Текст книги "Любовь и ненависть (СИ)"

Автор книги: Наталья Пафут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

Безрассудная слепящая ненависть густо обволокла мое сознание. Что они с ней сделали! Надо поскорее вытаскивать ее отсюда. Владыка, я надеюсь, сможет вернуть свою любимую обратно. Только бы не было слишком поздно.

Я закрыл на секунду глаза. Ярость оживила меня чуть-чуть. Я чувствовал себя опустошенным и слабым. Сижу в кустах, намечаю план действий.

Наступила ночь. Бдительный Томеррен выставил четырех дозорных. Уставшие люди посидели, поговорили вполголоса, начали устраиваться спать. Подошел тощий креландец, накрыл Миру одеялом. Ушел. Лагерь окутала тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом листвы, которую игриво шевелил веселый ветерок.

Я ждал. Моя голова отяжелела, лицо горело. Ожидание казалось бесконечным. Осенние ночи холодные и темные. Креландцы с головами закутались в одеяла, костры потухли, только угли чуть краснеют, не освещая спящий лагерь. Луны не видно, на небе низкие облака. Пора…

Я тихонько, стараясь не шуршать больной ногой, маленькими перебежками подхожу к тому месту, где должен стоять ближайший ко мне дозорный. Черной тенью подхожу к нему со спины. Тихий шелчок, его тело обмякло – шея сломана, безвучно положил его на землю. Следующий, только бы нога не подвела…

Я успел убить еще троих перед тем, как меня заметили, поднялась паника. Я, с ножом в одной руке, коротким мечом в другой, сею вокруг себя смерть – чернею в скулах, раскрытым ртом хлипко всасываю воздух… Надо добраться до поганца Томеррена. Передо мной сложная задача, впервые в бою, мне нельзя умирать, мне еще Госпожу возвращать Рему. С ревом воткнул нож кому-то в глаз. Нож я потерял, метнул огонь вправо, там видится мне, несколько теней перебегают. Бурый столб разрыва разметал людей в разные стороны, над воронкой, опадая, рассасывался дым. Зря я это сделал, теперь лагерь освещается начавшимся огнем. Оскалил клыки, оглянулся. На лице Томеррена ошеломление и страх при виде меня сменились понятной, зловещей радостью – он понял, что я один. Вон поганец стоит, на небольшом пригорке, целится в меня из ружья. Я колебался, оценивая расстояние. Если бы я был здоров, не медлил бы ни минуты. А теперь? Нет, не допрыгну. Креландцы открыли огонь. В меня сложно попасть, я не стою на месте, мечусь в разные стороны. Пули тянут надо мной близкий смертный высвист. Убедившись в том, что трое солдат словно оцепенели, прыгнул на них. Сколько их там еще осталось?..

Еще издали увидел: Мира сидит, короткие волосы рыжим ежиком торчат в разные стороны, глаза выпучены, невидя, смотрит мимо сражения.

– Ложись!..Дура, ложись! Мира! – чернея от страха за нее, наливаясь кровью, крикнул я. – Ложись, тебе говорят!..

Она не глянула в мою сторону – и осталась так же сидеть. С моих губ просилось тяжелое, как камень, ругательство. Я добежал до нее, с силой толкнул, она упала на землю. Из огромных, расширенных глаз девушки сочилось текучее равнодушие. Она, не мигая, глядела теперь на небо.

Одиночные выстрелы лопались отовсюду полнозвучно и зрело. Давил скрежещущий, перемешанный с визгом вой пролетавших через голову свистящих пуль, один из солдат передо мной упал от пули своего же товарища. Из десяток небольших ран у меня течет кровь, нога горит болью. Я прорубаюсь к Томеррену. Через несколько минут прилетела ко мне пуля. Раскаленный комочек свинца прожег ногу чуть выше колена. Еще одна ударила в правую руку, около подмышки. Я, в горячке боя, сначала не заметил новую боль, ощутил только горячие удары, через минуту пришла знакомая тошнота от потери крови, я скрипнул зубами. Не справляюсь я с задачей, закончить этот бой живым. Что-то цапануло голову. Упал. Сгоряча вскочил, резко мотнул головой, контуженной пулей. Отразил чей-то удар. Боль в ноге усугублялась тем, что пуля не вышла. Горячая плещущаяся резь мешает двигаться. Креландцы уничтожены, остались только я и братец.

Увидев, в каком я состоянии, Томеррен смело принял бой. Братец покрылся пятнами, и слова у него вылетали изо рта с тонкими брызгами слюны. Глаза горели.

– Здравствуй Зак, – весело скалится, – ты решил сделать мне прощальный подарок?

Резкий выпад, почувствовал боль в боку – достал, я шатаюсь, с трудом отбиваю его быстрые атаки. Он играет со мной, как кошка с мышкой, я стремительно теряю кровь и силы. Я замахнулся мечом, но следующий удар Томеррена пришелся мне прямо на запястье. Боль вспыхнула яркой надписью «Твою ж мать», и рука мгновенно потеряла дееспособность, вяло и бесполезно повиснув. Раненная нога вдруг подвернулась, больно упал на колени. Томеррен ждет, не добивает меня.

– Заки, Заки… А чего ты не смеешься больше? Ну что же ты? Ты же всегда такой веселый, так пошутить любишь! Поиграй еще со мной!

Он попытался ударить меня коленом по носу, но я изогнулся, и мне досталось не так сильно по лицу – скользнул по скуле, завтра глаз заплывет, если будет завтра…. В голове звенят колокола, сейчас я отключусь. Я поудобнее перехватил скользкую от крови рукоятку меча в другую руку, взлетел с ревом в огромном прыжке и, выпадом, рванувшись вперед, со страшной силой рубанул Томеррена по голове.

Я видел, как Томеррен, дрогнув, поднял над головой правую руку, успел заслониться от удара; видел, как углом сломалась перерубленная кисть и меч обрушился на откинутую голову поганца. Будто переломленный в стебле колос, медленно падал Томеррен, со странно перекосившимся ртом и мучительно зажмуренными, сморщенными, как от молнии, глазами…

Я упал рядом, хрипя и корчась…Мне нельзя терять сознание. Я должен двигаться…Минуту я еще ощущал сумасшедшую боль, чувствовал резкую смесь каких-то разнородных запахов, со страхом пытался вернуть сознание – «я должен, должен подняться, я должен…» – переламывал я себя, переламывал – и не переломил. Замкнулась надо мной черная, набухшая беззвучием пустота. Лишь где-то в вышине ярко горел какой-то клочок да скрещивались зигзаги и петли красных молний…

В листве повисли сумерки, занимался рассвет. Начало следующего дня было мутным. Медленно прихожу в себя. Где я? Мысли вяло перекатываются в голове. Застонал от боли, заполнившей голову. С усилием приподнял руку, дотянул ее до лба, щупая черствые, свалявшиеся в загустелой крови волосы. Тронул рану пальцем, будто горячую палку прислонил. Заскрипел протяжно зубами и лег на спину. Плечо справа пульсирует, все болит. Сейчас полежу и встану. Смутно помню, что я должен торопиться. Куда? Пошевелил бровями – боль прострелила виски. Лежу, смотрю бездумно вверх. Черные контуры ветвей отчетливо вырисовывались на густо-синем фоне неба, сквозь них светлели звезды. Я смотрел, не мигая, широко открытыми глазами; мне казалось, это – не звезды, а чьи-то глаза смотрят на меня, чего-то говорят, пытаются домигаться до меня, а я не слышу. Медленно закрываю глаза, мне надо отдохнуть, только чуть-чуть, приоткрыл глаз, звезды настойчиво мигают, раздражают какой-то тревогой. Чего они пристали? К миганию прибавился шепот, голову заполняют голоса

– З-а-к, З-а-к, З-а-к…

Ужас какой! Я так устал, а мне не дают покоя! Перед глазами лицо Арнелии, исчезла, смеяется карими глазами Шиара, она смотрит очень сердито, появляется печальный Рем, горькая складка кривит его губы… Да что они все теребят меня..! Постепенно туман уходит, я лежу, моргаю, вспоминаю. Бой, Томеррен, Мира… Госпожа! Что с ней! Открыл глаза. Ночь расцветала. Тянуло уже к утру. Повернул голову – то там, то сям лежат тела, порубленных мной креландцев, отовсюду тянет сырым дымом, где же Госпожа, в каком она состоянии, я должен найти ее! Вскочил, забыв про раны и, простреленный болью, упал навзничь… Из ноги и плеча, обжигая, захлюпала кровь. Встал на колени, медленно, тяжело опираясь о землю левой рукой поднялся. Шатаясь, пошел искать Миру. Вот она, там же, где я ее видел в прошлый раз. В полном тумане лежала Госпожа на голой земле. Лицо ее было совершенно спокойно, черты лица обострились и утончились. Глаза, смотрящие в одну точку без движения, неподвижно направленны в сторону леса. Я долго смотрел на девушку серьезным затуманенным взглядом, пытался восстановить в памяти все, что надо теперь сделать; это удалось мне лишь отчасти – мысли текли туго, неподатливо, многое пока еще хоронилось где-то в глубине памяти. Подхватил ее невесомое тело и перевел в сидячее положение, но голова девушки бессильно болталась туда – сюда, и спустя миг она повалилась мне на руки.

– Мира! – Попробовал я ее позвать. Никакого отклика. Оглянулся. Нужна вода и еда. С трудом дошел до середины лагеря, там, где сброшены сумки креландцев. Нашел флягу с водой, сухари, какие-то лепешки, сыр. Бутылку с виски. Прихватил пару одеял.

Я должен поднять ее и нести в сторону поселения. Упал, встал. Вернулся к Мире. На этот раз ее глаза закрыты. Приподнял ее, надо уйти от пожарища как можно дальше. Тяжело шагаю, нога подворачивается, руки дрожат, чувствую, что кровь покидает мое тело. От толчков голова Госпожи болталась, как у механической куклы. У ручья я осмотрелся, присматривая место посуше, положил Миру на землю. Очевидно, что сегодня я не смогу передвигаться. Усилие, потребовавшееся мне на то, чтобы перенести легкую, как перышко Госпожу, полностью истощило меня. Ноги задрожали и подкосились. Земля приподнялась и ринулась мне навстречу…

Очнулся. Я истекаю кровью, но еще жив.

Сердце колотилось у в меня груди, как молоток, когда я с ужасом склонился над телом Госпожи. Жива! Спит или без сознания. С трудом вороча раненным плечом, приподнял ее голову, влил в ее рот воду. Выпила. Отлично! Сам попил, пожевал сухари. Фу – есть совсем не хочется. Надо осмотреть свои повреждения.

Кровь была повсюду, стремительно вытекая из раны на ноге. Я скинул с себя куртку и зубами оторвал от нее длинный лоскут. Обернув ткань выше колена, я затянул временную повязку так туго, как только смог.

Дышать трудно, воздуху не хватает. Разорвал рукав рубашки, уже обмякший и жирный от крови. Вся правая рука и бок густо-красны. Тут же закапало на землю. Как мог перетянул жгутом. Попил. Лег рядом с Мирой, накрыл ее одеялом, обнял здоровой рукой – ей нельзя замерзать. Вот и все – я устал. От раны вверху у самой правой подмышки тянется и расползается по всему телу сухой, колючий жар. Он наполняет всю грудь и сильно туманит голову, но ноги неприятно леденеют. Жар сменяется холодом, потом снова жаром. Жгучий огонь в груди порою превращается в ледяной нож, сверлящий где-то в легком. Меня охватила апатия, и я забылся тяжелым сном…

Разбудило меня громкое, как весной, пение птиц на высоких деревьях. Через зеленую густую листву зыбко пылилась золотая россыпь солнечных лучей. Мира лежит с открытыми стеклянными глазами. У меня усилился жар.

Дал ей воды, сунул в рот сыр, она проглотила. Я лежал, источая жар, смотрел на бледное лицо жены своего лучшего друга. Терпи, терпи маленькая, он уже скоро будет здесь. Я знаю, я верю, ты дождешься. Мои мозговые волны смешались в водовороте, тело было слишком уставшим, чтобы поддерживать сознание…

…Проснувшись, я в первое мгновение не в силах был шевельнуть ни рукой, ни ногой. Меня трясет в лихорадке. Рассвет только-только начинал разгораться; облака на востоке порозовели, и звезды меркли одна за другой. С первым лучом солнца подул легкий ветерок, необычно теплый. С трудом, стуча по ее зубам горлышком фляжки, напоил Миру, сунул ей в рот еду. Сам не пью, встать у меня уже нет сил, не знаю, сколько нам придется пролежать здесь, ожидая помощи, хватит ли воды Госпоже. Мира повернулась вдруг ко мне. Словно узнав меня, она подняла голову, ее губы зашевелились, а глаза расширились, наполнившись слезами. Не знаю, сказала ли она чего-нибудь, я потерял сознание…

…Я лежал, не шевелясь, и смотрел на Госпожу, она только что попила и заснула. Кажется ее взгляд иногда проясняется, всего лишь на мгновение, но она узнает меня, чтобы опять вернуться в свою отрешенную пустоту. Скорее Рем, поторопись, я чувствую, что мне недолго осталось, я уже ухожу, уже почти ушел…Ведомый ошейником раба, он сможет найти свою Госпожу. Быстрее друг…

Предгорья медленно наполняет прозрачная дымка вечерних сумерек. Я все вижу как в тумане, наконец перестал чувствовать боль, хотя тело тоже перестал чувствовать. Не смог напоить Миру – не нашел своих рук.

Расслабленный, умиротворенный и очень счастливый, я видел все как сквозь мягкий, неясный сон.

Никогда жизнь не кажется такой прекрасной, как в то мгновение, когда прощаешься с ней. Я наполнен покоем. Мне всегда не хватало этого покоя. Я успокоился, наконец спокойно принял свою жизнь и смерть. Кончились шатания, появилась устойчивость. Все стало на свое место. Я закончил все незаконченное – отпустил и простил Арнелию, полюбил и создал новую жизнь, отомстил врагу, отдал долг другу. Все завершено. Ничто больше не имеет значения. Время замерло. В ночи образовалось мерцающее таинственное озеро, я задумчиво смотрю в него – оно становится все шире и шире, затягивает меня…

* * *

Небо прояснилось, тучи разошлись и предгорья дышали спокойствием и миром. Кругом не было ни души.

Только два человека лежали, обнявшись, около ручья. Светлая прозрачная зелень листьев возвышалась над ними, словно огромный парус – казалось, будто ветер нежно гонит земной шар по бесконечному голубому пространству мимо них, вокруг них…

Эти двое не видели, как к ним на помощь бежал небольшой отряд ардорцев. Бежали, не разбирая дороги, бежали не останавливаясь – по скалам, вдоль берегов бесконечных рек и речушек. Когда они достигли конца третьего озера, из зеленых зарослей, совсем рядом с низвергающимся в пучину водопадом, они нашли следы побоища. При их приближении тяжело с гневным клекотом вздетели вороны, недовольные, что их оторвали от пиршества. Пожарище уже давно затухло, но стойкий запах сырого дыма все еще стоял. Не задерживаясь мужчины побежали дальше, туда, куда вел их предводитель, следуя зову своей Госпожи. Страшная картина предстала из глазам. Неподвижный, залитый кровью великан обнимает маленькую девушку. Вся земля под ними красная. Девушка уютно лежит на руке здоровяка, заботливо укрыта одеялом. Видно, что ее грудь ровно вздымается – жива.

Эти двое не видели, как звал свою любовь Владыка, призывая ее душу вернуться, как мрачно блестели его темно-красные глаза, как прорезал черный рисунок его скулы.

– Мира, я твой Господин, приказываю тебе вернуться, – тякучим металом ложился его голос, его подданные преклонили колени, услышав этот голос, Владыка приказывал.

– Мира, приказываю тебе! Мира…

– Господин ты звал и я пришла, – прозвучало наконец.

– Живи, Мира, иди ко мне. Я забираю твою душу, ты в моих руках!

– Подчиняюсь, – прошелестела любовь его жизни. Никто не может отслушаться Владыку.

Эпилог

Меняясь, дул ветер то с юга, то с севера; плыло в синеватой белизне неба солнце; наступая на подол октябрю, листопадом и дождями прошуршала осень, зима наваливалась холодными ветрами. Наступил март.

Высоко над морем лежал сказочный город Осгилиан. Его купола блестят, словно сверкающие пузыри, выложенные разноцветными драгоценными камнями, свет солнца падает на многочисленные шпили и башни и отражается радужным сиянием.

– Я прям даже не знаю, думаешь так хорошо? – Задумчиво спрашивает Ариэла, скосив голову набок, чтобы лучше видеть перспективу, смотря на ажурный белый комод в углу. – Мне кажется вот если чуть вправо, будет лучше… – Девушки уже второй час решали невыполнимую задачу – как обустроить детскую для малыша Шиары. Невыполнимую, потому что все три леди имели свои, совершенно разные соображения.

– Глупости! – Мира как всегда горела новой идеей и ей не хватало времени, чтобы сформулировать мысль, – вот смотрите, вот… да… к занавескам… вон ведь рюшечки, там… – она подлетела к огромному шкафу, вцепилась в него, пытаясь сдвинуть. – Нет никак.

– Дай я, мелкая, – к ней решительно подошла Шиара, уперлась в шкаф, надула шеки, поднатужилась… – сей-час мы тебя, за-ра-зу, сдви-нем, – шкаф медленно двинулся. Этот шкаф они двигали по всей комнате уже не в первый раз, и не второй…Шиара выглядела комично, с выпученными глазами и огромным пузом. Ариэла подлетела на помощь подружке, они обе натужно сопели, упершись огромными животами и вытянутыми руками в стенку шкафа.

– Так, девочки, так, еще чуть чуть, – худенькая Мира руководила передвижением мебели, прыгая и отчаянно жестикулируя. – Поднажмем, еще поднажмем. Идет, голубчик, идет! Еще чуть-чуть…

– Упс… – Мира растерянно посмотрела на Шиару, которая в свою очередь переводила испуганный взгляд с Миры на Ариэлу. Под ней растекалась огромная лужа.

– Шиара, мне кажется, мне кажется, – потрясенно проговорила Ариэла, – это…это…

– Отошли воды… – закончила за нее Мира. – Ты рожаешь!

– Да-а-а? – Шиара задумчиво пожевала губами, – точно?

Ариэла кивнула, – ну так в книгах пишут…

Мира нервно кивнула, у нее не было достаточно опыта.

– Ты, ммм, ты что нибудь чувствуешь?

– Скорее нет, чем да, – Шиара замерла, – хотя да, чувствую, появилась боль, ой! Да, определенно появилась!

Девушки засуетились.

– Скорее ложись! – Запричитала Ариэла, – я за Ричардом!

– А я к мальчикам! – Подскочила Мира.

– Мира! – Взмолилась Шиара, – только ты поосторожнее, поккоректнее там, он так волнуется!

– Что ты, не волнуйся! Я сама корректность. Я нежненько…

Мира бежала по огромному дворцу, перепрыгивая через ступеньки, крича, – За-а-а-а-к! А-а-а! Где он! Где Зак! А-а-а! За-а-а-ак!

Да где же он! Впервые за многие месяцы ребята уговорили Зака отпустить Шиару встретиться с подружками. После драмматического рождения наследника Владыки, несколько месяцев назад, когда Мира чуть не умерла, Зак настолько испугался, смотря на переживания Рема, что не отпускал Шиару от себя ни на секунду.

Мира, задыхающаяся от быстрого бега, держа руку у бока, в котором что-то остро кололо ввалилась в комнату, где мужчины уселись с бокалами виски. Увидев Миру в таком состоянии, все испуганно вскочили, Зак резко побледнел:

– Что, ЧТО!

– Зак! Зак, здоровяк… – Мира никак не могла перевести дыхание, прислонилась к дверному косяку, тяжело переводя дух – Зак позеленел, – Зак, Шиара…Шиара, она… – Зак покачнулся, – Шиара, ох, рожает…

Ошарашенный взгляд. Несмотря на то, что его жена была беременна уже двенадцать месяцев, это все равно было неожиданной новостью. Зак зашатался, он с ужасом уставился на Миру, как будто она сказала ему, что Шиара при смерти…Прибежал Рем с четырехмесячным сыном на руках. Зак подскочил и похромал к своей любимой. С тех пор, как его, умирающего, призвал Владыка, он исцелился, но нога навсегда потеряла свою силу. Ему надо торопиться, ему надо туда, к ней, к ним…

… Через час во дворце оглушительно прозвучал раздраженный вопль младенца. Абсолютно ошарашенный от счастья и шока Зак держал новорожденную дочку на руках. Он так трясся, что едва мог стоять на ногах. Выражение безграничного счастья, граничивающего с критинизмом, никак сойти не могло с его лица. Дочка! У него дочка!

– Добро пожаловать в этот прекрасный мир, Арнелия! – как всегда чуть хрипловато, сказала счастливая Шиара.

Лукас

«Как все это описать?» С чего начать? С войны? С ужаса поражения? С победы? Лукас откинулся на стуле, тот протестующе заскрипел. Через открытое окно с улицы доносилось свежее дыхание ветра. Лукас сидел, не шевелясь, погруженный в тяжелые раздумия.

После удара Владыки по Осгилиану, всем было очевидно, что Креландия потеряла Ардор. Сорве запечатан, без свежих поставок орудий, снарядов и солдат у имперцев не было шансов на победу. Толпы креландцев кинулись к Хадгарским воротам.

Ардор свободен. Разрушенные деревни и города, многочисленные минные поля и ловушки. Им предстояла огромная работа. Но главное было сделано – Владыка спас свой народ.

Но что дальше? Лукас поджал губы. Конец ли это истории? Хотелось бы. Но все понимали, что враг не повержен. Да, отброшен назад, да, император Дарко Непобедимый получил сильный щелчок по носу. Ардор, с трудом, оставляя кровь и плоть на своем пути, умирая и агонизируя от потерь, скуля и подвывая, выполз из этой войны… Для Дарко же эта война – позорный «щелчок» и очень неприятный след на репутации.

Армадилы – камни Жизни. Самые желанные драгоценности во Внешнем мире. Креландцы побывали здесь, они увидели Армадилы, почувствовали их влияние и возжелали их еще больше. Владыка и Зак потеряли свои камни. Стали ли они от этого меньше магами, меньше любимыми? Конечно нет. Вырастут ли Армадилы у них снова? Кто знает. За всю двухтысячелетнюю историю Армадилов не было еще такого прецедента. Может, рано или поздно, на месте уродского шрама в груди мужчин, появится блестящая точка и начнет она расти и превратится со временем в благородный, сияющий Армадил.

Лукас поскреб свой камень. Никогда ардорцы не придавали своим камням такого большого значения. Да, они осознавали, не у всех вырастают камни, да, это всегда был признак магических способностей. Но обожает ли морской моллюск редчайшую в мире золотую жемчужину, что произрастает в его недрах. Лежит он на дне моря и не подозревает, какую ценность содержит он внутри себя и как блаженно желаема его жемчужина и как хочет внешний мир поймать его, вырезать ножом драгоценность, а то, что осталось, выбросить за ненадобностью. Так и ардорцы, их Армадилы – это скорее их бремя, то, что делает их привлекательными для многочисленных жадных взоров людей Внешнего мира.

Что дальше делать Ардору? Искать союзников, вступать в альянсы и, надеясь на народное движение креландцев. Начинать войну против Дарко? «Нет», Лукас покачал головой. Ардорцы не смогут. Они не воины, слишком мало магов, слишком хрупка связь между Владыкой и его народом.

Остается единственный вариант – запереться, закрыться от Внешнего мира, оборвав все связи. Хадгарские ворота уничтожены, там, где было единственное, доступное место для выхода к морю, громоздятся теперь огромные скалы, поднятые Владыкой со дна моря.

“Пусть нас ругают, пусть стыдят и презирают, но мы не можем больше сражаться, не можем сказать «нет» жизни.” Запереть Ардор, закрыться от всего мира, от страдания и грязи. И знать, что ничего не кончено. Что где-то там, за кажущейся огромной преградой, собирается черная сила, строит новые смертельные орудия, накапливает магические знания и умения, готовится уничтожить маленький, богатый Ардор.

Лукас стоял у окна своего красивого просторного дома, яркое солнце заливало комнату, слепило глаза, но Лукас не отводил взгляд, он чувствовал, что там, за огромными, синими горами, притаилось их будущее – молчаливое и невидимое, и страшное… "Недавнее прошлое – дни ужаса, крови и холодной испарины, пустота, смерти, грязь, клочья замученного бытия, беспомощность, расточительная трата сил, бесцельно уходящие жизни… – ничего нельзя забывать. Надо сохранить этот ужас в наших сердцах и быть готовыми."

Но присутствие и тепло жизни – это та драгоценность, то счастье, которое они должны удержать, то, что они с таким трудом завоевали…

Успокоится ли Дарко? Конечно нет. Он получил несметные сокровища – Армадилы двух Владык, он вывез огромное количество драгоценных камней, забил свои подвалы золотом и алмазами. Но достаточно ли этого ему? Сможет ли он жить спокойно, зная, что это только малая, ничтожно малая часть сокровищ, оставшихся в Ардоре. Конечно он алчно желает вернуться. Это теперь цель его жизни. Это мрачная тайна жизни, которая будит в нас многочисленные желания, но никогда не может их удовлетворить. Желания алчно зарождаются в человеке, но никогда не кончаются в нем. И даже если есть все, что ты вчера желал: и богатство, и успех, и любовь, и женщины, и жизнь, – то по какому-то страшному закону этого всегда, всегда ничтожно мало, и чем большим все это кажется другим, тем меньше оно на самом деле для тебя. Сможет ли Дарко остановиться? Конечно нет. Его империя будет расти, он будет съедать одно государство за другим, уничтожать один народ за другим и постоянно думать о маленьком Ардоре, так беспечно спрятавшемся за своими непроходимыми горами. А насколько эти горы непроходимы? Если понадобится, Дарко разберет Андарские горы по камешку, чтобы заполучить свою непокорную дочь и Владыку. Так уж устроен человек: по-настоящему он дорожит только тем, чем он обладал и что у него теперь отнято.

Сколько у них времени? Год или двадцать лет? Сколько времени потребуется Дарко или его сыну, чтобы найти способ взорвать Сорве, чтобы собрать огромную армию, против которой не справится даже Владыка?

Прошли сумасшедшие месяцы дикого счастья – освобождение Ардора, выздоровление Зака, появление наследника у Владыки. В памяти те дни сохранились не очень ясно и в то же время слишком ярко. Лукас помнил только ощущение неограниченного счастья. Видимо, все уже основательно успели забыть, что это такое, или просто не понимали раньше настоящее значение счастья. Настали золотые дни в Ардоре, когда весна превратилась в лето и усыпала цветами поля и долины.

К Лукасу подошла Джибона.

– Муж, любимый мой, пора идти. Сегодня празднование рождения сына Николаса. Не заставляй ждать маленького Адриана.

Она увидела слезы на глазах Лукаса. Заглянула в рабочую тетрадь мужа. Война, грядущая война неизбежна. Вздрогнула.

– Ты опять напугал меня, Лукас. Скажи, что все это неправда. Ты ведь часто говоришь что-нибудь просто так. Скажи, что это неправда. Не так, как ты здесь написал.

– Это неправда.

Она положила голову ему на плечо.

– И не может быть правдой. Не будет больше войны. Они испугались нас, они теперь оставят нас в покое.

Губы Лукаса дрогнули, но он ничего не сказал. Он пристально посмотрел Джибоне в глаза, внезапно очарованный ее красотой. Как будто раньше он не замечал, как она прекрасна, и словно впервые увидел ее фигуру, ее лицо, впервые услышал трепетный голос. Он заворожено улыбнулся.

– Да, неправда.

У Лукаса сжималось сердце, когда он говорил это. Все обстоятельства складываются так, что все они, как лучи, отраженные от вогнутого зеркала, собираются в одном зловещем фокусе, и в фокусе том очевидна она – неизбежность.

– Но мы будем готовы. Мы будем помнить и не дадим нашим детям забыть. – Помолчала, улыбнулась, – Лукас! Торопись, а то опоздаем! Тебе еще переодеваться!

У входа во дворец Николаса возвышались беломраморные колонны с золочеными капителями. По обе стороны от дверей и вдоль колонн стояли солдаты. Лукас отвел взгляд от белого великолепия дворца и вновь посмотрел на город. Нет теперь доверия. После похищения Владычицы ардорцем-рабом, в моде рубашки без воротников. Людям страшно, что они не могут теперь доверять даже друг другу.

После потери Владыки они одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти и предательства, не смели взглянуть в лицо жизни. Ардорцы осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений и напоминаний. Все: быстро проехавшая лошадь по улице, напоминание об обеде, вопрос любимой жены о фасоне платья, шарфик на шее; еще хуже, гром в небе, детский плач – болезненно раздражали рану, все их пугало, заставляло вздрагивать, поджимая уши.

«Излечимся ли мы?» Сколько раз Лукас наблюдал, как Зак подпрыгивал от любого, даже самого маленького шума, постоянно старался держать свою драгоценную жену слева от себя, готовый крушить и убивать. С каким подозрением смотрел на каждого ардорца, когда кто-то подходил в Владыке или его жене.

«В жизни ничего не проходит бесследно, – подумал Лукас, – и ничего не становится, как было. Ардорцы уже изменились навсегда.

Мы все стараемся не прислушиваться к незамолкшему еще в нашей памяти страшному, строгому хору войны, и мы с надеждой вглядываемся в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновенье открылись перед ними, дали, наполненные миром и счастьем»

В холе они встретили Зака. Люди входили во дворец и инстиктивно обходили этого страшного человека, разделяя поток гостей на две части. Все испытывали благоговейный страх перед этим легендарным ардорцем, великим воином со шрамами, сильнейшим боевым магом Ардора. Ходили слухи, что он съедал поверженных креландцев целиком, убивал их легким щелчком пальца ради удовольствия, а шрамы на теле и лице ардорца увеличивали волшебную таинственность этого человека – говорили, что он вовсе не замечает боль…Мужчины смотрели на этого воина со страхом и уважением, женщины с трепетом. Ах, Великие Создатели, как он двигается, даже несмотря на хромоту, которая только добавляет его фигуре изюминку и шарм… Сильно, ловко, молниеносно. Каждое движение Зака несет смерть.

Самые отважные осмеливались заговорить с Заком, тот вежливо отвечал, сильно нахмурившись. Одна красивая ардорка застыла в восхищении, смотря на этого героя, она понимала, что должна идти дальше, но не могла сдвинуться с места. Она никогда не видела никого мощнее и сильнее, чем этот красивый мужчина. Очевидно, все слухи о нем были правдивы. Он – настоящий убийца.

– Лукас, зараза, опаздываешь как всегда! – Низкий голос Зака заполнил весь зал.

– Привет, дружище. А где Шиара?

Огромный Зак вдруг стал выглядеть потерянным, его губы сложились в горестную гримасу:

– Я ее потерял! И вот уже две минуты не могу найти. Торчу здесь посередине этого тупого зала и вою от одиночества! – Зак выглядел таким огорченным, что Лукасу стало его жаль. Зак несчастно глядел на них, словно не верил своему горю.

На другом конце зала открылась дверь, и заверещал младенец. Зак замер в стойке и обернулся на звук. Когда в зал вошла миловидная темноволосая женщина с ребенком, одетым в розовое воздушное платьице, суровый воин расплылся в счастливой улыбке.

– Арнелия хочет к папочке.

– Она так похожа на тебя, Зак, – добавила Джибона. – Она так же хохочет, как ты, у нее твое умное, насмешливое лицо, такие же черные глаза, как у тебя, а когда Арнелии что-то не понравилось, она нахмурилась не хуже тебя.

Воин поцеловал Шиару и, взяв малышку на руки, прижал к груди. Девочка обняла его за шею и сразу притихла. Его улыбка светилась такой неприкрытой радостью, что Лукас невольно ухмыльнулся в ответ.

Внизу неожиданно раздался крик и началась суматоха.

– А ну вот и неугомонная Госпожа явилась, – проворчал Зак, уткнувшись носом в светлые волосики дочки, – только мелкая может вызвать такой переполох. Что она там, на паука наткнулась?

Шум усиливался.

– Держи его! – Мира в развивающемся белом платье неслась за шестимесячным карапузом, проворно улепетывающим от нее, передвигаясь на коленках с немыслимой скоростью.

– Даниан! Проклятье! Да прекратите падать перед ним на колени, хватайте его! Он сейчас весь испачкается. А-а-а, ловите же его! – Мира бежала, не разбирая дороги, у нее вспыхнули щеки, грозно изогнулись брови, зеленые глаза горели яростью. В гневе она сказочно хорошела.