Текст книги "Смерть в день рождения"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

4

Рози и Берти даже не пытались скрыть испуга. Было ясно, что больше всего на свете они хотели бы улучить момент и посовещаться. Гантри, сложив на груди руки, откинулся на спинку стула и смотрел в потолок. Казалось, что он собирался выступить с протестом на заседании актерской гильдии. Уорэндер принял вид старейшего члена клуба на заседании клубного комитета. Чарльз, тяжело вздохнув, закрыл лицо руками.

Фокс вышел в холл. Когда он открывал дверь, высокие напольные часы у лестницы пробили одиннадцать раз. Собравшиеся за столом невольно вскрикнули. Некоторые в отчаянии посмотрели на часы.

– Тем временем, – проговорил Аллейн, – попытаемся разобраться в положении мистера Ричарда Дейкерса.

Сердце Анелиды сильно забилось:

«Я очутилась в чудовищном положении, – подумала она. – Я полностью доверилась человеку, которого почти не знаю. Это ведь уже подвижничество, а готова ли я к нему?» Повернувшись, Анелида посмотрела на Ричарда и ясно поняла, что никуда ей не деться, что, хочет она того или нет, преданность ее этому человеку будет жить в ней всегда. «Похоже, – думала с удивлением Анелида, – такой и бывает любовь».

Наблюдая, как присутствующие реагируют на его слова, Аллейн заметил, что сложенные на коленях руки Старой Нинн судорожно задвигались. Видел, как во взгляде Флоренс мелькнуло нечто похожее на торжество. Видел, как побледнело неподвижное лицо Уорэндера.

Аллейн еще раз перечислил действия Ричарда вплоть до его возвращения в дом.

– Вы видите, – сказал он, – у нас здесь остались белые пятна. Мы не знаем, что произошло между мистером Дейкерсом и мисс Беллами в ее спальне. Но мы знаем, что бы там ни случилось, мистера Дейкерса это расстроило. Мы знаем, что он бродил по Челси. Мы знаем, что он вернулся. Мы не знаем зачем.

– Я хотел, – сказал Ричард, – забрать копию пьесы.

– Хорошо. А почему вы раньше об этом не сказали?

– Я совершенно забыл, – удивленно ответил он.

– Вы помните, что делали еще?

– Я поднялся за ней в свой прежний кабинет.

– А что еще вы делали там?

Ответа не последовало.

– Вы написали письмо, да? – спросил Аллейн.

Ричард в ужасе посмотрел на него.

– А… откуда… почему вам?.. – он в отчаянии махнул рукой и замолчал.

– Кому это письмо?

– Это частное. Я не хочу отвечать на этот вопрос.

– Где оно сейчас? У вас не было возможности его отправить?

– Я… у меня его нет.

– Что вы с ним сделали?

– У меня его нет, – возвысил голос Ричард. – Надеюсь, оно уничтожено. Оно никак не связано со всем этим. Я же вам уже сказал, что письмо частное.

– Если это так, я вам обещаю, что оно таким и останется. Скажите мне конфиденциально, о чем оно?

Ричард посмотрел на него, поколебался, а потом ответил:

– Простите, но я не могу.

Аллейн вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

– Прочитайте, пожалуйста. Может, это вам многое прояснит.

– Я могу… ладно, – Ричард взял бумагу, встал из-за стола и подошел к настенному светильнику. Развернул листок и пробежал текст глазами. Потом, сжав письмо в кулаке, быстро приблизился к Уорэндеру и бросил ему в лицо: – Вам обязательно было это делать? Боже мой! Что вы за человек! – И он вернулся на свое место рядом с Анелидой.

Уорэндер смертельно побледнел и, нервно сжимая руки, произнес изменившимся голосом:

– Я не понимаю. Я ничего не делал. Что ты хочешь сказать? – Дрожащей рукой он полез во внутренний карман пиджака: – Нет! Это не… Не может быть.

– Полковник Уорэндер не показывал мне письма, – обратился Аллейн к Ричарду. – Я узнал его содержание совершенно иным способом. Оригинал же, я полагаю, до сих пор у него в кармане.

Уорэндер и Ричард смотрели друг на друга.

– Тогда, черт побери, каким образом… – начал Уорэндер и замолчал.

– Очевидно, – заметил Аллейн, – эта запись довольно близка к оригиналу. Я не собираюсь делать ее сейчас достоянием гласности. Я только хочу заметить, что, когда вы, мистер Дейкерс, вернулись сюда во второй раз, вы написали это письмо, а потом, когда лежали на диване в гостиной, вы передали его полковнику Уорэндеру, специально сказав, чтобы я слышал, что забыли о его просьбе отправить его по почте. Вы согласны?

– Да.

– Я полагаю, что письмо как-то связано с тем, что произошло между вами и миссис Темплетон в ее комнате, когда вы были там наедине, то есть за несколько минут до ее смерти. И вы хотели, чтобы полковник Уорэндер его прочитал. Я все еще готов выслушать конфиденциально все, что вы захотите мне рассказать.

Наступившее молчание показалось Анелиде бесконечным.

– Хорошо, – произнес Аллейн. – Оставим это на время.

Никто из присутствующих не смотрел на Ричарда. Анелида вдруг с ужасом вспомнила, как однажды Аллейн говорил ее дяде: «В случае тяжких преступлений, караемых смертной казнью, можно сразу догадаться, какое решение вынесут присяжные: если они признали подсудимого виновным, то, возвращаясь с совещания, они никогда на него не глядят».

С чувством, что совершает нечто важное, Анелида повернулась к Ричарду, посмотрела ему прямо в лицо и нашла в себе силы улыбнуться.

– Все будет хорошо, – ласково ответил он.

– Подумайте только, хорошо! – желчно передразнила Флоренс. – Что-то не вижу я здесь ничего хорошего и удивляюсь, как вы можете так говорить.

В ответ на ее слова разгневанная Нинн обрушила шквал огня:

– Ты скверная девчонка, Флой, – заявила она, навалившись на стол и вся дрожа. – В тебе нет ничего, кроме злости и ревности. И всегда так было.

– Благодарю вас, миссис Пламтри, – парировала Флоренс, визгливо рассмеявшись. – Всем известно, кто у вас в любимчиках, миссис Пламтри, особенно после стакана портвейна. Вы и перед убийством не остановитесь, чтобы только защитить кое-кого.

– Нинн, – вмешался Ричард, прежде чем та успела что-нибудь сказать, – ради всего святого, дорогая, умолкни.

Старуха протянула маленькие узловатые ручки к Чарльзу Темплетону:

– Защитите его, сэр. Защитите его!

– Не надо так волноваться, Нинн. В этом нет никакой нужды, – мягко ответил Чарльз.

– В этом и не должно быть нужды, – закричала Нинн. – И она знает это так же хорошо, как и я, – старуха повернулась к Аллейну. – Я вам говорила. Ведь говорила же я вам! После того как мистер Ричард вышел из комнаты, я слышала ее. И эта ехидна знает об этом не хуже меня, – искривленным старческим пальцем она показала на баллон. – Я слышала, как она пользовалась этой штукой, хотя и все ее предостерегали.

– Откуда вы знаете, Нинн, что это был аэрозольный баллон?

– А что еще могло быть?

– Это мог быть пульверизатор с духами, – ответил Аллейн.

– Если бы! Но даже если бы это был он, то какая разница.

– Боюсь, что разница была, – сказал Аллейн. – Если в пульверизаторе был яд.

Глава 7
Второй выход мистера Маршанта

1

Теперь пульверизатор, флакон и аэрозольный баллон оказались в центре всеобщего внимания. Три предмета на столе вдруг стали главными героями драмы. Но для того чтобы они попали на сцену, понадобились усилия многих безвестных статистов, от которых сидящий здесь бесстрастный зритель и ждал ответа. В комнате царило мертвое молчание.

Первым заговорил Тимон Гантри.

– А у вас есть факты, – спросил он, – подтверждающие это страшное предположение?

– Есть, – ответил Аллейн, – но пока я не намерен говорить о них подробно. Вы можете считать это Reductio ad absurdum.[3]3
  Доведение до абсурда (лат.).


[Закрыть] Все другие варианты просто не подходят.

– Будем надеяться, – добавил он, – что химический анализ содержимого пульверизатора подтвердит мою версию. Предположение исходит из того, что у миссис Темплетон после скандала не было никаких оснований заниматься опрыскиванием цветов или самой себя инсектицидом. Тогда, скорее всего, можно предположить, что она взяла пульверизатор и пользовалась именно им.

– Но не в лицо же, – неожиданно вмешался Берти. – Никогда бы она не стала направлять его прямо в лицо. И уж не после того, как наложила грим. Ведь не стала бы, Рози, правда?

Но Рози ничего ему не ответила. Она смотрела на Аллейна.

– Все равно, – сердито повторил Берти, – не стала бы.

– А вот и нет, мистер Сарасен, – резко возразила Флоренс. – Она так и делала. Всегда. Издалека, чтобы до нее доходили только мельчайшие брызги. Она так делала. И полковник, и мистер Темплетон могут засвидетельствовать это. Вот только сегодня, перед приемом.

– Ваши слова подтверждают мои предположения, – сказал Аллейн, – но доказать мы по-прежнему ничего не можем. Давайте оставим это на время. Я веду расследование весьма необычным способом и не вижу причин скрывать от вас, почему я действую именно так. Я ясно вижу, что вы тщательно оберегаете от меня многие факты, которые могли бы сыграть в нашем деле решающую роль. Но я все же надеюсь, что вы поймете бесполезность подобной тактики, – и не дожидаясь, пока они придут в себя от изумления, Аллейн продолжал: – Возможно, я заблуждаюсь, но мне кажется, что каждый из вас, за единственным исключением, совершает ошибку, что-то утаивая. Я сказал «совершает ошибку», потому что ни на минуту не верю в тайный сговор в этом деле. Я считаю, что один из вас в состоянии сильного душевного надлома поступил таким исключительным и необычным образом. Мой долг выяснить, кто этот человек. Так что продолжим, – и он посмотрел на Чарльза. – В бывшем кабинете мистера Дейкерса лежит руководство по ядам. Полагаю, что книга принадлежит вам, сэр?

Чарльз поднял руку, но, увидев, что она дрожит, опустил опять.

– Да, – сказал он, – я купил ее неделю назад. Я хотел прочитать о пестицидах.

– О господи! – воскликнул Берти и уставился на него.

Все в изумлении замолчали.

– Вас заинтересовал именно этот пестицид? – спросил Аллейн, показывая на аэрозольный баллон.

– Да. Там приводится формула. Я хотел взглянуть, что это такое.

– Ради бога, Чарльз! – воскликнул Уорэндер. – Какого дьявола ты не выражаешься яснее?

Чарльз ничего не ответил, и Уорэндер обратился к Аллейну:

– Он волновался из-за этой чертовой дряни, – объяснил он, показывая рукой на баллон. – Говорил Мэри. Давал книгу…

– Да? – произнес Аллейн, потому что тот вдруг замолчал. – Кому он ее показывал?

– Мне, черт побери, мне. Мы оба пытались уговорить Мэри не пользоваться этим ядом. И он давал ее прочитать мне.

– И вы читали?

– Конечно! Полно всяких научных выкрутасов, но совершенно ясно, насколько опасна эта штука.

– А что вы сделали с книгой?

– Сделал? Не знаю. А, да, вспомнил. Дал ее Флоренс и попросил отнести Мэри, чтобы она прочитала. Так, Флоренс?

– Не помню я этого, сэр, – ответила Флоренс, – не помню. Может быть.

– Попытайтесь вспомнить, пожалуйста, – попросил Аллейн. – Вы действительно показывали книгу миссис Темплетон?

– Только не я. Уж за это она меня бы не поблагодарила, – Флоренс повернулась и посмотрела на Старую Нинн. – Вот сейчас вспомнила. Я показывала ее миссис Пламтри. Отдала ей.

– Что вы сделали с книгой, Нинн?

– Куда-то положила, – посмотрела на него старуха. – Мерзкая книга.

– Куда положили?

– Не помню.

– В кабинет наверху?

– Может. Не помню.

– Так, хватит о книге, – сказал вдруг Аллейн и повернулся Уорэндеру. – Вы только что сказали нам, сэр, что перед приемом щедро опрыскали миссис Темплетон из пульверизатора. Ничего плохого не случилось. А что вы делали потом?

– Что делал? Ничего. Ушел.

– Оставили мистера и миссис Темплетон одних?

– Да. Хотя, наверное, там была и Флоренс.

– Нет. Не было меня там. Прошу извинить, сэр, – снова вмешалась Флоренс, – но я ушла вслед за вами, поскольку в моих услугах больше не нуждались.

– Вы согласны? – спросил Аллейн Чарльза Темплетона.

Тот провел рукой по глазам.

– Кто? Я? Да. Кажется.

– Расскажите, что случилось потом, когда вы остались вдвоем.

– Мы немного поговорили.

– О чем?

– Я просил ее не пользоваться этими духами. Боюсь, что погорячился, – он посмотрел на Рози. – Извини, Рози, я не… мне просто они не понравились. Наверное, мои вкусы безнадежно устарели.

– Ничего, Чарльз. Господи, – добавила она вполголоса. – Хоть бы мне их никогда в жизни больше не нюхать.

– Миссис Темплетон согласилась с вами?

– Нет, – ответил он сразу. – Не согласилась. Она считала, что я не прав.

– Говорили вы еще о чем-нибудь?

– Насколько я могу припомнить, ни о чем существенном.

– И это все?

– Да.

– Может, ваш разговор касался полковника Уорэндера и мистера Дейкерса?

– Черт побери! – заорал Уорэндер. – Он уже вам сказал, что больше не говорил ни о чем!

– Нет, наш разговор их не касался, – ответил Чарльз.

– Куда вы направились после окончания разговора?

– Я спустился к себе в кабинет. Немного позже пришел Ричард и стал звонить. Мы оставались там до приезда первых гостей.

– А вы, полковник Уорэндер? Где были вы в это время? Что вы делали после того, как вышли из спальни?

– А-а-а… я был в гостиной. Она… э-э-э, Мэри пришла туда. Ей хотелось иначе расставить столы. Грейсфилд и другие ребята это быстро проделали. А мы с ней немного выпили.

– Как она себя вела?

– Была довольно взвинчена. Раздражена.

– Почему?

– День выдался утомительный.

– А что было особенно утомительным?

Полковник взглянул на Ричарда.

– Да как будто бы ничего особенного, – ответил он.

Вернулся Фокс.

– Мистер Маршант будет здесь через четверть часа, сэр, – сообщил он.

На лицах Рози, Берти и Тимона Гантри мелькнула тень страха.

– Хорошо, – Аллейн поднялся из-за стола и подошел к смятому листку бумаги, который все еще лежал там, куда забросил его Ричард.

– Вынужден попросить полковника Уорэндера и мистера Дейкерса уделить мне несколько минут наедине. Мы можем расположиться в кабинете.

Оба резко поднялись и деревянной походкой последовали за Аллейном. Пропустив их в кабинет, Аллейн повернулся к вышедшему из дверей столовой Фоксу:

– Лучше, если этим я займусь один, Фокс. Отошлите, пожалуйста, пузырьки на срочную экспертизу. Скажите им, что мы ищем следы пестицида в пульверизаторе. Именно следы. Большего им не найти, я думаю. Скажите, что нам это нужно как можно скорее. Потом возвращайтесь в столовую. До встречи!

В кабинете Чарльза Темплетона, таком сейчас неуместно приветливом и уютном, Аллейна ожидали, все еще не глядя друг на друга, Уорэндер и Дейкерс.

– Я пригласил вас сюда без свидетелей, – сказал Аллейн, – чтобы подтвердить или опровергнуть тот вывод, который я сделал из истории с письмом. Если я ошибаюсь, разрешаю вам поколотить меня поодиночке или вместе, дать пощечину или что там еще принято в обществе в подобных случаях? Хотя сам я и не советую вам этим заниматься.

Те ошарашено посмотрели на него. Аллейн расправил смятый лист бумаги.

– Ну что ж, – сказал он, – пошли дальше. Судя по вашей реакции, я правильно угадал содержание письма. Основываясь на этом, хочу представить вам свою версию.

Разгладив смятый листок, он продолжал:

– Кстати, письмо восстановлено по отпечаткам на пресс-папье. Оригинал был написан, полагаю, для миссис Темплетон, когда вы, – он посмотрел на Ричарда, – вернулись сюда во второй раз. Сейчас я прочитаю свою запись вслух, а вы, надеюсь, поправите меня там, где я ошибусь.

– Нет необходимости, – сказал Уорэндер.

– Возможно. Значит, вы предпочитаете показать мне оригинал?

С робостью, которая так не шла ему, полковник обратился к Ричарду:

– Я сделаю, как ты скажешь.

– Хорошо. Пожалуйста. Показывай, – ответил тот.

Вытащив из внутреннего кармана пиджака конверт и положив его на стол, Уорэндер подошел к камину. Отвернувшись, он остался стоять там.

Аллейн взял конверт. На нем зелеными чернилами было написано одно слово «Мэри». Положив рядом письмо и свой текст, он начал читать.

В комнате стояла гнетущая тишина. Было слышно лишь, как в камине, потрескивая, догорали поленья и по площади проезжали редкие машины. В холле пробили часы.

Я вернулся, – читал Аллейн, – чтобы сказать, что нет смысла притворяться, будто это не явилось для меня ударом, и что пока я не могу разобраться в своих чувствах. Но я уверен, что нам лучше не встречаться. Я не могу выразиться яснее, но, по крайней мере, совершенно твердо знаю, что никогда не смогу простить сегодняшнюю выходку по отношению к Анелиде. Нужно было с самого начала рассказать мне обо всем. Р.

– Таким образом, мой текст полностью совпадает с этим, – произнес Аллейн, складывая листки. – Почерк мистера Дейкерса.

Ни Уорэндер, ни Ричард не шелохнулись.

– Я полагаю, – продолжал Аллейн, – когда вы вернулись сюда последний раз, вы написали это письмо и собирались подсунуть его ей под дверь. Подойдя к комнате, вы услышали голоса, потому что там работали мои люди. Тогда вы спустились вниз, где вас и задержал констебль. Вы вошли в комнату, где я допрашивал остальных. Письмо было у вас во внутреннем кармане. Вы хотели от него избавиться. В то же время вы хотели, чтобы полковник Уорэндер знал о его содержании. Поэтому, когда вы лежали на диване в гостиной, вы передали конверт полковнику. Так?

Ричард кивнул и отвернулся.

– Сегодня вечером, – продолжал Аллейн, – после ухода мистера Дейкерса из книжного магазина «Пегас», вы, полковник, нанесли визит Октавиусу Брауну. Было уже темно, вы стояли на фоне окна, и вошедший Октавиус принял вас за мистера Дейкерса, решив, что тот опять вернулся. Он не мог сообразить, почему вдруг обознался, но я полагаю, что могу это объяснить. У вас одинаковая форма головы, почти идентичная линия лба, носа и подбородка. Поэтому в сумерках в профиль вы поразительно похожи. Хотя лицо полковника Уорэндера много шире, а подбородок тяжелее. В этом отношении мистер Дейкерс, полагаю, похож на мать.

2

– Что ж, – произнес Аллейн после затянувшегося молчания, – хорошо уже то, что меня, кажется, не собираются бить.

– Мне нечего сказать, – произнес Уорэндер. – Обстоятельства сложились таким образом, что у меня не было возможности поговорить с… – он поднял голову, – со своим сыном.

– Я не имею ни малейшего желания обсуждать это, – отозвался Ричард. – Мне надо было рассказать все с самого начала.

– А между тем, – проговорил Аллейн, – вы сами узнали все только сегодня вечером. Когда вы вернулись из «Пегаса» и прошли со своей матерью наверх. Там она все вам и открыла.

– Но почему? – закричал Уорэндер. – Почему? Почему?

– Она очень разозлилась на меня, – пояснил Ричард, взглянув на Аллейна. – Вы уже слышали и, наверное, догадываетесь, что она решила, будто я плету против нее заговор.

– Ну и?..

– Это все. Вот так все и случилось.

Аллейн ждал.

– Хорошо, – воскликнул Ричард, обхватив руками голову. – Хорошо! Я расскажу вам. Кажется, я вынужден это сделать. Она обвинила меня в неблагодарности и предательстве. Я ответил, что больше ничем ей не обязан. Что я уже отблагодарил ее за все. Я бы этого никогда не сказал, но она оскорбила Анелиду. Тогда она подошла ко мне вплотную и… это было ужасно, я видел, как у нее нервно дергалась щека. Она все время повторяла, что я ей обязан всем, всем и что, действуя за ее спиной, я оскорбил ее. Тогда я заявил, что она не имеет права командовать мной ни в моих привязанностях, ни в моей работе. Она закричала, что имеет полное право… и тогда же все и сказала. Это вышло в пылу ссоры, мы оба были вне себя. Закончив говорить, она расхохоталась, как будто завершила главный монолог в своем спектакле. Если бы она этого не сделала, я, возможно, почувствовал бы сострадание, или угрызения совести, или что-нибудь в этом роде. Но тогда я ощущал себя обманутым, больным и опустошенным. Пока я бродил, все время пытался осознать, чувствую ли я себя так, как должен чувствовать человек, вновь обретший свою мать. Но испытывал лишь легкое отвращение, – Ричард отошел, а потом снова повернулся к Аллейну. – Но я не убивал свою… – он глубоко вздохнул, – новоявленную мать. Все-таки не до такой степени я ублюдок.

– Дикки! Ради всего святого! – воскликнул Уорэндер.

– Просто из интереса, скажите, – проговорил Ричард, – существовали люди по фамилии Дейкерс или нет? Молодая пара, погибшая при автокатастрофе? Австралийцы? Так мне всегда говорили.

– Это… это семейное имя. Девичья фамилия моей матери.

– Понятно, – сказал Ричард. – Мне просто было любопытно: очевидно, вам не пришло в голову на ней жениться, – вдруг он замолчал, а потом с ужасом воскликнул: – Извини, извини, Морис. Прости меня! Я не соображаю, что говорю.

– Ну что ты, мой дорогой. Конечно, я хотел на ней жениться. Но это она не соглашалась. Она только начинала свою карьеру, и что мог предложить ей я? Маленькое жалованье и подневольную военную жизнь? Естественно, она не собиралась все бросать и следовать за полковым барабаном.

– А Чарльз?

– У него было другое положение. Совершенно другое.

– Он был богат? У него были возможности создать ей тот образ жизни, о котором она мечтала?

– Ну, не надо говорить так, – пробормотал Уорэндер.

– Бедный Чарльз! А он знал?

– Нет, – ответил Уорэндер, мучительно краснея. – К тому времени между нами все было давно кончено.

– А он верил в сказку о Дейкерсах?

– Я думаю, – помолчав, проговорил Уорэндер, – он верил всему, что говорила Мэри.

– Бедный Чарльз! – повторил Ричард, а потом повернулся к Аллейну.

– Ведь вы ему не скажете? Хотя бы не теперь! Это убьет его. В этом нет нужды?

– Я пока таковой не вижу.

– А ты? – он повернулся к Уорэндеру.

– Ради бога, Дикки!

– Да, конечно, уж ты-то говорить не будешь.

Наступило долгое молчание.

– Я вспомнил, – сказал наконец Ричард, – как однажды она мне говорила, что это ты их познакомил. Какие двойственные роли обоим пришлось играть. Как в комедии эпохи Реставрации.[4]4
  Период вторичного правления династии Бурбонов в 1814–1830 годах.


[Закрыть]

Очевидно, оба они забыли об Аллейне. И первый раз посмотрели друг другу прямо в глаза.

– Смешно, – сказал Ричард, – я часто гадал, не был ли Чарльз моим отцом. Думал, может, тут какая-то добрачная связь. Мне казалось, что я видел в нас сходство. Безусловно, семейное. Вы ведь с Чарльзом довольно похожи, правда? Должен признаться, я никогда не верил в эту историю с Дейкерсами. Но почему же мне никогда и в голову не приходило, что она моя мать? Как замечательно ей удалось отстраниться от всего этого.

– Я не знаю, что тебе ответить, – воскликнул Уорэндер. – Мне нечего сказать.

– Ничего.

– Это не должно повлиять на твою жизнь. На твою работу. Или на женитьбу.

– Не знаю даже, как ко всему этому отнесется Анелида. Если только, – он повернулся к Аллейну, как бы внезапно вспомнив о его присутствии. – Если только мистер Аллейн не арестует меня по обвинению в убийстве матери, и тогда все проблемы прекрасно разрешатся сами собой.

– Я бы на это не очень рассчитывал, – ответил Аллейн. – А вдруг вы сможете оправдаться. Сможете?

– Откуда, черт побери, мне знать? Что я должен был совершить?

– Важнее то, что вы не совершили. Где вы обедали днем? Здесь?

– Нет, в ресторане. У меня была деловая встреча.

– А потом?

– Я вернулся к себе и немного поработал. Приходила машинистка.

– Когда закончили?

– Около шести. Я ждал междугороднего звонка из Эдинбурга. И все время поглядывал на часы, потому что уже опаздывал. Мне нужно было прийти сюда к шести и заняться напитками. Тогда я перенес разговор на этот номер. Поэтому я и опоздал. Мэри была уже внизу. Разговор дали без пятнадцати семь, вскоре после моего приезда.

– Откуда вы разговаривали?

– Отсюда, из кабинета. Чарльз тоже был здесь. Он скверно выглядел, и я беспокоился из-за этого. Но он не был расположен к беседе со мной. Линия с Эдинбургом все время прерывалась, и я вынужден был ждать, потому что разговор был важным. Мэри была очень недовольна. Я кончил, когда уже стали приезжать первые гости.

– А что вы делали потом?

– Отправился с Чарльзом в гостиную и делал, что мне было положено.

– Вы не приносили ей пармские фиалки?

– Я? Нет! Она их терпеть не могла.

– А вы видели фиалки в ее комнате?

– Я туда не поднимался. Я уже говорил вам, что был здесь, в кабинете.

– Когда вы были в ее комнате в последний раз?

– Сегодня утром.

– Вы не заходили туда между утренним визитом и этим последним, после вашего возвращения из «Пегаса», когда произошла та бурная сцена?

– Я же говорил вал. Как бы я смог? Я… – немного успокоившись, он продолжал: – Я был все время с Анелидой, пока она не ушла, а потом тотчас пошел за ней.

– Хорошо, – подумав, проговорил Аллейн. – Если все это подтвердится, а никаких препятствий к этому я не вижу, то вы окажетесь вне подозрений.

Уорэндер, быстро обернувшись, что-то воскликнул, но Ричард спросил ровным голосом:

– Я не понимаю.

– Если наша версия правильна, то на самом деле преступление было подготовлено между шестью часами, когда полковник опрыскал миссис Темплетон из пульверизатора, и тем временем, когда она поднялась с вами к себе в спальню, то есть, по свидетельству фоторепортера, без двадцати пяти восемь. Комнату она уже больше не покидала и умерла через несколько минут после вашего ухода.

Ричард, который, казалось, не обратил внимания на первую половину фразы, при последних словах вздрогнул и посмотрел на отца, все еще стоявшего к ним спиной.

– Полковник Уорэндер. – спросил Аллейн, – почему вы заходили в «Пегас»?

– Какое это имеет значение? Хотел выяснить отношения. С девушкой.

– Но вы ее не видели?

– Нет.

– Морис, – резко произнес Ричард. Полковник посмотрел на него. – Я буду пока тебя называть по-прежнему, – продолжал Ричард. – Я знаю, что так не принято, но я не могу иначе. Нужно ко всему привыкнуть. Может быть, это затруднит привыкание для нас обоих, но здесь не знаешь, как себя вести. Надеюсь, что со временем все обойдется. Только дай мне это время.

– Я подожду, – глухо ответил полковник.

Казалось, он хотел дотронуться до сына рукой, но, взглянув на Аллейна, замер.

– Мне следует заняться работой, – сказал Аллейн. – Если вы понадобитесь, я позову.

И он вышел, оставив их в полной растерянности вдвоем. В холле его встретил Фокс.

– Забавная у меня там компания, – сказал Аллейн. – Парень встречается с отцом. Оба мучительно смущаются. Все же французы в таких ситуациях ведут себя куда непринужденнее. А как дела на вашем конце стола?

– Я вышел сообщить вам, сэр, что мистеру Темплетону опять стало плохо. Доктор считает, что его больше нельзя беспокоить. Его положили в гостиной. Но как только будет можно, он хочет уложить его в кровать. Решили устроить его в кабинете, чтобы не поднимать вверх по лестнице. Я думаю поручить это Флоренс и няньке, а доктор им поможет, когда потребуется.

– Хорошо. Да, компания премиленькая. Давайте-ка подумаем, куда бы нам спровадить нашего запутавшегося драматурга и его казенного образца папашу. Уж не в будуар ли покойной матушки? Впрочем, если хотят, пусть присоединяются к горе-убийцам в столовой. Никакой информации. Никто ничего мне не говорит. Что еще?

– О пармских фиалках никто не знает. Утверждают, что никто бы их туда не смог принести – для этого у них просто не было времени.

– Пропади оно все пропадом! Какой дьявол положил цветы на ее туалетный стол? Наемный бармен в пылу неразделенной страсти? И какого черта мы должны ломать себе голову над вялым пучком?

Подобно Шахерезаде, Фокс благоразумно хранил молчание.

– Прошу прошения, сэр, но я слышал, вы говорили о фиалках? – из глубины холла появился заметно осунувшийся Грейсфилд.

– Вы правильно слышали, – дружелюбно подтвердил Аллейн.

– Если это вам поможет, сэр, то скажу, что букетик пармских фиалок принесли перед самым приемом. Я открывал джентльмену и он их вручил мадам на площадке второго этажа.

– Вы, надеюсь, спросили его имя, Грейсфилд?

– Разумеется, сэр. Это был пожилой джентльмен из книжного магазина. Его зовут Октавиус Браун.