Текст книги "Фабрика звёздной пыли (СИ)"
Автор книги: Наталья Косухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
– А теперь послушайте меня внимательно – я никого не заставлял подписывать контракт, даже не уговаривал! Вы сделали это сами, добровольно. Разве не так? Этот проект четвёртый по счёту. Вы смотрели прошлые передачи и знали, на что идёте, теперь отступать и жаловаться поздно! Если вы ещё помните, наше шоу называется "Рождение звезды" и это не просто удачное сочетание слов – оно отражает главную идею проекта. Вы все здесь люди совершеннолетние и знаете что такое роды. Для тех, кто не знает, поясню: роды – это долгая мучительная пытка болью и страхом, предшествующая рождению новой жизни.
– Бывает и кесарево сеченье, это когда богатенькие папы за большие деньги безболезненно раскручивают своих детей, – пошутил Ермолов, но запнулся под взглядом Леонида Егоровича.
– Бывают и выкидыши, это когда никакая раскрутка не помогает, – спокойно парировал продюсер. – Ребята, я прекрасно понимаю как вам сложно, но мы ведь с вами не в детском саду. Наверное, каждый из вас за прошедший месяц хоть раз да пожалел о том, что попал сюда. Верно? А теперь представьте, что бы вы делали, не пройдя отборочный конкурс? Наслаждались бы свободой, пили пиво, отрывались в клубах, на дискотеках и по-чёрному завидовали тем, кто попал на проект, разве не так?
Конкурсанты молча переглянулись – возразить было нечего.
– Молчание – знак согласия, – удовлетворённо кивнул Зарецкий и продолжил свой монолог: – каждый из вас ещё на кастинге уверял меня, что любит музыку, и жизни без неё не представляет! Что, начиная выступать, забывает обо всём на свете и просто получает удовольствие от процесса. С тех пор что-то изменилось?
– Не изменилось, – вздохнула Олеся Раневская, оглянувшись в поисках поддержки. – Но как можно получать от удовольствие от процесса в подобной обстановке?
Серые глаза мужчины насмешливо сверкнули:
– Если ты имеешь в виду вездесущие камеры и коварного продюсера, то от этого тебя никто не избавит и в будущем – издержки профессии, Олеся. Став знаменитостью, ты каждый шаг будешь делать на камеру, только всё больше на скрытую и, поверь, папарацци гораздо коварнее меня.
Раневская покраснела, а Зарецкий продолжил неторопливо раскладывать всё и всех по полочкам:
– Не вижу связи между обстановкой и удовольствием в вашем случае. Ладно, допустим, в доме и на концертах вас напрягает, то, что вы постоянно в центре внимания. Ну а в переходе, дорогие мои, когда не было ни камер, ни меня, ни режиссёра, что мешало вам расслабиться и просто делать то, что вы якобы любите? Вот, тебе, Олеся, что мешало?
Раневская снова покраснела, но теперь уже от досады.
– А для кого там петь? Для бомжей?
– Там и прохожие были, – робко вставила худенькая большеглазая Кира, – мне даже кто-то двести рублей дал.
Олеся презрительно фыркнула:
– Чтож, Тимохина, похоже, ты нашла себя. Будешь выступать в переходах. А что, двести рублей в день – завидный заработок!
– В отличие от многих из вас, Кира их действительно заработала!
Зарецкий ободряюще погладил по плечу приунывшую девушку.
– Ты молодец, вот это я и называю – любить своё дело! У Тани Антоновой тоже неплохо получилось забыть и о присутствии бомжей, и об отсутствии достойных подмостков. К Кириллу также претензий нет. Он, как впрочем, и всегда, весь в музыке и совсем неважно, где она звучит, верно, Перваков?
Парнишка расплылся в счастливой улыбке:
– Я просто представлял себя на "Евровидение -2010", так что меня в переходе не было!
Зарецкий невольно улыбнулся в ответ, от этих ребят исходила такая мощная энергетика юности, что грустить и сердиться было просто невозможно.
– Надеюсь, ты занял первое место? А вот Юлиана совсем не старалась.
– А какой смысл стараться, если голоса нет! Фанеру в переходе не подключишь?! – надменно съязвила Таня Антонова.
Юлиана покраснела и возмутилась:
– Неправда! У меня есть голос! Я не виновата, что мне дают песни, в которых не раскроешься! Ой! – она испуганно посмотрела на Зарецкого и осеклась.
Продюсер покосился на наручные часы – пора закругляться. Нужно ещё уладить некоторые формальности с предстоящими похоронами, родственники Заряны отказались этим заниматься, сославшись на отсутствие средств.
– Девушки, не ссорьтесь! Вы все у меня очень талантливые, иначе вас бы здесь просто не было. А сейчас вам пора на занятия и не забывайте, что в эту субботу экзамен!
– А что там будет, ну хоть намекните! – взмолилась Олеся.
Леонид Егорович отрицательно покачал головой и улыбнулся:
– Не волнуйтесь, уверен, вы со всем справитесь!
Ребята дружно и разочарованно вздохнули.
– Леонид Егорович, а завтра, как всегда, Юрьев день? – на всякий случай уточнила Кира.
– Что? – Продюсер растеряно посмотрел на ребят. – Ах да, Юрьев день, я совсем забыл про него, даже не знаю, как теперь быть?
– А в чём проблема? – не поняла Олеся. – Вы же сами говорили – это одна из главных традиций конкурса, он будет?
"Проблема в том, что какая-то мразь убила Заряну, а значит, вы все в опасности и отпускать вас разгуливать по Москве без должной охраны, пусть и на несколько часов – непростительное безумие!" – подумал Зарецкий. Но нарушить любимую традицию конкурсантов значило обмануть ожидание публики, а это грозило падением рейтингов. Что же делать?
Мужчина долго молчал, прислушиваясь к мучительной внутренней борьбе, наконец, с тяжёлым вздохом сказал:
– Будет вам Юрьев день! Конечно, будет. Традиции нарушать нельзя.
Арбенин остановился возле пиццерии и вскоре вернулся с большой плоской коробкой вкусно пахнущей сыром и грибами.
– Держи, это твоё, – он сунул коробку удивлённой помощнице и сел за руль.
– Спасибо, я не голодна! – она решительно отложила угощение в сторону.
– Я тебя кормить не собираюсь, пицца нужна для дела.
– Слава богу, а то я подумала, что вы мне вот этим зарплату выдавать будете.
– А что – неплохая идея! Могу ещё одеждой расплатиться, держи, – Май достал из сумки, лежащей на заднем сиденье жёлто-зеленый костюм разносчика пиццы. – Вот, теперь полный комплект! Одевайся!
– Зачем?! Очередное маски-шоу?
– Не маски-шоу, а ещё один урок актёрского мастерства. Понимаешь, детектив он ведь, не священнослужитель: сознательные граждане, как правило, не спешат нам исповедаться, покаяться во всех грехах и показать где находятся изобличающие их улики. Поэтому мне и нужна твоя помощь, пока ты отвлекаешь клиента, я нахожу эти самые улики. Понятно?
– Не совсем, как можно отвлечь вот этим? – Ангелина недовольно покосилась на костюм и пиццу.
– Сейчас объясню. Я пойду, побеседую с Бодровым, а ты переодеваешься и ждёшь в машине. Если вдруг мне понадобится на пару секунд отделаться от хозяина, чтобы без проблем осмотреть его берлогу – я набираю твой номер и сразу сбрасываю. Получив сигнал, ты звонишь в пятнадцатую квартиру и не меньше пяти минут доказываешь нашему маньяку-неудачнику, что он заказывал пиццу. Справишься?
Ангелина поёжилась, представив себе эту ситуацию: целых пять минут в обществе ненормального, возможно буйного психа. Арбенин догадался, о чём она думает.
– Не волнуйся, это же многоквартирный дом – общественное место, да и я буду рядом, если что – кричи.
– А если не успею? – проворчала девушка. – К тому же, не уверена, что ради моего спасения вы забудете о своих уликах!
Май усмехнулся, девчонка абсолютно правильно расставила приоритеты: улики у него действительно были бы на первом месте.
– А ты, оказывается, трусиха, Скворцова!
– Я не трусиха, просто в этой жизни у меня остались кое-какие планы, а с перерезанным горлом их осуществить не удастся!
– На этот счёт не переживай, горло его не интересует, он спец по пальцам и ушам, – пошутил Арбенин, радуясь, что, несмотря на полуденный час и сумасшедшее движение их пока не засосало в пробку.
Девушка шутку не оценила.
– Не смешно! Я вам не Настя Каменская, чтобы получать удовольствие от тесного общения с миром криминала!
– И правильно, получать удовольствие нужно от другого, а это просто рабочий момент. Кстати, не ты ли сегодня утром торжественно обещала мне во всём помогать?
Ангелина вспомнила о Заряне и немного успокоилась, утешившись мыслью, что её, в любом случае неизбежные страдания, хотя бы не напрасны. Арбенин прав: тот, кто толкнул жизнерадостную, талантливую девушку на такое, обязательно должен понести наказание. Она глубоко вздохнула и подняла жёлто-зелёный свёрток с сидения.
– Хорошо, я от своих слов не отказываюсь, только переоденусь, когда вы уйдёте.
Арбенин окинул её насмешливым взглядом.
– Боишься, что подсматривать буду? Расслабься, меня не привлекают истощённые диетами костлявые девицы!
Ангелина, задетая очередной незаслуженной критикой своей фигуры, которой лично она была вполне довольна, смерила нахала уничтожающим взглядом и обиженно заявила:
– Никакая я не костлявая!
– Докажи! – Арбенин коварно улыбнулся, одарив девушку откровенно раздевающим взглядом. – Подобное заявление из твоих уст звучит как приглашение всё же поприсутсвовать при переодевании.
Скворцова вспыхнула, пожалев, об отпущенной реплике и своей несдержанности.
– Перебьётесь! – огрызнулась она и отвернулась к окну, всем своим видом давая понять, что тема закрыта.
Май восхищённо присвистнул:
– Ну, надо же, есть ещё женщины в русских селеньях! Признаться, я был уверен, что девицы, способные краснеть сильнее светофора при упоминании некоторых частей тела, отношения полов и процессов раздевания-одевания, вымерли вместе с динозаврами! Скворцова, а что же ты с таким безусловным рефлексом в шоу-бизнесе делать собираешься? Ты песни современные слышала: "ты целуй меня везде, восемнадцать мне уже!" Как ты это петь будешь? В противогазе?
– Не ваше дело! – рассердилась помощница, пылающая теперь уже от негодования. – Сколько можно болтать глупости, вы сегодня работать вообще не собираетесь?! Скорее бы уже приехать к этому маньяку, я лучше с ним буду общаться, чем выслушивать ваши плоские шуточки!
– Ну, какая фигура такие и шутки, – безжалостно сострил Май, невольно залюбовавшись раскрасневшейся в порыве праведного гнева Ангелиной. – Ладно, ладно, успокойся! Признаю – с чувством юмора у меня напряжёнка.
– С чувством меры тоже! – синие глаза сердито сверкнули. Мужчина усмехнулся:
– Просто раньше мне не приходилось иметь дело со сверхчувствительными, закомплексованными и зазнавшимися принцессами! Приехали! Пойду, пообщаюсь с Бодровым, а ты переодевайся и жди звонка, мой номер заканчивается на три шестёрки – не ошибёшься.
– Три шестёрки – очень символично! А, главное, вам идеально подходит! – ядовито заметила обиженная девушка.
Арбенин с трудом подавил смех и, помахав напарнице рукой, скрылся в подъезде старого десятиэтажного дома.
О том, что Владислав Бодров действительно встречался с Шинским, точнее с его кулаками красноречиво свидетельствовали заплывшие синевой глаза, распухший лиловый нос и разбитые в кровь губы молодого человека. Зато с пальцами и ушами дело обстояло гораздо лучше, чем предполагалось – все они были на своих законных местах.
Когда Май представился и объяснил связь между смертью Заряны и целью своего визита, парень так перепугался, что врать уже просто не мог – всё равно вышло бы неубедительно. Он признал, что кровавые послания и бесконечные эсэмэски дело его рук, но уверял, что к её самоубийству это никакого отношения иметь не может.
– А кровь, откуда, неужели собственные вены в качестве чернильницы использовал? – угрюмо поинтересовался Май, критически осмотрев, худенького и тоненького как тростинка девятнадцатилетнего "маньяка". Вен видно не было – их надёжно скрывала рубашка с длинными рукавами.
– З-зачем вены? Просто разрезал палец, несколько капель крови перемешивал с п-подходящей акварельной краской – готово!
– А палец и ухо где взял, твои-то, смотрю, пока на месте?!
– А э-это... – Владислав от волнения стал заикаться сильнее, – т-так я в м-медкадемии учусь, а два месяц н-назад мы в морге п-п-практику проходили, вот т-там и взял.
– Что вот так просто взял, отпилил у трупа ухо, и никто не заметил? – не поверил Май, оглядевшись по сторонам.
Парень завел его в узенькую тесную кухню и дальше, видимо, пускать не собирался, а мужчине очень хотелось осмотреть и другие комнаты.
– Н-ничего я не отпиливал. В м-морг тело далеко не всегда п-поступает в целом виде, иногда привозят п-п-просто мозаику "с-собери сам" – органы в одном пакете, части тела – в д-другом.
– Понятно, ты увидел такую мозаику и придумал гениальный способ довести девчонку до нервного срыва. Зачем? Неужели удовольствие получал?
Парнишка покраснел совсем как Скворцова:
– Н-нет, конечно, я же не п-п-псих!
– Правда?! Тогда с какой целью ты посылал ей эту мерзость?
– П-просто д-деньги были нужны, – смущённо признался студент, потирая распухший нос.
Арбенин удивлённо поднял брови, такого ответа он не ожидал.
– Не понял сейчас – какая связь между деньгами и кровавыми трофеями?
Бодров замялся, не зная, что в его ситуации лучше, точнее хуже: молчать или говорить?
Май понимающе усмехнулся:
– Слышал, наверное, народную мудрость: молчание золото? Так вот сейчас это золото тебе может обойтись очень дорого! Доведение до самоубийства – это статья!
– К-какая ещё с-статья? – слабым голосом спросил побелевший как вершина Эльбруса парень.
– 110 уголовного кодекса – до пяти лет лишения свободы.
После такого заявления разнервничавшейся Бодров превзошёл Эльбрус по белизне и, с трудом разлепив непослушные губы, сдавленно прошептал:
– Д-да в-вы что! Эт-то не я! Н-никого я н-не доводил!
– Вот как? А угрожающие записки и окровавленные уши тоже не ты посылал?
– Это я. С-согласен, н-нехорошо получилось, но мне д-деньги были очень нужны. А с З-Заряной мы в-всё обсудили, и она с-сказала, что ко мне п-п-претензий не имеет!
– Так и сказала? Жаль, я этого не слышал! – не без иронии вздохнул Май.
Парень менял цвета не хуже хамелеона и через секунду напоминал переспевший помидор.
– Но эт-то п-правда!
– Правдой это станет, если свидетели найдутся. Ваш разговор кто-нибудь слышал?
– К-кажется нет, – парень задумался, – х-хотя официант к нам д-два раза подходил, м-может он видел, как она мне деньги п-передавала.
– Стоп! Опять деньги?! Давай, по порядку. Когда и с чего всё началось, я имею в виду твою своеобразную любовную лирику?
– Ну, с-сначала она б-была в-вполне обычной, – зардевшись ещё больше признался Бодров. – Мне Заряна в-всегда очень н-нравилась. Я п-просто писал ей п-письма на сайте, п-просил мне ответить, д-даже м-мейл свой оставил.
– Что за письма?
– Г-говорю же обычные, мол, н-нравится и в-всё такое. Ничего к-криминального.
– И как успехи, она ответила?
– Она н-нет, ни р-разу, – немного обиженно признался парень, – з-зато ответ-тил кое-кто д-другой.
– К-к-к... тьфу ты! Кто?
Продолжая периодически менять цвета и заикаясь всё больше, студент рассказал, что получил от неизвестного отправителя весьма заманчивое предложение: за энную сумму закидывать певицу посланиями угрожающего характера. В общем, нужно было создать видимость преследования девушки одержимым фанатом. Содержание писем сначала не ограничивалось, а позже, тот неизвестный стал подбирать его сам. Май выслушал это сбивчивое откровение с безучастным видом, только спросил:
– А уши и пальцы были, чьей идеей?
Парень снова вспыхнул, переплюнув по цвету самое алое из знамён, и признался:
– Он т-требовал не п-п-просто угроз на с-словах, а к-конкретных действий. В-вот я и п-придумал.
– И кто же этот таинственный ОН?
– Н-не знаю, к-кто угодно! В-возможно это вовсе не ОН, а ОНА. Мы об-бщались исключительно п-по Интернету, а деньги п-поступали на м-мой счёт ежемесячно. П-понимаете, у меня мама б-болеет – сердце. Д-деньги п-постоянно нужны, я д-даже в б-больницу устроиться не могу – п-платят мало, п-п-приходится курьером в магазине п-подрабатывать, а тут такая в-возможность!
– Ага, получить деньги и пощекотать нервы гордой, зазнавшейся звезде, которая не снисходит до общения с простыми смертными, верно?
Алое знамя стало кроваво-кумачовым, и Арбенин понял, что попал в точку: деньги деньгами, но потешить оскорблённое эго – тоже дорогого стоит.
– Я э-эт-того не г-говорил, – пряча глаза, возразил парень.
Ему и в самом деле поначалу доставляло некоторое удовольствие осознание того, что столь яркая звезда, которой он сам ещё недавно поклонялся, теперь его боится и даже в каком-то смысле зависит от простого, ничем непримечательного парня Владислава Бодрова. Да, нравилось, но признаваться в этом ни к чему, к тому же зла, тем более смерти он ей никогда не желал.
– Так, подожди, а Заряна тебе деньги за что платила?
– С-сейчас объясню, я же н-недорассказал. В с-середине апреля у мамы был с-сердечный п-приступ и врачи сказали – нужна операция и я н-ну я...я...
– Тебе снова понадобились деньги, – подсказал Май, уставший отгадывать слова по буквам. – И что ты предпринял на этот раз?
– Я п-попросил у з-заказчика в к-качестве аванса, он не дал. Тогда я п-позвонил З-Заряне, она с-сначала не хотела м-меня слушать, но я уговорил её в-встретиться.
– Прямо так сразу и уговорил? – усомнился Май. – Не обижайся, но даром красноречия ты явно не блещешь.
– З-знаю, – кивнул смущённый парень. – Ладно, не с-сразу – неделю убеждал. Р-рассказал, что п-просто выполнял чей-то з-заказ и п-предложил сделку: я оставляю её в п-покое, а она даёт мне н-нужную сумму.
– И она согласилась?
– Да, т-только попросила п-принести копии писем з-заказчика и его электронный адрес. Н-наверное, р-решила сама его найти.
– И ты принёс?
– Т-только одно, то п-последнее, где он отказывался п-платить. Д-другие я успел удалить, к-как он и просил. Это было в-восьмого мая, я хорошо п-помню.
– Я тоже, – вздохнул Май, – а когда ты отправил ей последнюю страшилку?
– П-п-примерно в середине апреля, к-кажется, девятнадцатого, точно не п-помню.
– Сейчас напомню, – Май достал из сумки, изъятые у Шинского письма, аккуратно упакованные в целлофан. – Что тут у нас? Одно датировано девятнадцатым апреля, второе – двадцать вторым апреля, а третье тридцатым апреля! Вот так, вот!
– Это не возможно, вы лжёте! – От неподдельного возмущения парень почти перестал заикаться: – Это ф-фальсификация, дайте взглянуть!
– Осторожней, это не фальсификация, а доказательство, правда, я пока не знаю чего.
Арбенин, не распечатывая, передал Бодрову послание, тот едва взглянув на конверт, заявил:
– Я этого не п-писал: почерк не мой и к-конвертов таких у меня никогда не было!
– Значит, отпечатков твоих пальцев здесь нет?
– Р-разумеется, нет!
– Отлично, не возражаешь, если я возьму, скажем, вот этот стакан, чтобы сличить отпечатки?
– Не в-возражаю, – Бодров взял указанный стакан и положил в подставленный Арбениным пакет.
– Прекрасно, и ещё, пожалуй, я не отказался бы взглянуть на письмо заказчика. Особенно интересует меня его электронный адрес.
– К-к сожалению, не п-получится, – парень удручённо покосился на закрытую дверь соседней комнаты. – У меня на днях "в-винчестер" полетел. Я бы восстановил всё, да этот п-псих налетел как цунами, избил меня, а напоследок т-толкнул так, что я упал и к-компьютер свалил – теперь нужно полностью п-процессор менять.
– И что же это за "псих" такой, склонный портить чужие лица и имущество? – хитро прищурившись, спросил Май, хотя прекрасно знал о ком идёт речь.
– Да ж-жених её, ну, З-Заряны.
– Вы знакомы?
– Н-нет, никогда раньше не в-встречались. Я его только на ф-фото в газетах видел, к-когда информацию о З-Заряне собирал. К-кричал, что это из-за меня она п-погибла, с-слушать ничего не хотел!
– Ясно, – Арбенин понял, что беседу пора заканчивать, поскольку ничего нового он уже не услышит, а вот для осмотра помещения – самое время.
Нащупав телефон в кармане джинсов, он незаметно нажал клавишу быстрого вызова, настроенную на номер Скворцовой и уже через три минуты в дверь Бодрова позвонили. Хозяин, извинившись, пошёл открывать, и Май услышал голос Ангелины:
– Добрый день, доставка пиццы, получите ваш заказ!
Помощник детектива довольно улыбнулся, отметив, что голос девушки звучит бодро и естественно, без малейшего намёка на страх или внутреннее напряжение. Неплохо перевоплотилась, пожалуй, артистка из неё всё же получится! Пару секунд, послушав спор в прихожей, Май осторожно проскользнул в закрытую комнату.
Плачевное состояние компьютера подтвердило слова его владельца. Кроме того пострадал книжный шкаф с выбитой дверцей, и несколько фотографий лишились своих рамок. Учитывая состояние безутешного влюблённого, потери могли быть и более серьёзными.
Впрочем, терять здесь было особенно нечего: обычная крохотная двушка, обставленная кое-где и кое-как. Самые дорогие вещи в ней – компьютер, специальная кровать с какими-то тренажёрами и массажёрами в комнате матери, да некое чудо техники на кухне выполняющее функции соковыжималки, пароварки и кухонного комбайна одновременно. В обеих комнатах царили беспорядок и гнетущая тишина – казалось, даже часы здесь тикают беззвучно. Нет, они, конечно, шли, но время в этой квартире словно остановилось.
"Как и в моей!" – невольно подумал Арбенин, заканчивая, беглый и ничего не давший осмотр.
Оглянувшись в последний раз, он пошёл к двери и, споткнувшись о завернувшийся угол затёртого паласа, с трудом удержался на ногах. Тихо выругавшись, Арбенин с досадой пнул палас. Тот задрался ещё сильнее и на освободившемся от ткани полу материализовался маленький белый пакетик, точнее белым было его содержимое.
– Ух, ты, а я думал, так только у Донцовой бывает! – восхищённо присвистнул помощник детектива, и с помощью платка и целлофана упаковал находку по всем правилам.
Когда он вернулся на кухню, Бодров всё ещё был в прихожей и из последних сил спорил с вошедшей в роль Скворцовой, тщетно пытаясь доказать свою правоту. Вернулся он только через пять минут, раскрасневшийся, злой и с пиццей в руках.
– С-совсем обнаглели, в-вымогатели! – возмутился он, швырнув коробку на стол. – Ч-четыреста р-рублей на ветер!
Май отвернулся, сдерживая смех, а девчонка-то ещё и спекулянтка – сам он купил эту пиццу за триста. Заметив почётную грамоту на противоположной стене, он удивлённо посмотрел на щупленького паренька:
– Это твоё?
Бодров проследил за его взглядом и гордо зарумянился:
– Да, я с д-детства к-карате занимался, но из-за т-травмы пришлось бросить – р-руку сломал.
– Но ноги-то действуют?
– П-простите, не понял?
– Вот и я не понял, как это каратист со стажем не справился с мертвецки пьяным Шинским, я имею в виду парня, который тебя вчера разукрасил.
– Вы или ш-шутите или что-то п-путаете? – совершенно искренне удивился парень. – Что я п-пьяных не видел?! Тот п-псих был т-трезв как стёклышко! От него д-даже п-перегаром не пахло, уж, п-п-поверьте мне!
Арбенин вспомнил необъяснимое отсутствие следов распития спиртных напитков в квартире Шинского плюс единичный штраф за превышение скорости и поверил.
Игорь сдержал слово: едва за не прошеными гостями закрылась дверь, он бросился к холодильнику, извлёк оттуда две небольших бутылки дорогого марочного коньяка и, не размениваясь на смакование букета, осушил их за несколько минут. Потом перенёс из гостиной в кухню огромную глиняную чашу, которую Зоя держала для каких-то Фен-шуйских ритуалов, и поставил её на стол. Не сводя глаз с чаши, парень медленно достал из-за пояса джинсов толстый красный ежедневник с вытесненными на обложке золотыми иероглифами. Как же он боялся, что этот помощник Холмса его увидит, к счастью, рубашка оказалась достаточно длинной.
Шинский с большим трудом заставил себя оторвать взгляд от чаши и посмотреть на листы, исписанные Зоиным почерком – её личный дневник. Раньше он никогда не позволил бы себе даже просто открыть его, но теперь всё изменилось.
Игорь листал страницы, перечитывая, точнее пересказывая наиболее запавшие в душу отрывки. За эти несколько дней он успел выучить его наизусть и теперь, даже сквозь затуманенное алкоголем сознание, память безошибочно и безжалостно повторяла слова Зои его собственным голосом. В этих словах не было ничего кроме любви и понимания и именно поэтому они звучали как приговор, именно поэтому острая пульсирующая боль разрывала душу и тело на тысячи кровоточащих осколков. Эта боль была невыносимой, лекарства от неё не существовало, даже алкоголь не спасал.
Решив удвоить дозу, Игорь принёс оставшееся шампанское, но и оно не смогло заглушить ужасные ощущения. Тогда парень, взвыв по-звериному, принялся с остервенением кромсать дневник и швырять обрывки в глиняную чашу. Когда всё было кончено, Шинский поджёг остатки дневника и, глядя, как языки пламени жадно пожирают написанные рукой Зои фразы, наконец, испытал долгожданное облегчение.
Оказавшись в родном следственном отделение при не менее родном ОВД, Арбенин не почувствовал ни малейших признаков ностальгии. На сантименты не было времени, к тому же за последние полгода здесь всё изменилось до неузнаваемости: новая обстановка, новое начальство, большая часть коллектива тоже новички. Из прежних коллег отношения он поддерживал лишь с Эллой Кулешовой, к которой, собственно, и пришёл.
У её двери мужчина остановился в нерешительности, обдумывая, как и с чего начать разговор. Это было непросто, поскольку их отношения вышли за рамки дружбы и романтики, но вот дальше не пошли. Они периодически встречались у него или у неё. Приятные, ни к чему не обязывающие встречи его вполне устраивали, а Элла ни на что не жаловалась. Возможно, в глубине души она и мечтала о большой любви, да штампе в паспорте, но у неё хватало ума держать эти мечты при себе. Вот только в последний раз Май навещал её почти две недели назад, а потом ни разу не позвонил и даже не ответил на пропущенный вызов. Просто времени не было – работа, но для обиженной женщины это не оправдание, а Элла, разумеется, обиделась.
– Ладно, начну с горьких слёз раскаяния! – решил помощник детектива и без стука вошёл к следователю Кулешовой.
Увидев, как просияла и мгновенно расцвела, при виде его, молодая женщина, Май понял, что уже давно прощён, и ничего придумывать не надо.
– Привет, Элли! Прости растяпу – опять забыл позвонить!
– Как всегда! – продолжая сиять, уточнила Элла, она отложила бумаги в сторону и капризно надула пухлые губки. – Наверное, для приличия я должна подуться и поворчать, а может, стоит закатить показательную истерику, как думаешь?
– Только не это! Лучше сразу арестуйте, товарищ следователь! – Май обошёл вокруг стола и, обняв девушку за плечи, примирительно потёрся своей трёхдневной щетиной о её нежную смуглую щёчку.
– Ну, прости, солнце! Ты ведь меня слишком хорошо знаешь, чтобы обижаться, верно?
– Ещё как верно! – улыбнулась девушка, с наслаждением вдыхая запах любимого мужчины.
Она действительно знала его слишком хорошо, настолько, что прекрасно понимала – сейчас его к ней привела отнюдь не горячая привязанность, а, как обычно, работа, но это не имело никакого значения. Главное, что он стоит рядом, обнимает её, даже просит прощения, а всё остальное можно и придумать. Уж лучше жить с любимым человеком в придуманном мире, чем страдать без него в реальности. К тому же Май ей ничего не обещал. Она приняла правила игры, приняла всё как есть, но в глубине души ещё теплился огонёк надежды. Несмотря ни на что, Элла продолжала верить, что, однажды всё изменится и придуманная сказка станет былью.
– Эх, цветы тоже забыл! – продолжал каяться Арбенин. – Ну, ничего я исправлюсь!
Элла весело засмеялась.
– Арбенин, ври да не завирайся! Уж лучше тогда луну с неба пообещай!
– Ты о чём?
– О цветах! Ты мне их никогда не дарил. Это не твой стиль!
– Правда? – Май почувствовал лёгкий укол совести. – Просто я за девушками ухаживать разучился, точнее никогда не умел. Всё, начинаю учиться, ты какие цветы любишь?
– Ладно, не подлизывайся, – Элла шутливо оттолкнула мужчину, – рассказывай, зачем пожаловал, только не говори, что по мне соскучился!
– Конечно, соскучился! – Май плюхнулся в кресло для посетителей. – Ну и работу кое-какую привёз, кстати, ты не ответила на мой вопрос, что там с цветами?
– А что там с работой?
– Так, мелочи, нужно проверить вот эту вещицу на наличие отпечатков, а заодно и с составом определиться.
Май положил на стол упакованный пакетик, обнаруженный в квартире Бодрова.
– Что это? – Нахмурилась женщина. – Наркотики?
– Понятия не имею, но вряд ли там сахарная пудра.
– Это всё?
– Почти, вот ещё пара писем. Неплохо бы установить один у них автор или несколько, ну и отпечаточки сравнить – всё как обычно.
– С чем сравнивать?
– С теми, что на пакете и с этим стаканом.
Май добавил стакан к письмам и пакету.
– Ничего себе, дары Волхвов, – вздохнула Элла, – что это и откуда ты, конечно, не расскажешь.
– Возможно, позже. А пока особо рассказывать нечего. Ну, как, поможешь?
– Вопрос риторический? Ты ведь прекрасно знаешь, что я ни в чём не могу тебе отказать.
В голосе следователя Кулешовой послышалась лёгкая грусть, и Май невольно поймал себя на мысли, что возможно относился бы к ней лучше не будь она столь безотказной.
– Спасибо, солнышко, ты просто прелесть! Как же мне с тобой повезло! – Мужчина снова обогнул стол и поцеловал девушку в макушку.
– А ты – подлиза! Ладно, постараюсь ускорить процесс, результаты будут завтра.
– А цветы – сегодня! Обещаю! – заверил Май. – Только я так и не понял какие?
– Не нужно цветов, давай лучше встретимся. Приезжай вечером, дочка у бабушки, праздничный ужин гарантирую!
Арбенин вздохнул. Он слишком устал для подобных свиданий, а ещё нужно было столько всего сделать, да и, честно говоря, Элла со своей бесконечной преданностью уже начинала ему надоедать.
– Прости, малыш, сегодня не получится: работы много, может, на выходных вырвусь. Я тебе позвоню.
– Нет уж, лучше я тебе, ты снова забудешь, – Элла улыбнулась, скрывая разочарование.
Его не слишком аргументированный отказ отозвался тупой болью где-то в сердце. Нашёл бы время, если бы захотел! Она ведь находит, хотя работы тоже предостаточно, а ещё маленькая дочка на руках!
На что собственно она рассчитывала – он в любви ей никогда не клялся, золотые горы не обещал, вон, даже цветов не дарил, просто позволял иногда быть рядом. Именно позволял – ни больше, ни меньше. А ведь Элле всего тридцать один, она обаятельна, хороша собой и частенько ловит на себе восхищённые взгляды мужчин. Ей так хочется иногда разорвать этот замкнутый круг нелюбви, почувствовать себя любимой и желанной пусть даже в объятиях другого! Причём, Арбенин бы точно не огорчился, скорее, наоборот, у Кулешовой не раз создавалось впечатление, что он тяготится их отношениями. В этом всё дело: он без неё может, она без него – нет, а значит, придётся принимать всё, как есть и как прежде жить ожиданием чуда. Говорят, чудеса иногда случаются.
