Текст книги "Ужин с соблазнителем"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
…Звезды отражались в темной воде. Я видела их сквозь ресницы – моей голове было хорошо и покойно на плече Боба. Потом мы поднимались по крутой лестнице: мы с Бобом и человек с фонариком, шедший впереди. Дом показался большим и помпезным, как свадебный торт. Мужчина вскоре уехал на катере, оставив нас в обществе двух лохматых псов, а также большого количества кофров, сумок, чемоданов – Боб имел при себе гардероб Алена Делона или на худой конец какого-нибудь Майкла Дудикоффа. Мы сонно ужинали на круглой террасе второго этажа. Вокруг ныли голодные комары.
– То, что надо. – Боб встал и протянул мне руку. – Ближайшее жилье в тридцати километрах. Холодильники набиты под завязку. Этот хмырь с рожей бритого Распутина будет доставлять два раза в неделю хлеб и всяческую зелень. Купайся, загорай, стой на ушах, ходи по потолку и так далее. Если станет страшно или одиноко – приходи ко мне. А можно и когда весело и хорошо. – Боб распахнул передо мной какую-то дверь, щелкнул выключателем. Я увидела громадных размеров кровать и зеркало над ней. – До завтра, Чайка.
Он наклонился и поцеловал меня в губы. Я поняла, что уже совсем готова пуститься в плавание по неспокойному морю страсти, но Боб вдруг отстранился, сделал прощальный жест рукой и тихо прикрыл за собой дверь.
«Ну и хорошо, что этого не случилось, – размышляла я, приглядываясь к обстановке моей спальни. Казалось, она иллюстрировала куртуазный роман прошлого столетия, хотя, разумеется, носила на себе отпечаток нашего времени. За тяжелыми псевдогобеленовыми портьерами оказалось большое окно на Волгу, по которой шел ярко освещенный теплоход. – Но почему я считаю секс чем-то серьезным? – продолжала я нить своих мыслей. – Мне с самого начала хотелось лечь с Бобом в постель. Почему, спрашивается, я не сделала этого? Другие могут наслаждаться мгновением, я же всегда думаю о каком-то неопределенном потом». Я распахнула окно в ночь и услышала несравненный голос Элвиса Пресли. Он пел о том, что наслаждаться любовью нужно сегодня, сейчас, потому что завтра будет слишком поздно…
Я сняла одежду под звуки медленно тающей в ночи музыки, погасила свет, растянулась на кровати. Моя плоть успокоилась, даже умиротворилась. Голос Элвиса совершенно растаял в ночном воздухе, и я погрузилась в спокойный сладкий сон.
– Нравится?
Мы сидели на террасе, защищенные от солнца шелковисто струящейся на ветру тенью берез, окружавших дом. Внизу серебристо переливалась вода. Мне казалось, я слышу ее мелодичное журчание, на самом же деле оно существовало лишь в воображении – обрыв был высотой метров в пятьдесят, если не больше.
Я кивнула, не глядя на Боба. Места были воистину сказочные. Но меня с утра не покидало странное ощущение, которое я попыталась выразить словами:
– Я чувствую себя как Золушка, попавшая не на тот бал.
Лицо Боба приняло сосредоточенное выражение, но только на какую-то долю секунды. Он похлопал меня по руке и ободряюще улыбнулся.
– Пройдет. Главное, что тебе здесь нравится.
Сегодня он показался мне заметно обрюзгшим и не совсем свежим. Я почувствовала отчуждение. А еще облегчение от того, что нас ничего не связывает. Как следствие, возник вопрос: зачем в таком случае я сюда приехала?
– Послушай, Чайка, я вовсе не хочу принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. – Боб смотрел на меня серьезно, но его губы кривились в похожей на усмешку гримасе. – Я обратился за помощью к тебе по той причине, что ты отличаешься от всех тех, от кого я сделал ноги.
– За помощью? Тебе нужна помощь?
– Да. – Он явно смутился. – Помощь друга. Женщины-друга, понимаешь? Я потерялся в этом мире, спутал ориентиры. Ты будешь мне чем-то вроде маяка. – Он нахмурился. – Кстати, ты не сказала Кире Васильевне, что уехала со мной?
– Нет. Но я пообещала позвонить ей и сообщить почтовый адрес санатория, в котором мне обломилась дармовая путевка. Если ты хочешь сохранить в тайне свое…
– Хочу. – Он смотрел на меня внимательным прищуренным взглядом. – Сообщишь ей фиктивный адрес. Будешь звонить сама. Каждый день.
Я кивнула и собралась подняться из-за стола, но Боб схватил меня за руку.
– Может, все-таки спросишь, к чему такая секретность?
– Думаю, мне лучше не знать этого.
– Нет, ты должна знать. – Он отпустил мою руку, но я осталась сидеть за столом. – Я скрываюсь от жены и ее родственников. Она ужасно ревнива. Настоящая психопатка. Она была бы рада засунуть меня в дурдом.
Его лицо приняло расстроенное и озабоченное выражение. Только что передо мной сидел самоуверенный, довольный собой человек, и вот… Контраст был столь разителен, что у меня отвисла челюсть.
– Если она вдруг обнаружит нас в этом гнездышке, тебе вряд ли удастся объяснить ей, что я для тебя всего лишь маяк.
– К тебе она не станет ревновать. Она знает, что ты подруга детства и не из тех, кто отбивает чужих мужей.
– Откуда ей известно то, чего я сама не знаю?
– Она нас не обнаружит. Нет. Это нереально.
В голосе Боба не было убежденности. Я размышляла какое-то время, не стоит ли мне подхватить еще не распакованные чемоданы и вернуться домой, однако перспектива возвращения в пыльную прогретую солнцем квартиру не казалась мне заманчивой. «Всегда успею это сделать», – беззаботно подумала я и облегченно откинулась на спинку кресла.
После купания в полном одиночестве и блаженного ничегонеделания на чистейшем речном песке под лучами еще не слишком жаркого солнца я разобрала и разложила по полочкам вещи, после чего отправилась обследовать свою новую среду обитания. Она оказалась довольно обширная – гектара два поросших березами и соснами угодий за высоким глухим забором, многокомнатный с большим количеством архитектурных излишеств дом неподалеку от обрыва, укрепленного бетонными плитами, деревянный флигель с мансардой в окружении кустов сирени. Помимо этого я обнаружила бассейн овальной формы, в который, похоже, давно не набирали воду. Запустение царило повсюду. У меня создалось впечатление, что здесь долгое время никто не жил.
Потом я почувствовала голод и решила заняться приготовлением обеда. В кухне были огромная электропечь и холодильник во всю стену. До меня дошло, что когда-то поместье принадлежало какому-то крупному чиновнику от партии и использовалось как площадка для выездных пиров.
Боб был где-то в доме. Я слышала вдалеке его шаги, звук сдвигаемой мебели. Я знала, он оборудует под мастерскую большую комнату на втором этаже, которая скорее всего служила предыдущему хозяину банкетным залом.
Я положила на сковородку свиные отбивные – в морозилке их были целые штабеля, нарезала в большую миску помидоры. Я не люблю готовить и дома чаще всего обхожусь чаем с бутербродами, но в тот момент я почувствовала, что должна себя хоть чем-то занять.
Я накрыла стол на маленьком балконе, примыкавшем к кухне, и уже собралась было позвать Боба к столу, как вдруг он вошел в кухню со стороны двора, чмокнул меня в щеку и спросил:
– Что будем пить, моя хлопотливая Чайка? Предлагаю «кларет» из запасов перестроечных времен. Как выяснилось, здесь весьма разнообразный ассортимент спиртного.
Мы обедали молча, каждый занятый своими мыслями. Я почти физически ощущала преграду между нами. Никто из нас и пальцем не пошевелил, чтоб разрушить ее. Когда я собирала со стола тарелки, Боб сказал:
– Позвони маме. Скажи, что у тебя все в порядке.
Он присутствовал при разговоре, ни на секунду не спуская с меня настороженного взгляда. Когда я отключила связь и вернула ему трубку сотового телефона, спросил:
– Почему ты несколько раз сказала «не волнуйся»?
– Потому что моя мама совершенно уверена в том, что мне каждую минуту грозит со всех сторон опасность. Особенно когда я нахожусь далеко от нее.
– Тебе здесь ничего не грозит.
Я пожала плечами и занялась мытьем посуды. Этот «кларет» сделал меня абсолютно бесчувственной к чарам Боба, и он, похоже, с этим спокойно смирился.
Два дня мы прожили размеренно, без неожиданностей, встречаясь за столом и изредка где-нибудь в коридоре. Я успела подружиться с собаками, которые теперь ходили со мной купаться. Боб, мне кажется, купался под душем. По крайней мере я ни разу не видела его на пляже, хотя торчала там по нескольку часов.
Мое тело с благодарностью впитывало солнечное тепло и нежилось в прохладных струях речной воды. Оно не требовало ничего, кроме тихих радостей отдыха на природе. Разум дремал – читать и то не хотелось. За ужином мы с Бобом вяло перебрасывались несколькими ничего не значащими фразами и рано расходились по своим углам.
В то утро я сама варила себе кофе, хотя обычно этим занимался Боб. Его не было ни в доме, ни поблизости. Собаки виляли хвостами, вымогая хлеб с маслом. Я скормила им с рук уже два батона.
К полудню меня охватила тоска. Я спустилась на пляж, на ходу стащила сарафан и шлепнулась с разбегу в воду. Волга в том месте была широка и стремительна. Противоположный берег терялся в дымке зноя. Я понимала, что мне предстоит борьба с течением. В тот момент я испытывала потребность в борьбе.
Меня здорово снесло вправо. Здесь был пологий берег, поросший высокими луговыми травами. Я нашла небольшую песчаную плешку среди зарослей и с удовольствием растянулась на ней. Отсюда наш дом казался усадьбой тургеневских времен. Я с удовольствием размышляла о взаимоотношениях героев «Дворянского гнезда» и их окружения. Мир, окружавший меня с детства, казался холодным, расчетливым, лишенным романтики. Разумеется, во многом была виновата я сама, не желающая знать о том, что в конце двадцатого столетия романтизм выглядит столь же нелепо, как часы с кукушкой в компьютерном зале. Я закрыла глаза и попыталась отключить перегревшиеся от бесплодных размышлений мозги. Как ни странно, мне это удалось.
Не знаю, сколько прошло времени, но я вдруг явственно ощутила, что на меня кто-то смотрит. Прежде, чем открыть глаза, я напрягла мышцы. Это случилось инстинктивно – еще никогда мне не приходилось бывать в подобной ситуации. Когда мои веки взлетели вверх, я увидела на долю секунды лицо, обрамленное длинными – до плеч – русыми волосами, а главное – большие темно-зеленые глаза. Это все, что я успела разглядеть, потому что изображение трепыхнулось и исчезло. Я села одним рывком и успела увидеть край темного одеяния, пропавшего в густых прибрежных зарослях метрах в трех от меня. В ту же секунду я обратила внимание, что верх моего бикини сбился, обнажив грудь. Как выяснилось, здешние места были не столь уж и пустынны.
Я попыталась воссоздать в памяти лицо того, кто за мной подглядывал. Картинка была четкой, но я так и не смогла решить, к какому полу принадлежало существо в темной одежде. Похоже, у него не было пола… Абракадабра какая-то. Я направилась в заросли, не обращая внимания на колючие корни прошлогодней травы, впивавшиеся в подошвы. За камышами начинался редкий вербный лесок, за ним – чистое поле. И ни души вокруг, если не считать стрекочущей сороки. Идти дальше казалось бессмысленным. Я проделала обратный путь, споткнулась на правую ногу о корень вербы, до крови поранила палец. Я не догадалась зайти выше по течению, и меня снесло почти за километр от дома. Пришлось брести по колено в воде – здесь был обрывистый берег. Над моей головой кружились растревоженные стрижи.
– Где ты была?
У Боба был сердитый голос. Он стоял на берегу, уперев руки в бока.
– Плавала на другой берег.
– Больше не смей этого делать.
Это прозвучало уж слишком категорично.
– Почему?
– Михаил говорит, это опасно.
Только сейчас я заметила Михаила – он сидел на нижней ступеньке лестницы и смотрел на меня, затенив ладонью глаза.
– Да нет, вы меня не так поняли. – Он встал и вошел в воду, громко хлюпая высокими резиновыми сапогами. – Они бесполые, эти монахи. Ну да, постятся через день и каждый день, да еще вкалывают как лошади. У них к женщинам никакого интереса нету.
Михаил окинул меня откровенно оценивающим взглядом.
– Вы ошибаетесь, – я посмотрела на него вызывающе дерзко. – Монахи – самые сексуальные любовники. В чем я убедилась в очередной раз.
– Ты не сказал мне, что там монастырь. Почему ты не сказал мне об этом? – набросился на Михаила Боб.
– Какой там монастырь? Сплошные развалины. Там раньше одни мыши жили. Да и этот сброд вот-вот оттуда прогонят. Попомните мои слова.
– И все равно ты должен был сказать мне об этом. Тем более, если, как ты говоришь, там живет сброд. Я не хочу подвергать себя и жену опасности. У нас тут все нараспашку.
Я стала подниматься по лестнице. Я слышала уже сверху, как затарахтел мотор катера, на котором приезжал Михаил. Я стояла совершенно голая на балконе и отжимала купальник, когда почувствовала на своих плечах горячие руки. Вскрикнуть я не успела – Боб впился мне в губы.
– Ты на самом деле занималась с ними любовью? – спросил он, сжимая мои плечи.
– С настоятельницей. Мне кажется, там женская обитель. Правда, я не совсем уверена…
– Ты красивая. – Боб снова потянулся к моим губам. – И очень порочная, – добавил он прерывающимся шепотом. – Ты сама не знаешь, какая ты порочная.
Я вся трепетала. Я уже не делала попыток себя сдержать. Боб схватил меня на руки и внес в комнату. Его следующий поцелуй был скорее нежным, чем страстным, это привело меня в восторг – не люблю неуправляемых самцов, которые, как правило, быстро выдыхаются. Он бросил меня на кровать и стал целовать мое тело. Обожаю, когда мужчина долго ласкает меня, но ласка Боба затянулась сверх меры. Внезапно я подняла голову и посмотрела на потолок. Собственное тело с призывно раскинутыми ногами вызвало у меня чувство отвращения. Я отпихнула Боба и вскочила с кровати.
– В чем дело? – недоуменно и слегка виновато спросил он. – Понимаешь, у меня давно не было женщины и я… я как будто чего-то испугался.
– Не имеет значения. – Я быстро завернулась в купальный халат. – Это получилось случайно. Прости.
– Разве я не нравлюсь тебе?
– Нравишься. Но…
– Ничего не понимаю.
– Просто ты давно не живешь в России. Здесь много ненормальных. Особенно среди женщин.
Я видела в зеркале на потолке, как Боб натягивает узкие шорты, аккуратно засовывая в них свой член. В ту минуту я поняла отчетливо, что вид красивого мужского тела если и возбуждает меня, то на очень непродолжительное время. Что мне нужно вдобавок к этому кучу всякой романтической дребедени. Толком не смогу объяснить, какой именно.
– Ты в самом деле общалась с монахами?
– Я не обязана отчитываться перед тобой. К тому же я не понимаю, почему ты сказал этому Михаилу, что я – твоя жена.
– Но эти люди не в состоянии понять, что мужчину с женщиной может связывать исключительно дружба.
– Вероятно, они правы. – Я вздохнула. – Если хочешь, давай попробуем забыть о том, что только что случилось.
– Как хочешь. – Он пожал плечами. – Но мне не верится, что ты сможешь прожить так долго без мужчины.
– Это уже мое дело.
– Хотя ты уже наверняка присмотрела себе какого-нибудь патлатого жеребца.
– Разумеется.
– Женщины не понимают утонченных ласк. Вы более материальны, чем мужчины.
– Послушай, наверное, мне будет лучше уехать. Чистой дружбы между нами уже не получится. – Я старалась сдержать накипающий гнев. – Давай расстанемся по-хорошему.
– Нет! Это будет настоящая катастрофа. Да и Михаил черт знает что подумает.
– Для тебя так важно, что подумает этот нахальный хмырь? – Я искренне удивилась. – Скажи ему, что я уехала нянчить наших внуков.
– Чайка, дорогая, останься. – Боб взял меня за плечи и постарался заглянуть мне в глаза. – Делай все, что угодно. Только не уезжай.
Вечер мы провели за почти дружеским ужином. Ну да, мы оба из кожи лезли вон, чтобы показать друг другу, какие мы добрые старые друзья. Дело кончилось тем, что мы в это поверили и рассуждали на возвышенные темы чуть ли не до рассвета.
Я проснулась около полудня и сразу же отправилась на Волгу. Мощное течение подхватило меня и понесло на середину – в том месте река изгибалась, образуя излучину. Противоположный берег утопал в дымке – вообще вербы или, как их еще называют, ивы – очень романтичные деревья.
Выходя из воды, я оглянулась на наш берег. Крутой обрыв и темная зелень сосен навевали тревожные ассоциации. Словом, от противоположного берега веяло беспокойством. Здесь же, мне казалось, царил беспредельный покой.
Тропинка вывела меня в поле. Она извивалась среди цветущих поздним цветом трав, маня за собой. Скоро я увидела очертания довольно бесформенного строения, окруженного стеной. Еще до того, как я поняла, что это и есть монастырь, о котором говорил Михаил, до меня донеслись удары колокола. Он все звонил, пока я шла навстречу его звуку. Это был однообразный гул, но здесь, посреди поля, он звучал музыкой надземных сфер.
Меня всегда интересовал монастырский уклад жизни и само понятие – монашество. Мамин сводный брат, мой дядя Боря, был монахом. Он укрылся в монастыре от роковых, неразрешимых страстей. Не знаю, удалось ли ему их обуздать, смирить свою плоть и жить сугубо духовной жизнью.
Размышляя об этом, я набрела на колодезный сруб в тени старой вербы. Я забралась на развилок веток метрах в трех от земли и, укрытая лениво шелестящей листвой, стала наблюдать за тем, что делается за полуразрушенной каменной оградой.
Монахов было человек восемь-десять, не больше. Они как я поняла, ремонтировали свое жилище – двухэтажное строение с маленькими оконцами. Все до единого были в темных хламидах и с непокрытыми головами, хотя солнце пекло весьма ощутимо.
Внезапно колокол смолк. Я услышала птичий щебет. Чей-то насмешливый голос сказал:
– Как нехорошо подсматривать.
Я посмотрела вниз. Возле сруба стоял парень в драных джинсах и без майки. Он смотрел прямо мне в глаза.
Я спустилась на землю, он галантно подал мне руку. С виду был совсем мальчишкой – лет восемнадцать-девятнадцать, не больше.
– Извини. Мне нравится… Ну да, меня это умиротворяет. Я сама не знала, что меня это умиротворяет.
– Попей воды. – Он подал мне деревянный ковш, в котором плавал длинный листик ивы. Вода оказалась холодной и на редкость вкусной.
– Ты тоже один из них? – спросила я, увидев лежавшую на траве черную хламиду.
– Я сам по себе. Разве по мне не видно?
Я скользнула взглядом по его почти цыплячьей груди, на которой была наколка, изображавшая широко раскинувшего крылья орла.
– Видно. Прости, но мне пора.
– Боишься, я буду к тебе приставать? – Он протянул было ко мне руку, потом опустил ее в нерешительности. – Или, возможно, ты хочешь, чтоб я к тебе приставал?
– Я в состоянии тебя отшить, поверь.
Он рассмеялся.
– Ладно, мир, да? Меня зовут Василий. Ты из того дома, где случилось убийство?
– Какое убийство? – удивилась я.
– Понятно, если не прикидываешься. Дело в том, что менты жаждали его повесить на нас. Только у них ничего не вышло, хоть они и выдумали всякие улики.
– Слышу впервые.
– Вполне возможно. – Он неопределенно хмыкнул. – Вы купили этот дом или сняли на сезон?
– Вероятно, мы его купим. Но я бы хотела знать, что тут произошло.
– Сотников успел приватизировать и дом, и землю, хоть строили все за счет казны – об этом знают все в области. Как только он это сделал, его нашли с пулей в голове в собственной спальне. Девчонку, которая с ним была, придушили удавкой. Говорят, там на потолке зеркало, и они черт знает что выделывали. Вы с мужем спите в этой спальне?
Я ощутила, как по моей спине пробежал холодок.
– Я сплю в гамаке под сосной. У меня клаустрофобия, – пробормотала я.
– Вас там много народу?
Василий смотрел на меня оценивающе и не без интереса.
– Сегодня утром прилетел «Боинг» с телохранителями. Все чемпионы по восточным единоборствам и первоклассные снайперы.
Он улыбнулся одними губами.
– У тебя нормально с юмором. Люблю таких людей. Эти, – парень махнул в сторону монастыря, – сидят на постной пище, и все их извилины давно выпрямились.
– А ты ешь скоромное?
– Иногда. Когда совсем невмоготу становится. Правда, от скоромной пищи хочется бабу, а здесь их сыскать не так уж и просто. Ну а мужики у нас хмурые и без фантазии. Словом, настоящий дурдом.
– Разве тебя тут насильно держат? Я всегда считала, что это добровольно.
Василий громко свистнул и с опаской покосился в сторону монастыря.
– Мне некуда идти. Разве ты в дружки возьмешь. У тебя старый муж?
Я собралась было сказать ему гадость, как он вдруг приложил палец к губам. Я услыхала шаги. Со стороны луга появился монах. Я сразу узнала в нем вчерашнего незнакомца, пожелавшего остаться неизвестным.
– Эта русалка пришла исповедаться и получить мое благословение. – Я видела, как у Василия забегали глаза. – Знакомьтесь: Глеб – девушка в красном бикини и с волосами цвета дикого меда. Ай-яй-яй, как жаль, что вы их обрезали в знак смирения и ухода от мирской суеты.
Этот монах, Глеб, смотрел мимо меня, хотя, я уверена, ему очень хотелось разглядеть меня – у меня чутье на подобные вещи.
Я тоже не стала злоупотреблять своим взглядом. Он был красив, этот Глеб. Той красотой, которая смогла бы смутить мой покой, если бы мы познакомились при других обстоятельствах.
Тут я вспомнила, что на мне, можно сказать, нет ничего, и ощутила настоящий стыд.
– Мне пора, – сказала я и почему-то стала пятиться.
– Я провожу вас, Ундина.
Это сказал Василий.
– Нет. – У Глеба оказался глуховатый баритон. У меня создалось впечатление, будто что-то мешает ему говорить. – Мы должны идти на огород. Так сказал отец Афанасий.
– А, плевать я хотел на этого деда. Дочь моя, куда же вы? Я еще не успел отпустить вам самый главный грех.
– Не заводись, Василий, сам потом пожалеешь.
– Да, да, конечно, монсеньор. Приходите, дочь моя, в другой раз. Когда моя совесть, то есть святой Глеб, будет спать.
Снова загудел колокол. Я шла под жарким солнцем, ощущая затылком равномерные толчки горячего воздуха от его ударов. Я обернулась посередине луга. Василий и Глеб шли вдоль монастырской стены. Они были в хламидах и простоволосые. Глеб шел вторым. Он оглянулся, но не на меня, а так, вокруг. И вдруг ускорил шаги.
– Во флигеле полно мышей. И вообще там раньше прислуга жила. Ты что, на самом деле боишься, что я могу тебя изнасиловать?
Он произнес это слово с особым вкусом и почти по слогам. Почему-то показалось, будто Боб представил себя в роли страдательного лица.
– Береженого Бог бережет. Да и мой двойник на потолке так громко храпит.
Я решила не говорить Бобу о том, что познакомилась с монахами. Соответственно и о рассказе Василия. Во флигеле были низкие обитые вагонкой потолки и такие же стены. И никаких зеркал с кровавым прошлым.
– Ладно, поступай как знаешь, – Боб нахмурился. – Прислуга, я думаю, тоже бегала тайком к монахам. Разумеется, это шутка. – Боб улыбнулся мне примирительно. – Я бы и сам к ним сбегал, кабы не эта чертова каторга. Ну да, наверняка где-то поблизости есть и женский монастырь, верно? Слушай, у меня идея: а что если нам смотаться на тот берег на пару? Я так давно не сидел на веслах. Помнишь, когда-то я учил вас с Нонкой грести? Сколько же вам тогда было?.. Лет по одиннадцать-двенадцать, не больше. Ты была так похожа на мальчика, и я называл тебя моим пажем. – Боб вздохнул и отвернулся. – Вернуть бы те времена… – едва слышно пробормотал он.
Я сидела лицом к солнцу, нижний край которого только что коснулся линии горизонта, и сладко щурилась. От воды тянуло прохладой и илом, в ивах щелкал соловей. Боб греб сильными рывками. Он то и дело улыбался и показывал мне язык. В тот вечер он казался необычайно оживленным.
– Разведем на берегу костер, испечем картошки. Ты позвонишь маме и скажешь, что у тебя все в порядке. У тебя все в порядке, верно, Чайка?
Он вдруг поднял правую ногу и положил ее мне на колени. Я была в джинсах и рубашке с длинным рукавом – комары в тех краях просто свирепые. Я непроизвольно двинула коленкой и сбросила его ногу. Он громко рассмеялся.
– Недотрога. Ох, как же ты нравишься мне, Чайка. А известно ли тебе, что многие бабы из моего далеко не плебейского окружения отдали бы большие деньги за то, чтобы очутиться со мной в одной лодке?
– Знаю. Считай, в ней, кроме нас, сидит еще и твоя Франсуаза.
Он наклонился и брызнул в меня водой.
– Злюка. Уж лучше мы посадим в нее монаха, к которому ты каждый день плаваешь на свидание.
– Я плаваю каждый день к разным. Тебе придется нанять баржу.
– Я бы очень хотел, чтоб у нас завязались романтические отношения. Ты меня здорово возбуждаешь.
Боб сказал это на полном серьезе и с обольстительной интонацией в голосе, на которую я невольно среагировала. Боб замечательно смотрелся на фоне волжского заката.
– Мы же с тобой решили лелеять культ чистой дружбы, – не слишком уверенно сказала я.
– Брось, Чайка. Ни одна душа в мире не догадается о том, что было между нами. Если захочешь, потом мы сами забудем, разлетимся в разные стороны. Я не собираюсь вынуждать тебя хранить мне верность.
– А если я сама захочу ее хранить?
– Не притворяйся. Ты такая сексуальная женщина. Верность – это не только скука, а еще и самая гнусная ложь на свете.
Я была в корне не согласна с Бобом, хоть и успела испытать на собственной шкуре боль, которую причиняет максимализм в любви. Увы, он так же неизлечим, как и СПИД.
– Чайка, не будь занудой. – Нос лодки ткнулся в прибрежный ил. Боб достал из-под сиденья корзинку с едой и пивом, встал, галантно протянул мне руку. – Ты ведь сама хочешь попробовать еще раз, верно?
Мы долго плавали нагишом в теплой воде. Над нами синел огромный усеянный звездами купол, в зарослях почмокивали соловьи. Прикосновения Боба были нежными и ненавязчивыми…
– Давно я никого так не хотел… Господи, как здорово. Ты удивительная. Чайка, дорогая, как хорошо, что я догадался позвонить тебе.
Моя голова была пустой и необыкновенно легкой. В Бобе было то, что я так давно и напрасно искала в мужчинах – он умел отдаваться ласке. Именно отдаваться, а не брать, как это делают грубые и даже не очень грубые самцы. Боб вел себя как настоящий мужчина, но мне казалось, что какая-то часть его существа растворяется вместе со мной в ласке.
– А ты не хотела. Мы бы так много потеряли…
Я наконец стала выходить из воды, намереваясь одеться. В это время в костре громко треснуло, в воздух устремился целый фейерверк ярких искр. Мне показалось, что мои глаза встретились с глазами какого-то человека, стоявшего на берегу. Я не разглядела, кто это был – искры потухли, и ночь сразу показалась еще темней. Я услышала торопливые шаги, удалявшиеся в сторону зарослей. Мне стало стыдно своей наготы, и я поспешила натянуть джинсы и рубашку. Странно, но я не испытывала к Бобу особой нежности – обычно я так и липну к тому, с кем занимаюсь любовью. Дурацкая привычка анализировать все на свете и раньше здорово портила мне существование. Вместо того, чтоб наслаждаться соловьиной ночью в компании почти идеального мужчины, я ломала голову над тем, к чему может привести наш роман.
Одно я знала безусловно: мне не хотелось быть возле Боба каждую минуту. Мне в тот момент хотелось расстаться с ним как можно скорей. И это вопреки тому, что всего несколько минут назад мне было с ним волшебно хорошо.
Когда мы переправлялись домой, сытые, осоловевшие и здорово покусанные комарами, Боб неожиданно сказал:
– А небо такое, словно исполнилась чья-то мечта о счастье. Чайка, как ты представляешь себе счастье?
– Чтобы дух и плоть были заодно. Но это, уверена, из области ненаучной фантастики.
– Меня тоже гнетет этот вечный разлад между душой и телом. Неужели это удел всех русских? Признаться, я не слыхал, чтоб те же американцы всерьез задумывались над этой проблемой. – Он вздохнул. – Но почему мы в каждом нашем движении, в каждом порыве должны усматривать какой-то особенный – высший – смысл? Ведь вокруг нас царит настоящий хаос. Или ты веришь в то, что без ведома Творца даже волос с головы не упадет? Скажи, Чайка, ты веришь в это?
Я пожала плечами. Если честно, мне очень хотелось в это верить. Сейчас как никогда.
Я услыхала сквозь сон, как злобно залаяли собаки, вскочила и завернулась в купальный халат.
Василий стоял возле лестницы, ведущей на веранду со стороны обрыва. Он был в рваных джинсах и майке без рукавов. Казалось, ему было совершенно наплевать на мечущихся вокруг него разъяренных собак.
– Привет, – сказал он и улыбнулся мне во весь рот. – Ну и долго же вы дрыхнете. Хозяин далеко?
Я обратила внимание на то, что он держал пластмассовый пакет с изображением Алексис из «Династии». Там, судя по очертаниям, лежала его монашеская хламида. На тощей шее Василия нелепо болтался большой желтый крест на обыкновенной веревке.
– Он… занят, – сказала я, потуже запахиваясь в халат.
– Хотел бы я знать – чем? – Василий смотрел на меня дерзко. – Правда, я бы тоже не сидел сложа руки и все остальное, если бы возле меня оказалась такая сексапильная деваха.
– Что тебе нужно? – не слишком любезно осведомилась я.
– Я хотел спросить, не нужно ли чего вам. Готов предоставить самый широкий ассортимент услуг.
В этот момент появился Боб. Он был в бейсболке и пестрых трикотажных шортах. Словно гулял по набережной где-нибудь в Гонолулу или Малибу.
– Наше с кисточкой. – Василий отвесил глубокий поклон. – Мы с вашей женой давнишние друзья.
– Кто этот человек, Лора?
Боб изобразил на своем красивом холеном лице некое подобие барского презрения.
– Наверное, монах. – Я пожала плечами. – Он пока не соизволил представиться.
– Но ведь мы с тобой познакомились еще вчера. И ты пригласила меня в гости.
– Это правда, Лора? – тоном ревнивого супруга спросил Боб.
– Какая тебе разница? Впрочем, разбирайтесь тут сами. Я пошла спать.
– Постой. – Боб схватил меня за локоть. – Ты на самом деле знакома с этим человеком?
Боб смотрел на меня укоризненно и с любопытством.
– Предположим. Но я не собиралась звать его в гости. Он все выдумал.
– Ясно. – Боб произнес это таким тоном, словно знал безошибочно, что мы с Василием любовники. – И что вы от нас хотите, молодой человек?
– Я пришел предложить свои услуги. Очень недорого. Дешевле, чем это стоит на самом деле.
– Что вы умеете делать?
Мне показалось, Боб спросил это не без интереса.
– Все, что угодно… – Василий озорно стрельнул глазами в мою сторону и даже подмигнул мне. – Я монах по необходимости, а не по призванию. К тому же у меня нет никаких комплексов.
У меня руки чесались заехать Василию по морде. Я с трудом сдержала себя. Между тем Боб повел себя более чем странно.
– Хорошо, – сказал он. – Пошли со мной в дом. Тут есть одно дело. Лора, может, сваришь нам кофе?
Они появились на кухне минут через пятнадцать.
– Василий поможет мне сколачивать рамы. У меня в спальне просела дверь. Этот Михаил такой лодырь, – говорил он, не глядя в мою сторону.
