Текст книги "Фабрика звёздной пыли (СИ)"
Автор книги: Наталья Косухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Разумеется, камеры буду работать, а ваши люди будут следить за конкурсантами с удвоенным рвением, согласитесь, это всё ж лучше, чем ждать у моря погоды, точнее новых трупов.
И Зарецкий согласился. А что ему оставалось?
В небольшом уютном кафе пахло горячим Эспрессо, и играла приятная музыка. Заведение было не самым престижным, но и к разряду дешёвых забегаловок явно не относилось. Ангелина, оглядевшись по сторонам, отметила, что немногочисленные посетители выглядят вполне солидно, а скатерти на столиках поражают нереальной накрахмаленной белизной. Видимо их меняли после каждого посетителя, что говорило о трепетном отношении к клиентам. Не портили впечатление и вежливые ненавязчивые официанты.
Арбенин привёл её сюда, чтобы, как он выразился, пообедать, не отрываясь от работы. Он захватил с собой ноутбук и теперь, подключившись к Интернету, внимательно наблюдал за жителями Зеркального дома в режиме он-лайн.
Девушка невольно подумала, что Антон, без сомнения, пригласил бы её не в обычное кафе, а какой-нибудь элитный ресторан, но почему-то эта мысль не вызвала ни малейших сожалений. Прислушавшись к себе, Ангелина, с удивлением осознала, что её вполне устраивает и заведение и...спутник. Холмс, конечно, редкий красавец и галантный кавалер, он вёл себя с ней очень вежливо, но при этом всегда соблюдал определённую дистанцию. И это была не субординация, а дистанция между миром простых смертных и высшим обществом, к которому она, Ангелина Скворцова, никакого отношения не имела.
С Арбениным же, несмотря на всю его беспринципность и любовь к плоским шуткам, ей было проще и, пожалуй, интереснее, ведь Антон, как и она сама, слишком зависел от бесчисленного количества привитых с детства правил.
Девушка допила свой Капучино, поковырялась в воздушном креме ванильного пирожного и не без интереса посмотрела на начальника. Он сидел напротив. С аппетитом уплетал какую-то чудовищную смесь жареного мяса, картошки и грибов, продолжая наблюдать за тем, что происходит в Зеркальном доме. Ангелина вдруг заметила, что у него длинные причудливо изогнутые ресницы, пожалуй, даже длиннее, чем у неё. Это открытие девушку почему-то развеселило: надо же с виду такой грозный, а ресницы как у куклы Барби!
Май оторвался от обеда и с подозрением посмотрел на улыбающуюся помощницу:
– Ты чего меня разглядываешь? Влюбилась?
– Пока нет, просто любуюсь, – Ангелина продолжала улыбаться, а Май не ожидавший столь изощрённого простодушия поперхнулся и поспешно отвёл глаза:
– Лучше в тарелку смотри, – грубовато буркнул он. – Я не Холмс, чтобы мной любоваться – на розочку не похож.
– Это точно, вы скорее кактус.
– Спасибо, что не сорняк, ладно, давай поработаем.
Май развернул ноутбук, и, передвинув стул, сел рядом с Ангелиной.
– Значит, вот так они и живут – у всех на виду! Я смотрю, камеры есть в каждой комнате, ну разве что кроме душа.
– Там тоже есть, – грустно усмехнулась девушка, – и даже в туалете – охрана наблюдает, как бы чего не случилось.
– Вот извращенцы! – хмыкнул Май и повернулся к девушке. – Ты ведь тоже сюда рвалась. И что, смогла бы вот так, купаться и писать на публику?
Ангелину передёрнуло от столь грубой формулировки. Увы, она была более чем точной.
– А я и не смогла, – неохотно призналась она, – вошла в финальную двадцатку, а последним отборочным этапом было недельное проживание в Зеркальном доме. Конечно, трансляций в прямом эфире не было, но за нами постоянно наблюдали: психологи, охрана и дирекция. Для меня это оказалось непосильным испытанием...
Нахлынувшие воспоминания были не из приятных, и девушка поспешила сменить тему:
– Так что вы хотели от меня услышать?
– Всё что знаешь, о каждом из ребят.
– Мы общались больше месяца, но были конкурентами и особо не откровенничали. А зачем это? Неужели Антон Леонидович считает, что кто-то из конкурсантов причастен к смерти Заряны?
– Антон Леонидович передо мной не отчитывается, только распоряжения отдаёт, – проворчал Арбенин. – Расскажи, что знаешь, но начни с той троицы, о которой спрашивал Холмс: Антонова, Тимохина и Солонцова.
Ангелина, выбитая из колеи, тяжело вздохнула. В то, что с отравителем Заряны она знакома лично, верить как-то не хотелось.
– С Солонцовой я почти не общалась – Юлиана всегда держалась отстранённо, даже высокомерно. Она с Олесей Раневской дружила, а до остальных снисходила редко. С Таней Антоновой общаться было ещё сложнее, она до такой степени мечтала быть первой, что на всех без исключения смотрела враждебно, как на потенциальных соперников.
– А Тимохина?
– А вот Кира Тимохина – уникальный человечек, стоит ей выйти на сцену – она забывает обо всём! Её не волнует ни то, что вокруг камеры, ни то, что любой концерт может стать последним, она просто получает удовольствие, занимаясь любимым делом. Она живёт настоящим, а не мечтами о прекрасном будущем и умеет быть счастливой всегда, чтобы не происходило!
– Ух, ты! Похоже на тяжёлую форму шизофрении, – хмыкнул Май. – Ладно, все эти девицы москвички?
– Таня – да, насчёт Юлианы не знаю, а Кира живёт с Бабушкой в Санкт-Петербурге.
– С бабушкой? – насторожился Арбенин. – А другие родственники у этой абсолютно счастливой девушки имеются?
– Не знаю, – Ангелина задумалась, вспоминая, – по-моему, нет, она как-то говорила, что мать умерла, а отца она никогда не знала...
Антон с удовлетворением смотрел на экран монитора, показывающий темноту, вместо размеренной жизни зеркального дома. Темнота появилась только что, а значит, Леонид Егорович Зарецкий приступил к выполнению их плана и всё может решиться в любую минуту. Детектив заметно волновался. Да, он убедил Зарецкого, что риска для жизни ребят нет, но вот сам в этом уверен не был. Эх, если бы знать, за кем именно нужно следить?
Пару минут назад позвонил Арбенин и предостерёг насчёт Тимохиной, но, чёрт возьми, наличие бабушки ещё ничего не доказывает! Это может быть простым совпадением, к томуже дозвониться до этой самой бабушки у него не получилось – никто не брал трубку. Тем не менее, детектив посоветовал продюсеру уделить Кирсане, именно так Киру звали по паспорту, особое внимание.
– Кирсана! – повторила детектив, словно пробуя диковинное имя на вкус. – А ведь сокращённо её вполне можно звать Аней!
– Какие новости? – Арбенин как всегда вошёл без стука.
– Всё те же, Май, вот список домашних адресов и телефонов конкурсантов их нужно проверить. Можешь просто обзванивать родственников и ненавязчиво выяснять...
– Не было ли в их генеалогическом древе некой Раисы Миткалёвой? – Усмехнулся помощник.
– Именно! Это недолго, всего пять номеров, кстати, два адреса – московские. Не дозвонишься – съездишь.
– Почему только пять? Я считаю, парней нельзя сбрасывать со счетов. Генеалогическое древо – растение ветвистое, они вполне могут быть каким-то образом связаны с Раисой или её дочерью.
– Ладно, если ты хочешь добавить себе работы – проверяй всех. А я считаю главное – шерше ля фам. Стихи, между прочим, типично женские.
Май, пожав плечами, взял список, вышел из кабинета начальника и, увидев в приёмной Скворцову, испытал дежавю: она снова болтала со своим Гошей.
– Гоша, я ведь уже говорила, что работаю до вечера. Что? В кино? Нет, извини, отпроситься не могу – работы много. Мне тоже жаль, что так получилось, ты к тёте зайди обязательно, она будет очень рада. Да, пока.
Она отключила телефон и спокойно посмотрела на Арбенина:
– Куда теперь?
– Пока никуда, сделаю пару звонков – там видно будет. – Май посмотрел на часы, – ладно уж, иди к своему Гоше, я тут сам справлюсь. Вот только про детскую дружбу мне больше не ври.
– Я и не вру! – обиделась девушка. – Он для меня просто друг!
– А ты для него?
– Не знаю, – Ангелина смутилась, вспомнив томно-трепетные взгляды, которые в последнее время щедро расточал Гоша. – То есть тоже друг, а почему вы спрашиваете?
– Да потому что двадцатилетние мальчики девушек в кино приглашают с определённой целью, которая к детской дружбе никакого отношения не имеет!
– Это вы по себе судите? – уточнила уязвлённая помощница.
– Разумеется, я ведь мужчина и в юности тоже водил девчонок на вечерние сеансы. И если твой Гоша не импотент и не придурок, то билеты он взял в последний ряд, угадал?
– Не знаю, не спрашивала! – покраснела Ангелина. – И вообще, это не ваше дело!
– Что поделаешь, если моими делами ты мне заниматься не даёшь! – раздражённо заметил Май. – Мне работать нужно, а ты можешь идти к своему Гоше прямо сейчас!
– Спасибо, уже не хочется! – Ангелина села в кресло напротив, закинув ногу на ногу.
– Что испугалась? – Май с трудом оторвался от созерцания оголившихся коленей с трогательными детскими ямочками.
– Чего? Гошу я знаю с детства – он не сделает мне ничего плохого!
– А кто сказал, что секс – это плохо?
– Ох, какой же вы?! Ну почему вам обязательно нужно всё опошлить?!
– Это не я такой, это жизнь такая. А ты со своей чукотской непосредственность к ней абсолютно не готова, – вздохнул Май, чувствуя себя воспитателем в детском саду. – Признайся, ты просто боишься взрослеть.
– А вы – боитесь жить! – вспылила Ангелина. – Боитесь поверить, что в жизни всё может быть не так уж плохо! И как страус, трусливо прячете голову под ворохом надуманных проблем!
Май с трудом удержался от смеха, услышав в свой адрес столь нелестную характеристику.
– А, по-моему, страус – птица героическая, – насмешливо заметил он. – И он не трусливо прячет голову в песок, как многие полагают, а смело показывает врагам свою зад... э, в смысле, филейную часть!
Телефонный опрос не дал положительных результатов. Те, до кого Май смог дозвониться ни родственниками, ни знакомыми Раисы Миткалёвой не являлись. Не удалось пообщаться только с родителями Антоновой и Солонцовой, но, поехав по указанным адресам, Май обнаружил образцовые семьи с наличием обеих супругов в полном расцвете сил и был вынужден констатировать, что в этом направлении следствие зашло в тупик.
Бабушка Кирсаны Тимохиной на звонки по-прежнему не отвечала.
Она механически выполняла задания педагога по ритмике, тело двигалось в такт музыке, но мысли были далеко. Она больше не боялась, даже не волновалась, в отличие от прошлой пятницы, когда приговорила Заряну, точнее, когда привела приговор в исполнение. Тогда ей было действительно страшно, но сегодня всё будет иначе. Скоро, очень скоро Зарецкий пожалеет о том, что выбрал не её, а эту смазливую вертихвостку!
Нашёл приму – стерва безголосая, только задницей крутить умеет и то невпопад! Вот она, Аня, рождена для сцены и славы, а Зарецкий хочет, чтобы она повторила судьбу матери! Он сам ей об этом сказал. Долго уговаривал, пришлось согласиться и даже якобы обрадоваться открывшимся перспективам (обещаны были, чуть ли не золотые горы). Но, разумеется, этого не будет никогда!
Она убьёт эту наглую выскочку или сразу двоих, а заодно и все надежды Зарецкого, связанные с проектом. Ей больше нечего терять, а вот Леонид Егорович сегодня потеряет о-очень много!
Антон, Алик и Зарецкий, расположились в комнате охраны, где на тридцати больших мониторах, как на ладони был виден весь Зеркальный дом. Продюсер, панически боявшийся утечки информации, не решился доверить своим служащим столь щекотливое дело и предпочёл вести наблюдение сам.
До Арбенина, уехавшего проверять адреса конкурсантов, Антон не смог дозвониться и теперь заметно нервничал в ожидании развязки мелодрамы. Неизвестность хуже всего, она опасна тем, что рождает панику, ну, а паника – оружие массового поражения.
– В доме есть кто-нибудь кроме нас и конкурсантов? – спросил он.
– Только охрана, остальных я отпустил.
– Как вы им это объяснили?
– Сказал, что готовлю очередную импровизацию.
– И всё же, не понимаю к чему такие предосторожности. – Недовольно проворчал детектив. – Было бы лучше подключить к делу больше людей, ведь неизвестно как всё сложится.
– И чтобы я им сказал?
– Правду. Относительную, разумеется – что у одной из конкурсанток не выдержала психика, и она стала опасной для остальных ребят.
Зарецкий промолчал, скрывая раздражение. Он попытался пожать плечами и изобразить раскаяние, лишь бы детектив отстал. Если речь действительно шла о дочери Раисы, то привлекать людей было не просто опасно, а губительно для его карьеры. Конечно, девчонка могла и не знать тайну матери, но вероятность этого ничтожно мала. Раиса долго болела, а потом покончила с собой, наверняка, она кому-то исповедалась, так почему бы не дочери?
Его мозг лихорадочно соображал: если эта история всплывёт, многие его планы и проекты рухнут, но сам он выстоит и обязательно придумает, как обернуть ситуацию в свою пользу. У народа память короткая – пошумят и забудут, и всё же он отчаянно надеялся, что до этого не дойдёт. От раздумий Зарецкого отвлёк тихий голос Холмса:
– Посмотрите, кажется есть! Похоже, мы ждали именно этого – развязка не за горами.
– Что сказала соседка Солонцовых? – уточнил Май, по дороге в агентство.
– Что родители сейчас на работе, младшие дети в школе, а старшую дочь она уже больше месяца не видела. Больше я ничего выяснить не успела – бабушка торопилась на сериал.
– Ох уж эти сериалы – опиум для народа. Ладно, вроде бы всё сходится. Отвезти тебя домой?
Ангелина посмотрела на дисплей телефона – рабочий день окончен, но домой не хотелось, и она отрицательно покачала головой.
– Нет, если не возражаете, я пока с вами побуду.
– Со мной? А говоришь, не влюбилась, – улыбнулся Май.
Девушка густо покраснела, осознав двусмысленность своего ответа.
– Перестаньте, я просто нервничаю из-за всей этой истории и не успокоюсь, пока не выяснится, что Кира тут не причём!
– А остальные тебя не волнуют?
– За остальных я поручиться не могу, тесно общалась только с Кирой. Она хорошая девушка и ничего плохого сделать просто не способна!
– Ну, значит и в шоу-бизнесе карьеры не сделает. Хорошие девушки скучны как уроки литературы: ими публику не зацепишь, распугаешь только. – Заметил Май, откровенно любуясь огнём возмущения, немедленно запылавшим в синих очах помощницы.
– По-вашему, чтобы сделать карьеру нужно обязательно быть стервозной и беспринципной?!
– А ещё небрезгливой и неразборчивой в связях, – спокойно дополнил Арбенин. – Высокие звания, большие возможности, лавры, гонорары и прочие регалии светской жизни частенько передаются половым путём. Нужно быть наивным чукотским ребёнком, Скворцова, чтобы не понимать таких элементарных вещей.
Ангелина помрачнела и, отвернувшись к окну, упрямо заявила:
– Мне всё равно как было у других, у меня будет иначе! И хватит уже всех мерить одной меркой, на эстраде полно людей, которые добились всего свои талантом, вот Заряна, например.
– Это плохой пример – на эстраде её уже нет, и никогда будет, – возразил Май, попутно отвечая на звонок Холмса: – Алло, да, еду в агентство. Куда? Понял, сейчас буду.
Он резко вывернул руль и машина, развернувшись на сто восемьдесят градусов, понеслась к Зеркальному дому.
Она прекрасно понимала, что история с замыканием, выведшем из строя какой-то важный механизм в системе видеонаблюдения, не более чем уловка. Скорее всего, её пытаются вычислить. Ну и пусть пытаются, пусть даже вычислят – это уже ничего не изменит, она успеет уничтожить Зарецкого, а что будет с ней потом – не важно!
Пока всё складывается удачно, эта дурочка сама попросила принести попкорн, стоило только намекнуть. А вот и пудреница, маленькая и плоская, такую без проблем можно спрятать в ладони – никто не заметит. Яд в пудренице – очень удобно! Тот самый, которым отравилась её глупая мать. Аня понятия не имела где Раиса его взяла, но навсегда запомнила, что этот белый порошок может сделать с женщиной, даже с самой красивой.
Многочасовые судороги и почти чёрная синева, залившая всё лицо – ни красоты, ни спасения, только уродливая и неизбежная смерть! Жаль, она не видела лица Заряны в её последние минуты! Роксикова заняла её место на проекте и на сцене, хотя Анин голос был намного лучше. Тогда, четыре года назад, до цели ей не хватило малости – красоты. Теперь она красива и по-прежнему талантлива, но проклятый Зарецкий, словно издеваясь, снова выбрал на роль примы другую, а ей указал тёплое хорошо оплачиваемое место на... задворках, и она не простила. Вспомнила отчаянные, бесплодные попытки матери отомстить и решила действовать по-своему.
Заряна стала первой, потому что была самой яркой из звёзд, зажжённых Зарецким, и потому что опередила её всего на один шаг. Следующей вполне могла стать Ирма, но мать сама когда-то сделала тот выбор, никто её не принуждал, а лично у Ани к певице претензий не было. Единственный кто во всём виноват – Зарецкий и совсем скоро он получит труп своей новой, ещё не раскрученной, но уже обозначенной примы. Даже если удастся замять скандал – для него это будет серьёзным ударом. Хотя... ей всё равно терять больше нечего, так почему бы не сделать контрольный выстрел.
Аня улыбнулась свои мыслям и достала ещё несколько ведёрок с диетическим попкорном. Потом взяла пудреницу. Лёгким едва заметным движением припудрила нос, незаметно отсыпав в ладонь большую часть порошка и медленно, почти торжественно понесла попкорн в кинозал, где после изнуряющих репетиций собрались почти все ребята, чтобы немного расслабиться перед сном. Яд она решила добавить уже в полутьме кинозала, здесь ведь кругом камеры.
Тишина, царившая за закрытой дверью, насторожила не сразу. Аня вошла в полутёмный зал, где на экране шли титры начинающегося фильма, и осторожно распределила рицин по ведёркам. Она так увлеклась, что не сразу осознала – кино почему-то идёт без звука, а голосов конкурсантов не слышно. И только когда внезапно зажёгся нестерпимо яркий свет, поняла, что опоздала – Зарецкий снова победил. А вот и он, стоит у самых дверей, перекрывая путь к отступлению, и смотрит на неё со смесью ужаса, недоверия и отчаяния.
– Юлиана?!! Не может быть!
Только теперь девушка заметила, что ребят в зале нет, зато присутствует двое посторонних мужчин. Один из них – высокий светловолосый красавец подошёл к ней и довольно бесцеремонно, отобрал попкорн и пудреницу.
– Позвольте представить, Леонид Егорович, Юлиана Васильевна Солонцова – дочь небезызвестной вам Раисы Миткалёвой. – торжественно сказал он. – Фамилия – это видимо всё, что досталось ей от отца. А вот, кстати, и тот самый рицин. Впрочем, точный состав узнаем после экспертизы.
– Но как это возможно?! – Зарецкий всё ещё пребывал в глубоком шоке. – Я знал дочь Раи: её звали Аня, и она была...
– Уродиной, – насмешливо подсказала, успевшая оправиться от потрясения Юлиана. – Пластическая хирургия творит чудеса. Мама оставила мне неплохое наследство – деньги, которые, между прочим, вы ей выплачивали. На операцию хватило, а Аня – сокращённый вариант имени. Я думала, вы догадаетесь...
– Что же вы его не поменяли, затевая всё эту авантюру? – холодно спросил блондин.
Юлиана посмотрела на него с интересом. Хорош, чертовски хорош – такие красавцы почему-то никогда не обращали на неё внимания, даже после того, как она из гадкого утёнка превратилась в лебедя. Интересно кто он, явно не мент: Зарецкий с милицией связываться не будет – у самого рыльце в пушку.
– А я ведь ничего не планировала заранее, Леонид Егорович, – немного грустно усмехнулась девушка, глядя прямо в глаза внезапно побледневшему продюсеру. – Отыскала мамин дневник и решила просто помотать вам нервы анонимными угрозами, вы ведь здорово обидели меня тогда, четыре года назад. Не помните? А я помню каждое слово. Вы сказали, что с моей внешностью мне на сцене делать нечего, а ещё добавили, что у меня нет изюминки, шарма, обаяния... что я – пустышка! Да, да, именно это вы сказали, конечно, в более мягкой форме, но смысл был именно таким! Я не смирилась. Решила, что всё равно стану звездой, ведь у меня было то, чего не было у многих из них – голос! А потом умерла мама, почти следом за ней бабушка, я осталась одна, зато появились деньги на операцию. Два раза получалось неудачно и всё же, несмотря ни на что я стала красавицей! На это ушло почти три года, а, выйдя из клиники, я сразу пошла к вам в продюсерский центр, там как раз искали солисток для смены состава "Новые русские девочки", помните?
Зарецкий нахмурился – он почти не помнил тот день, торопился на именины сына и передоверил все дела заместителю. Первых претенденток прослушивал лично, но, честно говоря, вполуха – голова была забита совсем другим. К томуже, девушек подбирали в основном по внешним данным – нужен был определённый типаж, поэтому первым тридцати участницам он отказал.
– Вы меня даже не дослушали, сказали – "нет, не то" и выставили за дверь. А я три года ждала этого момента! Вот и стала посылать вам те письма с требованием закрыть проект, не хотела, чтобы кто-то добился того, что не получилось у меня. А потом всё равно пришла на кастинг и... прошла! Меня взяли – это был самый счастливый день в моей жизни! Я ведь ещё не знала, что у вас уже тогда на мой счёт были планы, полностью расходящиеся с моими!
Зарецкий нервно облизнул пересохшие губы.
– Юлиана, успокойся я...
– Я никого не собиралась убивать, слышите, никого! – отчеканила девушка, обводя взглядом всех троих мужчин. – Я даже не знала, что взяла с собой яд. Обнаружив тело мамы, я зачем-то спрятала порошок в пудреницу и положила во внутренний карман сумки. Я вспомнила о нём, только когда обнаружила в той самой сумке уже в Зеркальном доме. В этом доме я была счастлива целую неделю и даже ничего не заподозрила, когда на первом зачёте мне дали песню, в которой не то, что не раскроешься, даже просто голос не повысишь! А потом это стало традицией: все поют нормально, и только я фактически шепчу какие-то тексты для глухонемых! Естественно, меня все считали самой бездарной и безголосой...
– Юлиана, перестань, – Зарецкий предостерегающе поднял палец.
– Что такое, Леонид Егорович, это закрытая информация?! – издевательски протянула Юлиана. – Никому нельзя рассказывать, как вы, после первого же зачёта пригласили меня в свой кабинет и сказали, что независимо от исхода проекта, у вас есть план? Вы уже выбрали новую звезду, которую будете раскручивать по полной программе, а всех остальных, в том числе и меня, ждёт незавидная участь мотыльков-однодневок. Вспыхнули, погасли и всё – ни славы, ни денег.
– Юлиана, хватит! – Зарецкий побагровел, не зная как заставить её замолчать, но тут неожиданно вмешался Холмс:
– Пусть девушка договорит, Леонид Егорович. Я хочу понять, во что вы меня втравили или может прямо сейчас вызвать милицию?
– Не надо милицию, – поник продюсер, – пока не надо. Я всё объясню вам позже...
– Разумеется, объяснит, только так, как выгодно ему, а не так как было на самом деле, – презрительно бросила девушка и повернулась к Антону: – вы журналист?
– Нет, частный детектив.
– Жаль, очень хотелось бы, чтобы эту историю почитали его поклонники. В газетах же только и пишут, какой он хороший!
– Я никого ни к чему не принуждал! – сдержано сказал Зарецкий. – Разве я заставлял тебя? Нет! Ты и твоя мать сделали свой выбор сами!
– Простите, о каком выборе идёт речь? – снова напомнил о своём присутствии детектив.
– О вынужденном, – усмехнулась Юлиана, теперь она обращалась именно к нему, – моя мать тоже когда-то хотела стать певицей, но у неё, как и у меня, был только голос, а внешность подкачала. Уж не знаю, где и как она познакомилась с Зарецким, но он предложил ей выгодную сделку. И мама, мечтавшая стать звездой, стала... голосом Ирмы. Отец её тогда уже бросил, денег не было, зато была я – трёхмесячная и вечно болеющая, вот она и согласилась на эту кабалу. Мамочка была слабой и безвольной. Безропотно выполняла все указания, без отдыха мотаясь по всей стране вместе с Ирмой и надрывая за неё глотку, в итоге той достались слава и титул "королева сцены", а мамаше – рак голосовых связок. Ей тогда быстро сделали операцию, и всё прошло, даже голос не пропал, вот только связки надрывать не рекомендовалось. Но едва, дождавшись, когда она выйдет из больницы, Зарецкий снова отправил её в какой-то чёс. Мама всё терпела, терпела, но однажды даже она не выдержала, сорвалась и послала Ирме небольшое четверостишье собственного сочинения, анонимно, разумеется. Потом ещё одно и ещё... помотала Ирме нервы, отвела душу и бросила это дело – кураж прошёл, стало страшно. А через некоторое время у неё снова обнаружили опухоль и лейкемию в придачу. Вот такая весёлая история, а знаете, что в ней самое смешное?
– Самое? Я пока ещё ничего смешного не услышал, – возразил Антон.
– Сейчас услышите! – засмеялась Юлиана, и Антон невольно поёжился – столько горечи было в этом смехе. – Так вот, Леонид Егорович, пригласив меня на конфиденциальную беседу, сообщил, что нашёл новую приму и предложил мне стать её... голосом! Представляете?! Мне?! Ну что же вы не смеётесь, смешно ведь!
Юлиана захохотала, размазывая по щекам губную помаду, а на её лице застыла страшная гримаса отчаяния – это была истерика. Антон попытался подойти к девушке, но она быстро взяла себя в руки и отступила:
– Вот тогда я и вспомнила о яде. Я даже не знала, как он называется, помнила только как долго и страшно мучилась мама и решила, что та, что заняла моё место, должна мучиться также! Только я ещё не знала, кого выбрал Зарецкий, и решила начать с Заряны, ведь у неё было всё, чего не было у меня!
– Господи, ты – безумна, – ужаснулся продюсер, – зачем было кого-то убивать?! Разве я принуждал тебя соглашаться с моими условиями? Ты просто могла сказать – "нет" и пойти к своей цели другим путём! В Москве тысячи продюсеров, море конкурсов и кастингов, а ты потеряла голову после одного единственного отказа и я, кажется, понял почему. Для того чтобы стать полноценным, уверенным в себе человеком, недостаточно измениться внешне! Ты примерила перья лебедя, но в душе так и осталась закомплексованным гадким утёнком! Тебе и в голову не пришло продолжить честную борьбу – это ведь удел сильных личностей!
– Не смейте говорить мне о честности! – Юлиана ощетинилась, словно разъяренная кошка перед прыжком. – Вы вообще не знаете, что это такое! И не смешите меня рассуждениями о свободном выборе! Вы всегда умели сделать так, что у человека выбора просто не оставалось! Я прекрасно знаю, как вы заставили молчать музыкантов Ирмы. Они ведь были в курсе аферы, а вы не пожалели времени и денег, чтобы найти компромат на каждого. Шантаж – весьма эффективное средство, вы бы и меня заставили быть на подпевках у этой выскочки Раневской!
– Ты совсем обезумела, – рассвирепел Зарецкий, – слышишь только то, что хочешь! Разве я говорил, что ты будешь голосом одной из конкурсанток? Нет – ты сама так решила! Я имел в виду совсем другого человека!
– Кого? – упавшим голосом уточнила девушка.
Зарецкий бросил выразительный взгляд в сторону большого настенного календаря с изображением Ирмы, и Юлиана затряслась, словно высохший лист на холодном осеннем ветру.
– Нет, только не это!!!
– Антон, милиция здесь не поможет, вы же видите – девица абсолютно невменяема, ей нужна помощь специалистов, я вызову своего врача. – Зарецкий спокойно достал телефон и набрал номер.
Девушка побледнела, она поняла, что капкан сейчас захлопнется окончательно. У продюсера достаточно денег и связей, чтобы навсегда упрятать её в психушку! Юлиана уже смирилась с тем, что проиграла, но кое-что она ещё могла сделать.
– Да, пожалуйста, скорее вызовете врача, мне плохо! – девушка схватилась за голову и стала медленно оседать на пол, а когда Зарецкий машинально шагнул к ней, освобождая проход, резко оттолкнула его и выскочила из зала.
Мужчины бросились за ней, но девушка успела затеряться в коридорных лабиринтах Зеркального дома. Зарецкий, чертыхаясь, связался с охраной, велел перекрыть все выходы и подключиться к поиску обезумевшей конкурсантки. А девушка со всех ног бросилась на четвёртый этаж в личный кабинет Зарецкого.
Она знала, как включить камеру, которая будет транслировать всё, что происходит в кабинете прямо во всемирную паутину в режиме он-лайн. Она включит камеру и расскажет всем свою историю.... Только бы успеть, успеть потопить Зарецкого!
Слава богу – не заперто, этот самоуверенный дурак ещё пожалеет о своей беспечности! Юлиана ворвалась в кабинет, быстро включила камеру, и тут её внимание привлёк громкий шорох справа. Она обернулась и увидела маленького светловолосого мальчика, который смотрел на неё испуганным взглядом затравленного зверька.
– Папа! Где папа?! – заплакал он и Юлиана, позабыв о камере, бросилась к сыну продюсера.
К чёрту исповедь! Сейчас Зарецкий узнает, что такое настоящая боль, такая же, как та, что разъедала её всё это время!
– Проклятье, ну где же она! – проворчал детектив, окончательно потеряв след беглянки. – И где ваши остальные конкурсанты?
– Они в безопасности и под охраной, – заверил Зарецкий, – Юлиана не уйдёт: мои люди обыскивают все этажи.
– Надеюсь. Леонид Егорович, понимаю, сейчас не самое подходящее время, но то, что говорила девушка – правда?
– Эта сумасшедшая столько всего наговорила! – раздражённо отмахнулся продюсер.
– Я имею в виду Ирму и её мать.
– Антон, сейчас действительно не самое подходящее время, давайте позже всё обсудим!
Из лифта выбежал подоспевший Май.
– Что происходит? – спросил он, но ответить никто не успел, тишину разорвал отчаянный детский крик полный страха и боли:
– Папа!!!
– Максим?!! – Зарецкий почувствовал, как в сердце вонзились тысячи длинных острейших иголок, а из помещения мгновенно выкачали весь воздух. – Максим! Там мой сын! – он схватился за сердце и неуклюже переваливаясь, побежал вверх по лестнице, даже не вспомнив о лифте.
Некогда было вспоминать, некогда было думать и даже чувствовать, он знал только одно: его маленький мальчик в опасности и если с ним что-то случится – жизнь потеряет всякий смысл, ведь Максим и был этим смыслом.
Леонид Егорович прибежал первым и рывком распахнул дверь – в пустом кабинете горел яркий свет, а звенящая от напряжения тишина сводила с ума. Тут он заметил, что дверь на балкон открыта и сделал несколько нетвёрдых шагов. Открывшееся зрелище заставило мужчину снова содрогнуться от боли в сердце. Юлиана поставила оцепеневшего от страха мальчика на самый край низкой ажурной решётки, огораживающей балкон и, придерживая его одной рукой, торжествующе улыбалась в лицо Зарецкому.
– Юлиана, пожалуйста, не надо, отпусти его! Я сделаю всё, что ты хочешь! – взмолился мужчина, но девушка только усмехнулась:
– Я вам не верю!
– Клянусь! Я сделаю из тебя звезду, ты ведь об этом мечтала?! Только отпусти его.
