами. – Все устроилось! Я виделась с твоими приятелями и пригласила их. Этот старозаветный чудак – просто прелесть, да? Восхитительный! И девочка очень миленькая. Ты доволен?

– А что? – спросил удивленный Ричард, – они… Анелида сказала, что они придут?

– Мой дорогой, неужели ты думаешь, что статисточка из «Бонавентура» откажется от приглашения на прием по случаю моего дня рождения?

– Она не статистка, – возразил Ричард. – Они сейчас ставят «Пигмалиона», и она играет Элизу.

– Бедняжка!

Он хотел что-то сказать, но промолчал.

– Есть, – продолжала мисс Беллами, – в этих студиях нечто бесконечно жалкое. Джинсы, бороды и, без сомнения, буфеты.

Ричард ничего не ответил, и она продолжала добродушно:

– Ну что ж, надо сделать так, чтобы они не очень стеснялись, правда? Я попрошу Мориса и Чарльза быть с ними полюбезнее. А теперь, радость моя, я отправлюсь на свидание с Великой Пьесой.

– Знаешь, я хотел там кое-что исправить, – поспешно сказал Ричард. – Не могли бы мы…

– Золото мое, ты такая прелесть, когда вот так паникуешь. Я ее прочитаю и оставлю у тебя в кабинете. С богом!

– Мэри!.. Спасибо, Мэри.

Наградив его мимолетным поцелуем, она почти взбежала наверх читать пьесу и позвонить Рози и Берти. Она им скажет только, что не хочет, чтобы малейшее облачко раздора омрачало ее день рождения и напомнит, что ждет их в шесть тридцать. Она покажет им, какой великодушной она может быть.

– В конце концов, – размышляла мисс Беллами, – они и без того будут волноваться, потому что стоит мне только заявить в Правлении…

В свою комнату она вошла вполне успокоившись.

К несчастью, ни Рози, ни Берти дома не оказалось, и она поручила им все передать. Был час дня. До ленча оставалось полчаса, и можно было отдохнуть и просмотреть пьесу Ричарда.

– Устроимся-ка поудобнее, – сказала она себе, располагаясь в шезлонге в нише окна. Заметив, что на азалиях вновь завелись вредители, про себя отметила, что их нужно будет опрыскать, и лениво обратилась к пьесе. «Бережливость в раю». Очень неудачное название. А может, это цитата? Диалоги совсем не похожи на Дикки. Казалось бы, они состоят из вполне понятных фраз, а все вместе напоминает заумные шуточки театра абсурда. В стихах это написано или нет? Она прочитала описание главной героини: «На сцене появляется Мими. Ей можно дать и девятнадцать и двадцать девять лет. Ее отличает не броская, а потаенная красота. Она обольстительна без внешнего блеска. Невинна и опасна».

«Гм», – подумала тут мисс Беллами и продолжала читать: «От суфлерской будки выходит Ходж. Взглянув на Мими, присвистывает от восхищения. Напоминая повадками кота, всем видом показывает свои чувства».

Так почему эта строчка вызвала вдруг какие-то дурные опасения? Она полистала страницы. Роль была очень большая: «Мими: Неужто все во мне переменилось, иль просто мне не дано понять своих желаний?»

– Черт побери! – подумала мисс Беллами.

Но прочитав одну-две строки вслух, она решила, что в них что-то есть. Проглядывая пьесу дальше, она чувствовала себя все более польщенной. Ведь Дикки пытался написать для нее такую чудесную роль. Совсем другую. Конечно, это все придется переделать, но во всяком случае, уже дорого намерение доставить ей удовольствие.

Руки с пьесой склонились на грудь. После припадков ярости Мэри всегда ощущала усталость. Но перед тем как заснуть окончательно, она вдруг опять почувствовала непонятный внутренний толчок, потрясший все тело. В это время она подумала о Рози. Было, ли это ощущение вызвано приступом ненависти или каким-то недомоганием? Но какова бы ни была причина, мисс Беллами заснула наконец тяжелым сном.

В комнату вошла Флоренс. В руках у нее был флакон духов «Великолепие». На цыпочках она прошла по комнате и поставила духи на туалетный стол, потом постояла немного, глядя на мисс Беллами. За шезлонгом располагались ряды горшков с тюльпанами и азалиями, а среди них – аэрозольный баллончик с ядом. Флоренс нагнулась над хозяйкой, чтобы взять его и спрятать. Она сделала это очень осторожно, но мисс Беллами в этот момент зашевелилась. Флоренс выпрямилась и на цыпочках вышла из комнаты.

На площадке стояла Старая Нинн. Скрестив на груди руки, она вопросительно посмотрела на Флоренс.

– Спит, – ответила та, кивнув головой. – Баю-баюшки.

– Всегда так после этих тарарамов, – заметила Старая Нинн и добавила без всякого выражения: – Погубит она мальчика.

– Она себя погубит, – ответила Флоренс, – если не будет осторожнее.